— Ну и нахуя я здесь?
Голос звучит глухо.
Никто не отвечает.
Она идёт. Уже давно. Хрен знает сколько. Ноги грязные, ступни болят. Колени уже пару раз подкосились, но она продолжает.
— Охуенно. Просто охуенно.
Перед глазами — деревья. Сплошные. Одни и те же.
Тьма между стволами, то серая, то зелёная.
Она пару раз смотрела назад. Там — тоже самое. Как будто лес шлёт её нахуй — "иди куда хочешь, всё равно ничего не найдёшь".
— Может я сдохла, а? — вслух. — Может это ад? Только не жаркий, а тупой и сырой.
Она смеётся. Один раз. Коротко. Блевотная попытка выдохнуть.
Смех быстро дохнет, как сигарета в луже.
— Блять.
Она спотыкается, падает на колени.
Цепляется за ствол дерева. Встаёт.
Молчит минуту. Смотрит в листву.
— Кто я вообще, нахрен?
Тишина.
Лес будто замирает.
— Имя, мать его, должно быть. У всех есть. Почему у меня — нихуя?
Она хватает себя за грудь.
— Сердце бьётся. Окей. Я не труп.
Проводит рукой по лицу. Щека. Холодная, живая.
— Лицо вроде норм. Не тварь из болота.
Пальцы в волосы.
— Волосы белые. Ну пиздец. Альбинос, что ли? Или эльфиха ёбаная?
Она идёт дальше.
Медленно.
Тело двигается, потому что иначе — всё. Сядет и провалится.
А она не знает, можно ли здесь провалиться. И куда.
— За что, сука?
Слёзы? Нет. Пока нет.
Они где-то глубже. Забились в щели души, как крысы. Ждут.
Пока внутри только ярость. Тупая, бессмысленная. На всё.
— Да чтоб вы все сдохли, кто это сделал. Если кто-то вообще был. Если я не сама себя сюда отправила.
— Гребаный лес. Гребаное тело. Гребаная я.
Тишина.
Снова шаги.
Снова ветки по лицу.
Снова боль в ступнях.
Но теперь — внутри шевелится что-то другое.
Живое. Грубое. Настоящее.
И она идёт.
— Я не знаю кто я.
— Но если кто-то решит меня найти — пусть сначала готовится получить по ебалу.
Я шла. Без понимания, куда и зачем. Просто шла.
В голове — пустота. Как будто её вынули и не вставили обратно.
Ни памяти, ни мыслей, ни желания. Только одно жжение в ногах, как будто кто-то туда всадил сотню ебучих иголок.
Но стоять было хуже. Хуже, чем пахать по этим мокрым корням, грязи и веткам, которые цепляются за волосы и одежду, будто специально хотят затормозить и заставить сдохнуть.
Лес вокруг не радовал. Он был как эта ебаная петля — влажный, тёмный и пахнущий гнилью.
Деревья стояли, как грёбаные сторожа, на каждом шагу казалось, что они хотят схватить тебя за шею и утащить под корни.
Ветер не дул, но всё равно было ощущение, что тишина давит так, будто её можно порезать ножом.
Я материлась вслух. Потому что молчать стало невозможно.
— Вот пиздец, — бормотала я, — просыпаешься в ёбаной пещере без хуя памяти, выходишь в лес, где ни хрена не понятно, и идёшь в никуда. Вот это охуенно.
Иногда казалось, что кто-то идёт за мной. Чувствуешь эту херову херню? Не знаешь кто и зачем, но точно знаешь, что не один.
Я оборачивалась — пусто.
В очередной раз — хуйня.
И шла дальше, матерясь всё громче, потому что эта хуйня давила всё сильнее.
Пару раз я падала. Сдирала колени, царапала руки. Руки дрожали, лицо мокрое — от пота.
Но я шла. Идти было единственным, что оставалось.
— Блядь, — говорила себе, — ну, или я реально сука, или тут что-то не так. Хочешь жить — беги. А я херово бегаю.
Внезапно наступила такая тишина, что казалось, сейчас лес проглотит меня целиком.
Даже собственные шаги звучали глухо и приглушённо, как будто ходишь по могиле.
— Ну да, — вздохнула я, — вот сейчас и начнётся реальный пиздец.
И я услышала — хруст.
Тяжёлый. Медленный. Идёт где-то рядом.
Не ветка. Не маленькое животное.
А шаги. Тяжёлые шаги. Медведь.
Я повернулась. Глаза выхватили в темноте силуэт.
Он был огромен, как блядский дьявол из детских кошмаров.
Не рычал. Не шёл на меня. Просто стоял.
Смотрел.
Как будто решал — съесть меня сейчас или подождать, пока я сама упаду.
— Ебаный лес, — выдохнула я, — ну и нахуй ты сюда пришёл? Кого ты ищешь? Меня?
Медведь не двигался.
Я тоже не двигалась. Потому что пиздец уже так впился в голову, что просто поверг в ступор.
— Ну слушай, — говорю ему, — я тут полтора дня (или сколько там) дохну без памяти и смысла, не сука ли ты не мог бы просто пройти мимо?
Молчание.
Я сделала шаг назад, он — вперёд.
Дыхание у меня забилось, сердце колотилось в груди, но я не охуела. Только злость и какая-то дикая решимость.
— Слушай, если хочешь меня сожрать, так давай уже, — сказала я. — Но предупреждаю — я охуенно противный перекус.
И тут он, блядь, фыркнул. Нет, реально, фыркнул, как какой-то храпящий старик, повернулся и ушёл в чащу.
Я осталась стоять на месте. Дрожащая и ни с того ни с сего охреневшая.
И когда меня прорвало — я заржала. Громко и по-человечески. Потому что иначе крыша бы поехала нахуй.
Я упала на землю, уткнулась лицом в грязь, и сижу. Дышу. Матерюсь.
Понимаю: если я не сейчас сойду с ума, то когда?