Я шёл по узкой горной тропе, там, где снег был утоптан ветром и редкими путниками до твёрдости камня. Слева и справа поднимались горы, высокие, молчаливые, будто знавшие обо мне больше, чем я сам. Воздух был холодным, но чистым, и каждый вдох отдавался лёгким жжением в груди, напоминая, что я жив и всё ещё в пути.
Был я одет тепло: плотный плащ с меховой оторочкой, перчатки, высокие сапоги. Зима не была для меня врагом, скорее испытанием, к которому я давно привык. Холод учит не спешить, не делать лишних движений, беречь силы. Возможно, поэтому я и выбрал этот путь: короче, но строже. Так было честнее по отношению к самому себе.
Шёл в новую столицу великой страны, город, о котором говорили как о месте возможностей, знаний и будущего. Там собирались умы, там решались судьбы, там, как мне казалось, моя жизнь должна была сделать шаг вперёд. Я думал, что движение, единственный верный способ не застыть, не потеряться, не стать частью прошлого. Мне всегда казалось, что человек обязан подниматься, если не в гору, то над собой. Оставаться на месте значило уступать. Останавливаться, значит сомневаться. А сомнения я привык гасить дорогой. Шаг за шагом, мысль за мыслью, я убеждал себя, что одиночество лишь цена за ясность ума, а тишина лучший спутник размышлений.
И всё же, идя среди этих заснеженных хребтов, я ловил себя на странном ощущении: будто моя дорога слишком ровная внутри меня самого. Я знал, куда иду, знал зачем, знал, кем хочу стать и от этого знание не согревало. Оно было правильным, выверенным, но холодным, как утренний снег под подошвами. Я думал о том, изменится ли что-то в столице. Стану ли я там другим человеком или лишь тем же странником, только среди каменных стен и людских голосов. Возможно, ответы ждали меня впереди. А возможно, я просто продолжал идти, потому что не знал, как иначе. Снег тихо скрипел под ногами, ветер нёс с собой запах хвои и далёкой жизни. Я не знал, что совсем скоро эта дорога приведёт меня не туда, куда я стремился, а туда, где мне впервые придётся остановиться.
К вечеру тропа вывела меня к узкому каменному мосту, перекинутому через обрыв. Камни под ногами были старыми, потемневшими от времени и снега, и я шёл осторожно, прислушиваясь к эху собственных шагов. Внизу, далеко в тени, шумел ручей, едва слышный среди ветра. Перейдя мост, я не стал продолжать путь прямо, что-то заставило меня свернуть налево. Тропа там поднималась на небольшой холм у края обрыва. Я сделал несколько шагов вверх и замер. На склоне, там, где снег был вытоптан копытами, паслось стадо горных овец. Они двигались медленно, спокойно, словно зима была для них не суровым временем, а привычным домом. Рядом с ними шла девушка с пастушьей тростью, внимательно следя за стадом. Она была одета просто, по-деревенски, но тепло, и её движения казались уверенными и лёгкими, будто холод вовсе не касался её. Её волосы были белоснежными, не как седина, а как свежий снег на утреннем склоне. Когда она повернула голову, я увидел серебристые глаза, отражающие свет неба. В тот миг мне показалось, что вся тишина гор собралась в её взгляде. Наши глаза встретились. Она остановилась первой, чуть приподняв трость, словно решая, стоит ли звать овец ближе или, наоборот, держать их подальше. Я же почувствовал себя неожиданно неловко, как человек, который слишком долго шёл один и вдруг вспомнил, что существуют другие.
Я сделал шаг вперёд, потом ещё один, осторожно, чтобы не напугать ни её, ни животных. Когда расстояние стало достаточно близким, я кивнул, жест вышел скорее учтивым, чем уверенным.
– Я – начал я, подбирая слова. – Ищу ближайший город, есть ли здесь путь легче, чем горная тропа?
Она моргнула, потом чуть наклонила голову, словно прислушиваясь не к словам, а к их звучанию. Я повторил вопрос, медленнее, стараясь выговаривать каждый слог. Девушка улыбнулась, не насмешливо, а с мягким удивлением и ответила что-то на своём диалекте. Я понял лишь отдельные звуки. Мы на мгновение замолчали. Ветер прошёлся по склону, овцы тихо заблеяли, а я вдруг осознал, насколько по-разному могут звучать одни и те же слова в разных местах мира. Я указал рукой в сторону гор, потом вниз, делая вид, что иду, и снова на неё посмотрел, вопросительно подняв брови. Она рассмеялась, тихо, тепло и начала отвечать, сопровождая речь жестами. Что-то указывала тростью, что-то чертила в воздухе, иногда останавливаясь, чтобы убедиться, что я хоть немного понимаю. Я понял не всё, но понял главное, путь есть.
Я уже собирался поблагодарить её и вернуться на тропу, как мой живот вдруг громко напомнил о себе. Звук вышел настолько отчётливым, что я неловко отвёл взгляд, делая вид, будто ничего не произошло. Девушка посмотрела на меня, потом улыбнулась. Она сказала что-то на своём языке, а затем показала жестами: указала на дом в стороне деревни, сложила ладони, будто держит миску, и потерла руки, изображая тепло. Я понял её сразу, но хотел отказаться, путь ждал, и я не привык задерживаться, но холод и голод сделали своё дело. К тому же я понимал: если я ослабну в горах, дальше идти будет сложнее. Небольшая остановка не повредит. Я кивнул в знак согласия. Она явно обрадовалась, махнула рукой овцам и, убедившись, что они спокойно пасутся, повела меня к деревне. По дороге передала посух какой-то женщине и после жестами объяснила, что сегодня просто помогает пастуху: он приболел, и она вышла вместо него. В её тоне не было ни жалоб, ни гордости, просто факт.
Её дом оказался таким, каким и должен быть деревенский дом в горах. Небольшой, деревянный, с низкой крышей и камнями поверх неё, чтобы ветер не сорвал кровлю. Из трубы поднимался дым, а у двери лежал аккуратно сложенный хворост. Внутри было тепло. В очаге горел огонь, освещая комнату мягким светом. Стоял простой стол, несколько лавок, на полках глиняная посуда. В углу лежали шкуры, а воздух пах дымом и свежим хлебом. Она помогла мне снять плащ и повесила его ближе к огню, затем жестом предложила сесть. Я опустился на лавку и впервые за весь день почувствовал, как тело расслабляется. Я пришёл сюда всего лишь поесть и немного отдохнуть. Она занялась готовкой почти сразу. Подвесила казан над огнём, бросила в него несколько простых ингредиентов: коренья, крупу, кусочки мяса. Я невольно задержал взгляд на похлёбке, чувствуя, как запах постепенно наполняет дом и становится всё более заманчивым. Она это заметила и тут же покачала головой, улыбнувшись. Жестами показала, что помогать не нужно, усадила меня обратно на лавку и указала на огонь, давая понять, что всё под контролем.