Смерти_нет

Глава 1

Листва ржавела пятнами, будто разъедаемая изнутри неизвестной кислотой. Роберт возвращался из школы. Не торопился. Поднимал глаза, ища в небе птиц. Ребята говорили, что теперь, когда их истребили для предотвращения эпидемии, увидеть хоть одну – к счастью.

Попавшая под ноги поздняя слива неуклюже отпрыгнула и грузно покатилась по асфальту. Ее сестры лежали поодаль, за оградой, стыдливо прятали в прелой траве свои перезрелые мягкие бока. Желтое солнце, как простывший блин, нехотя отдавало земле остатки тепла, но этого было довольно, чтобы снять куртку и идти в пиджаке.

Путь Роберта лежал вдоль кислородной зоны – огороженного технического парка площадью около гектара, где деревья росли близко, образовывая практически непроходимую чащу, сплетаясь ветвями в исполинский купол. Сливе повезло расти с краю. Её рука, протянутая над тротуаром, собирала детей из близлежащих дворов.

Технические парки – легкие мегаполиса – служили для обогащения воздуха кислородом; в целях экономии пространства их делали очень плотными. С вертолета – идеально квадратные зеленые острова на шипованной антеннами каменной шкуре земли – глаза измученной природы, затянутой железо-бетонной паутиной цивилизации.

В технических парках жили белки. Самые любопытные и обнаглевшие вылезали за ограду и шныряли по асфальту. Роберт иногда кормил их с рук орешками или семечками, приобретенными в школьном буфете.

Из зеленого облака кислородной зоны поднималась, утыкаясь в небо, находящаяся за нею восьмисотметровая "мервецкая башня", как называли её мальчишки, – гигантская передающая станция Смертинета. Она транслировала виртуальное жилое пространство для граждан, вынужденных после гибели их биологических тел продолжать существование в цифровом формате.

Смертинет – единая динамическая информационная сеть для всех умерших, загрузив сознание в которую, человек продолжает испытывать те же ощущения, что и при жизни. Вкус любимой пищи, зрительные образы, ветер на коже, купание, экстремальные аттракционы, плотская любовь и даже алкогольное опьянение – все возможные переживания индивида фиксируются на электронной мозговой карте и после загрузки личности в систему продолжают радовать своего обладателя...

Смертинет позволяет не прекращать общение с родственниками и друзьями: умерший может являться им в виде привлекательной голограммы.

За все время его существования виртуальное население Смертинета превысило миллиард человек.

Разумеется, пребывание в этом своеобразном цифровом раю полагалось оплачивать. Роберт знал это, потому что мама регулярно отправляла электронные платежи "за бабушку с дедушкой", которые уже почти пять лет обитали в эконом-сегменте Смертинета. Те, кто не желал отягощать собою родных, начинали копить заблаговременно.

Серо-золотой осенний день располагал к тому, чтобы неспешно бродить по улицам. Роберт, будучи школьником, у которого кончились уроки, мог позволить себе подобную роскошь.

Время – самый ценный ресурс современного человека. Внутри смертинета каждая секунда земной жизни, потраченная с удовольствием, превращается в захватывающее приключение. Сеть бережно сохраняет положительный чувственный опыт индивида, чтобы сгенерировать для него вечную жизнь, полную радости...

Сухой лист с тихим скрипом полз по тротуару – маленькая золотистая черепаха. Роберт подобрал его и положил на ладонь. Шершавый, хрупкий, с загнутыми краями. Роберт

сможет собирать листья даже когда умрет. Рецепторы его кожи запомнят, а смертинет в точности воспроизведет это ощущение – лист на ладони – когда-нибудь много лет спустя.

Роберту только шестнадцать. Ему рано было бы думать о смерти, если бы не необходимость готовиться к вечной жизни. Каждый день после школы он ходил собирать впечатления. Наполнять ими свой мозг как корзину, чтобы однажды забрать их все с собой. В смертинет.

- Опять будешь мой товар обнюхивать? - дежурно проворчала продавщица киоска "Букеты"; она уже свыклась со странностью Роберта и не гоняла его.

- Я хочу знать, как пахнут все цветы на свете, чтобы прогуливаться в прекрасном саду, когда буду мертвым, - серьезно ответил парень.

Он подолгу рассматривал розы, похожие на поцелуи, белые, нежно-кремовые, персиковые, розовые, алые; Роберту нравилось, что хозяйка расставляла их в витрине по цветам - от светлых к более ярким; он любовался изящными чашами лилий и гладиолусов, заглядывал в заплаканные глаза хризантем и в разверстые клювики орхидей. Роберт торопился впитать в себя побольше красоты: никто ведь не знает, когда ему суждено покинуть этот дивный мир, а чтобы сделать своё пребывание в смертинете увлекательным нужно иметь большой банк данных.

После цветочного киоска Роберт отправлялся в торговый центр "Новый Свет". Двадцать этажей торговых площадей, каждый - примерно гектар. Изобилие!

Под липкими взглядами одинаковых голографических охранников в пиджаках, Роберт проскальзывал от витрины к витрине, населяя свое сознание образами дорогих вещей. Кое-что удавалось даже потрогать - украсть бесценное тактильное ощущение - бросить монетку в свою информационную копилку. Охранники плавали над полом; носы их ботинок, конечно, всегда зеркально сверкали; они могли передвигаться бесшумно и практически с любой скоростью: это была одна из немногих профессий, доступных умершим; трудоустроенные граждане в смертинете пользовались особым почетом и, главное, они самостоятельно оплачивали своё содержание в системе.

Профессии телефонного оператора, онлайн консультанта, уличного рекламного агента, консьержа и прочие, не требующие большого количества физических контактов с материальным миром, давно уже были отданы на откуп бестелесным.

На скоростном лифте Роберт поднимался на самый последний ярус торгового комплекса - крытую стеклом веранду, где находился фудкорт. Здесь ему приходилось тратить некоторую часть карманных денег - он пробовал каждый день что-нибудь новенькое... Родителям, разумеется, об этом не сообщалось - пусть думают, что сын покупает стандартный школьный обед - не обязательно им знать, с каким прилежанием он готовится к своей смерти; это может их огорчить, в шестнадцать логичнее строить планы на грядущую жизнь... Роберт ни с кем не обсуждал своих традиционных прогулок "за впечатлениями", и по тому не знал, один ли он такой, или есть в городе ещё странные мальчики и девочки, ни на секунду не забывающие о том, что рано или поздно они окажутся в смертинете...

Глава 2

У Роберта были зеленые глаза с горчичным ободком вокруг радужки и волосы цвета мокрого сена. Он напоминал дождливый летний день: когда он смотрел прямо в лицо, казалось, начинает моросить.

В школе Роберт учился неплохо, но без особой охоты. Поля всех его тетрадей плотно затягивало причудливыми карандашными узорами. Многие люди, когда волнуются или скучают, стремятся чем-нибудь занять руки - одни теребят пуговицы, другие - колупают ногти, третьи идут дальше и приобретают себе брелки или четки, а Роберт - рисовал. В любой непонятной ситуации он брал в руки пишущий инструмент. И всё, на что падал его взгляд: салфетки, чеки, бумажные пакеты, деревянные линейки, любые предметы, в которые могли вонзить свой клюв карандаш или ручка - всё становилось маленькими и большими окошками в робертовы удивительные миры.

Кирилл завидовал даже этим случайным скороспелым рисункам. Он пытался повторять за Робертом, и тоже расписывал во время занятий поля тетрадей, уголки учебников, принадлежности из пенала. Однако, как назло, выходило у него и вполовину не так мило, как у его товарища, да вдобавок Кирилл постоянно ловил замечания на уроках.

- Опять отвлекаешься, не думай, я всё вижу. Сейчас алгебра, а не рисование. Тебе занятий в студии мало?

Роберт-то рисовал легко, по наитию, не занимая этим мыслей. Он мог спокойно повторить последнюю фразу преподавателя, если тот ловил его и спрашивал. Он мог решить задачу по объясняемому материалу. Рисование не мешало ему думать и воспринимать, а наоборот - помогало. Как Эйнштейну - игра на скрипке.

Кирилл часто увязывался за Робертом и пытался разделить его странные увлечения. Как будто хотел надышаться рядом с ним непостижимым воздухом таланта. Роберт не гнал одноклассника из своей жизни, но принимал в неё без особого радушия. Когда испытывал необходимость остаться в одиночестве, говорил Кириллу об этом прямо - к счастью, тот понимал.

Они ходили вместе и в студию, и на волейбол, и на вечеринки. Дважды Роберт брал товарища с собой на могилу своего любимого пса - немецкой овчарки Графа. Это можно было считать переходом на новый уровень доверия.

- Жаль, что нет смертинета для собак. Некоторые псы вполне заслуживают того, чтобы жить вечно.

- Почему?

- Они почти как люди. Граф был удивительной собакой. Он имел силу воли. Понимаешь, Кирилл, как человек? Его воспитывали кинологи, и молодым он служил на границе. Без приказа своего хозяина Граф и еду не брал. Вот представь, лежит перед ним кусок мяса, он голоден, по всему видно, и впиться в этот кусок он жаждет всей своей собачьей сутью, у него аж слезы из глаз, но нет - не берет. Пока хозяин не скажет - ешь, Граф, можно. Это ещё не всё. Когда он появился у нас, я маленький совсем был, четыре года. Я мало что понимал тогда, я кайфовал, усаживаясь на Графа верхом и выкручивая ему уши. Ты знаешь, Кирилл, как овчаркам больно, когда их треплют за уши? И вот представь... Он меня ни разу не укусил, даже не рыкнул ни разу. Понимал - ребенок - беззащитное существо играется - трогать его нельзя. Когда Граф появился у нас, он уже старый был, на своей, так сказать, собачьей пенсии... Он прожил у нас десять лет, под конец жизни стал совсем больной, собаки, они ведь, знаешь, в старости совсем как люди болеют, у Графа случился инсульт, он встал после него, но ходил плохо, и глаз у него один постоянно как будто подмигивал, есть не мог, рвало его, словом, мучился пес, и отец принял решение пристрелить его; я сначала очень расстраивался, но мне объяснили, что так лучше будет в первую очередь для самого Графа; я не видел, как всё случилось, я только слышал выстрел, но когда отец вошел потом, на глазах у него были слезы; он сказал, что Граф понял всё: куда его ведут и зачем - совсем как человек! - и когда с него сняли ошейник, он сам встал грудью, чтобы хозяин пристрелил его.

Кирилл покивал из вежливости - дескать, какая трогательная история. Могила овчарки представляла собой небольшой холмик среди мусорных куч, украшенный венком из роз, сделанных из разрезанных пластиковых бутылок и покрытых акриловой краской. Это был прощальный подарок от Роберта.

Маргарита, Марина и ещё две или три девчонки собирались иногда за столиком в ресторанном дворике "Нового Света". Они с горем пополам втягивали в себя через цветные трубочки густые, как сметана, молочные коктейли, списывали друг у друга домашнее задание, слушали музыку, передавая по кругу наушники, сплетничали, смеялись. Любому юноше, рискнувшему приблизиться к этому шабашу фей, грозил обильный град колких метких кокетливых насмешек - под таким не устоишь - раскраснеешься, побежишь и с облегчением спрячешься под родной уютной крышей мужской компании.

Мальчишки собирались своей стайкой. Сидели на стадионе, прямо на искусственной траве, напоминающей старый ворсистый ковер, или в пластиковых креслах для болельщиков, зависали по домам, играя в игры-бродилки-стрелялки, ходили глазеть на кинжалы и пистолеты в бутик декоративного оружия. Иногда, если удавалось достать денег, и выпадала на долю мальчишеской ватаги большая удача, прятались в глубоких серых дворах между небоскребами и пили пиво. Как бы настойчиво взрослые не пытались уберечь молодое поколение от употребления спиртных напитков, какие бы системы защиты ни изобретали, мальчишки всегда окажутся хитрее и придумают, как купить пиво. На то они и мальчишки. А пиво им, в их цветочном возрасте, кажется признаком мужественности и потому оно для них - непреодолимый соблазн.

Пива всегда было мало, и оно всегда было золотое, в переносном и в прямом смысле; стеклянную бутылку бережно передавали по кругу, как священный Грааль, по очереди прикладываясь к холодному скользкому горлышку. От нескольких торопливых глотков наступало опьянение, быстро проходящее, свежее, детское - как будто мир на пару минут становился более ярким, более четко прорисованным - точно лес после дождя. Роберт радостно вращал головой, стараясь ничего не упустить, успеть взглянуть через призму своего нового необычного состояния на все окружающие предметы, на лица товарищей, на сливочный коктейль облаков что плескался на дне бетонного стакана соседних небоскребов... Вслед за этой первой яркостью-ясностью мира являлась тяжесть в голове, лень мыслей, блаженная усталость, от которой хотелось опрокинуться спиной на лавку и смотреть в прозрачность осеннего воздуха без птиц, в стальное спокойствие окон верхних этажей...