Содержанка. Срывая маски

Глава 1. Ара

Предупреждение:

Данная книга предназначена исключительно для лиц старше 18 лет. В тексте могут быть: ненормативная лексика, откровенные сцены, сцены курения или распития алкоголя. Все события, локации, персонажи являются вымышленными, а совпадения – случайны. Книга предназначена для развлекательного чтения.

Эпиграф

Учись у них – у дуба, у березы.

Кругом зима. Жестокая пора!

Напрасные на них застыли слезы,

И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой

Сердито рвет последние листы,

И за сердце хватает холод лютый;

Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,

Опять теплом и жизнию дыша.

Для ясных дней, для новых откровений

Переболит скорбящая душа. (А.А.Фет.)

Глава 1. Ара

– Ну же, малышка, отдай мне маску, по-хорошему…

Обманчиво-нежный голос, за которым таятся такие угрозы… Но и я не слабачка, я не покупаюсь на такие дешевые трюки. Даже сейчас я сильная, когда Он прижал меня к стене, обе руки стянул вверх и легко удерживает своей левой. Он легко снял бы эту маску – мою последнюю маску и растоптал бы ее, но ему нужно, чтобы я это сделала сама. Одно мое «Да», и я – на свободе. Ха, Он реально думает, что я так легко сдамся?

– Нет.

А это уже мой голос, спокойный настолько, насколько я могу сейчас сохранять спокойствие. Потому что одна, вторая, третья… маски уже валяются, одни разорваны, другие заботливо сложены, но уже не мои. Но эту, последнюю я не собираюсь отдавать.

– Нет?

Мгновенный разворот лицом к стене, и мощный шлепок тяжелой мужской ладони падает на попу.

– Все равно нет?

Тот же обманчивый голос. Если бы меня можно было бы так легко сломать! Мысленно ухмыляюсь и только сейчас обнаруживаю, что я перед Ним совсем обнажена. На мне нет ничего, даже крошечных трусиков, – ничего, кроме маски.

Отрицательно качаю головой.

Снова шлепок, и снова, и снова, и снова…Пытаюсь тряхнуть головой, хочу проснуться от этого кошмарного сна, потому что это не может быть явью, но никак не могу проснуться, боль ощущается явно, очень явственно.

– А ведь я буду бить, снова и снова, сильнее и сильнее, больнее и больнее. Буду бить, пока ты не выдержишь и снимешь маску...

Он берет меня за локоть и подводит к зеркалу в коридоре. В нем я вижу себя во весь рост: красивая, высокая, стройная. Даже в таких условиях видно, что волосы имеют шикарный уход, что тело, подтянутое и стройное от природы балуемо ее хозяйкой и массажами, и регулярным спортом.

Опять слышу этот обманчивый голос:

– Попробуй снять маску, просто сдвинь, приподними ее. Что ты видишь?

Я послушно сдвигаю край маски буквально на пять сантиметров и тут же почти испуганно возвращаю ее на место.

– Так что? Что ты видишь?

– Ничего. – В своем спокойном голосе только я могу слышать нотку отчаяния. – Там нет ничего. Там нет меня.

– Сашенька, ты появишься, если снимешь маску! – Мне кажется, или я уже слышу ноты раздражения в Его голосе?

Как объяснить Ему, что мне не по силам это сделать? Что я вообще не Сашенька, а Ара? Что попытки превратить меня в Сашу обречены на провал?

Глава 2. Ара

Глава 2. Ара

А-а-а, как же приятно щекочет ноздри аромат кофе и чего-то еще. Блинчики? Мишка пожарил блинчики? Даже не умывшись, топаю на кухню. Так и есть: на моей любимой белоснежной тарелке с золотой каймой красуется стопка ароматных блинов, а Михаил натягивает в коридоре идеально выглаженную, с серым отливом рубашку. Тыкаюсь щекой в его щеку в знак благодарности:

– Не уходи, подожди пять минут, я умоюсь и приду.

Дожидаюсь кивка согласия и направляюсь в душ.

Мне нравится просыпаться рядом с Мишей, таким большим, уютным. Нравится ложиться спать с ним, сворачиваться в клубок, чувствовать себя цыпленком под крылом курицы-наседки. Отводить себе пять минут на это наслаждение, а затем перекатываться на свой край кровати и засыпать на своей личной территории. Хотя таких ночей не так уж много, да и нет у меня стремления их размножать. Миша ночует только тогда, когда у него «командировка». Не припомню, чтобы он вчера упоминал о «командировке», а значит, ночевать он должен был возвращаться к жене.

Накидываю легкий халат и плетусь за объяснениями. Миша понимает без слов. За те семь лет, что мы вместе, он научился читать меня как книгу – те страницы, что я позволяю, разумеется, там еще много чего есть, что я прячу даже сама от себя.

– Тебе опять снился кошмар?

– Что? А да, снился…

Смутно вспоминаю сон: мужчина в рубашке, я голая, и маски, маски, маски, повсюду маски. И обращается он ко мне не так как другие. Я Ара, а не Саша, терпеть не могу это имя, противнее звучит разве только уменьшительно-ласкательный вариант – Сашенька. Самое странное, что сон снится уже не в первый раз, он буквально преследует меня за последние месяцев 7-8. Не каждый день, разумеется, и даже не каждую неделю. Словно дает забыть о себе или наоборот, дает время осмыслить, смаковать увиденное. Хотя смаковать-то и нечего. Все одно и то же: меняются декорации, локация, но сюжет остается неизменным, лейтмотивом звучит фраза: «Сними маску сама, Сашенька, а иначе Я сделаю так, что ты ее снимешь, и это будет больно».

Передергивает от еще свежих на сегодня воспоминаний. Не забываю поблагодарить Мишу за то, что остался до утра. Хотя не надо было, не надо… Мы же так не договаривались. Вчера разболелась голова, я выпила таблетку и так и уснула. А Миша и не разбудил. В этом он весь и есть. Курица-наседка, которая оберегает. Заботится. Еще один островок спокойствия в моей размеренной жизни. А я – его тихая гавань. Подозреваю, что таких гаваней в его жизни было много и до меня. Это здесь, в уютной двушке в центре Москвы он Мишка-медведь, просящий и дающий тепло, а в социальной жизни – один из самых успешных адвокатов, запись на прием к которому расписана по минутам и стоит баснословных денег. Девочки вокруг таких вьются, восемнадцатилетние Розочки и Настеньки готовы отдать свою невинность, если, конечно, она у них сохранилась, за гарантию сладкой жизни, которую сорокапятилетний Миша им может обеспечить. Может, и я от них недалеко ушла? Ведь когда мы познакомились с Мишкой и мне было 19? Но я не увивалась за ним, потому что мне и в голову не приходило, что такой мужчина может проявить интерес к такой, как я – к такой, какой я была семь лет назад.

– А ты сам поел? – спрашиваю у Мишки.

– Умял один на пробу. Вроде ничего так получилось. Не забывай, что я «возвращаюсь из командировки» – усталый, голодный и немного злой.

Мне не нравится, когда он так говорит. Я словно встаю на место его жены и это не ее, а меня окатывают ложью словно грязью. Блин, даже когда Мишка говорит о своих семейных проблемах, спорах, ссорах, я чаще принимаю ее сторону, а не поглаживаю его по шерстке, причитая, какой он бедненький, что живет с такой глупенькой, непонимающей, а вот я… да я… совсем другая. Мне легко, потому что Мишка знает, что у меня нет цели развести их и самой занять статус замужней женщины. Упаси Боже! Может, и ему легко со мной еще и поэтому? Как бы то ни было, я благодарна ему за ту Ару, которой я стала благодаря ему - ему и его деньгам. Так что это я должна была встать пораньше и готовить блины.

– Как на работе?

Это был скорее мой дежурный вопрос. Мишка сейчас торопится, ему уходить. А работу мы обсуждаем. Он рассказывает мне многое из того, что неконфиденциально. И мне это реально интересно. Преступления, большие и маленькие, мотивы, толкающие людей на необдуманные и обдуманные поступки. Порой очень сложно разобраться, где кончается благовидность и начинается преступление. И мы с Мишей можем часами обсуждать все это и даже в шутку переругиваться. Ну вот кто сказал, что мужик в сорок с лишним лет ходит к любовнице, лишь, чтобы потрахаться? Да ладно вам, так далеко не всегда. В последнее время это дело у нас вообще происходит через раз. Вчера, например, у меня заболела голова, и пока я ее купировала с помощью темпалгина, незаметно провалилась в сон. Надо исправлять это недоразумение. Подхожу к Мише сзади. Обнимаю за талию. Кладу голову на широкую спину. Большой, надежный, теплый. Очень хочу, чтобы вся моя нежность, которую сейчас испытываю, передалась ему. И она передается. Мишка выворачивается из моих объятий, и мы встаем лицом к лицу. Находит губы, проникает туда языком, обдает ароматом кофе, который он, видимо, выпил вместе с первым блином. Нахожу чувствительную точку на шее и чуть-чуть, совсем слегка прикусываю её зубками. Есть! Ловлю протяжный стон и отстраняюсь. Мини-незакрытый гештальт от недополученной ласки, и я могу быть уверена, что на этой неделе Миша еще заскочит. Не потому, что хочу оторвать его от жены. Мне надо разобраться, что с ним происходит. Телефонные звонки, после которых он становится замкнутым, какая-то тень безысходности, которая проскальзывает на его лице смутно тревожат. Но Миша ничего не говорит. Он привык оберегать меня от всего. Да и мои головные боли, которые как назло совпадают с моментами его непонятного общения по телефону не способствуют откровенности.

Глава 3 Илья

Глава 3. Илья

Самое ужасное в Москве – это пробки. Похер, когда ты куда-то опаздываешь плохо, когда ты опаздываешь в больницу. Степан давно уладил бы эту проблему, но он укатил на Бали со своей подружкой, которая полгода зудела на околодзеновскую и просветленную тему, чтобы он свозил ее туда на свои деньги, и главврач одной из самых элитных клиник в Москве наконец клюнул, плюнул и укатил туда. Правда, уже с другой подружкой, которая еще не решалась делать ему мозги.

– А-ах, сквозь боль скулю еле слышно, надо было скорую вызывать. Но нет, слишком много было бы вопросов. Пешком до клиники минут 20, кажется добраться на своих двоих проще. Несмотря на протест Игоря, выбираюсь из машины и иду так. Игорь идет за мной. Два ножевых - не смертельно… Вроде бы… Но кровотечение мне не нравится. Вроде не первое ранение в моей жизни, не первый раз я сам себе накладываю повязку. И все же что-то не нравится, не то. Во всем произошедшем было что-то неправильное, будто я что-то не рассчитал.

– Вам плохо?

Хочется грубо послать, мне сейчас не сочувствие от миловидной блондинки нужно, а квалифицированная медицинская помощь.

– Мужчина, вам плохо?

Что ж ты привязалась, блять, больно мне, очень больно, сука как больно.

– Господи, да у вас ранение. Сядьте на скамейку, я вызову помощь.

– Я дойду, у меня договорено… - Начинаю немного тормозить, когда выговариваю слова. Непонятная злость начинает овладевать мною, приглушая боль от ранения. Злость разгорается еще больше, когда эта блондинистая сучка кивком головы указывает Игорю, чтобы он уложил меня на скамью. Вот только баба мне еще не указывала что делать. Нагнуть бы ее и показать, кто здесь главный. Потом… потом как-нибудь… А пока встать и идти. А баба уже звонит куда-то, требует карету скорой помощи. Главное – ее голос не повысился ни на долю децибела, а сталь – прозвучала… С дуростью, которую я потом объясню болевым шоком, упрямо пытаюсь встать со скамьи, чтобы дойти самому. Не пойму, хочется ли мне, чтобы она меня остановила или нет. Возможно, даже и да. Но она даже не пошевелилась. Открыла свой рот и просто произнесла:

-Хотите, чтобы эректильная фаза перешла в торпидную? Валяйте, идите. Я вас не держу. Но машина здесь будет через две минуты, а еще через три вам окажут должную помощь в больнице. Не хотите дожидаться, идите сами, симптомы торпидной фазы. а также ее последствия вам известны? Рассказать?

– Сука, иди кому-то другому рассказывай. Думаешь. это у меня первое ранение? Думаешь, это первые разборки, в которые я влез? Да я лет восемь уже в таком бизнесе что сегодняшнее кровотечение через неделю буду вспоминать с улыбкой.

– А я четыре года работаю медсестрой в гос клинике и умею отличать, когда состояние человека требует покоя. Как ты думаешь, кто из нас в данной ситуации главнее?

Суука, провоцирует же, я уже начинал засыпать или терять сознание, но что-то внутри меня остро среагировало на ее слова:

– Пока ты.. . Но я найду тебя, мне только б чуток сил набраться, найду и раком нагну, чтобы ты поняла, кто главнее, ясно?

Хочу увидеть гнев в ее глазах, или обиду, или слезы. Но вижу только радость, когда она вдруг резво вскакивает со скамьи и машет человеку из кареты помощи:

– Дядя Гена, больной тут, срочная госпитализация. Он на грани потери сознания. Вроде легкая степень травматического шока, показывает агрессию, но вроде пока адекватен.

Меня укладывают на носилки и заносят в карету скорой помощи, блондинка садится рядом со мной. Мне хочется закрыть глаза и погрузиться в ту сладкую дремоту, которая манит. Но нельзя, я внимательно смотрю и стараюсь запомнить каждую черточку на лице. Чтобы потом найти. Нагнуть. Показать, кто тут главный. Поверь, цыпленок, ты еще не знаешь, каким агрессивным я могу быть.

Глава 4. Ара

Глава 4. Ара

– Это сон, ясно? Ты мне всего лишь снишься. Как можно тебя бояться, принимать твои слова всерьез, если все это – сон, иллюзия?

Не знаю, насколько убедительно звучит это внешне, но внутри я чувствую некоторые колебания. И да, я чувствую почти чувствую и злость, и грусть, и безысходность. Мои хваленые контроль и самоконтроль еще не отпускают, но … но что-то трещит по швам, разлетается…

…И я снова обнажена. Грубые пальцы сжимают запястье. Черт, больно. Почему же больно, если это сон? По всем канонам я сейчас должна проснуться, но не могу.

– Вот именно, Сашенька! Ты должна проснуться, очнуться! А ты спишь! Спишь, мать твою. Ты думала, я шутки шучу?

– Я не Саша! - почти срываюсь на крик. Но тут же беру свои децибелы под контроль, и уже спокойным голосом добавляю:

– Просто вы, видимо, ошиблись. Перепутали. Бывает. Это жизнь. А я – Ара. Понимаете?

– Понимаю.

С облегчением впитываю спокойный голос. Ведь сейчас все пройдет. Все будет по-прежнему. Я проснусь, а рядом – Миша? Да?

Нет! Ах, понимаю, что глупо было надеяться, когда слышу шепот страшнее крика:

– И ты поймешь. Очень скоро поймешь. Когда не сможешь прятаться за Мишу. Когда твой любимый белый цвет смешается всеми другими, в том числе грязными цветами – ты поймешь. Очень скоро я тебя нагну, нагну и буду иметь так, что сама не заметишь как скинешь с себя эту маску.

Шепот прекращается, но Он проводит костяшками пальцев по моему подбородку. Уже в привычном для этих снов-ночей жестом захватывает два моих запястья одной своей левой, прижимает к стене. Дергаюсь всем телом, когда Он зажимает сосок правой груди между двумя своих пальцев. Прикрываю глаза, чтобы абстрагироваться от происходящего и не видеть Его действия.

– Открой глаза.

Открываю. Потому что знаю, что бесполезно сопротивляться. Что за это последует шлепок-второй-третий и все равно придется открыть глаза.

Слава Богу, Он оставляет мое тело в покое.

– Михаила скоро не будет. Твой привычный мир – разрушится. Ты поймешь, что хорошие девочки не убегают от меня, а прислушиваются к умным словам. Жалко, что по-хорошему с тобой не получилось. Что ж, будем пользоваться консервативными методами. Прощай, Саша. Нет, до скорой встречи, Сашенька.

Глава 5. Ара

Глава 5. Ара

Тётя Маша не спеша кладет на дешевую пластиковую тарелку пирожок, я завариваю чай в пакетике. Когда в последний раз так питалась? Пять, шесть, семь лет назад?

Но сегодня что-то во мне откликнулось и вместо запланированной куриной грудки и брокколи с пряными травами из соседнего ресторанчика, я угощаюсь жареным на масле пончиком, который принесла на работу тетя Маша и пью дешевый чай в пакетике.

– Вкусно? – спрашивает тетя Маша. – Внуки приходили вчера, вот и пекла.

– Вкусно, – согласно киваю головой. Хотя мои вкусовые сосочки на языке сейчас явно переживают шок. Им подавай что-то более нейтральное. Такое количество сахара и жира в одном пирожке тянет на попытку суицида.

– Ты что-то усталая сегодня, Арочка. Вообще на себя не похожа. Случилось что? Ты расскажи, я-то уже шестой десяток живу, глядишь, что и подскажу, а? Иль не хочешь? Кто я такая, да?

– Ну тетя Маша, все с вами хорошо. Просто сама не знаю, что творится. Вроде все хорошо, но внутри будто червячок шепчет, что все плохо. Вроде подростковый возраст давно миновал, до кризиса среднего возраста тоже рано… Ну вот что со мной? Вы в больнице всю жизнь работаете, всякого повидали, вот что мне делать?

– А с Михаилом Львовичем у тебя как?

– С Мишей? А что с ним не так? Все хорошо у нас.

– Замуж тебе надо, Арочка, да деток нарожать.

– Ой, тетя Маша. И корову мне надо, а еще лучше две коровы. Чтобы о глупостях не думала, так?

Тетя Маша не обижается на мой довольно резкий ответ.

– Не знаю насчет коровы. Но вот ежели чего, ты знаешь и мой телефон, и мой адрес, приходи в любое время. Пончиками вон буду угощать, когда тебе плохо, аха?

– Аха, – соглашаюсь с ней. Вы сегодня только в первую смену? Пойдемте по домам? Вместе прогуляемся?

– Ой неет, – протягивает тетя Маша, у меня две смены. Старшую внучку, помнишь, в прошлом году еще приходила к нам в больницу, Камиллочку, в первый класс готовить надо. А это расходы. На шахматы вот ее еще дочка моя решила записать. Мышление, говорит, стратегическое, будет развивать. А там и без того танцы, развивающий кружок есть, все платное, разумеется. Да еще перед школой к морюшку бы свозить детишек. А ты иди, Арочка, тебе-то…А я уж две смены буду брать, пока дают. На пенсию выйду – много не напомогаешься детям.

Невысказанной остается ее мысль о том, что мне-то ни о чем беспокоиться не надо. Мишка – Михаил Львович за все заплатит, все решит. Не произносит она вслух и мысли о том, что мне-то легко живется. Да и работаю я тут не ради денег – а потому что хочу. Вся моя зарплата уходит на несколько походов на массаж с масками и обтираниями и на пионы и эустомы, которыми я заполняю свои декоративные вазы в перерывах, когда Миша дарит не цветы, а украшения.

Да и я не говорю о том, как повезло внукам с мамой, которая старается, которая им и вместо отца, вместо матери; повезло с бабушкой, которая пашет в две смены ради внучек и с гордостью приносит на работу самодельные открытки от своих дошкольников. Прошли те времена, когда меня это трогало, задевало, сдавливало, потому что Миша заменил мне и отца, и мать, и вот такую бабушку.

Правда, случилось это гораздо позже, чем дошкольный возраст. В девятнадцать. В 19 лет я узнала, каково это – когда о тебе заботятся. Не верила сначала. Выставляла колючки. А затем научилась верить. Научилась быть такой, какая нравится Михаилу. Покладистой – чтобы отдохнул после работы. Капризной – чтобы чуточку поиграть на нервах. Скромной – чтобы был уверен во мне. Раскованной – чтобы не заскучал. В конце концов, я стала такой, что от Ары получали удовольствие мы оба. Ара расцвела под крылом Миши-медведя, а опытный медведь отдыхал вместе с Арой не только телом, но и душой.

Любовь? Наверное, да.

А еще свобода.

Я не требовала от него больше, чем он может дать. Он учитывал все мои желания и потребности и ни разу не упрекнул ни в чем. Стоило Михаилу Львовичу повысить голос, его секретарша подпрыгивала на кресле, да и мужчины в такие моменты предпочитали помалкивать. Но в нашей уютной двушке я не припомню ни одного момента, чтобы я боялась рассердить Мишку. Или дело было во мне? Мне почему-то легко было понять, когда надо помалкивать и поглаживать, а когда можно подергать Львовича за усы.

Почему же сегодня все сжимается внутри от какой-то иррациональной тревоги? Все дело в том проклятом сне? Но это же глупо, глупо… Надо просто успокоиться, десять минут медитации – и все будет по-прежнему. Должно быть по-прежнему. Сегодня среда. А значит, с вероятностью 99% Миша вечером зайдет. Заскакиваю в ближайший цветочный салон и подбираю любимые лавандового цвета эустомы, что так изящно смотрятся на моей непрактичной, но такой красивой белоснежной кухне.

Захожу домой. Моя квартира меня всегда успокаивала. Любимая, уютная, светлая, чистая, ну как можно ее не любить? Но тревога не только не уходит – она усиливается. Набираю фильтрованную воду в стеклянную вазу. Острым ножом срезаю стебли и неосторожным движением попадаю по пальцу…

Я выстроила свою жизнь так, что в ней нет места даже незначительным порезам. Что, блин, творится сегодня? Я устала? Мне надо отдохнуть? От чего я могу устать? Я заболела? Нет никаких симптомов! Дышу ровно, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Осторожно открываю крайний ящик кухонного гарнитура и вытаскиваю перекись водорода и марлевую повязку.

Глава 6. Ара

Мишка торопливо скидывает ботинки и забегает на кухню:

– Малыш, ты чего? Я тебя напугал?

Я не похожа на пугливого кролика, который пугается скрежета ключа и уж тем более роняет от испуга вазу. Моей выдержке могут позавидовать многие девушки. Но иррациональный хаос в моей и около моей жизни будто только увеличивается.

– Нет, просто… Прости, я сама не знаю, что со мной творится. Я не узнаю себя…

Обычно мои ум и эмоции, рациональность и интуиция играли на одном поле, а тут вдруг словно в какую-то схватку вступили. Объективно – все нормально. А всякие мелочи легко объяснимы. Ну, во-первых, сны. Они могут преследовать из-за чего угодно, элементарный поход к эндокринологу может стать разгадкой этих ночных кошмаров. Этим я точно займусь на следующей неделе.

Во-вторых, Мишкины рабочие телефонные звонки, которые он от меня скрывает. Относительно их тоже все просто. Михаил всегда старался оберегать меня от всего, чего только возможно. И все. Никаких причин для тревог нет.

– Выпьем? – Михаил наливает по бокалу красного. Легкие закуски из ресторана, фрукты и шоколад разложены по любимым белым тарелочкам. Хрусталь отражает сияние свечей. За окном только-только проступают сумеречные краски.

Алкоголь слегка волнует кровь, усиливая трепетно-нежные чувства. Рядом с Мишей надежно. Хорошо. Мы кружимся в танце. Миша нежно и одновременно крепко держит за талию и водит в танце. Переходит на полушепот, хотя в квартире никого, кроме нас нет:

– Ты сильная, Ара. Я тебя пытался оберегать, заботиться, словно ты хрупкий цветок, но ты сильная, и я это знаю. Именно поэтому ты достойна заботы. Тебя трудно сломать, и я очень надеюсь, что жизнь это не сделает.

Снова укол тревоги больно царапает грудь. Михаил щедр на комплименты, но не такие. С чего вдруг это восхищение моей силой? Кому она сдалась? К чему он меня готовит? Или я действительно схожу с ума с этими снами?

– Я сильная, потому что ты мне дал крылья.

Поцелуй. Нежный и долгий.

Так целовали солдаты перед тем как расстаться со своими возлюбленными.

Господи, что за мысли у меня в голове, одна дурней другого? Сама наливаю вино и себе, и Мише, и мы направляемся в сторону нашей просторной спальни.

Пальцы Михаил привычно стягивают бретельку белого лифчика, привычными жестом слегка сжимают грудь в руке. Блуждают по укромным уголкам, пока тело не начинает отзываться неким томлением.

В последние дни Михаил выглядит усталым. Это не такая усталость от которой избавляешься восьмичасовым сном, а нечто другое. И опять мне приходит на ум только одно слово – дурное. Да, это какая-то дурная усталость, от которой его скулы стали остро очерченными, ранее еле заметные мешки под глазами стали более бросаться в глаза.

Хочу сделать ему приятное. Очень хочу.

Я знаю, где надо нежно, а где чуть впиться зубами. Я знаю, где надо подольше, а в каких местах реакция мгновенна.

Трусь об его пах попой, чтобы утвердиться в своей правоте: Миша-медведь готов, член рвется наружу. Сама расстегиваю его ремень и тяну брюки вниз. Мой огромный медведь валит меня на кровать и одним сильным толчком проникает внутрь. Позволяю ему немного так насладиться процессом и пытаюсь повалить его самого. Я хочу сама. Хочу, чтобы он отдохнул. Миша сразу пониманет мои намерении и скатывается на спину. Еще секунда, и теперь я оказываюсь на нем. Двигаюсь медленно, плавно, так, чтобы и мои чувствительные места успели потереться об его кожу, волна возбуждения медленно нарастает и также медленно покидает тело, предварительно заставив его напрячься как излишне сильно надутый шарик. Шарик лопается, мы с Мишкой почти одновременно достигаем пика.

– Я в душ! – шепчу на ухо Мишке. Даже в такие вроде бы очень близкие моменты я с трудом переношу ощущение чего-то липкого, почти грязного на теле. Мне всегда срочно надо все это смыть. Чаще я выжидаю минут 10, чтобы ненароком не обидеть этого большого медведя, но сегодня он кажется слишком усталым, чтобы фантазировать бог знает что.

– Мы можем поговорить завтра? Вам не кажется, что ваше давление уже переходит границы? – даже сквозь воду слышу рассерженный голос Миши.

Черт, опять эти телефонные звонки.

Выключаю воду. Прислушиваюсь. Мишка сбрасывает гудок и звонит кому-то.

– Светочка, это Михаил Львович. Отменяй всех новых клиентов на этой и следующей неделе. Если встречи будет добиваться некто Илья Воскресенский, придумай любую убедительную причину, но ближайшие дней пять меня нет. Категорически нет, ты меня поняла?

Я не выдерживаю, даже голос немного подрагивает, когда прошу:

– Миша, вернее, Михаил Львович., вам не кажется, что нам стоит поговорить? Что творится на вашей работе?

– Арочка Анатольевна, видите ли, я сейчас немного занят, мне срочно надо в душ. Одна капризная и чрезмерно беспокоящяяся обо мне девица так скакала на мне, что сейчас я весь измазан, скажем так, в нектаре любви. О какой работе может идти речь?

– Ну Ми-иша, я же серьезно?

В голосе Мише появляются твердые ноты, те, которые предупреждают, что лучше не настаивать:

– Главное – это то, что тебе ничто не угрожает. Ты никак не связана с моими делами. Твое имя нигде не фигурирует. Даже если со мной, не дай Бог, что случится, ты обеспечена на первые десять лет жизни без меня точно.

Глава 7. Ара

– Миш! Миша, тебе на работу, просыпайся! – чешу Мишу за ухом, но получаю в ответ только недовольный рык невыспавшегося медведя. И сонный неразборчивый ответ:

– Я в десять в офис заеду, в десять тридцать встреча с клиентом, потом в прокуратуру скатаюсь, Арочка, дай поспать, еще часик, пожалуйста.

Понятно. Иду заваривать кофе. Холодильник забит едой, Миша вполне справится без меня. А вот мне надо поторапливаться. Еще раз целую Михаила перед уходом, он загребает меня своими огромными лапами в постельку.

– Мии-ш, ты мне всю блузку помнешь, а мне уже уходить…

– Поцелуй меня, иначе не выпущу…

Так тепло, так уютно. Не хочется выскальзывать из этих объятий.

– Ох, другие любовница как любовницы, греют постель когда надо, одной моей взбрело в голову медсестрой работать. Где я ошибся, за что мне это, Боже? – шутливо ворчит Михаил.

Он знает, что я не обижусь на слово «любовница», я и не претендую на большее, более того – не хочу большего. Мишка мне очень дорог, но еще дороже – моя свобода. А еще у женатых мужчин есть свойство просить ребенка, а я этого категорически не хочу. Это мое твердое «нет» с первого года совместной жизни.

– Ну я же неполный рабочий день. И мне это нравится. Очень нравится.

– Мне тоже, – с улыбкой отвечает Михаил. – Когда ты медсестра только для меня и под коротким халатом ничего нет…

– Ай-яй-яй, – укоризненно качаю головой, – и это мне говорит уважаемый адвокат с двадцатилетним стажем… Ну что за молодежь пошла…

Миша улыбается, целует:

– И не говорите, Арочка Анатольевна, не молодежь, а черт-те что. Куда мы катимся? О времена, о нравы…

Мне нравится, что Миша шутит. Что он отдохнул, круги под глазами вроде меньше стали.

Целую в ответ и ускользаю за дверь. У меня нет привычки спрашивать, когда мы встретимся в следующий раз, но прогнозировать это несложно. Скорее всего, не раньше понедельника.

Привычный маршрут радует. Апрельское солнце светит ярко, с утра обещает хорошую погоду, но по утрам пока довольно прохладно. Миша, как курица-наседка настоял-таки, чтобы я надела берет, но он так не идет к моему бледно-розовому плащику, что я снимаю и прячу его в сумку – точь-в-точь как девочка-подросток. В школе многие девочки так поступали, помню. Но не я. Моим было все равно, надела ли я шапку в тридцатиградусный мороз, не то что в апреле. Но речь ведь идет не о них, а о Мише, правда? Да и не люблю я вспоминать свое прошлое. Нет там ничего хорошего. Все хорошее дал мне Миша.

Как хорошо, что он вчера пришел! Тревога как будто отступила. Да еще много чего непонятного, но Миша же обещал объясниться, значит разговор рано или поздно состоится.

Редкие прохожие будто источают радость. Вон припрыжку бежит мальчик-дошкольник. Рядом с поликлиникой есть детский сад, наверное, с мамой туда торопятся. Только они сворачивают за угол, рядом тормозит черный Ниссан:

– Девушка, городскую поликлинику № 78 не подскажете?

– Подскажу, – с удовольствием отвечаю водителю, выглядывающему в окно, – прямо по этой дороге до автобусной остановки и еще метров пятьсот влево. Сразу увидите четырехэтажное здание, серое такое…

– А там дежурный врач есть сегодня, не знаете?

Ну что за глупые вопросы, конечно, в поликлинике есть дежурный врач.

Утвердительно киваю головой и хочу вежливо попрощаться, но мне не дают. Я слишком поздно обращаю внимание, что соседняя дверца открывается и оттуда выходит парень под два метра. Слишком поздно отмечаю, что у него в руке еле виднеется подозрительная тряпка.

И я даже знаю, что сейчас будет, и пока беспомощно озираюсь по сторонам в поисках прохожих и хочу уже не то что отойти, – убежать от машины, крепкие руки хватают за запястья, заставляют пригнуться и подносят тряпку к носу. А дальше я лечу в темную пропасть, которая заполняет меня всю, поглощает и я – это уже не я, а какая-то безвольная кукла.

Глава 8. Илья

Рассматриваю ее фотографию.

Симпатичное, я бы даже сказал, несколько смазливое личико. Крошечная родинка на подбородке. А впрочем, к черту – фото летит на пол, у меня была возможность насмотреться. На скамейке. А потом – в машине неотложки. Ирония судьбы – она помогла мне, но я тогда ее не узнал. Глупо. Ее распечатанные фото в количестве почти с десяток хранятся в файле моего компа, а когда столкнулся с ней лицом к лицу – не узнал. Ну да, не до того было тогда. Неожиданно как-то получилось.

– Удивительно, да, Игорь? – поднимаю глаза на вошедшего друга и помощника в одном лице. – Содержанка Михаила Львовича подрабатывает медсестрой.

– Она не подрабатывает. Она там работает.

Игорь не разделяет ни моей иронии, и мой план ему тоже не нравится. Мне он тоже не особо по душе. Потому что запоздал. Его надо было осуществить еще тогда, сто лет назад. Возможно, и правда, что месть – блюдо, которое подают холодным, но не в моем случае. Предпочитаю горячую пищу, горячие напитки и горячих женщин.

– Илья, еще не поздно передумать… Просто все аннулируем…

– Слушай, не зуди а, без тебя тошно.

– Мне это не нравится. Какого хрена впутывать бабу в мужские разборки?

– Не нравится – уходи. Уходи, Игорь…

Гнетущая тишина.

Я знаю, что Игорь не уйдет.

И мне тоже все это не особо нравится.

Но я не отступлю.

Элин палач остался безнаказанным из-за этого адвоката. А еще Эля пострадала из-за одной бляди, которая решила увести ее почти мужа.

Так какого х… лешего я должен теперь жалеть и лелеять очередную поблядушку, шарахающуюся с чужим мужем только из-за того, что она медсестра?

– Ты же знаешь, что не уйду, Илья. Мы ж с тобой огонь и воду…

– Давай без лирики, Игорь. Ребята готовы?

– Да, Никитос и Змей караулят возле дома. Выезжают следом…

Игорь выкуривает сигарету и уходит. Табачный дым оседает в горле. Черт! Я что, старею? Я сейчас должен предвкушать, наслаждаться процессом, играть, словно сытый кот с несчастной мышкой – двумя мышками. Об этом дне Х я мечтал последние месяца три, бредил им. Что, блять, сейчас, не так?

Открываю окно, легкий ветер слегка колышет занавески, залетает в комнату и уносит остатки едкого дыма туда, в бесконечность, чтобы растворить ее. Вот бы мне так. Заставлять ублюдков платить по счетам и самому при этом не пачкаться.

Так, что я там говорил Игорю, – отставить лирику. Вот и славно. Часы показывают девять утра. Значит, медсестричка уже в назначенном месте и уже пришла в себя. Никитос и Змей не первый раз на подобном задании, знают, как себя вести. А мне пора приступить к самой сладкой части наказания: добраться до Михаила и смотреть ему в глаза, когда буду рассказывать, где находится его содержанка и что я с ней буду делать, пока мне это не надоест. Буду смотреть в глаза и говорить, смакуя каждое слово, каждый звук. Я знаю, что она ему дорога. Было бы иначе – не держал бы около себя столько лет. Он ведь ей даже со шлюхами не изменял. Голубки, блять.

Сажусь за руль своей тачки. По моим данным, ближе к десяти он должен поехать в офис, вот тут я его и перехвачу. За каждый день жизни своей медсестрички будет расплачиваться шестизначными суммами. А потом, когда наиграюсь, верну ее к нему с такими психологическими травмами, что убежит от него, роняя тапки. Они оба получат заслуженные уроки.

Идеально убранный элитный район только начинает просыпаться. Тачка на месте, жду Михаила. Опаздывает голубок. Или он вовсе решил на работу не идти? Арочка так утомила вчера? От последней мысли становится жутко неприятно, сплевываю на землю. Может, зайти в квартиру? Он там что, реально заснул? Паспортом перед охранником светить не хочется, поэтому предъявляю ксиву Игоря и сообщаю, что у меня назначена встреча с адвокатом Михаилом Львовичем. Очень надеюсь, что его не удивит тот факт, что деловая встреча назначена в квартире любовницы адвоката, но охраннику, по всей видимости, плевать на это. Возможно, Михаил и здесь встречался с клиентами.

Пока поднимаюсь на второй этаж, отмечаю, что Львович умеет выбирать квартиру. Подъезд более чем опрятен, даже роскошен. Двери тяжелые, дубовые, такие так просто не выбить. После третьего длинного звонка, переливающейся птичьей трелью, когда двери мне так никто и не открывает, использую свои, малозаконные методы.

…Квартира встречает необычайно звонкой тишиной и Михаилом Львовичем, наклоненным над столом в очень неестественной позе.

Глава 9. Илья

Охренеть я влип. Проверяю пульс. Вызываю скорую. Трезвоню соседям – хоть бы черт лысый вышел. Приходится звать охранника, а затем под шумок уходить. Несомненно, меня вызовут, но до этого надо спрятать медсестру. Туда, где никто не будет знать о ее местонахождении. Даже самые доверенные лица.

Не знаю, насколько глубоко будут рыть, но если свяжут исчезновение медсестры с покушением на адвоката, первым подозреваемым буду я. В голове сумбур. У меня всегда есть план А и план Б, но сука, такого поворота я не ожидал.

Набираю Змея, даю инструкции:

– Готовьте девчонку, буду увозить.

Итак, пилотный вариант дальнейших действий. Есть у меня на примете полузаброшенная дача, оставшаяся еще от бабушки. Года два я туда глаза не показывал. Повезу медсестричку туда.

Надо принять все меры предосторожности. Совершаю минимально возможные действия, чтобы эту гребаную содержанку не узнали: парик, пара новых свитеров, брюки, кроссовки, платок; также беру небольшой набор продуктов на первое время; задумываюсь и кидаю в корзину упаковку женского белья. Беру первые попавшиеся простынь и наволочки, плед. На всякий случай беру чистящие средства.

Еще одна предосторожность – никто не должен знать об этом перевалочном пункте. Даже из близкого окружения. Тем более из близкого окружения. В жизни, конечно, бывают совпадения, но иногда, а даже чаще – это результат блестящего планирования и организации ситуации. Чуйка просто кричит, что покушение на Михаила именно сегодня - не может быть чудом. Есть немало желающих меня подставить, которые хотя бы чисто теоретически имеют рычаги воздействия на моих близких или знакомых, да и алчность никто не отменял. Так что мой выбор - перебдеть и держать все в тайне.

Теперь дело за малым. Надо поговорить с медсестричкой. Поговорить так, чтобы в дороге пикнуть не смела и выполняла все по первому требованию.

Захожу в квартиру. Обычная однокомнатная хрущевка в не совсем благоприятном районе. Более-менее чисто. Медсестричка сидит на диване. Глаза распахнуты, капилляры красные, но сухие. Что, даже слезинки не проронила? Ну и правильно, на моих ребят подобное не действует ни разу. Пока я закупался, прошел еще час. Пора уже выезжать. Кидаю парик:

– Напяливай.

– Я не хочу, не буду это надевать. – Голос сиплый, но фраза звучит достаточно уверенно для того, кто оказался в ее ситуации.

– Тв в школе хорошо училась?

– Нормально, – нехотя отвечает медсестричка, из чего делаю вывод, что школа пробуждает в ней не самые лучшие воспоминания. Ну да ладно, дело не в этом.

– Если нормально, значит должна отличать повелительное предложение от вопросительного. Значит так, сейчас у меня нет времени учить тебя ни грамматике, ни хорошим манерам. Но в твоих же интересах за десять минут превратиться в жгучую брюнетку в черном худи, джинсах и кроссовках. Время пошло.

Кидаю вещи на диван. Кивком головы указываю Никитосу и Змею, что могут пока выйти из комнаты.

Напяливает парик, из-за чего лицо начинает выглядеть как-то остро, слишком худощаво, что ли. Не переодевается. Ждет, что я выйду?

Многозначительно смотрю на часы и добавляю:

– Время выходит. Ты ждешь, что я помогу?

– Можно я поверх платья надену худи и брюки, а платье заправлю?

Отрицательно качаю головой. Что у этой бабы в голове? Ты, блять, спишь с чужим мужем, зачем сейчас из себя принцессу строить?

Поворачивается спиной ко мне и как миленькая надевает и брюки, и худи. С размером я чуть-чуть не угадал, одежда немного великовата, но в принципе все нормально. Пока она одевается, успеваю ей рассказать правила игры: молчать и не играть на нервах. И тогда все будет хорошо и с ней, и с ее Мишей. О случившемся с Мишей не рассказываю. Не время для бабских истерик

Глава 10. Ара

Ситуация патовая. К такому я готова не была. Главное – не поддаваться эмоциям. Как же! Это было еще возможно, когда машина катила по асфальтированным дорогам города, но когда мы выехали за его границы, к горлу подступила тошнота. С осторожностью и предельной вежливостью спрашиваю:

– Можно вам задать вопрос?

Зря, конечно, так начала, надо было сразу конкретно спрашивать, потому что в ответ услышала просто «Нет». Ни кивка головы, ни взгляда, просто – «нет».

Проигрываю в голове другие варианты: ни к чему хорошему поездка с этим психом не приведет, что можно сделать? Выкатиться на машине на полной скорости? Я не знаю, жесты ли выдают меня, или психу не впервой похищать людей и наперед знает все мысли людей в таком положении, но он тут же выдает:

– Двери заблокированы, пописать останавливаться не буду, начнешь чудить – получишь, мало не покажется.

Ясно, что продолжать разговор бессмысленно.

Из всего ужаса, который творится сейчас, я вижу только один малюсенький положительный момент: в машине мы одни. Все же когда тебя окружает один психопат гораздо лучше, чем когда их трое.

В области груди кровь закипает от ужаса, живот стягивает узлом от страха, когда городской пейзаж сменяют лесопосадки. Любой кадр из фильма ужаса или триллера, кажется, может начать оживать. Сейчас остановит машину и велит копать… могилу? Что тогда делать? Умру, так и не узнав за что? Хорошо, если просто пристрелит, а если нет? Господи, я сама себя закапываю в безысходность.

Поворот налево. Дачный поселок. Читаю надпись: «С/о «Первоцвет». Но он не заезжает на нормальную улицу, машина движется туда, в заброшенную часть. На всякий случай отмечаю, что люди все же тут живут, почти что рядом, почти - это через четыре улицы. А мы останавливаемся возле совсем заброшенной избушки. Двухэтажная, но небольшая. Крохотная кухонька и средних размеров основная комната на первом этаже и небольшая спаленка на втором, чердак.

Предпринимаю очередную попытку заговорить:

– Мне кажется, нам стоит поговорить, ситуация такая странная. Возможно, я и вовсе не та, кто вам нужна…

Натыкаюсь на тяжелый, очень тяжелый взгляд, после которого невольно приходишь к выводу, что лучше помалкивать. Но он все же добавляет:

– Говорить будешь – когда я скажу. Отвечать будешь – когда я спрошу. Делать будешь – то, что я скажу. Это понятно?

В голове проносятся уже другие кадры из фильма: это что, маньяк, который хочет сделать из меня рабыню? Вроде не совсем похож, ну а кто из них похож, все они в жизни были весьма милыми людьми.

– Айй, – вырывается из меня стон, когда он больно дергает за локоть:

– Я спросил: «это – понятно?». Я не услышал ответ.

– Даа, понятно, – жду, когда отпустит локоть и осторожно потираю место, где схватил.

– Значит, слушай. Погода апрельская, теплая, жить можно, если повезет, еще обогреватель найду. Сейчас берешь ведро, тряпку и начинаешь все протирать и намыливать. Хорошо поработаешь – значит, будет ужин. Не такой шикарный, какой тебе твой богатый любовник устраивал, но от голода не умрешь. Чистящие средства – в пакете. Вопросы – только по делу. Заранее даю полезный совет: не пытайся убежать, у тебя не получится. И без глупостей, я не Михаил, жалеть не буду.

Вопроса не было, но все же я спешу согласиться:

– Да, все понятно.

Вот только с этим типом мне не все понятно. Лицо его будто знакомое. Кажется, чуть напрягусь, и все вспомню, где ж его видела. Но пока в голове такой сумбур, ни на что надеяться не приходится. Высокий, крепкий, поджарый. К моему удивлению, пока я убиралась, он не просиживал штаны, а таскал мусор из сарая, из чердака; смахивал паутины в труднодоступных местах и часа через три-четыре я, наконец, услышала от него сухое:

– Давай ужинать.

Хотела попросить еще минут пять, чтобы домыть ступеньки, но что-то меня переклинило, что я должна бежать по первому зову, на что он ухмыльнулся и почти по-человечески сказал:

- Ну домывай, что уж ты. Я пока сам накрою на стол. Можешь звать меня Ильей.

А дальше я заняла спаленку на втором этаже, мой похититель остался на первом. Несмотря на усталость, мне не сразу удалось нормально лечь и уснуть. Ноги отказывались спокойно лежать. Необъяснимое давление, неприятное ощущение требовало движений,. Я вставала, ходила по комнатушке, массировала ноги, но облегчение приходило только на мгновение. Хотелось кричать от досады: не больно, но гораздо хуже.

Наконец, не выдержав, спускаюсь вниз: Илья спит и я решаюсь тихонько выйти во двор. В конце концов, я же не убегаю. Даже если он проснется, то увидит, что всего лишь хожу по участку. Да и мало ли, может по малой нужде мне приспичило.

Апрельская еще довольно прохладная ночь успокаивает. Звезды освещают весь земной шар. Семь лет! Семь лет я прожила под крылом Михаила, и не ведала, что такое настоящие проблемы. Семь лет он словно залечивал раны, заполнял пустоты и бреши, которые просто зияли до встречи с ним.

Как мне его не хватает! Как хочется просто лечь рядом с ним, быть подмятой его огромными ручищами, спрятаться за широкую спину и не вспоминать ничего, что было до него. Потому что до него была пустота, ранящая, свербящая. Почти такая, какая образовывается вокруг меня и во мне сейчас.

Глава 11. Илья

Слышу шорохи наверху. Не один я не могу уснуть этой ночью. Надо было не черный чай и кофе покупать, а ромашку с мятой. Вон как медсестричка разнервничалась, встает, ходит, снова ложится, снова встает. "Словно загнанный зверь" приходит в голову сравнение. Ну да, в рамках сегодняшних событий, есть только два варианта: лечь и отрубиться, едва голова коснется подушки либо вот так маяться от бессонницы.

Голова пухнет от вопросов, на которые не могу найти ответ. Кому понадобился Михаил? Я достаточно тщательно изучил его дела: враги есть, при такой профессии их и не может не быть, но чтобы так, чтобы доходило до покушения… А может уже убийства, что еще хуже и для него, и для Ары, и для меня… Ситуация тем интереснее и страшнее, что этот человек должен был знать о моих планах на Ару. Все, посвященные или причастные в эту историю прошли проверку, все – что Никитос, что Змей – это не ребята с улицы, а надежные охранники, получившие рекомендации от близких мне людей. Я верю им как себе. Или верил?

Беру стакан и наливаю себе пенного светлого. За руль не надо, а медсестричка производит впечатление достаточно адекватной, даже не ожидал от нее подобной выдержки.

Незначительное количество алкоголя успокаивают напряженные нервные клетки, и я уже почти засыпаю, когда слышу скрип двери – тихий и осторожный. Именно на такие у меня особая реакция. Моя пушка всегда рядом, если нас найдут те, кто охотился на Михаила – однозначно встретят достойный отпор. Но я по тихой поступи, да, кажется, даже на уровне колебаний в воздухе понимаю, что это Ара.

Впечатление идиотки она не производит, вроде должна понять, что побег ночью к добру не приведет, поэтому делаю вид, что сплю. Жду целых пять минут, все же этого более чем достаточно если вдруг ее приспичило. Ее все нет. Не на прогулку же она вышла на ночь глядя??? Выглядываю в окно. Все в порядке. Ара на месте. Поеживается от холода. Шагает по участку. Нервы? Лучше так, чем истерики на пустом месте.

Вроде выпил совсем каплю, а потянуло на философию. Нормальная с виду баба. Не истеричка. Не капризная. Белоручку из себя не строила, как пчелка трудилась целый день. Сказанное – понимает. По крайней мере мои советы помалкивать и лишний раз не лезть ко мне восприняла адекватно. А, так еще ведь работает. И кем? Медсестрой в госполиклинике, а это еще плюс куча полезных навыков, особенно для жены такого человека как я. Зачем надо было впутываться в отношения с женатым мужчиной. Неужели не нашла бы холостого, пусть не такого богатого? А если ей нужны лишь миллионы, какого лешего она пошла работать? Насколько мне известно, такие девицы вполне успешно справляются с задачей потратить куеву тучу денег, сидя дома. Ну или салон красоты, элитный цветочный магазин в конце концов открыла бы, раз без дела сидеть не может. Загадочная ты все-таки, Ара.

А ведь Михаил не производит впечатление глупого мужика, отнюдь. Надо что-то иметь кроме красивой физической оболочки, чтобы зацепить одного из лучших адвокатов в городе. И не просто зацепить, а сделать своим на семь лет.

Наконец, дверь предательски снова скрипит и в комнату залетает свежий ночной воздух, вслед за ним и Ара. Осторожно поднимается по лесенке на второй этаж. Ночной воздух сделал свое благое дело: минут через десять подмечаю, что этажом выше никто не ворочается и тоже спокойно проваливаюсь в сон.

Глава 12. Ара

Я просыпаюсь так же резко, как вчера заснула. Как будто после того, как положила голову на подушку, сначала в омут закинули, а теперь без предупреждения вырвали оттуда, отчего я невольно начинаю хватать ртом воздух. Сквозь крошечное окно вижу, что рассвело еще совсем недавно. Есть что-то божественно-созидательное в утренней красоте. Такое, что заставляет на секунду забыть обо всем плохом, такое, что заставляет поверить в силу Создателя, его заботу о тебе. Какой-то соловей, а может это другая птица, заливается песнями, оповещая всю округу о наступлении нового дня.

– Вот только мне этот день не сулит ничего хорошего, – думаю я, переводя взгляд с окна на крошечную комнату, к которой больше подходит эпитет убогий.

Неприятная дрожь окатывает с макушки головы и до самых пяточек.
Это уже было! Я уже так думала! Я уже были закинута в омут безнадежности. А оказалось нужно просто потерпеть! Дождаться встречи с Михаилом. Добрым. Надежным. Богатым.

Догадка простреливает, вышибая воздух из легких. Господи, сколько книг об этом написано, а еще больше фильмов снято. Ну конечно, все дело в деньгах. Илье и его подельникам нужны деньги. Наверняка, он или они уже звонили Мише. Скорее всего Михаил уже собирает деньги. Ну не может не собирать. Конечно, ему следует дать время, не злить Илью, вот и все. День-два-три, и я снова вернусь к своему Медведю, а все, что происходит сейчас, мы забудем как страшный сон.

Стало легче. Сильно легче. «Все под контролем, все под контролем, Арочка» – то и дело напоминаю себе. Даже составила себе расписание на предполагаемые два-три дня в плену. С утра – зарядка, потом – завтрак, уборка или готовка, прогулка по участку, ну и далее такие же незамысловатые действия.

Конечно, я не совсем успокоилась! А если меня не оставят в живых? Михаил соберет нужную сумму, деньги возьмут, а меня закопают в лесу? Михаил довольно-таки принципиальный человек. Какие бы связи не были, если за дело берется Михаил, как правило, преступники не остаются безнаказанными. Как убедить Илью, что им не будет ничего угрожать, Михаил не будет их преследовать, пусть берет деньги и просто катится?

Думаю, думаю. Еще одна мысль проносится в голове: а вдруг Илью нанял какой-то головорез, чтобы Михаил его не упек за решетку? Типа твоя женщина будет жива, если ты пойдешь наперекор своим принципам?

И снова вопрос: почему в обоих случаях они взялись за меня? Почему не за жену? Да, есть я, то есть любовница, но ведь и Элла ему дорога, ее он также ценит?

Ой сколько вопросов остаются без ответа, а задавать их напрямую Илье бесполезно.

Решаю пойти окольными путями. Во-первых, завтрак. Илья тоже уже проснулся, так что можно заняться им. Не Ильей уж, а завтраком. Выглядываю в окно. Охо! Обливается холодной водой! Тут же зажмуриваю глаза, потому что там есть на что посмотреть. Илья меньше, чем Михаил по габаритам, но зато кажется, что весь состоит из горы мышц. Быстрые, резкие, но не дерганные, а уверенные движения выдают в нем уверенного человека, для которого самодисциплина и контроль – не пустой звук.

– Значит, – делаю вывод, – с ним можно будет договориться.

Отхожу от окна, ставлю чайник, вытаскиваю из морозилки кусок курицы – пусть размораживается, на обед будет суп. А пока разбиваю яйца в небольшую миску, чтобы приготовить омлет; тонкими кружочками нарезаю ветчину и сыр. Нахожу в супермаркетовских пакетах, которые вчера Илья просто кинул на полку, пряники и сахар. Окончательно сервирую стол как раз к тому моменту, когда Илья входит в дом.

Михаила я знала хорошо, предугадать его реакцию на поступки, слова не составляло трудности. Этому я, наверное, научилась примерно за год жизни с ним. Ну как с ним, около него, около его жизни. Илья для меня загадка. Я не знаю ни его планов, ни профессии – ничего. Все, на что я рассчитываю сейчас – дружелюбное сосуществование вместе, пока Михаил не внесет требуемую сумму, если, конечно, дело в ней.

Реакция Ильи на меня и мои поступки неоднозначная. Он видит накрытый стол, и это ему нравится. По глазам же вижу, что нравится, почему в следующую секунду он криво ухмыляется?

Пытаюсь быть предупредительной, гадаю, как начать разговор, который подтолкнет к мысли, что можно взять деньги и ничего не бояться, просто отпустить меня в мою прежнюю жизнь.

Дожидаюсь, когда мужчина поест – общеизвестное правило, не буду оригинальной, если скажу, что на голодный желудок разговоры не затеваются.

– Ты почему не ешь? – кивает на мою почти нетронутую тарелку Илья. Еще плюс один в его пользу. Даже плюс два: во-первых, замечает, что его пленница не притронулась к его еде. Если бы хотел убить, наверное, безразлично было бы, ем я или нет. Во-вторых, не орет, а говорит нормально. Немного успокаиваюсь, небольшая порция все же падает в желудок.

– Ты чай черный пьешь? Молоко? Лимон? Что добавить? – спрашиваю Илью.

Делаю себе с лимоном, ему просто крепкий черный.

Наконец, решаюсь, хотя все внутри трясется от напряжения. Я предельно вежлива. Я очень корректно формулирую свои мысли. Илья должен понять и дать какой-то ответ:

– Если вам нужны деньги, Михаил обязательно соберет нужную сумму. Просто дайте ему немного времени. Я умею ждать. И быть благодарной тоже умею. Михаил, конечно, принципиальный, он не берется защищать преступников, но я уверена, у каждого правила есть исключение и вас никто не будет преследовать, угрожать. Вы получите деньги, и мы разойдемся? Да?

Глава 13. Илья

Телефон Игоря не отвечает с утра, а больше я никому звонить не хочу: как бы не доверял другим ребятам, сейчас должен быть более чем осторожен. Ирония судьбы: должен был стать кошмаром для Михаила и Ары, а стал ее спасением, кошмарным спасением от неизвестных лиц.

Но я злюсь на Ару! Злюсь! Злость просто плещется, переливается через края моего не самого доброго сердца! Для меня все любовницы женатых мужчин – шаблонные курицы, что не так с этой медсестрой?

Да все не так! Все! Разорвала почти все шаблоны, и что мне с этим делать? Я очень люблю, когда все идет по плану, наперед рассчитываю запасные ходы, варианты развития событий. На этот раз план был до примитивности простым:

1. Увезти Ару в заранее подготовленную квартиру (да, пришлось реализовать план Б – увез на дачу, непредвиденные обстоятельства заставили).

2.Выйти на связь с Михаилом с рядом требований, которые, во-первых, больно ударят по его карману; во-вторых, неоднозначно скажутся на его карьере.

3.Доходчиво объяснить правила игры Аре. Примерный план организации работы с ней:

3.1.Организовать круглосуточную охрану, чтобы не было сюрпризов;

3.2.Выслушать истерику и популярно объяснить, что со мной это не срабатывает;

3.3.Объяснить, что ее спасение в ее руках, всего лишь надо хорошо поработать ротиком и парой других интересных мест;

3.4. Дать время понять, что я не шучу;

3.5.Отправить фото ее «отработок» Михаилу.

3.6.Отпустить Ару обратно к Михаилу.

3.7.Наслаждаться, как Михаил теряет доверие как профессионал, как рушатся отношения с Арой.

Плохой, злой, примитивный план, впрочем, что мне не светит место в раю я знаю давно, так что не все ли равно? Зато какой кайф я ловил, представляя, как осуществляю задуманное!..

Вместо этого я мечусь как хищник, загнанный в угол.

...Знакомая мелодия как бальзам на душу.

– Игорь! – кричу в трубку.

– Ты чего надрываешься? – удивляется друг. – Медсестра довела?

Понимаю, что шутит, но попадает в яблочко.

– А что мне делать? Со мной в одном доме чужая баба, о ее адвокате никаких новостей. Ты, блять, мог понять, что я здесь как на иголках сижу?

– Понятно, Илья. Бабу не смог до истерики довести, сам истеришь?

– Да пошел…

– Все, все… Шучу я. Теперь о новостях. О вас с Арой никто не знает. В том числе Никитос и Змея.

– Что с Михаилом? – спрашиваю затаив дыхание.

Напряжение растет с каждой секундой, нет мили секундой молчания. Если сейчас Игорь скажет, что он умер… Я отыщу виновных, землю рыть носом буду, но отыщу, профессия обязывает. Я сам удивляюсь, как мне страшно - страшно, мать твою! - сообщать новость об этой смерти Аре. Страшнее даже того факта, что в этой смерти могут обвинить меня, хотя не верю, что может дойти до объебона [1].

– Пока жив. В сознание не приходил. Полиция дежурит возле палаты. Тебя ищут. Пока как свидетеля. Будь осторожен, друг. В этом деле я боюсь быть советчиком. Возможно, не лишним будет обратиться за помощью к Ефимке…

Да, звонок Игоря мне вроде бы принес какое-то облегчение, немного вырвал из подвешенного состояния. С другой… впервые за последние годы я не знаю, что делать.

Во-первых, судя по всему надо налаживать отношения с Арой. У меня есть два варианта. Первый – пойти по ее пути, который она апробировала с утра и который ни к чему хорошему не привел - пути мирного сосуществования на одной территории, пока ситуация не прояснится. Мда, этот путь я испортил с самого утра…

…Выгнал медсестричку из-за стола, потому что триггернуло не по-детски. Черт с ним с накрытым столом, понятно, она не из доброты душевной сделала, хотела подлизаться и узнать планы. Сделала все корректно, сама вежливость, блять, но понесло ее явно не в ту степь. Словами о «почти честном» адвокате она больно задела рану, которая никак не могла зажить; а ее уверенность в том, что Михаил ради нее горы свернет еще больше расковыривали рану просто потому, что она – не жена. Возможно, ее слова были соломинкой, за которую хватается тонущий, возможно даже, что она права, я и сам думаю, что Михаил выложил бы кругленькую сумму ради нее и отчего-то это бесит, а не радует.

Второй путь – подчинить ее. Сделать так, чтобы понимала, что каждый шаг, каждое слово надо согласовывать со мной. Не очень привлекательный путь, не очень хорошие способы, но достаточно эффективный – в том плане, что тогда твой вынужденный коммуникатор не доставляет особых проблем и дает заниматься другими важными делами – поисками виновных.

Я не самый последний человек в подобном деле, и сыскное агентство, в котором я работаю верой и правдой последние пять лет – тому доказательство. Ефим Борисович набирает лучших сотрудников, он мирится практически со всеми привычками, тараканами, если ты профи в своем деле. Ты можешь быть ублюдком «в миру», но это не должно никоим образом оставлять негативные отпечатки на твоей работе. Он верил и сам повторял, что ангелы не идут в нашу профессию и в наше агентство. Но профессионалов ценил и не обижал в плане материального вознаграждения. Сам Ефимка, как мы его называли меж собой, ангелом не был, но вызывал уважение. Мог словами резать как ножом, но впрягался за нас, если только то был не совсем беспредел. Проблема в том, что весьма вероятно, что то, что творю я и есть беспредел.

Глава 14. Илья

Глава 14. Илья

Золотая середина. Микс. Вот что мне сейчас надо. Чтобы и по-хорошему, и подчинилась. Получится? Нет вопросов, и не такое вытворяли. Все-таки звонок Игоря отрезвил, вдохнул в меня жизнь. А то я уже Ару вон напугал. Сидит наверху, второй час уже пошел, носу не кажет. Небось, ноет сидит? Да нет, не слышно ничего. В этом смысле она кремень.

– Ара, – зову свою пленницу достаточно громко. Ноль реакции. Точно обиделась и разнылась в подушку. Мне такое поведение нахрен не сдалось. Зову еще громче и грубее:

– Слышь, я тебя зову вообще-то…

– Я здесь.

Легкие шаги босых ног по лестнице. Всматриваюсь в глаза. Они не то, что сухие, они заспанные!

– Ты что, спала? – не могу скрыть свое удивление. Я-то думал ревет, переживает, осознает там что-то, а она спать легла…

Я не то, что злюсь, хотя есть конечно, малек, мне смешно становится. Скрываю улыбку и тоном командира раздаю указания:

– Носки надень, не май месяц на босу ногу шляться в необогреваемом помещении. Молодец, что куру вытащила. С тебя обед, я баней займусь, посмотрим что к чему, глядишь, вечером помыться получится.

У Ары в глазах – немой ужас:

–Мы что, вечером будем баню принимать? Темно же?

– Детский сад разводить не надо. Ну первая пойдешь, если боишься темноты.

День так и прошел в мелких хлопотах, но Ара была вся как комок нервов, вся в напряжении.

– Ну не из-за бани же она так переживает? – раздраженно думал я время от времени. Просто тогда я еще не представлял масштабы ее страхов темного тесного помещения. Во мне, может быть, впервые что-то человеческое к ней проснулось, хотелось приятное сделать, дать нормально помыться, а вместо радости увидел не пойми что.

Вечер уже наступил, и пока Ара возилась с посудой мне удалось найти провода, лампу накаливания, изоленту. Более-менее сносное и безопасное освещение для медсестры было обеспечено. Я видел, с каким облегчением Ара вздохнула, узнав, что не будет находиться в темноте. Мне бы обратить на это внимание, но вместо этого я не мог оторвать глаза от губ, едва тронутых благодарной улыбкой. Я смотрел и видел перед собой не двадцатишестилетнюю женщину, а совсем юную девушку, такую беззащитную, такую ранимую. Мне казалось, что едва наметившаяся улыбка расцветет, она бросится с объятиями, вся такая юная, непосредственная. От этой фантазии становилось непривычно тепло на сердце.

Естественно, все мои фантазии остались фантазиями, ничего такого Ара не сделала. Просто в один миг я понял, что нашел в ней Михаил. Она была такой теплой и беззащитной, а я, возможно, как и Михаил когда-то, холодно-одиноким, но сильным. В тот миг я был уверен, что паззлы сошлись: она – та, которая сможет согреть, я – тот, который сможет защитить.

Мне понадобилось очень много сил, чтобы согнать этот морок. Чтобы заставить себя понять, что хорош предаваться мечтам. Морок прошел, уступив место злости. Блять, я даже пива не пил, откуда во мне поднялся этот шквал эмоций?

Но все чувства отступили назад, уступив место одной - страху, когда я услышал дикий крик. Арин. Из бани.

Глава 15. Илья

Пока я бегу до бани, а это примерно минута, в голове не мелькает ни одной умной мысли. Все, что я предполагаю, это:

1. Аре стало плохо в парной;

2. Аре стало плохо в моечной;

3. Аре стало плохо в предбаннике.

Лампа то мигает, то начинает гореть более-менее стабильно, но сейчас не до нее, все починно-ремонтные работы позднее. Открываю двери, на что они недовольно скрипят, и тут же уши режет еще один вопль. Дверь в моечную я открываю уже рывком и на автомате вытаскиваю забившуюся в угол Ару.

Она словно видит и не видит меня. Несмотря на то, что я вытащил ее из бани, кожа покрыта мурашками; дышит часто и как-то неровно. Усаживаю ее на скамейку в предбаннике. Прямо из ковша даю сделать пару глотков воды. Наконец, взгляд Ары становится осмысленным, она хватает полотенце и прикрывается им, а я эгоистично думаю о том, что у меня была возможность полюбоваться на ее ладненькую фигуру и не только на нее, а я, как дурак, не отрывал глаз от лица, стараясь считать каждую деталь ее состояния.

– Что случилось? – спрашиваю Ару. Мне кажется, что дело в испуге, но понять его причину не могу.

Ара мнется, не хочет отвечать, но она помнит правила, поэтому пытается хоть что-то сказать:

– Прости… извините… я просто испугалась…

– Арочка, когда просто пугаются, вот так, как ты не орут…

Почему-то она опускает взгляд, будто в чем-то виновата, будто совершила что-то постыдное. Произносит еле слышно:

– Я же извинилась. Я не хотела вас тоже пугать…

– Я похож на кого-то, кого можно испугать? – спрашиваю, чтобы разрядить обстановку, просто, чтобы хоть немного расслабилась. Хотя понимаю, был напуган, очень испугался, что с ней случилось что-то серьезное, опасное, угрожающее жизни – в общем все то, что мне по сути облегчило бы жизнь.

– Ты не злишься? – с удивлением спрашивает Ара. Удивляюсь ее вопросу, абсолютно, на мой взгляд, нелогичному. Но хватит мусолить эту тему, перенаправляю нашу милую беседу в иное русло:

– Ты помылась?

От спокойной, уверенной в себе Ары опять остается лишь физическая оболочка. Ее тревогу и беспокойство выдает более тонкий, чем обычно голос, который не отвечает, а оправдывается:

– Я? Нет, только волосы помыла, я сейчас, я быстро моюсь…Ты… вы можете даже в предбаннике подождать…

Мне кажется, в последних словах я слышу надежду, просьбу не оставлять ее здесь одну. И я совершаю ошибку, продиктованную не разумом, а рептильной частью мозга.

Пока Ара возится с мочалкой и мылом, снимаю с себя все и захожу к ней – в тесное пространство моечной. Я не понимаю, как старая дачная баня может быть настолько пропитана эротизмом. Темные стены, лампа, которую я оставил по ту сторону оконца, грозилась вот-вот выключиться, а пока мерцала, то показывая ровную точеную спину, аккуратные груди, которые Ара тут же прикрыла рукой, отчего мочалка упала прямо в тазик с водой, то скрывает Ару, оставляя для обозрения только силуэт. Это было настолько красиво, настолько наполнено чувственностью, что роскошь апартаментов, которые я снимал для непродолжительных встреч с девушками, вмиг померкла. Мне кажется, в этот миг во мне зарождается еще один секс-фетиш: воображение начинает активно рисовать, что и как можно делать с красивой девушкой в парной, моечной, предбаннике. До скрежета зубов хочется просто наклонить и присунуть ей. Нет, это было бы слишком примитивно, просто, не хочу так. Хочу сначала трогать и гладить, прихватывать губами и зубами, дразнить языком, слышать стоны, переходящие в крики - да, вот чего я хочу сейчас, прямо сейчас. Могу позволить это себе? Не знаю, черт, да не до рефлексии сейчас, инстинкты рулят вовсю.

Вытаскиваю ее же мочалку из таза, снова намыливаю и начинаю тереть-массировать ее руки, спину, живот, спускаюсь к самим интересным местам. Ну же, Ара, кричи, вырывайся, обзови меня как-нибудь, пока я, быть может, смогу остановиться!

Молчание Ары – зеленый свет. Ну не может же она не видеть мой стояк? Должна же в этот миг сообразить, что я не массажист-намыливатель? А может, я чудовище, которое воспользовалось тем, что моя медсестра находится в шоковом состоянии и не может ничего понять?

Неважно, все уже неважно! Хотя нет! Одну деталь я все-таки отмечу как значимую! Когда я, намыленную и ополоснутую теплой водичкой Ару потянул за собой в предбанник, вытр полотенцем, не забывая при этом гладить и сжимать, снова поглаживать розовые после пара ягодицы, а потом скользнул пальцем меж складок и протолкнул туда еще и второй – она была мокрая. Очень мокрая.

Глава16. Илья

Да, я не самый высоконравственный человек и уж тем более не могу и не хочу в такие моменты разбираться, что происходит у женщин в голове. Мокрая – значит согласна, значит все окей, берем. Слабый протест в виде сдвинутых на минуту бедер и щенячий взгляд, который то ли умоляет, то ли запрещает – не в счет.

К тому же должны же быть какие-то привилегии и для меня, вообще-то у меня работа в сыскном агентстве стоит, а вся эта фигня мною точно не планировалась, по крайней мере не в таким виде как сейчас.Но бонус в виде распаренного горячего тела Ары мне понравился, очень. Это была нежность, граничащая с покорностью, нежность едва-едва прикрытая стыдом, нежность, обещающая горячие порывы в будущем, нежность раскрывающегося бутона, который очень скоро может превратиться в раскрывшийся цветок. Это был вполне себе традиционный секс, я не задействовал ни ее рот, ни ее задницу; я словно бы отправлял птенца в его первый полет и ликовал, видя как отзывчиво она летает. Это было странно, ведь Ара не восемнадцатилетняя девочка и оттого все было неожиданно вкусным.

Я напирал на нее, наступал, подминал, зная, что после меня останутся следы. А в ответ получал не привычную от других ответную страсть, а иногда, быть может, актерскую игру в страсть, а тихую нежность, которая заползала в сердце; тихие стоны, которые Ара так старалась сдерживать, вырывались с еще большей силой и частотой, чем если бы она их не сдерживала, и заводили так, что член тяжелел еще больше и немедленно требовал разрядки. Я уже был не в состоянии обращать внимание на ее реакции, но картина, как она как-то резко, почти судорожно вздохнула, замерла на секунду и сквозь сомкнутые губы и скорее всего даже сжатые зубы завыла раненой волчицей, выгибаясь навстречу оргазму забилась во все уголки мозга одновременно.

Я – не Ара, у меня и в мыслях нет контролировать и сдерживать рвущийся наружу рев, единственное, что хотя и с большим трудом, но поддалось контролю – вытащить в самый ответственный момент член и излить горячее семя на живот и груди медсестры.

А потом Ара последовала в моечную и ко мне вышел совсем другой человек. Какой-то сломанный, поникший. Который торопливо оделся и трусливо убежал в дом, пока я смывал с себя в моечной последствия головокружительного оргазма.

– Ара! – зову ее, когда уже вошел в дом.

Только скрип кровати наверху выдает присутствие кого-то в доме кроме меня.

– Ара! Я чайник поставил, спускайся давай.

То, как замерла Ара, боясь выдать свое присутствие, мне кажется, я осязаю каким-то шестым чувством. Вот только такие игры не про мою честь.

– Ара, либо ты спускаешься, либо я поднимаюсь к тебе!

Почему люди так устроены, что твои просьбы действуют на них через раз, но угрозы – это стопроцентное попадание? Уже через пять секунд вижу босые ноги на лестнице.

– Где носки? Теперь уже после бани босыми ногами? Совсем мозгов нет?

Если что, это были не злобные слова, мой тон был очень спокойный, когда все это произносил. Видимо, Ара восприняла это как-то искаженно, если решилась произнести после них:

– Видимо, да, без мозгов, если позволила себе совокупление с тобой...

Ненавижу, когда подобное произносят. Не припомню, чтобы кому-то давал спуску после малейшей попытки унизить меня. Похоже, Ара начинает забываться, кто тут рулит, впрочем, как и многие безмозглые бабы после секса. В одно мгновение оказываюсь возле лестницы. Подчиняясь закону самосохранения, Ара пытается убежать, но я ловлю ее в два счета и валю на кровать. Удерживаю ее руку своей левой, нависаю над ней, заставляю смотреть прямо в глаза, а сам в это время вожу руками и пощипываю гладкие полушария, живот, спускуаюсь ниже, но на этот раз в моих движениях нет ни грамма нежности и осторожности:

– Совокупление? Может, ты и права. Самка течет, самец берет ее там, где настиг. Определенно ты права, Арочка. А насчет твоих претензий, что со мной – даже не знаю, что сказать. Поменьше играй роль благочестивой жены. Ты содержанка богатого мужчины, ну есть у вашей братии такая особенность – совокупляться с кем не попадя, с кем выгодно - просто прими это. Сожалеешь, что со мной? Могу сделать так, чтобы ты еще раз пожалела об этом, всю ночь себя жалела – потому что ты будешь течь от возбуждения, но кончить тебе не будет позволено.

Я вижу как она кусает губы, извивается всем телом, она не отвечает, потому что все ее силы брошены на самоконтроль. Если в начале ей это еще удается, то потом тело будто само подается навстречу, соски твердеют, а лоно, я уверен, увлажняется.

–Это первый и последний раз, когда тебе можно не отвечать на поставленный вопрос, Арочка. И включи уже мозги, не ходи по дому босиком, а при разговоре - следи за словами и интонацией.

Отвешиваю слабый шлепок прямо по промежности и спускаюсь вниз.

А дальше каждый из нас пытался заснуть в своей комнате с противным комком ненависти. Ара, я уверен, ненавидела себя сейчас за слабость, за что, что не смогла контролировать реакции тела. Я – за то, что показал, какое чудовище. Не хотел – но показал. Показал, возможно даже хуже, чем я есть. Ненависть внутри нас лежала тяжелым комком. Это как будто внутрь тебя кинули детский противный слизький мяч-лизун и он прилип в твои внутренности, его невозможно вытолкать самым сильным кашлем, запить горячим кофе, чтобы оно растворилось. Просто с омерзением ждешь, когда оно отвалится – само.

Глава 17. Ара

За все в мире приходится платить. За удовольствие; за радость быть принятой, неотвергнутой; за свободу; да много что, если подумать входит в этот список. Получаешь благо – платишь за него, совершенно естественный и справедливый процесс, тем более в эпоху капитализма. Однако ведь дело не только в деньгах. Мама заботится о своем недавно родившемся карапузе, не высыпается, у нее выпадают волосы, крошатся зубы, но это ее плата за первую улыбку, обращенную именно к ней, за самый красивый портрет мамы, нарисованный цветными карандашами на обоях.

Только моей маме не нужны были такие дары, мои «дары» вообще нужны были только Михаилу. Он их принимал с благодарностью и платил щедро. Платил в первую очередь деньгами, разумеется, ведь за годы с ним я стала такой, что могу теперь смело и даже свысока смотреть в глаза тем, кто меня презирал, унижал, для кого я была «отбросом». Я абсолютно согласна, что 90% человеческих проблем решаются при помощи денег, но Михаил давал мне много чего и помимо них. Опору. Заботу. Веру.

В нем я нашла заботливую маму. В нем нашла надежного отца. В нем нашла первую любовь, который умел смотреть восхищенными глазами. За такой взгляд многое можно было отдать. И я отдавала. Отдавала себя.

Поначалу он брал только тело, однако чем больше я становилась другой – Арой – тем больше он забирал то, что я с удовольствием и благодарностью отдавала. Эмоции. Чувства. Душу.

Случись что с ним, и сказали бы, что от меня зависит жизнь Михаила, я продала и отдала бы за его жизнь правую почку, потому что левую, с хроническим пиелонефритом вряд ли бы купили. Хотя, если бы проверяли генетику, возможно бы и от правой отказались. Или при пересадке почек неважно, что твои родители – хронические алкоголики?

При учебе в школе, как оказалось, это важно. Осознавание этого произошло довольно резко и достаточно больно.

В первую половину первого учебного года я еще считала, что у нас обычная, даже чуть ли не идеальная семья. Разве что к нам приходили чужие тети и дяди, в руках которых всегда была бутылка и которые дымили как паровоз на кухне. Иногда некоторые из них даже приводили с собой девочек или мальчиков – своих детей, в такие дни даже перепадало вкусное угощение – с предупреждением не показываться на глаза взрослым, нам строго настрого наказывали не высовываться из комнаты, которая именовалась у нас как спальная, заносили лимонад, по кусочку колбасы и хлеба или даже чупа-чупсы. Тогда мне казалось нормальным, что колготки у детей не всегда были заштопаны, платья – на размер или два больше и не первой чистоты, волосы – жирные, ободки ногтей – грязные. Возможно, потому, что и я была одной из таких детей.

Но в школе в нашем классе таких не было. И все равно я сначала не понимала, почему все дети поехали на экскурсию в Дарвиновский музей, а я после уроков пошла домой; почему на день рождение к Мире пошли все девочки и даже несколько мальчиков из класса, а я – нет.

Хотя скорее именно после этого дня рождения я и задумалась о том, что что-то не так, неправильно в нашей семье. На следующий день Мира хвасталась шикарными куклами и наборами, которые ей подарили друзья, а я даже не знала, что на этот праздник полагается подарок; показывала фото своей большой комнаты, где была светлая-светлая мебель, в вазе стояли изумительно-красивые цветы – это были эустомы лавандового цвета, а на роскошном диване в смешных картонных шляпках сидели, растянув губы в улыбке, девочки из нашего класса. Я тогда выбежала из класса и заперлась в туалетной кабинке. Я не плакала, но во мне бурлила такая злость, что я реально боялась, что наброшусь на кого-нибудь из одноклассников, благо повода хватало, к том времени меня уже начинали буллить.

Зато вечером дома я разбушевалась вовсю. Мама и папа никогда не сдерживали свои эмоции, ругань и драки были привычным делом. Поэтому и я посчитала, что имею полное право выразить таким образом свой гнев. Однако уже через пару минут мне ясно дали понять, что такое не прокатит, а «остыть» отправила на крохотный балкон, там хранился всякий хлам, в том числе и старые куртки-фуфайки. Когда защелка со скрипом оторвала меня от внешнего мира, я поняла, что кроме холода здесь мне грозит еще один враг – страшная тьма.

Я уговаривала себя потерпеть, ведь не могут же про меня забыть, накажут и выпустят, пусть через пять минут, десять. Когда же показалось, что прошла целая вечность, я начала стучать, ломиться из балкона. Мне казалось, что здесь есть мыши, которые издают какие-то странные писки. Потом начало казаться, что какие-то существа смотрят на меня, хотят утащить меня. И я начала орать благим матом.

Чудо произошло Не сразу, но меня выпустили. Спасли. Не потому, что меня услышали родители, которые уже вовсю развлекались на кухне с тетей Ирой, дядей Колей и нескольких бутылок домашнего самогона, а потому что я разбудила соседку, которая и вызвала участкового.

Именно с этого дня наша семья официально была признана неблагополучной.

Именно в этот день я поняла, что если в темноте осталась одна и очень страшно, надо орать во всю глотку. И тогда спасут. Правда, потому будет больно, но главное спасут. И Илья сегодня это только подтвердил. Сначала спас, а потом сделал больно – не пряжкой от ремня, как это сделал отец, а словами, по-взрослому. Но главное ведь спас? Так ведь?

Глава 18. Илья

Глава 18. Илья

Я привык, что каждую ночь Ара минут двадцать меряет шагами комнатушку, потом идет за фонариком и шагает уже по участку, на свежем воздухе. Не знаю, может у нее такой своеобразный фитнесс, только нормальные люди занимаются пешими прогулками вечером, перед сном, а она чуть ли не в полночь.

Я уже по привычке ждал эти хождения, но сегодня так и не смог уловить звуки ее спускающихся вниз шагов. Нет, по комнате она ходила и в кровати ворочалась, но вниз не спускалась. Жаль. Я хотел извиниться. Ну типа, был грубоват, сорьки, если обидел. И повторить все, что было. Прошло пару-тройку часов, а хочу ее так, словно месяц бабу не видел…

Даже думал, как это будет - наш второй раз. Уже не получится разыгрывать нежную девочку. Такая же как все. Долго жк ждала своего адвоката. Недели не прошло на даче, а уже подо мной стонала. Зубы сжимала, ладонь свою кусала, но стонала. Сучка. Как и все. Разве что делает вид, что дороже стоит. Типа она только для вип-персон типа Михаила, только вот сучья натура свое взяла, очень хорошо взяла.

Ладонью провожу по члену, который требует, чтобы я поднялся вверх за трофеем. Бля, чем я думаю. Могу противостоять этому зову пять минут, пятнадцать. В сердцах ударяю кулаком по стене и все же поднимаюсь наверх.

Рассматриваю Ару. Днем – само спокойствие, благоразумие, все пытается взять под контроль. Не считая секса в бане, ничто бы не выдало ее горячую кровь, а ночь все обнажает. Ночь раскрывает всю суть.

Ара спит беспокойно. Ноги, стройные и длинные, дергаются, причем это не один или два раза, а часто, долго. Из-за этих дерганий и ночная рубашка, которая ей на пару рзамеров больше задралась с правой стороны, почти выставляя напоказ бедра и ягодицы. Вспоминаю как хватал ее сегодня за эти аппетитные части тела и чувствую сильнейший прилив крови в нужном месте. Схвачу - проснется, испугается.

– Ара! – зову ее.

Повторяю громче. Успеваю заметить, как дрогнули ресницы. Отлично, проснулась, но глаза не открывает. Стесняется?

Бля, как же было удобно с другими бабами. Не скажу, что часто менял их, но удобно было со всеми. Кайфанул – вызвал такси – попрощался до следующего раза. Вот и вся схема. Ну если совсем хороша, оставалась спать до утра, с утра еще разок все повторили –до свидания. Мы ж люди, а не звери в дикой природе, поэтому в моей программе раз в неделю было предусмотрена и развлекательная программа типа похода в баню, в кино, даже просто в поход с одной ходили. В моей картине мира Ара сейчас также, как остальные, должна была подставить попку для погладить, ну или на худой конец губки для поцеловать, а еще лучше - сама потянуться со чмоками.

А она шипит как змея:

– Уходи! Ненавижу тебя!

Не уяснила еще, что так нельзя?

Получается нет, раз тянется за уродливыми дачными трико, которые быстро натягивает.

Ладно, сделаем вид, что не заметили неподобающее поведение. Делаю попытку номер два.

– Мне кажется, нам обоим было неплохо? И это могло бы сблизить нас, пока мы вынуждены жить вдвоем в этой избушке?

Нет, не действует. Опять хочет взять ситуацию в свои руки и делает то, что я ненавижу всеми фибрами души: приплетает своего адвоката и его деньги:

– Не трогай меня. Я попрошу Михаила, чтобы он заплатил тебе больше. Пожалуйста...

– Арочка, – перебиваю ее, – я тебе скажу одну вещь, и больше повторять не буде. Пожалуйста, не приплетай деньги Михаили в каждый второй наш разговор. Это ужасно бесит. И раззадоривает здорово. Хочется обладать вещью, которой якобы может обладать только твой богатый любовник.

Приближаюсь к ней, хватаю за кисть. Хочу вытрясти из нее все воспоминания о Михаиле и оставить только свой след.

– Я не вещь, – шепчет Ара и срывается бежать с лестницы.

Я не знаю, где ее мозги. Скорее, бежит от хищника на инстинктах, но ничем хорошим это не кончается: путает ступеньки, падает вниз, хватаю ее слишком резко и мы оба летим вниз.

– Ты чудовище, – шепчет Ара, пытаясь освободиться от моей тушки, которая оказалась поверх ее тела.

Бля, я думал такие падения-ситуации только в кино бывают. Как придурок, лезу к ней с поцелуем.

– Ты чудовище, я … я больше никогда с тобой… по доброй воле…

Затыкаю ее рот поцелуем, пока не наболтала лишнего и вскакиваю от резкой боли.

– Ты мозгами ударилась только что или попой приземлилась, дура? – кричу ей, потому что она укусила мою нижнюю губу до крови.

– Ты – чудовище, – в третий раз повторяет Ара, словно заезженная пластинка.

Кто сказал, что женщине нельзя давать сдачи? Я даю, словами, разумеется. Глажу щеки костяшками пальцев и медленно и отчетливо проговариваю:

– А ты содержанка. то есть сука продажная. И кто из нас хуже? А?