У каждого человека есть какой-то талант или врождённый дар. Кто-то поёт, кто-то рисует, кто-то деньги зарабатывает, кто-то гениально мозги выносит.
Лично я гениально нахожу себе неподходящих друзей. Вот просто попадаю в десятку, не глядя, с любого расстояния.
Когда мне было пять лет, Танька Матвицкая, с которой мы, между прочим, дружили с ясельной группы, наябедничала воспитательнице, что я разбила тарелку, а осколки смыла в унитаз. Осколки смываться не захотели, и пришлось запрятать следы своего первого в жизни преступления парочкой рулонов туалетной бумаги. Замотанная работой в две смены без нянечки Галина Степановна наорала на меня от души, а я тогда впервые задумалась о том, что дружба и я – понятия несовместимые. В третьем классе сосед по парте Вадик Потехов предложил исправить «ужасные ошибки» в моей домашней работе, и таки исправил, так что в итоге я получила первую в жизни двойку.
Надо ли говорить, что в десятом классе подруга отбила у меня симпатичного мальчика, на первом курсе университета уже другая подруга увела нужную мне тему курсовой, а вот сейчас, прямо сейчас, передо мной стояла Людмила с тощим кудрявым чёрным котом в руках и смотрела на меня так жалобно, что я прямо почувствовала запах грядущих проблем и неприятностей?
«Нет, нет, Боженька, пусть это будет не то, о чём я думаю», – мысленно взмолилась я и широко улыбнулась Милке, демонстративно крепко выжимая тряпку, которой только что мыла пол. Буквально душа тряпку в нежных дружеских объятиях.
- Доброе утро!
- Здравствуй, Милечка! – как я ненавижу это сюсюканье. «Милечка»! Я же не зову её «Люлечка». Хотя, наверное, она была бы и не против.
Схожие в сокращении имена – единственное, что у нас есть общего.
- Обувь сними, тапочки на полке, – предупредила я. – И руки помой.
- Кажется, это называется «мизантропия», да?
- Мизофобия. И нет, у меня нет мизофобии. Просто я только что прибралась в квартире.
«А вот к мизантропии иду семимильными шагами».
Людмила покорно сняла туфельки и навестила ванную, последнее, впрочем, было совершенно бесполезно с учётом сидевшего у неё на руках кота – рассадника инфекций и паразитов. В моём окружении, да что там – во всём современном мире – хвостатыми принято восхищаться, но я, увы, и здесь оплошала, животных предпочитаю любить на расстоянии.
- У него шерсть кудрявится просто так или от какого-то заболевания? – кивнула я на кота.
- Это ла-перм, порода такая, им так положено, – с искренней обидой в голосе сказала однокурсница. – Он породистый, привитый, не агрессивный, к лотку приучен. Ест, правда, плохо, не подобрали ещё корм подходящий, видимо, но это у редких пород дело обычное.
- Зачем ты мне всё это рассказываешь? – насторожилась я. – Не ест и не ест, мне-то что с того?
- У меня все подружки по общагам, как и я, – грустно, словно героиня из отечественной мелодрамы, сказала Мила. – Со своей квартирой только ты, Камуся.
- Не называй меня Камусей! – прошипела я. – Говори прямо, что нужно.
- На пару дней Ксамурра пристроить, – наконец-то выдал источник моих очередных неприятностей и проблем. – До понедельника, а? Мне домой бы смотаться, мамка зовёт, хахаль её свалил, она трезвая и добрая, денег даст, сказала. А куда мне кот в поезде, да и дома тоже. Ну, Миль? Пожалуйста… Всего до понедельника!
- У меня аллергия на кошек! – я запаниковала. – Я чешусь, чихаю и кашляю, у меня может быть отёк Квинке!
- У ла-пермов нет подшёрстка, это самые гипоаллергенные кошки после этих, как их там, лысых! – гордо поведала Людмила. – Я у тебя уже десять минут сижу, была бы на него аллергия, ты бы уже вся соплями бы обвешалась, а раз нет, то всё в порядке. Еда и лоток у меня с собой. Камилла?!
…Что поделаешь, талант есть талант, – мрачно подумала я. Кот посмотрел на меня подозрительно и недобро.
- Как его зовут?
- Ксамурр! Ла-пермы редкие и дорогие, а мне бесплатно достался, я его в подъезде нашла, красавчик такой.
Лично я бы потребовала доплаты за столь убогое создание: коты должны быть большими, упитанными, лоснящимися, а это какое-то недоразумение с графским именем. Тощий и весь какой-то всклокоченный.
Совсем как я.
- Ладно, лоток в туалет, миски в коридор.
- Ой, чёрт, корм-то я принесла, а миски забыла, ну, найдёшь же что-нибудь, Камусь? А то бы мне уже на вокзал?!
- Найду, – процедила я, и приятельница исчезла быстрее, чем стипендия с карточки.
А кот остался.
Кот поджал лапы и улёгся в позу хлебной буханки. Выглядел он весьма уныло, и я снизошла до комментариев вслух.
- Понимаю, перемены ни тебя, ни меня не радуют, но давай искать какие-то плюсы в сложившейся ситуации? Поверь мне, ехать в жарком душном поезде в плацкарте то ещё удовольствие, тем более с Людмилой, вообще не представляю, как ты с ней живёшь, проклинаешь, наверное, тот момент, когда выбирал ее подъезд для согрева. Ну, а с моей стороны всё тоже шоколадно – пока что ты не орёшь, не носишься по квартире, не дерёшь диван, возможно, даже не линяешь... Просто не будем мешать жить друг другу, хорошо?
Кот сощурил зелёные глаза.
- Так, – приободрилась я. – Ваш графский лоток – тут, – для наглядности я продемонстрировала коту белый пластмассовый лоток, чувствуя себя всё более и более глупо. – Миски, миски... есть вымытые баночки от сметаны. Зато вода кипячёная. Кушать хочешь?
Кот мрачно отвернулся.
- Ну и... дело твоё, – подвела я итог неудавшейся попытке межвидовой коммуникации. – До понедельника с голоду ты точно не помрёшь. Ладно, я в душ. Сиди, не линяй, не ори, не забывай про лоток, и всё будет пучком.
Но в душе меня неожиданно охватило странное беспокойство. И вроде всё действительно было в порядке, сессию закрыла без хвостов, впереди ещё два летних месяца, квартира, любезно предоставленная уехавшей за лучшей жизнью в Хорватию тёткой по матери за присмотр и коммуналку, в моём полном распоряжении, и всё же, всё же... Неужели стихийный визит Людмилы и этот её кот так выбили меня из колеи..?
Непорядок.
Мне только-только двадцать один год исполнился, а я уже с ворчанием воспринимаю всё новое, держусь обеими руками и ногами за свой устоявшийся жизненный уклад. А дальше что? Шутки из серии "в шестнадцать – панк, в двадцать шесть – панкреатит"?
Текущая вода против обыкновения не успокаивала, напротив, хотелось выключить её и прислушаться к происходящему за дверью – слышались какие-то шумы и звуки, которых просто не могло быть. Я смыла с головы пену и с опаской посмотрела на воду – вода как вода. Собственная нагота стала напрягать тоже, делала вдвойне уязвимой, словно в любой момент кто-то мог ворваться ко мне. Я уже давно живу одна, с семнадцати лет как, и напрочь отвыкла запирать за собой двери, а зря...
Какая чушь, от кого мне запираться? Дешёвая бирюзовая шторка заколыхалась, будто от сквозняка.
Точно, балкон же открыт.
Я завернулась в полотенце и торопливо вышла. В квартире было ожидаемо тихо, иррациональные страхи не оправдались. Поискала глазами кота – его графства нигде не наблюдалось. Против всякого здравого смысла стало еще тревожнее.
С надеждой на то, что ещё не всё потеряно, я осмотрела коридор на предмет наличия кота чёрного кудрявого одна штука, а потом и кухню. Дверь во вторую и последнюю комнату, то есть спальню, была закрыта, на заискивающее кискискание животина не отзывалась, на дурацкое гламурное имечко – тоже. Делать нечего, пришлось идти на балкон – обычный, несовременный, незастеклённый балкон, заваленный всяким хламом. У меня четвёртый этаж, много это или мало для гипотетически рухнувшего на землю кота? И почему я его сразу не закрыла? Людмила меня убьёт и будет совершенно права, между прочим. Взялся за гуж, то есть, за котосодержание, не говори, что не дюж, то есть…
Я тяжело выдохнула и выглянула вниз. Размазанного чёрного, точнее, чёрно-красного, прости Господи, пятна под балконом не наблюдалось, уже хорошо. Но всё равно паршиво – для меня, ну, и для Милы, наверное, она уже привязалась к хвостатому, вон, корм ему подобрала, к лотку приучила. А я его раз – и с балкона, тут вон метров двенадцать будет. Казался таким тихим и безобидным, и вот нате вам – стоило минут на десять оставить без присмотра, как кот тут же попытался покончить жизнь самоубийством или сбежать к прежней бродячей жизни.
Хорошо, что Людмила не оставила мне, например, ребёнка или свою банковскую карточку.
Что поделаешь, законный выходной закончен, проклятие проблем, приносимых друзьями, в действии, пора выходить на улицу, обшаривать кусты и опрашивать старушек на лавочках.
Я уже было повернулась, чтобы вернуться в комнату, как вдруг замерла, а полотенце попыталось сползти с груди. Смотреть на меня в принципе было некому, да и зрелище не обещало быть завлекательным, но всё же…
Вцепившись одной рукой в полотенце, другой я безнадёжно поскребла стену, уставившись на совершенно никуда не падавшего чёрного кудрявого кота, мирно сидящего на узких балконных перилах.
Вот только балкон был не мой, а соседский, почти вплотную примыкавший к нашему по какой-то дурацкой прихоти крепко обкурившихся архитекторов доперестроечных времён. Большинство жителей нашей доисторической хрущёвки свои балконы застеклили, тем самым вложившись в поддержание соседского суверенитета, но моя тётя последние годы была увлечена исключительно хорватским двухметровым красавцем, а соседка баба Валя в принципе не жаловала все эти навороты, мешавшие её старенькой русской спаниелихе Норе обгавкивать редких прохожих. Нора уже год как преставилась, а одинокая и старенькая баба Валя так и не нашла в себе ни сил, ни денег, ни желания заниматься остеклением этого прыща на физиономии доживавшей свой век пятиэтажки.
И теперь кот сидел, точнее, лежал – буханка буханкой – и смотрел на меня, почти великодушно, без вполне понятных ноток превосходства, скорее, с жалостью.
- Ксамурр Людмилович! – постыдно залебезила я. – Кс-кс-кс!
Хотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым и не особо ценным для тёти, например, сгоревшим сто лет назад утюгом, который тётя так и не выбросила… Но моя задача заключалась в возвращении кота без резких звуков и движений, дабы зверь не сверзился вниз. Впрочем, кот избрал эффективную тактику тотального игнора. Я сбегала за кормом, за лотком, за помытой банкой от сметаны, за самой сметаной, поискала – безуспешно – валерьянку в аптечке (кроме просроченных таблеток, названиями которых можно было ненароком вызвать демона, там ничего не было), попробовала проложить между балконами чудом найденную, но, к сожалению, слишком короткую доску – всё бесполезно. Кот поджал лапы, обернулся тощим длинным хвостом, моргнул зелёным глазом и впал в нирвану.
Домофон не работал. Ни телефон, ни домофон одинокая престарелая соседка не оплачивала принципиально: «И приходить ко мне некому, и звонить тоже, пусть платют те, к кому ходют и кому звонют!». К моему великому сожалению, по этой же причине соседке нельзя было позвонить. Нервно поглядывая на балкон – отсюда кот казался маленьким чёрным облачком – дождалась степенно выходящего из подъезда старичка с мопсом, поднялась на четвёртый этаж, мысленно сочувствуя пожилой женщине – ступеньки были высокие, неудобные, местами щербатые, сам подъезд – прокуренный, грязный и тёмный, с мутными, будто бы задымлёнными стёклами, лампочки на лестничных клетках реагировали на движение, угрюмо, неохотно вспыхивали и гасли.
Я безнадёжно понажимала потёртую кнопочку звонка и прислушалась – шаркающих шагов бабы Вали не было слышно. На лавочке у подъезда её тоже нет, логично предположить, что женщина в поликлинике или в магазине. Одна маленькая деталь: балкон был открыт. Уйти и оставить балкон открытым было чем-то из ряда вон выходящим, это я ещё по своей бабушке помнила, пусть даже лето и жара, пусть даже четвёртый этаж, пусть даже «красть у меня нечего».
А вдруг с ней что-то случилось? И мистически чёрный кот почувствовал эманации смерти из соседней квартиры, и…
Тьфу-тьфу-тьфу, не буду я об этом думать, всё нормально, всё в порядке, подумаешь – не открывает человек дверь субботним летним днём, что теперь, сразу самое плохое предполагать? Всё будет в порядке, всё будет в порядке, – твердила я самой себе, а рука уже тянулась к узкой и острой дверной ручке. «Отпечатки пальцев останутся!»
Ни на что не рассчитывая, я сердито дёрнула ручку. А дверь взяла да и открылась.
В квартире было темно, тихо и – холодно. Я обернулась, огляделась – три других двери на лестничной клетке были заперты, в подъезде царила полная тишина.
- Баба Валя? – позвала я, голос будто тонул в смутных очертаниях прихожей, заваленной несезонной одеждой вешалки, свисающей с потолка люстры, раритетного трюмо с низкими деревянными тумбами и раскрывающегося книжкой высокого овального зеркала. На тумбе лежал кнопочный проводной телефон, а рядом – старенький кожаный собачий ошейник, отчего моё сердце вдруг болезненно сжалось.
«Быстро забирай чёртова кота, по сторонам не смотри, ну же, давай, одна нога здесь, другая там», – шепнул, видимо, тот самый рогатый невидимый советник, сидящий у каждого на левом плече. Тот самый, слушать которого не надо ни при каких обстоятельствах, но чей голос так чарующе-убедителен, попадает прямиком внутривенно в душу, а потом ты недоумённо бьёшься головой о стену, не понимая, в каком таком бреду творил то, что творил? Если верить тем же неутомимым мемосоздателям, на правом плече должен сидеть белокрылый представитель противоположной, разумной и здравой, точки зрения, но у меня он свалился с плеча где-то ещё в раннем детстве, или охрип, короче, голоса того, кто посоветовал бы мне плюнуть на кота и ни в коем случае не заходить в чужую открытую квартиру, слышно не было.
- Баба Валя? Это Камилла из второго подъезда. Вы дома?
Тишина. На всякий случай я ещё покискискала, без особой надежды ожидая, что кот услышит мой голос и выйдет сам – ничего подобного. Ксамурр Людмилович и я были слишком мало знакомы для такого акта высочайшего доверия.
«Ненавижу кошек. И друзей, приносящих мне кошек, ненавижу тоже! И вообще, это не друзья, а предатели какие-то, враги народа, не иначе».
Я потопталась на вытертом застиранном коврике у двери и сделала шаг в квартиру, ожидая окрика, ругани, чего угодно – но тишина, гулкая, влажная, окутывала меня лесным предрассветным туманом. Шаг, ещё шаг… Надо же, расположение комнат в точности как у меня – раздельный санузел, там, очевидно, кухня, а вот и гостиная, которую тётя именовала «большой комнатой», хотя большой она была только по сравнению с туалетом.
Полуразложившегося тела, полчищ мух, сладковатого запах тлена и разложения не наблюдалось, и я приободрилась, оглядела пустую комнату, коробкообразный телевизор, обёрнутый полиэтиленом пульт на продавленном диване, накрытом тёплым пледом с бахромой. Дверь на балкон действительно была открыта, тюль слабо колыхался от лёгкого ветерка.
Хозяйка просто ушла в магазин, забыв закрыть балкон и дверь – ну и что такого, посмотрим, в каком я маразме окажусь в её-то годы. Небось, буду стриптизёров и пожарных вызывать одновременно:
«Мальчики, тушите, это же просто огонь!».
Пальцы уже коснулись тюлевой шторки, прикрывающей вход на балкон, когда за спиной что-то глухо щёлкнуло. Я обернулась, ощущая, как сердце падает куда-то в желудок, и увидела сидящую на диване женщину. Совершенно не бабу Валю не похожую.
На вид ей могло быть от сорока до семидесяти, кожа неестественно гладкая, словно после подтяжек, затянутые в строгий узел на затылке волосы удивительно яркого и чистого сиреневого цвета, каким иногда закрашивали седину некоторые бабульки, правда, настолько анимешного неестественного оттенка я ещё не встречала. Незнакомая женщина сжала худые, болезненно костлявые руки на коленях, и смотрела на меня с откровенной неприязнью, а потом открыла рот, узкие бордовые губы скривились, и произнесённая ею фраза была буквально украдена из моего сознания, слово в слово:
- А что это вы, милочка, в чужом жилище делаете?
- Так баба Валя в гости давно звала, – заблеяла я, проклиная рогатую невидимую сволочь, уверявшую, что никто не заметит, как я тут шастаю, и всё обойдётся. – А ещё у меня кот на балконе. То есть, у неё на балконе кот. То есть, балкон бабывалин, а кот мой. Я просто пришла за своим котом, заберу и уйду!
- Какая ещё баба, какой кот, воровка?! – прошипела женщина. – Я сейчас стражей порядка вызову!
...Упс.
- Как какая баба, бала Валя, Валентина Петровна, хозяйка этой квартиры! – возмутилась я, решив, что лучшая защита – нападение. – Вы-то сама кто такая? Документы покажите! У бабы Вали родственников нет, это кто ещё полицию вызовет! А вы мне моего кота не отдаёте, кот – моё имущество. Пустите, я его заберу!
- Нет там никого! – женщина вскочила на ноги, резко дёрнула тюль, обрывая тонкую ткань, я обалдело уставилась на балкон – кота не наблюдалась. Если он не свалился, а вернулся обратно в мою квартиру, я, пожалуй, даже расстроюсь...
- Врёшь, воровка! – теперь дама с пучком распахнула руки в стороны, словно я пыталась пробежать мимо неё. Сумасшедшая женщина, вот что. И в квартиру попала случайно, так же, как и я – открыв незапертую дверь.
Просто дурацкое совпадение?
- Успокойтесь, успокойтесь! – я вытащила руку с мобильником из кармана джинсов. – Давайте... Внезапно руку обожгло резкой болью, словно меня хлестнули раскалённым кожаным ремнём, мобильник упал на пол и будто бы сам собой отлетел в сторону, под диван. Вот тут мне стало по-настоящему страшно, я резко нырнула под руку женщины, выскочила в коридор и стала отчаянно, судорожно дёргать ручку входной двери, а потом металлическую задвижку замка – дверь не открывалась, вообще, никак! Женщина показалась в проёме, глядя на меня всё с тем же негодованием, словно я тушила сигареты о дешёвый бордовый дерматин.
- Я вызываю стражей! – возвестила психованная почти со злорадством, опускаясь на деревянную тумбу трюмо, крутя в руке белую пластмассовую трубку допотопного проводного телефона.
"Телефон не оплачен", – хотела я сказать, но смысл спорить с сумасшедшей? Драться с ней тоже не хотелось, как-то это выходило за рамки возможного, обожжённая непонятным образом рука болела, я продолжала тянуть ручку двери, поворачивать замок, а за спиной женщина манерно проговаривала, растягивая гласные:
- Я обнаружила в квартире воровку. Приезжайте и арестуйте её, немедленно! Благодарю.
"А адрес назвать не надо, интересно?!"
Абсурдность ситуации нарастала, я прекратила терзать несчастную дверь, бросилась в гостиную, начала искать мобильник и ожидаемо не нашла. Выбежала на балкон – кота точно не было, высунулась по пояс вниз – во дворе никого не видно.
Орать "помогите, горим"?
Еще минут пять, и я, кажется, заору. Нет, зачем ждать пять минут?!
- Помо...
Тяжелая широкая ладонь легла мне на рот, одновременно перекрывая и ноздри, кто-то потянул меня назад, в квартиру. Я замычала, бестолково замолотила руками и ногами, ударяя незримого человека за спиной – однозначно не ту безумную бабку, вот же она, всё ещё сидит на тумбочке, глядя на меня злорадно и торжествующе. А вот и ещё один персонаж... действительно полицейский?! Да ладно, быть того не может, не может и всё тут, они так быстро не приезжают, особенно на вызов без адреса!
Меня отпустили на мгновение, и пока я жадно глотала воздух, перехватили за обе руки и молча выволокли из квартиры, потащили вниз по ступенькам.
- По-д-дож-жди-те-э-э, – я едва не прикусила язык, – Та-ак ж-же нельз-зя-а-а!
Полицейские – или некие персонажи, их роль играющие, ну не могли же это быть настоящие полицейские?! – хранили молчание, их лица были отстранённые и равнодушные, словно они волокли мешок с картошкой, а не ни в чём не повинную меня. – Если эт-то роз-зыг-рыш, то оч-чень ид-диот-ск-кий!
На улице стоял полицейский уазик – и как я его не разглядела, когда высовывалась с балкона? Если это розыгрыш, то продуман на все сто, мои поздравления и аплодисменты. Не хватало только наручников – в них аплодисменты будут не такими громкими, но ещё более искренними.
Наручники на меня не одели, просто запихнули внутрь, громко захлопнули дверцу с зарешёченным окном, а через секунду машина рванула вперёд.
Похитили? Вот так, среди бела дня?! В бордель или на органы сдадут? На какой-то кочке я больно тюкнулась затылком о низкий потолок, вытерла рукой неожиданно выступившие на глазах слёзы, вцепилась в деревянную скамью. Про бордель ни за что не поверю, кому я там сдалась-то. Розыгрыш.
Или дурацкий сон. Начиная с прихода Людки, всё это – дурацкий бредовый сон.
А значит, я скоро проснусь.
Одуванчики.
Что?!
Ну, одуванчики же! Я иду по полю, по пояс в зелёной мягкой траве, задевая ее ладонями. Огромные, с яблоко или даже помело белые пушистые головки одуванчиков разлетаются под пальцами ворохом семян-парашютиков. Как хорошо… Жаль только, что это всё не по-настоящему.
Изображение в глазах, моргающее, как в старом допотопном телевизоре, постепенно начало проясняться, словно кто-то там, наверху, неумело дёргал управляющую мною антенну.
Пол... грязный. Пыльный, заваленный какими-то крошками, чьими-то волосами, кажется, даже комьями земли. Запах незнакомый, не вызывает никаких ассоциаций, не технический, не съедобный, а... Я сажусь, сжимая ноющую голову руками. Скамейка из подгнившего, даже заплесневевшего тёмного дерева прямо перед глазами. Какая гадость. Какая...
- Вы как-то готовы прокомментировать произошедшее? - повторяет голос, незнакомый, низкий, с хрипотцой. Обалдело задираю голову и вижу склонившееся надо мной лицо темноволосого мужчины лет тридцати.
Узкое, хищное, гладко выбритое лицо. Светлая кожа. Яркие умные глаза. Красавчик.
Качество помещения стремительно ухудшается, а внешний вид ментов – наоборот, - проскальзывает в голове одинокая мысль. - Грязный пол и мужик, как ожившая картинка из "Космополитена". Это правильный, однозначно правильный способ воздействия на меня. Ненавижу и то, и другое!
- Лирта, вы меня слышите? У вас осталось всего несколько дней. Милость короля безгранична, но дольше половины декады она никак не продлится.
...царём нашего долгоиграющего и всенародновыбранного называли многие, а вот чтобы королём... как-то не по-русски это. Хотя мент-красавчик, наверное, имеет в виду своего главного. Эммм… Начальника уголовного розыска? Верховного судью? Генерального прокурора?
Как же болит голова. Ничего не понимаю.
- Я ни в чем не виновата, – сама поморщилась от того, насколько банально прозвучала эта фраза. Словно я в каком-то дешёвом отечественном сериале, где героиню засадил за решётку изменщик-муж, предварительно лишив родительских прав и документов на ателье. – Я готова всесторонне сотрудничать, но брать на себя чужую вину не буду. Добровольное признание не подпишу. Приведите мне...
Отчего-то простое слово «адвокат» никак не хотело выговариваться. Уж не случился ли у меня инсульт? При нём такое, я слышала, бывает – что язык онемевает и не слушается. Наконец, я выдавила из себя:
- Приведите мне народного защитника! По закону положено!
- Кого? – с искренним недоумением переспросил мент, позёрским жестом отбрасывая за спину длинные черные волосы. Аж зависть взяла. У меня лично волосы тоже чёрные, но они больше похожи на встрёпанные вороньи перья. А этот персонаж мог бы в рекламе сниматься без фотошопа. Хоть в рекламе шампуня, хоть в рекламе лезвий для бритья – удивительно чистое лицо с правильными выразительными чертами. Ни малейших следов щетины, хотя с таким цветом шевелюры и бледной кожей... Стоп. О чём я думаю, когда надо непреклонно продолжать требовать адвоката, ссылаясь на статью... ещё бы вспомнить, какую. Вернусь домой и выучу наизусть уголовный кодекс. А лучше сделаю татуировку с номерами статей, чтобы наверняка.
- Лирта, – укоризненно, увещевательно продолжил мент.
- Контрабас.
- Что "контрабас"?!
- А что – "лирта"? Позовите мне... – да что за чёрт! – Защитника. В конце концов, всем обвиняемым положено. Вы хотите сказать, что в нашей стране законы вообще перестали действовать?
- Вы хотите сказать, что в нашей стране есть какой-то другой закон, кроме королевской воли?!
Я подавилась воздухом, настолько серьёзно и искренне произнёс это служитель этого самого закона. Вот ведь сволочь какая, шёл бы на подиум или сцену, так нет. И на что позарился? На взятки или на власть?
- Тогда объясните толком, в чём меня обвиняют. Я ничего не сделала!
Черноволосый глубоко вздохнул и закатил глаза.
- В прошлый раз мне казалось, мы пришли к какому-то... взаимопониманию, лирта. И сегодня вы опять начинаете играть в старую игру. Вам не надоело? Чем вы хотите удивить меня сегодня, лирта? Может быть, для разнообразия - правдой?
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, потом я не выдержала, отвела взгляд от его затягивающих болотно-карих радужек с крохотными точками чёрных зрачков и только сейчас обратила внимание на окружающее пространство. Изменился не только пол, изменилось... всё. Вообще всё. И чем больше я смотрела, тем меньше слов оставалось в голове, тем шире хотелось распахнуть рот.
Камера преобразилась полностью. Гладкие серебристые металлические прутья превратились в шероховатые чёрные, местами поеденные ржавчиной. По углам клетки – трудно было называть ее иначе – свисала густая серая паутина, словно в каком-то низкобюджетном фильме про бабу Ягу. Сквозь прутья одной из стен торчали костлявые грязные руки узника, вероятно, развлекающегося нашей беседой – пафосные слова сами собой приходили на ум. А по полу наискосок камеры-темницы деловито бежала жирная бурой окраски крыса.
Захотелось жалобно взвизгнуть, хотя крыс я не боюсь. Когда они в клетке зоомагазина, например. Или просто на улице – в нашем городе такого добра навалом, у каждого третьего супермаркета или у каждой второй помойки.
Но в одной со мной камере?! Это уже подходит под разряд пыток.
- Вам осталось жить пять дней, лирта, – тихо закончил черноволосый. – Возможно, вы ненавидите страну, в которой родились и выросли. Возможно, вам безразлична судьба других людей. Но ваша собственная жизнь? Вы так молоды, лирта. Ваша жизнь, пусть даже в неволе, могла бы продлиться... дольше.
...господи всемогущий!
Красавчик-мент повернулся ко мне спиной, тёмно-коричневый длинный плащ мягко зашелестел складками. Не тот плащ, который с руками и застёгивается на пуговицы, а тот самый, старинный, накидка с плащом… епанча? Какулус? Крантер? Откуда-то из памяти всплывают эти странные названия, может быть со времен средней школы, когда я увлекалась кроссвордами? Одно ясно – менты на службе так ходить не будут.
- Вы кто? – хрипло спросила я его спину, такую ровную – хоть линейку прикладывай. – Вы кто вообще?
- Упырь в плаще, – мужчина хмыкнул и развернулся, а мне смеяться вовсе не хотелось.
– Вы куда?!
- Я, моя дорогая лирта, домой. На сегодня моя служба закончена.
- А я?! – единственное, что я смогла выдавить из себя, хотя хотелось орать: «не имеете права», «в чём меня обвиняют», «меня подставили», «это всё кот», «позовите бабу Валю» и коронное «я ни чём не виновата». Внезапно уши заложило, как при высоком давлении – но через миг звуки вернулись.
- А у вас остаётся пять суток, начиная с сегодняшнего вечера. И если память вам по-прежнему отказывает, лирта, то напомню – казни в Магре происходят обычно на закате.
- А обход главврача когда?
- Что?
- Ничего… Не оставляйте меня, здесь грязно, здесь крысы бегают! – почти выкрикнула я. Но какой смысл убеждать сумасшедших, что они сумасшедшие?
- А вы хотите, чтобы в Винзоре была ещё и уборщица?! – искренне удивился черноволосый. – До таких вершин наше с вами общение ещё не доходило… Но что касается крысы, то – никаких проблем.
Крыса, мирно догрызавшая в уголке какой-то сухарик, настороженно подняла голову. Мужчина сделал шаг, нечеловечески быстрым движением наклонился и ухватил заверещавшего зверька за шкирку, поднёс к лицу, втянул носом воздух. Я вдруг отчётливо представила себе, как «упырь в плаще» демонстрирует отросшие клыки и одним движением откусывает крысе голову, а потом тщательно, со вкусом пережёвывает – после чего я сразу признаюсь хоть в хранении наркоты, хоть в покушении на «короля», хоть в попытке хищения бабывалиной пенсии.
- Не надо! – пискнула я, а потенциальный упырь дёрнул рукой – и крыса безвольным меховым комком упала на пол, несколько раз дёрнулась и затихла. Голова у неё точно была на месте, но она явно была мертвее камня.
- Доброй ночи, да хранит вас Тирата, лирта, и да развяжет она ваш не в меру бойкий язык, – светски произнёс мужчина и всё-таки вышел, а я отползла от крысиного трупика, уселась прямо на омерзительно грязный холодный пол и завыла белугой.
Узник в соседней камере глухо, судорожно закашлялся. Выбирать между чумой и туберкулёзом мне ещё не приходилось, и я прямо на пятой точке отползла подальше от них от всех. Сначала ощутила спиной шершавые прутья, а потом, совершенно неожиданно, на плечо опустилась чья-то рука.
- Эй, лирта, хорош выть.
Я резко обернулась и за решётчатой стеной увидела женщину. Совершенно обычную женщину, лет сорока на вид, в длинной тёмной хламиде, с перепачканным в пыли лицом, не накрашенным, ещё далеко не старым, но очень усталым – вряд ли ей было больше сорока лет. Волосы, неожиданно густые и пышные, были удивительно чистого шоколадного оттенка.
- И так тошно, чего ты разоралась? В прошлые дни вроде поспокойнее была…
Я смотрела на неё, ощущая, как остатки здравомыслия, подобия здравомыслия, разбивались вдребезги.
- В прошлые дни? А сколько я уже здесь?
Женщина тоже надрывно закашляла. Впрочем, раз жить мне осталось только «половину декады», плевать и на туберкулёз, и на чахотку… или это одно и то же?
- Сколько дней я здесь нахожусь?
- Да я откуда знаю, ты не очень-то разговорчивой была. Декады полторы…
- Сколько дней? – тупо повторила я. То, что я здоровая, а они все сумасшедшие, понятно. Но нужно поговорить с аборигенкой этого дурдома, потому что у меня закралось смутное подозрение, что в их безумном восприятии реальности прослеживалась какая-то система, какая-то общность. То есть они все сошли с ума в одну и ту же сторону, и странной кажусь им я, а друг для друга они уже нормальные. И это настораживало.
Коллективный психоз..?
- Да не считала я, – подозрительно присматриваясь ко мне, пожала плечами женщина. – Говорю же, декады полторы, сколько дней, сколько дней, дней пятнадцать будет, может, меньше.
- Мужчина, который ко мне заходил, это кто?
- Черепица-то совсем отлетела? – теперь в голосе женщины сквозила жалость с лёгкими оттенками презрения.
- Что?
- С головой раздружилась?
- Возможно. Ответьте, пожалуйста, я ничего… не помню.
- Да следователь ейный, королевской фамилии. Лирт Лигран. Ну, это я слышала так. Ко мне-то попроще приходили, этот, как его, лирт Граен, просто винзорский следователь, у него разговор короткий, виновна и всё, жди своей очереди к Тирате, не того я полёта птица, чтобы ко мне из Маграсты с визитами как к себе домой шастали, да и не только они! – она многозначительно закатила глаза.
- А жить-то как хочется, лирта. Но – поздно. Говорят, из Винзора мольбы даже до Тираты не доходят, так что…
- Что такое Винзор?
- Совсем плохая? – женщина по-матерински укоризненно покачала головой, а я вдруг подумала, что у неё там, на свободе, могут быть дети. Что с ними будет, если мать убила отца, а саму её казнят? Впрочем, дама на удивление спокойна, кажется, смирилась со своей будущей участью. С какой-то стороны, её можно понять: когда ты умираешь, ну, или сходишь с ума, плохо окружающим, тебе-то самому уже всё равно. Неплохо бы поинтересоваться способом казни – если расстрел или инъекция, это ещё куда ни шло, но не дай Бог гильотина или электрический стул, или какая-нибудь средневековая дичь вроде сожжения заживо на центральной площади… Точнее, видимо, надо говорить – не дай Тирата.
Но спрашивать приговорённую женщину о том, каким способом ей предстоит расстаться с жизнью, показалось мне… неэтичным. Невежливым.
Секундочку. Казнена? У нас в стране нет смертной казни. Да ещё и за убийство в состоянии аффекта, да там даже срок большой не дадут! Не в Штатах же мы и не в каком-нибудь Иране, мы же говорим на русском языке!
Ну да, конечно. И следователей в старомодных плащах-накидках, похожих на элитных моделей с подиума, у нас тоже нет. И камер, напоминающих темницы в подземельях старинного замка, в котором заключённые носят странную сектантскую одежду – тоже. Мы все тут сошли с ума, точнее – это всё плод моего воображения.
Я посмотрела на дохлую крысу на грязном каменном полу, на жутковатые прутья.
- Просто ответьте мне. Прошу вас… лирта.
- Да тюрьма это, самая большая магрская тюрьма, сюда в основном смертников сажают, тех, кого уже без шанса, да и непростых, таких, как ты…
- Магрская?
- Магр – страна наша. Ох, болезная.
- За что меня здесь держат?
- Откуда ж мне знать? – искренне изумилась женщина. – Ты не болтала, а нам не докладывают. Следователя Лиграна, ну и того, самого, – она понизила голос, – я видела, но из разговоров ваших ни словечка не слышала.
На мой взгляд, даже понизить голос тот мужик не пытался. Ну ладно, не это главное.
А что сейчас главное?
Так меня разыграть – это денег нужно, и сумма подбирается по самым скромным подсчётам, к шестизначным цифрам: интерьеры, актёры, аренда машины... А подготовка? Репетиция выступлений? Плюс, по сути это же похищение, а вдруг я разозлюсь всерьёз, подам в суд на них потом, проблем же не оберёшься? Нет, будь у меня в друзьях эксцентричные творческие миллионеры…
Но я-то кому нужна? У меня вообще нет друзей, Людмила, притащившая кудрявую хвостатую тварь – не в счёт.
А руки? Одежду можно поменять, но изменить кости..! Нарастить волосы!
Может быть, всё-таки наркотики, галлюцинации?
Слишком дорого, слишком сложно, слишком бессмысленно. Слишком ясной кажется голова, хотя откуда мне знать, как действуют галлюциногены? Приходится признать, что фантазия, лирта, у вас весьма скудная. Нет чтобы на драконе парить над извергающимся вулканом – это было бы хотя бы красиво...
- Здесь Магр, а Россия тогда где?
Женщина посмотрела на меня с тем же брезгливым сочувствием, пожала плечами и, что-то бурча себе под нос, ушла вглубь своей камеры, опустилась на каменный пол, предварительно ловким пинком отправив в недалёкое путешествие очередную крысу.
А я исследовала помещение, стараясь не смотреть на почившую хвостатую бедолагу.
Спереди – глухая каменная стена с дверью без ручки. Слева и справа – другие камеры, в правой на полу скорчился какой-то мужчина, периодически глухо кашляющий. Лица он не поднимал, в разговор вступить не пытался, что, на мой взгляд, с учётом его кашля, было только к лучшему. Надо же, какое гендерное равенство, мужчины и женщины сидят вместе. Причём можно общаться, хоть за руки держаться – просветы меж прутьев позволяют. Обстановка внутри более чем скудная – узкая деревянная скамеечка. За небольшим выступом обнаружился круг в полу, предназначенный, очевидно, для отправления естественных надобностей. Неприятного запаха, однако, не было, никакого, вообще – и это наводило на определённые сомнения. Ещё на полу стоял внушительного вида металлический кувшин с водой и металлический стакан. В кувшин я заглянула не без содрогания, но горлышко было узким, отражение слишком маленьким, и оно ничего не сказало толком по поводу моего лица.
Я покосилась на загадочный непахнущий круг – вряд ли его стали бы тут делать, если бы была бы хотя бы мизерная возможность через него куда-нибудь сбежать. Да и плавать в канализации – я не черепашка ниндзя, я вообще плаваю, как топор. Кстати, местные сплинтеры, надо полагать, оттуда и лезут. Ты присядешь, а они ка-ак вцепятся... прямо туда, боже, ужас какой. Надо на пробу что-нибудь бросить вниз.
Я потёрла мочки ушей, где ещё совсем недавно красовались симпатичные серебряные серёжки в виде скрипичных ключей – их ожидаемо не было. Более того, интенсивное щупанье показало, что у меня и дырок-то в ушах нет. На короткий миг я испытала ни с чем не сравнимый ужас, разом вспомнив какие-то жуткие фильмы, те самые, в которых сумасшедшие маньяки-учёные крайне вольно обходятся с человеческими телами – убирают нужное, пришивают лишнее. Может, мне вживили инопланетную ДНК? Может, я вообще уже больше не женщина.
Ой, мамочки.
Я забилась за выступ, стараясь не провалиться ни в круг, ни в обморок, и принялась ощупывать себя – сначала по одежде, потом под одеждой. Чужой незнакомой одеждой.
Вместо нижнего белья – какое-то боди на крохотных крючках, просто пояс верности, а не боди, замаешься расстёгивать, в туалет лишний раз перетерпишь. Дополнительных органов, к счастью, не нащупалось, пальцы по пять штук на четырех конечностях остались, хотя педикюр так же бесследно исчез. Но это тело явно было не моим, вернее, не совсем моим. Волос нет нигде, кроме головы – продепелировали, извращуги, кожа слишком светлая, ровная, без проступающих сосудов, синяков и мелких детских шрамов – как они убрали тот самый, на коленке, полученный мной у бабушки в деревне при перелезании через соседский забор? Фигура стройня, но уже не тощая, какая-то более тонкая, ровная, что ли.
Поднос соседки с аналогичной кашей стоял не тронутый, а сама она сидела на коленях на полу, водрузив локти на такую же, как и у меня, скамеечку в до боли знакомой молитвенной позе. Упс, а то, что я на ней сидела, можно считать святотатством? Приставать к явно общающемуся с высшим разумом человеку, я не стала – хоть мольбы до неведомой Тираты отсюда и не доходят, но, по большому счёту, молитва представляет собой в первую очередь самоанализ, обращение к себе, к собственному подсознанию.
А вот мужчина-узник ужином не пренебрёг. Сидел на полу ко мне спиной, накинув на голову капюшон, и быстро, с аппетитом ел что-то… секундочку!
- Эй! – окликнула я. – Эй, как вас там… лирт!
Сосед обернулся, откинул с лица закрывающую его ткань хламиды, и я искренне удивилась, поняв, что он отнюдь не дряхлый старик, а вполне себе молодой парень, немногим старше меня на вид, довольно симпатичный, хотя до красавца-следователя по всем статьям не дотягивавший. Самое обычное лицо, тоже бледное, тоже гладковыбритое – может, по местной моде или из соображений гигиены..? На висках у узника были нарисованы или вытатуированы два небольших тёмных ромба, а в остальном ничего не привлекало взгляд. Но к чёрту лицо, а вот поднос! На подносе лежали обворожительные, восхитительные, прекраснейшие кусочки мяса, может быть, даже шашлык. Тонкий дразнящий аромат коснулся ноздрей.
Может, здесь как в санатории – еду надо заказывать заранее, а вновь прибывшим дают, что осталось? Правда, я уже тут вроде как пятнадцать дней, но провела их в очевидном помрачении рассудка, иначе не предпочла бы кашу шашлыку.
- М-м-м, лирт, извините, что отвлекаю, приятного аппетита и всё такое, а как тут мясо можно заказать?
Мужчина недоумённо посмотрел на меня, потом тряхнул головой, словно увидев говорящий стул, и вернулся к трапезе.
- Вы меня слышите? Понимаете?
Если здесь не Россия-матушка, то почему тогда все говорят на русском? Конечно, на русском, а на каком ещё, если я их понимаю, никакого другого языка, кроме английского со словарём – огромным таким, увесистым словарём – выучить я не удосужилась?
Мужчина снова оторвался от своей изумительной пищи, поднялся на ноги вместе с подносом, на котором одиноко лежал последний лакомый кусочек, подошёл вплотную к решётке.
- Вы… хотите мяса? Вы?!
Стало неудобно. Человек, может, тоже последние дни доживает, может, продукты тут любящие и скорбящие родственники оплачивают, а я лезу со своим неуместно раскапризничавшимся желудком и разыгравшимся в сторону чужой еды аппетитом.
- Извините, – повторила я, силясь отвести взгляд от его тарелки, и посмотреть хотя бы в глаза. – Сама не знаю, что со мной происходит в последнее время.
- Но вам не принесли мясо. И раньше тоже не приносили!
- Нет, но…
- Но вы его хотите.
- Да, но…
- Возьмите, – неожиданно предложил благодетель, протягивая мне через прутья решётки вожделенный кусочек двумя палочками, чем-то напоминавшими китайские.
А он, больной и явно заразный, ими уже ел. Надо вежливо отказаться и… Ощущая себя дрессированной собачкой, я потянулась к куску и, вдохнув полной грудью дымный аромат, схватила зубами.
Изумительно.
- Как вас зовут, лирта? И каков ваш донум?
- Ничего не знаю, – с набитым ртом, пытаясь растянуть удовольствие, мурлыкнула я. – Но спасибо вам огромное. Вы меня практически спасли. Надеюсь, хоть вас-то казнить не планируют?
- Отнюдь, через семь дней отправлюсь на встречу с Единой, – хмыкнул товарищ по несчастью. – Разрешите представиться: лирт Мартен. Можно просто Март, без лишних церемоний.
- Камилла. Можно Милька, можно Камуся, можно хоть Чебурашка, – я наконец-то проглотила кусочек, ощущая нечто вроде гастрономического оргазма, и с сожалением покосилась на пустой поднос. – Честно говоря, я уже ни в чём не уверена.
- Ка-мил-ла? Красивое имя. Необычное, – узник присел на пол прямо рядом с решётчатой разделяющей нас стеной, и я, чуть замешкавшись, повторила его движение.
- Март, послушайте… Возможно, это очень странная просьба, но… не могли бы вы со мной немного поговорить? Так, как если бы я была ребёнком. Или иностранкой. Или потеряла бы память.
- Не понимаю, – на его лице появилась настороженность, а я глубоко вздохнула.
- Я потеряла память.
- Вижу, что не ребёнок и не иностранка, – он хмыкнул. – Ну, давайте поговорим.
Вопросы сразу выпали из головы. Но мужчина, несмотря ни на что, казался таким… нормальным.
Доброжелательным.
Очередной приступ кашля одолел его, давая мне время подумать.
- Вы так и спите, на голом каменном полу?!
- Под стасидией есть одеяло, – он кивнул на скамейку. – Как у всех.
- Вы больны. Вам не полагается никакая… помощь?
- Какой смысл помогать приговорённому к смерти? Но вообще-то, поговаривают, кашель начинается у многих узников Винзора. Только ни в какую болезнь не развивается.
- Почему? – глупо спросила я.
Март посмотрел на меня со снисходительным сочувствием.
- Не успевает. Люди тут сидят очень и очень недолго.
- Нас и правда собираются казнить? Это в порядке вещей? Тут, в этом Марге, я имею в виду?
- В Магре? Это распространённая практика. У нас строгие законы, – мне показалось, или в его голосе промелькнула гордость? Патриот-камикадзэ, чтоб его.
- А вы какой именно закон нарушили, простите за нескромный вопрос?
- Ну-у, скажем так – некачественно выполнил свою работу. Очень ответственную работу, от которой зависело душевное состояние Его высочества Тиверна. Просто-напросто завалил.
- Никого не убили, не ограбили, не устроили заговор? – меня передёрнуло. – Да уж. Жестоко.
- Я знал, на что шёл. В случае успеха мог бы получить прекрасную должность и безбедную жизнь, но…
- Не повезло, – закончила я.
- Именно.
Март явно не хотел откровенничать с первой встречной – хотя ему должно быть уже всё равно.
Утро началось с мучительных размышлений о мировой несправедливости. Потому что видение тюрьмы не рассеялось, соседи не перестали играть свой спектакль о приговорённых к смерти узниках королевской тюрьмы, мой завтрак представлял собой невразумительные и пресные варёные злаки, тогда как завтраком безумного соседа стал сочный стейк из моих безумных гастрономических фантазий. Я, полная решимости вообще не общаться после вчерашнего розыгрыша с крысой, сдалась позорно быстро, унюхав аппетитные запахи.
Какое свинство! Если у нас тут буквально общие камеры, то хотя бы с едой могли не обделять.
- Почему вам дают мясо? Это связано с тем, что вы мужчина?
- Нет, – Март посмотрел на меня так, словно я у него снова беспардонно выпросила последний кусок, хотя он уже не предлагал. – Это связано с моим донумом. Обладатели донума постоянно нуждаются в мясной пище, тогда как у других людей нет такой необходимости, и они могут есть то, что захотят. Это право закреплено законодательно и признано одним из основных прав жителей Магра.
Ну надо же, смертные казни направо-налево раздают, зато в меню права человека соблюдают. Это даже трогательно. Небось еще прописана толщина и шелковистость верёвок для повешения – или что-то в этом роде.
- Что такое донум?
- Дар, способность, – недоумение и подозрительность потонули в очередном приступе кашля. – У меня, например, способности к некромантии, как вы смогли убедиться. У кого-то – к целительству, у кого-то – к выращиванию растений, у кого-то – к главенству над огненной стихией, у королевской династии фамильная способность взаимодействовать с водой и воздухом. Их, донумов, много. Вы тоже об этом забыли, лирта..?
- В некотором роде, – я выдохнула, набираясь решимости. – Это так, гм, удивительно, так поразительно, что… а могли бы вы продемонстрировать свои, несомненно, выдающиеся способности ещё раз?
- Как, лирта? Труп вчерашней крысы я выкинул в уборной, кто ж знал, что он вам ещё раз понадобится? Я за ним не полезу, и не просите. Если вы поймаете и убьёте ещё одну, тогда без проблем…
М-да, в логике ему не откажешь.
- А у меня, выходит, донума нет?
- Откуда мне знать, лирта? Но, в действительности, то, что вам нравится моя еда, очень странно и скорее говорит в пользу того, что есть. Только люди обычно знают про свой донум. Очень редко дар открывается в зрелом возрасте, чаще всего – в годы отрочества.
Мне всего-то «две декады» лет, а это уже «зрелые годы»! Тьфу ты.
Волосы отрасли, фигура улучшилась, так ещё и магические способности.
- Вчера ко мне заходил, если не ошибаюсь, следователь. Вы слышали, о чём мы говорили?
- Лирта, – с откровенной жалостью проговорил сосед, откидывая с лица темно-каштановые прядки волос. – Ну, подумайте сами, как я мог слышать разговор королевского следователя при исполнении?! Конечно, нет. Мы же не на рынке. Единственное, что я слышал – слова про пять дней, которые вам остались или что-то в этом роде.
- Но… – господи Боже, кажется, это называется газлайтинг? Я стала жертвой социально-психологического эксперимента, меня выбрали как среднестатистическую одинокую девицу, справившую совершеннолетие. Мать в другом городе, отец и бабушка на кладбище, тётка в Хорватии, мужа, хотя бы даже гражданского, нет. Меня намеренно пытаются свести с ума. Разыгрывают представления, подселили рядом махровых безумцев… Я попаду в психушку, а кто-то защитит диссертацию. Сволочи. – Но он же стоял от вас в двух шагах и говорил в голос!
- Лирт Лигран поставил шумовой порог или какую-то одну из этих штучек, у них полно таких средств в арсенале. Должны же быть какие-то магические спецсредства, на то это и королевская полиция!
- Магические, – кивнула я. – Конечно, конечно, должны быть, я понимаю, разные средства, штучки, да-да, должны быть. Вы только не нервничайте.
Кстати, неплохой довод в работе с психами. Ссылаешься на магию – и всё, никаких контраргументов быть не может. С волками жить – по-волчьи выть. С некромантией вообще здорово придумано – когда убитый муж дамы слева придёт её забирать, проблем не возникнет – она убила, а некроманты подняли.
- Март, а за что вас посадили, если начистоту? Извините, если такие вещи спрашивать не принято, я тут в некотором смысле, первый раз. В тюрьме, то есть.
Март покосился на меня с ноткой недовольства, но всё же снизошёл до ответа.
- У его королевского высочества лирта Тиверна был любимый питомец который соизволил крайне не вовремя издохнуть, – при упоминании "питомца" меня передёрнуло. – Ну и…
- Вы должны были его воскресить?
- Что-то вроде того. Разумеется, поднятые умертвия довольно сильно отличаются от живых существ, это зависит от того, как… ну, неважно. Они уже никогда не будут чувствовать и вести себя как живые, однако ряд функций выполнять могут. Моя задача заключалась в том, чтобы его высочество не заметило пропажи, точнее изменений своего любимца в свой день рождения.
- А он, надо полагать, заметил, – я против воли посочувствовала бедолаге. Для него-то его бред был реальным.
- О, да, ещё как заметил, – горько подтвердил Март. – Весь дворец заметил, весь двор, трудно было не заметить такую подлую тварь. Зверь должен был смирно спать весь день на своей лежанке, а вместо этого устроил форменный цирк, выл, как кварк в брачный период, расцарапал лицо королеве, отгрыз себе хвост и сбежал.
- Вы потеряли контроль? – ну, а что? Я два месяца педагогическую практику в школе проходила, я с шизоидами разговаривать умею.
Март наклонился к решётке, прижался к ней лицом, и я против воли тоже склонилась к нему навстречу. Взгляд сам собой зацепился за тёмные ромбы на висках. Это вовсе не была татуировка или рисунок. Ромбы приподнимались над кожей, блестели, точно вплавленные в кожу… камни. Или всё-таки родимые пятна? Я еле сдержалась, чтобы не потрогать их рукой.
- Я не мог потерять контроль, лирта, это просто немыслимо! Кто-то его перехватил! Кто-то желающий занять моё место или просто желающий мне зла!
Никаких наручников так и не надели, просто за мной угрюмо следовали два здоровенных мужика, каждый выше меня на голову и раза в полтора шире в плечах, в тёмной форме, чем-то смахивающей на военную – синяя плотная ткань типа сукна, стоячие воротнички, металлические пуговицы, головные уборы, вроде высоких кепок без козырька. Больница-темница оказалась весьма приличных размеров – мы шли и шли по коридорам, испещрённым трещинами дверей, а они всё не заканчивались и не заканчивались, и по дороге нам больше ни одна живая душа не встретилась.
…может быть, баба Валя на самом деле работала в молодости на КГБ? Или шпионила на ЦРУ, ФБР, Моссад или что-то в этом роде? Подумав, что на старости лет можно ничего не опасаться, она сбежала в свою родную страну или просто на волю, но именно в этот момент её убойными секретами заинтересовалась ФСБ. А тут как раз я, такая непростая, такая подозрительная, появляюсь в её квартире...
Коридор закончился внезапно. Представшие моим глазам стена и дверь были отделаны тёмно-красным деревом и не лишены некоторого изящества, несколько неуместного среди царящей атмосферы нацистского лагеря. Этакий современный гуманный нацистский лагерь, трепетно заботящийся о соблюдении прав заключенных перед отправкой в газовую камеру.
Санитары в военной форме встали по обе стороны двери, словно часовые, а потом один из них постучал сухим уверенным стуком: тук, тук-тук, тук. Простенький пароль, что и говорить. Дверь отошла в сторону, будто у шкафа-купе, я вопросительно посмотрела на вытянувшихся в струнку стражей, пожала плечами и вошла.
На кабинет главврача открывшееся моим глазам помещение не очень-то походило. Впрочем, на генеральский кабинет главы службы безопасности тоже. Комната оказалась почти пустой, посередине стоял деревянный стол, некрашеный, неприятно шершавый на вид, почему-то пятиугольной формы, к каждой из сторон был приставлен стул. На одной из пустых стен висела белая безголовая шкура, раскинувшая во все стороны четыре когтистые лапы.
Я постояла, потом не выдержала и присела на один из стульев. Стул нервно скрипнул, захотелось резко встать, но я сдержалась. Если уж у них тут такие хлипкие стулья, это их проблемы. В конце концов, раз уж не имеет смысла лечить больного перед казнью, то и штрафовать за испорченную мебель однозначно бессмысленно.
- Лирта Агнесса, – услышала я за спиной глубокий голос, такой глубокий и низкий, что ожидала увидеть двухметрового гиганта с мощной квадратной челюстью. А увидела всего-навсего обычного мужчину, среднего роста и комплекции, с лицом немолодым, но гладким, без каких-либо морщин и отвисших складок, с тёмными и одновременно очень яркими глазами, лишёнными старческой мутности. В принципе, совершенно обычного человека, если бы не фиолетовое бесформенное одеяние, буквально ниспадавшее с его плеч до пола, и длинные, как у Гэндальфа, волосы. Сиреневые, как… как цветки сирени, чтоб их!
И брови, густые брови тоже были сиреневыми!
Я не смогла удержать нервный смех, представив сиреневые волосатые подмышки и всё такое остальное, гламурненькое и кокетливое.
В шестнадцать лет панк, в двадцать шесть панкреатит, а в шестьдесят шесть хоба – маразм, и ты снова панк. Что ж, если у них тут напрочь отсутствует дресс-код, почему бы и нет? Трудно на такой работе не поддаваться влиянию окружающих...
Я упорно убеждала себя в том, что всё ещё может получить какое-то нормальное объяснение, но честно говоря.... честно говоря, надежды на это у меня почти не осталось.
Перебор, перебор! Розыгрыш слишком затянулся. Был слишком детальным, подробным, ощутимым. Слишком настоящим. Сидя за столом, больше подходящим для сеансов экзорцизма, нежели для допросов и бесед, я молча смотрела на пожилого мужчину, невозмутимого, ненаигранно спокойного, уверенного в себе до кончиков этих экстравагантных анимешных волос. Если всё это актёрская игра, то фильм тянет на "Оскар".
Что-то царапнулось внутри, почему-то дикий цвет скорее настораживал, чем раздражал или смешил, надо подумать, надо вспомнить, почему…
- Лирта Агнесса? – очень спокойно повторил мужчина, а я потянулась к нему с невероятной надеждой:
- Послушайте, вы ошиблись, меня зовут Камилла, вы перепутали! Я не та, кто вам нужен! Меня зовут Русланова Камилла, я...
- Лирта, – на мои слова он ни малейшего внимания не обратил. – Я хочу предложить вам сделку.
- Сделку?
- Именно. Вы понимаете, не можете не понимать, какие огромные возможности у меня есть. И при этом понимаете, что после содеянного в покое вас не оставят. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Но мне ваша смерть не интересна, лично мне она ничего даст. Я даже забуду о лирте Сириш. Мне нужен только фелинос. Я могу предоставить вам укрытие и дать возможность новой жизни.
- Новая жизнь – звучит заманчиво, – осторожно сказала я.
- В вашем положении, лирта, слово "жизнь" само по себе должно быть восхитительной музыкой. Вы же не безумны, лирта. Вы молоды. Вы должны хотеть жить.
...вообще-то, предполагалось, что это я буду уверять остальных в собственной нормальности.
- Как я могу к вам обращаться?
Он постучал пальцами по столу.
- Мне говорили, что вы симулируете потерю памяти. Но помилуйте... Любому терпению придёт конец.
- Пожалуйста, – тихо сказала я, ощущая одновременно желание постыдно разрыдаться – и при этом полное отсутствие слёз в глазах. – Я готова сотрудничать, я готова обсудить сделку, но, пожалуйста, расскажите мне, что вы от меня хотите?
- Лирта Агнесса, я не люблю жестокие методы, но ещё больше я не люблю, когда кто-то пытается во что-то со мной играть. Поэтому вы просто рассказываете мне, где фелинос. Прямо сейчас. Без условий.
- Я не могу рассказать о том, о чём... – начала было я, и тут произошло...
Странное?
Слово «странное» даже близко не отражало суть происходящего.
Мои руки, сжатые в молитвенной позе над столом, вдруг ожили, словно две змеи, выросшие из моих же плеч. Тёмные ногти, те самые, без маникюра, неровно обкусанные, оказались вдруг неожиданно острыми и длинными, и этими самыми ногтями правой руки я впилась в собственную левую, разрезая кожу, как полиэтиленовый пакет.
Ничего, ничего я не могла поделать. Боль ощущалась в полной мере, но конечности меня не слушались, левая рука, окровавленная, располосованная висела безвольной плетью, а правая царапалась, будто лапа остервенелого хищника, по чистому недоразумению пришитая к человеческому телу. Я вскочила, роняя стул, чудом удержалась на ногах, впечаталась спиной в стену.
- Где он, лирта?
Рука – не знала, что могу быть настолько сильной – сдавила мою же шею, пальцы медленно переползли на лицо, ноготь, острый, как острие ножа, упёрся в веко.
- Лирта, верните то, что вам не принадлежит. Иначе потеряете даже то, что ваше по праву рождения. Ну же, лирта...
...да уж, наручники им тут действительно не нужны.
Кажется, я орала, визжала и пыталась безуспешно брыкаться, пинаться, бодаться... кажется, я готова была в ногах валяться у этого мультяшного дядечки, рассказать ему всё, всё самое тайное и постыдное, что было в моей короткой жизни. Отсутствие контроля над собой было страшнее замкнутого пространства, страшнее высоты. И при этом тело оставалось моим, я чувствовала боль, напряжение, натяжение каждой мышцы – вот только управлять не могла. Нет уж, лучше любые жуткие монстры из ужастиков, лучше призраки и даже зомбикрысы!
Кажется, дядечка в итоге устал – или успел соскучиться.
В итоге мои руки, окровавленные, трясущиеся от усталости, схватили один из довольно тяжёлых деревянных стульев и подняли его над головой. Да, сознательные импульсы посылала не я, но мышцы-то были мои, точнее, тела, которое на данный момент было моим, так что спустя несколько минут пребывания в этой статичной позе я тряслась, как стиральная машинка на отжиме.
- Что ж, давай поговорим, Агнесса, – неожиданно доброжелательным тоном произнёс мужчина. – Можешь обращать ко мне «лирт Веритос». Я один из верховных жрецов божества Тираты, единой и неразделимой. Тирата милосердна, премудра и всесильна, но она владеет бесконечными мириадами миров, так что её вмешательство в существование нашего на настоящий момент ограничено рамками случайных неподвластных контролю чудес и событий. Так что в её отсутствие мы должны поддерживать заведённый великой Тиратой порядок во имя мира и благополучия созданных по её образу и подобию разумных существ.
Какой здравомыслящий жрец мне попался. Впрочем, в моей ситуации и не знаешь, что предпочтительнее: фанатик, верящий в то, что божественные силы со всем разберутся сами, или вот такой принципиальный и рациональный тип с ошеломительными способностями к гипнозу.
Экстрасенс? Настоящий? Маг? И тот некромант, Март, выходит, тоже?
И что будет, когда мои руки все же не выдержат? Стул рухнет на голову? Это в лучшем случае...
- Не имея возможности постоянно находиться рядом со своими детьми, Тирата оставила наместников, справедливо и благоразумно разделив власть над миром материальным и духовным, наделив тех, кто представляет её в этом мире, особыми донумами. Мы, жрецы, наставляем души и можем управлять телами непослушной, потерявшейся в паутине пороков и лжи паствы. Королевская династия так же получила свой особый донум, передающийся по наследству и позволяющий усмирять буйствующую в Триаду ветров и дождей стихию. Поскольку в руках короля и его семьи оказалась огромная власть, в разы превосходящая власть жрецов, Тирата позаботилась о том, чтобы он не мог злоупотреблять этой властью, ибо мы не более чем смертные и слабые дети великой и мудрой богини. Каждый новый наследник трона по достижении семилетнего возраста в праздник Венуты подтверждает своё право на престол с помощью определённой реликвии, о которой знают только представители королевской семьи. И мы. На настоящий момент – я.
Эту реликвию вы украли, лирта. Её нужно вернуть в целости и сохранности до наступления Венуты, иначе Магр погрузиться в междоусобную кровавую войну, неуспокоенные стихии в Триаду разнесут нашу страну, а проклятие Единой падет на наши головы на десятки лет. Вам понятно, лирта?
Я едва успела отклонить голову, стул с грохотом выпал из окоченевших пальцев и упал на пол.
- Подумайте, – великодушно заключил Веритос. – У вас осталось четверо суток. Мне нужен фелинос.
- Вам или всё-таки королю? – язык едва ворочался во рту.
В то же мгновение контроль над телом ко мне вернулся. Руки, ослабевшие, гудящие, ноющие, казались чуть ли не предателями – тошнотворное ощущение.
- Скажем так, дорогая Агнесса, фелинос нужен Магру. Но в ваших интересах сделать так, чтобы сведения о нём оказались у меня раньше, чем у... Мне нет нужды вам мстить. Вы не будете опасны, хотя, разумеется, вам придётся уехать и официально умереть для всего остального мира.
- Кто я? Скажите мне, кто я и где я нахожусь!
- Ну, если вы так настаиваете... Сколько время ни тянуть, а четверо суток в декаду не превратятся.
Лирта Агнесса-Ренна – это ваше имя. Вам две декады с лишним лет, незамужняя девица, жившая с матерью в Магристе, столице Магра. Ваша мать содержит лавку различных трав и снадобий от простых хворей и недугов, а вы с малых лет помогали ей. До того, как очутились здесь. Вероятно, посещали какую-то школу, ваше детство меня, признаться, мало интересовало.
- Как могла простая лавочница украсть реликвию государственного значения, о которой практически никто не знает?
- Нам это до конца неизвестно, дорогая лирта. Ваша мать, ваши соседи, постоянные клиенты ничего не знают о том, где и с кем вы встречались за пределами лавки. Вы столь нелюбезно не сообщили нам ни о мотивах, ни о способах осуществления своего коварного замысла. Впрочем, не буду делать акцент на коварстве – не исключено, что вас обманули, запугали, подкупили... Очевидно, у вас имелся сообщник, но кто он, мы так и не выяснили – вы столь благородно не выдавали нам его имя. Возможно, вы его боитесь. Возможно – любите. Но он не боится и не любит вас, лирта. Он оставил вас умирать здесь.
На следующий день чуда не произошло, соседка не вернулась, и я не вернулась в свой нормальный цивилизованный мир тоже. Март впервые стал проявлять признаки беспокойства – ну, наконец-то хоть что-то человеческое в нём проснулось. А вот меня от настоящих переживаний словно отделяла пелена равнодушия, усталости и острого… недоумения. Что произошло? И что с этим делать?
Прошло уже два дня этой новой жизни, которую, с одной стороны, хотелось… жить. Пытаться выбраться отсюда, разобраться, кто я на самом деле и как здесь очутилась. Наслаждаться вкусом еды, на самом деле очень даже аппетитной. Вымыться и переодеться – хотя волосы вели себя на удивление прилично и в кои-то веки не напоминали жирные сосульки… Впрочем – это же не совсем мои волосы.
Да, нужно хотя бы в зеркало себя увидеть!
А с другой стороны, было тоскливо, страшно и хотелось просто свернуться в комочек, накрыться одеялом, а проснуться дома, в своей привычной, устоявшейся и стабильной реальности. С волосами-сосульками, сколотым передним зубом, без оживших дохлых крыс, жрецов неведомых богов, расцарапывающих друг друга рук… Я потёрла запёкшиеся под длинными рукавами хламиды царапины. Честно говоря, неплохо было бы и подлечить – но, как и непрерывно кашляющему в своём уголке Марту, целителя мне явно не полагалось. Пять дней до казни протяну – и ладно.
А вдруг я тоже что-то такое умею?
Магия.
Волшебство.
Сказка.
Страшноватая сказка, но всё-таки…
Я посмотрела на свои царапины, неловко поводила над раненой рукой здоровой. Зажмурилась, попыталась ощутить тепло или покалывание, представляя здоровую ровную кожу. Подсознание не слушалось и ехидно подсовывало кадры кожи, напротив, шрамами обезображенной – незадолго перед явлением Людки с её чёртовым котом я как раз включила фоном телевизор и прослушала передачу о шрамировании. А вдруг магия сработает от противного? Да ну нафиг.
Так же безуспешно я попыталась подвигать взглядом, а затем пассами рук скамеечку, поджечь её же, разметать пыль на полу, пройти сквозь стену – Март делал вид, что смотрит в потолок, но у него это плохо удавалось, выдавали несколько квадратные глаза. Пыталась читать его мысли – мысли не читались, или их и вовсе не было в этой безмозглой вихрастой голове, прутья камеры-клетки не плавились, что там ещё?
Возможно, я просто нуждаюсь в гемоглобине и животном белке для снятия стресса, а донума у меня, родившейся в мире техники, скуки и скепсиса, конечно же, нет.
А жаль.
Я ожидала явления черноволосого красавца – ну, не может же он и королевская власть, за его спиной стоящая – так просто сдаться. Хотя налицо конфликт интересов двух группировок, и утерянную реликвию не просто хотят вернуть, а планируют разыграть между светской и церковной сторонами, как особо ценную карту. Фелинос! Знать бы, что это такое и с чем его едят. Небось, камушек какой-нибудь. Или перстень. Или венец на голову. Или ночной горшок.
Ладно, чего гадать.
Знает ли лирт Лигран о зверских методов допроса жрецов? Может ли повлиять на них в нужную для меня сторону? И почему сам их не применяет, неужто и впрямь такая гуманная страна?
Односторонне гуманная.
Раздался скрип двери, ошеломительно громкий в общей тишине, лишь изредка прерываемой покашливанием Марта и его шебуршаниями в одеяле – то есть, мне хотелось бы верить, что это шебуршал именно Март, а не очередная крыса. Как ни странно, дверь открылась не у меня, а как раз-таки у соседа. Я повернула голову на звук и увидела не стражника, не следователя или жреца, а тоненькую женскую фигурку – в длинном тёмном платье, с аккуратной высокой причёской и бледным встревоженным лицом.
- Март! – она подбежала к молодому человеку, упала перед ним на колени, обнимая и целуя то в лоб, то в макушку. – Мартен!
- Ильяна, ты как… что… откуда… – активно обнимаемому соседу не удавалось вставить и слова, наконец, он решительно тряхнул посетительницу за плечи. – Да подожди ты! Как ты сюда попала?!
- Март, ты как? – не слушая его, причитала девушка сдавленным шепотом с вкраплениями подступающих рыданий. – Что они с тобой сделали?!
- Ты как сюда попала и зачем пришла, ненормальная?! – сердито шипел некромант. – Отвечай! И уходи! Немедленно уходи!
Глаза девушки, большие и такие же необыкновенно яркие, как и у остальных, воровато забегали из стороны в сторону.
- Я... договорилась.
- С кем ты договорилась?! Какую цену с тебя потребовали? Ты дом продала?! Мебель? Ты... ты что вообще вытворила?
Теперь глаза юной невесты – или жены? – наполнились слезами.
- Ты мой единственный брат, – ага, с невестой, а тем более женой я промахнулась, – мне ничего ради тебя не жаль! Да не продавала я дом, Март, послушай! – она потащила его к стене, подальше от меня, зашептала в ухо, но отдельные обрывки фраз упрямо до меня долетали. Наверное, шептать так, чтобы слышал только адресат – отдельное искусство.
Девушка им не владела.
- Нельзя сдаваться, нельзя, слышишь меня, хороший мой, нельзя опускать руки! Только не ты, только не так! Нам помогут, слышишь, обязательно помогут, лирт... он просил никому не называть его имени, он обещал помочь... что-нибудь придумаю, обязательно, ну и что, что Винзор! И королевскую сокровищницу раз в десять декад кто-нибудь грабит!
"И даже не кто-нибудь, а, например, я!"
- Не ввязывайся в это, Ильяна, будешь по соседству сидеть, а ты молодая, красивая, ты жить должна!
Они немного попрепирались, кто кого сильнее любит и кто больше заслуживает счастья, при этом девушка упорно отказывалась признаться, чем она заплатила за возможность навестить в тюрьме приговоренного к смерти брата, а Март уверял, что спасать его совершенно не надо, ему и так прекрасно, не о чем и говорить.
- Послезавтра или через два дня, готовься, – шепнула напоследок темноглазая Ильяна, исчезая за каменной дверью, а Март опустился на пол и судорожно раскашлялся – при сестре он себе этого не позволил. Мне неожиданно стало жаль его гораздо больше, чем себя. Со мной, а точнее, с лиртой Агнессой-Ренной, история мутная, неприятная – если не врут, там и убийство, и ограбление, а вот бедолага, неверно починивший сломанную куклу наследника Тутти...
Мне снился сон. Очень отчетливый, детальный, удивительно яркий сон. Здесь, в Магре, даже сновидения другого качества, будто раскрашенные звонкой детской гуашью, тогда как в моём мире были сплошь черно-белые мятые раскраски.
Героиней сна была, безусловно, я, но ощущение такое, будто одновременно наблюдала за всем со стороны.
Старенький двухэтажный деревянный домик со светлой черепичной крышей. На втором этаже мы живём, на первом – работаем. Удобно! Мать настаивает на том, чтобы я ходила в школу, учила грамоту, счёт и всё такое, а я бы сутками сидела дома.
Здесь тихо, немного пыльно и чудесно пахнет сушёными травами. Мать, с самым серьёзным видом стоящая над котлом, напоминает лесную драю. Во времена, когда Тирата еще не была повсеместно признана Единой и Единственной, считалось, что в мире есть множество богов и духов. Вот тогда люди верили в драй, крайфов и стиров, но сейчас это всё – детские сказки.
А я уже взрослая. Ну, почти. Растения ценятся в нашем мире, а мы с матушкой точно знаем, какое какую пользу приносит и как его правильно приготовить, умеем об этом рассказать, и наша лавка любима среди тех, чья хворь не так уж опасна, и кому не по карману визит к самодовольным и дорогостоящим магристским целителям.
Но этот высокий молодой человек, кажется, ничем не болеет. Его длинные волосы убраны в хвост, тёмные глаза очень серьёзны. Мама говорит, что он студент и много учится, устаёт.
К нам он частенько приходит за травяным чаем, восстанавливающим силы. Я такой уже умею заваривать сама. Иногда, чтобы он не ждал долго и не уставал ещё больше, я тайком делаю так, чтобы вода закипела немножечко быстрее.
Сидя на табурете за небольшим круглым столиком в углу лавки, молодой лирт молча пьет заваренный и поданный мною чай, а уходя, как-то смущённо и торопливо, тайком оставляет на блюдце горсть медовых орешков.
...это очень хороший сон. Жаль, что он так редко мне снится.
***
Черноволосый лирт Лигран смотрел на меня, а я смотрела на него. Впрочем, в его глазах я тоже почти не отражалась.
- Как поживает ваша память, лирта?
«Её существенно освежили» – хотелось мне сказать, сказать, а потом капризно надуть подрагивающие губы, поднакопить слёз в глазах и молитвенно сложить на груди руки, делая вид жалобный и несчастный, но одновременно благородный и возвышенный, как у девы Марии с картин эпохи Возрождения. Честно сказать, сама я никогда такими уловками не промышляла, но вот злополучная Людка, чтоб её черти в аду поджарили, как следует, а потом слопали – та знала в этом толк.
- Местами возвращается, но ей требуется помощь, лирт.
Мне показалось, или в его взгляде мелькнуло разочарование?
- Деньги с собой к Тирате не возьмёшь.
- Мне не нужны деньги!
Ну, так-то нужны, конечно. Но сначала свобода. И жизнь. И возвращение назад.
- У вас есть совсем немного времени, лирта, – глаза Лиграна смотрели на меня холодно и устало, словно его, такую важную фигуру, королевского следователя, силой принудили выполнять скучную и неприятную работу, например, убирать голыми руками общественные уборные или, скажем, беседовать с приговорёнными к смерти непосредственно перед казнью.
– Лирта, Его величество разгневан кражей фелиноса, но если вы вернёте реликвию в целости и сохранности, если вы признаетесь в содеянном и верно укажете место её нахождения или назовёте того, кто помогал вам, то сможете ходатайствовать о помиловании и…
Я не слушала его речей, словно оглохла. Просто смотрела на него – очень красивого, неуместно красивого человека, какое же эстетическое удовольствие разглядывать его и ни о чём не думать.
- Вы меня слышите, лирта? Агнесса?
Чужое имя.
Чужая вина.
Чужой мужчина.
Чужая украденная жизнь, чужая украденная смерть.
- Мне нужно… – хрипло сказала я, с трудом глотая кровавую слюну, скопившуюся во рту. – Нужно…
Я хотела сказать «зеркало» - и не могла. Слово не выговаривалось, не произносилось, словно натыкалось на невидимую преграду. Почему?!
- Что? – переспросил Лигран, его взгляд впился в меня, как острие.
- То, в чём я могу себя увидеть, увидеть то, как я выгляжу. Пожалуйста. Я хочу увидеть себя. Я хочу себя увидеть!
Он смотрел на меня, словно дырку просверлить хотел. Потом медленно кивнул и вышел, полог тишины неохотно, с едва слышным хлопком выпустил его. Вернулся он быстро и в руках держал нарисованный красками портрет девушки на белом фоне. На мгновение мне захотелось расхохотаться – может, у них есть галерея смертников?
- Это вы, Агнесса. Смотрите.
И я стала смотреть.
Сначала недоверчиво, скептически, потом – жадно, вглядываясь в каждую деталь, каждую мелочь – впрочем, на мелочи художник оказался скуп. Девушка, изображённая на нём, была очень на меня похожа.
И всё-таки это была не я.
Красивое лицо, чуть более раскосые большие глаза – тёмные, как у всех здесь, а мои были серо-голубыми. Белая кожа, серьезное, с вызовом, выражение на скуластом лице. Волосы – чёрные с бирюзой. Цвета длинных прядей переплетаются так естественно, даже в тёмных аккуратных бровях, густых ресницах мелькают бирюзовые нити. В целом она куда красивее, сильнее, в ней больше жизни, больше страсти, по сравнению с ней я – никакая, стёртая тень.
…Неужели они не видят, что это не я?
- Лирт Лигран, – я придвинулась ближе, сжала его предплечье, и лицо мужчины словно окаменело. – Это ошибка. Эта женщина – не я! Меня зовут Камилла, я родилась в другом мире, я не знаю, как оказалась здесь, я не убивала ту служительницу храма, которую нашли в колодце, и ничего не крала! Мне не нужен ваш фелинос, я даже не представляю, что это такое, вы же маги, отправьте меня домой, я не она!
- Какая жалость, – проговорил лирт, теперь уже его руки перехватили мои, стальная хватка, не вырваться. – Какая жалость, что смерть заберёт такое прекрасное, молодое и нежное – он толчком притянул меня к себе, поставил перед собой. – Прекрасная юная лирта, которая могла бы прожить долгую, удивительную жизнь, полную простых радостей, служению родным и близким, полную любви. Но вы выбрали другой путь, Агнесса. Какая жалость!
Одуванчики.
Опять?!
Да, именно. Огромные, как дыньки, белые цветочные головки покачивались на ветру, прямо надо мной, и сквозь них просвечивало синее небо, лился слепящий солнечный свет. Я умерла и попала в рай, я бессмертный белокрылый ангел, мне так хорошо… Спокойно. Кажется, я лежу прямо в траве, высокой, не меньше метра в длину, изумрудно-бирюзовой, шелковистой, словно её только что вымыли специальным кондиционером для травы и расчесали щёткой. Удивительно, удивительно замечательная трава, мя-агонькая.
Я скосила глаза на собственную руку, сжавшую пучок этого зелёного чуда, и резко села. Пережила пару минут головокружения, выдохнула, подскочила на месте и встала в полный рост.
Поле. Бело-зелёное, чуть колышущееся на ветру травяное море мне по пояс. Небо чистое, голубое, летнее, в ажурных оборочках облаков. Источником света действительно оказалось солнце, пронзительно белое, словно огромный снежок – или одуванчик. Я бездумно хлопнула ладонью с тёмными ногтями-когтями – одуванчик разлетелся ворохом летучек-парашютиков, каждый размером с мой палец. Немного стыдясь самой себя, потянула упругий полый стебель, поднесла пушистый шарик к лицу, набрала в грудь побольше воздуха и с силой дунула. Семена-пушицы разлетелись мягким облаком, часть осела на траву и бурые рукава бесформенной тюремной хламиды, часть – полетела над лазурным травяным заливом.
Сделала шаг, другой, споткнулась обо что-то живое, большое, мягкое, и с криком улетела в траву, едва успев подставить руки. Земля смягчила удар, что-то в зарослях зашуршало, зашевелилось, и я представила жутких местных монстров – каких-нибудь гигантских удавов или ядовитых хищных варанов, а то и кого-нибудь совсем иномирного, инопланетного, скрывающегося в этой благодушной траве – и прямо на четвереньках, на ходу развивая приличную скорость, поползла прочь. Ужас до чего боюсь змей. Ещё больше, чем жрецов или следователей.
Змея ухватила меня за лодыжку вполне себе человеческой рукой. Я взвизгнула, лягнулась несколько раз, вырвала пленённую конечность из захвата. Из травы высунулась лохматая каштановая макушка.
- Лирта? Мы где вообще?!
Нашёл, кого спрашивать!
- Не знаю! – хотелось смеяться в голос, и я сорвала ещё один гигантский одуванчик, пряча за ним по-идиотски растянувшееся в улыбке лицо, дунула прямо на Марта. Парашютики обсыпали его голову, нитями ранней седины застряв в волосах.
– Смотри, как тут красиво…
- Не рви тараксумы!
Он схватил меня за руку и потащил вперёд, ругаясь какими-то непонятными мне словами.
- Лирта, ты совершенно ненормальная! Скрывать такой донум, ну как так можно было? Разрыватели пространства столь редки… Куда ты нас затащила?! Это же окраина Магристы, поля тараксума, которые мы помяли, о Единая!
Зубы стучали друг об друга от быстрой ходьбы, то и дело переходящей в бег.
- К-как-а-к-кой тра-та-р-рак-ксум, ты о ч-чём?!
Март резко развернулся, уставился мне в глаза.
- Лирта!
- Камилла. Меня зовут Камилла, зови меня по имени!
- Сейчас тут никто не сможет нас подслушать, поэтому, может быть, перестанешь придуриваться? Я знаю, что это не твоё имя. Следователь обращался к тебе иначе.
- Как угодно, зови меня Агнесса, мне без разницы уже. Я не придуриваюсь и никуда никого специально не тащила, я вообще не знала, что так умею. Если тебя что-то не устраивает, я пойду дальше одна. Между прочим, это я тебя спасла, судя по всему... – я споткнулась на полуслове.
Это что же получается, мы телепортировались? Как там Март сказал, "разорвали пространство"?
Просто нет слов.
- Надо было предупредить, обговорить заранее место переноса! Мы должны были захватить Ильяну, если ты в состоянии ещё и спутников прихватывать!
- Увы, – огрызнулась я. – Можешь не верить, но я и понятия не имела, что я так умею. А вдруг ты ошибаешься, и дело не во мне?
- А в ком?! Я простой некромант, другого донума нет. Это всё ты, Агнесса. Послушай, – он явно пытался успокоиться и взять себя в руки. – Я… я благодарен за спасение, правда. Просто за сестру волнуюсь, да и у нас с тобой проблемы намечаются… ни денег, ни… слушай, а ты можешь перенести нас туда, куда я тебе скажу?
- Откуда мне знать?! – я, не сдержавшись, схватила парня за плечи и как следует тряхнула, несколько раз, для надёжности. – Я тебе говорю, я не знаю, не помню, это вообще не я, что тут непонятного?!,
- Да понял я, понял… – забормотал тот, отступая, стараясь не сбивать одуванчики. – О, Единая, дай мне терпения! Давай с начала. Что ты хотела узнать?
- Что такое Магриста?
- Столица. Столица Магра.
- И вокруг неё такие вот поля?
- Именно. Это тараксум.
Я нервно шлёпнула ладонью очередной пушистый шарик.
- Вообще-то, он ядовитый.
- Да?! – я в ужасе отдёрнула руку и принялась тереть её о хламиду.
- Нет. Шучу. Но это священный цветок, нельзя его так просто рвать. Сначала он сиреневый, потом становится белым, как сейчас. Источаемые им семена ублажают ветер, который…
- Так, бред пропускаем, – мне снова захотелось встряхнуть его как следует. – Почему плохо, что мы тут?
- Мы здесь слишком заметны. Никто не будет просто так ходить по полю, засеянному тараксумом, и вызывать гнев Единой. А отсюда нам путь только в Магристу, но где там устроиться? Винзор находится на окраине Кристона, до нашего с Ильяной дома там не так уж и далеко, а тут…
- Можно подумать, никто не будет искать тебя в твоём же собственном доме. Всегда думала, что затеряться в большом городе проще – меньше привлечём к себе внимания.
- Да в Магристе стражников, как сорняков! – возмутился Март. – А как только поймут, каким образом мы оттуда удрали, искать нас будут по всей стране! Лишь бы Ильяна глупостей не наделала...
Мы снова двинулись вперёд и остановились, только когда на краю поля показались очертания невысоких приземистых домов со светлыми черепичными крышами. Так себе столица. большая деревня.
- Ты это серьёзно?! Март, посмотри на меня. Посмотри мне в глаза, кому говорю!
- Зачем? – вот ведь сучий порох! Март деловито копался в деревянном коробе, очевидно, выбирая нам с ним неприметную одежду свободных и честных горожан Магристы. Точнее, себе одежду свободных и честных, судя по всему, запасную для клиентов, а мне – одежду распутных и раскрепощённых.
Дурацкий мир, ладно, с наличием магии у них нет нужды в электричестве, хотя, на мой взгляд, одно другому не мешает, но додуматься хотя бы до банальных вешалок или чугунных утюгов они могли бы!
Увы. Не додумались. И теперь я срывала зло на своём некроманте. Впрочем, мятая одежда, к сожалению, была не единственным поводом для возмущения.
- Ты меня зачем в публичный дом притащил?! Засиделся?!
- Чтобы спрятать, разумеется, зачем же ещё, что за глупые вопросы? – на лице Марта большими буквами было написано праведное недовольство. – Я же тебе говорил, что мне нужно будет отлучиться, связаться с сестрой, обдумать дальнейшие действия...
- Навестить знакомых путан, –- с вдумчивым видом продолжила я. – Что ж, это даже не требует пояснений. Неуёмные мужские потребности и всё такое. Но мне-то что здесь делать?
- Просто поживёшь пару деньков. Подождёшь меня.
- А больше совсем негде, да?
- Здесь – безопасно. Здесь тебя искать не должны. Не обольщайся, лирта. Тебя непременно будут искать. И меня заодно, – Март нервно поёжился, запихнул обратно в ящик не приглянувшиеся ему тряпки. Плюхнулся на кровать, с наслаждением вытянул вперёд ноги и принялся стягивать с себя стоптанные безразмерные тюремные туфли.
Выбравшись из восхитительного поля иномирных одуванчиков-на-допинге незамеченными, мы довольно долго брели по какой-то окраине, вполне себе скромного деревенского типа – небольшие постройки, жилые и служебные, причудливо уложенные брёвна и снопы сухой травы. Пару раз я заметила массивных животных с трогательно свисающими, длинными, как у ослов, ушами, меланхолично что-то пережевывающих. Однако знакомство с местной фауной пришлось отложить до лучших времён.
Если они настанут когда-нибудь, эти «лучшие времена».
Не знаю как насчёт «прекраснейшего города Вселенной», но здесь было… мило. Воздух свежий, зелень сочная, небо светлое, земля чистая, вообще никакого мусора. Насекомых не наблюдалось, что само по себе уже чудо.
Март, вполне пришедший в себя после неожиданного переноса, был полон оптимизма, который я не разделяла, чувствуя себя маленькой потерявшейся девочкой. Однако виду старалась не подавать, храбрилась, благо, было перед кем. По пути мы натыкались и на людей, полностью поглощённых своими немудрёными будничными делами – что-то вынести, что-то унести что-то передвинуть. Никто не смотрел на нас, и всё-таки тюремная одежда могла привлечь к нам ненужное внимание. Март пообещал уладить этот вопрос, но я и подумать не могла, что он приведёт меня к самому настоящему местному публичному дому.
Увидев Марта, невысокий коренастый секьюрити сиречь привратник, стоявший у огромных двустворчатых ворот, приветливо кивнул парню, чем вызвал у меня волну глухого и ничем не обоснованного раздражения. После чего мы вошли в неприметную калитку, своеобразный «чёрный ход» для "своих". Это было совершенно правильно, но тоже меня разозлило.
Март по-хозяйски запер калитку на скрытый крючок и приветливо помахал невысокой аппетитной блондиночке, безо всякого энтузиазма скребущей по и без того чистому пустому дворику самой обыденной метёлкой, которой не побрезговал бы дворник Радик из моей прошлой жизни. Заметив гостей, блондинка оживилась, отставила метлу и так широко заулыбалась, как будто у неё был десяток лишних зубов и закрыть рот категорически не удавалось. Март и светловолосая местная путана отошли в сторонку и о чём-то тихо заговорили, а я мрачно оглядывалась.
Ничего такого. Двор как двор. Несколько разнокалиберных строений, одно из которых деловито испускало пухлый сизый дым из трубы на крыше и, возможно, являлось баней.
Другой мир, а сауны с проститутками проходят белой магической нитью сквозь времена и пространства…
- Лирта! – окликнул меня весьма довольный Март. Явно уже договорился на вечерний банно-ублажительный сеанс... упырь.
Мы поднялись на второй этаж ближайшего двухэтажного строения по узкой, тёмной винтовой лестнице, зашли в пустую незапертую комнату, а минут через десять та же смешливая блондинка притащила короб с тряпьем…
- Откуда тебе знать, ты же не королевский следователь. Может, здесь и будут искать в первую очередь, – возразила я, рассматривая более чем скудную спартанскую окружающую обстановку: узкая и даже на вид жёсткая кровать, несколько деревянных коробов, стоящих на полу, деревянная молитвенная скамеечка – ну а что, очень удобно. Согрешил и тут же покаялся.
Определившись с выбором, Март бросил на кровать несколько тряпок густо-бирюзового цвета, видимо, под цвет моих волос. Справившись с брезгливостью, я рассмотрела подношение. Ткань была чистой и на ощупь приятной, мягкой. Длинное в пол, закрытое, как у монашки, платье со шнуровкой на спине, нечто вроде длинных гольф, трусики… мда. На такое подобие белья без слёз не взглянешь, это же три тесёмки, а не трусы, даже мысленно представлять себя одетым вот в такое неудобно.
Хотя, как говорила моя бабушка, пока жива была, «неудобно только зонтик в кармане открывать». Ладно, перебьюсь как-нибудь, то есть – перевяжусь. Или, скорее, подвяжусь. А вот…
Я покосилась на Марта, безо всякого стыда повернувшегося ко мне спиной и лихо облачающегося во что-то коричневое и непритязательное – штаны, рубашка, жилет. Хотела было изобразить девичью стыдливость, но благое намерение быстро проиграло любопытству. Вот почему у мужчин тут совершенно нормальные трусы, вполне себе земные по покрою боксеры, а у женщин, пусть даже проституток, такое недоразумение?! Кстати, ноги у моего спутника вполне себе нормальные. Не спички и не перекаченные, и волос практически никаких не видно. Не люблю я излишне волосатые ноги...
- Войдите, – хрипло отозвался Мартен, дверь открылась, и на пороге показалась женщина лет тридцати. Её светлые волосы были уложены в замысловатую причёску, платье такого же, как и у меня, бирюзового цвета словно стекало с точёной стройной фигурки.
Против воли, я уставилась на её грудь – может, это тоже какой-нибудь донум? Или магический силикон? Все ровненько, гладенько, как у куклы Барби.
Надеюсь, что и на ощупь пластмасса пластмассой, а то вдвойне обидно.
- Ма-артен! – слегка нараспев произнесла женщина. – Дорогой, ты нас совсем забыл! Но приходить в дом утех и утешений со своей женщиной ещё более неприлично, нежели приходить в пивнушку со своей бутылкой, тебе не кажется?!
...надеюсь, что у неё там воздушные шарики. Ткнёшь – и лопнут.
- Прости, Кларисс, но я пришёл и уже убегаю, моё сокровище, – Март заискивающе улыбнулся и слегка отступил, а я мысленно скривилась и плюнула. – Есть не самые приятные, но неотложные дела на пару дней, а так я был бы весь с потрохами твой. Вот, оставляю вам Агн... эмм, лирту Камиллу! Покормите, покажите, где можно привести себя в порядок, она, гм, из глухой провинции, не очень-то разбирается в местной моде. Одним словом, вручаю её в ваши надёжные заботливые руки!
Надо полагать, применение "надёжным и заботливым" он находил не раз и более чем виртуозно. "Моё сокровище"! "Был бы весь твой"! Тьфу.
- Нет таких неотложных дел, которые нельзя было бы отложить до вечера, – беззаботно отмахнулась Кларисса, судя по манерам, хозяйка этого небогоугодного... нетиратаугодного местечка. – Как раз сегодня мне крайне понадобятся услуги хорошего некроманта!
- Да ты что?! Попался клиент с особо интересными запросами? Кто-то соскучился по бедняжке Лючии?
- Ах, бедняжка Лючия! – подхватила Кларисса, прижимаясь спиной к стене, отчего ткань её непристойного платья ещё больше натянулась, буквально позволяя лицезреть выдающийся бюст во всей красе, а сволочь Март сделал ещё более заинтересованное и сосредоточенное лицо. – Не следовало ей мешать средство для потенции с кристонским ромом, но что уж теперь говорить. Нет, пусть покоится с миром, на её поминках мы получили месячную выручку, так что я не в обиде. Но да, дело в клиенте. Лирт Артлан уже весьма немолод и при том непристойно богат. К его величайшему прискорбию, все деньги Магра и лучшие целители не в силах заставить его ощипанного дохлого петушка снова кукарекать, как он говорит, вся надежда на моих курочек, но и мы не творим такие чудеса... Может быть, хоть ты сможешь поднять покойного? Мы сорвали бы хороший куш!
- Ох, Клар, ты неподражаема! – расхохотался Март, а мне захотелось достать что-нибудь острое и немедленно проверить свою теорию про воздушные шарики. – Но всё же, прошу тебя, позаботься о Камилле.
- Непременно, дорогой! – проворковала хозяйка местных путан и посмотрела на меня с плотоядной нежностью. – Непременно!
***
- Да ладно, – почти упрашивающим голосом пела за дверью Кларисса. – Успокойся, вдохни, выдохни, поставь на пол скамейку, не гневи Единую, открой дверку и выходи, ну же, дорогая...
- Ни за что! – решительно ответила я, поудобнее перехватывая скамейку. – Ещё чего!
- Ужин, я тебе ужин принесла! Мартик сказал, тебе мясо надобно, так вот, у меня как раз очаровательный гуляш!
- Сами его и ешьте, поголодаю пару деньков! – заявила я. – Ещё не хватало, чтобы вы мне какой-нибудь наркоты подсыпали!
Слово "наркота", значит, местный язык очень даже знал...
- Что-то ты шуток совсем не понимаешь!
- Вы хотите сказать, что приглашение поработать тут у вас шуткой было? Что тот жирный, страшный и старый мужик не был клиентом?!
- Ну, как бы, если с такой стороны посмотреть, то, клиент, конечно, а ну и что же, ну, понравилась ты ему и его петушку, зачем же скамейкой да по лысине-то, – голос хозяйки столичного борделя журчал, как ручеёк. – Деньги-то никогда не лишние, а работа непыльная, разве что, ха-ха, с него пыль посыплется, в его-то годы, но он может отстегнуть неплохую...
- Ааа! – заорала я и в качестве аргумента яростно пнула дверь. – А-а-а!
- Ну, ладно, ладно, не нервничай ты так, лирта! Просто я подумала, и волосы такие у тебя, и вообще всё удачно сошлось...
- А что – волосы? – насторожилась я.
- Так бирюза изначально цвет гильдии любовных утех!
- Что-о? Слушай, как тебя там, лирта Кларисса, а можно их покрасить? В чёрный? Есть тут у вас краска для волос?
- Окстись! – искренне изумилась за дверью хозяйка, и я, подумав немного и так и не выпустив из рук скамеечку, всё же рискнула дверь открыть. – Какая ещё краска для волос?! Целиком облик изменить можно, если владеешь донумом наложения иллюзий, но только одни волосы... нет, не думаю.
- И что, мне вот так всегда ходить с волосам цвета... гильдии продажной любви?!
- Гильдии любовных утех. Поверь мне, дорогая, мои девочки – далеко не самое худшее в нашем лучшем из миров!
Фраза оказалась до боли знакомой, и я усмехнулась.
Лучший из миров, как же.
Есть он вообще, этот лучший мир?
***
- Как тебя, говоришь, зовут? – округлила глаза пухлощёкая рыжеволосая Катриса. – Ка-мил-ла? Никогда такого имени не слышала.
Я решительно зачерпнула ещё горстку тёмно-лиловых овальных ягод – надо же, вкусные какие! – и хмыкнула:
- Так называется... в общем, один цветок из моего родного... провинциального города. Беленький с жёлтой серединкой, почти что как тараксум. Мы на нём гадали в детстве.
А девчонки тут вроде и впрямь ничего. А работа – ну что, работа, всякое бывает, кто я такая, чтобы их судить.
- Гадали на цветах? – изумилась черноволосая путана, которую я мысленно окрестила "грушей" за узкие плечи и тяжеловесные бёдра. – Это как?!
- Ну-у, сейчас покажу, – я икнула и тут же прикрыла рот рукой. – Есть у вас бумага, краска и... ик... клей?!
Следующие полчаса мы увлеченно вырезали и клеили бумажные ромашки, а потом с не меньшим энтузиазмом обрывали им лепестки. Моё состояние было странным и до боли напоминало опьянение – невообразимая лёгкость во всём теле, смех, легко переходящий в слезы и обратно, головокружение, которое казалось даже приятным...
Кто-то тихонько, почти ласково теребил меня за плечо, гладил по щеке, а я, между прочим, спала, и мне было так неожиданно хорошо, так тепло и уютно.
Ну, кому ещё понадобилось до меня докопаться, а?
- Кларисса, уйди-и, – наугад протянула я, не открывая глаз. – Если ты припасла мне очередного хмырова клиента, то мне и одного вчерашнего достаточно. Дай поспать!
- Интере-е-е-сно, – так же нараспев произнёс голос в ответ. Мужской голос. – А можно поподробнее, по поводу клиентов?
Я резко открыла глаза и села, отчего голова начала моментально звенеть воскресным колоколом. Рядом с небольшой софой, накрытой вязаным покрывалом, на которой я и свернулась калачиком под невероятно эффективно усыпляющим пуховым одеялом, на корточках сидел изрядно посвежевший Март и смотрел на меня, чуть прищурив тёмные глаза с трогательно длинными ресницами.
На меня, растрёпанную, заспанную, с опухшими глазами, ниточкой слюны из уголка рта и бормочущую что-то там о клиентах!
Тьфу, позорище.
- Вернулся чуть раньше, – всё столь же задумчиво продолжил Март, не спеша подняться. – А тут такое веселье. Моя беспамятная лирта спит посреди гостиной дома любовных утех в самом смутительном виде, и пахнет от неё перебродившими ягодами черноцвета. Старый извращенец Артлан наворачивает круги вокруг сего заведения с просьбами увидеть неприступную чаровницу с локонами цвета морской волны и пожамкать её за всякое, хотя одновременно намекает, что у него, у него-то! – не хватило средств, такую высокую цену заломила лирта за свои услуги. Девицы говорят, что она просто очаровательна и просят оставить себе, как домашнюю зверушку. А у центрального гостевого входа красуется неописуемый цветочно-эротический шедевр, и все в один голос твердят, что это идея лирты Камиллы. Агнесса, я тебя на сутки только одну оставил!
"Точно, к чёрту пошлёт", – я окончательно проснулась, спустила голые ноги с софы и едва не взвизгнула, поняв, что вчерашнего платья на мне больше нет. Что на мне почти ничего вообще больше нет, кроме той постыдной пародии на трусы и не менее постыдной пародии на лифчик, которую вчера я-таки вытребовала у лирты хозяйки. Я закуталась в одеяло и строго рявкнула:
- Отвернись немедленно! – платье, к счастью, нашлось поблизости.
- Надо же, сама стеснительность! – Март повиновался с донельзя недовольным видом. – Так а что там насчёт лирта Артлана? После озвученной им цены мне даже в одной комнате с вами находиться не по себе, лирта!
- Я бесценна, конкретные цифры – целиком инициатива вашей ближайшей приятельницы. Старому извращенцу понравились мои волосы, с Клариссой произошло некоторое недопонимание, лирт пришел ко мне прямо в комнату и получил скамейкой по голове, – я пожала плечами, торопливо натягивая дурацкое платье, вжимаясь голой спиной в спинку софы: уж лучше у девчонок помощи попросить. – Должен был отстать по идее, но он, похоже, тот ещё... страдалец, – слово "мазохист" тут явно тоже не знали.
- Не следовало привлекать к себе излишнее внимание, – укоризненно произнёс мой спутник. – Волосы – слишком явная примета, а мы, вообще-то, скрываемся.
- Не следовало тебе меня сюда приводить! – разозлилась я. – Можно подумать, я специально нарываюсь!
Хотя, конечно, он прав - нечего было мне пытаться в одиночку проникнуть в бордельную сауну, тоже чистюля нашлась. Надо было сидеть и молча смотреть в окошко, как Рапунцель.
- Если кража королевской реликвии это "не нарываться"...
- Ничего я не крала! – прошипела я, окончательно рассердившись. – Ты обещал, что поможешь, а я тебе поверила. Уверена, свою сестру ты никогда бы не оставил в борделе! В таких вот трусах!
- Моя сестра не оказалась бы в тюрьме! – прорычал Март, а я поднялась, наплевав на свой полуголый вид, и выскочила из комнаты, стараясь всё же не переходить на бег, а двигаться с достоинством.
Сбежала по лестнице вниз – и остолбенела.
Прямо перед домом красовалась огроменная, в мой рост, ромашка. Стебель, листья и круглая сердцевина были искусно вырезаны из дерева и раскрашены. Продолговатые лепестки обтянули белой бархатной тканью.
Я подошла ближе. С внутренней стороны лепестков чёрной краской были сделаны надписи, напоминающие арабскую вязь.
- Красиво? – ко мне подошла темноволосая "груша" и, не дожидаясь просьбы, принялась застегивать пуговки на спине. – Лирта Кларисса в восторге. Говорит, хочет назвать дом любовных утех в твою честь. "Приют Камиллы" – что думаешь?!
- Что там написано? – я воздержалась от комментариев, просто впилась отросшими до когтей ноготками в мякоть ладони да и всё.
- А ты что, читать не умеешь?! – простодушно удивилась девушка.
- Видимо, нет, – пробормотала я. Странно. Устную речь я понимала прекрасно, и даже говорила без проблем, не чувствуя никакой чужеродности языка иного мира... Чтение, судя по всему, в базовый комплект навыков не входило.
- Ну, там услуги, которые может выбрать клиент за дополнительную оплату, – хихикнула черноволосая. – Скажем, глубокий поцелуй в...
- Понятно, – перебила я её. – Эм, да. Идея... идея шикарная. Восторг. Точно, восторг. Цветочно-эротический шедевр.
- Эй, – окликнул меня Март с крыльца, а я шумно выдохнула. Мне ещё тут выживать, причём выживать с этим недоразумением некромантским, но потом, потом... – Эй, лирта, не обижайся, смотри, что я принёс! Как ты и просила, дорогая!
Я обернулась и посмотрела на стоящего у двери Марта. Потом огляделась по сторонам. Помимо "груши", на нас с увлечением таращились Катриса и еще три девушки, из-за угла дома выруливала сама хозяйка, и даже секьюрити, чуть поодаль меланхолично натирающий чем-то густым и чёрным высокие сапоги, с любопытством вытянул шею и ухо как-то по-особенному оттопырил.
Улыбаясь от уха до уха, а точнее, от одного чёрного ромба до другого, Март протягивал мне... трусы.
Да-да. Кружевные, прозрачные, как его честный невинный взгляд, однако нормальные, почти земные по фасону трусы.
- Кто у вас тут водится? – полюбопытствовала я, дожёвывая кусок стейка. Прямо с набитым ртом и спросила. – В смысле, какая мерзость, летучая, ползучая, кусачая?
Март округлил глаза, задумчиво поглаживая тёмный ромбик на виске. И мне тоже захотелось его потрогать, но я сдержала свой неуместный любопытственный порыв – пальцы были перепачканы в жирном густом соке, хозяин этой небольшой забегаловки попросту забыл принести нам приборы, а терпеть голод я уже не могла.
К хмырам манеры, так даже вкуснее!
- Что ты имеешь в виду под "летучим, ползучим" и... что ты там ещё называла?
Я, как могла, попыталась наиболее точно описать самых отвратительных – на мой субъективный взгляд – представителей фауны земли. Пауков, тараканов, крыс, комаров, пчёл и змей. Всё-таки здесь тепло, а ещё одну из сторон Магристы, оказывается, омывало самое настоящее море.
Судя по взгляду Марта, он ничегошеньки не понимал.
- Агнесса, зачем ты мне всё это рассказываешь? У тебя восхитительная фантазия, это всё очень интересно, но зачем? В смысле, на сегодня у нас вроде бы никаких дел нет, но время можно потратить с куда большей пользой, есть в Магристе пара восхитительных мест, куда даже нам с тобой можно сходить без особой опаски. Будем говорить о каких-то пугающих тебя несуществующих животных?
- М-м-м, представь себе, что потеряв память, то есть, забыв о том, как оно всё устроено здесь, я получила память о неком другом мире. Там есть различные животные, некоторые очень даже мерзкие и противные, и отравляют самим фактом своего существования жизнь некоторых нервных, трусливых жителей, поэтому я просто тебя спрашиваю, есть ли они тут, что непонятного?!
- Агнесса, – вздохнул Март, прикрыл на миг глаза, и я почувствовала себя маленьким приставучим ребенком рядом с донельзя утомлённым родителем. – Разумеется, у нас есть существа, которые опыляют цветы. Но про всё остальное... Так ты уверена, что хочешь именно сейчас об этом поговорить? Обо всяких странных созданиях, которые тебе почудились?
- Я просто хочу понять, та жирная склизкая многолапая крылатая тварь, которая сидит у тебя на голове, мне чудится или нет?
Март нервно дёрнулся и мгновенно шлёпнул рукой себя по макушке.
...Я поразилась скорости его реакции, выверенному, звериному движению. Тварь свалилась замертво, к сожалению, прямо на наш с Мартом стол, прямо на наш с Агнессой стейк, начисто отбивая остатки аппетита. Первое увиденное мною иномирное насекомое было похоже на крылатого червяка, плод немыслимой любви мотылька и сороконожки, длиной в мой указательный палец. Бррр.
Лучше бы я не спрашивала. Не только про другого человека, но и про мир не стоит знать всю подноготную.
Отвести взгляд от существа было трудно. Такие проявления инаковости в мире, в целом не отличающимся от моего кардинально, завораживали, даже если они были настолько неприятными на вид. А ещё...
- Ты можешь это поднять?
- Поднять? – Март подцепил существо за крыло, приподнял, а я отшатнулась.
- Не так! Оживить, как тогда с крысой?
- Могу, только зачем?!
- Хочу.
Я отчего-то понизила голос и инстинктивно пододвинулась ближе.
- Хочу. Покажи мне свою магию.
- Ты хочешь увидеть, как я оживляю дохлого тварта?
- Очень хочу. Правда.
- Ну… – Март неуверенно улыбнулся краешками губ. – Если хочешь… Какая ты странная, лирта.
На первый взгляд, не произошло ничего особенного. Март не делал колдовских пассов руками, не шептал жутких заклинаний, не доставал из широких штанин волшебную палочку. Просто смотрел на существо, а ногти на его руках темнели и заострялись.
Тварт подскочил так, словно ожил не он, а стол, и это стол мечтал немедленно брезгливо стряхнуть с себя этакую пакость. Подскочил и взвился вверх, сделал круг вокруг стола, опустился на руку юноше. Я видела, как из полураздавленного брюшка сочилось что-то белое. Насекомое вновь поднялось в воздух, нарисовало какой-то знак в воздухе.
- Ты этим управляешь?
- Да, но только в плане самых простых команд, существо-то примитивнейшее. Лирта, отчего вы смотрите на меня с таким испуганно-восторженным видом, словно я подарил вам Стилос?
- На кой мне эта здоровучий мёртвый небесный шар? А это... Это магия. Это чудо, Март. Жуткое, но всё-таки чудо.
Крылатая сороконожка упало куда-то под стол, и больше мне не было до неё никакого дела. До неё – нет, а вот до мага, сидящего напротив...
- Да, и что?
- Просто представь себе, что в тех мирах, которые мне привиделись, ну, с несуществующими животными, нет, и никогда не было магии.
Март моргнул, один раз, другой, потом решительно поднялся со своего места, бросил на стол пару зеленоватых металлических квадратиков. Местные деньги. Небрежным жестом вытер руки о новые немятые брюки.
- Прекрасная лирта, позвольте пригласить вас в одно удивительное местечко, – непривычно галантным, серьёзным голосом произнёс он, отбрасывая каштановые пряди с лица. – Если вам так уж хочется посмотреть на магию и страшных существ...
- Как насчёт визита в одно невероятное милое местечко и небольшого приключения? Ты хочешь увидеть магию и, наверное, хотела бы получше узнать Магристу? Хотела бы увидеть море?
- Свидание, лирт Мартен? - я демонстративно закатила глаза, но в глубине души... В самой глубине...
Да, как не стыдно это признать, чего-то такого хотелось. Очень. Не такой вот задымлённой и закопченной забегаловки в каком-то Тиратой забытом местечке, где готовили вкусно, как выразился Март, "для своих", но было уныло и тускло. Хотелось волшебства, и чем дальше - тем больше. Успеть увидеть то, о чём я столько мечтала в детстве. Напоследок прочувствовать этот странный мирок и - что уж греха таить - одного его вихрастого аборигена. Не особо задумываясь о будущем и его туманных безрадостных перспективах. Потому что никакого будущего здесь, и уж тем более с Мартом, у меня быть не могло. И не только из-за этого идиотского обвинения в преступлении, которое я не совершала.
Просто… Не могло же быть?
В моём мире волшебства нет. Есть смартфоны, универ, тётка в Хорватии, баба Валя, грязный подъезд. И очень скоро кто-то там, наверху, поймёт, что моё попадание сюда было чудовищной ошибкой. И всё вернётся на круги своя. И я снова буду жить нормальной жизнью. И забуду этот мир, как сон.
Наверное.
А сейчас хотелось маленькой таверны, увитой вьюнами с россыпью золотистых ягод, столика с видом на незнакомое безымянное море, живой музыки на неизвестных инструментах, напоминающих струнную паутину на ветвях, пронзительной и немного печальной. Свечей в подсвечниках из зелёного металла. Пузатых бокалов на тончайших ножках, пьянящего вкуса вина, пунцового Стилуса, заглядывающего с чужих небес в лицо... А потом - пустынное побережье, фосфорицирующая морская гладь, прохлада остывающего песка под босыми ногами, ветер, развивающий волосы, неуверенное прикосновение руки к плечу, и...
- Март! Ты. Сошёл. С. Ума! Хмыра некромантская, куда ты меня привёл?!
Мы действительно вышли на побережье – я сняла новые туфли из мягкой, явно натуральной кожи, и рискнула стянуть с головы капюшон – ни одного человека в обозримом пространстве не наблюдалось. Мы долго шли молча, потом свернули в небольшой пролесок, и, огибая кривые стволы деревьев с сочными мясистыми листьями, неожиданно оказались у странного деревянного сооружения, больше всего напоминающего небольшую лодочную станцию. Какие-то одинаково одетые люди, человек пять, деловито возились то тут, то там. Перед сарайчиком оказался заполненный прозрачной, чуть пенистой водой бассейн, или, возможно, небольшая естественная бухта, диаметром метров в сто, не больше. Между бухтой и морем был узкий пролив, перегороженный чисто символическими деревянными створками.
И в этом озерце плавали, нет, вовсе не лодки, как мне показалось сначала - здоровенные бурые мордастые твари, каждая в две меня длиной. Деформированные крокодилы?! Водоплавающие вараны? Перекормленные анаконды с лапками?!
- Март, сволочь, ты решил скормить меня местным... - слово "динозаврам" - не выговорилось, и я захлебнулась своим возмущенным ужасом.
- Скормить? – искренне изумился Март. - Нет, я предлагаю тебе с ними поплавать!
***
- Слышь, ты... - начала я, пятясь назад, но Март решительно ухватил меня за плечо, подталкивая вперёд.
- Агнесса, ты чего?!
- Меня достали твои шутки дебильные! Сначала ты поселил меня к этим своим девицам крайне лёгкого поведения, потом устроил это шоу нижнего белья, теперь хочешь с какой-то радости спихнуть в пасть к рептилоидным монстрам?!
- Монстры? Агнесса, ты в своём уме вообще? Это же кварки! И, умоляю, не кричи! Ты... привлекаешь к нам слишком много внимания.
- Дай-ка угадаю, - я с огромным трудом взяла себя в руки и понизила голос. - Священные животные?
- Символ добра и мудрости!
Я пересилила себя, отошла от Марта на метр вбок, на всякий случай, и посмотрела на тварей внимательнее.
Огромные неповоротливые на вид туши. Гибрид тюленя и крокодила, не иначе, лапы с перепонками, вытянутые туловища, сужающиеся к хвосту, мягкий гребень вдоль плоской спины...
В этот момент выбравшаяся на край бухты уродина соизволила зевнуть, а я резко развернулась к своему спутнику:
- Ты ещё скажи, что они травоядные!
- Нуу, этого я не говорил…
- И мы снова возвращаемся к вопросу про «скормить». Я не верю, что эти хищные твари настолько разумны, что рядом с ними можно оказаться в полной безопасности, даже если они, - я вспоминаю про специфические земные развлечения, - будут в клетке.
- Клетка для кварков? Тирата упаси… Да ты только посмотри, Агнесса! – Март тычет куда-то пальцем. – Посмотри! Видишь, там лирта в акватическом костюме? Она владеет специальным донумом, и успокаивает кварков. Полностью их контролирует.
- Ты имеешь в виду… - меня окончательно замутило, - Ты имеешь в виду, что эти кварки ещё и дохлые?! Поднятые умертвия? Это такой специфический некромантский досуг, что ли?
- Агнесса, прекрати истерику и выслушай меня! – Март уже едва ли сам не плакал. – Разумеется, они живые. Эта лирта не некромантка, её донум – подчинение животных. Она занимается кварками почти всю свою жизнь!
- Да? – возмущение немного улеглось, придавленное интересом. – И такое бывает? Ну вот, а я всё детство об этом мечтала… А нельзя мой донум обменять на другой, а?
- Перестань нести чушь. Поплавать с кварками считается в Магре невероятной привилегией и удачей, и я не далее как вчера добился для тебя такого эксклюзивного времяпрепровождения не для того, чтобы ты мне тут ныла и слёзы лила. Ты же хотела магии? А общение с кварками обещает снисхождение и благосклонность Единой, а тебе это ой как надо!
- Стоп, - я заподозрила неладное, но всё ещё не верила в то, что это возможно. – Ты намекаешь, да нет, ты прямо говоришь, что сам плавать не собираешься, да? И что это я погружусь в бассейн с магрскими чудищами, оказавшись в полной зависимости от какой-то магической дрессировщицы, будучи немедленно сожранной в случае, если она отвлечётся?!
Мы сидели на песке.
Март тряс лохматой головой, вытряхивая песок. Каюсь, в том была и моя вина. Кажется, первые минут тридцать после возвращения на твёрдую землю я провела в состоянии аффекта. Не помню, что творила: кричала, размахивала руками и пыталась швыряться в Марта всем, что попадалось под руку. К счастью, ничего особенного не попадалось, а то ведь я за себя не ручаюсь.
Местное море отличалось от земного запахом. Пахло иначе, влажной скошенной травой. И самую малость мятой.
- Говорят, на дне, – нарушил затянувшееся молчание Март, – тоже растут тараксумы. Подводные. Огромные, с дом величиной. Красота....
Я с трудом подавила смешок.
А потом, неожиданно для самой себя, осторожно коснулась пальцем вплавленного в кожу над виском Марта ромбовидного чёрного камня.
- Не больно?
- Нет, – но его лицо окаменело, и я отдёрнула руку.
- Расскажешь?
- Что именно ты хочешь знать?
- Что это такое? У вас тут так принято? Как… украшения?
- Нет, – он явно колебался, и, когда я уже открыла рот, чтобы сказать, что нисколько не настаиваю на откровенности, неожиданно продолжил, глядя в небо. – Я… мы с Ильяной росли в довольно глухом местечке, далеко от Магристы. Я уже говорил, что наши родители умерли, нас с сестрой воспитывала прабабушка. Бабушка отца. Так получилось.
Мы помолчали ещё.
- Она была уже очень, очень немолодая женщина, со сложившимся взглядом на мир. Знаешь, из тех, кто не приемлет даже культ Тираты, который вошёл в силу всего лишь в последние полвека. Разумеется, до этого в Единую тоже верили, но раньше большое вниманию уделяли грозным безымянным тёмным божествам, драям и другим сакралям.
По единственному верному, разумеется, мнению лирты Ласвиры, даруемые Единой донумы развращали и убивали своих носителей. В общем, когда выяснились мои способности к некромантии, она привела меня к своей соседке для того, чтобы их запечатать по древнему обычаю. Конечно, камень мезонтит гасит магию, но на самом деле в Магре его так мало и он так дорог, что все эти целители, лекарки, магички и прочая шушера, обещающая заблокировать нежеланный донум, не более чем шарлатаны. Но каждый раз, несмотря ни на что, находится множество доверчивых граждан, – Март хмыкнул и взъерошил свои непослушные волосы, улыбнулся, немного натянуто.
А потом продолжил:
- Мне было шесть, когда наши с Ильяной родители сгорели в лесном пожаре, а бабка нашла меня, рыдающего на пожарище в компании обгоревших, мёртвых, но бодро прыгающих мелких лесных тварей. И лет восемь, когда терпение литры Ласвиры закончилось, и она привела поднимающего безголовых куриц, не в меру жалостливого правнука к своей соседке-магичке, с мнением которой всегда считалась больше, чем с мнением верховного жреца Тираты. Ну и за одну зарезанную свинью да две кадки с квашеной рипсой маленького Мартена подвергли не самой приятной процедуре. Честно говоря, она имела эффект – это было так жутко, так больно, что пару лет после я действительно ничего магического совершить не мог, так боялся повторения.
- Дикость какая! – не выдержала я. – Но ведь твой донум остался при тебе?
- Это не мезонтит, просто речной камень, – Март пожал плечами. – Хотя иногда мне кажется, не случись этого всего, я... Но что было – то было. Мне не мешает.
Он так же осторожно, как и я только что, коснулся пряди моих чёрно-бирюзовых волос.
- Красивый цвет.
- В том мире, без магии, который мне снился, – я запнулась, но всё же продолжила, – люди не могут иметь такой цвет от рождения. А в Магре, выходит, могут?
- Цвет волос ни от чего не зависит, – Март уже привычно не удивлялся моим странным замечаниям. – Просто какие-то оттенки встречаются реже, какие-то чаще.
- Нет никаких ограничений?
- Никаких.
Внезапно он поднялся на ноги, отряхнул песок с брюк.
- Подожди меня здесь, я сейчас вернусь, – и направился в сторону кварковой бухты. А я, снова ощутив щемящую нотку внутри, смотрела на медленно поднимающийся над горизонтом розовеющий Стилус.
***
- Молоко?!
Момент был слишком уж романтичный, до слащавости. Небо такое синее-синее, и море отчаянно бирюзовое, вода пунцово блестела в лучах ночного светила, а пляж был совершенно пустынный, ни одного человека, и такой чистый, ни бумажки, ни сигаретного окурка.
Март уходил не просто так – притащил с собой два стеклянных бокала с чем-то холодным и белым.
- Молоко гваны! - заявил он гордо, как будто самолично доил вышеназванную гвану голыми руками.
Подал мне кружку и замер. Смотрел, чуть склонив голову к плечу. Улыбался.
Любовался.
А где-то в глубине глаз притаилась тоска, такая неподдельная печаль, будто мы прощались навсегда прямо сейчас.
Будто он безумно не хотел меня отпускать, но и не отпустить не мог.
...чего только не придумается! И я первая отвернулась, собрала в ладонь мельчайшие камушки, разбросанные по песку, и выложила из них его имя.
- Почему молоко, а не вино?
- Агнесса! – Март укоризненно покачал головой. – Ещё немного – и я действительно и бесповоротно поверю в полную потерю памяти. В Магре запрещено пить алкогольные напитки под открытым небом.
- Это оскорбляет Тирату?
- Разумеется.
Не видя гвану живьём, было довольно трудно решиться пить её молоко, если честно. Мало ли, из какого органа гваны оно добыто и вообще. Где гарантия, что гвана – млекопитающее? Может, "молоко" – это просто название?
- Что это такое? – Март с любопытством указал пальцем на слово из камней.
Я отхлебнула из стакана большой глоток. В целом на вкус ничего, сладкое и жирное, как молочный коктейль.
- Твоё имя. На моём языке.
- Ах, на твоём? Агнесса, ну, сколько можно?! Зачем?
- Ты думаешь, я смогла бы так просто такое выдумать?
Он некоторое время разглядывал меня.
- А твоё имя как будет?
- Сейчас...
Некоторое время мы вместе собирали камушки, то и дело сталкиваясь пальцами в песке. Я выложила "Камилла".
Гванами, дающими сладкое молоко, оказались те самые длинноухие массивные создания, которых я заприметила неподалёку от дома утех. На мясо их не пускали и в качестве ездовых и тягловых животных тоже не использовали. Спрашивать, почему, не стала – по ошеломлённому лицу моего некроманта и так было понятно. Интересно, каким образом Тирата давала населению возможность понять, что именно ей не нравится и что её оскорбляет? Плевала с небес в бокалы с вином, например?
Впрочем, может, и плевала.
Мельком, издалека я видела статую Единой на одной из площадей, которую Март назвал "лиловой". Но мой взгляд, мазнув по стройной каменной фигуре, неожиданно зацепился за нечто иное.
Листок из местного бумагоподобного сырья бессовестно трепыхался на фонаре в полтора человеческих роста, изящном, изогнутом, напоминавшем колокольчик, вырезанный из зеленоватого металла – по виду того самого, из которого здесь делали деньги. Совершенно замечательный фонарь, со стеклянным колпачком-цветком наверху, но дело было всё-таки не в нём, а в приклеенном листке. С моим хмыровым портретом по центру. Похожий показывал мне королевский следователь Лигран.
Я застыла перед клятым фонарём, не в силах отвести глаз от искусно нарисованного лица молодой женщины в обрамлении чёрно-бирюзовых волос, понимая умом, что она – это я, но до последнего не принимая этот нехитрый факт.
Она – это я. Меня ищут. Меня могут найти в любой момент!
Я отшатнулась и врезалась в стоящего за спиной Марта, а тот ухватил меня за локоть и потащил прочь.
- Тише, тише, тише, – вполголоса бормотал он. – Агнесса, не дёргайся так, ты привлекаешь к нам слишком много внимания. И не смотри на меня с таким видом, будто я превратился в кварка. Улыбочку, улыбочку, лирта, и мы спокойно уходим, как ни в чём не бывало, ну же, всё в порядке, моего-то лица там нет, в случае чего мы незнакомы, запомнила?!
Я со всей силы дала ему локтем под рёбра:
- Слушай, ты..!
- Это была шутка, чтобы тебя отвлечь, – простонал Март, не выпуская меня из рук. - Агнесса!
Мы отошли прочь от площади, и я снова пожалела, что не представляю, как обуздать свой донум.
Может, и нет никакого дара? А тот перенос – просто случайность, магический выверт этой странной реальности...
- Что там написано? Под рисунком.
Март приподнял бровь.
- Есть варианты?
- Конечно, есть, – сердито ответила я. – Хотелось бы узнать, кто из двоих садистов-извращенцев за меня взялся. Ставлю, конечно, на королевскую полицию, но и жрецов не исключаю.
- Кто именно из жрецов тебя допрашивал?
- Лирт Веритос, если я не путаю имя. По виду главный. Длинные сиреневые волосы и взгляд такой наглый.
- Почему ты назвала их садистами?
- Ну, насколько я понимаю, жреческий донум заключается в определенном... подчинении воли. Им нет нужды запугивать или угрожать. Один только взгляд – и ты сам себя задушишь собственными руками. Непередаваемые ощущения, – от одних только воспоминаний мурашки бегут по телу.
- А следователь? – Март не выказал никакого удивления, из чего напрашивался вывод, что с методами и талантами жрецов он был хорошо знаком.
Интересно, откуда.
- А тот попросту пытался запугать и полапать, – хмыкнула я, и руки моего случайного спутника больно сжались на плечах.
- Даже так?
Я пожала плечами, пытаясь вернуться к прежнему хладнокровию.
- А кто бы ему помешал? Ещё надо сказать спасибо, что только полапал. Никогда ни в каком из миров не было закона над законом.
- Это королевская полиция! – процедил Март сквозь зубы. - Это... немыслимо!
Его слепая наивность и вера в благородство властей даже умиляли.
***
В соответствии с озвученным Мартом планом, сегодня нам следовало перекантоваться в Магристе, завтра днём приезжала благополучно выбравшаяся из Винзора сестрица, а завтрашней ночью мы должны были встретиться с человеком, который пообещал доставить поддельные документы торговой гильдии. С этими бумажками мы могли бы покинуть Магристу и уехать в забытый Тиратой автономный округ Магратан, переезд куда крайне поощрялся властями ввиду необходимости развивать сей отсталый и малолюдный регион.
План мне не нравился.
Не нравилось находиться в столице, где на каждом третьем фонаре сияла моя физиономия, а поскольку бумажные объявления и афиши здесь распространены не были, прохожие с удовольствием разглядывали этакую диковинку.
Одновременно – не нравилась идея покинуть Магристу, не сделав и попытки разобраться хоть в чем-нибудь. В мои личные планы не входило пожизненное поднятие иномирной целины, в пассивном ожидании чуда, особенно в том месте, куда активно зазываемый народ переезжать не спешил. Очень даже вероятно, что выехать оттуда будет намного сложнее, чем попасть, а жить так и вовсе невозможно.
Отдельно не нравилось то, как едва ощутимо напрягался у Марта голос, когда он говорил про сестру, да и Ильяна эта не понравилась совсем, если честно. На мой взгляд, при любом раскладе тащить её за собой не было ни малейшей необходимости.
- Агнесса, – вздохнул Март, едва мы оказались за дверью комнаты в небольшой унылой гостинице, где нам предстояло пережить ночь – злоупотреблять гостеприимством Клариссы и её девочек он почему-то не захотел. – Я понимаю твоё желание разобраться в произошедшем, но... Сказать по правде, мне трудно понять всю эту абсурдную историю. Не знаю, какие у тебя могли быть мотивы, но фелинос – это очень серьёзно. Он должен быть возвращён в храм. Навлекать гнев Единой на целую страну, это не шутки.
- Понять или поверить мне? – я осматривалась, оценивая перспективы ночёвки. Кровать низкая, очень широкая, одна штука. Прямо на полу валялись горкой тёплые и явно пыльные одеяла.
- Всё это очень странно. Память – не заколка, чтобы её потерять!
- Ты мне не веришь, а я не вру. Меня действительно зовут Камилла. Они все ошиблись, они поймали не ту девушку. Фелинос украла, возможно, какая-то Агнесса, а я тут совершенно не при чём!
Из сна меня выбросило, как стеклянную бутылку с посланием из морских глубин на песчаный берег.
В комнате царил полумрак. Приятная тяжесть одеяла позволяла смириться с утренней прохладой. Сквозь небольшую щель в плотных, суровых занавесках, глухо закрывающих единственное окно гостиничного номера, ладно, мотеля, подворья, на худой конец постоялого двора, робко пробивались белые лучи Луавы.
Март спал, положив мягкую гладкую щёку на мою ладонь. Каштановые вихры волос прикрывали глаза. И я на пару секундочек замерла, разглядывая его.
Никогда я ещё ни с кем в одной кровати не просыпалась. Любопытно, имелся ли такого рода опыт у лирты Агнессы. Пока что её жизнь для меня загадка.
Руку надо было осторожно вытащить, вылезти из кровати, отправиться совершать необходимые утренние процедуры в тазу с водой, вероятно, ставшей под утро просто ледяной, а потом возвращаться к обдумыванию животрепещущих вопросов, кто виноват и что делать, но я малодушно позволила себе ещё немного полюбоваться умиротворяющей картинкой спящего рядом молодого мужчины.
Вчерашний вечер никак не предвещал такого мирного уютного утра.
Могу авторитетно заявить: стремительно исчезающие в воздухе подушки отрезвляют куда вернее, нежели пощечина, стакан холодной воды, хватание за руки и выкрики "Успокойся! Возьми себя в руки! Что ты творишь!".
Разом успокоившись, я опустилась на кровать, а Март неуверенно подошёл ко мне и присел рядом. Взлохматил волосы.
- Не знаю, что и делать, – неожиданно сказал он. – Единственное, в чём я могу быть уверен, это в том, что мы вместе были в Винзоре. Но дальше... Кто ты? Что произошло в действительности? И чем нам это грозит?
- Ты не обязан со мной возиться, – тихо ответила я, чувствуя, как внутри ворочается холодный и тяжелый каменный змей. – Ничем не обязан.
- Ты мне жизнь спасла. И теперь мы вроде как не чужие друг другу люди. Надо держаться вместе. Просто... – Март заглянул мне в лицо. – Не надо ничего выдумывать. Не обманывай меня. Пожалуйста. Всё сложно и без этого.
- Если бы я сама хоть что-то понимала! – пожаловалась я. – Даже с донумом своим разобраться не могу. Теперь вот без подушки осталась. Интересно, куда она делась. Небось свалилась кому-нибудь на голову. Хорошо бы, лирту Веритосу. Хотя... не сможет ли он так нас выследить?!
Озадаченная этой мыслью, я резко села.
- Никто не отследит. Подушку можешь забрать мою. Угомонись, Агнес... – Март споткнулся на полуслове. – Так как тебя всё-таки называть?
- Можешь чередовать, – мрачно ответила я. – Чтобы не забывать ни то, кем я была, ни то, кем я стала.
Мы переоделись во второй комплект добытой Мартом одежды. Спустились поужинать – угрюмая хозяйка оставила нам две порции картофельной запеканки с мясом. Наконец, Март задул свечу в стеклянном фонаре с толстыми стенками. Зашебуршал рядом, заворачиваясь в своё одеяло.
- Я не вру тебе, – тихонько сказала я темноте. – Просто правда такая... странная. Даже в этом более чем странном мире.
- Расскажи мне тогда о своём мире, – откликнулась темнота голосом Марта. – В нём у людей нет донумов? И магии? А как тогда..?
- Магии нет...
Я говорила и говорила, рассказывая обо всём, что приходило в голову, а потом перевела дух – и услышала ровное мерное дыхание крепко спящего человека рядом.
И отчего-то вместо облегчения почувствовала разочарование.
***
Ильяна косилась на нас хмуро и недовольно. Раз уж на меня идёт облава, надо сидеть тихо и не высовываться, а не шляться по всяческим питейным заведениям в компании её бедового братца. Конечно, по сравнению со мной, Мартен просто агнец божий, то есть, простите, Тиратин. Хоть и был приговорён к смерти, но это же исключительно из-за строгости магрских законов, а вовсе не из-за тяжести содеянного. В отличие от меня Март реликвию государственного масштаба не крал, полиции и жрецам на хвост не наступал и не строил из себя бедного-несчастного, потерявшего память и половину мозга, а также совесть и весь комплект моральных качеств в придачу…
Всё это Ильяна упорно бубнила себе под нос, причём так, чтобы я её слышала, а брат нет. И в своём раздражении и неприятии меня она была настолько искренней, что несколько раз я всерьёз подумывала, что она-то и сдаст меня властям, наплевав даже на единокровного родственника: слишком уж неприязнь велика.
Краска для волос, которую достал-таки Март, оказалась, разумеется, вовсе не краской для волос, коих в этом мире не водилось, а просто стойкими чернилами растительного происхождения. Поскольку опыта покраски я не имела никакого, а мои руки росли явно не из того места, из которого они растут у всяких там парикмахеров, стилистов, художников, портных и прочих одарённых людей, пришлось обращаться за помощью к Марту. В результате мы оба оказались по уши в мелких чёрных пятнах, как щенки далматина, но предательский бирюзовый оттенок всё-таки замаскировали.
Вот для чего нужна магия, если в простейших вещах обычным людям приходится испытывать такие трудности?!
«Сходить куда-нибудь развеяться напоследок» предложил Март, чьё философско-задумчивое настроение с появлением сестрицы испарилось без следа – не ворчать же вдвоём, для баланса кто-то должен и смеяться. Ильяне эта идея по душе не пришлась, и она буравила мою спину гневным негодующим взглядом. От этого я не могла спокойно усидеть на одном месте, буквально подскакивала и подпрыгивала, и упустила тот момент, когда Март подсунул мне на удивление знакомо пахнущий фиолетовый напиток.
- Это что? – мрачно осведомилась я. – Неужели тоже чернила?
- Гораздо лучше! Напиток из черноцвета – помнишь, такие ягодки? Кларисса говорит, ты их ела – только шум стоял!
Охохонюшки. Я нахожусь неизвестно где, в сумасшедшем мире со священными кварками и тараксумами, за мной охотятся король и верховный жрец, до безумия похожая на меня идиотка по имени Агнесса убила человека и украла чёртов фелинос, да что там говорить: в мою честь назван публичный дом!
Назад я шла, пошатываясь, а Март придерживал меня за локоть. От предчувствия беды, осознания того, что он сделал со мной что-то неправильное, противоестественное и фатально-непоправимое, кружилась голова, а всё, недавно выпитое и съеденное, настойчиво требовало выхода из организма. Язык онемел.
Сотрясение здравого смысла...
Несколько шагов от террасы до питейного заведения показались невообразимо долгими, земля качалась под ногами.
- Что ты со мной сделал, – наконец, выдавила я из себя. В этот же самый момент где-то над нашими головами со скрипом распахнулось окно, и на нас выплеснулся поток холодной и отвратительно пахнущей воды.
- Маг хмыров... – у меня застучали зубы. – Даже от ведра с помоями девушку защитить не можешь...
- Стихией воды владеют только представители королевской династии, – кажется, прежний Март возвращался, вот только – слишком поздно. – Агнесса, ты, это...
- Что ты со мной сделал?
- Да... да ничего я с тобой не делал! – нервно огрызнулся Март и тревожно огляделся по сторонам, встряхивая мокрой головой, словно вылезшая из реки собака. – На самом деле... ну... да, я знаю об одном редком и сложном заклятии, но, если честно, ты права. Некромант из меня никудышный, на практике я его не применял ни разу, и не уверен, что сейчас получилось что-либо путное. Так что... не обращай внимания. Пьянящие напитки плохо на меня действуют. Не сердись, ладно? Я не хотел ничего... такого. И вот за это... – он взял меня за запястья и коснулся подушечками больших пальцев почти затянувшихся крестообразных надрезов. – Не знаю, что на меня нашло. Гордость мужская взыграла, что ли, ну и алкоголь... Ну, тебе тоже не следовало такое говорить, и вообще...
Я отдёрнула руки. Его прикосновения сейчас были неприятны.
- Надеюсь, ты, со своими привычками к посещению домов любовных утех, как женских, так и мужских, не заразил меня через кровь никакой болезнью интимного свойства. Я, знаешь ли, не для этого из тюрьмы сбегала.
- Да не кричи ты про тюрьму, тут же люди кругом! – умоляюще зашептал Март. – И нет у меня никаких привычек, всё только по работе... то есть по учёбе... то есть по чистой случайности! И болезней тоже никаких нет, здоров, как гвана!
Я решительно распахнула тяжёлую деревянную дверь, разом обрывая всё его жалкое оправдательное блеяние.
Ильяна так и сидела за столом, где мы её оставили, нервно сжимая руки. Бокал с ярко-красным напитком стоял перед ней нетронутым. Впрочем, я не исключала, что это была седьмая порция за вечер – судя по мрачному, почти похоронно-трагичному выражению её хорошенького личика, Ильяна была как раз не против как следует надраться и забыться.
Может, и надо было бы. Вдруг подобреет и поймёт, что мы в одной лодке. Точнее, на одном кварке.
...раз я начала глупо шутить, значит, уже приходила в себя. Недавняя мутная хмарь отступала, и мой спутник уже не казался мне инфернальным безумцем. Ну, подумаешь, порезал чуточку, так с меня и не убыло, что там несколько капелек. И вообще, он был нетрезв, я была нетрезва, да ещё и наговорила лишнего, ткнула в самое неприкосновенное интимное мужское место – самолюбие. Кто ж так делает?!
Мы сели за стол, и сестра Марта смерила нас по очереди подозрительными взглядами, как будто она была матерью-настоятельницей строгого католического монастыря, а мы с некромантом – озорными послушницами, застуканными ею в полночь при попытке вылезти из окна кельи во фривольных мини-юбках.
- Закажи чего-нибудь поесть, – прервал неловкую паузу Март, старательно не замечая недовольства сестры. – Я хочу мяса. Много мяса и...
Входная дверь местного паба с грохотом распахнулась, как уже происходило не раз и не два за этот бесконечный вечер. И я, конечно же, не обратила бы внимание на очередное вторжение, если бы не моментально наступившая тишина. Обслуживающие гостей девицы, сами гости, пухлый лысоватый хозяин, даже экзотически розовые птицы в просторной клетке, покачивающейся над внушительным клавишным инструментом, напоминающим сильно мутировавший рояль, жертву музыкальной радиационной катастрофы – всё на мгновение замерло, как в кино, поставленном на паузу.
"Сейчас кто-нибудь скажет "стоп, снято!", и этот кошмар закончится" – мелькнула у меня мысль, обжигающе-сладкая надежда.
И голос в тишине действительно прозвучал:
- Никому не двигаться. Именем короля!