Собиратель кукол. Как я полюбила монстра

Глава 1. Бекки. 1.1

Его пальцы касаются моего голого плеча. И на долю секунды мне кажется, что это тот другой, которого давно нет в живых. Наваждение рассеивается быстро, как мой чуткий даже на снотворном сон. И неважно, как сильно я пытаюсь удержать это чувство – так всегда.

Он откидывает в сторону тонкое одеяло и подтаскивает меня к себе. Ненасытный рот припадает к моей шее, и я содрогаюсь от омерзения. Проводит ребром ладони по моему бедру и задирает сорочку. Я пытаюсь притвориться, что все еще сплю, но Фрэнсису все равно. Ему вообще на все и всех плевать.

Рывком переворачивает меня на спину и оседлывает. Мускулистые бедра сжимают мою талию, о лобок трется твердый член, поднятый утренней эрекцией. Черт бы ее побрал. Задерживаю дыхание и зажмуриваюсь, чтобы походить на безмятежно спящую.

Твердые пальцы вдавливаются в мякоть моих щек, и он встряхивает меня как секс-игрушку, которая работает с перебоями.

— Я знаю, что ты не спишь, — проговаривает недовольно. — Открой уже глаза. Я не собираюсь трахаться с коматозницей.

Кипятится. Хорошо, Фрэнсис. Когда ты уже сдохнешь от инфаркта? Распахиваю глаза и смотрю на него пристально, почти не моргая. Мои губы искривляет чуть заметная усмешка, когда я вижу, как его белки покрываются красной капиллярной сеточкой. Что ж, за два года брака я тоже его изучила. И могу тыкать словно жука палочкой. Точно, мерзкий, кусачий, скверно пахнущий жук. Морщусь.

— Хорошо, Фрэнни, думаю, я не успею снова уснуть за три минуты твоей утренней разрядки, — не удерживаюсь я от подколки, опасливо поглядывая на его импульсивно сжавшийся кулак.

— Вижу, ты сегодня в игривом настроении, любимая, — издевательски насмешливо выдает он. — Сейчас устрою тебе родео, детка.

Я проклинаю себя за острый язык. Но как же приятно было полюбоваться на его перекошенную морду.

Мне тут же прилетает за дерзость. Фрэнсис хватает меня за плечо и прямо под собой переворачивает на живот и вдавливает лицом в подушку. Я пытаюсь бороться, упираясь ладонями в прогибающийся под нашим общим весом матрас.

Он хватает меня за руки и заламывает их за спину, словно это задержание. Закусываю подушку, чтобы не заорать от боли и не возбудить его еще сильнее. В ушах громкий треск, и рвущаяся ткань хлестко ударяет меня по животу. Коленом он распихивает мои ноги по сторонам. Лежу под ним, распятая и прижатая к кровати, и терплю, как эта мразь лапает меня.

Он грубо трет мои складочки пальцами, щиплет меня, заставляя мычать в подушку, а потом заталкивает в мою абсолютно сухую дырочку палец. Растягивает меня, а я пускаю слезы-сопли в подушку.

– Ну же, детка, мне нужна твоя смазка. Не хочу тыкать в сухую дырку.

Трахает меня пальцем, игнорируя истерику, от которой я сотрясаюсь под ним. Я все же начинаю противно хлюпать. Защитная реакция организма, но этот мужлан довольно хмыкает и приставляет к моей разодранной щелочке влажную твердую головку.

— Не смей, Фрэнсис, — реву я, дергаясь под ним.

— Нет уж, милая, у тебя сегодня овуляция, а такая поза благоприятна для зачатия, – дергает меня на себя, выворачивая плечевые суставы.

— Будь ты проклят, — выкрикиваю я сквозь слезы.

Он зажимает мне рот своей большой ладонью и входит в меня резко и, кажется, на всю длину. Волны острой боли пронзают поясницу и низ живота, и я затихаю. Бороться с ним бессмысленно. Ну же, Бекки, просто уйди в себя, как делаешь почти всегда. Затаись. Пережди…

Стоп. А может, я этого заслужила? За то, что предательница. Предала того, кто жизнь за меня отдал. Так и надо с предателями… Так и надо.

Никто не накажет меня лучше меня самой. Я содрогаюсь от омерзения, слыша, как он пыхтит. Ощущаю каждый глубокий толчок внутри своего тела во всех мельчайших оттенках боли. Заслужила. Митчеллу тоже было больно, страшно, противно. А я даже не попыталась ему помочь.

Вдруг он резко оставляет мое тело, хватает меня за шею и переворачивает на спину. Вновь вжимает меня в матрас, раздвигает корпусом ноги и вгоняет в меня член еще глубже. Я взвизгиваю от боли, которая разносит меня на части. Я рычу, бью его кулаками по плечам. Внезапно я борюсь за себя, но он сильнее. Он всегда сильнее.

— Сейчас я сделаю тебе хорошо, — шипит в лицо, нависнув надо мной.

И вот его жесткие, как худшая и совсем не шелковая удавка, пальцы смыкаются на моей шее и сдавливают ее. Давят все сильнее, лишая меня кислорода. Хватаю последние крупицы открытым ртом, чувствуя, как грудную клетку сжимает обручем. Замечаю его безумную улыбку, а потом становится темно.

— Бекки, посмотри на меня. Ну же, — просит Митчелл, и я счастливо улыбаюсь. — Я всегда с тобой. Никогда тебя не брошу. Тебе нужно выжить. Ты должна. Ты мне обещала.

Я всматриваюсь в его глаза, в которых, как много лет назад, сияют золотые искорки. Я отдаюсь ему полностью. Мне хорошо. Умирающий мозг искрит. Мышцы выворачиваются наизнанку. Я громко всхлипываю и разлепляю дрожащие веки.

— Смотри на меня, — орет он, и щеку опаляет звонкая пощечина.

Я не врала про то, что Фрэнсис – скорострел, но эти минуты – просто пытка. Он уверен, что мы играли с асфиксией. И думает, что так сможет заменить его. Не сможет. Никогда.

Вновь сдавливает мою шею. Я делаю последний глоток воздуха, судорожный и отчаянный. Когда начинаю отлетать и сильнее сжимать его в себе, Фрэнсис вздрагивает и извергает в мое тело свое гнилое семя.

Отпускает меня, и я закашливаюсь, обдирая себе горло. Фрэнсис продолжает играть со мной как с куклой. И если бы только для секса.

Хватает меня за лодыжки, стаскивает с подушек и закидывает мои дрожащие ноги себе на плечо.

— Подними попку, чтобы все достигло цели, – приказывает, глядя на меня как на кусок дерьма.

Глава 1. Бекки. 1.2

У меня больше нет сил с ним бороться. Подсовываю под поясницу ладони и приподнимаюсь.

Он смотрит на мое обнаженное тело так пристально, будто видит его в первый раз. Мне мерзко не только оттого, что во мне его сперма, но и от этого взгляда.

— Какая ты красивая, — произносит, скривившись. — И такая бракованная. Который год не можешь забеременеть, хотя все доктора говорят, что ты здорова.

— Может, дело в тебе? — вновь не сдерживаюсь я, морщась от боли.

Внутри меня словно зияет дыра. Он отвратителен. Мне ни единого раза не было хорошо с ним. Не было ничего даже отдаленно похожего на то, что я испытала с Митчеллом в тот наш единственный раз.

— Кэтрин беременела регулярно, – рявкает Фрэнсис, до боли вдавив кончики пальцев в мое бедро.

О да, конечно. Святая мученица Кэтрин, такая совершенная. Правда, он ее ни во что не ставил при жизни, а теперь заливает мне.

Фрэнсис резко хватает меня за руку – заметил, что на мне нет чертова кольца. Я его еще вчера бросила на туалетный столик. Или еще куда закинула. Не помню. Не хочу носить эту дрянь на себе.

— Почему на твоем пальце нет херова кольца? – орет он как отбитый.

— Забыла надеть, – огрызаюсь я, нарываясь на очередную зуботычину.

– Где оно, блядь? – верещит, обдавая меня горячим дыханием.

– Не помню, – мой голос противно дребезжит. – На туалетном столике, наверное.

Он скидывает с себя мои ноги, вскакивает, летит к столику. Расшвыривает все в поисках чертова кольца. Что-то грохочет, бьется – прям как у меня внутри. Находит чертово кольцо и бросается ко мне. Хватает меня за руку, с силой надавливает на суставы, заставив меня заорать. Я просто уверена, что он пытает людей, и Митчелла пытал, а теперь – меня.

Напяливает на меня кольцо, содрав этой фиговиной кожу с костяшки. Он уже ломал мне этот палец однажды, и костная мозоль все еще болит.

— Не забывай, кто я есть. Я твой муж и требую к себе уважения! Не смей снимать чертово кольцо! Я дарю тебе райскую жизнь, где каждый склоняет перед тобой голову. Но если бы ты не была женой самого окружного прокурора, они бы тебя распяли. Помни об этом!

— Так разведись со мной! – выкрикиваю я, захлебываясь слезами. — Ты бы ничего не добился, если бы не он!

К моему удивлению, Фрэнсис не раздражается. Отпускает меня, поддевает пальцами подбородок, заставив посмотреть на себя, и холодным голосом чеканит:

— Ты никогда не думала, как бы кончила, если бы не я? – впрочем, его спокойствия хватает на одну фразу, а потом пальцы до боли сжимают мои скулы, и Фрынсис начинает орать: – Так я отвечу тебе, неблагодарная ты сука! В тюрьме. В камере смертников. Забыла уже кто за тобой тот труп прибрал? И не преувеличивай, блядь, его башковитость! Если бы он был таким уж умником, то не попался бы. И он был жалок, да. Я был на казни. И ему было чертовски больно. А я смаковал каждую минуту. Слышишь меня, Ребекка? Я видел, как этот дьявол ныл от разрывающей его тело боли.

— Ненавижу тебя, — реву я, а по щекам льются горячие слезы, не приносящие облегчения.

— Ненавидь, — хватает меня за плечи, встряхивает как куклу. — Мне нравится, когда ты пылкая. Мне нравится, как мы горячо трахаемся. И ты никуда не денешься от меня. Херова развода не будет! И не забудь, что в воскресенье барбекю.

Он отпускает меня, и я, завернувшись в простыню и свернувшись в позе эмбриона, реву в подушку. Слышу, как он долго льет воду в душе, потом ходит по комнате, собираясь. Я представляю, как он надевает часы, завязывает галстук на своей бычьей шее. Мне противно, даже когда я этого не вижу.

Подходит ко мне, опирается коленом на матрас, продавливая его, поворачивает меня на спину. Меня тошнит от его запаха и прикосновений.

— Я люблю тебя, дорогая. – чмокает меня в лоб. – Приложи лед к щеке, чтобы синяка не было, а то перед людьми за тебя стыдно. Неуклюжая, опять обо что-то споткнулась.

Уходит. Я дожидаюсь, пока под колесами зашумит гравий на подъездной дорожке. Встаю и касаюсь пальцами щеки, нажимаю кончиком языка на зубы, пытаясь понять, шатается ли что-то. С трудом поднимаюсь и плетусь в ванную.

Единственное, чего я хочу, – это смыть его с себя. Вода такая горячая, что я еле терплю, но продолжаю скрести кожу мочалкой. Пусть даже до дыр протру, лишь бы избавиться от его запаха и следов.

Я силюсь вновь заплакать, но не могу. Все имеет лимит. Слезы тоже. Они кончились на первом году нашего брака.

Мой муж никогда не видел во мне человека, в отличие от Митчелла. Я стала объектом его больной похоти, красивой безделушкой для показа друзьям и соседям, куклой, которую можно трахать и ломать.

Он заставляет меня рядиться в обтягивающие, оголяющие ноги и грудь тряпки, ярко красится и всегда быть на шпильках. Этакая дорогая проститутка с обручальным кольцом. Наш дом — это пластиковое жилище Кена и Барби. Такой дорогой и пафосный, но лишенный души и индивидуальности, безвкусный и пошлый.

Я укутываюсь в банный халат, который для раздраженной кожи не нежнее кольчуги и, вооружившись пилочкой для ногтей с острым кончиком, встаю на сиденье унитаза. Подковыриваю решетку вентиляции, придерживаю ее одной рукой, а другой шарю внутри, пока не нащупываю маленький гладкий предмет.

Мой тайник – это жестяная коробочка от мятных леденцов со стертой этикеткой. Маленький кусочек частной жизни, о котором он не знает. Я выуживаю из коробочки пластинку противозачаточных. Я не хочу иметь детей от этого полицая. Если это случится, мы будем вместе вечно. Вечность с человеком, которого я ненавижу, меня не устраивает. Совсем не устраивает.

На дне коробки пожелтевшая газетная вырезка. Я беру ее, стараясь не повредить хрупкую бумагу. Малленс отобрал у меня единственный снимок, где мы с Митчеллом были вместе. И его письмо. Но даже Фрэнсис не властен над моей памятью. Я помню все. Каждую запятую. Каждый его жест. Каждую улыбку. Каждую минуту, что мы провели вместе.

Я всматриваюсь в пиксельное изображение, и вскоре черно-белые кружочки сливаются в родное лицо. Я проклинаю себя за малодушие. Я поклялась когда-то всегда быть с ним, но струсила и отдалась мужчине, которого ненавижу всей душой. Я позволяю брать себя, когда он этого хочет, позволяю выбирать мне платья и друзей.