- Ну, скажи мне на милость, зачем тебе ребенок?! Что ты будешь с ней делать?! Ты меняешь за месяц по десять городов, живешь в вагончике на колесах! - высокая стройная женщина в дорогом костюме металась по комнате. – Боже мой, Серж, ну какое воспитание ты сможешь дать нашей дочери?!
- Такое же, какое дал мне мой отец, а ему дед, - уверенным слегка глуховатым голосом отозвался коренастый мужчина, который сидел в кресле, заложив ногу за ногу. – Цирк дал мне воспитание, о котором можно было только мечтать. Разговор окончен, Мария. Я не отдам тебе дочь. Если ты ее отсудишь, я украду Адриану, и ты никогда ее больше не увидишь, – на лице жены отразилось такое отчаяние, что Серж невольно смягчился. Он все еще любил ее. - Подумай сама, Маша, ты вся в своем телевидении. У тебя никогда не было времени на Адри. Наша дочка сидела с бесконечными нянями и не узнавала тебя, когда ты, наконец, появлялась в детской. Я всегда был на твоей стороне и даже гордился тем, что ты становишься знаменитой. Но вчера на тебя организовали покушение прямо у нашего подъезда. Ты понимаешь, что из-за тебя чуть не убили Адриану? Больше я терпеть, не намерен, равно как не намерен подвергать риску нашу дочь.
- Боже помилуй, Серж, а твой цирк?! Хочешь сказать, что с тобой Адри будет в большей безопасности?! – Маша сощурила идеально накрашенные глаза. - Твои безумные трюки?! Твой фирменный, убийственный номер с лошадьми и тиграми?
- Со мной она в полной безопасности, – отрезал Серж. - Я никогда не причиню вред своему ребенку. Когда ей исполнится восемнадцать, я разрешу вам встретиться. У тебя будет десять лет, чтобы сделать свой бизнес.
- Ты не можешь так со мной поступить, - простонала Мария. – Это моя дочь! Я люблю ее!
- Ты давно могла сделать выбор между нашей семьей и своим бизнесом.
- Выбрать твой цирк? Быть женой циркового артиста?
- Быть женой циркового артиста и матерью своего ребенка, - железным голосом подтвердил Серж. – Ты сделала свой выбор, Маша. Не нужно мучить Адриану. Ты должна исчезнуть из ее жизни, – он встал и направился к выходу. – Прощай.
- Я ненавижу тебя! – выкрикнула ему вслед Мария. – Ненавижу!
Она смотрела, как выходит из комнаты бывший муж и нервно крутила в пальцах медальон на длинной золотой цепочке.
– Ты за все мне ответишь, Серж! Клянусь!
Москва.Двадцатью годами позже.
«Что такое цирк? Для зрителей, которые приходят в выходной день со своими детьми - это билет в ушедшее детство. Для рабочих сцены, кассиров и билетеров - это обычный способ заработать себе на жизнь. А для артистов, отдающих свою душу и сердце, чтобы доставить истинное удовольствие капризной, порой даже жестокой публике, это целая жизнь. Жизнь, которая, как правило, рано угасает. Арена дарит своим служителям минуты триумфа и славы, взамен забирая их души. По-настоящему великих артистов мало, их помнят, любят и даже чтят. Они живут и умирают, даря радость людям. Он был одним из них, и он трагически ушел….»
Я отложила газету и сжала двумя пальцами переносицу. Некрологи, посвященные Сержу Кроу, были во всех газетах. Газеты, которые раньше взахлеб кричали о его успехах, теперь наперебой смаковали подробности его гибели. "Гибель на арене", "Так живут и умирают герои", "Смерть маэстро". Заголовки кружились и танцевали перед глазами. Мне внезапно захотелось вцепиться в эти проклятые таблоиды и разорвать их на мелкие части. Останавливало осознание того, что бессмысленное уничтожение печатных изданий ничего не изменит. Не вернет отца, и не склеит мою разбившуюся жизнь. Я поднялась с кресла и подошла к окну номера, за которым сплошной стеной шумел осенний дождь. Голые ветви деревьев скребли по стеклу, будто умоляя пустить их погреться. Последний ноябрьский дождь.
Скоро придет зима, но Серж уже не увидит снега. Его смерть посчитали трагической случайностью. Цирковые артисты, в частности дрессировщики и акробаты, постоянно ходят по краю пропасти. От смерти их отделяет один неверный шаг. В то утро все шло наперекосяк. Сначала жонглер Гоша долго искал по всей арене куда-то завалившуюся кеглю. Потом воздушная гимнастка Настя вывихнула ногу, споткнувшись о Гошкину пропажу. Разозленная девушка подхватила кеглю и на одной ноге поскакала за поспешно улепетывающим жонглером. Их ругань взволновала всегда спокойную, как танк обезьяну Ваньку. Ванька выудил какую-то палку и начал тарабанить по прутьям клетки, в которой квартировал уссурийский тигр Герхард. Герхарду подобная музыка пришлась не по душе, и он громко рявкнул на наглую обезьяну. Перепуганный Ванька вылетел на арену, прямо под копыта арабской кобылы Фанты, с которой Серж репетировал очередной номер. Напуганная лошадь шарахнулась в сторону, взвилась на дыбы и сбросила всадника. Когда я вместе с хромающей Настей, перепуганным Гошкой и, впавшей в транс, клоунессой Валечкой, хозяйкой безобразника Ваньки, бежала к неподвижно лежащему отцу, в моей душе еще теплилась надежда, что он жив, и мы сейчас вместе посмеемся над курьезной ситуацией. Надежды не оправдались. Серж умер мгновенно, сломав себе шею. Я плохо помнила, что происходило потом. Все было как в тумане. Визиты полиции, соболезнования артистов, организация похорон. В себя я пришла только спустя неделю после трагедии. Выслушивая дежурные соболезнования от директора цирка, я не могла не понимать, что куда больше, чем моего отца, Дмитрию Павловичу жаль утраченного номера. Постановка, имитировавшая бой конного гладиатора с диким тигром была гвоздем программы. Кроме Сержа такие эксперименты не брался ставить никто. Никто не понимал, как мой отец умудрялся так виртуозно управлять тигром. Мне же было предложено продать зверей цирку и уезжать с чистой совестью, на что я ответила резким отказом. Как бы то ни было - я тоже Кроу. Директор согласно покивал, но брать меня на место Сержа не спешил. Впрочем, я его понимала. Я на его месте тоже не сразу поверила бы, что хрупкая и пластичная танцовщица Адриана Кроу-Кей, призер многочисленных конкурсов латиноамериканских танцев, решится повторить смертельные номера, на которые был мастером ее покойный отец. Мало кому было известно, как я на самом деле ненавидела танцы. Как меня злила необходимость скрывать родство с собственным отцом. Серж никогда не хотел, чтобы я работала вместе с ним. Он же придумал для меня псевдоним – Ардия Кей. Отец искренне радовался, когда я брала призы на конкурсах танцев, и последние годы советовал всерьез подумать о собственной школе, где я могла бы учить талантливых детей.
Мы виделись все реже и реже. Он гастролировал по Европе, а я оставалась в Москве. Сезон подходил к концу, Серж вернулся в Россию, и я решила, что настал момент для серьезного разговора. Я хотела выплакаться ему в жилетку, рассказать, чего он меня лишил, и чего я на самом деле хотела. Судьба решила иначе. Плакаться оказалось некому, было кого оплакивать.
Мобильник старательно наигрывал «Одинокого пастуха» Джеймса Ласта. Разговаривать не хотелось, но я знала, что если не ответить звонившему, то можно дождаться и очной встречи.
- Слушаю.
- Здравствуй, Ардия. Ты мне очень давно не звонила, а я ведь по тебе страшно скучаю, звезда моя.
- Здравствуй, Фарад, - я тяжело вздохнула. - Прости, у меня было много дел.
- Снова проблемы с отцом? - участливо спросил он. - Я говорил тебе, что не стоило ехать.
- Мой отец умер, – я с трудом заставила себя произнести слово «умер». – Несчастный случай. Я так и не успела с ним поговорить.
- Ардия, я всей душой соболезную твоему горю. Может быть, мне стоит приехать?
- Нет, не нужно,– я собралась с мыслями и продолжила. –Не звони мне больше, пожалуйста. Я буду занята.
- Понимаю. Похороны, поминки. В России -это всегда большие хлопоты. Ты просто сообщи мне какого числа и каким рейсом ты прилетишь в Стамбул. Я пришлю шофера, он тебя встретит.
- Не нужно. Я не прилечу.
- Как это, ты не прилетишь?! – требовательно произнес Фарад. – Изволь объясниться.
Тишину, стоявшую на кладбище, ничего не нарушало. Молодой человек, одетый в дорогое пальто, возложил букет цветов к небольшому надгробью и замер, склонив голову. Серые тучи над головой пролились скупым дождиком, но юноша даже не пошевелился. Он был очень далеко от настоящего, чтобы заметить такую мелочь, как холодный дождь. На могиле Даниеля Кроуфа, его всегда одолевали грустные воспоминания. Хотя события, о которых думал юноша, произошли почти триста лет назад, он всегда чувствовал себя так, словно прожил все это сам, словно видел тот кошмар собственными глазами.
- Опять двадцать пять?! – раздался над ухом раздраженный голос.
Юноша возмущенно посмотрел на приблизившегося мужчину, вспомнил, где находится и подавил готовое вырваться ругательство. Он лишь просительно сложил руки и произнес:
- Потише, Лео. Это все-таки могила.
- Я вижу, что это могила, а если ты не прекратишь свои денные и ночные бдения на ней тебе скоро выроют соседнюю. – Лео сунул руки в карманы – Скажи мне, когда это кончится, Дэвид?
- Тише. Не нарушай его покоя. Он слишком много страдал при жизни. – Дэвид сделал знак рукой.
- Он уже отмучился. Идем.
- Ты не понимаешь, – юноша покачал головой. – Тебе не дано этого понять.
- О Боже! – Лео подкатил глаза к небу.– Не понимаю, когда я успел так нагрешить и за что теперь расплачиваюсь?
- Испытания надо принимать с благодарностью и смирением, – тут же отреагировал Дэвид и, наклонившись, поправил цветы. – Ты не обязан присматривать за мной, Лео. Спи спокойно, Даниель. Пусть мир прибудет с тобой.
- Слава тебе Боже! – прокомментировал Леопольд.
- Какой же ты циник! – Дэвид осуждающе покачал головой и направился к кладбищенским воротам. – Он ведь был другом нашей семьи.
- Да, двести шестьдесят лет назад. Я в курсе семейной легенды, Дэвид.
- Это не просто легенда, Леопольд, – как только кладбище осталось за спиной, Дэвид повысил голос. – Если бы ты хоть немного прислушивался к словам отца, ты бы это понял.
- Хватит и двоих буйно помешанных в нашей семье, – Лео открыл дверцу «БМВ» и устроился за рулем. – Мы страшно опаздываем. Папа будет в трауре.
Не успев пристегнуться, младший брат тут же продолжил читать проповедь.
- Семейные ужины - это прекрасно.
- Разумеется.
- Эта традиция сближает нас…
- Естественно.
- Ты никогда не переменишься. – Дэвид стукнул ладонью по колену.
- И это верно, – брат согласно кивнул. – Ничто не заставит меня получать удовольствие от ежегодного застолья с заунывным пересказом трагической истории бедного Даниеля и пустых мечтаний о поиске его спрятанных сокровищ.
- Но это правда! – возмутился Дэвид. – Сокровище существует.
- Только в воспаленном воображении нашего отца.
- Я тебя ненавижу, Лео, – юноша отвернулся к окну.
- Я тебя тоже люблю.- Лео скрыл усмешку и сосредоточился на дороге. Впервые о Даниеле Кроуфе он услышал от отца в восьмой день рождения. Кроуф был одним из многих французских аристократов, жизни которых сгорели в горниле Французской революции. Однако, в отличие от своих собратьев по несчастью, перед смертью хитрый аристократ умудрился не только спасти сыновей, но и спрятать большую часть своего немалого состояния. Незадолго до того, как чудовищная машина революции набрала обороты, и разразилась кровавая бойня, он затеял целый спектакль. Своего старшего сына и наследника - Базиля, Даниель выставил ярым защитником прав народа и выгнал из дома. Одновременно с этим Кроуф направил письмо с просьбой о помощи своему старому другу – английскому капитану по имени Фредерик Картер. Даниель сумел встретиться с Картером за неделю до своего ареста. Он сообщил Фредерику, что должен остаться в Париже, чтобы обеспечить будущее своих детей. Так как старший теперь был в относительной безопасности. Кроуф просил Фреда вывезти из Франции младшего - Алекса. В качестве задатка Картер получил драгоценности покойной супруги Даниеля, половину ключа к спрятанному сокровищу Кроуфов, а также четкие инструкции как им пользоваться. Вторая половина была у Александера. Картер доставив юношу в Англию, но вопреки договоренности, вернулся в Париж, чтобы попытаться помочь Даниелю. Однако было слишком поздно, Фредерику оставалось лишь бессильно наблюдать за казнью лучшего из людей, которых он знал. Наблюдать за его старшим сыном, который и доставил отца на казнь. Убитый горем Картер тем же днем отправил гонца к Алексу, веля тому скрыться, как можно скорее и ни в коем случае не встречаться с братом, а сам попытался подкупить палачей и получить тело Кроуфа, дабы достойно проводить его в последний путь. Подкуп удался, но через два дня капитана арестовали, как сторонника свергнутой монархии и, проведя недолгое разбирательство, казнили. Перед смертью его пытали, стараясь выяснить, где Александер, письмо Даниеля и части ключа. Фредерик умер, не сказав ни слова, и Базиль остался ни с чем. Капитан был мертв, а след Александера был потерян. Драгоценности леди Кроуф, помогли семье Фредерика пережить трудные времена. Даже теперь Картеры могли ни в чем себе не отказывать благодаря грамотно вложенным средствам, полученным от продажи уникальных камней. Однако они так и не забыли об утраченных сокровищах. История во всех подробностях передавалась из поколения в поколение. Дэвид получился таким же повернутым на Кроуфах, как отец. Единственным членом семьи, кто не приходил в экстаз от упоминания о сокровищах Даниеля, был Леопольд. Отец, возлагавший на старшего сына грандиозные надежды, так и не простил ему пренебрежительного отношения к семейной истории. Он оборвал всякие контакты, и только Дэвид, исполнял роль связующего звена между двумя упрямыми родственниками. Романтичный юноша мечтал отыскать потомков Алекса, и вместе с ними отправиться на охоту за легендарным сокровищем. Лео же искренне надеялся, что сия встреча никогда не произойдет. По его мнению, если люди не подают о себе вестей на протяжении трехсот лет, то искать их не стоит. Неизвестно на что нарвешься. Меньше всего ему улыбалось следующие триста лет разыскивать наивного брата.