Сны Землян (+аудиоверсия)

Первое

– Таким образом я… Мы считаем, – Вавилов оглянулся на плотно запертую дверь и сглотнул. – Кхм. Мы считаем, что возраст этих стеклянных формаций превосходит возраст пирамид, обнаруженных под Эль-Гизой. Смею предположить, что в Антарктиде мы столкнулись с самыми древними памятниками человеческой деятельности, когда-либо найденными археологией. Правда, это относится только к стеклянным мегалитам, чей возраст оценивается в два миллиарда лет…

– Два миллиарда? – прервал доклад Вавилова голос из зала. Судя по акценту, это был доктор Бхарат Варма. – И вы уверены, что они рукотворны?

– Вне сомнений. Вот. Прошу обратить внимание на голографический снимок характерного осколка. – Он поднес ко рту пальцы, сложенные щепотью и дунул в них. – Этот фрагмент является частью врат. Можно видеть, как внутренняя и внешняя оболочки сферы соединяются в этом месте. По этому и другим схожим осколкам мы заключили, что расстояние между внутренней и внешней оболочкой ровнялась примерно пяти метрам. Толщину же самого стекла измерили с точностью до миллиметра. Ровно тысяча двести. Теперь прошу обратить внимание на модель сферы восстановленной нами из осколков.

Вавилов снова дунул в поднесенную ко рту щепоть и дважды взмахнул ладонями, как бы отгоняя от лица воздух. Получив снимки, собрание заерзало, загомонило.

– Итак, перед вами то, что мы назвали Хрустальным гротом – над землей возвышалась только половина сферы, узкий вход.... Отсюда и название. Другая половина сокрыта грунтом и, вероятно, тоже разрушена. Во всяком случае лазерное зондирование уходящей в землю кромки не дало результатов. Кхм. Диаметр свода составляет восемьсот метров. Внутри, под грудой осколков, мы обнаружили селение. Вот центральное здание, окруженное рвом, здесь и, особенно вот тут, хорошо видны жилые постройки. Многие раздавлены. Внутри ­– мебель, утварь… Свидетельства того, что Хрустальный грот населяла развитая цивилизация. Причем, относительно недавно. Двадцать, самое большее двадцать с половиной тысяч лет назад.

– Но ведь вы сказали, – вновь перебил докладчика доктор Бхарат Варма. – Что возраст свода два миллиарда лет?

– Да. Самого свода. Но не города под ним.

– Иван Дмитриевич, коллега, – обратился к Вавилову старый алясец профессор Джей Морт. – Хосе Франсе был твердо уверен, что его пирамиды под Эль-Гизой дело рук иных, э-э-э, внеземных деятелей. Боги Египта. Ваша находка она тоже… Оттуда?

Вавилов смолчал. Он понял, что Морт провоцирует его на определенный ответ.

– Дорогой Джей, – наконец вздохнул он. – Вы хотите, чтобы я назвал это Атлантидой? Я спекуляциями заниматься не буду, да и вам не посоветую. Нужны факты. А факты указывают на то, что своду два миллиарда лет и что под ним, еще двадцать тысяч лет назад велась высокоразумная деятельность. Откуда она взялась: с Марса, Криптона или из под земли вылупилась – я не знаю.

– Но ведь это главный вопрос, не так ли? – продолжал Джей Морт. – Я не подвергаю сомнению вашу находку или озвученные вами цифры. Но все же. Откуда они? Кем и как был построен этот Хрустальный грот?

– Чтобы ответить на эти вопросы необходимо собрать больше данных, – пожал плечами Вавилов и оперся обеими руками о трибуну. – А мы ограничены в людских и технических ресурсах. Взгляните на снимки общих планов, что я предоставил. Все объяснения завалены осколками, разобрать которые без спецтехники нельзя. Да и сами развалины погребены трехсотметровым слоем льда. Все, что мы сейчас можем это точечно выжигать в нем каналы, а нам нужно, как минимум, растопить сто пятьдесят тысяч кубометров. В этом бы помог орбитальный соляриус, но мы им не распоряжаемся. Если археологическое сообщество согласует с правовиками его прокат, выбьет добро у климатологов, вот тогда можно будет отвечать на ваши вопросы.

– Иван Дмитриевич, мне ясен ваш посыл, – прозвучал над собранием низкий отрывистый голос Верховного. – В течении суток я свяжусь с вами и озвучу свое решение. Симпозиум закрыт. Всем спасибо.

Вспыхнул свет и Вавилов вернулся в белесый короб коммуникаторной. Он отступил от турникета, отпер дверь за спиной и вышел, будто и в самом деле вышел с совещания. Последним. В узком и светлом «предбаннике» он нащупал у себя на макушке кнопку и отключил мозгошин, вздохнул облегченно.

– Ясен ему мой посыл, – буркнул Вавилов, крепко зажмурился, мотнул головой вышел за дверь к своим.

Немногочисленные члены группы «Хрусталь» доклад и последующую дискуссию слышали очень хорошо. В глазах каждого читался один и тот же вопрос, который озвучил рослый, рыжебородый геофизик Заур Шаов, бывший заместителем Вавилова в этой экспедиции.

– Ваня. Почему ты не сказал о главном?

Вавилов пожевал губами и отвел взгляд от голубых, проникновенных глаз Заура, легонько стукнул костяшками пальцев по железной столешнице, взял свою кружку и подошел к горячему чайнику.

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что теперь Верховный ничего нам не даст.

– Посмотрим.

– Дмитрич, при всем уважении, но это было глупо, – поддержал Заура Евгений Скворцов, опытный техник, уже не однажды деливший с Вавиловым полярные смены. – У нас были шансы заполучить соляриус. Хоть какие-то. Теперь ты все профукал. С какого ляду?

Последний член экспедиции, программист Васька Алешин, руководителя не упрекнул, а поглядел на него с лукавой улыбкой.

– Дмитрич, ты ведь можешь связаться с Верховным. У тебя есть полномочия. Еще не поздно сказать ему.

Вавилов развернулся к товарищам и осторожно хлебнул кипятку.

– Ваня, мы ведь договорились. Выкладываем все как есть.

– Я так и собирался. Но Морт меня остановил. Нехорошо как-то на душе стало, когда он про богов Египта заикнулся. Предчувствие.

– Чушь собачья! – вспыхнул Скворцов, спрыгнул со стола и заметался по камбузу. – Какое еще предчувствие?! Чего ты городишь?!

– А того самого! – повысил, было, голос Вавилов, но усмирился. – Если бы они узнали про лазейку в центральное здание, уже завтра нас тут не было б. Понимаешь? Здесь вам не пирамиды Хосе с их наскальной живописью, а библиотеки, компьютеры, и Бог весть что еще!

Второе

Входная дверь опять не открывалась. Юки вставляла и вытаскивала магнитный ключ, хмурилась, но все без толку. Наконец, она оперлась о коварную дверь спиной и несколько раз стукнула ее затылком. Поднявшаяся, было, в груди злость толкнула ее вниз за консьержем, но тут же сникла. Что толку? Он опять скажет, что с ключом полный порядок, а это просто госпожа Юки Маркина плохие батарейки в него вставляет. После очередного такого выговора, Юки нарочно купила в «СаториБин-био» самую дорогую фирменную батарею. И что же? Батарея в ее ключе должна работать полвека, а протянула всего неделю. Явно, что проблема в ключе. И в порядочности хозяина.

Однако ж попасть в комнату всё ведь надо. Но теперь уж не для того, чтобы привычно завернуться во Вторую жизнь, а чтобы поесть, скинуть сумку и вернуться в Центр, где ей за ее кровные отремонтируют ключ. Да. А еще выдадут дефектный акт с ведомостью, от которых консьерж уж точно не отвертится.

Размышляя так, Юки перебирала на макушке пряди черных вьющихся волос, отыскивая выемку биобатареи. Ей не очень хотелось обесточивать мозгошин, но не бежать же в магазин, только ради того, чтобы попасть в дом. Тем более всего на одну минутку. Наконец, она нащупала складку и подцепила ногтем твердую горошину, застрявшую в ней. Коротко щелкнуло и в коридоре стало темнее, глуше и… Душней. Мир как будто накрылся грязным ватным одеялом. Юки передернула плечами, выбила испорченную батарею из ключа, вкатила в него вынутую из головы и поспешила открыть дверь.

Запершись, Юки вернула ярко зеленую горошинку на место и облегченно вздохнула. Сейчас же она хлопнула в ладоши, оживляя интерьер и, присев на маленькую тумбочку, сбросила сумку и разулась.

Комнату свою, в простонародье зовущуюся «коробчонкой», Юки получила от работодателя, потому на стеснения не жаловалась. Да и много ли нужно технарю, целыми днями ворочающему железки в вычислительном центре Шикотана? Главное что б было место, где прилечь. Широкая, некстати двуспальная кровать имелась и занимала добрую половину всей комнаты. Были в комнате и холодильник, и шкаф, и даже провод в прачечную. Стола не было, но Юки в нем и не нуждалась. Ужинала она, как и многие, из тюбиков, а если вдруг приходилось пробовать что-то традиционное, то в верхнем ящике тумбочки пылились миски с палочками.

– Бунгало, закат, – проговорила Юки, упала на кровать, потянулась и зевнула.

Матовые стены и потолок пропали, пластиковая кровать под ней одеревенела, донесся шум прибоя, а сквозь марлевые занавеси широкого окна заблестели лучи уходящего солнца. Крик чаек, их стремительные тени на золотом песке… Юки смотрела в окно, приподнявшись на локтях. Сердце остро кольнуло. Ей невыносимо захотелось выбраться через это окно на свободу. Пройтись по теплому песку, подразнить шипящую волну, искупаться. Заворожено глядя в окно, она высвободила левую руку и потянулся к макушке, чтобы включить мозгошин по-настоящему, но осеклась, вспомнив про дело.

– Да. Ключ. Ключик.

Она достала из кармана серую трубочку, в очередной раз осмотрела ее, ощупала. Ключ от квартиры был по металлически холодным. Юки нахмурилась, зарылась поглубже в карман и выудила оттуда старую батарейку. В глубине стеклянной горошины чуть теплился зеленый огонек, а это означало, что заряд в батарее еще был. Пусть мизерный но… Она вставила батарею в ключ, обождала немного и снова ощупала его. Трубочка потеплела.

– Точно где-то утечка.

На ужин Юки уминала голубцы. Сидела на кровати, смотрела Формулу-один в записи и посасывала из тюбика гомогенизированную пасту. Трудности начались, едва в ход пошел тюбик с хлебом, который лежал открытым уже вторые сутки и порядочно зачерствел. Тут уж пришлось оставить шиканы Мельбурна и взяться за еду обеими руками. Вконец умаявшись, Юки отгрызла пластиковую горловину и стала откусывать массу, как заправский мякиш. Запив все это дело стаканом пакетированного чая, она поднялась с кровати, стряхнула с рабочего комбеза хлебные крошки, обулась и пошла в Центр.

Вечерний Шикотан нагонял тоску. Вроде бы светлый, вроде бы яркий, но вечно холодный и пустой город.

Искусственный и за несколько десятков лет так по-настоящему не обжитый, он задумывался как понтон Российско-Японский отношений. Когда город возвели, тот, сыграв свою символическую, но дорогую роль, тихо уступил место общему освоению Курильской гряды. Вскоре символизм, незаметно для обеих сторон и еще незаметнее для жителей Шикотана, трансформировался в чрезвычайно важное практическое свойство. Да, стать второй Иокогамой или вторым Владивостоком, как планировалось еще в тридцатых годах, городу не посчастливилось, но его с нуля возведенная инфраструктура позволила стать одним из вычислительных центров мира.

Отчасти именно это практическое свойство обезлюживало город вечерами. Как бы не казалось прозаичным, но львиная доля вычислителей, программистов и техников, составляющих основу населения Шикотана, прохладно относилась к культурному отдыху и всякого рода увеселениям. Окончив смену, каждый спешил в свою «коробчонку», чтобы продолжить работу ради интереса или же испытать плоды трудов своих. Вторая жизнь стала частью мира, так отчего же в одном из ее сердец должно быть иначе?

На Шикотан ездили вахтой. Кто на год, кто на два. А кто-то, как Юки, на десять лет. Центру были выгодны такие сотрудники. Ни семьи, ни детей… Никаких сторонних обязанностей. Долголетики, отшикотаня свой срок, частенько продлевали его. Вот и Юки уже сомневалась в Большой земле. Чего ее ждало там? Новая жизнь? Работа? Дом? А может быть… Семья?

Под внезапным порывом холодного ветра Юки поежилась, застегнула комбез до подбородка и перебежала пустую улицу – на той стороне начинались гряды ярких витрин Центра.

Когда-то у нее была семья. Мама, папа и младший брат. Была и, в одно хмурое утро, не стало. Тогда, в сентябре две тысячи шестьдесят девятого года многие жители Кусиро потеряли родных и близких в последствиях мощного землетрясения. Всю переломанную, обескровленную и едва дышащую Юки нашел под развалинами спаниель Джимбо. Она до сих пор отчетливо помнила его теплое дыхание, мокрый нос и подвывающий лай, которым он звал спасателей. Джимбо отыскал всех Маркиных, но в живых – только ее одну.

Третье

– Идти. Идти, – Васька подвигал пальцами, как ногами. – Ид-ти. Так, теперь… Лежать. Вот та-ак. Ле-жать.

В щелку приоткрытой двери Вавилов подглядывал за Васькой и зеленушной троицей, сидящей против него за стеклом. Рядом с программистом лежали две стопки карточек, которые он показывал гуманоидам и сопровождал русским словом. Видимо, сейчас шла очередь глаголов.

– Плыть. Вот так плыть, – он сунул карточку в рот и вразмашку погреб руками. – Плыть, значит. Так, теперь…

Вавилов прикрыл дверь и вернулся на камбуз, где в молчании, за остывающим чаем сидели Заур и Евгений. Первый рассматривал пустую стену и даже не обернулся на шаги, второй же мельком отвлекся на вошедшего и продолжил коромыслить ложечкой чай. Вавилов прошел к плите, налил себе кипятку и подсел к товарищам на свободный стул.

– Ну, – протянул Скворцов. Его «ну» прозвучало как «я же тебе говорил!» – Долаживать о найденышах когда станешь?

Вместо ответа Вавилов поиграл желваками, крепко моргнул и отхлебнул из кружки.

– Вот я теперь тоже не представляю, как ты выкручиваться станешь. Утром сказал Верховному, что без соляриса никак и вдруг только бац! Из нутрей Хрустального трех черепашек-ниндзя достал. Как так-то?

– Во-первых, я не знал, что мы найдем живых внизу. А во-вторых, время подумать у нас еще есть, – Вавилов отогнул рукав свитера и посмотрел на наручные часы. – Сейчас семь вечера. До визита Верховного еще четырнадцать часов.

– Это в лучшем случае, – буркнул Заур, не отворачиваясь от пустой стены. – Он может прямо сейчас постучаться к тебе.

– Да, может.

Помолчали немного, каждый уставившись в свое собственное.

– М-да, – протянул Скворцов. – И все-таки они существуют.

– Что там Васька? – поинтересовался Заур и наградил Вавилова взглядом. – Не разговорил еще?

– Сидят, молчат. Кивают на его картинки.

– Жуть какая. Как представлю, что в соседней комнате живые пришельцы, аж в дрожь бросает.

– А ты, Женя, не бойся их, – покосился на коллегу Заур. – Это им в пору нас бояться, а они вон – сидят, улыбаются.

– Вот это-то меня и пугает. Вдруг они телепаты какие? Васька им яблоки кажет, а они его до печенок уже просветили и сидят, посмеиваются... Дмитрич, надо их запломбировать. Не зря они взаперти сидели, ох не зря!

– Их, действительно, нужно спрятать, – подкрепил Заур. – Посадим в ящики для керна и на полку сложим. Так они никуда не сбегут и нас никто не застукает. Соляриус же мы все равно не получим?

– Скорее всего нет, – ответил Вавилов и криво усмехнулся. – В эцих, значит. Мудро. Но рано еще.

– Рано? Ты хочешь, чтобы Верховный их своими, то есть, твоими глазами увидел?

– Не увидит. Я мозгошин выключил.

– Лучше включи.

­– Через тринадцать часов включу. Пускай Васька еще их помучает.

– Ну а потом?

– Потом и спрячем.

– Нет. В конечном счете что? Их ведь миру явить придется. Не станешь же ты их в своей квартире на балконе держать.

– Да вы обалдели вообще?! – от негодования Скворцов вскочил на ноги. – Вдруг они опасные! Эти зеленые дылды могут быть оружием! Или... Или преступниками!

– Или пылесосом, ­– не шуточным тоном прервал его Вавилов. – Если бы ведьма нашла у меня в кладовке швабру, то подумала б, что это летательный аппарат. Вот ты сейчас сам на колдуна похож.

Скворцов сжал губы ниточкой и выскочил из камбуза. Не прошло и минуты, как он вернулся с пистолетом в руках.

– Теперь, вот, это будет всегда при мне! Ясно вам? – и он с решительным видом, не глядя хотел, было, засунуть его за пояс, но у рабочего комбеза пояса не нашлось. Три раза подряд.

– Ногу себе не отстрели, ковбой, – осклабился Заур и посмотрел на Вавилова, который тоже улыбался в бороду. – Он хоть на предохранителе у тебя?

Скворцов озадачено поморгал на Заура, потом поднес оружие к глазам.

– Ой, – он торопливо поднял нужный рычажок и, с улыбкой смущения, положил пистолет на стол. – Согласен, горяка спорол. Но и вы хороши. Так рисковать! Они ж неведомо кто! Вот, обернутся ночью комком протоплазмы – попомните мое слово!

– Если бы могли, уже бы давно обернулись, – ответил Вавилов, поднялся, подошел к холодильнику и стал набирать из него еды на поднос. – Сдается мне, что это биороботы, придуманные нашими атлантами для каких-то работ и, в суматохе бегства или бедствия, забытые в подвале. Они могли, например, ухаживать за растительностью, уборкой заниматься или жрать готовить.

Он закрыл дверцу холодильника, кинул на поднос несколько кусков свежего хлеба и вернулся за стол.

– И нам выпал шанс первыми среди людей наладить контакт с иным разумом. Пусть и рукотворным.

Компания разобрала на бутерброды доставленную снедь и заработала челюстями.

– Если все так, как ты предполагаешь, – потянулся Заур за следующим куском хлеба. – Что зеленые просто биологические машины, то это вовсе не означает наличие разума. У нас ведь у самих железных помощников хватает. Но разумны ли они?

– И еще не факт, что они вообще разговаривают, – поддакнул Скворцов и разом нашампурил три куска колбасы на вилку. – Зачем твоему чайнику что-то говорить? Кнопку нажал и готово.

– Но ведь рот-то у них есть. И глаза тоже. А в глазах их я вижу разум. Вы разве нет? Не стеклянные, не животные, а мыслящие глаза.

Коллеги молчали.

– Вы вот сейчас мне себя утрешнего напоминаете. Сидите и боитесь признать очевидное. Мы инородный разум нашли. Не останки или следы деятельности как у Хосе, а живых носителей. Страшно? Да. Волнительно? Страшно волнительно! И интересно! Что же они смогут рассказать о своей цивилизации?

– Ваня, ты идеализируешь находку. И не считаешься с последствиями. Я ведь не зря спросил, что в конечном итоге. Мы Соляриус не получим. Слишком много волокиты, даже если решение Верховного будет положительным. Они, – Заур кивнул на потолок, – ничего не знают. Если признаться сейчас, то возникнет вопрос: зачем потребовалось скрывать. Со всеми вытекающими. Но ты ведь хочешь оставить их тайной?

Четвертое

Инфи нелепо замерла в позе стрелка. Как в одном из тех старых фильмов, где на широкой улице выясняли отношения бандиты и шерифы. Один такой персонаж непременно падал, а второй еще какое-то время стоял, как сейчас стояла Инфи.

Она медленно выпрямилась. Дверь, уводящая в сон шизофреника, к одному из Енисеев, треснула, но так и осталась висеть в воздухе цветком осколков.

– Я уже… Там? – Инфи огляделась. От подобных зон можно ожидать чего угодно. Например, она могла мимикрировать ее личную сферу. – Или Вторая сбоит?.. Хотя если она сбоит, то сбоит не так.

Есть еще и третий вариант – выбранная комната могла исчезнуть в тот самый момент, как она спустила курок. Как проверить?

– Да очень просто, – хмыкнула Инфи и пальнула в соседнюю дверь, за которой, по идее, была комната с альпийской сыродельней.

Но снова ничего не произошло. Раскат выстрела унесся ввысь, а она все стояла на мокрых досках закатного пляжа. Раненая дверь, как и подстреленная минутой до того, лениво распускалась бутоном сверкающих осколков. Инфи шлепнула последние двери, но с равным неуспехом.

– Жизнь, где я, – дрогнувшим голосом спросила Инфи.

Ответило ей только угасающее эхо пальбы. И... Как-то странно. Грохот, было, умолкший, возвысился, точно на противоположном, невидимом берегу кто-то в ответ разрядил свой люггер. Инфи даже пригнулась, когда громоподобные раскаты пронеслись над ее головой.

– Что за черт!.. ­– проследила она взглядом за уносящейся пальбой, но осеклась, заметив в своем бунгало людей. Две фигуры. Она и еще кто-то. Двигались!

Инфи бросилась к домику. Так не должно было быть. Даже при самом диком сбое ее отражение должно оставаться неподвижным! Это же… Она. Та самая, что вернется в действительность. Или это не сбой? Странно. Инфи остановилась. Все происходило как во сне. Вот, она уже и забыла о самом вероятном. О том, что это не сбой, а сон.

– Шиза.

Действительно. Стоит отвлечься на мгновение и сон уже управляет тобой. Выходит, она все же попала в выбранную первую зону и теперь примеряет ее на себе.

– Ничему не верить. Вот главное правило. И поступать алогично. Так, чтобы запутать путаницу.

Она сошла с дощатого помоста на песок и крадучись направилась к домику. Нельзя наступать на скрипучие доски. Они как детектор, могут выдать ее. Инфи окинула взглядом бурую тропинку, резко выделявшуюся на фоне перламутрового песка. Она затейливо петляла, ломалась под прямыми углами… Добраться до бунгало так, чтоб не наступать на нее не получится. А наступать на нее нельзя. Но и не наступать тоже. Инфи перевела взгляд с остроганных досок на свои острокаблучные сапожки, разулась и поставила пару на настил. Та, молодцевато щелкнув пятками, застучали обратно к морю.

Утопая по щиколотки в теплом песке, Инфи подкралась к бунгало. Обувь, как отвлекающий маневр идея, конечно, хорошая, но недостаточная. Цокот прочь, ну а взгляд? Глаза ж она не могла себе выколоть и раскатить по доскам. Она достала из нагрудного кармашка большие солнцезащитные очки. Теперь точно не заметят.

Стало темнее. Она посмотрела на небо и, с удовлетворением убедилась, что спустилась ночь. Звезды, ехидная ухмылка месяца. Кажется, даже ее каблуки у линии прибоя выстукивали что-то ночное.

– Тем лучше, – шепнула она в рукав коричневого халата и пустилась дальше.

Подкравшись, Юки не стала заглядывать в окно, а расковыряла в досках у подоконника щелку и заглянула в нее. Оттуда на нее зыркнул воспаленный глаз. От неожиданности она вздрогнула, отшатнулась и упала на песок. Глаз таращился, вылезал из щелки, как из глазницы. По доскам потекла мутная слеза, вслед за которой вывалился и глаз. За глазом нервы, мозг, требуха, кости и вот, перед Юки в мокром от слизи песке возилось кошмарное создание, слепленное из пережеванных человеческих останков. Оно конвульсивно вздрагивало и тянулось к ней. Тянулось оборванной конечностью, прямо на глазах обрастающей плотью. Взмах ресницами, другой и это уже не кошмар, а голый и дрожащий человек. Он уткнулся лицом в колени и всхлипывает, жалуется на что-то, изредка бросает укоризненные взгляды на нее, обвиняет. Слов она не понимает – человек всхлипывает непонятными словами. Но обвинения слышны отчетливо.

Юки поднялась с песка, кинулась в обиженного человека махровым халатом и, как есть, пролезла в окно.

У противоположной стены по углам стояли двое.

– Эй, – Инфи выхватила из кобуры люггер и направила острое и длинное, как шпага дуло, сначала на одну, потом на другую голую спину. – Зачем вы его прогнали?

– Он много говорит! – проорал левый и развернулся. Он сжимал в ладонях рот. Рот и ладони его срослись. – Нечего зря болтать.

­ – Он много слышит, – зашипел правый и тоже повернулся. У этого нет ушей. Вместо них приросшие к голове руки. – Нечего зря подслушивать.

– Зря болтать! Зря подслушивать… Зря болтать!! Зря подслушивать…

Они зашевелились на нее дерганными кошмарами, Инфи нажала на спусковой курок! Осечка. Снова и снова она жала на курок, но в ответ раздавалось тихое щелканье. Она бросила взгляд на люггер. Деревянный, и весь источен термитами. Бесполезен, как черствый круассан. Тогда Инфи схватила одного подступающего монстра за плечо и швырнула его на второго. Чудища – людьми назвать их язык не поворачивается ­– свалились в кучу. Инфи отступила к углу и как раз во время. Из окна за ее спиной пробрались глаза. Огромные глаза вместо головы.

– Я ви-ижу, – пискляво выдавили они мелким рыбьим ртом. – Вижу, вижу, вижу…

Третье чудище грохнулось на пол и поползло к барахтающейся массе, вползло и стало ее частью.

Инфи уперлась лопатками в стену. Стена дрожала, но почему – ей было слишком страшно, чтобы развернуться и понять. Она закрыла глаза. Взгляд не исчез. От этого стало еще страшней. Три человекоподобные фигуры сплелись в кошмарный клубок. Видны только глаза, губы, уши… Гипертрофированные, чуткие к ней одной.

Инфи пятилась, вминая стену за спиной как резину, как жгут на рогатке. Рогатка! Она подогнула ноги и устремилась в кучу малу, точно камень. Отскочила, понеслась к стене и снова оттолкнулась от нее в кошмарную цель. Опять и опять, но вдруг… Прилипла к стене, как мухе к паутине. А эти трое победоносно шагают к ней. Руки в уши, руки в рот, в глаза руки… Они навалились на нее плотной тучей. Душно. Страшно. Нечем дышать.

Пятое

Динамит рокотнул с середке канала так, что аж лед под ногами подпрыгнул. Но чуткие сейсмографы пропустили это событие мимо ушей – Васька их патчем заткнул. Ни дымка, ни царапинки. А к моменту, когда двухвинтовые и один величавый трехвинтовой вертолеты приземлились подле стоянки, Шаов со Скворцовым уже вовсю заливали канал ледяной кашей из новенького прокола.

Гости ввалились как хозяева – потребовали немедленно прекратить работу и вернуться в вездеход. Приказы отдавал не Верховный, а его наместник – Аба Гольштейн. Этого субчика Вавилов знал и, к сожалению, довольно близко.

– Что вы тут за детский сад устроили! – брюзжал Аба, то и дело шлепая себя ладонью по лысине. Он явно на мозгошин сейчас работал. – Трусы на лямках! Какого черта мозгошины поотключали? Я тебя спрашиваю, чертяка!

– Товарищ Аба, сэр – застенчиво, с трудом сдерживаясь, ответствовал Вавилов. – Мои ребята по должностной не обязаны их включать, они и не включали. А я… Ну что ж, грешен. Выключил. Третьи сутки без сна, как ни как. Кто-кто, а вы-то уж точно должны знать каково это.

Аба, конечно же знал о своих бессонных ночах. Ночах, проведенных не в трудах или поиске, а в распутстве и наркотическом трипе. В сущности, Аба был человеком неглупым. Сластолюбцем – да, но далеко не дураком. Он понял намек Вавилова и сбавил обороты.

– Ладно, Вавилов, – каркнул он примирительно. – Если б я не знал тебя столько, сколько знаю, вылетел бы ты отсюда первым же вертолетом, да к чертовой матери. Налей хоть чаю что ли… Старому другу. Или, может, что погорячее есть?

– Угу, соляра класса айс. Устроит?

В камбузе их было только трое. Вавилов, Аба и Верховный, чья тушка сидела в углу на жестком табурете. Поникший шлем и безвольно обвисшие руки свидетельствовали о том, что царь научного сообщества унесся в сферы, ведомые только одному ему. Вообще Верховный живьем являлся редко. Зато тушки его дремали в каждом мало-мальски значимом научном центре. Хуже всего было то, что ожить они могли в самое неподходящее время.

В свою кружку Вавилов налил кипятку, а наместнику Верховного можжевелового чаю, которого на станции никто не пил. Передал, но за стол с Аба не сел, а встал справа от него, облокотившись на стол.

– Фу, что за дрянь, – наморщил свою угреватую нос-картошку Аба и отпил глоток. – Бэ. На вкус еще хуже.

Он взглянул на старомодные наручные часы, расстегнул арктический комбинезон пошире и откуда-то из подмышек достал солдатскую фляжку.

– Сейчас начнутся чудеса!

Чай забулькал, запузырился и в нос шибанула кислотная вонь.

– Слушай… – Вавилов замялся. Можно ли студенческого однообщажника, заделавшегося крупной шишкой, называть на ты. – Слушайте, вы, Аба. Вы не охренели? А если Верховный прям сейчас очнется?

– Не боись, не очнется. Он в Гамбурге, на встрече климатологов. Гольфстрим теплеет и они там с премьер-министрами решают, что с этим сделать в принципе можно. Часа два-три его точно не будет. – Аба сделал большой глоток и его подвыкаченные глаза выкатились еще сильней. Он отвратительно рыгнул, зачмокал. В уголках его губ выступила синяя слюна. – Ух-ху. Меня что-то уже вставило… Будешь?

Вместо ответа Вавилов отпил кипятку.

– Ну и черт с тобой, жалкий пуританин. Мне больше достанется.

Аба выхлебал полкружки, а когда отлип, то уставился на Вавилова так, будто увидел его впервые.

– Ты, – протянул он тоненьким, как у пятилетнего мальчика голоском, прочистил горло и продолжил. – Ты. Ты и тебе надо свалить отсюда за два-три пока, часа Верховный не явился. Смогеете?

– Ага.

– Славно. Эт-эт-это славно. И тебе меньше проблем и мне меньше вопросов. А меньше вопросов, это меньше ответов, а меньше ответов – меньше писанины. Раскопки документировали?

– Ты на вчерашнем симпозиуме был?

Аба задумался на одну долгую минуту.

– Кажется, да… Или это был перекресток на Мэдисон стрит… Короче, ты меня не путай. Всё на месте?

– Да, конечно. Алешин для тебя диск с материалами уже сейчас готовит. Вы будете прямо так, в вертолетах тут жить?

– Ну, ты ж в вездеходах живешь. Наши вертолеты получше будут, – он снова приложился к кружке. – Коротко, что тут у вас произошло? Зачем Верховный меня сюда достал?

– Следы доисторической, высокоразвитой деятельности мы тут нашли. В еще более древней, возможно, иноземной скорлупе.

Аба захихикал.

– Твоя мечта, Ванька, а? Твоя мечта теперь исполнится для меня. А мне она и в пол не впилась, ага. Сооооу ироник. Ты б ее на груди лелеял, а я ее теперь насиловать буду. У-ху-ху, а-ха-ха!

– Ты закончил?

– Пока еще. Кхм. У-ху-ху, а-ха-ха!

– Слушай, я пойду парням помогу. Чем быстрее мы отсюда отъедем, тем раньше ты займешься своим любимым делом. Хорошо?

– Ага, давай. А я к пойду себе.

Аба встал, хлопнул Верховного по плечу и тот, точно включившись, слепо побрел вслед за наместником. Вавилов проводил его взглядом и усмехнулся, вспомнив про зеленух.

– Давай, давай, насилуй. Некрофил, хренов.

Он вернулся в кабину головной машины, оглядел мониторы техсостояний, датчиков и камер. Несколько последних казали Шаова со Скворцовым, которые стояли возле ЭГЭ бура и о чем-то спороли с троицей из вновь прибывших. Не долго думая, Вавилов прыгнул в свой комбез и помчался восстанавливать паритет.

– Так, что тут за ругань? – с ходу оборвал он маты Скворцова, уже готового было ринуться на неприятелей с кулаками.

– Они мою красавицу забрать хотят! И это после того, как я ее настроил всю!

– Да пойми же, дурья твоя башка, – ответствовал ему смуглый техник, раздраженно потрясая перед собой руками. – Дела мне нет до твоей крошки! Не в моем она вкусе даже! Старье паршивое.

– Ах, старье!.. – Скворцов рванулся вперед, но Заур крепко схватил за плечо. – Я те покажу старье!

Он попробовал раз-другой лягнуть обидчика, но не дотянулся.

– Мужики, хватит! – встал между ругающимися Вавилов. – Почему мы не можем забрать ее?

Шестое

– Вы? – протянула Юки удивленно. – Как вы тут оказались? Или…

– Будьте покойны, это не сон, ­– Мастер оттолкнулся от стены, снял плащ-палатку и озадаченно огляделся.

– Да… Давайте сюда, на тот край кровати положите, – подергала она пальцам в направлении озвученного места. – Вы что-то хотите?

– Да, да. Определенно. Поговорить хочу, – он положил одежду и уселся на кровать рядом.

Юки стремительно села, пождала ноги и обхватила колени руками. Он подсел к ней так близко, что она почувствовала жар его тела.

– Вы так и не сказали, как проникли ко мне.

– Сделал копию вашего ключа, а адрес выудил из общественной базы. Ничего сложного. Немножко противозаконно, но… Если бы я всегда слушался глупых человеческих законов, то и года бы не протянул.

Мастер добродушно улыбнулся.

– А давайте чаю выпьем! Я тут с собой принес кое-что.

Он отвернулся к плащу, отыскивая карман, а Юки, воспользовавшись моментом, шмыгнула в душевую. Замкнувшись, она уже было собралась вызвать охрану, даже выбрала нужный канал, но… Вызов так и не послала. Разве не об этом она мечтала, простившись с ним вечером? Чтобы Мастер зашел к ней в гости и посидел просто так. Просто так… Юки почувствовала, как щеки ее запылали. Она поспешно выключила мозгошин, огляделась. На вешалках, среди полотенец, висел другой ее халат. Не банный, а обычный домашний. С аистами и бамбуком.

– Ну вот, я уж думал, что больше вас не увижу, – он взглядом оценил ее новый наряд, скривил нижнюю губу и одобрительно кивнул. – Вот, я чай принес. Чем и во что заварить, надеюсь, найдется?

– Кружек у меня нету, блюдец и ложек тоже нет... Вы уж извините, я не часто гостей принимаю, – она вынула из тумбочки две глиняные пиалы, осеклась заметив, что они все в пыли и снова заторопилась в душевую. Оттуда, чуть громче продолжила: – Все время на работе, в серверной. Ну а после... Вторая жизнь после.

– Вторая жизнь, – повторил Мастер, стоя в дверях душевой. – Вы уделяете ей слишком много внимания, не правда ли?

– Кроме работы мне в действительности делать больше нечего, – Юки взяла со стены полотенце протереть вымытые пиалы. – Друзей заводить я не умею. Инфи умеет, я – нет. А вот теперь… – она опустила руки. – У меня и Инфи нету.

– Об этом я и хотел с вами поговорить. Но под чаек. Сказочный китайский улун да хун пао. Пробовали?

– Нет… У меня в пакетах.

– Хм. Значит и заварной трубки не найдется?

– Нет.

– Может, обычный заварник?

– Увы.

– Как, даже самовара нет?

Мастер хохотнул и совершенно другим, холодным, страшным голосом добавил:

– Что же это у вас, чего не хватишься, ничего нет!

– Воланд?

– Имейте в виду, что Воланд существовал! – лицо Мастера расплылось в довольстве. – Не всякий бы угадал. Но вам ведь и не такие ребусы раскрывать доводилось. Верно?

Сон шизофреника, Инфи, Такуми Асано, их пароль в три обезьяны пахнули на Юки холодом воспоминанья. По плечам пробежали мурашки, ее всю передернуло, и она проскользнула мимо Мастера в жилую комнату. Там она поставила вымытые пиалы на тумбочку, а из ее недр достала другую – поменьше. Немного поколебавшись, она так же вытащила узконосый графин с отколотой ручкой.

– Вот. Больше посуды в коробченке нет.

– Пойдет! – Мастер принял утварь и снова огляделся. – Еще бы самую малость. Воды горячей.

– В душевой. Откройте кран и задайте нужную температуру.

– И кипяток можно?

– Можно.

– Можно, ­– пародически буркнул Мастер. – Эдак и обвариться можно.

Он ушел, а Юки снова забралась на кровать и поджала ноги. Происходящее больше всего походило на продолжение шизоидного сна. Как еще объяснить осведомленность гостя? И уснула она не во Второй, о нет. Уснула она в Молотке и паяльнике. Или того раньше. Только вот… Юки посмотрела на свою ладонь, сжала ее в кулак, повернула, разжала. Теперь все действительно. И работает так, как должно. Да и мозгошин она включала. И он выключился как всегда, без заиканий… Тут она порывисто повернулась к пустой стене и щелкнула пальцами, обращая ее в рабочий стол.

– Точное время, – скомандовала она.

Тут же на стене распластались стрелки. Секундная торопливо бежала по кругу, минутная едва подрагивала. Большая замерла на делении с единицей. Она вгляделась в циферблат. Если ее окружал сон, то ход стрелок собьется. Если это Вторая, то она взглядом остановит их. Но ничего не происходило. Стрелки продолжали свой монотонный бег.

– Новости, – не унялась Юки.

Часы пропали, а на их месте появилась фигура ведущего. За ним раскинулись белесые края Антарктиды. Ведущий рассказывал о какой-то важной археологической находке, но вслушаться Юки не успела.

– Действительно, как?! – Мастер недоуменно развел руками. В левой он сжимал графин, по горло наполненный дымящейся водой. – В какую светлую голову могла прийти идея заменить чайник на кабинку для самоубийств. Там же свариться заживо можно!

– Вы что, вы, – Юки хлопнула в ладоши и комната снова вернулась в полумрак ночников. – Вы прямо так из душа набирали?

– Ну да. Открыл воду, выбрал сто градусов и набрал графин.

– Так там ведь кран есть! Ну… Кран!

– Пардон. Не заметил.

– Вы не обожглись? – Она поднялась с кровати с тем, чтобы удостовериться в его невредимости и только сейчас обратила внимание, что Мастер держал графин голой рукой. – Ой. Вы… Это у вас протез?

– Как сказать, – пожал он плечами. – Вы присядьте. Я нам чаю заварю.

Юки молча, со слегка округлившимися глазами наблюдала за манипуляциями гостя. Он высыпал на ладонь немного заварки из пакета, взвесил ее, дернул щекой и добавил еще щепоть. Затем аккуратно ссыпал заварку в маленькую пиалу, взял графин и залил ее. Подождал, наверное, секунд десять накрыл пиалу своей широкой ладонью и перевернул ее вверх дном. Встряхнул, не обронив ни капли, вернул пиалу в исходное положение и вылил отвар в миску побольше. Повторил он эту процедуру раз шесть.

Седьмое

Выеденные консервные банки, раздавленные чайные пакеты, хлебные корки… Стараясь не зацепить россыпь мусора на полу, Вавилов прокрался к кухонному столу и откопал из кучи пластиковых оберток свою кружку. В чайнике воды не оказалось. Да и сам чайник валялся на боку. Стоило большого морального усилия поднять его, наполнить и водрузить согреваться. Глядя, как в стеклянном чреве наливались первые пузырьки, Вавилов вообразил, будто бы это пузырьки и не пузырьки вовсе, а целые вселенные. И вот их мир такой же точно пузырек в чайнике времени. Он усмехнулся, уподобив себя Атодомелю, который сейчас нальет себе в кружку меру вечности.

Чайник прокукарекал, Вавилов налил кипятка и заторопился обратно в хранилище для керна. На полпути, в коридорах, его застал хрипловатый голос:

– Вавилов, возвращайся сразу в голову, – голос зевнул Женькой Скворцовым. – Теперь ты во’да.

Вавилов сдвинул зубами манжет рукава свитера, посмотрел на часы и неприятно удивился. Стрелки, действительно, сошлись на четырех утра – Скворцов ему еще форы дал двадцать минут.

– Заснул, поди, на посту, – буркнул Вавилов, круто развернулся и зашагал в обратную сторону.

В обратной стороне, у раскрытых дверей кабины головного тягача переминался растрепанный техник.

– До ветру охота, сил нет, – пояснил он.

– Оттого и поднялся?

– Ну, – Скворцов сконфузился. – Нынче сон в дефиците.

– Паршиво выглядишь.

– Ой, на себя посмотри. Мешки под глазами, как у Деда Мороза. Ладно, я ушел.

– Под лестницу только не ссы.

– Не буду, – уже спиной ответил Скворцов.

– А то!.. – пригрозил, было, технику Вавилов, но вздохнул и себе уже добавил: – А то что?

Когда он, две недели назад случайно застукал Женьку, расписывающего снег под лесенкой прям с порога, то чуть не задушил поганца. На вопрос, какого лешего тот в сортир не ходит, Скворцов ответствовал, мол, не охота время тратить на лишнюю беготню. Да, тогда он едва сдержался, но теперь, встреть он его теперь за этим же делом, то, пожалуй, и слова бы не сказал. Даже, наверно, постарался сделать так, что б Женька его не заметил…

В кабине головного вездехода стояла тишина и забористая вонь грязных носков. Вавилов вздохнул. Собственно он сам уже вторую неделю не мылся.

– Ну а смысл? – он огляделся, выискивая источник раздражающего запаха. – Особенно теперь.

Носки нашлись: один под креслом водителя, другой на клеммном щитке главного пульта. Выставляя находки за дверь, Вавилов подумал, что, вот, у Древних нет носков и такие анекдоты им не страшны. Да и вообще. Представить Древних в ребячестве или в смехе невозможно.

Он опустился в кресло и совершенно задумался. Датчики, указатели, стрелки, табло… Все уплывало в фиолетовый свет саркофагов, в монотонный говор зеленых мудрецов. Почему они встретили их? Именно они. Случайность? Фарт? Да уж, подфартило, так подфартило. Он, было, усмехнулся, но усмешка сплыла к уголкам губ. Кадык под засаленным воротником скользнул к подбородку и назад. В тысяча первый раз сделалось страшней предыдущего. Бог вещественен. И он спит на Меркурии. Нет ни рая, ни ада, нет никакой загробной жизни, кроме той, что дает Атодомель. А дает он ячейку памяти, коею ты заполнишь, как скачанный из интернета файл. Смерть любого человека заканчивается именно этим!

Кипяток остыл и очень приятно пился. Вавилов сделал три больших глотка и, вроде как, вернулся мыслями к насущному.

– Хм, насущное, – повторил он ключевую мысль, мотнул головой и осмотрел пульт управления приземленным взглядом.

В Верхнем правом углу, в секторе климатизации, светился оранжевый знак восклицания.

«Закупорено вентиляционное отверстие БК в третьем секторе второго вагона».

­– В прачечной стало жарко, – прокомментировал Вавилов сообщение и прикрыл его носовым платком.

Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул и уставился в насущный потолок.

Древние говорили всегда. Монотонно с редкими паузами они передавали голос друг другу, словно эстафетную палочку. От этой фиолетовой колейдоскопии, порой казалось, что Древний вокруг, что он за тобой, что он и есть ты. И их голос – это твой давно забытый внутренний голос. Не замолкали они и во сне. Правда… Вавилов испытал неловкое чувство, как будто подлость какую задумал, и скосился на входную дверь. Правда, если уйти из керни, то голоса пропадали и возвращался обычный, глухой сон. Но его бессмысленности уже не хотелось.

Прерывистый писк мыльницы заставил Вавилова вздрогнуть. Он чертыхнулся и застучал пальцем по клавишам с тем, чтобы раскрыть письмо и заткнуть бестактный писк. Заголовок письма потребовал отчета об исследований пещер массива Элсуэрт…

Спинка кресла скрипнула под спиной Вавилова – он снова откинулся на нее, закинул за голову руки и вздохнул. Если в двух словах, то исследования пещер даже не начинались. Да, они успешно проложили к пустотам желоб, о чем уже докладывали две недели назад. Но на том их профессиональная деятельность и закончилась.

Вавилов с досадой рассматривал журнал отчетности, в котором значилось всего четыре строчки. Следовало немедленно извлекать какие-нибудь результаты, иначе их самих могли отсюда извлечь. Оставался вопрос – самому спуститься к пещерам или послать Заура? О том, что б по правилам идти в паре, и говорить было нечего. В таком случае придется Скворцова за пульт приглашать, а он уже и так сутки отсидел.

Вавилов закрыл глаза и представил Заура. Представил, как тот сидит на полу в керне, прислонившись спиной к стене и смотрит в пол. Кисти рук переплетены перед его глазами – он обхватил руками колени. Тут он вскидывает голову, точно услышав оклик, поднимается и выходит из помещения.

Через минуту раздался стук в дверь.

– Вань? Ты звал?

– Да, входи.

Развернувшись к вошедшему лицом, но не поднимаясь с кресла, Вавилов указал большим пальцем левой руки за спину.

– Как думаешь, чего они хотят?

– Хм, – Заур скрестил на груди руки и нахмурился. В рыжей, дико разросшейся бороде он походил на спившегося Диогена. – Чего хотят… Чего хотят в принципе или прямо сейчас?