Собственность заключенного

Глава 1

Женя

— Мы снимаем прямой репортаж с места событий. Прямо сейчас заключенные исправительной колонии номер пять подняли бунт, взяли три заложника из медицинского персонала и устроили пожар в нежилой части помещения. Они требуют лучшие условия для своего содержания и жалуются на произвол со стороны надзирателей… Со своей стороны администрация колонии настаивает на том, что бунт подняла определенная группа людей, имеющая влияние. Так называемые в простонародье, воры в законе…

Бах! Громкий звук сигнализации меня обрывает на полуслове, машинально пригибаюсь, боясь, что один из летящих камней попадет мне в голову. Снова раздается громкий звук на этот раз хлопка, закладывающий уши.

— Тема! Тема! — кричу, оборачиваясь по сторонам, но дым от подоженных шин застилает глаза.

Ничего не видно, едкий запах врезается в нос, отчего становится трудно дышать и я захожусь кашлем.

Проклятье! Да где же Серединский?

— Тема! — снова кричу, но мой голос
утопает в шуме.

Похоже, придется искать. Наверное потерял меня в дыме, и сейчас где-то недалеко стоит. Главное, не паниковать.

Собрав волю в кулак, выпрямляюсь, моргаю несколько раз и оборачиваюсь по сторонам, пытаясь во всем беспорядке найти своего оператора, но бестолку. За плотной завесой дыма ничего не разглядеть.

И дернул меня черт потащиться на эту съемку! И ведь говорили: «Не лезь! Пусть парни едут! Опасно же!». Ага, щас! Кто там будет слушать… Вот, глупая же!

— Серединский!

В ответ летит град камней, и я снова пригибаюсь. В таком полусогнутом положении делаю несколько шагов вперед… Или назад? Проклятье, куда я вообще иду?

Дыма становится еще больше, отчего глаза начинают слезиться. Прикрываю рот рукавом, продолжая куда-то двигаться. Неожиданно в дыму различаю нечеткий силуэт…

Ага! Человек!

До меня доносятся голоса, и я заметно выдыхаю, осознавая что все-таки куда-то вышла и не задохнусь от угарного газа.

Радости нет предела ровно до того момента, пока я не подхожу к ним…

— Эй, Костыль, смотри какой сюрприз! — хватает меня сбоку кто-то за руку и тянет на себя.

— Отпустите! — испуганно взвизгиваю, но в ответ слышу только грубоватый смех, от которого у меня сердце обрывается.

Неужели… Неужели я пошла не в ту сторону?

Передо мной вырастают еще два мужика среднего возраста. Судя по темной мешковатой форме с нашивками, они заключенные.

— Отпустите меня! — требовательным тоном выкрикиваю. — Я журналист федерального канала!

— Какая строптивая крошка, — хмыкает тот, который держит меня за руку. У него бледный шрам рассекающий глаз и гнилые зубы, на которых расплывается плотоядная ухмылка. — Журналисточка, говоришь? — недобро прищуривается. — Слышь, Костыль, у тебя была журналисточка?

— Не-а, — отвечает ему рядом стоящий мужик. Из примечательного у него только высокий рост и неестественная худоба. Видимо отсюда и прозвище — Костыль. — Но сейчас будет!

Липкий страх ползет по спине.

Нет. Нет. Этого не может произойти…
Понимая, что сейчас может случиться нечто отвратительное и ужасное, я чудом вырываюсь из хватки зека. Момент неожиданности работает на меня, поэтому прежде чем кто-нибудь из троицы успевает очухаться, я стремглав бросаюсь в противоположную от них сторону. Спотыкаюсь об какой-то штырь, но на адреналине совершенно не чувствую боли.

— Стой! Стой! — кричат эти троя догоняя, и я ускоряюсь.

«Только бы не упасть. Только бы не упасть» — как мантру повторяю про себя.

Господи, пожалуйста, пусть они отстанут! Я больше никогда не буду нарываться, клянусь! Потому что именно из-за своей глупости и самонадеянности, я оказалась в этой ситуации.

Когда передо мной вырастает стена, осознаю что снова бежала не туда… И вместо того, чтобы добежать до относительно безопасного участка, где снимают журналисты и стоят полицейские, я добежала до самой тюрьмы.

И пути назад нет, потому что мне на пятки наступают заключенные, которые явно не собираются провести меня за ручку до дома.

— Хмурый, она здесь! — орет тот который Костыль.

И я снова срываюсь с места. Добегаю до железной двери, толкаю ее и врываюсь в здание. К моему облегчению, тут пусто. Бегу по коридорам, сворачиваю один за одним, хочу подняться на верхний этаж, но железная решетка заперта, поэтому приходится спуститься на нижний. В подвал.

— Где эта сука? — орет один из преследователей.

— Может, наверх побежала?

— Иди, проверь! А я вниз! — отдает приказ скорее всего Хмурый.

Черт!

Добегаю до конца коридора. И все, тупик.

В ужасе оборачиваясь по сторонам, забегаю за решетку и, захлопнув, поворачиваю железный ключ в замке и бросаю в угол. Знаю, такая себе защита, но это все что у меня есть на данный момент.

Дрожу от страха, вцепившись липкими ладошками в ткань грязных брюк.

Глава 2

Женя

Флэшбэк
Несколько месяцев назад

— Извините… Простите… Можно, пройти? Спасибо… Извините…

Я пробираюсь через толпу к самому ограждению. Мы с Темой прибыли самыми последними, и все эксклюзивы уже расхватали другие каналы! Но я все же не теряю надежду взять короткий комментарий у полковника. Мы уже записали подводку на фоне банка, а также взяли комментарии у случайных прохожих, которые оказались свидетелями ограбления одного из самых крупных банков страны. Но мне этого, разумеется, недостаточно.

— Жень, да нафиг оно надо? — недовольно ворчит за мной Серединский. — Это ограбление уже по всем каналам крутят…

— По всем, но не по нашему, — упрямо возражаю.

С преувеличенно печальным вздохом Тема тащится за мной. Наконец-то мы прорываемся к огражденной части, за которую нельзя проходить даже журналистам. Исключение только для правоохранительных органов. Среди толпы сразу вычисляю полковника — Бориса Петровича. Он стоит возле ограждения, рядом с небольшим фургоном. Мы с ним уже встречались на других менее громких делах. Это мой первый такой большой репортаж.

Обычно меня посылают снимать всякую чепуху вроде первого снега, выяснять в ЖКХ почему старый фонд в таком чудовищном состоянии, а также прорвавшуюся канализацию. Ага, последнее мое самое «любимое». Поэтому сейчас, когда по счастливой случайности, никого в офисе из более опытных журналистов не оказалось, отправили меня.

— Борис Петрович! — выкрикиваю, привлекая внимание полковника. — Можно вас, пожалуйста, на секунду? — сложив руки рупором, кричу мужчине.

Тот от звука моего голоса вздрагивает, раздраженно щиплет себя пальцами за переносицу, что-то бормоча под нос.

Ладно, я не гордая. Сама подойду!

— Борис Петрович! — снова выкрикиваю, пробиваясь ближе. — Пожалуйста, всего один комментарий!

— Сегодня без комментариев, — сурово отрезает мужчина, качая головой.

— Ну может хоть…

Меня перебивает громкий звонок телефона.

— Звонит! — выкрикивает кто-то из фургона. — Сейчас будут требования!

А вот это интересно… Вовремя я однако.

Навострив ушки, старательно не замечаю знаки, которые мне подают несколько полицейских, мол, отойдите.

— Девушка, попрошу вас…

Только начинает отгонять меня полицейский, как главный ему шикает:

— Тихо!

Удача определенно на моей стороне!

Знала бы я, чем это все обернется, то сделала бы ноги, но… Все пришло к тому, чему пришло.

— Говорит Борис Яковлев. Старший полковник отделения полиции центрального района, — представляется грабителям в телефон.

— Здравствуйте, полковник. Боюсь, что не могу представиться в ответ, — отвечает ему наглый голос по громкой связи.

Боги, неужели я сейчас получу эксклюзив? Само собой, никто мне не позволит выложить и записать разговор полностью, однако хоть часть… Хоть что-то…

— Хорошо, как я могу к вам обращаться? — спокойно отзывается Борис Петрович.

— Предпочитаю обходиться без имен, — с хриплым смешком кидает преступник.

— Я понял, — подав какой-то знак ребятам, Яковлев продолжает переговоры. — Послушайте, ваше положение незавидно. Здание окружено. Если вы сдадитесь, то это скостит ваш срок.

— Я в курсе, что окружено, полковник, — невозмутимо хмыкает. — А вы в курсе, что сейчас в здании банка находятся сорок шесть гражданских? Из них пятнадцать женщин и шесть детей. Как считаете, сколько пострадает, прежде чем вы доберетесь до меня? Готовы взять грех на душу?

Борис Петрович сжимает челюсти, понимая, что имеет дело не с обычным желторотым мальчишкой, который переиграл в компьютерные игры, а с настоящим преступником. Он определенно не дилетант. И все по-серьезному.

— Так что, полковник? — даже как-то вальяжно интересуется грабитель. — Готовы?

— Нет, — цедит тот сквозь зубы.

— Вы готовы выслушать требования?

Нет, этот парень либо псих либо ему нечего терять. А может, все вместе.

— Готов, — собравшись, чеканит Борис Петрович.

— Первое: вертолет на крышу, — Боже правый, какая банальщина! Судя по скептическому выражению лица, Борис Петрович думает так же. — Второе: хочу встречи с президентом.

Да он издевается, что ли?

— Встречи с президентом? — недоверчиво уточняет.

— Именно, — подтверждает ему голос в трубке.

— Вы осознаете, что это невыполнимое требование?

— Разве? А говорят, нет ничего невозможного, — дерзко заявляет преступник. — Напоминаю, полковник: пятнадцать женщин и шесть детей.

— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах. Вы можете выпустить хотя бы детей с матерями?

В трубке повисает продолжительная тишина. Вообще-то грабители (по крайне мере так показывают в фильмах, держат заложников до последнего. В конце концов, это их прикрытие), поэтому никто не ожидает равнодушного:

Глава 3

Женя

Нет, мне не забавно. Чего не скажешь о Бахметове, на лице которого расплылась кривая ухмылка.

Мы стоим слишком близко. Чувствую, как сбивается его дыхание, становясь более прерывистым и тяжелым. На ум почему-то приходит тот поцелуй, я качаю головой, словно пытаясь выбросить эти глупости. Дамир, заменив это движение, усмехается, точно читает мои мысли.

Это так неправильно, что воздух между нами наэлектризовался, что от нас буквально летят искры. Он — преступник. Держал в заложниках людей. Дамир Бахметов — не хороший парень, который будет нести на свидание цветы, а после провожать домой. Такой не знает, что такое «свидание». Он возьмет свое, стоит только дать слабину. Воспользуется тобой и моментом, а потом уйдет и вряд ли вспомнит имя.

— Твой чай уже остыл, — немного отодвинувшись от Дамира, нервно изрекаю.

— Я все еще жду ответ, пташка, — он говорит таким повелительным тоном, что у меня проходит мороз по коже.

— Нет, не забавно, — потупив взгляд, выдавливаю.

— Я не про это.

— А… — запнувшись, судорожно сглатываю: — про что?

— Что и кто мне помешает держать тебя тут вечно?

Вечно? Как минимум — смерть. Моя или его это как повезет.

— Бунт подавят, и меня начнут искать, — уверенно заявляю.

Бахметов смотрит на меня как на неразумное дитя, которое искренне верит в то, что по небу летают единороги и едят радугу. И это, знаете ли, напрягает.

— Откуда они узнают, что ты тут? — с непроницаемым выражением лица интересуется.

— Я была с оператором. Он наверное догадался, что я побежала не в ту сторону, — логически предполагаю. — И по камерам увидят.

— Камеры давно не работают. Их отключили как только начался бунт.

Вот черт!

— Значит, найдут у тебя в камере. Нельзя же скрыть живого человека! — негодующе восклицаю. — Когда подавят бунт, будут досмотры!

— Обязательно, — не впечатлившись моими доводами, хмыкает Бахметов, и теперь я совсем не уверена в своих предположениях.

В конце концов кто сказал, что я вообще доживу до того момента, как подавят бунт? У этого мужчины есть весомая причина отомстить мне.

Внезапно чувствую себя уязвимо. Чувство безопасности рядом с Дамиром оказалось ложным. Обхватываю себя руками за плечи, словно пытаясь отгородиться от него.

Бахметов обходит меня, берет со стола чашку с чаем и отпивает. Мы молчим какое-то время, погрузившись в раздумья. Я о своей дальнейшей судьбе, а Бахметов… Черт знает, о чем он вообще думает! Этот парень был бы отличным игроком в покер. На его лице не проскальзывает ни единой эмоции, словно и не лицо вовсе, а гипсовая маска. Он смотрит в маленькое окошко с железной решеткой под самым потолком и неспешно пьет чай.

В отличает от Бахметова, я не могу стоять на месте. Наворачиваю круги по камере, словно надеясь найти дыру в стене через которую ужиком смогу протиснуться в коридор.

Неожиданно раздается громкий звук взрыва. Кажется, даже здание немного встряхнуло. В ужасе оборачиваюсь к Бахметову. Тот только безразлично пожимает плечами, бросая:

— Не договорились.

— Не договорились? — шокированно переспрашиваю.

— А ты как думала, пташка? Что всех перестреляют, и на этом все закончится?

И снова этот снисходительный тон! Я что, по его мнению, тюремный эксперт? Откуда мне знать, как это все проходит?

— Были переговоры. Заключенные выставили список требований. Если произошел взрыв, значит власти не согласились их выполнить.

Боже правый, с этими зэками еще и ведут переговоры? С людьми которые убивают, грабят и насилуют? Нет, конечно, мы живем в современном мире, где процветает толерантность и все в таком духе… Но преступник — это преступник. Тюрьма — это не курорт.

— Но ведь бунт затеяли воры в законе…

— Здесь, пташка, вопрос не об условиях, а о том, кто будет держать власть в своих руках. Что ты знаешь о красных и черных тюрьмах?

Что это цвета их стен…? Это первая мысль, и она явно неправильная, поэтому я предпочитаю промолчать.

— Забудь, — заметив мой растерянный вид, произносит. — Тебе это не нужно. Просто делай, как я говорю.

— И ты оставишь меня в живых? — с каким-то отчаянием в голосе бросаю.

Брови Дамира в удивлении взлетают вверх. Хоть какая-то эмоция.

— Я не убийца, пташка. И ты это знаешь.

— Это было несколько месяцев назад, — недоверчиво фыркаю. — За это время многое могло измениться.

— И изменилось.

И нет, он не пытается похвалиться или показаться «крутым». Просто констатирует факт.

— Но я свое слово держу, в отличие от некоторых, — бросает на меня резкий взгляд. — Я никогда не убивал и не собираюсь начинать.

Я знаю, что это его «в отличие от некоторых» камень в мой огород.

— Тогда зачем я тебе? — снова спрашиваю, но Бахметов отвечать явно не намерен.

Глава 4

Женя

Бахметов без лишних слов ушел, оставив меня одну с этими подонками. Он не попрощался, просто кивнул, развернулся и ушел. И пусть у них с Захаром есть некая договоренность, но, будем откровенны, что мешает ему мной воспользоваться? Или всем им? Совесть у этих людей отсутствует, также как и моральные ценности.

— Садись, Евгения, — хлопает Захар рукой по месту рядом с собой, — в ногах правды нет.

Заставляю себя сдвинуться с места и последовать приказу. А это именно он, не сомневайтесь. Готова поспорить, что такой человек как Захар вообще не знает что такое просьба.

Я стараюсь сесть настолько далеко, насколько это возможно, но в следующую секунду Захар придвигается ко мне вплотную, пальцами хватает прядку моих светлых волос, отчего я замираю, точно кролик перед удавом.

— Так что, Евгения, когда ты успела перейти дорогу Бахе, ммм?

Смотря прямо перед собой, невнятно бормочу:

— Я не переходила… Случайно…
Снимала…

— Опять случайно? — хохотнув, перебивает. — В такие случайности, — делает акцент на последнем слове, — слабо верится.

— Но я правда случайно… — совсем жалко выдавливаю.

— И сдала ментам случайно? — схватив мой подбородок указательным и большим пальцем, поворачивает мою голову к себе, заставляя посмотреть ему в глаза. — Предпочитаю видеть лицо собеседника. Особенно, когда оно такое симпатичное, — ласково проводит большим пальцем по щеке. Он бы меня еще похлопал как собаку! Впрочем, сейчас он здесь хозяин, повелитель и сам Бог. Хотя Сатана, надо сказать, подходит ему больше. — Мне интересны подробности, пташка. Как вас свела судьба?

И я погружаюсь в воспоминания, которые пыталась тщетно заблокировать на протяжении нескольких месяцев…

Флэшбэк
Несколько месяцев назад

— Женя, вы точно готовы? — в который раз переспрашивает меня психолог, которого прислали с группой спецназа.

Заторможенно киваю головой, отвечая:

— Конечно.

— Вы не обязаны этого делать, — взяв меня за руку и сжав, мягко говорит.

— Я понимаю…

И тем не менее от моего выбора зависят судьбы шестерых матерей и их детей. Двенадцать жизней против одной… Ответ очевиден. И он очевиден не только для меня, но и для всех. Особенно, для полковника Яковлева, который как только преступник объявил свое последнее требование, зыркнул на меня так, точно это по моей указке мерзавцы решили ограбить банк и взять заложников. И чего ему злиться, спрашивается? Он освободит часть женщин и всех детей. Скорее всего за это получит звездочки на погоны и премию.

— Мы вам очень благодарны, Женя. Поверьте моему опыту, если преступник вышел на контакт, и тем более так быстро согласился обменять заложников, то есть шанс, что вас всех скоро отпустят.

Шанс из скольки? Один из ста?

— То есть преступники одумаются и сдадутся? — скептически замечаю, и психолог виновато отводит глаза.

Сама же понимает, что это бред сивой кобылы. Если меня согласились обменять, значит им нужен журналист. Для чего? Это хороший вопрос. Возможность узнать у меня будет, хочу я того или нет.

— Женя, подойдите сюда, — зовет меня Борис Петрович.

— Все обязательно будет хорошо, — напоследок шепчет мне психолог, ободряюще улыбаясь.

Кивнув, выдавливаю из себя кислую улыбку в ответ и иду к полковнику, который ждет меня в фургоне.

— Женя, я не психолог, — сходу начинает он, — не буду тебя успокаивать и говорить, что все будет в порядке. Мы не можем знать, что тебя там ждет. Для чего-то им нужен журналист. Тебе уже выдали инструкции, как себя нужно вести?

— Да, — киваю головой.

Самое основное, не допускать действия, которые могут спровоцировать преступников открыть огонь. Проще говоря, не нарываться. Также не смотреть в глаза, выполнять требования, не истерить и спрашивать разрешение на любое действие будь это даже естественная нужда.

— Хорошо, не пренебрегай ими. Вообще-то я позвал тебя сюда, чтобы попросить об одолжении… — неожиданно мнется полковник.

И это меня настораживает, учитывая, что мягкость этому человеку не свойственна. Что ему нужно?

— Ты бы нам очень помогла, если бы разрешила нацепить на себя прослушивающие устройства.

То есть рискуя жизнью, я делаю все равно недостаточно? Удивительные конечно у нас правоохранительные органы. Впрочем, разве можно судить полковника? Это его работа. А моя работа снимать и вещать новости. Сама нарвалась.

— А если они заметят?

— Не должны, — уверенно отрезает. — А если заметят, то снимут и все.

Ага, вместе со шкурой и скальпелем. И тем не менее, несмотря на всю опасность, я соглашаюсь. Через десять минут я увешана жучками, точно новогодняя елка.

— Готово! — довольным тоном изрекает специалист по прослушке. — У них могут быть заглушки, поэтому не факт что поможет. Но попытка не пытка, — подмигивает мне парень, стараясь разрядить обстановку.

Глава 5

Женя

Смотрю на себя в зеркало безжизненными глазами. Когда истерика прошла и слезы закончились, наступила апатия. Я будто стала смотреть на себя со стороны. Словно и не со мной происходят эти жуткие вещи, а с какой-то другой Женей Архиповой.

Кто-то скажет что я сдалась, ну и пусть. Иногда борьбой можно сделать только хуже. Лучше затаиться, выждать подходящего момента… И сейчас явно не он. Я заперта в комнате, в которой даже нет окна. Среди преступников, для которых на данный момент я лакомый кусочек.

Бьюсь об заклад, слухи что где-то в колонии есть женщина уже разнеслись по всей колонии. А что такое молодая женщина, точнее ее тело, для мужчин, которые годами сидят взаперти? Полагаю, вы и сами знаете ответ. Чудо, что я до сих пор цела и невредима.

Часы отсчитывают последние минуты перед приходом Захара. Разумеется, в шкафу не нашлось приличной одежды. Только вульгарные платья, не оставляющие простора для фантазии. Так сказать, «приз» во всей красе. Я надела самое закрытое, что нашла. Черное шелковое платье, облегающее по фигуре и доходящее до середины бедра. Открытые руки и вырез на груди настолько низкий, что страшно шевелиться.

Также в шкафу не нашлось нормальной обуви, поэтому я предпочла остаться в своих лоферах. Волосы от грязи и крови отмыла, но укладывать не стала, хотя здесь были утюжок, плойка и даже бигуди. Еще я обнаружила кучу брендовой косметики, к которой принципиально не прикоснулась. Очевидно, на своих залетных «пташках» Захар не экономит. Привык к самому лучшему.

Еще наряжаться для этих маргиналов!

По правде говоря, мне хочется быть как можно менее заметной, чтобы я слилась со стеной, чего, конечно же, не произойдет. Ну, может, хотя бы на фоне других «пташек», которые сюда попадали, я буду выглядеть не особенно впечатляюще? К тому же сейчас я больше похожа на призрак, чем соблазнительницу.

Волосы цвета мокрого песка небрежно свисают по плечам, светлые глаза покраснели от затяжной истерики. Кажется, у меня полопались капилляры. На фоне мертвецки бледной кожи с синяками и порезами выглядит жутковато.

Я перестаю дышать и застываю, когда слышу как в двери поворачивается ключ. Бросаю взгляд на часы. Ровно одиннадцать. Даже не сомневалась, что Захар пунктуальный мерзавец.

Железная дверь со скрежетом открывается, и Захар медленно заходит в комнату. Машинально поворачиваюсь, и он тут же восхищенно присвистывает, пристально рассматривая каждую частичку моего тела.

— Евгения, да ты настоящая красавица! Бахметов везучий ублюдок! Может, оставить тебя себе?

Гребаный извращенец! Да людей в гроб краше кладут!

Мои глаза расширяются от испуга. Заметив такую реакцию, Захар весело хохочет и произносит:

— Шучу, Евгения. Договор дороже денег.

Теперь он смотрит на меня не с мужским интересом, а скорее как на товар, который хочет выгодно продать. Заметив на моих ногах лоферы, мужчина приказывает:

— Надень черные лодочки и губы накрась красной помадой от «Шанель». Ты слишком бледная. Блондинкам идет красный.

Мой план оставаться незамеченной и непривлекательной терпит крах. Не будем упоминать о том, что он заранее был обречен.

Не скрывая своего недовольства, достаю из шкафа лодочки и надеваю на ноги, после чего подхожу к столу, хватаю помаду и наспех крашу губы. Закончив, поворачиваясь лицом к Захару, чтобы он оценил мои «старания».

— Превосходно, Баха оценит! — с кривой ухмылкой комментирует. — Пошли.

Последний раз смотрю на свое отражение, и презрительно морщусь.

Выгляжу как дешевка! В таком виде только на трассу. Не то чтобы я далеко ушла…

Подхожу к Захару, и тот бесцеремонно хватает меня за руку, положив ее себе на предплечье. Открыв дверь, он выключает свет и вытаскивает меня из комнаты. Дойдя до конца коридора, мы спускаемся по железной лестнице на несколько этажей ниже. Господи, у них тут что катакомбы?

— Страшно, Евгения? — когда мы идем по каким-то едва освещенным туннелям, обыденным тоном интересуется Захар.

— Да, — честно отзываюсь.

— Так и должно быть, — невозмутимо хмыкает. — Ты молодая девушка среди мужчин с сомнительной репутацией. Могу дать слово, что до конца боя с тобой все будет в порядке.

Очень «обнадеживающе» звучит.

— А после?

— Что будет с тобой после — решать победителю. Знаешь, мужчины более ласковы с покладистыми женщинами. А для тех в кого влюбляются, готовы на что угодно…

— Влюбляются? — иронично переспрашиваю. — Разве эти монстры знают, что такое любовь?

— Ты еще слишком юна, Евгения. Влюбиться может абсолютно каждый мужчина. Он может быть монстром для всего мира, но есть у своей любимой из рук.

Ага, охотно верю. Как будто сегодня мужчины будут бороться за мою ласку и любовь, а не тело.

— Зачем вы мне все это говорите? Хотите дать ложную надежду? — подозрительно кошусь на этого интригана.

— Ложную? — деланно удивляется он. — Вполне себе реальную. А может, я проникся к тебе симпатией, Евгения?

Глава 6

Женя

Всю дорогу до одиночной камеры Дамира мы сохраняем напряженное молчание. И, когда мы заходим в камеру, точнее Бахметов меня втаскивает за собой, я ожидаю, что исходящая от него волна гнева обрушится на меня, но этого не происходит…

Бахметов закрывает дверь и прислоняется к ней, устало откидывая назад голову.

Искоса поглядываю на мужчину, отмечая про себя кровоподтеки, ушибы, раны…

Господи, да ему же наверняка больно!

— Я… — сглотнув тяжелый ком в горле, набираюсь смелости и спрашиваю: — я могу чем-нибудь тебе помочь?

— Можешь, отмотать время назад и не появиться в моей гребаной жизни? — сухо кидает.

— Нет, но я могу обработать раны и…

— Я сам, — жестко припечатывает, отказываясь от моей помощи.

Ясно. Он из тех гордых мужчин, которые будут умирать, валяться в луже собственной крови, но помощь ни от кого не примут.

Бахметов наконец отлипает от стены и, качаясь из стороны в сторону, точно пьяный, подходит к железной тумбочке, достает оттуда уже знакомые мне перекись, вату и бинт.

Ладно, раз мы такие гордые…

Деликатно отворачиваюсь и смотрю в решетчатое окно, за которым уже давно наступила ночь. Бой был назначен на двенадцать ночи, еще какое-то время парни пытались прикончить друг друга (дракой то сомнительное мероприятие сложно назвать), значит сейчас не меньше двух часов ночи.

Сколько я уже здесь? Должно быть, не меньше десяти часов. Десяти самых жутких часов в моей жизни. Полные страха и безнадежности. Сколько я еще здесь пробуду?

Услышав грохот, вздрагиваю и оборачиваюсь. Бахметов едва стоит, упираясь локтями в железную тумбу и рвано хватая ртом воздух. Бинт и вата валяются у его ног.

Проклятье! Упрямый осел!

В гробу я видела его гордость! При чем такими темпами его там точно увижу!

Преодолев расстояние между нами, опускаюсь на пол и собираю упавшие предметы, не обращая внимание на глухое рычание Бахметова.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, — стоит мне только осторожно коснуться его плеча, взбешенно рявкает.

Меня, признаться, до чертиков пугает этот его свирепый вид, но он единственный кто хоть немного мне знаком. Без лишнего кокетства, этот мужчина пострадал из-за меня, какие бы цели не преследовал (а он их преследует, не сомневайтесь). И, посмотрите-ка, я до сих пор жива и при своей чести, если вы понимаете о чем я… В этом есть заслуга Бахметова. Самое меньшее, что я могу сейчас сделать, это обработать его раны, хотя бы потому что моя жизнь напрямую зависит от его. Мы прочно связаны.

— Я всего лишь хочу помочь…

— Помочь? — вкрадчиво уточняет. С неожиданной силой отталкивается от тумбочки и в следующее мгновение устрашающе нависает надо мной. — Ты уверена, пташка, что хочешь мне помочь? — опаляет интимным шепотом ухо.

Немного сдвигаюсь назад, чтобы создать между нами больше пространства. Не то чтобы у меня получается. Это тюремная камера слишком тесна для нас двоих. И я не о о квадратных метрах говорю.

Задираю голову, чтобы смело заглянуть в эти выражающие голод и страсть глаза. Чувствую, как предательский румянец опаляет щеки. Жаркий взгляд Бахметова медленно скользит к моей шее, затем ниже к груди, обтянутой тонким шелком. Кажется, я покраснела от мочек ушей до самых пяток от этого откровенного изучающего взгляда мужчины.

Я никогда не казалась себе особенно привлекательной. Мой типаж «соседская-девчонка», а не «первая красавица». Ну правда, ничего выдающегося! Ни большой груди, ни попы, бедра и те узкие. Однако то, как сейчас пожирает меня глазами Дамир, заставляет меня чувствовать себя самой красивой женщиной на планете. И это неправильно.

Для него я всего лишь способ расслабиться, сбросить пар, а для меня? Для меня это позор. Отдаться первому встречному, в жутких условиях при не менее жутких обстоятельствах. Пожалуй, именно последние мысли действуют на меня отрезвляюще, точно ушат холодной воды.

— Знаешь, чем именно ты мне можешь помочь? — хищно прищуривается Бахметов.

— Да, обработать твои раны, — прикидываюсь дурочкой, мол, не понимаю его намеков.

— А поблагодарить ты меня не хочешь? — Дамир резко дергает меня за руку, отчего я впечатываюсь ему в грудь.

Стальной хваткой удерживает за плечи, когда я пытаюсь отстраниться. Не особо нежно приподнимает пальцами подбородок и холодно чеканит:

— Я могу взять свое хоть прямо сейчас. И никто меня не остановит. Никто, пташка, — он делает паузу, чтобы я прониклась этими словами, после чего продолжает: — но не буду. Меня не привлекает плачущая подо мной женщина. Лучшее, что ты сейчас можешь сделать — это замотаться, чтобы у меня не было соблазна нарушить свое правило. Ты себе и представить не можешь… Это платье… — он с трудом отводит глаза, почему-то раздраженно фыркает. — Захар, чтоб его!

Бахметов словно с сожалением отпускает меня, и я незамедлительно следую его «совету». Нахожу покрывало и накидываю на плечи. Я не дура, и понимаю, что это не платье, а практически призыв: «Возьми меня!».

Дамир тем временем садится на кровать и, матерясь себе под нос, обрабатывает раны и ушибы. Он злится, когда не может дотянуться до большого кровоподтека на спине. И я снова подаю голос:

Глава 7

Женя

Наше время. Исправительная колония

Закончив обрабатывать раны, встаю и выкидываю грязную вату в ведро, что стоит за каменной стеной рядом с туалетом. К слову, тут же находится раковина и даже что-то отдаленно похожее на душ. Если судить по апартаментам Захара, то у того президентский-люкс. А это получается, тюремная камера-люкс?

— В последнем ящике тумбочки есть скрытый отсек. Достань оттуда обезбол, — не открывая глаз, просит Бахметов.

Подойдя к тумбочке, открываю последний ящик и пытаюсь найти этот скрытый отсек, но тщетно. Открываю первый, затем второй, задвигаю их обратно, а потом в глубине третьего случайно замечаю какую-то неровность, похожую на шов от сварки. Сдвинув эту неровность, действительно нахожу скрытый отсек, в котором лежат таблетки сильного обезболивающего, какие-то уколы, пару книг и… Чтоб меня, да это же телефон!

Бросаю тревожный взгляд на Бахметова, но тот по-прежнему лежит с закрытыми глазами. Если бы не тяжелое дыхание, то я бы подумала что он мертв. Может, спит?

Двумя пальцами аккуратно достаю телефон, чтобы убедиться, что это действительно он, а не рация или галлюцинации (всякое может быть).

Внимательно рассматриваю и кручу предмет в руках.

Боже правый, это определенно точно телефон! Старый, не новомодный сенсорный гаджет, к которым мы все привыкли, а обычный кнопочный телефон.

— Ты там уснула? — неожиданно раздается хриплый голос Бахметова.

Испуганно закидываю телефон обратно, хватаю таблетки, закрываю отсек и захлопываю тумбочку.

— Нашла, — пытаясь скрыть волнение и дрожь в голосе, произношу. Но, разумеется, попытка не слишком удачная.

То ли Бахметов слишком изнеможен, то ли ему просто все равно, но он никак не комментирует это мое странное поведение. Только с глухим стоном переворачивается с живота на спину.

Налив в стакан воду из чайника, достаю две таблетки из пачки и протягиваю Бахметову вместе с водой.

Он закидывает в себя обезболивающее и, запив, требует:

— Еще.

— Тебе не будет плохо? — с сомнением кошусь на пачку у себя в руках.

Все-таки таблетки достаточно сильные, и могут быть побочные эффекты.

— Хуже, чем сейчас? — хмыкает. — Вряд ли.

— Я могу сделать укол.

— Нет, это на самый крайний случай, — категорично отказывается мужчина.

На крайний случай? А это я, прошу прощения, какой? Обычный день из жизни заключенного? Но, как говорится, хозяин — барин. Хочет мучиться — пусть.

Достав еще две таблетки, протягиваю мужчине. Дождавшись пока он запьет, забираю стакан, ставлю его обратно на стол и замираю столбом посредине камеры, не зная куда себя приткнуть.

Здесь всего лишь кровать и один стул. Выбор очевиден — стул. Ну, не примоститься же под боком у Дамира, в самом деле! Впрочем, то, что мне кажется абсурдом для Бахметова — обычное дело.

— Ложись спать.

— Эм-м, куда? — глупо переспрашиваю, на что в ответ получаю отрывистый смешок.

— А что, есть варианты? Рядом со мной. Больше здесь места нет. Можешь лечь на полу, но он холодный. Не советую.

— Я… Я не хочу спать, — произношу, и тут же, противореча собственным словам, зеваю.

— Можешь не спать, но завтрашний день будет не легче. Бунт не подавали. Никто не знает, чем это обернется. Тебе нужны силы.

Ладно, в его словах есть здравое зерно. Поэтому я действительно ложусь на самый край узкой лежанки. Бахметов немного сдвигается, и я скатываюсь ему под бок. Он не пытается ко мне прикоснуться. Одну руку вытягивает за голову, а вторая спокойно лежит вдоль тела.

Знаете, никогда бы не подумала, что усну в подобном месте, но усталость берет свое. И я даже не понимаю, в какой момент просто вырубаюсь.

***
Просыпаюсь от резкого толчка в спину. Приподнявшись, смаргиваю остатки сна и недоуменно озираюсь, не понимая, что произошло.

Снова толчок, но уже в бок.

Проклятье! Это Бахметов во сне бьется. Точнее, он хочет повернуться, но поскольку кровать очень узкая, то Дамир задевает меня локтями.

Слабые лучи света пробиваются через окно. Должно быть, солнце начало всходить. И тут в моей голове, словно зажигается лампочка. У меня есть план!

Осторожно, чтобы не разбудить Бахметова, встаю с кровати. От моих движений он что-то неразборчиво бормочет во сне, но не просыпается. Спит крепко. Фух, спасибо тебе господи!

Не отрывая от мужчины внимательного взгляда, на цыпочках двигаюсь задом к тумбочке. Останавливаюсь напротив и стою рядом, выжидая какое-то время. Все ожидаю, что Бахметов проснется, но его дыхание выравнивается и он впадает в глубокий сон.

Ладно, или сейчас или никогда! Второго такого шанса может и не быть!

Присев около тумбочки, как можно медленнее и тише открываю третий ящик, то и дело обеспокоенно косясь в сторону Бахметова. Отодвигаю затворку скрытого отсека и выуживаю телефон.

Глава 8

Женя

Утро наступает стремительно. Впрочем, оно и неудивительно, учитывая, что я полночи не спала.

Луч света бьет прямо в глаза, и я прикрываю лицо рукой. С недовольным стоном отлепляюсь от подушки, чтобы удостовериться в том, что вчерашний день мне не приснился.

Бахметов проснулся раньше меня. Сквозь сон до меня доносились размеренные шаги по камере и недовольное сопение, когда он делал себе перевязку. В этой камере словно все чувства обостряются в тысячу раз. Впрочем, держу пари, этому есть научное объяснение.

Я буквально заставляю свое одеревеневшее тело принять сидячее положение. Зевнув, потягиваюсь, а потом нахожу глазами Бахметова, отчего эти самые глаза чуть не выпадают.

Да чтоб меня!

Дамир подтягивается на турнике, что прикреплен над входной дверью. Поправочка. Он подтягивается без футболки. И я буквально вижу все эти бицепсы, трицепсы, перекатывающиеся под смуглой кожей. Конечно, вчера я уже видела эту «машину», а иначе такое тело никак не назвать, в действии. Однако смотреть с двадцати метров и практически вплотную — не тоже самое. И, разумеется, я уже видела Дамира без футболки, когда обрабатывала раны, но едва ли обратила внимание, поскольку была слишком обеспокоена его состоянием.

И, посмотрите-ка, прошло всего несколько часов, а этот неугомонный мужчина уже занимается спортом!

— Ты же еще не выздоровел!

Мужчина делает последний подход, потом легко спрыгивает на ноги и, разминая шею, парирует:

— Я и не болел.

— Ты вчера еле ходил, — язвительно напоминаю.

— Ты преувеличиваешь, пташка, — невозмутимо хмыкает. — Я в душ, — сообщает, доставая полотенце из верхнего ящика железной тумбочки. — Не желаешь составить мне компанию? — с кривой ухмылкой и призывным взглядом интересуется.

Прошу прощения…?

— Нет!

— А когда пялилась на меня минутой раньше выглядела так, будто желаешь, — дразняще кидает, после чего разворачивается и топает за стену, в то самое место, которые он называет «душем».

— Я не пялилась!

— Ври себе дальше, пташка, если от этого легче! — кричит в ответ этот гаденыш. — И чай сделай, раз уж ты соизволила проснуться.

Ох, за эти несколько месяцев я и забыла насколько этот тип бывает невыносимым.

Когда чай уже стоит на столе рядом с баранками, которые я нашла в верхнем шкафу над столом, Дамир выходит из-за стены в одном полотенце обернутом вокруг бедер. Капельки воды медленно стекают по скульптурному торсу, и я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как щеки опаляет румянец.

— Краснеешь, как девственница, — иронично замечает, отчего я, черт возьми, не то что краснею, а буквально могу освещать своей красной физиономией ночную дорогу!

Да. У меня до сих пор не было секса. И что с того? Мне всего двадцать один год. И да, я знаю, что многие мои ровесницы уже познали радость плотских утех, но я не стремлюсь переспать с первым встречным. Называйте меня наивной дурой, но я хочу только по любви!

— Да чтоб ты понимал, — обиженно ворчу, складывая руки на груди.

Не хватало еще, чтобы он догадался!

— Я очень много понимаю, пташка, — выделяя слово «понимаю» соблазнительной интонацией, произносит. — Ты только попроси, и я тебе все покажу, расскажу…

Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?

Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.

Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.

— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.

Проклятье!

Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.

Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?

— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.

Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.

Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?

— Пожалуйста…

— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.

— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.

— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.

— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?

— Я сказал — нет.

— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…

Глава 9

Женя

Я сижу в углу в оцепенении. Страшно пошевелиться, чтобы не выдать себя… Не то чтобы сволочи за дверью не догадались, учитывая что они начали тарабанить, когда я пошла в душ.

Скажем так, нормально покупаться мне так и не удалось. Я только намочила тело, нашла кусок простого белого мыла и намылилась, когда в дверь раздался грохот. Сперва подумала, что оборвались очередные переговоры или еще что стряслось… Но когда мужские грубые голоса потребовали, чтобы я им открыла и цитирую: «Продемонстрировала женские прелести!», то вылетела из душа, даже не смыв до конца пену. Обмоталась одеялом и забилась в угол, испуганно дрожа и крепко сжимая заточку в руках. Как будто я умею ей пользоваться, в самом деле! Давайте откровенно, если я попытаюсь этой штукой защититься, то нанесу себе еще больше вреда.

Голоса почему-то стихли, и от этого я напрягаюсь еще сильнее, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Но кроме своего сбитого дыхания и гулко стучащего сердца ничего не слышу.

Может, ушли?

И только я хочу выдохнуть, как слышится несколько приглушенных ударов и стонов, словно происходит какая-то потасовка. Еще полминуты возни, после чего в дверь сильно и громко стучат.

— Открывай! — рявкает Бахметов.

Я все еще нахожусь в замешательстве, поэтому не сразу реагирую.

— Открывай, черт возьми! — поторапливает меня Дамир, отчего я буквально подскакиваю на ноги и подлетаю к двери.

Уже тянусь к металлическому замку, когда вдруг охрипшим голосом осторожно спрашиваю:

— Ты один?

— А ты? — едко парирует.

— Конечно!

— Открывай! — требует Бахметов, и я не смею ослушаться.

Открыв дверь, отхожу, почему-то прижимая руку с заточкой к груди.
Дамир заходит в камеру, сканирует меня глазами, что-то явно нелицеприятное бормочет себе под нос, а потом зло кидает:

— Что из слов, другим не отвечай, ты не поняла?

— Я все поняла, — обиженно вскидываюсь. — Я никому не отвечала.

— Если бы ты никому не отвечала, то тебя бы не караулили под дверью, — вполне резонно замечает Бахметов, складывая руки на груди.

— Я просто пошла в душ… И наверное они услышали звук воды, — пристыженно признаюсь.

Ладно. Да, я идиотка. Ну, а что мне еще оставалось делать? Купаться в присутствии Бахметова? Нет уж, спасибо!

— Господи, за что? — щипая себя за переносицу, на выдохе обреченно произносит Дамир. — Послушай, пташка, я хочу чтобы ты следовала моим советам, которые я тебе даю. Если не хочешь, чтобы тебе твои перышки ощипали и… Что ты делаешь? — он недоуменно таращится в район моей груди, к которой я прижимаю заточку. — Это орудие защиты, а не талисман, черт побери!

Опускаю руку и неловко поправляю сползающие с плеч одеяло.

— Я не умею таким пользоваться.

— Значит, придется научиться, — тоном не терпящим возражений, заявляет.

Делает решительный шаг на меня, и я даже понять не успеваю, как оказываюсь обезоружена, прижата спиной к его торсу и со скрученными руками за спиной.

И, боже мой, одеяло на моих плечах держится на одном честном слове!

Поскольку из моего рта вылетает все что ни попадя, и только потом мозг анализирует, я истерически верещу:

— Я голая!

— Очень сомнительный способ остановить нападающего, пташка, — глумливо усмехается мне в ухо Дамир.

— Я правда голая, — жалко протягиваю. — Я не успела одеться. Отпусти, пожалуйста…

Бахметов, услышав мои слова, наоборот крепче прижимает к себе, медленно поднимает руку от талии до ключицы и нежно проводит по голому участку кожи. Странное томление образовывается внизу живота, а мои мысли наполняются картинками абсолютно неприличного содержания.

Нет, я понимаю, что со мной происходит… Но отказываюсь это принимать! Между нами ничего невозможно! Ничего.

— Дамир, отпусти, — натяжным голосом выдавливаю, напоминая о своей просьбе.

Неохотно мужчина разжимает захват, тихо говоря:

— Ты точно испытываешь мое терпение.

Несмотря на Бахметова, подхватываю черное шелковое платье и несусь за каменную перегородку, где натягиваю его со скоростью света, а сверху накидываю одеяло.

Когда выхожу, Дамир выкладывает в пластиковые тарелки вермишель быстрого приготовления и заливает кипятком. Открывает банку тушенки и добавляет в еду. Это, я так понимаю, наш нехитрый обед. Меня от вида этой тушенки передергивает. Боже правый, сколько ей лет? Или десятилетий?

— Ты ходил за едой? — догадываюсь я, на что Дамир кивает головой. — И что говорят?

— По поводу? — невозмутимо отзывается.

— По поводу бунта. Когда он закончится?

Бахметов смотрит на меня, точно на неразумное дитя.

— Ты серьезно думаешь, что зэки хотят, чтобы бунт подавили?

— Нет, но… — смущенно пожимаю плечами, понимая, что опять сморозила глупость.

Глава 10

Женя

Понятия не имею как выгляжу в платье, которое принес Лысый, но подозреваю что как девушка с низкой социальной ответственностью. В камере Дамира нет зеркала во весь рост. Только небольшое кругленькое, что висит в душе. Душ это, конечно, громко сказано. Скорее шланг с пластмассовой лейкой и небольшим отверстием в полу для слива.

На этот раз платье красное, длинной до колена и с закрытой грудью под самое горло. Вроде прилично, да? Я тоже так подумала, пока не увидела обнаженную до самых ягодиц спину.

Боже правый, я никогда не одевалась так развратно! Мой стиль — это рубашки, спортивные костюмы и легкие платьица. Учитывая, что платье мне немного большевато, оно открывает больше задницы, чем необходимо. По задумке, оно должно заканчиваться чуть выше поясницы, а у меня едва ли не видно копчик!

Дамир никак не комментирует платье. Он лишь скользит по мне безразличным взглядом и хмыкает. Но это реакция на перед платья, потому что когда ему открывается вид сзади, то он со свистом втягивает в себя воздух и сквозь зубы матерится.

— Все так плохо, да? — жалобно спрашиваю.

— Плохо? — как-то сдавленно отзывается.

— Ну вид…

— Вид шикарный. Это плохо, — заключает, обреченно вздыхая.

— Одеяло взять нельзя, да?

— Увы…

— Зачем он это делает? Ты же выиграл меня! — яростно выпаливаю.

— Это только начало игры, пташка. Захар любит многоходовки.

— А ты? — почему-то спрашиваю, резко оборачиваясь и натыкаясь на внимательный взгляд серых глаз.

Вопрос остается без ответа.

Мы снова идем по плохо освещенным коридорам. И нет, несмотря на то, что я уже много раз ходила по этим коридорам, я так и не запомнила куда какие ведут… Потеряться здесь, к сожалению, очень легко. Особенно человеку, который страдает топографическим кретинизмом. Всем привет.

— Ты помнишь, что я тебе говорил? — когда мы подходим к хоромам Захара, спрашивает Дамир.

— Да, молчать, пока со мной не заговорят, не юлить и не смотреть в глаза, — отрапортываю, точно солдат.

— Не смотреть в глаза — уже не актуально, — сухо усмехается, после чего стучит в дверь.

Уже привычное действо. За дверью спрашивают кто пришел, и после того как Дамир отзывается, нас впускают.

Происходящее в камере Захара какой-то сюр. Диваны отодвинули и посредине комнаты поставили небольшой сервированный по всем правилам этикета стол. Несколько довольно неплохих на вид блюд, бокалы и бутылка дорогого шампанского.

За столом сидит Захар и еще два человека. Тот толстый, который вечно лезет ко мне со своими гадкими комментариями и еще один мужчина в очках, который тоже постоянно трется возле Захара. Должно быть, это самые приближенные к нему люди. Как говорится, правая и левая рука. Собственно, они даже сидят по бокам от своего «главаря».

— Евгения, прекрасно выглядишь! — восхищенно присвистывает Захар, разглядывая меня. И от этого голодного взгляда мне хочется спрятаться.

— Спасибо, — кивнув головой, выдавливаю из себя.

Неожиданно чувствую прикосновение горячих пальцев к голой спине, отчего вздрагиваю и натягиваюсь, точно тетива. Это Дамир обвивает рукой мою талию, притягивая к себе и… Обозначая территорию, что ли?
И пусть жест абсолютно варварский, но, когда Бахметов ко мне прикасается, я чувствую себя более защищенной. Знаю-знаю, я сумасшедшая.

— Баха, вижу ты уже полон сил, — замечает Захар, с хитрым прищуром оглядывая мужчину.

— Стараюсь, — сухо парирует Дамир.

Еще несколько обменов «любезностями» и нас приглашают сесть за стол. Мы размещаемся аккурат напротив Захара.
Все это напоминает званый ужин. И меня не покидает ощущение, что, переступая порог этой «камеры», ты отказываешься в параллельной вселенной.

Расстегнув пуговицы пиджака, Захар кивком головы указывает очкастому на бутылку игристого, мол, открой. Тот незамедлительно слушается. Раздается глухой звук вылетающей пробки, после чего напиток разливается по бокалам.

Я на это действо гляжу с плохо скрываемой брезгливостью. Во-первых, терпеть не могу шампанское. От него у меня кружится и болит голова, а во-вторых эта не та компания в обществе которой хочется выпивать. Не то чтобы меня кто-то спрашивает…

— Предлагаю выпить за обстоятельства непреодолимой силы, — подняв бокал, пафосно начинает Захар. — Все же удивительная вещь судьба, скажите? Если бы не она, то этот вечер снова бы пришлось коротать в исключительно мужской компании.

Судьба? Меня сюда привела глупость и самонадеянность, а не судьба.

— Евгения, за тебя! Ты сегодняшнее украшение вечера!

Мы чокаемся, и я делаю вид что отпиваю, хотя на самом деле только притрагиваюсь губами к бокалу, после чего отставляю его в сторону. Первые десять минут мы с Дамиром или молчим, или односложно отвечаем, пока Захар ведет светскую беседу.

Я не пью, только кушаю. А покушать тут, надо сказать, есть что. Особенно, если сравнивать с нашим обедом из быстрорастворимой лапши и древней как мир тушенки. Стейки, запеченная картошка, закуски и, разумеется, бутерброды с красной и черной икрой.

Глава 11

Женя

Всю обратную дорогу до камеры, Дамир держит руку на моей спине, словно ему жизненно необходим контакт с моей кожей. Подтверждение, что его «приз» никто не забрал.

И если вчера я еще не понимала, почему он за меня дрался, то сегодня… Сегодня осознаю, что для Бахметова я такая же кукла как и для других. И ко мне он тоже относится как к «призу», а не как к девушке, живому человеку. И единственное почему он еще не воспользовался моим телом, потому что не насильник. Потому что Дамир из тех мужчин, которые привыкли к тому, что женщины сами растекаются у их ног лужицей.

Дойдя до камеры, Дамир открывает дверь и пропускает меня вперед, после чего заходит сам и закрывает на замок.

Он молчит как и любой упрямый гордый представитель мужского пола, который сам не понимает почему злится.

Искоса поглядываю на Дамира, сбрасывая с ног неудобные туфли.

Крепко сжатые челюсти, играющие на скулах желваки, сурово сведенные к переносице брови. Да, он определенно в бешенстве.

— О каких словах Захара ты должна подумать? — обернувшись, резко выпаливает.

Наверное этот интриган имел ввиду наш вчерашний разговор о любви. Точнее, что влюбленный мужчина готов на все ради любимой женщины. Только, знаете, любовь ведь тоже бывает разная. Бывает любовь которая окрыляет, приносит счастье, а бывает губительная. Наркотик, приводящий к фатальным последствиям. И, полагаю, чем больше человек сломлен, тем извращенней у него понятия любви. Дамир не похож на сломленного мужчину, но и на влюбленного тоже не особо.

— Он пошутил, — невозмутимо произношу, мол, ничего важного, но Бахметова такой ответ, разумеется, не устраивает.

— Пошутил? — недобро прищуривается. — Не похоже на шутку.

— Это просто глупости. Захар тебя провоцирует, ты же знаешь!

Ну не может же он быть дураком и не понимать зачем Захар это все сказал.

— Знаю, — кивает головой. — Но это не отменяет того факта, что вы плетете интриги за моей спиной.

Плетем интриги? Да он из ума выжил, что ли?

— Какие интриги? Я его не знаю! Мне неприятен этот человек, ты же знаешь!

— Да? Ну когда вы обжимались, ты не выглядела так будто он тебе неприятен! — опасно сверкая глазами, надвигается на меня.

Я отступают назад, но поскольку камера маленькая, то через несколько шагов упираюсь в стену.

— Мы не обжимались, — обиженно ворчу. — И вообще какая тебе разница?

— Какая мне разница? — бешено рявкает. — Абсолютно никакой, учитывая, что мне вчера чуть мозги из-за тебя не вышибли!

Дамир делает последний решительный шаг, припирая меня к стене своим массивным телом. Он нависает надо мной мощной горой, и вряд ли у меня хватит сил его сдвинуть хотя бы на сантиметр.

— Ты мог бы и не драться, — едва слышно говорю.

— Может не стоило за тебя заступаться перед Хмурым? — язвит, пристально на меня смотря. Опускает тяжелый взгляд на шею, словно обдумывает не свернуть ли мне ее.

— Стоило. Прости, — выдывив эти слова, поражено опускаю голову.

В этой схватке характеров мне не выйти победителем. Я в полной власти Дамира. Где бы я была, если бы он не принял вызов на бой? Возможно, уже валялась в канаве.

Дамир обхватывает пальцами мой подбородок, приподнимая и заставляя смотреть ему прямо в глаза.

— Что тебе сказал Захар? — требует ответа.

Боже, и дался ему этот Захар!

— Глупости. Пытался запудрить мозги сказками. Вот и все, — в моем ответе нет ни капли лжи.

Захар действительно хочет, чтобы я поверила, что меня кто-то спасет «во имя любви». Он хочет, чтобы я обманывалась надеждой. Но я не дура. Просто так, за красивые глазки, мне никто не поможет.

Дамир все еще недоверчиво сверлит меня глазами, а потом задает другой вопрос более резким тоном.

— Почему ты пошла с ним танцевать?

— Как я могла ему отказать?

— Я же сказал, что тебе решать танцевать или нет. Никто бы тебя не смог заставить кроме меня.

Я награждаю Бахметова красноречивым взглядом, мол, ты не в своем уме, парень.

— Он бы не принял отказ, — объясняю очевидное.

— А ты пробовала отказать?

— Пытаешься поймать меня на словах? — горделиво задирая подбородок, отвечаю вопросом на вопрос.

От моего движения наши лица оказываются в считанных сантиметрах друг от друга. Я ощущаю его прерывистое дыхание на своих губах.

— Понравилось с ним танцевать? — чуть поддавшись вперед, шепчет прямо в губы.

— Нет, — судорожно сглотнув, шепчу в ответ.

По коже бегут мурашки от такой близости. Внизу живота затягивается тугой узел. Кажется, будто все мое охватил огонь.

— Ненавижу это платье, — пылко выпаливает, дергая за подол и снимая ткань в кулаке, после чего впивается в мои губы жестким поцелуем.

Глава 12

Женя

Бахметов снова погружается в чтение. Остаток вечера он со мной практически не разговаривает. Изредка бросает задумчивые взгляды, думая что я не замечаю, но в целом он выглядит сосредоточенным и спокойным. От того пылкого мужчины, что пригвоздил меня к стене, не осталось и следа.

Я опять-таки чтобы не маяться бездельем тоже читаю книжки. Многое мне непонятно, поскольку я журналист, а не юрист. Но, знаете, чтобы понять, что это в основном законы о махинациях не нужно иметь семи пядей во лбу.

Впервые задумываюсь… Может, Бахметов не обычный грабитель? Зачем он ограбил банк? Может, в этом был какой-то смысл? И сама же корю себя за подобные мысли. За то, что оправдываю и романтизирую преступника.

Я лично видела автомат в руках у Бахметова, видела плачущих испуганных женщин, которых он взял в заложницы. Этому нет оправдания. Как и мне. Девушке, которая наслаждается его грязными поцелуями.

Ладно, может и не грязными! Но чувствую себя я именно такой. Использованной дешевкой.

В очередной раз перелистываю страницу, по строчкам которой бездумно бегала глазами. Пытаюсь вчитаться в текст, но одна вещь не дает мне покоя…

— Почему Захар сказал, будто ты думаешь, что надолго здесь не задержишься? — раздается мой волнующийся голос в тишине.

Дамир отрывает глаза от книги и, недоумевающе хлопая глазами, уставляется на меня. Хмыкает и отвечает:

— Это его мнение. Думаю, многие люди, которые попадают в тюрьму, не могут с этим смириться.

Ага. Увиливает от ответа.

— Многие — это одно, а лично ты? — продолжаю докапываться.

Знаю-знаю, я снова лезу на рожен. Но такова моя натура. В конце концов, я журналист. Любопытство у нас в крови.

— Я смирился, — коротко бросает.

Если он думает, что я в это поверю, то у меня на лбу написано «тупица».

Бахметов не из тех, которые мирятся с ситуацией. Он контролирует каждый аспект своей жизни. И уж точно не привык к тому, что он в ней не полноправный хозяин. Такие люди не любят ограничение свободы, и никогда с этим не смиряться.

— Поэтому ты изучаешь право? — замечаю, даже не скрывая оттенки сарказма в голове.

— Я же говорил…

— Ага, что для общего развития. Я помню, — киваю головой. — Но слабо верится. Ты хочешь сбежать?

Губы Дамира поджимаются, словно он силой сдерживает смех. Проглотив усмешку, он учтиво интересуется:

— Ты хочешь предложить мне побег, пташка?

— Нет, конечно! Ты преступник!

Если и был намек на улыбку в лице мужчины, то она стирается после моих слов. Он мрачнеет.

— Я не собираюсь никуда бежать. Мне за побег накинут лет двадцать.

— Тогда почему ты не принял предложение Захара? — искренне недоумеваю я.

Сами посудите, у Дамира срок не маленький. А предложение Захара хоть и рискованное, но в нем есть смысл.

— Потому что это путь в никуда. Допрос окончен?

Что? Допрос?

Прикусываю неловко губу, понимая, что увлеклась. И вот вроде бы Бахметов на все ответил, не проигнорировал, а все равно ни одного прямого ответа я не получила. Не то чтобы Дамир обязан со мной откровенничать, конечно.

— Давай спать, пташка. Кто знает, что принесет нам завтрашний день…

***

А завтрашний день не принес нам ничего нового. Снова был взрыв, который обозначил, что заключенные и власти опять не пришли к компромиссу.

Собственно, от него я и просыпаюсь. От испуга аж на кровати подпрыгиваю, оглядываюсь вокруг себя и хмурюсь, осознавая что в камере одна.

Бахметова нет. Он пропал.

Приподнявшись, накидываю одеяло на плечи и тихонько встаю с кровати, помня о вчерашних визитерах, и что даже у стен есть уши.

И где его носит нелегкая?

Собственно, соскучиться я не успеваю, потому что в следующий момент открывается дверь и заходит Бахметов.

— Проснулась? — невозмутимо интересуется. Закрыв двери на замок, бросает мне обычный целлофановый пакет со словами: — Переодевайся, будем учить тебя самообороне.

Учить? Самообороне?

С сомнением кошусь на пакет в моих руках. Он действительно считает, что самооборона мне поможет в таких условиях? Это как махать палкой перед медведем.

Дамир, видя мое скептическое выражение лица, закатывает глаза и произносит:

— Ты сейчас в позиции жертвы. Всегда есть один шанс из ста. Самое главное — это уметь им вовремя воспользоваться, при помощи определенных приемов и уловок. Поэтому, пташка, поднимай свои сладкие булочки и топай переодеваться. Мое предложение имеет срок действия, — заканчивает, нагло ухмыляясь.

Схватив пакет, встаю с кровати и марширую за стенку. Достаю из пакета вещи и осматриваю. Дамир принес мне черную обычную длинную футболку и такого же цвета спортивные штаны, которые больше мне размеров на пять. Но, знаете, этому я рада больше, чем очередному дорогому вульгарному платью. С облегчением стягиваю с себя вчерашнее платье и надеваю новую одежду. В бесформенных штанах и футболке я чувствую себя куда увереннее. Подкатываю штаны и сильно затягиваю завязки на талии. В пакете также лежат черные кроссовки. Женские, если судить по размеру. Они, к слову, мне почти в пору. Даже не хочу знать, где их взял Бахметов. Или с кого снял…

Глава 13

Женя

Первый порыв — бежать. Я даже делаю шаг в сторону выхода, но быстро соображаю, что во-первых у дверей стоят два здоровых мужчины, не обремененных моральными принципами, а во-вторых: куда? Куда, черт возьми, бежать? Я ведь даже не знаю в какую сторону!

— Я никуда не пойду! — горячо выпаливаю, выставляя перед собой руки, будто это действительно может остановить двух амбалов.

— Да кто ж тебя спрашивать будет, — с колючей насмешкой протягивает Лысый.

— Выйди, — приказывает Бахметов, не отрывая от меня проницательного взгляда.

— Баха, да ты че…

— Пошел вон, я сказал! — рявкает с такой силой, что я подскакиваю на месте.

Лысый, метнув в мою сторону обиженный взгляд, точно это я виновница всех бед, поджимает губы, ворчит:

— Жду вас за дверью.

И выходит.

Вот и все. Мы с Дамиром снова наедине. Каждая клеточка в моем теле напряжена, словно я готова ринуться в бой и отвоевывать себе свободу. Дамир же обманчиво расслаблен.

— Я никуда не пойду, — с твердой решимостью заявляю. — Я думала ты меня отпустишь! — порывисто признаюсь, понимая что на грани истерики.

Если спущусь в бункер… Одному черту известно, что со мной там случится. Тогда я точно никогда не выберусь из-под земли, в прямом смысле.

— Что навело тебя на эту мысль, пташка? — наклонив голову вбок, внимательно меня рассматривает, словно прикидывая сильно ли я буду брыкаться, если он понесет меня на руках.

Расправляю плечи, храбрясь.

Сильно буду и брыкаться и сопротивляться. Пусть не сомневается.

— Ты… Я… Мы… — не могу подобрать нужных слов.

Что «мы»? Целовались? Глупость какая. Игра гормонов и только. И тем не менее я действительно думала, что, когда бунт подавят, то я отсижусь в этой камере и меня найдет полиция.

— Ты не производишь впечатление плохого человека, Дамир, — тихо замечаю. — Может ты и в тюрьме, но ты человек. Ты меня не тронул, хотя мог. И ничего бы тебе за это не было. Сам знаешь. Кормишь, оберегаешь, учишь защищаться. Зачем? Чтобы бросить волкам на растерзание?

— Никто не посмеет тебя тронуть, — ощетинивается, будто сама мысль об этом ему претит. — Но отпустить тебя не могу. Даже если бы хотел, — он ловит мой взгляд, удерживая, и вдруг в два шага оказывается на расстоянии считанных сантиметров. — А я не хочу.

Его твердое «не хочу» — мой приговор. Как долго я смогу продержаться, прежде чем сломаюсь?

— Вы не можете держать меня в заложниках вечно.

— Ты не заложница. Ты мой приз, пташка.

Возможно я ошиблась? И человека в Дамире не осталось? И он просто ждет, когда я сама отдамся ему? В таком случае ему придется ждать вечность. Потому что все хорошее, что между нами случилось за эти пару дней, он прям сейчас перечеркивает.

— Меня будут искать.

— Будут, — легко соглашается. — Но найдут ли?

От этих слов мир словно замирает вокруг нас. Сейчас я осознаю, какой была дурочкой. Дамир и не собирался меня отпускать. У него есть на меня план. Я — его пешка, а может ключевая фигура. Какая участь мне уготована в его игре знает только он сам. И даже если я прямо сейчас лягу на кровать и раздвину ноги, он мне ничего не расскажет.

— Не усложняй свою жизнь здесь, пташка. Лучше тебе слушать меня и не нарываться на проблемы. Из тюрьмы не так просто выбраться, поверь мне, — усмехается. — Возьми что тебе нужно и пошли.

— Я. Никуда. Не. Пойду, — задирая горделиво подборок, смело заявляю, отчего Бахметов недобро прищуривается.

— Здесь ты не останешься.

— Выведи меня на улицу, — требую. — Выведи и я скажу, что ты мне помог. Тебе скостят срок.

— На сколько? На целых два месяца? — сарказмом спрашивает. — Ты стоишь двух месяцев, пташка.

Разумные доводы закончились. И я прибегаю к угрозам.

— Тогда лучше убей меня! — яростно шиплю, точно ядовитая змея, готовая в любой момент наброситься. А змеи, знаете, просто так не жалят. Только когда чувствуют опасность.

Дамир выдерживает молчание в несколько секунд, прежде чем сухо произнести:

— Ты не сталкивалась со смертью, Женя. Ты не знаешь, что такое находится на грани, иначе бы не разбрасывалась такими громкими заявлениями. Жизнь всегда лучше смерти.

— А зачем мне такая жизнь? — я не сдерживаюсь, и со всей дури бью кулаком в грудь Бахметова, но он просто непрошибаемый тип. Позволяет нанести еще один злой удар, а потом перехватывает руку. Сжимает запястье не больно, но крепко. — Когда каждый день я просыпаюсь с мыслью, что меня может поиметь какой-то грязный зэк!

Лицо Бахметова багровеет, а глаза наливаются кровью. И только сейчас понимаю, что сказала. И хоть я не имела ввиду Дамира, но слова уже сказаны. И он их принимает на свой счет.

— Все сказала? — от ледяного тона по коже пробегает мороз.

Поджимаю губы и отворачиваю голову, не собираясь извиняться за опрометчивые слова. В конце концов
они недалеки от правды.

Глава 14

Женя

Флэшбэк
Несколько месяцев назад

В большом помещении, что является главным операционно-кассовым залом, на полу у стены сидит более тридцати человек. Они все напуганы и растеряны, хотя сидят без наручников и рядом с каждым стоит бутылка воды.

Надо же, какие заботливые преступники!

— Возьми, — протягивает мне бутылку воды тот мужик, которого главный назвал Дроном.

Дождавшись пока я заберу воду, он приказывает, указывая рукой в сторону сидящих на полу людей:

— Иди сядь. Тебя позовут, когда понадобишься.

Спорить с человеком у которого в руках автомат — последнее дело, поэтому я незамедлительно слушаюсь. Сажусь возле женщины среднего возраста в форме сотрудницы банка. Она поднимает на меня заплаканные глаза, шмыгает носом и хрипло спрашивает:

— Кто вы?

— Я журналист, — шепотом отзываюсь.

— Детей и женщин… Куда их повели?

— Не переживайте, их выпустили, — специально не уточняю, что обменяли на меня. — И нас скоро выпустят.

Говорю это с такой уверенностью, которую не чувствую, но почему-то считаю себя обязанной успокоить людей. Мы перекидываемся еще несколькими словами, и я узнаю, что это она успела нажать на «тревожную кнопку».

— Они кого-нибудь ранили?

— Разговорчики! — рявкает один из грабителей, что смотрит за заложниками.

Моя собеседница, стушевавшись, опускает глаза, но едва заметно качает головой, мол, нет.

Что ж, это радует. Отодвинувшись от замученной женщины, располагаюсь удобнее. Упираюсь спиной в стену, подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками. Рассеянно скольжу глазами по помещению, пока не натыкаюсь на прямой взгляд того мужчины, который сделал мне замечание. В его глазах читается подозрение, поэтому с ним нужно быть осторожнее.

Боже правый, о чем я думаю? Осторожнее? Я же не собираюсь играть в спасительницу. Нужно просто дождаться, пока спецназ сделает свою работу и выбраться из банка живой.

Ровно двадцать минут. Именно сколько проходит времени, прежде чем высокие двухстворчатые двери восемнадцатого века открываются, и заходит тот самый Дрон. Его я узнаю по высокой фигуре и походке. Найдя меня глазами, он приказывает:

— Журналистка, пошли!

Сердце сжимается от страха и тревоги, но я заставляю себя встать. Незаметно вытираю потные ладони о штаны и, судорожно сглотнув, приближаюсь к преступнику.

— Иди вперед, — подбородком указывает на выход. — И чтобы без глупостей.

Знаете, это довольно удручающее чувство, когда за тобой шаг в шаг следует человек с автоматом. Автоматом, который, бьюсь об заклад, заряженный и которым он умеет пользоваться.

Мы поднимаемся вверх по большой мраморной лестнице на второй этаж. Поворачиваем и идем вдоль по коридору, пока не останавливаемся напротив двери с табличкой:

«Генеральный директор
Верховцев А.В.»

— Открывай, тебя ждут, — отрезает Дрон.

Нажав на ручку, несмело толкаю дверь. В кабинете сидит один единственный человек. Печально-известный главарь этой банды. Я узнаю его по глазам, которые при виде меня зажигаются неподдельным интересом.

— Проходи, пташка. Не стой на пороге, — обращается ко мне и, подает рукой жест своему поддельнику, мол, закрой.

Тот фыркает, но, подтолкнув меня в спину, захлопывает за мной. Определенно я ему не нравлюсь.

Неуклюже переминаюсь с ноги на ногу, затравленно зыркая по сторонам.

Главарь разместился за столом в кожаном кресле большого босса. Солгу, если скажу, что мне не интересно знать, что же за лицо скрывается за этой маской.

Голос у мужчины тягучий, словно патока, когда он обращается ко мне:

— Присаживайся, Женя Архипова.

Ч-что? Откуда он знает мою фамилию?

Должно быть, шок отображается на моем лице, поэтому с насмешкой преступник кидает:

— Мы о тебе многое знаем, Женя.

— Этой чести удостоились все заложники или только я? — неожиданно даже для самой себя дерзко выпаливаю. — Что, так сильно понравилась?

Под маской не видно, но, держу пари, мне удается удивить этого поганца. Он по-птичьи склоняет голову, сверкая своими серыми глазами. Улыбки не видно, но она четко слышится в голосе.

— Да, очень. На свидание пойдем?

Ага, когда рак на горе свистнет.

— Прямо сейчас?

— Сейчас, как видишь, я немного занят, пташка, но потом обещаю тебя найти.

— Боюсь, из тюрьмы не получится, — с невозмутимой миной парирую.

Наверное я слишком разговорчивая для заложницы. Мужчина выдерживает паузу в несколько секунд, а потом разражается громким хохотом, запрокидывая голову назад.

Черт побери, засранцу еще и смешно?

Глава 15

Женя

Наше время. Исправительная колония

Кап. Кап. Кап.

Этот звук я слышу на протяжении многих часов, пока лежу на кровати, смотря в потолок с проржавелыми трубами.

Я настолько обессилена, что, кажется, поднять руку для меня непосильная задача.

Утомленная, истощенная, но не сломленная.

Нет. Пока еще нет. Что-то во мне надломилось, когда Дамир бросил меня тут в заточении. Свет в конце моего туннеля надежды померк. Черная дыра отчаяния засасывает все глубже, и только нестерпимое желание выжить спасает. Я словно цепляюсь за хрупкую ветку, вися на краю обрыва. Подо мной холод и тьма, но там вверху… Вверху тепло и свет.

Мама… Она мне снилась. В какой-то момент я даже спутала сон и явь. И даже поверила в то, что происходящее лишь ночной кошмар. Иногда нам хочется выдавать желаемое за действительное.

Сколько я тут лежу, бездумно пялясь в потолок? Впрочем, как бездумно… В своих мыслях я вынашиваю план мести, как мать своего детеныша. Мысль о том, как эти ублюдки получают по заслугам утешает.

Когда выберусь отсюда, я напишу целую статью о Захаре, о подпольных боях, о его хоромах, которых не должно быть. Раскрою всю правду о жизни в тюрьме, которая должна быть наказанием, а не еще одним способом рубить бабло.

Должно быть, проходит вечность, прежде чем я слышу шаги за дверью. Раздается звук щелчка железного замка, а затем дверь открывается и входит Бахметов.

Странно наверное узнавать человека по шагам, но, даже не поворачивая головы, я знаю, что это он.

— Пташка, прекращай изображать умирающего лебедя. Вставай, я принес тебе поесть, — грубо отрезает, подходя к кровати и нависая надо мной своей мощной фигурой.

— Не хочу есть, — равнодушно отзываюсь, отворачивая голову в сторону.

— Значит, голодовка?

Если бы мне не было плевать, то его саркастический тон взбесил бы меня.
Я упрямо молчу, не собираясь вступать в диалог.

С раздраженным вздохом Дамир неожиданно наклоняется, грубо вздергивает меня за плечи, усаживая. С грохотом ставит стул перед кроватью, начиная выкладывать еду из пакета. Снова быстрорастворимая лапша и тушенка.

— Решила впасть в депрессию, журналистка? Удачное же время ты выбрала, — колко замечает.

Шпилька не достигает адресата. Мне все равно.

— Почему ты здесь, а не сидишь в камере?

Должна же быть хоть капля справедливости в этом мире! Почему преступник разгуливает себе свободно по тюрьме, а я законопослушная гражданка заперта в камере? Что не так с этим миром, черт побери?

— Тебе бы этого хотелось, верно? — точно читая мысли, спрашивает. А может, мои эмоции легко прочитать по лицу. — К сожалению, пташка, в мире очень мало справедливости. И чем раньше ты снимешь розовые очки, тем проще живется. Не ищешь того, чего нет.

— Ты думаешь, справедливости нет? — вскидываюсь, буравя его глазами.

— Если ты ее ждешь, а не вершишь сам, то нет.

— У каждого свое понимание справедливости. Очень удобно творить свои незаконные делишки, прикрываясь борьбой за справедливость.

Наш диалог заходит в тупик. Очевидно, Дамир считает все происходящее нормой. И в этом нам никогда не сойтись. Игра в словесные шахматы заканчивается ничьей. Бахметов переводит тему и нет, не просит, а приказывает:

— Ешь. Или запихну насильно, пташка. Мне не нужна полудохлая соплячка на шее.

Судя по решительному взгляду, действительно запихнет, но я решаю все же выставить свои условия:

— Я поем, если ты разрешишь позвонить маме.

Лицо Бахметова каменеет, он думает пару секунд, а потом холодно отвечает:

— Нет. Это невозможно.

Чутье подсказывает мне, что мужчина недоговаривает. Нет, ничего в его мимике не выдает этого. Дамир умеет скрывать истинные эмоции, как заправский шулер. Это скорее женская интуиция.

— Что случилось?

— Ешь.

Что ж, я поем, но мы вернемся к этому разговору.

Запихиваюсь едой, запивая водой из бутылки. У Бахметова хоть чайник был и чай, а у меня простая вода. И на том, как говорится, спасибо. Дамир внимательно наблюдает за тем, как тарелка пустеет. Ему важно, чтобы я была сытая, а значит полная сил и живая.

— Я все! — отставив тарелку в сторону, произношу. — Ты расскажешь мне что случилось? Я должна хоть что-то знать! — на последних словах не сдерживаюсь и срываюсь на глухой крик.

Бахметов встает, закидывает посуду в пакет, ставив перед мной еще бутылку воды, после чего топает к двери.

Нет уж!

Подорвавшись с кровати, в два шага оказываюсь возле мужчины и хватаю его за руку.

— Расскажи!

Дамир стоит так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела. У самой уши закладывает от бешено стучащего сердца. Напряжение между нами можно резать ножом, но несмотря на все это, я продолжаю держать мужчину за руку. Он поворачивается и оказывается еще ближе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо.