Соболево. Книга Вторая.

Пролог

Первая Книга: https://litnet.com/shrt/LLky

Ищите новости о развитии вселенной в социальных сетях автора - ищите группы в ВК и Телеграме по имени автора!

18+

Вязкая, мутная жижа, подобная болотной трясине, связала все мысли, спутала их и заставила бродить, перемешиваясь и булькая. Всплывало разное: от каких-то давних моментов переживаний и разговоров, до абсолютно чуждых, как будто даже на другом языке, моментов жизней посторонних людей, но дальним эхом по кругу крутилась одна и та же пластинка:

- Какой Байкал, твою мать?! Ты издеваешься надо мной что ли?! - слова дрожали и волнами расходились в подсознании, с которым слился Кирилл.

Слова парня звучали так далеко, и оттого так нелогично, глупо и ненадежно, что всякая посторонняя мысль, всякая попытка иглы соскочить с этой заевшей дорожки проваливалась. Слишком вязкая дорожка, слишком болотистая.

- Да нет, не издеваюсь. Байкал... - повторил художник, задумчиво наморщив лоб, но самого лба не чувствуя.

Было в этом диалоге нечто такое, что не могло отпустить его. Что-то тягучее и липкое, хуже смолы, в которую попал муравей. Что-то чужое, не его собственное. Если бы это было его собственным, он давно бы отбросил это в сторону и продолжил затянувшийся разговор, но что-то удерживало его там, в этой колее. Кирилл даже глаз не мог поднять, чтобы оглядеться, да и будто бы не было уже никаких глаз, одно только внутреннее восприятие себя вне самого себя, а в совокупности всего вокруг себя. Он потерял свободу мысли, потерял власть над собой, и сейчас, когда вокруг всё налилось тишиной, сопротивляться этому Нечто в его разуме было в разы сложнее. Это было похоже на железную арматуру, которую кто-то воткнул между двумя шестеренками механизма, желая остановить его работу. Шестерёнки стараются провернуть эту арматуру, но ничего не выходит. Двигатель пытается привести их в движение, тужится, но не может - и вот он начинает закипать и дымить!.. Ещё немного, и будет взрыв, всё перегорит и остановится навсегда. Художник понимает, что если не вынуть арматуру, то шестерёнки его разума лопнут, а жидкости разольются на пол, смешавшись с ржавчиной на земле, а сам двигатель перегорит. Больше не будет красок, больше не будет холста, пейзажей, славы, женщин... Ничего не будет из того, что он так любит. Из того, ради чего он живёт.

Болото поглощает его, пожирает, обволакивает маслянистой трясиной. Он тянется к воздуху, задирая голову, но на поверхности к тому моменту остаются только ноздри - они одни обеспечивают ему жизнь. И вот, когда он в панике чувствует, как в одну из них попадает вода, безжалостно лишая доступа к воздуху, тишину рвёт вопрос:

- Кирилл, с тобой всё хорошо?

Парализованный до сих пор Кирилл сползает на пол, стараясь отдышаться так, будто его действительно только что вытащили из болота. Он бормочет что-то про Алтай, Байкал, называет имя Андрея и ошалело смотрит по сторонам, потом в окно - там уже почти стемнело. Тогда он смотрит на девушку, стоящую в дверях.

- Кирилл? - повторяет она.

- Да, - неуверенно отвечает он, выискивая глазами болото вокруг себя, - Спасибо, Лен. Спасибо.

Кирилл закрывает лицо руками и давит слёзы. Давит их, чтобы девушка не увидела. Только что, буквально миг назад он чуть не попрощался со своим рассудком навсегда.

- За что спасибо-то?

Кирилл, оторвав лицо от ладоней, красными глазами уставился на неё. Рыжие, волнистые волосы, голубые глаза, веснушчатое лицо... Он поймал себя на мысли, что она сейчас - самое реальное, самое настоящее, что он может осознать. Самое прекрасное. Взяв себя в руки, он встал, закутался получше в домашний халат, обхватил себя руками и двинулся к ней.

- Спасибо, что пришла, Леночка. Что-то подвис я немного, и отвиснуть совсем не получалось, пока ты не зашла. Не по себе теперь.

Лена прошла в дом, неся в своих тонких, нежных, с точки зрения Кирилла даже несколько аристократических руках, по сумке. Она поставила их на пол у плиты и усмехнулась, тряхнув волосами.

- Завязывал бы ты со своей травой, Леонардо.

Кирилл улыбнулся. Сравнение ему понравилось.

- Уже, - пожал он плечами, - больше не осталось, - художник залез в карман, чтобы вывернуть его и продемонстрировать Лене, но вдруг осёкся и замер.

- Что такое? - она заметила, как он дернулся.

Кирилл достал из кармана самокрутку, понюхал её и разочарованно глянул на рыжую.

- Табак, - вздохнул он, прикуривая.

Пока он чиркал зажигалкой, она ловким движением выхватила у него самокрутку из губ, порвала пополам и бросила в мусор у печки. Кирилл успел только пару раз глазами хлопнуть.

- Женщина, ты чего себе позволяешь? - нахмурился художник.

- Если ты забыл, то я тебе напомню, - она уперла одну руку в округлое бедро, а другой принялась убирать непослушные локоны за уши, - Я тут для того, чтобы с тобой всё было хорошо, правильно?

Кирилл кивнул, прищурившись.

- Ну так вот. Если хочешь, чтобы тебе было хорошо, то не кури, пока я здесь. Я не из тех, кто питает страсть к вылизыванию пепельниц, если ты понимаешь, о чём я.

- Понимаю, - вздохнул Кирилл и пошёл назад, в мастерскую.

Художник свалился в кресло, закутался в успевший разъехаться халат, закрыл глаза и стал думать о том, что с ним произошло. И всё же, - думал он, - какой Алтай? Какой Байкал? Да не издеваюсь я... Байкал. Игла снова соскользнула в дорожку, но в этот раз уже чистую и гладкую. Никакой трясины. Кирилл вспомнил, как он уезжал из Иркутска. Это не могло быть иллюзией. Это точно было. Вопросы начали возникать в его голове в таком же количестве, в каком всплывают на поверхность пузырьки воздуха в закипающей воде. И вопросы эти, точно так же как и пузыри, казались ему пустыми. В них будто не было содержания - только сама суть вопроса, само непонимание чего-то, о чём он хотел спросить. Но кого он хотел спросить, и о чём, художник позабыл и вспомнить не мог, пока дальним эхом в голове не отозвались слова Андрея:

День восьмой. Церемония.

Не забудьте добавить книгу в библиотеку и подписаться на автора, чтобы не пропустить продолжение!

Андрей.

Момент, когда глаза открылись, Андрей как-то упустил из виду. Полностью осознать себя ему удалось уже тогда, когда они были открыты, а он сам, приподнявшись на локтях, осматривал палату. В помещении кроме него никого не было. Он опустился на подушку, потер руками лицо и осмотрелся еще раз.

Из больничного окна сочился странный свет. Да и свет ли это вообще? - Андрей себе с уверенностью сказать не мог. Сумеречный, предзакатный, или же вовсе наоборот, предрассветный - вот каким был тот свет. Цвет его тяжело было понять. В голову Андрею пришла только одна ассоциация - желчь с кровью. Тусклая, сумеречная желчь с кровью. Нечто желто-красное, но далекое от оранжевого или рыжего. Что-то промежуточное, что-то несуществующее в природе.

Палата же показалась Андрею старой, затертой, видавшей, должно быть, много смертей. Он не мог понять, кажется ли это ему из-за сумерек, или это действительно так, но стены палаты были обшарпаны, краска местами отвалилась, а ближе к полу стены были чем-то загажены. Это нечто было темно-красным, как старая, засохшая кровь, но это точно была не кровь. Андрей почему-то был в этом уверен, ну или хотел быть уверенным. В этом он тоже не мог разобраться окончательно, но при пристальном внимании ему мерещилось, будто стена не загажена вовсе - она просто разлагается. Как будто она стала мягкой, гнилой, растекающейся.

Когда ты лежишь в больничной койке, у тебя внезапно появляется уйма времени для того, чтобы обдумать что угодно. Можно подумать о том, что привело тебя сюда и как избежать этого в будущем, а можно просто повспоминать всю свою жизнь - торопиться некуда. Сейчас его интересовал только один короткий отрезок - его жизнь в Соболево. Он закинул руки за голову и устроился поудобнее. Физическое его состояние было волшебным - лёгким и чистым, но вот на душе наоборот. Кошки там не то что скреблись, они там разодрали стены в клочья стальными когтями.

Андрей погрузился в воспоминания. Они оказались скользкими и уворотливыми. Сложно было понять, за какое из них хвататься в первую очередь, чтобы начать всё с самого начала.

- С поездки. Вдруг я упустил там что-нибудь?.. Сергей точно не был замешан в том, что произошло, - подумал Андрей, и его мысли прозвучали в абсолютной тишине так громко, что он сам им испугался, - Ведь он погиб там, в той аварии. Но всё же я что-то упустил, - уже гораздо тише продолжил он, налаживая диалог с самим собой, - Не могло же быть так, чтобы совсем ничего не было из того, за что можно было бы зацепиться?.. Я просто уснул, и всё пропустил... Что случилось с Сергеем? В момент перед ударом я проснулся, и увидел, что он висит на ремне, держась за сердце. Приступ?.. Я знаю, что при падении с большой высоты люди редко доживают до самого удара, их сердце разрывается ещё в воздухе. От страха. Но что если приступ случился до полёта? Что он мог увидеть такого, что заставило его сердце разорваться? Да нет, - он помотал головой, - Столько курить, да и проводить столько времени за рулём - вот и случился инфаркт, только и всего.

Андрей перевернул страницу в альбоме воспоминаний. Следующей страницей оказалась та, на которой он уже очнулся. Однако, сейчас его интересовал не момент пробуждения, и даже не странный сон, с которого всё началось, а то, что произошло между аварией и пробуждением. То, о чём ему не пришло в голову расспросить Егора как следует, чтобы узнать все подробности.

- Он сказал, что меня притащил местный лесник. Кажется так, - Андрей закрыл глаза, пытаясь вспомнить, так ли это было на самом деле, - Нет. Не так. Откуда эта мысль? - Андрей ухватился за это воспоминание и понял, что оно чужое, лишнее, и как оказалось в его голове, он не мог понять. Воспоминание это начало зудеть, как инородный предмет внутри тела, ему захотелось выбросить его, но как выбросишь нечто подобное?.. - И ещё - он знал моё имя, но не знал фамилию. Фамилию Егор спрашивал уже потом. Или это была Ксения? Ксения...

Мысли его унеслись в сторону от всего того, что ему сейчас казалось важнее всего на свете - разобраться в происходящем. Её красота снова сбила его с ног, хоть он и лежал в кровати. Золотые волосы, алые губы, и глаза - два зелёных алмаза... Андрею едва удалось найти в себе силы, чтобы прогнать её образ, отвлекающий от того, что нужно делать сейчас.

- Фамилию спрашивала Ксения. Зачем? Она спросил её сразу после того, как я рассказал о том, где пропал Сашка. Сразу после того, как я упомянул Галиёвскую пещеру. Она потом сильно разнервничалась. И Егор тоже спрашивал. Сразу после слов про Галиёвскую пещеру и про Сашку.

В голове Андрея сверкнуло.

- Они знают что-то?! Если кто-то что-то знает, то точно Егор! А я, дурак, даже не переспросил тогда, идиот! Застеснялся? Пропустил мимо ушей? Конечно пропустил, я же думал только о том, как бы мне убежать назад, домой, к матери под юбку. Позорище...

На душе Андрею стало ещё хуже. Он мог узнать что-то, что помогло бы помочь его поискам, но был настолько занят своими проблемами, что просто упустил этот шанс, не обратив на него внимания.

- Так, значит... Значит, нужно поговорить с Егором, он точно всё расскажет. Главное, чтобы не начал свои басни о том, что нужно подождать, добиться доверия, и вот это вот всё. Выйду... или он сам вдруг придёт навестить - выпытаю всё! И ведь фамилию мою спросил явно для того, чтобы убедиться. Если так, то он и Сашку знал по фамилии! Не зря же он мою спросил? Не зря! Только вот фамилии у нас разные...

Внутри будто вулкан проснулся. Из недр души к солнечному сплетению поднялась радость, перемешанная с какой-то торжественной злостью, непоколебимой решимостью и ощущением близкой победы. Мысли заметались в голове с новой силой.

- Так! Что дальше, что было дальше? Сон! Сон... - и он сразу успокоился, вспомнив свой первый кошмарный сон, увиденный в Соболево, - Мать искала меня, высматривала в окне. Для неё я тоже пропал, как и Сашка. Двойник мне так и сказал, что я умираю. Что ты делаешь здесь - я спросил у него. Он ответил - я умираю. Умираю. Это ли не самый прямой и правдивый ответ? Там, дома, я с каждым днём умираю. Каждый прожитый без меня день мать всё твёрже становится уверенной в том, что я умер. Как и Сашка. Хрен тебе, мама, я живой. И если все мои догадки верны, то Сашка, может быть, тоже.

Симеон

Утро выдалось пасмурное. Дождь, в очередной раз намочивший крыши домов, приполз из-за леса еще ночью, вместе с тучами. Вместе они, ночные воры, осторожно пробрались на небо и украли его. И утром, когда запели петухи, многие жители деревни вставали без особой охоты. Да и кто вообще встает с особой охотой пасмурным, субботним утром?

Кто-то остался в постели подольше, кто-то поспешил подняться и начать готовить завтрак, а кто-то из тех, кто не имел привычки завтракать сразу после подъёма, отправился по своим делам. Были среди жителей и те, кому предстояло трудиться весь день, а кому-то даже и ночь. Но все они, без каких-либо исключений, заранее приготовились к тому, что очень скоро маленький служка из храма заберется на самый верх колокольни, и начнет расшатывать колокол, призывая всех их в храм, на утреннюю службу.

Этот утренний марш в составе религиозного полка занимал особенное место в ежедневной рутине каждого жителя Соболево, кроме, разве что, Егора Викторовича, который в храм не допускался по неизвестным никому, кроме Симеона и Виктора, причинам. Были, конечно, еще старожилы, которые застали дни разлада между отцом и сыном, и знали, за что был отлучен от церкви младший Соболев, но даже их память уже давно начала сдавать, и точных, истинных причин назвать не могли и они. Так, рассказывали, кто что помнит, да только путали друг друга ещё больше.

И вот, когда колокол зазвонил на всю деревню, все разом, как муравьи, уловившие аромат своей Королевы, вышли из домов и слились в единый поток. Каждый в этом потоке знал друг друга. Каждый мог проследить за тем как меняется изо дня в день сосед, друг, враг или родственник. Если кто-то поколотил свою жену прошлым вечером, наутро об этом знала вся деревня. Если кто-то заболел и не явился, об этом знала вся деревня. Если кто-то умер, об этом знала вся деревня. Поток объединял, обобщал людей и позволял им стать частью единого целого в том числе и из-за того, что все друг о друге всё знали без слов, и виделись дважды в день практически ежедневно.

Когда поток, собранный на малой улице, вливался в поток, тянущийся по какой-нибудь из центральных, он перемешивался каждый раз по-разному, и люди могли найти в этом ежедневном крестном ходе что-нибудь для себя новое: встретить того, с кем давно не виделись, или же пойти рядом с тем, с кем работают каждый день на одной работе. Порой в центральном потоке кто-то не выдерживал, и начинал нараспев читать молитвы задолго до того, как колонна приближалась к храму. Кто-то пел хорошо, а кто-то плохо, но, тем не менее, молитвопения, направленные Ахнаиру, прерывать было запрещено, и когда кто-нибудь, обладающий противным голосом начинал петь, всем приходилось с этим мириться. Мириться и благодарить Господа своего за то, что он подверг их этому испытанию, такому щадящему и легкому.

Если поток, собранный на малой улице, выходил на перекресток до того, как главный появлялся там, он останавливался и ждал. На то была причина: голова потока начиналась с жителей домов, раскиданных вдоль северного берега озера, на которых лежала дополнительная ответственность. Ответственность эта заключалась в том, чтобы прежде, чем возглавить поток, проверить озеро на предмет посещения его ночью теми, кто как всегда внезапно и неожиданно для всех получил Благословение. Иногда эти люди тонули, пытаясь пробраться сквозь воду куда-то слишком далеко под землю, а иногда даже оставались живы, и их находили упомянутые жители. Иные благословленные могли уйти или уплыть далеко от берега, и тогда их либо вылавливали веревкой, либо плыли за ними. Когда дело было сделано, благословленных ставили во главе колонны и только тогда отправлялись вперед, подталкивая полусонных одержимых. Если они были буйными, их связывали. Если спокойными (а такое тоже бывало - по никому неизвестным причинам некоторые благословленные, достигнув озера, успокаивались), то просто вели их впереди, бережно подталкивая и присматривая, чтоб они не упали и дошли до храма в целости и сохранности.

После слияния с малыми улицами, поток достигал тех ворот, за которыми находился храмовый сад. У ворот стояли дозорные из Наблюдателей, которые следили за тем, чтобы ворота были открыты только тогда, когда поток был окончательно сформирован. Убедившись в этом, они открывали ворота, и люди начинали просачиваться внутрь, словно через бутылочное горлышко, стараясь не толкать друг друга и пропуская вперед тех, кому поход давался тяжелее всего - это были старики, беременные женщины, женщины с детьми и просто дети, пришедшие в одиночестве по причине того, что у них нет родителей (их опекуны и воспитатели всегда шли отдельно), а также люди, которые получили какие-либо увечья, служа общему благу деревни - на вылазках или производстве.

Был ещё один обычай: если этой ночью, а может и утром, кто-то находил ближнего своего мёртвым, его несли над головами на прямоугольной доске до самого храма, где после службы тело забирали для упокоения служители Подземного Храма, и считалось, что человек этот вернётся назад вместе с Господом, ибо жизнь и смерть в тот момент перестанут существовать, и люди примут иное существование. По этой причине кладбище, оставшееся с незапамятных времён в лесу за храмом, давно было закрыто и заросло настолько, что если бы его местоположение не было столь очевидным и всем известным, вряд ли бы нашелся человек, который смог бы его отыскать.

Когда жители заполняли храм под завязку, к ним выходил Симеон и начиналась проповедь. Так было каждый день, и сегодняшний день не стал исключением - отец вышел ровно в тот момент, когда места в храме уже не осталось. Он осмотрел прихожан своим добрым, любящим взглядом и громогласно произнёс, отвернувшись от паствы и направив свой взгляд к самой большой иконе в храме - к изображению святого лика Ахнаира:

- Располагай моим нечистым телом, Ахнаир, пока я буду доносить слова Истины Твоей к душам Твоей паствы. Из глубины к Тебе воззвав, прошу дать мне мудрости и нужных слов, дабы объяснить этим несчастным Волю Твою, Твои устремления и желания. Дай же мудрости и детям Твоим, словам моим внимающим!..

Ксения

Спустя полчаса голова колонны показалась из-за поворота, ведущего к озеру. Во главе колонны, как и сказал Симеон, шёл он сам и с ним, по правое плечо, шла Ксения, держа в руках большую, массивную икону с изображением Ахнаира. Владыка восседал на золотом троне, держа в руках волнистый меч. Ксения держала изображение в тяжёлой раме уже из последних сил. Кончики пальцев сперва побелели, потом посинели, а теперь и вовсе стали фиолетовыми. Что они чувствуют сейчас, Ксения точно сказать не могла - они онемели уже давно. Плечи её налились усталостью и болью, но когда кто-то из идущих позади солдат предложил ей свою помощь, Симеон одернул его и объяснил, что Ксения сама должна нести икону до самой воды.

Колонна, отошедшая от церкви, заметно измельчала. Перед тем, как отправиться на церемонию, Отец дал добро удалиться тем, кому лишние острые впечатления были ни к чему - беременным, старикам, маленьким детям и их родителям (хотя некоторые из них остались по своей воле). К озеру поток дотянулся, будучи раза в два или три слабее. Этого было достаточно для церемонии, уверял священник. Активные действия будут требоваться только от него и от Ксении. Всё остальное время он шёл, распевая молитвенные гимны, направленные Владыке. Кто-то из жителей подпевал ему, пусть и не так стройно, как священник, но это всё же создавало свою атмосферу.

Когда они наконец добрались до ближайшего берега, Ксения, понимая, что она не в силах нагнуться и поставить икону на траву, просто рухнула на колени, опустив её, и осмотрелась. Мокрые от дождя земля с травой мгновенно намочили ее одежду. Вода озера казалась безмятежной - ни ряби, ни даже какой-нибудь еле заметной волны, оставленной рыбой или насекомыми, не было, да и дождь уже закончился. Это было не озеро, а самое обыкновенное зеркало, отражающее серое, пасмурное небо над головой. Неподвижен был и лес, подошедший почти вплотную к дальнему берегу - покатому и мелкому. Ксении вдруг вспомнилась поляна, Плокин и водитель. От его полного фио она могла теперь вспомнить разве что имя - Сергей - и то, не была уверена, что помнит правильно. Мало ли она имён трупов знала? Всех не упомнишь.

Берег, с которого капитан осматривала озерцо, был крутым. Это она знала хорошо. Если нырнуть в него, то провалишься сразу с головой. Хотя, когда она испытала это на себе, ей было лет восемь, может девять. Как получится теперь, она представить не могла. В этой воде давно никто не купается. Это сейчас в ней регулярно находят благословленных или утопленников, а ещё в её детстве здесь частенько купалась ребятня, и утопленники не были таким частым явлением.

- Хотя, - подумала она, - может мы просто не знали и не придавали этому значения?.. Не верили...

Поддерживать икону в стоячем положении Симеон поручил одному из идущих в голове колонны мужчин. Одному из тех, кто уже был на церемонии - это было гарантией того, что от увиденного он не уронит её и икона не разобьётся. После того, как руки Ксении оказались наконец свободны, Симеон подозвал своего служку, который во время процессии затерялся в колонне. Тот протиснулся через людей, окруживших священника, еле держа в руках большой рулон материи. Симеон принял рулон и мальчик вздохнул с облегчением - его плечи обмякли, руки обвисли, а сам он уселся на траву. Симеон тут же шикнул на него - нечего, мол, в алтарном платье на траве сидеть, потерпишь! Тот покорно поднялся, но лицо его осталось несчастным.

Священник положил рулон на траву и толкнул его вперёд, придерживая за край. Это был коврик из плотной материи, похожей на парусину. По центру красовался всё тот же круг из символов, знакомый многим из присутствующих по книге проповедника. Некоторые из них знали этот символ так же и по шеврону Наблюдателей. Ксения была в их числе. Она вдруг вспомнила об отце и о Диме. В надежде увидеть его здесь, она начала вертеть головой, но Симеон быстро одернул её.

- Сосредоточься, дочь моя. Впереди тебя ждёт долгий труд, требующий полной самоотдачи и концентрации. Мне доводилось проводить этот ритуал достаточно раз, чтобы я мог с уверенностью сказать - это будет длиться весь день, а может и до самой ночи. Приготовься. Давай, садись в центр, - он указал ей место, в котором ей предстояло провести весь день.

Ксения замешкалась. Что-то всплыло в её голове и она снова отвлеклась, но в этот раз она смотрела не по сторонам, а в одном, конкретном направлении - в сторону деревни. Примерно туда, где стояла деревенская больница.

- Весь день?.. - тихо спросила она, - Но я не могу, Отец Симеон, провести здесь целый день. Магистр дал мне слово, что мы поможем… Операция в полдень!.. - взволновано проговорила она, хватаясь за голову.

- Оставь, дочь моя, оставь! Магистр справится и в одиночку, и раз уж он пообещал что-то выполнить, значит так и будет, будь уверена, - он жестом велел ей отправляться на коврик.

Сам же священник встал так, чтобы оказаться позади Ксении. Он переминался с ноги на ногу, выбирая самое удобное положение, поскольку знал, что стоять придется долго, а шевелиться в это время нежелательно. Одновременно с этим он обратился к толпе.

- Все, кто первый раз, рассредоточьтесь по берегу озера. Нужно замкнуть его в кольцо! Постарайтесь равномерно распределиться. Вас пусть и много сегодня, но не допускайте дыр, иначе всё будет зря! Да поможет нам Владыка!

Люди послушно побрели вдоль берега. Кто-то пошел на дальний берег, кто-то предпочёл остаться поближе. Те, кто отважился остаться с детьми на церемонию, выбрали западный берег, с которого открывался отличный вид на всё озерцо. Почти все женщины, боясь неизведанного, отошли на дальний, южный берег. Те, кто был с мужьями и детьми, остались на западном. Юго-восток и восток всецело заняли мужчины, беспрестанно переговаривающиеся друг с другом - сослуживцы и товарищи, коллеги и собутыльники. На северном берегу расположился Симеон с Ксенией и группа людей, которым церемонию видеть было не в новинку. Всеми этими людьми овладевало чувство торжественности, ощущение какого-то праздника. Наверняка и те, кто решил сюда детей притащить, тоже ждали для них какого-то торжественного зрелища, которым их можно будет впечатлить надолго, а заодно и укрепить веру.

Ксения, часть 2

Она остановилась, чтобы осмотреться. Ксения начала разглядывать людей, окруживших озеро. Все они стояли, не смея даже пошевелиться. Открытые рты и выпученные глаза - вот что она увидела. Она увидела людей, которые раньше симпатизировали ей, но сразу поняла, что теперь, после похода по воде, они будут ей поклоняться. Они будут рассказывать тем, кто не смог прийти на церемонию о том, как она, подобно божеству, шла по воде, не зная, что на самом деле она просто шагала по трупам. Их священный трепет уже нельзя будет скрыть за простой улыбкой, как раньше. Теперь они будут склонять головы. От этих мыслей внутри у неё что-то копошилось так, что начало перехватывать дух - это была эйфория. Рассматривая их, она наконец добралась до Симеона. Ксения не могла понять, удивлён священник или нет, как и не было заметно особого удивления среди тех, кто его окружал. Она припомнила, что рядом с собой он оставил тех, кто уже не в первый раз присутствует на церемонии. Они уже видели это, - решила Ксения, - кто же был здесь до меня?.. Может, мама?..

Её мысли оборвал Симеон. Указательным пальцем он описал круг, веля Ксении развернуться, и потом им же ткнул в землю, мол, смотри под ноги. Ксения послушалась, и, отвернувшись, посмотрела под ноги. Черная вода гуляла под ногами еле заметными волнами. Рассмотреть в ней что-то было невозможно, и инстинктивное любопытство требовало от нее нагнуться и посмотреть поближе, а может даже и опустить лицо в воду, открыв глаза, но память о том, что, возможно, она пришла сюда по трупам, не позволила ей этого сделать. Ей оставалось только стоять и смотреть, надеясь, что она всё же увидит то, что требуется. Минута, другая, пятая - ничего. И вот, в самый последний момент, когда она уже решилась снова повернуться к священнику за подсказкой, под водой что-то скользнуло. Что-то тёмно-фиолетовое. Скользнуло и медленно вернулось назад. Ксения постаралась сглотнуть слюну и это вышло с трудом. В горле застрял ком - ей казалось, что это всё. Конец.

Она уже не могла оторвать свой взгляд от расплывчатых очертаний того, что она увидела. Нечто захватило всё её внимание, вцепилось в него мертвой хваткой, как питбуль, и отпускать не собиралось. Ксения поняла, что оно больше не принадлежит ей, теперь она просто сторонний его наблюдатель.

- Прямо как во сне, - поймала она себя на мысли, - снится что-то жуткое, пугающее, а ты не можешь не смотреть на это.

Более того, она не только поймала себя на мысли, что не может оторваться от нечто, она и телом своим не руководит, так же как во сне. Оно, тело, стало ватным, отчужденным, её будто вынули из него и теперь дают посмотреть на него как бы снаружи, чужими глазами. Весь ее разум, все рациональные системы ее мышления кричали, сигналили ей о том, что она находится в опасности, но при этом они не могли до конца определить, реальная ли это опасность, или она ей просто снится, и поэтому тело залито свинцом, и поэтому оно не убегает, не спасается и не рвётся выжить.

Напряжение нарастало медленно и мучительно. Оно выдавливало её, выжимало и сушило изнутри. Язык стал шершавым и чужим, ей захотелось пить. Голова кружилась, перед глазами поплыли яркие пятна, мешающие разглядеть очертания под водой. И вот, когда был достигнут предел, она, собрав воедино всю волю, смогла всё же открыть рот, набрать воздух и закричать всеми силами, какими только могла!..

Люди, которым было видно её лицо, заметили лишь, что она открыла рот и покраснела от напряжения, не сводя глаз с воды. Они начали переглядываться, не понимания, что происходит. Страх, сковавший в судороге лицо Ксении, начал передаваться на них и липнуть, поглощать. Снова и снова Ксения набирала воздух в лёгкие, пытаясь крикнуть, но крик не выходил. И опять - как во сне, как в кошмарном сне, в котором ты хочешь кричать, звать на помощь, набираешь полные лёгкие воздуха, давишь воздух наружу так сильно, как только можешь, но крик тонет в тишине. Его просто нет. В голове всё перемешалось. Разум перестал понимать, находится она во сне, или наяву, и если во сне, то почему не заканчивается кошмар, и почему он такой настоящий? А если она наяву, то как возможно то, что оказалось возможным сейчас, только что? То, что она переживала, не могло быть реальным. Разве что в том случае, если бы сон и явь смешались в одном месте - в границах этого озера, в котором ищут покоя сошедшие с ума благословленные.

Мысль эта сверкнула в голове Ксении молнией. Ей показалось, что она поняла нечто очень важное, но для дальнейших рассуждений не было времени. Она схватила эту мысль и сунула в ящик под столом своей памяти. На потом. Совершенно выбившись из сил, готовая сдаться, она всё же нашла в себе остатки воли, набрала полную грудь воздуха и замерла. Она хотела снова попытаться крикнуть, но очертания, которые до того были едва различимы, вдруг приобрели четкость и ясность.

На неё из-под воды смотрело лицо.

Лицо не утопленника, а чьё-то другое, напоминающее человеческое, но всё же отличающееся от него. Нечто смотрело на неё через воду, как через зеркало. Чем чётче становились очертания, тем яснее Ксения осознавала, что контроль над собственным телом постепенно возвращается к ней. Тогда настал миг, который она ощутила всем своим нутром: она ощутила мощнейшую вибрацию. Настолько сильную, что её было слышно так сильно, будто что-то ухнуло глубоко и гулко, как взрыв, как толстая, натянутая до предела струна вселенского масштаба, была приведена в движение пальцами самого Творца. Как только гул этот дошел до людей, окружающих озеро, они разом упали. Их падение было настолько синхронным, что на миг Ксения подумала, что до того момента все они были подключены к электрической сети. И вот, подстанцию взорвали, напряжение упало и всех их выключило, выдернуло из розетки. Она последний раз оглянулась на Симеона, чтобы убедиться, что он ещё стоит на ногах, и к счастью своему обнаружила, что это так - он и его соратники пережили этот гул, заставивший всех остальных лишиться чувств. Она ждала от него подсказку, но священник не дал её. Всё, что она успела увидеть, это то, как старики, окружавшие его, схватились руками за лица - кто за рты, кто закрыл глаза - а он сам указал пальцем в её же направлении. Момент радости сменился животным ужасом в тот момент, когда она обернулась. Нечто, до того скрывающееся под водой, стояло рядом с ней лицом к лицу, и пока она пыталась оправиться от шока, оно схватило её своими неестественно тонкими и длинными руками в свои объятия и вместе с ней рухнуло в воду. Тонкий, сдавленный вопль Ксении исчез под водой вместе с ней самой.

Симеон, часть 2

Потерявшие сознание в ходе церемонии люди начали приходить в себя. Их разбудил дождь. Редкий и слабый, он тяжелыми каплями бил по одежде и лицам, по земле и траве, по водной глади озера. Озеро, похожее до этого на волшебное зеркало, стало совершенно обычным. Лес зашевелился, зашуршал, зашептал от поднявшегося ветра. Этот же ветер пригнал ещё больше туч, что были гораздо тяжелее и темнее предыдущих, из-за чего казалось, что уже наступает вечер.

- Отец Симеон! Что случилось?! - крикнул кто-то с западного берега, кто-то из мужчин, - Где Ксения Егоровна?!

Отец Симеон не спешил с ответом. Он сидел, натирая мокрую бороду раз за разом, опуская руки от усов до ее кончика. Казалось, будто он окунулся глубоко в свои мысли. Вместо него откликнулся один из стариков, стоящий рядом с ним. Он держал шапку в руках, прижав её к груди. Тоже был мокр с головы до ног.

- Её какая-то нечисть утащила под воду!

- Нечисть?! Ты чего, Семён, уже с утра накатил?! Какая нечисть?! - откликнулся уже кто-то другой.

- Слово даю! - взъерошился дед, - Я сам видел, своими глазами! А ну, Серёга! - он начал вертеть головой, пытаясь найти своего товарища, - Серёга!

- Да здесь я, здесь. Подтверждаю! - крикнул он, - Так и было!

Все замолчали. Те, кто успел привести своих детей в чувства, поспешили отправиться в сторону дома, подальше от дождя и зловещей воды, скрывающей в себе невесть какие секреты, открывать которые вряд ли кому-то хотелось. Но как только они достигли северного берега, на пути у них встал священник, взваливший икону Ахнаира на себя.

- Дети мои! Да, некоторые из нас видели нечто пугающее. Это испытание. Испытание воли! И веры! Но это ничто по сравнению с тем, что сейчас испытывает Ксения! Вы здесь, снаружи, в целости и сохранности, хоть и немного намокли от дождя! Она там, под водой, лицом к лицу со своими страхами. Мы нужны ей! Всем нам сейчас нужно вернуться в Храм и вместе помолиться за неё! - закончив, Отец Симеон развернулся и побрел в сторону храма, - Отведите своих детей домой и возвращайтесь на службу.

Где-то далеко сверкнула молния и раздался гром. Дождь усилился. Люди, переглядываясь, покорно закивали головами и решили Симеону не перечить. Тот не без труда развернулся и пошёл, игнорируя боль и усталость. Его интересовал вопрос: видели ли старики, стоявшие с ним рядом, тоже самое, что видел он в момент между гулом и всеобщим пробуждением? Видели они стоявшее поодаль существо, так сильно напоминающее ему образы с икон в его храме?..

Ксения, часть 3

Она замерла где-то в самом сердце небытия, в самом тоскливом месте, среди томной неги и непреодолимого желания жить. Прямо как тогда, когда ее келью заполнила чёрная жидкость, в которой она утонула. Время исчезло. Пространство, в котором она оказалась, не ощущалось никак. Даже кожей. При этом оно было плотным и неподвижным, как бриллиант. Не было никаких воспоминаний о прожитой жизни, о счастливых и грустных ее моментах - ничего. Только абсолютное, Великое Ничто и одновременно Всё.

Ксения перестала понимать границы. Где была она и где начиналось окружающее ее пространство? Этого она уже не могла различить. Образовался сначала небольшой зазор, где пространство и она перемешались. Затем, с каждым мигом, этот зазор расширялся и рос, пока вся она не оказалась внутри его границ. Сама она стала этим пространством, этим решением всех парадоксов, этим несуществующим существующим.

– Здесь всё Едино, - подумалось ей, но голос мыслей был чужим, - здесь Целое отнимает разъединенность у множества, - сказал ей отец, - здесь нет тебя, нет меня, нет никого, здесь всё во всём, - прошептал на ухо мальчишеский голос.

Она утонула в этих мыслях, окончательно теряя саму себя. Ощущение было парадоксально противоречивым - ей хотелось этого так же сильно, как хочется вдохнуть воздух висельнику, болтающемуся в петле, и одновременно не хотелось, как не хочется тигренку, который зазевался у водопоя, быть полностью поглощенным огромной анакондой, пулей вылетевшей из-под воды. Казалось, что оба пути ведут в одном и том же направлении - к единению, чтобы это не значило.

Толчок. За целую вечность пребывания в этом пространстве, которого будто тоже не существовало, она наконец ощутила что-то. Это ощущение заставило её тело содрогнуться. Горячая кровь побежала по венам, волосы на коже встали дыбом от бегущих по ней мурашек. Снова толчок! Изнутри, откуда-то из самой глубины, как поднимается лава из-под земной коры к жерлу вулкана, начал подниматься острый, царапающийся холод. Она поняла теперь, что этот холод сковал её, осквернил её тело, пробрался внутрь и обездвижил её. Ещё толчок!.. и желе начало таять, превращаясь в податливую, уже не такую неподвижную и не такую плотную массу. Холод, до того сидящий где-то в груди, подошел к самому горлу. Ещё толчок, и ещё, и ещё, и холод вырвался наружу!.. Ксения открыла глаза, задыхаясь и отхаркивая мерзкую, ледяную воду. Она перевернулась на живот, пытаясь выдавить из себя всю эту жидкость, содрогаясь всем телом, сокращая все его мышцы разом, и каждый раз дрожа от отвращения, вызванного мыслью о том, что внутри нее оказалась вода из озера, заполненного под завязку мертвецами.

Когда воды внутри уже не осталось, она рухнула лицом в землю, пытаясь отдышаться. В глазах всё плыло и кувыркалось. Она не могла объяснить себе, где сейчас находится и кто помог ей спастись. В ушах ухала кровь, сердце билось бешено, стараясь разогнать кровь как можно быстрее, чтобы отогреть заледеневшее тело. Снова её стало трясти, но теперь уже от холода. Сверху кто-то укрыл одеялом.

- Кто здесь? - еле выдавила из себя Ксения.

- Это я, не беспокойся. Ты отлично справилась.

Этот голос она узнала сразу. Виктор.

- Но у тебя нет времени на то, чтобы валяться здесь. Там, наверху, свидетели твоего Благословения ждут тебя. Вот, выпей, - он поднес пузырек к её губам, - он даст тебе силы на весь день. Ну? - Виктор вылил состав ей в рот, - Молодец. Сейчас полегчает. Что ты видела? Расскажи мне, поведай свою боль.

- Какая разница? Ты и без моих слов всё знаешь, я слышала тебя там, на дне. К чему представление? - она посмотрела на Виктора, заметив в глазах какой-то знакомый посыл, будто сейчас на неё смотрел не дед, а отец, командующий: “делай, что я сказал!”, и она подчинилась, - Я помню только... Ничего. Я не знаю, как описать это. Я была в месте, в котором нет ничего, нет даже воздуха, нет даже самого понятия, что такое воздух. Да и самого "ничего" там тоже нет. Но…

– Но?

– Но там как будто и было всё, что есть. В одной точке - с кулак, наверное. Всё туда свернулось, вжалось в эту точку и было вместе, только не как в консервах рыба, а как перемешанные цвета пластилина. Раздельно они разноцветные, а все вместе - тёмные. Серые или коричневые.

- Единое. Так называл это Пророк, прежде чем и сам отправился туда. Теперь ты, как и я, служишь Владыке, а Он - посланник этого Единого, которое на проповеди называют Ничем. Великое Ничто - парадокс, в котором решаются все парадоксы. Можно говорить и проще - Небытие, в котором заключено Бытие. Как жаль, что сейчас нет на это времени! - заторопился Виктор, - Отправляйся наверх, а потом, когда закончится служба, я жду тебя в больнице. Я обещал тебе спасти жизнь этого мальчика. Ты ещё не передумала? Его жизнь стоит так мало, особенно в ближайшем будущем. Теперь-то ты это знаешь?

- Нет, ты должен сдержать слово, Виктор. Ты обещал.

- Да. Что ж. Посмотрим, сколько жизней ты готова отдать за его жизнь, - он криво улыбнулся, - Кажется мне, что ты не усваиваешь уроки, Ксения. В этот раз я не буду ничего объяснять, ты всё увидишь сама.

Виктор встал и ушёл в темноту.

- Что? О чем ты? - спросила она, но на вопрос уже некому было отвечать.

Ксения приподнялась. Она узнала место, в котором оказалась, сразу - это была пещера, где она проводила каждую ночь с тех пор, как стала служить Виктору. Пещера, в которой она ещё вчера своими глазами увидела того, кому молится вся деревня. Тому, кого считала нелепой выдумкой. Тому, кого она не хотела видеть больше никогда.

Ксения сделала то, что была должна. Она поднялась наверх. Туда, где её ждали свидетели церемонии Истинного Благословения. Они наверняка слышали её шаги издалека, и к моменту, когда Ксения поднялась из подземного храма, в церкви повисла тишина. Люди, выражения лиц которых тяжело передать словами, смотрели на неё так, как смотрят на воскресшего Бога - с ужасом, священным трепетом и слезами на глазах. Когда она вышла к толпе, все они упали на колени, молясь кто как - наперебой друг другу. Тогда она взглянула на Симеона, и он тоже рухнул на пол, уткнувшись в него лицом. Ей даже не пришлось говорить чего-либо, не нужно было никаких слов или команд!.. Люди сами упали. Не выдержали веса ее нового, истинного величия. Переполненная чувством нездорового, какого-то маниакального восторга, она молча развернулась и ушла под землю, а люди во главе с Симеоном так и не шевелились, пока не стихли её шаги.

Ксения, часть 4

В палате у Андрея она появилась уже в привычном для себя мундире, который, к тому же, был чист и сух, что выгодно отличало его от церемониальной мантии, прилипающей к телу. Единственная деталь, которую она решила оставить - цепь с оком, чудом не слетевшая с её шеи под водой.

А что там было, под водой?

Ксения задавала себе этот вопрос раз за разом, но всякий раз любая попытка вспомнить то, что случилось, заканчивалась ничем. Осталось лишь какое-то странное и довольно пугающее ощущение знания, что бы это не значило. В голову чаще лезли воспоминания о прошлой ночи. О том, как явился ей Ахнаир, и как прошла оставшаяся ночь. Сейчас ей казалось, что с того момента прошёл месяц, или даже год. Это "вчера" было в другой жизни. Где-то там, за чертой.

Он смотрел на неё. Смотрел на неё всю ночь, и всю ночь она боролась с чем-то, что было скрыто в самой её глубине. Он пытался нащупать это, он будто ковырялся в её сознании, пытаясь это отыскать, и в какой-то момент ему это удалось. Удалось нащупать глубоко спрятанную тягу к бесконечной пустоте, к покою, к отсутствию всякой жизни, к полной, всепоглощающей смерти. Когда дело было сделано, он улыбнулся, уставившись на нее в упор, и смотрел на неё до самого утра. В этой его улыбке не было того, что принято считать улыбкой у людей. Она просто чувствовала, что он доволен в какой-то своей, необъяснимой манере.

Воспоминание до ужаса неприятное. Разум, защищаясь от него, подсунул другое - о том, как люди падали на колени перед ней. Перед её властью, её новым величием. В солнечном сплетении что-то томно и радостно зашевелилось. Захотелось вскочить на ноги и танцевать так долго, пока мышцы не откажутся работать, танцевать до упада. Безумно танцевать.

- Я заплатила высокую цену и получила такую же награду. Теперь я получила всё, о чем мечтала и от чего меня так ограждал папа. Ты знаешь, за что зацепиться, дед. Знаешь, чем меня поманить так, чтобы я не могла отказаться. И жертва, если подумать, не так уж велика. Не так уж велика… Ведь так? Я всё равно всегда была здесь. Выходит, что и покинуть это место я не могла. Виктор бы не позволил.

Ксения сидела в кресле, убеждая саму себя в своей собственной (в своей ли? - эту мысль она старательно отгоняла) правоте, а Андрей лежал перед ней на кровати.

- Ничего не меняется, да, Андрюшенька? Ты всё так же лежишь, а я всё так же спасаю твою жизнь. Сначала от Ордена, потом от Плокина, теперь вот даже не знаю от кого или чего, но знаю, какую цену за это заплатила. И знаешь, пока что мне кажется, что я оказалась в выигрыше. Люди падают передо мной на колени. Они готовы облизывать мои сапоги и делать всё, что я им прикажу. Как бы я хотела, чтобы это длилось бесконечно, - она запрокинула голову и закрыла глаза, а на губах ее появилась улыбка, - Я чувствую себя пьяной, когда думаю об этом. Это чувство теплотой расплывается по моим венам, и мне хочется танцевать, хочется делать безумные вещи, хочется у-би-вать. Понимаешь? Ничего ты не понимаешь. Ты всего лишь мальчишка. Эх, сейчас бы...

Она дрогнула. Дрогнула даже не она сама, а что-то внутри неё - как будто душа скорчилась от боли. Ксения осеклась - она ли это говорит? Ее ли это мысли? Когда они появились в ее голове?.. Нет, точно нет. Точно не ее!

- Я разочаровалась, уже пару дней как разочаровалась во всём этом. В чём дело? В чём дело?!

Дверь открылась. В палату вошел доктор.

- Ох, Ксения Егоровна! - врач осёкся, увидев цепь на её шее, - Магистр! - он тут же упал ниц, - Я слышал о том, что утром Вы успешно прошли церемонию, примите мои искренние поздравления.

- Принимаю, - всё так же с запрокинутой головой ответила она, взяв себя в руки и отметнув тревожные мысли в сторону, - Виктор скоро будет здесь.

- Чудесные новости! Состав, что Вы мне дали, очень помог. Не уверен, что мы смогли бы удержать пациента живым до этого времени, если б не его целебные свойства. Что ж, раз уж Магистр скоро будет здесь, я начну собирать ассистентов для операции, подготовка займет немного времени. Прошу простить меня, - и, поклонившись, он вышел.

Ксения ничего ему не ответила. Поглощённая мыслями, она ерзала в кресле до тех самых пор, пока два медбрата не появились в палате, чтобы перевезти Андрея в операционную. Ксения последовала за ними.

Ксения, часть 5

Они шли по коридору, и в окнах его, мокрых от дождя, Ксения заметила три размытых фигуры. Она остановилась, чтобы приглядеться, и как только она приблизилась к стеклу, одна фигура повернулась и посмотрела на неё. Из-за воды на стекле тяжело было разглядеть, кто это, но как только человек закурил, осветив лицо, спрятанное под тенью плотного капюшона шинели огоньком, она сразу узнала его. Это был Дима. Она подняла руку поприветствовать его, а он кивнул ей в ответ. Между ними произошел диалог. Один из тех, когда и слов не нужно, ведь ты знаешь собеседника как самого себя. Что-то вроде:

- Здравствуй, Дима.

- Здравствуй, Ксюша.

- Ну как дела?

- Да вот, поставили меня тут наблюдать, я же Наблюдатель. Ты же знаешь, что это означает?

- Конечно знаю. Просто так вас никуда не отправляют. Если вы здесь, то это наверняка означает, что наблюдать будет за кем. Только чего вы на улице мокнете?

- Да не мокнем, в шинелях же, брезент. Дали приказ убирать тех, кто выйдет из больницы в неприемлемом состоянии.

- Ясненько. Ну удачи.

- И тебе удачи.

И Дмитрий отвернулся. Ксения улыбнулась. Она часто представляла их диалоги в подобных ситуациях, но никогда не решалась спросить, представлял ли он? А что, если они действительно общаются так, и всё это не выдумки Ксении, а чистая правда? Прикрыв рукой, она опустила лицо и повернулась в сторону медбратьев.

- А ведь и правда, - подумала она, - Теперь я понимаю, о чем был его вопрос. Там, в пещере, он не зря спрашивал, сколько жизней я готова отдать взамен за жизнь Андрея. Наблюдатели здесь не зря. Когда Виктор возникает на службе, люди начинают впадать в бешенство, в безумие - начинаются истерики, вопли, хохот, бессвязная речь. Что будет с врачами, которых собрал Илья Семёнович на операцию? Что будет с ним? Сам он человек бывалый, с опытом, вроде как полевым врачом даже был на какой-то войне до того, как здесь оказаться. А эти двое? - она последний раз взглянула на медбратьев, когда те открыли дверь и закатили Андрея в операционную комнату, - Что с ними будет? Дело не просто в крови. Дело в присутствии Ахнаира, и то, что им предстоит ощутить, возможно, окажется за гранью их понимания. Это будет точно хуже, чем на проповеди. А как же я? Меня это тоже касается...

- Ксения Егоровна, Вы будете участвовать? - прервал её мысли Илья Семёнович, выглянул из-за двери, - Мы скоро уже начинаем, и дверь будет заперта.

- Но как же Магистр?

- Магистр уже здесь, он ожидает Вас, Ксения Егоровна, - врач поправил очки.

Ксения кивнула и быстрым шагом дошла до операционной. Виктор и в самом деле уже был здесь. Ей было непривычно видеть его в белом халате.

- Магистр, - она склонила голову.

- Магистр, - повторил он за ней и тоже склонил голову.

Медбратья от удивления открыли рты, уставившись кто на Виктора, кто на Ксению. В их головах годами сохранялся стандартный уклад: Магистр это Виктор, и никакого другого Магистра у них нет. А теперь...

- Тебе более не нужно кланяться предо мной, Сестра. Ты получила Истинное Благословение и теперь мы с тобой равны. Но об этом позже, - он щелкнул пальцами, выводя врачей из ступора, - Готовьте инструмент и всё необходимое, - Виктор приподнял одеяло, накинутое на Андрея, и отбросил его в сторону, на пол, - Вижу, Плокин постарался на славу. Всю свою душу в это вложил.

- Да уж, Почтенный Магистр! Он и жив-то только благодаря Ксении. Без её помощи он бы отошёл в мир иной ещё вчера.

- Вот как? - Виктор посмотрел на Ксению.

Ксения взяла свободный стул и поставила его у входной двери, всё ещё держа в голове, что Наблюдатели здесь не просто так.

- Это уже не важно. Важно закончить дело, - сухо ответила она, как будто делая вид, что на Андрея ей теперь наплевать.

Виктор усмехнулся. Здесь, на поверхности, он казался ей похожим на обычного человека как никогда раньше. Таким "простым" она его не видела никогда. Ей было легко на душе от этого, и она потихоньку начала верить в эту лёгкую, приятную ложь. Виктор смотрел на неё, широко улыбаясь, и вдруг она, как наяву, услышала его слова. Это было похоже на то, как она переговаривается с Димой, но без её личных усилий.

- Проверь пистолет. Следи за ними. И за собой.

Он не переставал улыбаться, глядя ей прямо в глаза. Она кивнула. Тогда он кивнул в ответ и надел маску. Не было времени удивляться и задавать вопросы, поэтому Ксения отбросила всякие сомнения и, ощутив приближение тревоги, тихонько сняла с предохранителя пистолет, спрятанный в кобуре под мундиром. Теперь, чтобы добраться до Димы, присутствующим пришлось бы сперва перешагнуть через её труп.

А Андрей...

Какая теперь разница, кто он такой на самом деле? Какая теперь разница, с какой целью он прибыл сюда? Кому вообще какое дело?!

Отцу. Отцу есть дело.

- Я совсем забыла! Я же совсем забыла со всем этим про папу! - взмолилась Ксения в своих мыслях, закрыв глаза и запрокинув голову, - Он же даже не знает! Он же не знает! Как я ему скажу об этом?.. Как?.. Как я скажу, что выбрала сторону деда? Сможет он принять это? Сможет смириться? Это его убьёт...

Виктор, тем временем, йодной палочкой намечал надрезы и раздавал инструкции ассистентам. Илья Семёнович был серьёзен - наморщил лоб, поднял руки в перчатках и всё поглядывал на ассистентов, следя за тем, как они себя ведут. Ассистенты стояли друг напротив друга, через кровать, и смотрели то на Виктора, то на Илью. Все, кажется, были поглощены предстоящей операцией, пока Виктор на секунду не прервался, чтобы потом добавить:

- Все вы знаете, кто я. Я никогда не учился быть хирургом, но та власть, те знания, какие даёт мне Владыка, могут помочь в любом деле. Вы будете свидетелями того, как это происходит, и чести этой удостоены единицы из ныне живущих. Не теряйте контроль. Думайте только об операции, и ни о чём другом. Любую постороннюю мысль гоните прочь, иначе сила, которую я призову, разорвёт эту мысль и она растечется в вашем сознании, полностью захватив его. Это будет конец.

Виктор

Стирая с пальцев липкую кровь белым полотенцем, Виктор подошёл к Ксении. К концу операции она перебралась на свое прежнее место, как раз после того, как сердце второго ассистента не выдержало, и он просто не упал замертво на том же месте, где стоял.

- В следующий раз - не сопротивляйся. Всего этого могло и не быть, - он ткнул большим пальцем ей в висок, - Если бы ты не сопротивлялась. Ты можешь видеть Его, а значит способна принимать Его силу. Но ты сопротивляешься. Это твой человеческий страх. Животный, если быть точнее. Но ты больше не человек. Не совсем человек. Ты теперь часть Всего.

Она ничего не ответила. Два зелёных алмаза смотрели в видимую только им одним точку, находящуюся вне пространства и времени. Виктор наклонился, посветил фонариком в глаза Ксении.

- Илья Семёнович! Дайте ей нашатыря понюхать. А я пошёл, - он снял халат, бросил его на пол, и, похлопав Ксению на прощанье по плечу, вышел.

Ксения, часть 6

Весь день и весь вечер она провела в своей келье на кровати. После операции хотела отправиться к отцу, чтобы обо всём рассказать ему и покаяться в содеянном, но сил на это у неё совсем не было. И вот она здесь, в этой тесной подземной камере без окон. За целый день почти ничего не произошло. Кто-то стучался в дверь, но она не открывала. Приносили еду, но она отказалась. Она не могла есть, не могла даже думать о чём-то кроме того, что случилось с ней сегодняшней ночью, потом утром, в полдень… Слишком много для одного дня, - думала она, - слишком много. Осознание того, что с ней произошло и продолжает происходить, вводило ее в состояние, похожее на мысленную кому. Она просто смотрела в пустоту часами, и в голове её тоже была пустота. Мозг запинался, не мог преодолеть эту преграду, и просто выключался.

- Чуть-чуть не хватило, - прошептала она прерывисто, едва не срываясь на плач, - чуть-чуть.

Она отдала две жизни за жизнь Андрея. Двое врачей, которые в будущем могли спасти множество других жизней. Могли ли? Этот вопрос мучил Ксению так же сильно, как и остальные, ведь ночью ей позволил наблюдать за собой Ахнаир. Он уставился на неё в упор и не отпускал всю ночь. Если верить словам Виктора, - думала она, - это является прямым свидетельством того, что скоро всё закончится.

- Забавно выходит, - продолжала она мысленно, - Если скоро конец, то спасение Андрея и мой сорванный побег - всё бессмысленно. Как же ты хитёр, Виктор, как же ты хитёр и прозорлив. Ты всё это время знал, наверняка знал, что Ахнаир покажется мне. Ты знал, что побега не будет; ты знал, что спасай ты Андрея или не спасай - это ничего не изменит; ты знал, что не важно, что я выберу, это тоже ничего не изменит!.. Хоть об этом ты сказал откровенно, ничего не утаив. Но знал ли ты, что Андрей должен...

Размышления её прекратились из-за внезапно возникшего чувства. Знакомого до боли чувства, которое она ещё не так давно ощущала. То самое чувство из детства, когда, как ей казалось, в темноте кто-то стоял. Она повернулась к дальнему углу, где света практически не было, и вжалась в спинку кровати.

- Не бойся, - сказал Виктор.

Ксения сперва растерялась, но уже через несколько секунд не выдержала и расхохоталась.

- Это был ты! Ты всегда был там, ты! - она ткнула указательным пальцем в темноту, - Почему ты не выходил?! Ты пугал меня! Ты и сейчас... пугаешь. Как ты сюда попал? - она охнула, закрыв рот ладонью, - Не говори мне, что ты ходишь сквозь стены, - и она снова расхохоталась.

На ней сказывалось нервное напряжение, накопившееся за день. За все дни с тех пор как они обнаружили в лесу семёрку.

- Тебе нужно отдохнуть. Сходить с ума и получать нервные срывы тебе сегодня нельзя. Можешь пропустить ночное бдение, но только сегодня. Ты этого ещё не слышишь, но я могу открыть тебе секрет - Он зовёт тебя, и зовет прямо сейчас. Я постараюсь объяснить ему, что ты не так крепка, как Ему кажется.

- Ты говоришь так, будто тебе предстоит отмазать меня перед учителем.

- Да? Я не привык говорить на такие темы, поэтому, возможно, ты права.

- Зачем ты пришёл?

- Убедиться, что твой рассудок не повреждён.

- Убедился?

- Да.

- Тогда уходи. У меня больше нет желания говорить, - она укуталась в одеяло и отвернулась к стене. Точно так же, как делала в детстве, ощущая его присутствие рядом.

- Хорошо. Сегодняшняя ночь - твоя. Но знай: больше таких ночей не будет. Опустошение уже близко.

Ксения поднялась, задумчиво глядя в темноту, где прятался Виктор.

- Что за Опустошение?! Что будет с Орденом? Какая их ждёт судьба? А меня? А тебя, отца, Диму? Виктор! Дедушка! Отвечай!

Но Виктор уже исчез. Гнетущее чувство его присутствия пропало. Она легла обратно, и провалилась в сон так же быстро, как в детстве.

День девятый. Рассеивая волшебство.

Если тебе нравится сюжет, если тебя цепляет, то пожалуйста, подпишись! Мои соцсети есть в профиле, а в телеграме меня можно найти по имени и фамилии. Спасибо!