Смерть мелкого гаденыша - 2

Часть вторая: Вопрос процентов

— При чем здесь «Озиада»? — возразила Отси. — «Озиада» — это всего лишь красочная поэма, романтический перепев более древних и жестоких преданий. Народная память гораздо вернее передает события, чем какой-то там рифмоплет. А в народной памяти
зло всегда предшествовало добру.
— Правда? — заинтересовался Иго.
— Конечно, — оживилась Отси, довольная, что может показать свою образованность. — Взять,
например, детские сказки, которые начинаются так: «В одном темном, дремучем лесу жила-была злая колдунья» или «Пошел однажды черт на прогулку и встретился с мальчиком». Для народа, который слагает и передает эти сказки из поколения в поколение, никогда не возникает вопрос: откуда берется зло? Оно было всегда. Из сказок мы не узнаем, как колдунья стала злой, что подтолкнуло ее на дурной путь и была ли она когда-нибудь доброй. Мучается ли черт оттого, что зол, или тогда бы он не был чертом? Это по меньшей мере вопрос понятий.
Грегори Магвайр, «Злая»

Предисловие

Пока для того, кто действует с осторожностью и терпением, время и
обстоятельства складываются благоприятно, он процветает, но стоит
времени и обстоятельствам перемениться, как процветанию его
приходит конец, ибо он не переменил своего образа действий…
осторожный государь, когда настает время применить натиск, не умеет
этого сделать и оттого гибнет, а если бы его характер менялся в лад с
временем и обстоятельствами, благополучие его было бы постоянно.
Никколо Макиавелли

— Спасибо за сопровождение, — сказала она через плечо и улыбнулась, хотя ее тон скорее подошел бы словам «что б ты сдох». — Господи, у меня еще с утра было хорошее настроение!
Тяжелая дверь захлопнулась за ее спиной. Но, по крайней мере, неприятная поездка окончилась — и то счастье. Девушка сдернула с запястья резинку и забрала волосы, чтобы беспрепятственно надеть через голову пластиковый фартук, принялась стаскивать с рук красные кожаные перчатки… Успела только одну.
Губы округлились, готовые спросить: что? Но так и остались немы. Ничего страшного не происходило: просто к первой девушке приближалась вторая, мускулистая брюнетка с короткой стрижкой, позвякивая связкой ключей в поднятой руке, точно дразнила собаку.
Звон разносился по огромному темному помещению гулом.
— Я предпочла бы, чтобы при моем появлении начинала играть «Rainbow High» Мадонны, — первая девушка сжала ладонь и снова раскрыла, намекая: давай ключи сюда. — Я оставила их тебе для сохранности, а не для игр, Регина.
В последний раз звякнув, ключи подлетели в воздух. Поймать их оказалось непросто, но все же возможно. Вещь возвратилась к хозяйке.
— И я же сказала, не трогайте мое рабочее место, если не в курсе, что такое мышьяк.
Регина равнодушно пожала плечами.
— Я ничего и не трогала. Больно надо. А вот Юджин, полагаю, в курсе и про мышьяк и про все остальное. — Она ткнула большим пальцем себе за спину, и ее собеседница ахнула.
В серо-черной гамме лаборатории ярким лепестком выделялась красная обложка книги. В руках, как Регина и сказала, Юджина.
— Будь у меня на блузке рукава, я бы их закатала, — пробормотала себе под нос первая девушка и решительным шагом направилась в гущу рабочих. — Эй, ты! Да, ты! Верни мне книгу сейчас же!
Они столкнулись с Юджином почти нос к носу — насколько это было возможно при их разнице в росте. Девушка тотчас вцепилась в книгу, которую он держал в руках.
— Ты не имеешь права на это без моего разрешения!
Секунду они просто стояли друг напротив друга, глядя так, точно виделись впервые, но пальцы девушки соскользнули с гладкого переплета, когда Юджин потянул томик на себя.
— У меня есть разрешение на все, что я сочту нужным. — Он поднял руку с книгой. — Цитируя твои же слова: and ask no leave of thee*.
Собеседница показала ему средний палец, запаянный в красную кожу перчатки, и отвернулась, пряча усмешку.
— Хитрый мерзавец.
Рядом, у стены, шевельнулась тень — за сценой пристально наблюдала красавица с рыжими волосами такой ослепительной яркости, что не оставалось сомнений: она тщательно следит, как они покрашены. Пусть вокруг бушует настоящий ад, эта леди не наплюет на свою прическу.
— Забавно, что случается в жизни, а?
— О да, Фрэнки, подходи, не стесняйся, грубости я раздаю бесплатно. Хочешь порцию?
— Да ладно, просто поражаюсь финтам судьбы. Я вроде слышала, он был твоим парнем. Когда-то.
— Отлепись от стены и вернись к своим обязанностям, тогда как я вернусь к своим.
Они шли в разные стороны и, разумеется, на полпути столкнулись плечами.
— Готова поклясться, сейчас ты мечтаешь быть на моем месте. — Прошипела Фрэнки, наклонившись с высоты своего поистине топ-модельного роста.
— Отвечу, не чтобы тебе польстить… Но — да. Чертовски мечтаю.
Хотела бы она, чтобы ее слова оказались ложью. Хотела бы она, чтобы правда звучала хоть чуточку более обнадеживающе.
Но… да, у нее были неотложные дела прямо сейчас.
Когда она спускалась к себе, хвост, охваченный алой резинкой, подпрыгивал при каждом шаге со ступеньки на ступеньку.

___________
* “И ни у кого не прошу разрешения”, слова из баллады “Тэм Лин”, конкретно тут я перепечатывала из переложения Broadside Electric.

Глава 1. Savior complex

— Но иногда спасение бывает хуже смерти, — сказала княгиня.
Грегори Магвайр, «Ведьма»

Проспер разбил топориком окно и замер, прислушиваясь. Две девушки за его спиной, с пистолетами наизготовку, огляделись по сторонам. Чисто. Хорошее место, возможно: мертвяков мало, парочку они прикончили в пути, но видели и несколько упокоенных трупов, разлагающихся на дороге. Осень перетекала в зиму, ходячие двигались неохотно, сонно. Добивать их стало намного проще. Что, впрочем, не значило, что отогревшиеся в помещении мертвяки будут так же медлительны.
Откуда постоянно берется это неисчислимое количество ходячих? Чарити подмечала, что не все они уже порядочно подгнили, есть и посвежее. Вывод напрашивался простой: просто сперва выжило довольно много людей. И потом, так или иначе, они принялись умирать. Потом еще, конечно, сбиваться в толпы — стада, как называли их в группе Рика — и мигрировать, точно животные. Это означало, что, по сути, все будущее теперь будет состоять из попыток перерезать все остальное население страны. Да что там — континента. Очень вдохновляюще, как по мне, ехидно резюмировал внутренний голос, пока Чарити оглядывала пустынную улицу.
— Ну, с Божьей помощью, — шепнул Проспер, очистив подоконник от стекла и ухватясь рукой за раму. Легко, как леопард, он впрыгнул внутрь, приземлившись почти бесшумно: только осколки хрустнули под подошвами ботинок. Две девушки, куда более осторожно, последовали за ним.
В заброшенном супермаркете воняло плесенью, но Чарити запах напомнил старый дешевый бассейн, куда она ходила в Сенойе, и оттого ей стало только спокойней. Живых людей в пыльном помещении точно быть не могло, толстый слой пыли лежал на полу, нетронутый, точно невесомый ковер. У кассы Чарити сорвала со стеллажа упаковку батареек, вскрыла ногтями запечатанный в пластик дешевый фонарик, и через минуту их компания обзавелась маленьким источником света.
Шаря лучом перед собой, Чарити отправилась исследовать местность. Бьянка с пистолетом и Проспер с взятым наизготовку пожарным топориком следовали за нею.
Мертвяк в помещении обнаружился только один: сидел, ослабевший, полуразложившийся, приткнувшись спиной к опустошенному холодильнику. Рядом гнили кочерыжки и ботва.
Он из таких же, как они, путников, догадалась Чарити, пока почерневшая рука тянулась к ней, хватая лишь воздух. Казалось, этому мертвецу поистине не хватало жажды жизни, как бы ни звучал этот каламбур. Он точно не мог решить, стоит ли ему на кого-то охотиться или нет.
— Тебе что, в рот надо положить, братец? — Проспер успел засучить рукава легкой осенней куртки, пока девушки стояли рядом, рассматривая вялого мертвяка. — Не лучше ли будет тебе окончательно упокоиться?
Проспер размахнулся топором и раскроил трупу череп.
— …с миром.
Бьянка уже шарила по полупустым полкам. Конечно, после предыдущих охотников за сокровищами, их группке досталось немного: пара консервных банок поплоше, упаковка мармелада такого твердого, что им можно было убить птицу из рогатки, да бесполезная ерунда вроде кетчупа. Воды не нашлось вовсе. Но, при том, рядом, в корзинке под вывеской «Сезонная скидка!» лежали шорты и футболки. Чарити взяла одну, встряхнула от пыли, и улыбнулась.
— А-а, всегда мечтала. Зайти в супермаркет и набрать тележку вещей, не думая, что сколько стоит!
На футболке знакомым шрифтом позолоченные буквы складывались в слова «Love Never Dies». Чарити усмехнулась. Love Never goes to Broadway.*
— Пусть нельзя помыться, хотя бы есть, во что переодеться! — Чарити принялась перебирать одежду, разглядывая, какие на бирках указаны размеры.
— Вместо ванны у нас есть это! — Бьянка вынырнула из-за ближайшего шкафа с упаковкой влажных салфеток. — Их там просто гора! Ну да, кому придет в голову брать салфетки, действительно…
— Все понял, девчонки, — Проспер поднял руки. — Пойду поищу воду, а вы пока тут… Наслаждайтесь своим спа.
Входная дверь изнутри оказалась забаррикадирована, и Проспер сбил замок аварийного выхода, чтобы не вылезать снова через окно. Тем более, иметь два пути отхода из замкнутого пространства было предусмотрительно. Сестра пробовала навязать ему свой пистолет, но Проспер отказался. С топором он мог оставаться бесшумным — и ему это нравилось. Что ж, в городке, если так можно было обозвать это крохотное место, прилепившееся к магистрали, точно бородавка, казалось, не осталось живых. А мертвых еще стоило опасаться, кто знает, вдруг, даже усыпленные морозом, они могли бы приободриться от звуков выстрелов.
Кто же предполагал, что вскоре появится шанс это проверить?
Пока Проспер искал воду, Чарити и Бьянка встали меж стеллажей и разделись догола. Душ бы понравился обеим больше, но и так — в сложившихся обстоятельствах — оказалось неплохо.
— Благослови Господь того, кто придумал липучку, позволяющую влажным салфеткам не высыхать. — Улыбнулась Чарити, оттирая грязь с плеча.
В их распоряжении оказался сухой шампунь — обычный был бы лучше, но обе девушки обрадовались и малому. Дела идут на лад, когда вдруг понимаешь, что помыться хочется сильнее, чем спастись от смерти, подумала Чарити. Это значит, что самая страшная угроза миновала.
— А еще благослови тех, кто не забрал отсюда все прокладки.
Чарити натянула штаны и лифчик и уже трясла волосами, вычесывая шампунь, Бьянка же продолжала остервенело обтираться, не уверенная, что уже достаточно. Прокладки лежали на полке прямо на уровне ее глаз. Стоило захватить с собой упаковку, рано или поздно, но она понадобится. Даже если поздно…
— Черри, слушай… Я думаю о том, что будет со мной… с нами, если я забеременею?
Чарити подняла голову, глянула на подругу из-под спутанных волос. Живот у Бьянки был не просто плоским — впалым, но, быть может, до поры…
— Боюсь, скоро ты сможешь прекрасно увидеть все незавидные перспективы, но, поверь, в нашей компании и одной беременной женщины вполне достаточно.
Бьянка прижала пальцы ко рту.
— Черри, ты… О Боже! Неужели?
— Не вижу ни малейшего повода для радости. — Чарити натянула футболку и чихнула в кулак. — Не считая того, что не померла, конечно.
Живот пока выпирал чуть больше, чем в первый день месячных, но от пупка вниз шла едва заметная темная полоса. Будь это внематочная беременность, Чарити уже на две недели опаздывала бы к своей смерти.
Впрочем, не то что б она собиралась распорядиться насчет Baby Shower** и радоваться жизни. Оставался открытым вопрос, что происходит с плодом, пока рядом с ним остается спираль. Медицинские знания Чарити достались отрывочные, и большинство из них никак не касались женского здоровья — что, в общем-то, и привело ее к нынешней ситуации.
От воспоминания о том, как из-за собственной мнительности она разрушила будущее для себя, любимого человека и их ребенка, Чарити захотелось что-нибудь сломать. Или бросить в стену. Но, разумеется, ничего такого она не сделала, потому что это не имело бы смысла.
Чарити надела кобуру, двигая плечами: в старом лифчике ей уже было тесно, и на некоторых движениях он впивался в спину застежкой, а косточками — под грудь. Совсем снять его она не решалась, уверенная, что еще не раз придется побегать. И, может, поролоновые вставки, обычно предмет искренней ненависти Чарити, сберегут немного тепла, когда выпадет снег. По крайней мере, теперь она нашла футболку не только почище, но и посвободней. Под одеждой ее положение еще не было заметно, если не приглядываться, зная наверняка. Однако она предполагала, что брат уже в курсе, просто не смущает сестру разговорами. Он прекрасно представлял, какого сестра телосложения.
— Что ж, тут есть и подгузники, и присыпка, — Бьянка, как это часто бывает с подругами, казалась куда более воодушевлена, чем будущая мать. — Я положу их к себе в рюкзак!
— Не надо так беспокоиться. До этого еще очень далеко.
Чарити покачала головой, не отрицая, но раздумывая. Она стояла возле касс, рассматривая, чем магазинчик собирался привлекать скучающих в очереди покупателей. Один стенд был увешан дешевыми игрушками, точно новогодняя елка. Плюшевые звери размером не больше ладони покрылись пылью, и Чарити не была уверена, что есть смысл пытаться их отряхнуть. Машинки, мячики же висели в пластиковых упаковках. Чарити крутнула стенд, и тот, скрипя, медленно повернулся вокруг своей оси. Оранжевый прыгунчик такой яркости, что даже через слой пыли сиял в сумерках магазина, словно маленькое солнце… Чарити просто не могла выбрать что-то другое. И прежде, чем взять вынутый из пакетика мячик в руку, она вытерла ладони о штаны.
— Что ты делаешь? — Бьянка подошла и присела на ленту кассы, смахнув с нее пыль использованной салфеткой.
— Что ж, если у меня будет ребенок, ему понадобятся игрушки. — Чарити покрутила шарик меж пальцев. — У меня, правда, даже такого в детстве не было.
Был позже, и я кидала его у задней двери кафе в обеденный перерыв, вспомнила она.
— Ты улыбаешься. Ты… правда хочешь этого ребенка?
— Пока что мне даже не кажется, что все реально. Думаю, пока он не больше, чем этот мячик. Однако это значит то, что у меня нормальная беременность, не внематочная.
Чарити поднесла шарик к носу и вдохнула каучуковый запах.
— Моя мать была хорошей женщиной, но как родитель не удалась. Что ж, я буду стараться изо всех сил…
Обе девушки мгновенно замерли, расслышав звук выстрела с улицы. Это не мог быть Проспер. Несколько — болезненных от тревоги — ударов сердца обе стояли, напряженно вглядываясь через окно вдаль, но видели только серые стены домов, деревья, с которых ветер обрывал последние листья… Чарити двинулась первой: обернулась, подхватывая с кассовой ленты куртку. Она, задумавшись, спрятала шарик в карман штанов, положила освободившуюся руку на рукоять пистолета на бедре, и двинулась к двери пожарного выхода.
— Нет! Чарити, нет! — Бьянка тронула подругу за плечо, но та отмахнулась.
— Я беременна, а не беспомощна. Останься тут и страхуй меня. Я посмотрю, что стряслось.
Она вышла, пригибаясь, из супермаркета и проскользила по стене, чутко прислушиваясь. Она различала голос Проспера — и другие, незнакомые ей. Трое, четверо или пятеро мужчин, предположила она. Но точно не меньше, хотя и вряд ли больше.

Глава 2. Хорошие девочки попадают в Рай, плохие девочки попадают к Нигану

Эти слова тебе скажут совсем не многие женщины: одним
из наших величайших качеств является непокорность.
Т/с «Улица потрошителя», перевод Newstudio

Это был не такой обморок, когда сознание выключается, как свет в комнате без окон — она чувствовала удар тела о землю, гул крови в голове, пинок в бок, прикосновение к ногам… Ее несли, тащили, снова несли, во всем теле отдавалась дрожь работающего двигателя машины. Провал… она не ощутила, когда выключилась насовсем, упала в темноту, не чувствуя и не сознавая ничего, что с ней происходило. Потом кто-то, наконец, додумался сунуть ей под нос ватку с нашатырным спиртом, и судя по тому, как деликатно это было сделано — врач.
Чарити сморщилась, отвернулась и подняла руку, чтобы заслонить лицо — ладонь по весу казалась точно чугунная.
— Как состояние?
Чарити пыталась проморгаться, как могла. В висках ныло, словно гигантские невидимые руки вознамерились раздавить ей череп. Оставалось надеяться, что ничьи реальные руки не захотят повторить того же. Она не решилась бы побиться об заклад, что ни у кого нет подобной мысли прямо в ту самую минуту.
— Как Вы себя чувствуете? — Снова спросил доктор.
Чарити скосила на него глаза. Высокий, седовласый, с умным располагающим лицом. Впрочем, внешность обманчива, напомнила она себе.
— What is this feeling Of power and drive I've never known? I feel alive! * — Просипела она. Откашлялась. — Наверное, в голосе маловато иронии.
Врач склонил голову, слабо улыбаясь: достаточно, чтобы он понял.
Чарити попробовала сесть, охнула, чувствуя, что живот горит огнем, но все же кое-как всползла спиной по прутьям кровати. Что-то было между ног: свернутое полотенце, и влажное. Чарити осторожно поправила его под одеялом. От приступа боли жар поднялся по шее и щекам. Волосы падали по сторонам лица, прохладный воздух холодил руки и грудь: из одежды на Чарити была только белая сорочка на тонких бретельках. На размер больше, чем она всегда носила. Совершенно незнакомая одежда.
Впрочем, все вокруг оказалось незнакомым. Какая-то комната, на самом деле, мало походящая на больничную палату. Просто крашеная в желтый каморка с двумя кроватями и высоким окном. Разве что терпкий запах лекарств немного успокаивал.
Может, напрасно.
— Выпейте. Вам станет легче. — Врач поставил на тумбочку рядом с постелью стакан. — У Вас, к тому же, серьезное обезвоживание.
Чарити подозрительно уставилась на мутную жидкость. Что сказать, горло саднило, и ей отчаянно хотелось сделать глоток… Какие бы сомнения ни терзали Чарити, судя по тому, насколько обессиленной она чувствовала себя, ей явно пришлось смириться с тем, что дня два или три придется принимать пищу из чужих рук, только уповая на ее безопасность.
— Это не отрава. Просто растворил там таблетку обезболивающего. Вам оно нужно.
Чтобы доказать, что не лжет, врач плеснул из стакана в мерную крышечку от какого-то флакона и опрокинул ту в рот резким движением.
Чарити поставила локоть на тумбочку, прежде, чем взять стакан в ладонь. Иначе боялась расплескать. Но она все равно немного пролила питье на подбородок и грудь, зубы клацнули о стекло. Отвратительное чувство собственной слабости… Чарити сморщилась, когда осадок от таблетки пощекотал нёбо.
— Как Ваше имя? — Врач склонился над нею, заглядывая в глаза. — Мне нужно проверить Ваши реакции.
— Имя — серьезно? Я вспомнила строки из чертова мюзикла! — Чарити покачала головой. Тем было забавнее, что ей на ум пришел куплет из «Джекила и Хайда». — Я в порядке, не считая, что все болит, как будто меня отпинали.
Врач отстранился, краснея. Чарити качнула головой: что ж, если кто-то от души врезал ей, потерявшей сознание, она может понять. В конце концов, она пришила двоих — чьих-то друзей, может, братьев. Просто она не могла рисковать своим братом.
— Ваш возраст?
— Тридцать… — она задумалась, соображая, пропустила День Рождения или еще нет. — два. Наверное.
— Что ж, хотя бы примерно. Выглядите Вы несколько моложе.
— Я просто не накрасилась. — Чарити провела рукой по щеке, шероховатой на месте ссадины, вдруг подумав о том, что было перед тем, как она очнулась. Последнее, что она помнила. Никакой грязи на лице. Волосы, свесившиеся на грудь — пушистые и мягкие. Явно чистые, хотя так же очевидно помытые неподходящим шампунем. От мысли, что кто-то проделал с ней это, пока она была в отключке, Чарити передернуло.
— Вам, наверное, пришлось разрезать мое белье, да? — Спросила она, на самом деле, подразумевая в виду иное. И молясь, чтобы вопрос остался без ответа.
Врач суетился у шкафа, стоя спиной к кровати, набираясь духу, чтобы это сказать. Наверняка, его любили в клинике, подумала Чарити много позже. Душевный человек.
— Мне неприятно это говорить… простите. Если бы не… инцидент… не травма, вы прекрасно доносили бы беременность. Получше многих, вы женщина, которую Бог предназначил к деторождению.
Чарити вздрогнула, хотя уже знала, что услышит именно это. Ты все равно никогда не хотела детей, напомнил внутренний голос. Ты не помогаешь, хотелось Чарити ответить своему подсознанию. Печально, что это был всего лишь диалог с самой собой. Орать на кого-то, кто не часть тебя, успокаивает гораздо больше.
— Вполне здоровый плод — и это невзирая на то, как вы жили, чем питались! Да что там, Ваша фертильность перебила контрацепцию.
Врач положил на тумбочку маленький изогнутый металлический кусочек.
— Мне пришлось это сделать. Убрать ее.
Чарити посмотрела на непонятное нечто, не сразу догадываясь, что это же ее спираль.
— Ничего, я понимаю.
Чарити еще раз напомнила себе, что никогда не хотела детей. Да, так и было, в том смысле, что она не мечтала об этом. И подозревала, что не станет идеальной матерью, даже если очень постарается. Но именно это она и собиралась сделать. Стараться. В том и крылась суть: еще летом она не хотела ребенка, но забеременела, и когда, наконец, примирилась с этим, начала видеть в будущем что-то светлое, у нее отняли это дитя. Это просто… это было нечестно. Чарити порадовалась только тому, что еще не придумывала имени ребенку. И воображала, как будет держать его или ее на коленях всего пару раз. Может, чуть чаще, раз пять.
Она вскинула глаза на врача, и он смущенно отвернулся. Точно было еще что-то, что он мог сообщить, и пока не решил, говорить или нет. Чарити хотела спросить, но тут…
Дверь распахнулась так резко, что ручка стукнула о стену. Чарити натянула одеяло на грудь, повинуясь инстинкту. Врача она не стеснялась, перебывав на тысяче приемов, некогда повинуясь ипохондрической паранойе — еще один из подарков после детства в общине, где с гигиеной и заботой о себе дело обстояло плачевно. Но гость в кожаной куртке ее смущал. Не считая того, что пугал — быть в его власти Чарити не хотелось. В том, что перед нею какой-то важный босс, она не сомневалась.
— Карсон, брысь отсюда.
Ну точно. Босс как он есть.
Врач вышел за дверь, осторожно притворив ее за собой, а мужчина в куртке притянул к себе ногой ближайший стул и оседлал его. Сложил локти на спинке, свешивая вниз ладонь, сжимающую биту. Чарити несколько секунд рассматривала оружие: любопытно. И явно не только полезная штука, но и предмет гордости. Может, даже обожания.
— Познакомимся? — Мужчина говорил мягко, почти ласково. Но не вкрадчиво. Точно просто зашел поболтать со знакомой. — Я — Ниган. Ты?
— Вероника. — Чарити слабо улыбнулась. — Вероника Демиан.
Можно было подумать, что она взяла себе другое имя, чтобы стереть свое прошлое, но сейчас, пройдя длинный путь, Чарити поняла, что суть в ином. Если можно менять прозвища, значит, они — не ты сама. И, раз так, ты должна крепко держаться за свою суть, за то, что, наконец, есть ты — без оглядки на имена. И если тебя нельзя поименовать, если любая кличка — только звук, ты одна знаешь, кто ты и что ты.
— Очаровательно. — Ниган потер подбородок, точно размышлял, хотя явно решил все заранее. Задолго до того, как вошел в комнату. —  Не буду тянуть кота за яйца: хочу, чтобы ты присоединилась ко мне.
— А. — Чарити покивала, изображая понимание. — Точно. У тебя же образовалось две вакансии. Кого я прихлопнула? Провизоры, рядовые бойцы, лейтенанты своего рода?
Язык мой — враг мой. Ты должна бояться, подсказал внутренний голос. Нет, не так, сильнее, еще сильнее, и все же она никак не могла разогнать себя до того уровня животной паники, какую по ее разумению следовало в этот момент испытывать другому человеку. Давай, умоляй его, пообещай сделать все, шептал разумный внутренний голос с интонациями бабушки, голос, который знал, как необходима покорность для выживания.
Проблема заключалась в том, что страх прострелил Чарити на секунду, когда Ниган вошел, мгновенно перетопившись в привычное азартное ожидание схватки. Умом она понимала, что не может сражаться сейчас, но и игриво клокочущую ярость унять не могла, как ни старалась.
— Будь ты мужчиной, я бы тебя убил. На всякий случай. Ты дикая, невоспитанная и непокорная, еще раз скажу — будь ты мужчиной… Я не был бы уверен, что такие как ты, нужны нам. Но раз тебе повезло родиться женщиной, то я лучше сделаю тебя своей женой.
Чарити резко — словно в ночи пролаяла лиса — рассмеялась, и на последнем смешке невольно клацнула зубами.
— Разве в этом мире еще существуют браки?
— Почему бы нет? У меня несколько жен.
Пугающий и не лишенный привлекательности мужчина, владелец загадочного места, полного тайн и, вероятно, опасностей. Который пришел, чтобы сделать ей предложение, от которого трудно отказаться. Осталось надеяться, что он не собирается пить ее кровь.
— Что ж, единственная «Судьба Катерины Говард», которая мне нравится — это песня**. Если хочешь меня убить, сделай это сразу, не вынуждая спать с тобой.
— Правда? Что ж, желание дамы — закон… Но имей в виду, я буду милосерден и отправлю вслед за тобой твоего брата. Его блондиночку, правда, может, и не трону. Если найду, чем она окажется полезна.
Страх напряг Чарити шею на мгновение — и схлынул, оставляя ее разозленной и готовой обороняться. Она с досадой поняла, что на несколько секунд, пока они разговаривали с врачом, поверила, что могла оказаться в безопасности. В каком-то… хорошем месте. Какая наивность!
Представь, что ты Леонтина, скомандовал внутренний голос. Унижайся и прибедняйся. И, ради всего святого, убери из голоса ебаный сарказм.
Подумать это было куда проще, чем сделать, но Чарити постаралась.
— Мило. Зашел с козырей, начав с угрозы жизни моего брата. — Чарити сделала ироническое движение кулаком, словно бы одобряющее. — Ценю. Но я бы предпочла коробку конфет и плюшевого мишку.
Не вышло.
— Вау, девочка. А к тебе, смотрю, на хромой козе не подъедешь.
Она ответила только движением подбородка.
— Если помнишь, ты убила двоих моих людей. Это не располагает к ухаживаниям. — Нос Нигана сморщился в гневе. — Двоих. Моих. Людей.
— Ну. — Она пожала плечами. — перенервничала.
Чарити сама понимала, как тяжело дышит. Что ж, если она не чувствовала страха, она могла его изобразить. Другое дело, что на самом деле она разозлилась. В этом была вся она: быстрый, яркий гнев, и обычно он неплохо помогал ей, если нужно было решать проблемы. События лета прекрасно показали, что если в Чарити и есть что-то макиавеллианское, так это умение убивать, если необходимо. С интригами у нее возникли проблемы. Пара детских манипуляций, с которыми на этом поле, с этим человеком ей не одержать победы. Чарити понимала, что должна была делать — мозгом — но тело отказывалось подчиняться ей. И Нигану она не покорится. Единственное, что пока спасало ее от смерти, так это то, что ему, кажется, нравились строптивицы.
— Видишь ли, есть три обстоятельства, которые останавливают меня, а точнее, мою руку. Мне охренительно хочется замахнуться, но я пока не буду опускать Люсиль на твою милую головку.
Чарити не сразу поняла, что Ниган говорит о своей бите — что за странная страсть к именам? Впрочем, если парень зовет свое оружие не Убивающая Штука, скорее всего, у него есть вкус.
— Я считаю, что люди важны. Не в смысле, что, там, каждый особенный или незаменимый. Или какая-нибудь социалистическая хрень — не мой профиль. Однако любая система работает благодаря людям. Ненавижу разбрасываться кадрами.
— Я хороший стрелок, — понимающе кивнула Чарити.
— И привлекательная женщина. Но в Убежище навалом и тех, и других. Будь это все твои достоинства…
Ниган цокнул языком, поднял биту и резким движением сунул прямо в лицо собеседнице.
— Прекрасные цветы, безусловно, нуждаются в мягкой земле, но мне хотелось бы побольше любоваться тобой… живой.
Она всем телом напряглась, готовая бежать. Живот заныл с новой силой, пробив даже заглушающее действие обезболивающего, но Чарити приказала себе не обращать на это внимание. Она еще чувствовала себя ослабшей, хотя организм приготовился к рывку… однако, он не понадобился. Бита зависла на расстоянии ладони от ее лица. Чарити сморщилась, чувствуя слабую вонь ржавчины и крови. Дерево хорошо запоминает запахи, к сожалению.
— О, да ты, смотрю, следуешь заветам Тедди**, — Чарити вытянула палец и нажала на кончик биты, отталкивая. — «Не повышай голоса, но держи наготове дубину».
Тебе нужно бояться сильнее, потому что ты и Проспер в его полной власти, голосило подсознание. Чарити уже почти желала, чтобы Ниган ее стукнул, чтобы она не только разумом, но и чувствами поняла, как все серьезно. Что ж, сдерживать те чувства, которые действительно имеешь, оказалось куда проще, чем изображать то, что нужно. Может, ей бы и удалось хотя бы немного, если бы не приходилось напрягаться из-за боли, с которой пока не справилась таблетка.
— Подумай о том, какими словами дашь мне свое согласие. Я зайду за ним попозже. Я не настолько садист, чтобы требовать доставки в номер.
Ниган встал, отталкивая стул, и тот стукнулся о край кровати, отъехав по полу. Чарити вздрогнула от толчка и скрипа дерева по линолеуму. Несколько секунд они с Ниганом смотрели друг другу в глаза, молча и недвижно.