Софи

От автора

От автора

Иногда в нашей жизни появляется кто-то, кто навсегда меняет всё. Не громко. Не требовательно. Просто приходит — и остаётся. Таким существом стала для меня Софи.

Она была моей собакой. Моей семьёй. Моей тенью, смехом и утешением. Софи прожила с нами семнадцать лет. Это были годы безусловной любви, преданности, заботы и бесконечной нежности. Она умела быть разной — озорной, гордой, чуткой, мудрой. В ней было всё. Больше, чем можно уместить в словах.

Два года назад она ушла на радугу. И хотя её нет рядом физически, она по-прежнему со мной. В моих воспоминаниях, в привычках, в тёплых взглядах к небу. Я знаю, что она где-то там — на своей пушистой облачной лежанке — продолжает охранять нас, как и всегда.

Эта книга родилась из тоски и благодарности. Она — не точный пересказ, а сказка, вдохновлённая нашей реальной историей. История о том, как собака может спасти человека. О том, как любовь может быть сильнее смерти. И о том, что ни одно прощание не бывает окончательным, если ты по-настоящему любил.

Я посвящаю эту книгу Софи — моей вечной спутнице.

И всем тем, кто когда-либо обнимал своего пса и думал: «Ты — лучшее, что со мной случалось».

Спасибо, что читаете.

С любовью,

Юлия

Анна

Анна проснулась раньше будильника. В комнате было тихо — такая редкая, непрошеная тишина, которая приходит не как покой, а как напоминание. Тишина, от которой звенит в ушах.

Она открыла глаза и долго смотрела в потолок. За окном серело. Серость была равнодушной: ни пасмурной, ни солнечной — просто обычной, как и всё в её жизни в последние годы.

Кофе она пила всегда один и тот же — крепкий, с овсяным молоком. Тосты — чуть подгоревшие, потому что всё ещё не починила тостер. Радио — фоном, как дыхание другого человека, которого не было. Новости, реклама зубной пасты, прогноз погоды. В этой рутине было что-то убаюкивающее: никто не тревожит, никто не ждёт, никто не уходит.

Анна жила одна уже почти семь лет. После развода ни с кем серьёзным не встречалась — не потому, что не было желающих, а потому что… потому что не хотелось объяснять себя заново. Не хотелось снова открываться, ждать, надеяться, разочаровываться.

В тридцать семь она чувствовала себя уставшей, как будто ей уже не тридцать и даже не пятьдесят, а где-то между вечностью и забвением.

Днём она писала. Контент для сайтов, тексты для магазинов, иногда — статьи для онлайн-журналов. У неё был хороший стиль, цепкий язык, умение говорить просто о сложном. Работу хвалили, платили не идеально, но стабильно. Была подработка — литературный блог, где она выкладывала эссе о живописи, любимых книгах и странных мыслях. Там её никто не знал по-настоящему, и это было удобно.

Вечерами она смотрела старые фильмы — чёрно-белые, с актёрами, которых давно уже нет. Или читала. Или просто лежала на диване, глядя в окно, и думала: а это всё — надолго?

Однажды она проснулась с головной болью. И почему-то — с ощущением, что в её квартире кто-то есть.

Она прошла по коридору, на цыпочках, словно боялась спугнуть. Заглянула в кухню. В ванную. На балкон. Никого. Только воздух был какой-то… тёплый. Живой.

Анна села на кухонный стул и прислушалась к себе.
Тело казалось обычным. Мысли — как всегда. А сердце…
Сердце — стучало чуть быстрее.

И тогда, сама не зная зачем, она открыла браузер и вбила в поиск:

«щенки в дар»

«щенок срочно»

Она никогда не мечтала о собаке всерьёз. В смысле, не планировала, не обсуждала. Но в детстве… в детстве всё было иначе.

Анна хотела собаку, сколько себя помнила.

Не о куклах мечтала, не о роликах, не о первом мобильнике, а именно — о собаке. Рисовала их на полях тетрадей: больших и маленьких, пушистых и лысых, с бантиками и без. Даже завела тетрадь — «журнал» собак. Туда она вырезала фотографии из журналов, придумывала клички, писала «биографии». Каждая собака была её. Каждая — подружкой в мире, где ей не хватало тепла.

Однажды она подошла к маме и сказала:

— Можно мне щенка?

Мама даже не обернулась:

— У нас однушка. И времени нет. Кто с ним гулять будет?

Отец усмехнулся:

— Лучше уж рыбок. Они не гадят в тапки.

Анна больше не просила.
Но однажды — тайком — принесла в подвал мокрого щенка, которого нашла у мусорки. Старое одеяло, миска с водой, кусок хлеба с маслом — всё, что у неё было. Каждый вечер она к нему бегала, гладила, шептала: «Ты мой».

А потом — подвал оказался пустым. Соседи сказали: увезли в приют. Но ей казалось — он просто исчез.
И она решила: животные — это не для неё.

Потом были институт, работа, взрослые отношения. Серьёзные мужчины, серьёзные разговоры. Собаки в них не помещались.

Но сегодня… сегодня что-то сдвинулось.
Как будто та самая девочка из детства прошептала:

«А что, если попробовать? Сейчас ты взрослая. У тебя есть свой дом. Своя жизнь. Ты можешь…»

Она листала объявления. Фото — одно страшнее другого: грязные стены, пыльные лапы, глаза с тоской. И вдруг…

Фото было смазанным. Щенок — крошечный, с торчащими ушами и странными глазами. На шее — тряпичная ленточка. В подписи:

«Китайская хохлатая, девочка, 2 месяца. Срочно. Отдам недорого»

Анна пригляделась. Фото было сделано явно наспех. Щенок лежал на старом полотенце, один глаз прищурен. Ничего милого. Но…

Что-то защемило.

Она не думала. Позвонила. Женщина на другом конце проворчала:

— Заберёшь сегодня? Завтра мне некогда. Щенка надо колоть, у неё понос и с дыханием что-то. Если нет — в коробку и на остановку.

Анна не спросила ни документов, ни адреса клиники. Только сказала:

— Ждите. Я приеду.

На улице лил дождь. Машины шли с брызгами, прохожие торопились. Анна ехала в метро и сжимала ремешок сумки. В груди — тревога и решимость.

Подъезд был облупленным. Дверь открыла женщина в засаленной кофте, с сигаретой в пальцах.

— На, — бросила она в руки свёрток в пледе. — Удачи. Мне не пиши.

Анна осталась на лестнице одна.
Щенок дрожал. Почти не шевелился. От него пахло кислым и уксусом. Она развернула плед: полулысая кроха, с торчащими пучками шерсти. Глаза — чёрные, тёмные, как ночь.

Он смотрел на неё. Без страха. Без просьбы. Просто — смотрел.
Как будто уже знал: «Это ты».

Анна прижала его к груди.

— Ты теперь моя. Слышишь? Моя.

Щенок вздохнул.
Тихо. Почти беззвучно.
Но всё изменилось.

Метро было почти пустым. Пассажиры с любопытством косились на свёрток, но Анна сидела, будто в невидимом коконе. Она осторожно приподняла угол пледа — щенок приоткрыл мутный глаз, дыхание его было прерывистым.

— Господи, что же ты пережила, малышка… — прошептала она. И вдруг — ком в горле. Плакать она разучилась, но сейчас могла бы. Сдержалась.

Такси не вызвала — боялась напугать. Шла пешком от метро до дома, под моросящим дождём, с щенком на груди. Ей было всё равно на холод, сырость и собственную промокшую спину. Она шла, как будто несла сокровище.

Дома всё было, как всегда: книги, радио, тёплый свет. Только воздух стал другим — как будто в нём что-то дышало вместе с ней.