Снова хочу быть твоей

1

Лиза

— Мам, я пить хочу, — хнычет Ромка. — Дай сок.

— Сейчас, малыш, — тру глаза и встаю с кресла. Тянусь за графином и наливаю в стакан, а потом протягиваю сыну. — Держи, котёнок.

Ромка пьёт большими глотками, а потом берёт свою любимую книжку про трёх поросят и сворачивается клубком у меня под боком. Я обнимаю его, наклоняюсь и целую в макушку, вдыхая родной запах.

Руки слегка потряхивает, в груди тревожно. Я плохо переношу недосып, а сегодня даже глаз не сомкнула. Даже будучи за несколько сотен километров от уже бывшего мужа, я всё равно нахожусь в постоянном страхе.

Думала ли я, что выхожу замуж за чудовище?

Нет, конечно. Он был внимательным и обходительным. Цветы каждое утро, свежие ягоды в любое время года к завтраку, кофе в постель.

Но потом всё стало меняться. После того, как родился Ромка, стали появляться странные звоночки, которые я, конечно же, игнорировала.

Руслан был против, чтобы я выходила на работу после рождения сына. Считал, что мне стоит посвятить всё своё время ребёнку. И даже когда Роме исполнилось три года, закатил скандал, убеждал, что мне не стоит работать.

Я старалась вести себя так, чтобы не вызывать его ревности, но это мало помогало. Дома Руслан сам часто не ночевал, ребёнком не интересовался совершенно, мог неделями не видеть его, разъезжая по командировкам, а вернувшись, даже не спросить, где сын.

А однажды вернулся из офиса поздно и пьяным и решил высказать, что моя медицинская униформа на работе похожа на костюм из порнофильма. Мы долго ругались, а потом Руслан впервые меня ударил.

И нет, он не замер шокировано, не бросился просить прощения. Он схватил меня за волосы и сказал “поделом, сука”.

Утром я собрала вещи, пока он был на работе, забрала Ромку и съехала. В тот же день подала на развод.

Но просто так Руслан меня отпускать не собирался. Он стал угрожать, что если я к нему не вернусь, он отнимет моего сына.

Моего мальчика… которому Руслан не был отцом.

И он не знал об этом.

— Мама, а мы ещё пойдём к тёте Яне? — спрашивает Ромка. — Мне у неё понравилось. Ещё хочу такие вафли, как она пекла.

— Да, солнышко, пойдём. Сегодня как раз и сходим. Только мне нужно будет уехать ненадолго, ладно? Побудешь с тётей Яной и Алиской?

— Хорошо, — кивает Ромка. Мне вообще повезло с ним, он очень послушный. — А ты недолго?

— Нет, недолго, — улыбаюсь сыну как можно ласковее. — Мне нужно поговорить с одним дядей.

Твоим папой… Настоящим папой.

Но этого я сыну не говорю.

Да, в прошлом я совершила ряд огромных ошибок, но пути назад уже не было. У меня случился головокружительный короткий роман с мужчиной, которому я очень нравилась. Он был настроен серьёзно, и это почему-то испугало меня. Я сбежала в другой город, где и познакомилась с Русланом. Не знаю, как так вышло, но уже через месяц я согласилась на его предложение, а о том, что жду ребёнка, узнала утром в день свадьбы с ним.

Ребёнка не от Руслана…

Я солгала о важном сразу двум мужчинам. Даже трём, если считать и сына. Наверное поэтому судьба в отместку и наказала меня, сделав брак невыносимым.

Сказать Руслану правду было бы приговором. Я боялась даже подумать об этом, ведь он бы всё равно тогда нашёл бы способ отнять сына, сделав мою жизнь адом.

Развод мне выбить из него удалось только потому, что перед советом директоров фирмы ему не нужен был скандал. Его должны были переизбрать генеральным директором, а фото интересных игрищ с любовницей и поруганная честь жены были совершенно не к месту.

А вот после переизбрания он занялся мною вплотную. Пришлось бежать с сыном в другой город.

Но я совершенно одна. Мне некому помочь. Ни старшего брата, ни отца, только мама и младшая сестра, но что они могут сделать?

Я в отчаянии. Мне страшно, что моего мальчика у меня отберут.

Всеволод Артинский — единственный, кто мог бы мне помочь. Но согласится ли он, ведь пять лет назад я растоптала его чувства?

Именно поэтому я не спала всю ночь — сегодня я собралась идти к нему умолять о помощи.

А ещё я никогда не смогу признаться ему, что Ромка — его сын.

2

За что Господь назначил ты мне наказанье

в стихах лишь ей слагая тысячи речей…

Истов.

Сева

— Всем привет, я сильно опоздал? — в комнату, закатывая рукава и улыбаясь, входит Ян.

— Опаздывающий адвокат — горе для клиента, — комментирует Лекс, склоняясь над полотном и прицеливаясь.

Все ржут с Борисова, в том числе я.

— Лёха, ты как обычно, — Ян закатывает глаза и берёт с подноса стакан и бутылку с виски. Смекает, что у нас тут самообслуживание. Но Ян вообще мужик вполне смекалистый, иначе бы у него не было столь высокого статуса в профессиональном сообществе и стольких клиентов при бабле. — За чей счёт сегодня банкет? Скидываемся и просто тусим или кто-то проставляется?

— Ян, ты сообщение жопой читал? — ржёт Демьян Обласов и здоровается с Борисовым за руку. — У Севы крупный контракт закрылся. Такое если не отметить — грех, как говорится.

— За отличный старт нового проекта, Сев! — Матвей подходит со стаканом, как и все остальные парни.

Громко стукаемся виски и расползаемся вокруг бильярдного стола. Лекс прицеливается и первым бьёт по битку. Шары под ободряющие возгласы шустро разбегаются по полотну.

— Свояк! — восклицает Матвей, аплодируя удачному удару. — Бери любой.

— Лекса теперь от стола не отгонишь, — ржёт Обласов. — Всю партию с кия возьмёт.

Мужики снова ржут, советуя Демьяну не завидовать.

Давно пора было собраться. Но у всех как-то дела да дела. У Лекса тренировки, у Матвея операции, Борисов продолжает отмазывать толстосумов, а у Демьяна новая королева. Удивительно, но сегодня даже Яр из Москвы на встречу прилетел.

Этим вот такие встречи и ценны — они редкие, но заряжают надолго. А закрытый контракт — просто предлог.

Хотя и сам факт отметить надо было. Расширение бизнеса за счёт новых направлений — большой шаг и отличный повод для встречи с хорошими друзьями.

— Сев, ну а ты чего морозишь? — кивает мне Борисов. — У тебя пассия новая? Я слышал, настоящая красотка.

— По красоткам это у нас Дёма, — роняет Матвей, принимая от Лекса кий. — Тоже новенькая вроде, да?

Есть у Обласова фишка такая — трахать королев красоты. Каждый год новую победительницу местного конкурса, который он и спонсирует, Демьян укладывает к себе в койку. Потому на конкурсе битва за первое место не на жизнь, а на смерть. Вот вроде только недавно прошёл очередной ежегодный.

— Она с подружками сегодня не придёт случайно?

— Мот, иди нахер со своими бабами, — бурчит Лекс. — Оговаривали, что сами.

— Яну Николаевну сердить не хочешь? — прыскает Матвей, но тут же затыкается, ловя грозный взгляд. С Шевцовым даже по дружбе лучше не шутить, особенно насчёт его жены.

Кстати, из женатых тут только Лекс и Ярослав Нажинский. И то, последний как-то внезапно, да ещё и с мелким девушку взял. Мелкий этот, оказывается, его. Что-то там непростая история, но Яр не особенно любит делиться личным.

— Ничего серьёзного, — пожимаю плечами. — Пару раз поужинали, дальше видно будет.

Посмотрим, как сложится. Я в отношения стараюсь не вляпываться, хватило когда-то, но Ангелина мне нравится. Красивая, не глупая, не навязывается. И в постели вполне себе неплоха. Да, “пару раз поужинали” включало и секс. Не подростки ведь уже, чтобы за ручку держаться.

Вечер проходит замечательно. Организация тоже мне нравится — не зря рискнул обратиться к новому ресторану. Всё сделали по высшему разряду — отдельный зал, бильярд, еда, напитки. Вежливый, незаметный персонал обновляет всё вовремя и быстро.

Пообщаться с друзьями и расслабиться — кайф.

— Пошли покурим, — говорит Лекс мне, когда его шар пролетает мимо лузы и приходится отдать кий Демьяну.

— Идём, — поднимаюсь с кресла.

Мы выходим на небольшой балкончик, смотрящий прямо на набережную Кубани. Тепло, несмотря на конец зимы. Воздух свежий, ветра нет.

— Как Янка и Алиска? — спрашиваю, закуривая.

— Да нормально, — пожимает плечами. — Яна на повышение пошла, зав отделением. Лиса недавно колени в хлам на роликах разбила. Та ещё коза.

Смеюсь и глубоко затягиваюсь. С Лексом можно болтать свободно и неспешно. Можно расслабиться — он хороший, надёжный друг. Когда-то мы с ним друг другу спины прикрывали в бою, поэтому ему — как себе.

— Так что там у тебя, Сев, — смотрит, чуть прищурившись, — серьёзно с девахой?

— Да пока не сказать что серьёзно, — пожимаю плечами. — Нравится, но дальше видно будет. А что? Семейные барбекю планируешь на год вперёд?

Ржём. Я когда-то к нему приехал, а он жарит шашлыки во дворе в клетчатых шортах. Ещё полгода его подкалывал потом.

Но Лекс вдруг серьёзнеет. Затягивается дымом и смотрит куда-то вдаль.

— Лизка приехала в город, — вдруг выдаёт. — К Яне приходила.

Я не давлюсь дымом, и пульс мой не ускоряется. Только слегка, совсем немного запинается, но почти незаметно, не ощутимо.

3

Он изменился.

Однозначно изменился за эти почти пять лет.

Взгляд голубых глаз стал суровее, плечи ещё шире, мышцы мощнее. Даже через рубашку это видно. Вокруг глаз прорезались тонкие морщинки, но они совершенно не портят его, даже наоборот, делают серьёзнее и благороднее.

— Привет, Сева, — говорю негромко. — Можно?

Кажется, он вот-вот рявкнет “Нет!”, и я этого очень боюсь.

А ведь право имеет ещё какое.

— Привет, — говорит ровно, без каких-либо эмоций. В голубых глазах холод и безучастность. — Входи.

Я прохожу в его кабинет и украдкой осматриваюсь. Здесь классно — всё под стать самому Артинскому: массивный стол, широкое кожаное кресло, беговая дорожка у большого окна в пол.

Чистота, открытость и сила.

— Я тут… — неопределённо машу рукой, ощущая внутри полную растерянность, — ездила подавать заявление в клинику рядом. Устроиться к ним на работу хочу. И… решила зайти к тебе поздороваться.

Лгунья.

Почему моя жизнь так пропитана ложью?

Почему я бесконечно всем лгу, окончательно запутываясь в этой липкой паутине? Я ведь раньше не жила так, не любила лгать вообще, а тут… по уши погрязла уже.

Стыдно. От самой себя противно.

— И как? Успешно? — едва приподнимает брови, но на самом деле абсолютно никакой заинтересованности не транслирует.

— Что? — щёки вспыхивают, в кончиках пальцев лёгкое покалывание — нервы.

— На работу взяли?

— А! — смущённо улыбаюсь, ощущая горечь во рту. — Пока не знаю. Рассмотрят — сообщат.

Я не знаю, как начать разговор. В голове вместо мозга оплавленное масло. Я не знаю, с чего даже начать.

— Понятно.

Он больше не задаёт вопросов. И присесть выпить кофе не приглашает. Стоит, заложив руки в карманы брюк, и смотрит на меня. Я же под его взглядом ещё сильнее нервничать и теряться начинаю.

Лиза Копылова и теряется? Ха!

Так бы можно было сказать пять лет назад. Но сейчас я другой человек, брак с Русланом сломал меня.

Мне кажется, я раньше ничего не боялась. Неслась по жизни напролом, достигая поставленных целей.

А сейчас от каждого шороха вздрагиваю и оглядываюсь.

Яна, моя сокурсница и подруга, муж которой дружит с Севой, вчера сказала, что Сева не женат, близких отношений у него тоже нет вроде бы. Но то, о чём я хочу попросить его… Высока вероятность, что он просто выставит меня отсюда взашей, ещё и пинка даст для разгону.

— Слушай, Сева… — наконец решаюсь попытаться сказать то, зачем пришла. И это сложно. Очень. В груди становится тесно, дышать тяжело. Пульс нарастает и чувствуется во всём теле. — Я… пришла к тебе за помощью.

Вскидываю на него глаза, и меня обжигает холодом. Я причинила ему боль, и он не простил — сейчас я это чётко понимаю. И мне бы развернуться и уйти, но перед глазами стоит нежное личико Ромки, моего сына, которого у меня могут отобрать из злости и мести. И ладно я, но каково будет моему мальчику? С кем он будет? С человеком, которому на него плевать?

Мысли о сыне придают мне сил.

— Мой бывший муж пытается отнять у меня сына, Сева, — чувствую, как щёки становятся мокрыми. Контролировать слёзы не получается. — Мне больше не к кому обратиться за помощью, кроме тебя.

— И чем же я могу тебе помочь, Лиза? — смотрит с холодным удивлением. Он явно не ожидал такой просьбы.

Но у меня нет выбора. И действительно больше не к кому обратиться, иначе бы я не пришла… совесть бы не позволила.

— Женись на мне, — выпаливаю, не дыша. Горло пересыхает, дышать больно. — Фиктивно. И признай ребёнка своим.

Наступает пауза. Долгая, просто бесконечная. И каждая миллисекунда загоняет мне в грудь острый гвоздь.

Сева смотрит на меня как на полоумную, но я такая и есть. Я правда схожу с ума от страха за сына.

— Бредовая идея. Ты ведь должна понимать, что любой анализ ДНК покажет правду, даже если я соглашусь на это безумие.

— У меня в лаборатории есть знакомые. Я всё устрою. Это так важно для меня, Сева! Прошу!

Я честно готова унизиться окончательно и встать на колени перед ним, но он качает головой и отворачивается к окну, оставляя меня сгорать в ожидании.

— Тебе лучше уйти, — говорит приглушённо, обрушивая мои надежды.

— Сева…

— Пошла вон, Лиза.

Он говорит последнюю фразу абсолютно спокойно, и я даже не сразу спотыкаюсь о смысл, но когда понимаю, то едва ли не задыхаюсь.

Язык становится тяжёлый и неповоротливый, и я не нахожу в себе сил ответить хоть что-то. Сглатываю и тяжело выдыхаю.

— Извини, что потревожила, — говорю негромко и убираюсь прочь.

4

— А вот и мама! — Ромка бежит мне навстречу с рожком мороженого в руке. — Тётя Яна купила мне мороженое! Банановое! Хочешь попробовать?

— Конечно! — касаюсь кончиком языка сладкого жёлтого шарика. Иначе никак — Ромка обидится, что его щедрость и нежадность не оценили. — Вкусное!

Яна подходит ближе с Алиской за руку. Они гуляли в сквере неподалёку, ждали меня. Подруга улыбается, но смотрит серьёзно и внимательно.

— Чего и следовало ожидать, — пожимаю плечами, отвечая на её немой вопрос. Опускаю глаза и тяжело вздыхаю, пока дети отходят к площадке, громко сравнивая, у кого мороженого осталось больше.

Яна поджимает губы и хмурится. Подруга искренне переживает за меня — это видно. Я чувствую её желание помочь и поддержать от всей души, но, к сожалению, что она может сделать?

— Может, Лёшу попросить поговорить с ним? — гладит меня по плечу.

— Не надо, Ян, мы же не подростки уже. Он сказал нет — значит, нет, — о том, как именно Сева сказал, я решаю умолчать. — Я станцевала танго на его сердце, такая реакция неудивительна.

— Что будешь делать?

— Не знаю, — пожимаю плечами. И это правда — я действительно не знаю, что мне делать. Плана нет. — К маме в станицу съезжу, а потом подумаю.

— Приходите к нам сегодня с Ромкой, Лиз, — говорит Яна. — Можете и с ночёвкой остаться.

— Придём, думаю, — обнимаю подругу. — Спасибо тебе. Но без ночёвки, что я зря, что ли, отель оплатила.

Пытаюсь улыбнуться, но выходит с трудом. Если честно, я бы с удовольствием осталась бы и с ночёвкой у Шевцовых, но у них сейчас яблоку негде упасть — упакованные вещи для переезда стоят в коробках по всей квартире. Не хочу я напрягать друзей.

— Тогда до вечера, мы с Алиской побежали на репетицию. Она у нас решила, что станет в будущем балериной, поэтому теперь мы ходим на танцы, — усмехается Яна. — Целую неделю уже. На прошлой неделе она пыталась стать гимнасткой.

— Давайте, — машу рукой Алисе и Яне, когда они уходят, а потом с Ромой идём к лавочке, чтобы он спокойно мог доесть мороженое.

Сейчас только конец марта, в Волгограде, когда мы уезжали, ещё снег лежал, ветры жутко холодные дули, а в Краснодаре уже тепло. Градусов пятнадцать точно. Дети на площадке в тонких курточках, даже в ветровках есть. Ромка хнычет, что ему жарко в шапке, и я разрешаю её снять.

Сама тоже расстёгиваю пальто и стаскиваю шарф.

Я скучала за этим городом. За таким всегда живым, быстрым, по-своему атмосферным. За тёплыми зимами и ранними вёснами, за свежей зеленью и марте и запахом тепла.

— Мам, а мы к бабушке поедем или к папе?

— К бабушке, Ромашка, — поворачиваюсь к нему.

— А к папе когда?

Внутри тяжесть оседает. Как ребёнку объяснить происходящее? Как сделать так, чтобы не травмировать его?

— Ты хочешь к папе?

— Нет, — пожимает плечами. — С ним скучно, он со мной не играет. И его всё равно почти никогда нет дома.

Рома даже не выглядит грустным. Ему как-будто тоже всё равно — настолько Руслан не стал для него значимым взрослым в жизни.

— Пойдём уже, сынок, времени много.

Я достаю смартфон из сумки, чтобы посмотреть на часы, и внутренность тут же обдаёт льдом.

Пропущенный от Руслана час назад.

Зачем он звонил? Снова угрожать?

Тело сразу же становится напряжённым и непослушным. Ноги наливаются тяжестью, в животе внутренности будто в кулаке кто-то сжимает. Меня бросает в жар, а в висках чувствуется нарастающий пульс.

Конечно, перезванивать ему я не собираюсь.

Недалеко от сквера замечаю чёрную машину. Марки не видно, номера тоже. Понимаю, что это просто авто, что оно может принадлежать кому угодно, но ничего не могу поделать с волнами набегающего страха.

— Ром, пойдём уже, — запахиваю пальто и встаю с лавочки.

— Я ещё мороженое не доел.

— По пути доешь.

— Ну ма-а-ам…

— Не спорь со мною, пожалуйста.

Крепко беру сына за руку и иду в противоположную сторону сквера, подальше от того чёрного автомобиля. Понимаю, что это просто приступ тревоги, и мне бы стоит сегодня попросить у Яны рецепт на противотревожные препараты, пожалуй. Иначе я издёргаюсь вся. Ненормально же это.

Но когда я вижу, что эта самая машина начинает медленно двигаться параллельно нам, моя тревога тут же трансформируется в настоящую панику.

— Мам, а ты ещё на качеле покатать обещала, — капризничает Ромка.

— Позже, сынок, не сейчас, — уже почти тащу его, чтобы шёл быстрее, но его маленькие ножки просто физически не способны поспевать за мною. Из-за этого Ромка совсем начинает нервничать и вот-вот разревётся.

Я уже готова схватить его на руки и бежать, но он весит прилично, и далеко убежать так не получится. Поэтому, заметив боковую аллейку в сквере, я сворачиваю туда, продолжая идти быстро. На машину не оборачиваюсь.

5

Я ничего не спрашиваю, то, что он приехал сейчас, уже радует. Просто молча помогаю забраться в машину Ромке, а потом и сама залезаю за ним на заднее сиденье и закрываю дверь.

Сева тоже ничего не говорит, замечаю его хмурый внимательный взгляд через зеркало заднего вида сначала на меня, потом на Ромку. Внутри пробегает дрожь, но я тут же себя успокаиваю. Нет, Сева не узнает ничего только по внешнему виду сына.

У нас с ним схожий тип внешности — оба белокожие и темноволосые. У обоих светлые глаза. Только у Севы голубые, а у меня зелёные.

Едем молча. Сева следит за дорогой, а я прижимаю к себе сына. Ромка немного растерян, но вроде бы не похоже, что напуган.

Я наблюдаю в окно, и понимаю, что едем мы не в квартиру Севы. Хотя, возможно, он переехал, я ведь не знаю этого. Жизнь его на паузе явно не была без меня. Пять лет назад он был главным тренером и управляющим в крупном фитнес клубе города, а сейчас у него уже своя собственная сеть, которая, как я прочитала в интернете, постоянно растёт и набирает обороты.

Сожаление скребётся в груди, отдавая тянущей болью.

Куда глядели мои глаза? Как можно было упустить такого мужчину? И дело не в его успешности, дело в нём самом.

Он настоящий. Без двойного дна, без подлости, без гнусности. Прямой, честный, открытый.

А я… идиотка. Не оценила ни его, ни его отношение ко мне. Когда поняла, что между нами всё серьёзнее, чем просто классный секс, я испугалась. Мне казалось, что человек с военным прошлым обречён на посттравматический синдром и мне это в жизни совсем не надо.

Любила ли я его тогда?

Нет, не думаю. Мне с Севой было хорошо, очень хорошо, тело на него реагировало, по коже возбуждение иголками рассыпалось, когда прикасался ко мне. А когда и в груди что-то шевельнулось, я поняла, что влюбляюсь, и мне стало страшно.

Однажды утром я встала, пока он ещё спал, решила повесить на крючок его упавшую куртку, а потом увидела, что из кармана выпала бархатная коробка. В ней было кольцо…

Я за пять минут собрала вещи и уехала. Написала уже из электрички “прости”.

Знаю, что это был ужасный поступок, что нужно было хотя бы поговорить, глядя друг другу в глаза.

Но я струсила.

Подъезжает Сева к большому новому жилому комплексу. Раньше, когда я ещё жила здесь, его не было. Но Краснодар растёт быстро, моргнёшь — уже новый район с высотками. Чего уж говорить про пять лет почти…

И лишь когда он паркуется, замечаю, что Ромка-то уснул, умостившись у меня на коленях.

Сева обходит машину и открывает дверь возле меня.

— Идём, — кивает.

— Минуту, — осторожно перехватываю сына, — Ромка уснул.

Выбираться из машины с почти двадцатикилограммовым спящим ребёнком на руках сложновато, поэтому сначала аккуратно выставляю наружу ноги, потом придвигаюсь к краю сиденья.

— Давай мне, — говорит Сева и перехватывает Ромку.

— Спасибо, — отвечаю негромко, а у самой всё внутри в узел завязывается.

Он держит ребёнка на руках так уверенно, так надёжно, как… как настоящий его отец. Будто чувствует, что так это и есть.

А ведь так всё и могло быть, если бы не дурость моя…

Сева широким шагом с ребёнком на руках идёт к подъезду дома, а я молча семеню за ним. Ничего не говорю и ничего не спрашиваю. И даже надежду, вспыхнувшую внутри, стараюсь сдерживать и не давать ей разгореться. Чтобы потом не обжечься.

Заходим в подъезд, идём мимо консьержа и поднимаемся на лифте на четырнадцатый этаж. Лифт скоростной, но эти полминуты, пока едем, вся кожа покрывается мурашками рядом с Севой. Тону в его запахе — смеси туалетной воды и чего-то такого… знакомого… лично его. Во рту пересыхает мгновенно от волнения.

— Входи, — командует Сева, одной рукой удерживая спящего Ромку, а второй открывая дверь.

Сам он прямо с порога идёт в комнату. В спальню. Кладёт Ромку на широкую массивную кровать. Сын вздыхает, но не просыпается. Устал за сегодня, вчера днём не получилось уложить его, и ночью тоже спал как-то плохо. Теперь отсыпается.

— Одеяло есть в шкафу, — кивает на вмонтированный в стену шкаф с зеркальными дверями, а потом выходит из спальни.

Я осторожно, чтобы не разбудить, стаскиваю с Ромы кроссовки, расстёгиваю курточку. Решаю не укрывать, он ведь в одежде уличной, и так тепло ему.

Тихо выхожу из спальни и прикрываю двери. Сердце ускоряет ритм, потому что я понимаю, что сейчас мне предстоит разговор с Севой. И я очень надеюсь на его помощь.

Потому что больше не на кого…

Квартира у Севы огромная. Большая светлая гостиная с окнами до пола, судя по дверям, три спальни, прямо видна кухня. И там я вижу и самого Севу, а значит, туда и иду.

Сева стоит у кофемашины и смотрит в окно, упёршись мощными руками о столешницу. Он в рубашке, рукава закатаны и обнажают крепкие, накачанные предплечья.

Большой человек с большим сердцем. И мне остаётся лишь молиться, чтобы это сердце не захлопнулось от меня на тысячи замков.

6

Сева ушёл, Рома спит, а я… чувствую себя растерянной.

Будто я не имею права здесь находиться.

Сажусь на диван и просто какое-то время смотрю в одну точку на стене. Словно в вакуум проваливаюсь.

Как перестать думать о том, что я могла быть сейчас полноправной хозяйкой в этих стенах? Любить и быть любимой женой и матерью, не беспокоиться, что кто-то отнимет у меня сына. Наверное, я бы уже и во врачебной практике продвинулась, карьеру бы строила без оглядки на то, понравится моему мужу, что я работаю, или нет. Потому что уверена, что Сева бы меня полностью поддерживал.

Но вместо этого я словно в зазеркалье собственной жизни. По ту, другую, сторону, в которой нет ярких солнечных лучей, пронизывающих пространство уютной гостиной и разноцветных детских праздников с фотозонами из шариков и многоэтажных тортов, украшенных ягодами.

Это как в сериале “Грань”, когда героиня попала в параллельную вселенную своего мира, и смогла увидеть себя, когда-то выбравшую другой вектор своей жизни. Так и я — могу лишь подглянуть, чтобы увидеть ещё более ранящий контраст.

Из этого состояния меня выводит боль в спине. Я ведь села и застыла с напряжённо выпрямленным позвоночником. Провалилась в это ощущение отчуждённости.

Встаю и пытаюсь прийти в себя, взять контроль над растрепавшимися эмоциями. Скоро проснётся Рома, и мне его нужно покормить, он ведь ел только завтрак и мороженое потом в парке.

Нужно сходить за продуктами в магазин, но его одного я оставить не могу. Решаю посмотреть, может что приготовлю из того, что есть в холодильнике, а потом схожу докуплю.

Захожу на кухню и осматриваюсь внимательнее. Нейтрального цвета мебель, стандартный набор бытовой техники, всё чисто и убрано — ничего лишнего на рабочем столе или обеденном.

Но и уюта особого нет… Ни разноцветного полотенца, ни корзинки с фруктами или вазочки с конфетами.

Возможно, тут убираются из клининга, а может, Сева и сам аккуратный. Может, он вообще и не готовит, а только заказывает уже готовую еду.

Открывая холодильник, чувствую себя… воровкой. Глупо да, ничего, думаю, страшного, если я возьму пару яиц, чтобы покормить ребёнка. Потом обязательно сходим в магазин и купим.

В холодильнике обнаруживаю стандартный набор холостяка — куриные яйца, пачка сливочного масла, бутылка молока. Ещё на полке лежит вакуумный контейнер с охлаждённым бедром индейки, а в ящике яблоки и две упаковки свежих помидоров черри. Рядом в шкафу две запечатанные коробки с овсяными хлопьями и бутылка подсолнечного масла.

Вполне себе есть из чего приготовить обед, за что я и принимаюсь. Варю овсянку, взбиваю яйца с молоком, режу помидоры и заливаю их в сковороде. Ромка любит такой омлет.

Когда всё готово, делаю себе кофе и возвращаюсь в гостиную. Здесь тоже всё красиво и стильно, но без обжитых деталей. Ни комнатных растений, ни фоторамок на полке над телевизором. Даже нет забытой чашки на журнальном столике.

А может, Сева тут и не живёт? Может, он днями в офисе и спортзале, а ночует у какой-нибудь девушки?

Эта мысль внезапно царапает, хотя я понимаю, что не имею абсолютно никакого права вообще нос совать в его личную жизнь. Но себе-то я в этих чувствах признаться могу...

— Мама, а кто этот дядя с бородой? — слышу сзади сонный голосок.

— Солнышко, ты выспался? — улыбаюсь и присаживаюсь на корточки, раскрывая руки.

Ромка идёт в объятия и умащивается на моём колене, обняв меня за шею и уткнувшись всё ещё сонным личиком в моё плечо.

— Угу, — трёт глаза.

— Пойдём умоемся и сядем обедать. Я приготовила кашу и твой любимый омлет.

— С помидорками?

— С помидорками.

Встаём, беру сына за руку и вместе отправляемся на поиски ванной.

— Этого дядю зовут Сева, — поясняю сыну, когда он принимается за еду. — Я… знаю его давно. Познакомились ещё когда я жила в этом городе.

— Он был твоим пациентом? — Ромке явно нравится то, что у него в тарелке, он лопает с аппетитом.

— Нет. Просто другом, — улыбаюсь сыну, а у самой внутри скручивает. Язык немеет от бесконечной лжи, но другого я ребёнку сказать сейчас не могу.

Мы заканчиваем завтрак, точнее Ромка заканчивает, мне же сейчас и кусок в горло не лезет, а потом идём в гостиную разбираться с телевизором. Пока Ромка смотрит мультики, я звоню в отель и прошу мой чемодан отправить курьером. Он у меня там даже не разобранный. Мы с Ромой прошлую ночь переночевали в отеле, утром переоделись и всё сложили в чемодан. Мне было страшно, что Руслан найдёт нас, поэтому я предпочитала быть полностью собранной.

Когда курьер привозит вещи, я достаю ноутбук и решаю пройтись по клиникам. Если Сева всё же согласится помочь, и мы с Ромкой останемся в Краснодаре, то мне нужно найти работу. Денег на счету не так уж и много, а просить у Севы я ни в коем случае не хочу.

Закапываюсь в поиск и увлекаюсь так, что даже немного расслабляюсь. Клиник доказательной медицины в городе всё больше — и сетевых, и именных. У меня аж ладони потеют, стоит представить, как я выйду на работу в хорошую клинику, познакомлюсь с классными спецами-коллегами.

7

— Привет, — застываю в дверях.

— Привет, — закрывает кастрюлю и ставит обратно в холодильник. — Вкусно.

— Спасибо, — киваю, не сдержав улыбки. — Не совсем спортивное питание, конечно, но мы с Ромкой не держим диету.

— Нахер эти диеты, — его взгляд падает на меня и проскальзывает вниз. В груди застряёт вдох, и я ощущаю себя… раздетой. Но я и так только в ночной сорочке, я ведь не ожидала его увидеть сейчас в квартире. — Хотя, по тебе не скажешь. Как была прозрачная, так и осталась. Даже беременность не помогла.

— Буду считать, что это комплимент.

Всё слишком странно. Я — полуголая, в одной шёлковой сорочке, пусть она без всяких кружев и длиной до самых колен, и Сева — без стеснения рассматривающий мою фигуру.

Поздно доходит, что я без лифчика, и мои соски уже отреагировали на наш странный разговор и взгляд Севы.

Мы оба замолкаем на долгих несколько секунд. Обоим не по себе. Я не знаю, с чего начать разговор, потому что ощущение неопределённости давит на меня и пугает.

— Может, тебе разогреть картошку? — спрашиваю негромко. — Так вкуснее, чем из кастрюли холодную.

— Да и сам могу… — чешет затылок.

— Мне не сложно, — снова улыбаюсь. Само как-то получается.

— Переоденусь пока, — кивает Сева и выходит из кухни.

Я выдыхаю, упираясь ладонями о столешницу.

Как же всё странно, непонятно и непросто. И как же тянет в груди от ощущения пропасти между нами, от понимания, что я упустила, что сломала своими собственными руками, задавила в зародыше собственное счастье.

Но… вместе с тем я чувствую странную дрожь. Её можно назвать приятной и волнующей…

Надежда?

Возможно.

Встряхнув головой, я открываю холодильник и достаю ту самую кастрюлю с картошкой, а ещё помидоры и огурцы для салата. Пока картошка разогревается в микроволновке, нарезаю салат. Овощи пахнут невероятно вкусно. Только за по-настоящему вкусные овощи и фрукты круглый год можно любить Кубань и этот город.

Добавляю зелень и совсем крупицу чеснока для пикантного аромата. Жарю два яйца, режу хлеб и всё это ставлю на стол как раз, когда Сева возвращается на кухню.

Он садится за стол, я — напротив.

— А сама? — смотрит хмуро на мою чашку кофе.

— Я пока не хочу. Только встала же.

— Как не жрала, так и не жрёшь нифига, — поджимает губы, подвигая к себе ближе тарелку с картошкой.

— Нет-нет, я правда ем! — заверяю его. — Просто позже обычно завтракаю, рано ведь ещё. Лишнее в рост всё равно уже не пойдёт.

Пытаюсь шутить, но выходит так себе. Сева не особенно реагирует весело, скажем так. Он и раньше ругался, что я мало ем. Бубнел, что меня унесёт однажды ветром, и что с недостаточным питанием я себе тренировками только вред наношу. Но что если не лезет? Да и не тренируюсь я уже давно…

После родов пыталась, но Руслану не очень нравилось, что я хожу в спортзал. Он считал, что там на меня будут пялиться. Пыталась заниматься дома, но быстро забросила — не было ни моральных сил, ни физических.

Про то, что в рост не пойдёт, я уже когда-то шутила, Сева тогда ответил, что “не в рост, так в сиськи”. Сейчас он предпочёл промолчать.

Дальше он какое-то время ест молча, а я наблюдаю. Мне приятно, что моя стряпня ему нравится. Особенное какое-то чувство.

— Твой план имеет изъяны, Лиза, — наконец говорит, и я вся внутренне подбираюсь. — Насколько ты уверена в своих людях в лаборатории? Понимаешь ли ты, какая ответственность на тебя может лечь за подлог? Твой муж человек со связями, что помешает ему сделать ещё одну экспертизу?

— Он не станет делать этого. Он не любит Рому, я уверена. Основная его цель — причинить мне боль. Я должна попробовать, Сева, — смотрю на него с мольбой. — Сын — всё, что у меня есть. Я не могу позволить бывшему мужу отнять его у меня. Но без тебя я не справлюсь.

На языке жжётся правда. Так и хочется крикнуть “Он твой!”

Но мне страшно.

Если я признаюсь сейчас, Сева вспылит. Ему потребуется время, чтобы осознать всё, а у меня этого времени нет сейчас. И вообще, я не могу предугадать его реакцию, вдруг Сева настолько разозлится, что прогонит меня вообще.

— Если что-то пойдёт не так, тебя это никак не коснётся, Сева, слово даю. Только я буду во всём виновата. Пожалуйста…

Он отодвигает тарелку, складывает руки на столе и вперивается в меня жёстким взглядом.

— Хорошо, Лиза, — голос его звучит твёрдо и холодно, но у меня уже мурашки ползут по ногам от радости, что он мне поможет, что согласен! — Мы заключим фиктивный брак, и я признаю ребёнка. Но у меня будут условия.

— Любые! — сжимаю пальцы под столом до боли. — Всё что скажешь.

8

— Мы заключим брак на год. За это время, я думаю, все твои вопросы с бывшим разрешатся. Я признаю мальчика. Через год разведёмся, — Сева смотрит прямо. Его голос спокоен, во взгляде полный штиль. — О том, что брак фиктивный — никому знать не следует. В том числе моей матери. Максимум — Шевцовы.

— Не вопрос, — киваю и чуть откашливаюсь. Внутри сковывает напряжением, и мне приходится себе напоминать, что нужно не забывать дышать. — Как скажешь.

— У меня есть отношения. Только завязываются, но девушка мне нравится, — продолжает держать мой взгляд, но я чувствую, как в груди начинает давить. — Как я решу этот вопрос с ней — моё дело, тебя это не касается.

— Ладно.

Стараюсь тоже держать голос, но это сложно. Во рту начинает сушить, язык становится каким-то неповоротливым, а кожу словно иголками покалывает.

— Ты на этот год о любых отношениях на стороне забываешь, Лиза. Это вопрос моей репутации.

— Я и не собиралась… — качаю отрицательно головой.

Как он мог подумать? Я бы так не поступила. Какие ещё отношения?

— Живёте здесь. Со мной. Ребёнка определим в детский сад или найдём няню, если решишь выйти на работу. Сад найдём с охраной, безопасный. Если няню — проверенную. Юриста — дам контакт своего друга. По всем вопросам, Лиза, сообщаешь мне. Сразу. Не тянешь и не молчишь.

— Поняла, — снова киваю, как болванчик заведённый.

— Я в офис, — встаёт из-за стола. — Сыну привет.

Он складывает пустые тарелки со стола и несёт их к раковине.

— Я уберу, оставь.

— Спасибо.

Прихватив ключи от машины с полки возле выхода из кухни, Сева уходит. А я так и продолжаю сидеть на стуле, и только спустя минуту понимаю, что мои ногти оставили на ладонях вмятины едва ли не до крови.

Он мне поможет. Защитит и не позволит отнять сына.

Я ведь должна быть на седьмом небе от счастья. Это ведь самое главное!

Но… почему тогда я чувствую такую саднящую горечь в горле? Почему в груди словно тисками сдавило?

У него есть девушка и она ему нравится.

Странно было бы, не будь это так.

Или я полагала, что эти пять лет Сева страдал по мне, и стоило мне явиться, как он тут же всё бросит и упадёт к моим ногам?

Нет, конечно. И я от всей души ему благодарна, что он не прогнал меня, не остался равнодушным, а всё-таки решил помочь.

Мне просто нужно постараться прожить этот год так, чтобы не создавать ему проблем. Вот и всё.

Я иду в душ и долго стою под горячими струями. Кожу жжёт, н я никак не могу заставить себя сделать температуру более комфортной. Вытираюсь и смотрю на себя в высокое зеркало на двери шкафа в ванной.

Мне через пару месяцев тридцать.

Интересно, девушка Севы моложе?

Какая она? Как выглядит?

Тогда, пять лет назад, Сева с ума сходит по моим волосам. Он говорил, что когда я их распускаю, то похожа на русалку из сказки.

Сейчас же смотрю на себе и скорее напоминаю сама себе не русалку, а утопленницу. Под глазами пролегли тёмные круги, волосы потеряли блеск, грудь после лактации стала ещё меньше, хотя форму и сохранила приличную для двух лет грудного вскармливания.

Вес я не набрала, но тело больше не налито девичьей свежестью. Мышцы опали, нет той подтянутости. Живот хоть и плоский, но сбоку заметная, уже побледневшая, растяжка после беременности.

Раньше я посещала спортзал стабильно четыре раза в неделю. Успевала заниматься даже во время напряжённой учёбы в меде.

Спорт как раз и помогал справиться и со стрессом, и приносил удовольствие.

С Севой ведь мы и познакомились в спортзале. Я ходила туда таскать железо, а он был управляющим и долго пялился через камеры на мой зад, как потом признался.

Интересно, что бы он сказал сейчас, увидев меня голой?

Мысль о том, что Сева бы увидел меня без одежды вызывает не только стыд за запущенное тело, но и мурашки, которые расползаются по коже. В зеркале вижу, как в глазах появляется блеск, и лицо как-то даже оживает.

Но я тут же встряхиваю головой, запрещая себе развивать эту мысль. У Севы есть девушка — точка! Я не стану приносить в его жизнь дополнительные проблемы и сложности.

Когда выхожу, Рома всё ещё спит, и я иду готовить завтрак.

Мне нужно перестроить свою жизнь. Я не балласт, который будет висеть на шее Севы целый год.

Нужно собрать мысли в кучу и волю в кулак. То, что теперь меня есть кому защитить, уже невероятно. Но я не собираюсь ныть. Сама я тоже чего-то стою.

Следующий час, пока каша настаивается, а уставший за последние два дня от стресса ребёнок отсыпается, я рассылаю письма в клиники со своим резюме. Отправляю запрос бывшему работодателю на рекомендацию, а некоторых своих пациентов прошу написать честные отзывы на “Продокторов”. Рейтинг у меня там и так высокий, но отзывов маловато.

Оставляю на сегодня в планах ещё изучить сайты ближайших частных детских садов и спортивных залов. Нужно вернуться к спорту. Но, конечно же, в спортзал Севы я не пойду.

9

Кручусь перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Новая чёрная юбка-карандаш до колен, простая бежевая футболка, заправленная за пояс, мокасины на толстой подошве.

Нормально же для собеседования? Не обязательно надевать блузку и классические туфли?

Я эту классическую классику не очень люблю, хотя иногда надеваю. Надевала, точнее, до декрета. Но сейчас мне хочется чего-то более свежего. Уже как студентка я в кэжуале вроде бы не выгляжу, так что ущерба для визуального авторитета не должно быть.

Хотя моя сестра часто высказывается на счёт моей худобы и низкого роста. Мы с ней будто от разных родителей: я маленькая, метр пятьдесят восемь росту, и тощая, а сестра высокая и крупная. И мне от неё всегда доставалось насмешек по типу “Маленькая собачка — всегда щенок” или “Что там в тебе трахать? Тобой можно только подрочить”. И всё в таком духе. Она даже не раз фыркала, что в карьере мне не продвинуться из-за того, что я выгляжу несерьёзно.

“Лизка, ты где видела хирургов похожих на блоху?” — её любимое, когда я начинала рассказывать, что хочу стать оперирующим офтальмологом, а не только очки людям подбирать.

И мама никогда этот её хамский стёб не останавливала. Зато сколько я претензий выслушала по поводу того, что я в городе живу, и что профессия у меня денежная (будто кто-то Альке учиться не давал!), и что муж у меня богатый, а я сестре младшей помогать не хочу. Аля младше-то всего на пять лет, и никто ей не мешал подготовиться и поступить в университет в городе. Она же станичную школу едва на тройки закончила.

Встряхиваю головой, напоминая себе не думать о своей семье, не заморачивать себе сейчас голову и не портить настроение. У меня завтра с утра первое собеседование, а я ещё не всю одежду, что пришла по маркетплейсу, разобрала. Своей-то из дома мужа немного взяла — чтобы в один чемодан влезло. Там места больше заняли вещи и игрушки Ромы. Один ингалятор в коробке только сколько места забрал, а без него никак было ехать — у Ромки любое ОРВИ в бронхит с обструкцией уходит. Поэтому сама, считай, в чём была — то и всё.

Так, эта юбка мне точно нравится. Особенно с футболкой и мокасинами. И платье тёплого горчичного цвета тоже классное — село как влитое на меня. А вот жакет вернуть придётся — плечо ползёт.

Нужно будет ещё купить медицинскую одежду и кроксы, но это уже после того, как меня куда-нибудь примут. Выбор рабочей спецодежды всегда вызывал у меня больше волнения, чем обычной.

Кстати, на мои письма ответили все шесть клиник, в которые я разослала резюме и запрос соискателя. И все пригласили на собеседования. Завтра поеду в три, и в три ещё послезавтра.

Едва я собираюсь оторвать от юбки бирку, в дверь раздаётся звонок.

Сердце подпрыгивает от страха. Мне всё ещё не по себе, страшно, что это от бывшего. А ещё я всё никак не осознаю, что живу теперь у Севы. Я тут, конечно, не полноправная хозяйка, но я ведь и не прячусь в страхе, что меня застукают.

— Мам, там звонят, — прибегает из гостиной Ромка, который смотрел мультики.

— Слышу, сынок, — киваю ему и иду к двери.

Домофон показывает на небольшом экранчике незнакомого мне парня, рядом с ним какая-то коробка.

— Кто там? — спрашиваю на всякий случай.

— Доставка.

Может, Сева заказал еду?

Отпираю замок и осторожно приоткрываю дверь. Рядом с парнем несколько коробок разного размера, и не похоже, что это еда. Коробки плоские и продолговатые.

— Мебель привезли, — поясняет доставщик, заметив мой растерянный взгляд. — В заказе оплачена сборка.

— Д-да, конечно, проходите, — делаю шаг в сторону, впуская в квартиру доставщика.

Он затаскивает все коробки и складывает их посреди гостиной.

— В какой комнате собирать? — спрашивает парень.

А я и не знаю, что ему ответить. Понятия не имею, что там заказал Сева.

— А что там? — окидываю коробки взглядом.

— Детская мебель, — парень выглядит ещё более удивлённым, но вижу, что старается не показывать этого. — Вот.

Он протягивает мне смету на планшетке, где указаны позиции заказа.

Подростковая кровать “Гоночная машинка”.

Комплект для детского творчества (столик и стул).

Растущий обеденный стул для детей 4-7 лет.

Детский диван мягкий раскладной “ПуффМилк”.

Детский матрас, детская подушка (комплект).

И внизу списка стоит фамилия Севы и указан статус “оплачено”.

Он купил всё необходимое, что нужно маленькому ребёнку в доме, чтобы тому было комфортно.

— Даже не знаю… — говорю с сомнением. — Давайте здесь соберём, а мы тогда сами куда нужно перенесём.

У Севы в квартире одна из спален пустая. Там сделан ремонт и стоит небольшой шкаф. Больше ничего. Я, когда с Ромкой вчера переселялась из спальни Севы, заглядывала во все комнаты и видела пустую. Даже мысль проскочила, что в том, параллельном мире, в котором у меня пять лет назад были в наличии мозги, это могла бы быть наша детская.

10

— Выглядишь обалденно! — улыбается Яна. — Эта нашивка вообще кайф! Настоящей детский доктор.

Кручусь перед зеркалом и приглаживаю нашивку тигрёнка на груди справа. И правда выглядит очень мило — малышам нравится, им не так страшно.

Провожу пальцем по новенькому оранжевому креслу у стола с щелевой лампой. Здесь в кабинете всё с нуля, даже мебель ещё пахнет упаковкой. Аппаратура — мечта врача. Есть всё, что нужно по стандарту и даже свыше. А уж оформление — просто восторг.

— Мне кажется, этот слон тебе подмигивает, — смеётся Яна, показывая на огромный рисунок ярко-зелёного мультяшного слона на стене, который подмигивает ребятне, приспустив очки.

Я взяла часы в двух клиниках. Одна детская, соответствующая всем мировым стандартам доказательной медицины, а вторая — и для детей, и для взрослых. У Яны тоже раз в неделю здесь несколько часов приёма, и мы снова вместе работаем, как когда-то во время интернатуры в военном госпитале. И сегодня мой первый рабочий день.

— У меня уже было сегодня два пациента, — хвастаюсь ей. — Ребёнок трёх лет на профосмотр и совсем маленький ребёночек — пробивали слёзный канал.

— В общем, ты уже ворвалась, — Янка снова улыбается. Всё такая же милая и добрая. — Очень рада за тебя, Лиз! Скучала безмерно.

С Яной Фоминой, теперь Шевцовой, мы познакомились в университете. Вместе снимали квартиру. Она была всегда тихой и какой-то немного потерянной, из её откровения, прорвавшегося на втором курсе, я поняла, что она из небольшого городка, а в одиннадцатом классе мать перевезла её в город, когда вышла замуж. У мужа матери был сынок, тот ещё выблядок, который сломал девчонку, словно спичку, а потом свалил. И вот когда Янка уже немного оклемалась, даже парня себе нашла, её сводный братишка вернулся и снова выпотрошил ей всё нутро, а потом между ними что-то произошло, и теперь она носит его фамилию, у них егоза дочь, а сама Янка похожа на румяный счастливый цветок*.

Рада за неё безмерно. Она словно ожила. Вот же как бывает… кто сломал — тот и жизнь заново вдохнул.

— И я по тебе, — сжимаю её плечо, чувствуя, как наполняюсь внутри чем-то тёплым и обнадёживающим.

Последние годы для меня были настолько непростыми в эмоциональном плане, что я уже и забыла, как это чувствовать себя вдохновлённой и наполненной. Проблем ещё куча, решение только предстоит, но я чувствую в себе, наконец, силы.

Нет больше ощущения, что меня загнали в угол и всё, что у меня есть, это когти и зубы, чтобы отстоять своё право на собственного ребёнка.

Яна уходит в свой кабинет, а я жду приём следующего пациента. Это должен быть мальчик шести лет с инвалидностью и РАС, поэтому я готовлюсь ещё более тщательно. Изучаю его карту, анамнез, записи других специалистов в электронной карте.

Рома сегодня вместе с Янкиной Алиской у матери Яны. Документы в детский сад мы уже оформили, но нужно сделать прививку завтра. И в понедельник пойдём знакомиться с новым воспитателем и ребятами. Сад помогла мне найти Яна — небольшой частный, с охраной, пропускным режимом и камерами. Сева оплатил первый взнос и за первый месяц посещения. Я, конечно, была возмущена, у меня есть для этого деньги — откладывала. А зарплата с двух клиник будет достойная, и на сад точно хватит.

Но в ответ на своё возмущение получила сердитый взгляд. Спорить, конечно, не стала, но себе пообещала всё вернуть позже.

Адвокат, про которого мне говорил Сева, оказался его хорошим приятелем. Он дал мне рекомендации, как правильно подать оспаривание отцовства после результатов экспертизы и заключения брака. Сказал, что всё подготовит, а от меня ждёт свидетельство и заключение ДНК-теста. Вопросов лишних не задавал, хотя я видела, что ему интересно, ведь Сева — его друг, но всё же ограничился этот Борисов сугубо профессиональным поведением.

От Руслана же не слышно ни слова, но я прекрасно понимаю, что это затишье перед бурей. Он просто так из своих цепких лам нас с Ромкой не выпустит.

Но теперь и я не одна.

Приём проходит отлично. Мальчишка сложный, но мне удаётся найти к нему подход. Отрицательной динамики в проблемах со зрением тоже нет, и мы с его мамой обсуждаем поддерживающую терапию.

Потом у меня ещё пациент — тоже малыш, но у него всё в порядке. Успокаиваю испуганных молодых родителей, что это просто вирусное, и скоро глазки их ребёнка будут в норме.

На сегодня запись закончена. Я иду в ординаторскую и переодеваюсь. Всё сдержано — брюки, свитер, туфли на плоском ходу, но внутри чувствую волнение. Запрещаю себе думать, что этот день должен быть пройти для меня по-другому. Мог бы. Совсем по-другому.

У меня было бы белое платье, фата до самого пола, красивый букет в руках. И колечко было бы. И блеск в глазах.

Вздыхаю и, набросив плащ, беру сумочку. Поправляю волосы — мне хочется быть красивой, пусть всё и не по-настоящему.

На телефоне высвечивается смс от Севы — он уже ждёт у клиники.

Сегодня мы с ним заключим брак.

Фиктивный…

_______________

* Яна и Алексей Шевцовы - герои дилогии "Сахар со стеклом"/"Сахар на дне". Первая часть в профиле доступна бесплатно.

11

— Кольца слишком дорогие, — качаю головой, когда Сева передаёт небольшую бархатную коробочку помощнице в ЗАГСе, и та уносит её в основной зал, куда нас пока не впускают — кроме нас в коридоре ещё несколько пар в ожидании росписи.

— Они простые, — отвечает Сева, глядя в окно на стоянку с машинами. — Ничего особенного.

— Золотые. Ты потратился — не стоило.

Мне правда неудобно. Мало того, что он согласился на эту авантюру, так ещё и деньги тратит. Домой продукты все покупает сам, хотя едим втроём. А стоило мне заикнуться про оплату коммунальных услуг, так он глянул так, что я аж присела. Спорить не стала, конечно же.

— Лиза, позволь мне решать самому, на что тратить деньги, а на что нет, — переводит, поджав губы, недовольный взгляд на меня. — Тебе ведь нужна надёжная легенда, не так ли? Или твой бывший муж поверит в наш брак, если у тебя на пальце будет кольцо из проволоки?

Он прав, конечно. Но я всё равно чувствую себя неудобно.

— Андреева Елизавета и Артинский Всеволод, — из зала за двери выходит та самая девушка, что забрала коробочку с кольцами и наши паспорта. — Проходите в торжественный зал, пожалуйста.

Сева идёт первым, а я за ним. Сжимаю ладони в кулаки, чтобы приструнить внезапный порыв взяться за его руку. Он возникает спонтанно, неосознанно, и я едва успеваю одёрнуть себя.

Пока идём по мягкому бежевому ковру к стойке регистратора брака, у меня сердце через стук замирает. В груди пульсирует пустота. Пальцы становятся влажными, а по спине бежит озноб.

Я подхожу к столу и встаю рядом с Севой. Бросаю на него взгляд украдкой, но он совсем не смотрит на меня. Выглядит абсолютно спокойным, будто просто заскочил на чашку кофе и скоро побежит снова по своим делам.

Цепляет ли это меня?

Да.

Имею ли я право на то, чтобы так рассуждать или осуждать? На то, чтобы чувствовать даже некую обиду или разочарование?

Нет и ещё раз нет.

Но ведь всё равно цепляет…

Регистратор начинает произносить стандартные фразы. Без излишнего пафоса, как на церемониях, но всё же с нотками торжественности. И мне от этого ещё горше. По душе будто мелом по стеклу.

— Брачующиеся, поставьте ваши подписи, — предлагает она с улыбкой и подвигает к нам журнал регистрации.

Первым свою подпись ставит Сева — быстрым уверенным росчерком, а потом передаёт ручку мне. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и мне приходится задержать дыхание, чтобы внешне не показать всё своё волнение.

Крепче, до белых пальцев, сжимаю ручку и вывожу подпись, а когда кладу ручку на стол, вижу, как следы от мелких бороздок отпечатываются на коже.

Во рту всё пересыхает, когда Сева берёт мою руку, чтобы надеть тонкое, гладкое золотое колечко. На секунду наши взгляды встречаются, и меня словно током насквозь прошивает, а вот его… кажется, ему всё равно. Абсолютно.

— Поздравляю вас, — улыбается регистратор. — Вы стали мужем и женой, а теперь можете…

— Благодарю, — кивает Сева, не давая женщине договорить.

Она замолкает, смущённо улыбнувшись, потом нам выдают наши паспорта со штампами и свидетельство о регистрации брака.

Теперь по документам я Артинская.

— Тебя подвезти? — спрашивает Сева, когда мы выходим на крыльцо ЗАГСа. На улице тепло, но поднимается ветер. Ощущение, что вот-вот дождь пойдёт. — Я еду в офис, могу до дома подкинуть.

— Нет, спасибо, — сглатываю горечь в горле. Сидеть сейчас с ним в одной машине дастся мне слишком сложно. Мне нужно побыть одной, чтобы проглотить эту горькую пилюлю под названием “А всё могло быть по-настоящему, если бы не ты, Лиза…” — Мне нужно вернуться в клинику. Приёма уже не будет, но место новое, надо с техникой поковыряться.

— Ясно, — кивает в ответ. — Ладно, я поехал. Роману привет передавай.

— Сам и поздороваешься, — выдавливаю улыбку, но чувствую, как сводит скулы от напряжения.

— Я сегодня поздно буду. Возможно, приеду только завтра.

Воздух в лёгких вязнет и стынет, словно свежий цемент. В лицо кровь ударяет и я отчаянно надеюсь, что внешне краснею не сильно ярко.

У него своя жизнь — я знала это, когда пришла со своей просьбой. Я ни на что не рассчитываю. Тогда почему внутри меня что-то так надсадно воет, стоит мне представить, как сегодняшней ночью, в тот самый день, когда мы поставили свои подписи, он будет с другой. Будет ласкать её, любить её.

Её. Не меня.

Странно, но в душе скребёт так, словно это не просто сожаления об упущенном, а словно… словно у меня внутри сейчас ранило живые чувства.

Чувства к Севе.

Как такое может быть, ведь это я сбежала от него. Я.

— Хорошо, — пожимаю плечами, пытаясь выглядеть совершенно спокойной. — Передам.

Махнув, Сева сбегает со ступеней, садится в машину и уезжает, а я выдыхаю, но выдох этот получается таким судорожным и рваным, что в груди болью отдаётся. Кажется, будто даже между рёбрами мышцы от напряжения болеть начинают.

12

— Красивое колечко, — Ромка проводит своим пальчиком по моему новому обручальному кольцу. — Новое?

Надо же, заметил. Он очень наблюдательный ребёнок вообще, так что я не особенно и удивлена.

— Да, — улыбаюсь и целую его в макушку, а он подтягивает коленки к груди и придвигается ближе.

Сонный уже, глазки как у соловушки. Привычно натягивает рукава пижамы и подкладывает ладошки под щёчку.

— Тебе дядя Сева подарил?

И смышлёный очень. Иногда я сама пугаюсь его сообразительности не по возрасту.

— Да.

— Он твой друг?

— Да, друг, — чувствую, как в горле комок образуется саднящий. — Очень хороший друг.

— Мне он нравится, — Ромка вскидывает на меня свои чистые глаза и смотрит внимательно и очень по-взрослому. — Я тоже хочу с ним дружить.

— Уверена, вы подружитесь, — улыбаюсь сыну и провожу ладонью по его шёлковым волосикам. — Вы вместе вон сколько мебели собрали.

— Да-а-а, — у сына в глазах огонёк загорается. — Я сам прикрутил шуруповёртом перемышки у кровати.

— Перемычки, — поправляю его мягко. — Ну всё, хватит болтать. Давай спать уже.

— Давай, — сладко зевает Ромка. — А завтра дядя Сева придёт и мы ещё что-нибудь починим, да, мам?

— Да, сынок.

Ромка затихает, прислонив голову к моему плечу, а я лежу и смотрю в потолок. Чувствую, как слёзы медленно стекают по вискам и теряются в волосах.

Уже почти полночь, а Севы нет.

Я знаю, прекрасно понимаю всю нашу ситуацию. Я никто ему и он мне ничем не обязан. Но то, что он ночует не дома в день, когда его фамилия стала моей, царапает особенно больно как-то.

Когда Рома крепко засыпает, и его дыхание становится ровным и глубоким, я встаю с постели и иду на кухню. Мне спать совершенно не хочется. Достаю бутылку вина, которую купила по пути из ЗАГСа и распечатываю её, а потом до самого края наполняю бокал.

Подхожу к окну и, глядя на звёзды, делаю первый терпкий глоток. Желудок тут же согревается, в лицо ударяет кровь. Слёзы снова наворачиваются, но я, не моргая, смотрю на звезды, пока глаза не начинают болеть.

В тысячный раз тону в чувстве вины, в тихой, слепой истерике внутри. Мечтаю, чтобы в этом мире вдруг обнаружилась магия, и я могла вернуться в прошлое и изменить его. Всего одну деталь — то самое утро, когда я взяла чемодан и тихо ускользнула, пока Сева спал.

Но магии нет. Волшебства не существует.

Существует ответственность за свои действия, и я прошу у Бога лишь сил, чтобы эту ответственность принять и не разваливаться на куски каждый раз, когда Сева будет не ночевать дома.

Допив вино, я наливаю ещё полбокала и сажусь на диван в гостиной. Долго листаю ленту в соцсети, бездумно пялясь на глупые ролики. Обычно я если и скроллю, то что-то по профессии, смотрю блоги коллег, но сейчас в голове каша, и мне нужен просто информационный фон. Белый шум без смысловой нагрузки.

Казалось, что глаза я закрыла всего на секунду, но вот я их открываю и обнаруживаю, что за задёрнутыми тёмными шторами совсем светло. А я лежу на диване, укрытая пледом.

Не помню, чтобы я доставала его. Да и… я не знаю, где у Севы лежат пледы. Поэтому вариант с Ромкой, проявившим заботу, тоже отпадает.

Значит… Сева вернулся.

В груди разливается тепло от осознания, что он проявил заботу, но тут же логика даёт пощёчину, напоминая, что он, скорее всего пришёл от другой. Где ещё может проводить ночь взрослый мужчина, если не у женщины?

Но я не имею права ничего сказать ему. Могу только поблагодарить, что укрыл пледом, не дав замёрзнуть.

Встаю и забираю со столика пустой бокал из-под вина, чтобы отнести на кухню. Проходя мимо зеркала, быстро приглаживаю волосы, раз уж на патчи и прочие способы возвращения себя к приличному виду нет времени.

Но на кухне застаю совсем неожиданную картину.

Сева и Ромка сидят за столом и едят. Разговаривают шёпотом, хихикают негромко.

Боже, сколько же времени сейчас, что и Рома встал, а я не слышала?

Я выпила всего полтора бокала вина, неужто меня так вырубило?

Интересно, в каком виде меня застал Сева? Может, я спала пьяная и пускала слюни на обивку его дивана?

От этой мысли сначала окатывает жгучим стыдом, а потом вдруг пробирает на смех, который я глотаю, чтобы не выглядеть странной.

— Доброе утро, мамочка! — первым меня замечает Ромка. Он вскакивает со стула бежит ко мне, чтобы обнять.

— Доброе, зайчик, — целую его в макушку, а потом перевожу взгляд на Севу и слабо улыбаюсь. — Привет.

— Привет, — кивает он. — Выспалась?

— Вроде бы, — пожимаю плечами. — Срубило прямо на диване. Кстати, спасибо за заботу. Я часто мёрзну по ночам, даже когда в доме тепло.

— Пожалуйста, — отвечает он спокойно, а я невольно отмечаю про себя, что ни помады на его рубашке, ни каких-либо ещё других следов женской ласки на нём не видно. Это ни о чём не говорит, но мне как-будто чуточку легче от этого. — Мы тут это… хлопья с молоком поели. Можно же малому их? А то тебя будить не хотелось — ты так сладко спала.

13

Сева

— Ты спал в офисе, что ли? — удивлённо вскидывает брови Лекс, когда мы в шесть утра встречаемся на спортивной площадке на новом бульваре.

— Угу, — подпрыгиваю и хватаюсь за перекладину. — Было уже поздно, решил не ехать домой.

Несколько раз в темпе подтягиваюсь, но чувствую, что башка шуметь начинает.

Шевцов молчит. Но лучше бы, блядь, говорил. Высмеял, обосрал по полной. Но он молчит.

А молчать Лекс умеет громче, чем если бы с горы оползень сошел.

— Что? — спрыгиваю на землю и смотрю на друга, поджав губы.

— Ничего, — пожимает плечами, словно и правда ничего.

— Лёх!

— Сева, ты дебил.

Пауза.

— Ну спасибо, — ворчу как старый дед. Будто мне уже лет двести. Того гляди скрип слышно станет.

— Ну ты сам спросил.

Ладно, согласен. Дебил.

Вчера свалил сразу из ЗАГСа, поехал встречать в аэропорт Ангелину, которая как раз возвращалась.

Паршиво так было — пиздец.

Заехали в кафе пообедать, потом к ней поехали. Пока Лина была в душе, меня всего переколбасило. Как дурак стоял у окна и думал, чем Лиза занимается.

Ужинают с мелким уже?

Или мульт посмотреть решили?

А может во двор погулять вышли?

Интересно, а что Лиза приготовила на ужин?

— О чём думаешь?

Я даже не заметил, как Ангелина подошла сзади. Так завис в собственной башке, что едва не вздрогнул, когда её тонкие руки обвили меня со спины.

— Лин, слушай… — неважно, какие отношения у меня с Лизой, но Лина должна знать. Не собираюсь никому лгать. — Надо поговорить.

— Что случилось? — она нахмурилась и отступила на шаг.

— Сегодня я женился, — я заметил, как она побледнела и поджала губы. На автомате халатик полупрозрачный на груди крепче запахнула. — Но брак фиктивный. Моя давняя знакомая обратилась за помощью, ей нужно было состоять в официальном браке, чтобы сохранить полную опеку над сыном. Там непростая история.

Ангелина несколько раз моргнула. Видно было, что она потрясена и не сразу нашлась, что ответить. Признаться, мне даже было бы проще, если бы она просто выставила меня за порог. Так бы было честно, наверное.

— Вау, — выдохнула и усмехнулась. По лицу так сразу и не понятно было: огреет сковородкой сейчас или всё ок. — Это… интересная новость, Сева.

С Ангелиной мы даже, в общем-то, и встречаться не начинали ещё. Ничего серьёзного не было — несколько встреч, секс. Сходили в клуб вместе раз.

Не сказал бы, что она как-то подозрительно себя вела, казалась адекватной и не настойчивой. На истеричку похожа не была.

— Брак заключён на год.

— Ладно, — кивнула и отвернулась, а я продолжал стоять в ожидании реакции. — Может, суши закажем на ужин?

Терпеть не могу эту жратву. Что там в них вкусного?

— Если хочешь, Лин. Я их не люблю.

— Могу тебе фунчозу приготовить с куриной грудкой, если хочешь, — кисло проговорила Ангелина. — Или хлопья запарить с ягодами и йогуртом.

— Звучит вкусно, но я пас, — я покачал головой. На самом деле для меня это звучало нихера не вкусно, потому что во всём этом даже не маякнуло слово “мясо”. Курица не считается. — Ты… не заморачивайся, Лин.

Внезапно она развернулась, сделала несколько шагов ко мне, преодолев расстояние между нами, и обняла. Посмотрела внимательно в глаза, а потом прижалась губами к моим.

Помню, в юности дед подарил мне старую “Яву”, купленную за литр самогона у своего старого сослуживца. “Ява” была ржавая и на ладан дышала. А когда я пытался её завести, активно надавливая ногой на рычаг, она только рычала, пыхтела и в итоге всё равно глохла.

Вот примерно то же я чувствовал вчера со своим возбуждением. И хотя сам я вроде был не старым и тем более не дряхлым, рычаг не срабатывал. В штанах автоматически, конечно, шевелилось, но внутри искра гасла так же безнадёжно, как и мои попытки завести когда-то старую “Яву”.

Я попросту не хотел Ангелину.

Я блядь хотел другую.

Ту сучку, что когда-то выпотрошила мне нутро, которое теперь пустовало и ржавело, как долбанная “Ява”, прожившая двадцать лет под протекающей крышей гаража и хриплый матюкливый голос Хоя, доносящегося из старого кассетного магнитофона.

Ангелина была красивой, нежной, сексуальной. Она была простой и понятной. Но в сердце занозой сидела та, которая уже однажды причина боль, а теперь пришла с просьбой спасти её.

В какой-то момент мне казалось, что мне уже плевать. Потом сводило зубы от желания наказать, отомстить, причинить боль.

Но сквозной дырой через всё это было желание сорвать с неё шмотки и напомнить, что так, как она, делать нельзя, блядь.

Что не стоит приводить медведя в бешенство.

14

Лиза

Я выхожу из душевой кабины и заворачиваюсь в большое мягкое полотенце. Второе поменьше наматываю на голову и подхожу к зеркалу.

На щеках румянец — это я с самого утра нервничаю.

С Русланом мы не общались даже по телефону с момента моего побега из Волгограда. Но я знаю, что он совсем не собирается отпускать меня, просто любит нагнетать атмосферу, чтобы я боялась и тревожилась ещё сильнее.

Однако сегодня я первой сделаю шаг. Чувствую себя совсем неуверенно, мне страшно представить реакцию Руслана, но тем не менее, это то, к чему я стремилась.

Сегодня мы с адвокатом подаём исковое заявление об оспаривании отцовства.

Едва я только представляю реакцию Руслана, когда до его сведения донесут мой иск, меня в пот холодный бросает. Сразу хочется отказаться от иска и забиться в самую дальнюю норку. Схватить ребёнка и просто спрятаться.

Но нет. Я больше не позволю помыкать мною.

Разматываю тюрбан из полотенца на голове, смазываю кончики волос ароматным маслом и осторожно прочёсываю их. Приятный аромат масла почему-то придаёт уверенности.

Потом вспоминаю, что забыла в комнате чистое бельё.

Блин. Придётся идти в полотенце, хорошо, что оно хотя бы достаточно широкое, что прикрывает почти до середины бедра.

Потуже затянув полотенце на груди, открываю дверь ванной и внезапно наталкиваюсь на Севу. Дыхание тут же сбивается, и приходится ухватиться за узел на полотенце, чтобы оно не соскользнуло от резкого движения.

— Ой, извини, я думал, ты уже вышла, — морщит лоб растеряно.

— Я… забыла одежду в спальне, — пожимаю плечами, крепче сжимая пальцами узел на груди и лихорадочно соображая, что дверь, кажется, и вовсе была не заперта.

Чувствую, как моя распаренная после душа кожа вся идёт мурашками, вынуждая незаметно вдохнуть глубже. Я неосознанно опускаю глаза, но тут же напарываюсь на безупречный фактурный мужской пресс с тёмной дорожкой волос внизу, уходящей под резинку домашних шорт.

Почему он с обнажённым торсом? Разве непонятно, что я могу получить обезвоживание, исходя слюной?

Словно совсем юная девушка, чувствую себя жутко смущённой, понимая, что мы уже слишком долго стоим в проходе ванной.

Я ведь взрослая женщина!

Я врач!

Почему же меня так то в жар, то в дрожь бросает?

— Пойду оденусь, — мямлю себе под нос и протискиваюсь между косяком двери и Севой, который совершенно не считает нужным подвинуться.

Забегаю в комнату, как ошпаренная. Понимаю, что я… возбуждена. Хочется сжать бёдра так сильно, чтобы разрядить эту обойму и наконец выдохнуть.

Почему? Ну почему он так влияет на меня?

Когда у нас была интрижка пять лет назад, такого не было. Не влиял он на меня так, как сейчас.

— Мам, ты здесь? — тихий стук в дверь отрезвляет моментально.

— Минуту, сынок. Я переодеваюсь.

Ромка послушно стоит и ждёт, пока я спешно натягиваю бельё и халат, а потом открываю дверь.

— Мам, я уже поел. Можно я в сад возьму Лёву?

— Да, конечно, малыш, — улыбаюсь сыну и глажу его по щеке. — Только ты же помнишь, что если кто-то из ребят захочет поиграть с твоим грузовичком, то лучше поделиться?

— Да, — кивает сын. — Или убрать в шкафчик.

— Да, всё верно ты говоришь. А теперь давай собирайся, через пятнадцать минут выезжаем. Нельзя заставлять дядю Севу ждать, ему же ещё на работу ехать.

Ромка убегает в свою комнату, в которой с радостью обосновался, когда они с Севой сами закончили собирать мебель туда, а я выуживаю из ящика фен и сушу волосы.

Времени на сборы и правда мало, но я успеваю. Через двадцать минут мы уже в машине, а ещё через двадцать Рома в саду, а мы с Севой едем на встречу с адвокатом.

— Тебе правда не обязательно ехать, если ты занят, — говорю Севе, пока стоим в пробке на светофоре. — Я справлюсь.

— Нормально всё, — отвечает, продолжая смотреть в лобовое.

Я, кстати, вообще заметила, что он избегает смотреть мне в глаза. Куда угодно предпочитает, но не в глаза. И, признаться, я не знаю, как отреагирую на прямое столкновение. Смогу ли я выдержать прямой долгий взгляд.

Офис Яна Борисова — адвоката и приятеля Севы, находится в бизнес-центре в центре города, и нам очень везёт сегодня, что пробки в городе не такие уж сильные сегодня.

— Привет, — здоровается Ян, протягивая руку сначала мне, а потом Севе. — Всё готово, Лиза. Сейчас подпишите, и мы отправим вашему бывшему супругу по факсу, по электронке и по почте.

Мы проходим в малый конференц-зал, Ян ознакамливает меня с документами, я ставлю свою подпись и, пока мы пьём кофе, секретарь Борисова отправляет всё Руслану.

Мне кажется, я в этот момент не дышу. Мышцы спины уходят в спазм, и даже появляется лёгкая головная боль. Сердце стучит с перебоями от страха.

И не зря. Потому что буквально через пять минут мой телефон оживает звонком от Руслана.

15

Руки тут же начинают дрожать, во рту моментально пересыхает. Телефон кажется бомбой, которая вот-вот взорвётся.

Это я в спальне в квартиры Севы у зеркала такая смелая была, представляла, что скажу в ответ, какой твёрдой и решительной буду. А сейчас, когда Руслан звонит реально, меня накрывает.

Бросаю испуганный взгляд на Севу. Телефон в руках продолжает нетерпеливо и требовательно жужжать.

— Ответь, — кивает Артинский, нахмурившись. — И поставь на громкую.

— Ладно, — скорее выдыхаю, чем говорю голосом.

Смахиваю пальцем принять вызов, жму на динамик и кладу телефон на стол.

— Да, — говорю максимально твёрдо, а сама впиваюсь в собственные ладони ногтями. — Привет, Руслан.

— Ты что, шлюха, охуела? — плевком в лицо летит приветствие от бывшего мужа, заставляя подавиться воздухом от унижения перед Борисовым и Севой. — Что за хуйня мне сейчас пришла на почту? Что значит, ты оспариваешь отцовство? Решила меня облапошить?

Голос Руслана дрожит от гнева. Он просто в ярости — в том состоянии, в котором я его боялась всегда до чёртиков. Когда мне хотелось просто исчезнуть, чтобы не видеть его, не слышать этот звенящий ненавистью голос.

Я будто моментально оказываюсь там, в нашем богатом доме в Волгограде, сижу в своей спальне, сжавшись в комок, обнимаю сына крепко и молюсь, чтобы всё закончилось на битье посуды и погроме в кухне. Чтобы Руслан просто ушёл, а лучше исчез. Боже, я никогда и никому не желала смерти, но мой бывший муж стал исключением.

— Руслан, послушай, — невероятным усилием беру себя в руки, пытаясь ответить.

— Нет, это ты послушай, сука. Если это твой хитровыебаный ход, чтобы лишить меня сына, то я тебя раздавлю, как блоху. А если ты хочешь сказать, что всё это время я воспитывал ублюдка, то…

Я уже не могу сдержаться. Закрываю глаза и чувствую, как по щеке сползает слеза. Мне жутко неловко. Это просто позор полный. Я чувствую себя униженной, растоптанной. И… мне ужасно стыдно и перед самой собой, и перед Севой, что я когда-то предпочла этого урода ему.

Как? Ну как я могла не заметить? Будто какая-то неведомая сила толкнула меня в руки этого чудовища.

— Так, ну всё, — раздаётся низкий, звенящий сталью голос Севы рядом.

Он хватает телефон и сжимает его в пальцах так, что тот вот-вот расколется.

— Слушай ты, гондон, тебя кто учил так с женщинами разговаривать? — рычит Артинский.

— Ты ещё, блядь, кто такой? — после короткой паузы отвечает Руслан. Он явно не ожидал услышать мужской голос вместо моего дрожащего.

— Я её муж. И отец её ребёнка, ясно? И тебе лучше навсегда забыть этот ебучий тон, иначе я вырву тебе нахрен твой кадык. И не смей Лизе больше звонить. Результаты экспертизы получишь по почте. А по поводу сына… знаешь, пацан о тебе ни разу даже не вспомнил. И когда я спросил его о тебе, он побледнел, а в глазах у ребёнка я увидел страх. Даже если бы ты был реально его отцом, то нахрен ему такой папаша.

А потом Сева швыряет мой телефон в стену, и тот разлетается на несколько частей.

В кабинете повисает такая тишина, которую можно ножом резать. Борисов негромко покашливает и, пожав плечами, садится в кресло.

Я же осторожно поднимаю взгляд на Севу.

— Какого вообще хрена ты забыла рядом с ним? — его голос звучит негромко, но я втягиваю плечи и закусываю щёку изнутри, чтобы не разреветься. — Лиза… блядь, чего же тебе не хватало в жизни?

— Я не знаю, — качаю головой тяжело. — Не знаю, Сева. Я просто не знаю.

Он тяжело вздыхает и, кажется, берёт эмоции под контроль.

— Поехали, купим новый телефон, — говорит уже ровно.

Я забираю свой жакет и киваю адвокату, который невозмутим, будто море в тихую погоду. Наверное, это у него профессиональное. Нас, врачей, тоже этому учат — быть беспристрастными и эмоционально отгораживаться. Это помогает смотреть объективно на ситуацию и не выгореть эмоционально.

В лифте с Севой спускаемся молча. Я ни разу не решаюсь поднять на него глаза. Мне правда очень стыдно, а перед ним особенно. Ведь только что я будто прокричала ему в лицо: я выбрала его, а не тебя!

Мы выходим из здания и идём на парковку. А когда я сажусь и пристёгиваюсь, Сева заводит мотор. А потом он поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.

— Этот мудак тебя не тронет, поняла? — говорит уверенно и твёрдо. Ни тебя, ни ребёнка. И больше не опускай глаза. Ни перед кем, Лиза.

16

Посмотри, как блестит души камень, как край остер:

в отражении так легко разглядеть костер,

на котором гореть тебе, виться ужом, пылать.

Обернуться бы птицей, быстрой на два крыла!

honey_violence

Сегодня пятница, и у меня приём в детской клинике во вторую смену. Первый пациент к четырнадцати часам.

Рома в детском саду, так что я решаю заняться с утра уборкой.

Принимаю быстро душ, надеваю домашние шорты и футболку, затягиваю на макушке повыше тугой пучок, чтобы волосы не мешали, втыкаю в уши наушники и приступаю.

В планах — почистить пылесосом мебель в кухне и в гостиной, пройтись по шторам в спальне, вытереть пыль и вымыть полы. Часа за три-четыре должна успеть. Потом душ и дорога до клиники.

Распланировав всё, я запускаю любимый плей лист, включаю пылесос и приступаю к делу.

Настроение отличное, и я, убираясь, подпеваю:

Давай улетим, туда, где рассвет

Где гаснуть все звёзды, где мы лишь вдвоём…

Одна из любимых песен пробирает до самого сердца, и я не только эмоционально подпеваю, но и пританцовываю:

Где нет ни души, и есть только мы…

Наверное, что не одна, я ощущаю каким-то шестым чувством. Резко поворачиваюсь и вскрикиваю от неожиданности, потому что… потому что у косяка двери стоит Сева. Прислонился, сложил руки на груди и улыбается на все тридцать два.

— Ой, — выдёргиваю наушники и прикладываю руку к груди. — Прости, я думала… думала, ты уехал. Просто решила убраться… я…

— Классно поёшь, — продолжает улыбаться, а я чувствую, что моё лицо топит жаром. Человек, поющий под наушники, выглядит дико глупо. — Я сегодня в офис чуть позже. Пришёл с пробежки…

— Ясно, — смущённо улыбаюсь. — Там на кухне, если хочешь, в мультиварке плов. Ну точнее рисовая каша с мясом, я прям все правила приготовления плова не выполняю.

— Спасибо, не откажусь. Но сначала в душ.

Сева уходит в душ, а я сажусь на диван и закрываю лицо ладонями. Вот так опозорилась. Даже уши горят. И самой смешно становится.

Я правда как малолетка перед ним. И такого не было, когда мы закрутили интрижку в первый раз. Я не ощущала этих бабочек в животе, этой дрожи в коленях. Он был просто классным парнем со спортивным телом, напористым и хорошим в сексе.

Теперь же меня в жар бросает только от его улыбки и тех тонких морщинок, которые появляются в уголках его глаз, когда он улыбается.

И мне страшно представить, как эти глаза вспыхнут гневом и ненавистью, если я расскажу ему, что скрыла факт рождения сына.

Глубоко в душе я понимаю, что когда-нибудь мне придётся. И что чем дольше я буду оттягивать, тем больнее это ударит по мне.

Но сегодня, сейчас я не готова. Мне нужно ещё немного времени. Совсем немного.

Встряхнув головой, я встаю и снова берусь за пылесос. Включаю и замечаю, как рядом на стеклянном журнальном столике вибрирует телефон Севы.

Конечно же я не собиралась и не собираюсь копаться в его телефоне, я даже просто морально не могу себе позволить так сделать, но взгляд сам падает на загоревшийся экран.

“Ангелина”

И можно было бы придумать для самой себя, что это секретарша или кто-то из тренеров, что работают на Севу, но… когда звонок сбрасывается, я вижу промо повисшего до звонка сообщения.

“Ты занят? Я соскучилась”

Резко отворачиваюсь и зажмуриваюсь. Понимаю, что мне буквально трудно дышать становится. Гул пылесоса будто селится в моём мозге, растекаясь там белым шумом и топя все мысли. До белых костяшек сжимаю трубку пылесоса, а в горле начинает першить.

“Ты не имеешь даже права его ревновать! — кричит вина. — Ты ему никто! Предательница! Лгунья! Не лезь в его жизнь!”

Ох, как больно. Больнее, чем я ожидала. В сотни раз.

Выключаю пылесос и откладываю его. Не могу сейчас продолжать уборку. Мне нужно хотя бы воды выпить, чтобы прийти в себя.

Захожу в кухню, наливая себе воды, а когда подношу ко рту, то чувствую, как зубы по стеклу стучат. И едва не подпрыгиваю на месте, заметив боковым зрением Севу.

Он ходит слишком тихо.

И душ принял быстро. Или это я так в свои эмоции провалилась, что не сориентировалась, сколько прошло времени.

Конечно же, спрашивать о звонке я его не буду.

Но и сообщать, что у него телефон звонил, тоже. Пусть эта Ангелина как-то без моей помощи обходится.

— Пахнет обалденно, — Сева открывает мультиварку и с наслаждением втягивает запах. — Ты будешь есть? Или уже позавтракала?

Позавтракала я только чашкой кофе, но сейчас мне точно кусок в горло не полезет.

— Не хочу пока, — выдавливаю улыбку. — Ты ешь. А я пойду закончу уборку.

Только разворачиваюсь, как тут же всё тело током пробивает, потому что на моём локте мягко смыкаются мужские пальцы. Притормозив меня, Сева тут же убирает руку, но кожа у меня на руке идёт мурашками от самых кончиков пальцев до плеча.

17

Это как в плохом кино, когда героев накрывает неожиданная встреча, и все застывают в немой тягостной паузе. Изумление сменяется тягостным ощущение нависшей угрозы. Хочется сбежать куда-нибудь, спрятаться, забиться в самый дальний угол.

— Можно? — первым отмирает Руслан. На меня он даже не смотрит, его взгляд направлен на Севу.

Я не знаю, чего ожидать ни от них обоих, ни даже от себя. Сердцебиение учащено, в животе повисает тяжесть. Я чувствую, как леденеют мои пальцы, а грудь словно бетонной плитой придавило.

— Входи, — коротко отвечает Сева и делает шаг назад, впуская моего бывшего мужа в квартиру.

Мне хочется броситься к нему и что есть силы завопить “Не надо! Не зови его!”

Зачем он впускает его?

Он же слышал, как Руслан со мною разговаривал?

Он сам сказал, что больше не позволит тому.

Я продолжаю стоять, не шелохнувшись. Только сердце в груди бьётся так гулко, что дышать становится сложно. Снаружи я стою, не шелохнувшись, но внутри меня сжирает страх и паника.

— Значит, ты Всеволод? — спрашивает, сузив глаза, Руслан.

Руслан переступает порог и делает ещё шаг внутрь квартиры. Проникает внутрь своей тёмной, тяжёлой аурой. Заражает ею пространство, отравляет собой.

— Я, — спокойно отвечает ему Сева, глядя в упор.

— Руслан, — кивает, представляясь, мой бывший муж, но руки не протягивает.

Мужчины замирают друг напротив друга. Смотрят в глаза, не моргая. Мне кажется, вокруг всё скоро затрещит от электричества, наполнившего воздух.

— Сказал бы, что мне приятно познакомиться, но не привык лгать, — голос Артинского звучит по-прежнему ровно, но я чувствую в нём сталь.

— Это хорошо. А вот твоя жена, — подчёркивает голосом, будто у него это слово вызывает омерзение, — в этом мастерица.

Я сглатываю вставший в горле ком и сжимаю кулаки. Мужчины ведут себя так, словно меня рядом с ними в комнате нет, а сама я не решаюсь влезть в разговор.

Сева прищуривается и складывает руки на груди. Мощные мышцы напрягаются, и Руслан это хорошо видит. Каким бы козлом он ни был, думаю, он осознаёт, что ему достаточно одного удара Севы, чтобы отключиться на пару часов как минимум.

— Ты за этим приехал? — хмыкает Сева. — Чтобы сказать, что моя жена лгунья?

— И ещё вот за этим, — у Руслана натягиваются желваки. Говорит он спокойно, но я прекрасно знаю, как это спокойствие его обманчиво.

Открыв полу пиджака, Руслан изымает из внутреннего кармана бумажный конверт и протягивает Севе.

— Что это? — Сева кивает на конверт.

— Подтверждение того, что я четыре года воспитывал не своего ребёнка, — отрезает он. — Тест ДНК. Сделал по совету своего адвоката в независимой лаборатории. Дома много биоматериала мальчика. Твой тоже удалось раздобыть, уж не обессудь. Мальчик твой. Как и лживая сучка. Просто знай, какая дрянь у тебя под боком.

— Осторожнее в выражениях, — вижу, как лицо Севы принимает жёсткое выражение.

— Ты ещё это осознаешь, — ухмыляется Руслан. — Знаешь, лгать мужчине целых пять лет с учётом беременности, что ребёнок его… на это способна только настоящая сука. Теперь она — твоя проблема. И потом не говори, что я не предупреждал, дружище.

— Волки твои друзья, — шипит Сева сквозь зубы, и я понимаю, что он на пределе. Он вырывает конверт из рук Руслана, а тому указывает на дверь. — Вали давай, пока у меня окончательно терпение не лопнуло. И помни, что я сказал тебе по телефону.

Удивительно, но Руслан даже не спорит. И где только подевался его крутой нрав?

Или нрав этот проявляется только рядом с более слабым?

Окинув меня взглядом, полным ненависти и угрозы, он уходит.

Я вздрагиваю и зажмуриваюсь, когда Сева с силой толкает дверь, захлопывая её.

Не двигаюсь с места. Я словна к полу приросла. Мышцы окаменели.

Сева вскрывает конверт и разворачивает вложенный лист с результатами. Пробегает по нём глазами, нахмурив брови.

— Комбинированный индекс отцовство… количество аллелей… Вероятность отцовства девяносто девять целых девятьсот девяносто девять.

Сева поднимает на меня глаза и смотрит тяжело и внимательно, припечатывает буквально, а у меня сердце биться перестаёт.

Нет-нет, я не готова признаться сейчас!

Не так! Он не должен узнать вот так! От Руслана…

— Лиза, что это значит?