Глава 1. Последний вечер.

Лия

Иногда мне кажется, что если я ещё хоть раз сяду за этот кухонный стол, — тресну. Не на людях, не с криками и истериками. Просто что-то внутри хрустнет. Тонко. Беззвучно. Как лёд под ногой — в ту секунду, когда ты уже провалился.

Я сидела у окна, в своей комнате. Единственном месте в этом доме, где можно было дышать.

На коленях — альбом. В пальцах — карандаш.

Он бегал по бумаге сам по себе, выводя силуэт платья. Лёгкого. Воздушного.

Такого, какое я бы создала, если бы мне дали свободу. И мастерскую. И не мешали жить.

В детстве я тоже рисовала — простые платья, кукольные. Однажды показала маме. Она даже не посмотрела. Скомкала лист и бросила в мусорку, сказав, что Карина нарисовала бы лучше.

Тогда я вырезала свой первый эскиз ножницами из бумаги и приклеила на зеркало. Наивно надеялась, что, может, если она будет видеть, она полюбит. Или хотя бы заметит.

Но мама заметила только, когда Карину взяли на первое шоурум-фото. С тех пор у нас в доме были только подиумы и глянец. А я — была фоном.

Я не рисовала потому, что «надо». Я рисовала потому, что если не выведу всё это из себя — сойду с ума.

А завтра… Завтра всё изменится.

Я еду в Лондон.

Rothwell Institute of Design — то место, где рождаются настоящие. Где пробиваются сквозь бетон те, кто никому ничего не доказывает. Они просто делают.

Я прошла туда сама. Без маминых визгов, без папиных звонков, без Карининой тени.

Просто я. Мои эскизы. Моя злость, боль и выдержка.

Завтра начнётся моя жизнь.

Закат медленно стекал по стенам розовым светом. Всё в этой комнате дышало тишиной.

Такой… правильной.

Я слышала, как внизу открылась входная дверь. Потом — шаги в коридоре. Осторожные. Почти извиняющиеся.

— Лия, ужин готов, — Мира заглянула в комнату. Домработница. Единственный человек в этом доме, кто умел говорить по-настоящему тихо.

— Они уже за столом.

Я кивнула.

— Сейчас иду.

Она исчезла. Как всегда — быстро, деликатно, будто стыдилась, что вообще здесь работает.

Я закрыла альбом, медленно встала.

Сердце уже стучало. Как перед боем. Как будто чувствовало — сегодня я сяду за этот стол в последний раз.

И больше никогда — не буду той, кем они меня видят.

В столовой всё было, как всегда. Отец — в тёмно-сером костюме, который он не снимал даже дома, сидел на своём обычном месте с телефоном в руке. Увидев меня, он коротко кивнул — будто по привычке, не отрывая взгляда от экрана.

Мама и Карина о чём-то шептались, склонившись над телефоном Карины. Они рассматривали фотографии или видео — судя по мимике, это касалось только их мира, в который меня никогда не пускали. Ни одна из них не подняла голову, когда я вошла. Ни слова, ни взгляда.

Я села на своё место.

Первые минуты за столом проходили в тишине, нарушаемой только звоном столовых приборов и тихими уведомлениями с телефонов. Никто не спрашивал, как у меня дела. Никто не вспоминал, что завтра я уезжаю.

— Ты опять с этими своими каракулями сидела?
Она даже не смотрела на меня, но голос звучал с той насмешкой, что звучит, когда человек хочет доказать — ему всё равно. Хотя на самом деле — нет.
— Мама всегда говорит, что ты странная, — добавила она. — Не умеешь быть как все. Не умеешь быть нужной. А знаешь, каково это — быть нужной? Постоянно. Каждый день. Всегда быть красивой, идеальной, подчёркнутой. Иначе — всё. Тебя просто вычеркивают. Ты не понимаешь, Лия. У тебя этого никогда не было. А у меня — роль, которую нельзя перестать играть. — внезапно бросила Карина, даже не посмотрев на меня.

Я медленно подняла взгляд.

— Это называется эскизы.

Она фыркнула.

— Конечно. Эскизы... Платьев, которые никто никогда не увидит.

— Хватит, Карина, — спокойно сказала я, стараясь сохранить лицо.

Но ей этого было мало. Она уже завелась.

— Просто интересно, — продолжала она, ковыряя вилкой в тарелке, — ты правда думаешь, что кто-то в Лондоне ждал тебя с распростёртыми объятиями? Что ты туда впишешься?

Я почувствовала, как что-то медленно сжимается внутри. Мама всё ещё разглядывала экран, будто не слышала ни слова. Отец молчал.

— Лучше уж пробовать и ошибаться, чем всю жизнь сидеть у маминой юбки и ждать лайков под селфи, — тихо, но отчётливо ответила я.

Карина замерла на секунду, её глаза полыхнули.

— Что ты сказала? — её голос стал выше, как всегда, когда она теряла самообладание.

Я посмотрела прямо на неё. Спокойно.

— Ты всё слышала.

Мама наконец оторвалась от телефона.

— Девочки… — протянула она с усталым видом, словно мы были надоевшими ей детьми, хотя Карина ей никогда не надоедала.

— Ты всегда была наглой, — прошипела Карина. — Думаешь, уедешь туда, станешь кем-то? Ты вернёшься с пустыми руками. Без работы, без будущего. Потому что ты никто, Лия. Всегда была и останешься никем.

Её слова ударили, как плеть, но я не отвела взгляда.

— А ты всегда была завистливой.

Карина вскинулась:

— Завистливой? Серьёзно? Это ты мне завидуешь! Я — лицо рекламной кампании, у меня контракты, фотосессии, а ты... ты сидишь в комнате и рисуешь платья, которые никто не наденет!

— Зато я делаю это сама, — холодно ответила я. — Своим умом, своим трудом. Не с папиными связями и не маминым вкусом, который ты копируешь с десяти лет.

Карина побледнела, её пальцы сжались в кулак.

— Прекратите, — сказал отец, не повышая голоса, но с той твёрдостью, которую нельзя было игнорировать.

— Нет, пусть говорит! — Карина уже почти кричала. — Пусть скажет, как она смотрит на всех нас свысока!

Я сдерживала дрожь в руках, но внутри уже пылало. Меня раздирало на части — годами сдерживаемая злость, обида, недосказанность.

— Заткнись, Карина.

В комнате повисла тишина. Даже приборы перестали звенеть.

Я произнесла это чётко. Без крика. Но с такой твердостью, какой во мне не ожидали.

Глава 2. Прощание с привычным

Лия

Пока я перебирала вещи, Анна сидела на моей кровати, с улыбкой поглядывая на меня. В её глазах не было грусти, только привычная весёлость и энергия, которой она всегда заражала меня.

— Ты вообще представляешь, что будет, когда мы поедем в разные стороны? — Анна приподняла бровь, театрально всплеснув руками. — Ты в Лондоне, я в Нью-Йорке... Вот тогда и начнётся наше международное нытьё.

— Будем соревноваться, у кого кофейня на углу хуже, — усмехнулась я. — Или кто больше скучает по маминым пирогам, которых всё равно никогда не было.

— Или кто первой случайно выйдет замуж за бариста с бородой, — подмигнула она.

— Ну, с твоим вкусом на мужчин — это определённо ты.

Мы обе засмеялись.

— Слушай, если вдруг забуду, как звучит твой смех — просто включу голосовое, где ты орёшь, когда тебя в девятом классе голубь нагадил.

— Это был один раз!

— Это было легендой.

Она потянулась ко мне и обняла, с этой лёгкой неловкостью, которая возникает, когда не хочется расставаться, но делаешь вид, что всё нормально.

— Ладно, — выдохнула она. — Мир большой. Но если хоть раз у тебя будут плохие новости — знай, я на расстоянии одного сообщения. Или одной бессонной ночи с вином.

— Ну что, — задумчиво сказала Анна, — давай сделаем тебя настоящей звёздочкой. Вечеринка — это не тот случай, когда можно просто так прийти!

Я приподняла бровь.

— О, да, ты права. Давай только без эксцентричных костюмов, хорошо?

Анна усмехнулась и принялась за дело. Через несколько минут она вытянула из шкафа пару джинсов и с гордостью протянула мне их.

— Вот это! — объявила она, — Эти джинсы идеально подчёркивают твой зад. Я всегда говорю, что нужно носить то, что показывает достоинства!

Я рассмеялась и кивнула. Джинсы действительно сидели как влитые. Анна всегда знала, что мне нужно.

— Ну, если ты так говоришь… — поддакнула я, примеряя их.

Затем Анна вытянула из шкафа топ, который я сшила сама. Он был с открытой спиной, идеально подходящий для летней вечеринки.

— Ого! Вот это, наверное, твоё лучшее творение! Ты ведь сама это сделала? Он просто шикарный! Я обожаю, как открытая спина делает весь образ таким… ну, да, скажем так, соблазнительным!

Я покраснела и поспешила закрыть топ, хотя на самом деле мне очень нравился результат.

— Не будь такой, — смеялась Анна, — ты и так не видишь, как все будут на тебя смотреть! Ты ведь и так сама по себе — огонь! А этот топ только усилит эффект.

Я надела одежду и взглянула на себя в зеркало. Джинсы и топ действительно смотрелись потрясающе. Я выглядела смело и стильно, готовая к вечеринки, даже если в голове ещё оставались мысли о том, что меня ждал новый, неизведанный этап жизни.

— Да, ты права, — сказала я, улыбнувшись своему отражению, — будет не так уж плохо быть звездой этой вечеринки.

Анна потянулась и поправила мне волосы.

— Вот так, вот так! Теперь ты готова к этим приключениям! Ты с этим видом точно не останешься незамеченной.

Мы вышли из комнаты, спустились вниз, и я сразу заметила, как в гостиной на диване сидит мой отец. Он был без привычных вещей — телефона, бумаг, компьютера. Весь его облик казался немного чуждым, как если бы он вдруг стал частью этой комнаты, а не её хозяином. Оказавшись в такой тишине, он выглядел иначе. Я остановилась, чувствуя, как неуверенность накатывает волной.

— Анна, подожди, — сказала я, останавливаясь. — Я сейчас подойду.

Анна кивнула и пошла дальше, а я направилась к отцу. Он заметил меня раньше, чем я успела подойти, и на его лице появилась лёгкая улыбка.

— Лия, — сказал он, глядя на меня. — Ты выглядишь... хорошо.

Я немного замешкалась у дверей, не зная, как начать разговор. В последние годы мы почти не общались. Он всегда был занят, а я как будто исчезала в своей собственной жизни. Оказавшись перед ним, я почувствовала нечто странное — будто мы оба не знали, как начать разговор.

— Пап, ты что-то задумался? — спросила я, присаживаясь рядом на диван.

Он немного помолчал, как будто подбирая слова, потом снова взглянул на меня.

— Ты знаешь, Лия, — начал он, его голос стал мягким, почти задумчивым. — Я всегда был занят работой, строительной фирмой... Но ты всегда была для меня важна. Иногда я думаю, что не успевал уделить тебе столько внимания, сколько следовало. И я буду скучать по тебе, когда ты уедешь. Это не так, как когда ты была маленькой, когда можно было просто взять тебя на руки и поговорить. Теперь ты взрослая, восемнадцатилетняя девушка и ты уезжаешь. Это тяжело, признаюсь.

Я замолчала, чувствуя, как его слова цепляют меня за душу. Я ведь так давно не слышала этого от него. В какой-то момент я почти забыла, как это — быть с ним в едином моменте, в тишине, не думая о чём-то другом.

Он взглянул на меня, и его глаза наполнились теплотой.

—Я люблю тебя, Лия. И это не меняется. Всё, что я хочу, — чтобы ты была счастлива. Не важно, где ты будешь. Ты можешь быть далеко, но это не означает, что я перестану думать о тебе. Ты всегда будешь моей девочкой.

Эти слова проникли мне в самое сердце. Я почувствовала, как мои глаза начинают чуть-чуть слезиться, но я быстро сдержалась.

— Я тоже тебя люблю, — ответила я, и в этот момент в голосе было больше, чем просто слова. Это было настоящим признанием.

Мы сидели молча, и тишина между нами казалась другой — тёплой и уютной, как домашний уют, который так долго был потерян.

— Не забывай об этом, — сказал он тихо. — Ты всегда будешь для меня важной, какой бы далёкой ты ни была. И я буду скучать по тебе. Буду думать, как ты там, в Лондоне.

Я кивнула и, улыбнувшись, встала.

— Я всегда буду помнить. Спасибо, папа.

Я села в машину, и Анна сразу включила музыку. Её любимый плейлист, полный энергичных и немного дерзких песен, заполнил пространство, создавая атмосферу беззаботности. Мы обе молчали несколько секунд, наслаждаясь моментом тишины перед вечерним погружением в веселье.

Глава 3: Вечеринка, о которой не говорили

Лия

Когда мы подъехали, я едва могла поверить своим глазам. Это точно не была та маленькая вечеринка, о которой говорила Анна. Нет, здесь было всё гораздо больше, чем я могла себе представить. Вдалеке сиял роскошный дом с яркими огнями, на подъезде стояли дорогие машины, а из окна доносилась громкая музыка, создавая ощущение, будто я попала в другой мир. Всё вокруг как будто закружилось, и я не могла поверить, что это всё реально.

— Ты серьёзно? Ты же сказала, это маленькая тусовка. — вырвалось у меня, когда я посмотрела на Анну.

— Ну, я не уточняла… Пойдём! — схватила меня за руку и потащила внутрь.

Я почувствовала, как сердце начало биться быстрее, когда я вошла в дом. Музыка била в виски, все смеялись, кто-то танцевал, кто-то спорил. Я остановилась, оглядываясь, пытаясь найти хоть кого-то знакомого.

— Я никого здесь не знаю… — пробормотала я.

— Да и я тоже! — бодро откликнулась Анна. — Но в этом же и кайф! Всё, расслабься. Живём сегодняшним днём!

Может быть, это всё и было слишком большим и новым для меня, но в этот момент я решила, что просто отпущу все переживания. Я не буду думать о будущем и том, что меня ждёт. Сегодняшний вечер — это то, что нужно. А завтра… завтра будет завтра.

— Ты как! Ты не отстаёшь! — Анна крикнула мне через музыку и подтолкнула вперёд, словно подбадривая.

Я не могла не улыбаться в ответ. Всё было так непривычно, но в какой-то момент я перестала думать о том, что происходит вокруг. Мы двигались в такт, как будто сами становились частью этой музыки. Я начинала отпускать контроль, наслаждаясь этим чувством лёгкости и свободы.

Через какое-то время я поняла, что уже не просто пытаюсь следовать за Анной, а танцую с полной отдачей, чувствуя, как напряжение, накопившееся за последние недели, уходит в никуда. Мы с Анной смеялись, спорили о том, кто из нас лучше двигается, и продолжали танцевать, забыв обо всём.

— Я пойду найду воды и немного отдохну, — крикнула я Анне сквозь музыку.

— Только не теряйся! — подмигнула она и тут же повернулась к какому-то парню, продолжая танцевать.

Я пробиралась сквозь толпу к бару, отмахиваясь от света софитов и гулких басов. Воздух был горячий, пропитан ароматами духов и чего-то алкогольного. Мне хотелось просто на секунду вдохнуть спокойно.

Подойдя к стойке, я попросила стакан воды и, пока бармен наливал, скользнула взглядом по залу. И вдруг увидела его.

В углу, чуть отстранённо от общего веселья, стоял парень. Высокий, с тёмными волосами, одетый просто, но стильно — в чёрную футболку и джинсы. Он выглядел… по-другому. Не как остальные. Его взгляд был цепким, уверенным, но спокойным. Мы встретились глазами, и он чуть приподнял бровь, как будто что-то во мне его заинтересовало.

Он подошёл ближе, и, остановившись в шаге от меня, сказал:

— Ты отлично танцуешь.

Его голос был низким и спокойным, почти контрастным этому шумному пространству. Я почувствовала, как сердце сделало лишний удар.

Я слегка улыбнулась:

— Спасибо. А ты, значит, наблюдал?

— Трудно было не заметить, — усмехнулся он.

Я отпила воды, стараясь сохранить невозмутимость, хотя внутри что-то уже пошло наперекосяк — от его взгляда, от голоса, от уверенности, которой он не хвастался, но которая чувствовалась в каждом движении.

— Значит, наблюдаешь за девушками из тени? — прищурилась я с усмешкой.

Он склонил голову чуть набок.

— Только за одной. Остальные — скука. А ты… будто танцевала не для всех, а для себя.

Я чуть усмехнулась, сдерживая улыбку:

— Может, я просто хорошо притворяюсь.

— А может, ты просто настоящая.
— Скажи это моей семье, — хмыкнула я. — Там никто не любит «настоящих». У нас ценят покорных и глянцевых.
— Не ты одна, — его голос стал чуть тише. — У меня тоже была жизнь, где тебя любят только при условии, что ты удобный.
Я удивлённо посмотрела на него. Он понял это — и не отвёл взгляда.
— Поэтому я здесь. Потому что надоело быть тем, кого лепят другие.
Мы замолчали. Но теперь между нами была не просто искра — что-то глубже. Как будто мы оба стояли на краю одной пропасти… и впервые не чувствовали себя там одинокими.

Между нами повисла короткая пауза, наполненная чем-то странно осязаемым. Он подошёл ближе, и я вдруг поняла, насколько он высок. Тёплый, уверенный взгляд — и никакого навязчивого флирта. Только интерес. Настоящий.

— Ты устала? — спросил он тихо, будто заботливо.

— Немного, — пожала я плечами. — Просто решила перевести дух.

— Тогда я точно вовремя, — усмехнулся он. — Иногда лучшее случается, когда ты просто отходишь от танцпола.

Я не ответила сразу. В голове вдруг стало удивительно тихо, как будто музыка на заднем плане исчезла. Он не задавал лишних вопросов, не пытался блистать. Просто стоял рядом, как будто был частью какого-то другого мира.

— Тебе стоит чаще танцевать, — добавил он после паузы. — У тебя это получается.

— А тебе стоит чаще говорить такие вещи. В этом ты тоже хорош.

Он усмехнулся краем губ. А я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно не хочу возвращаться обратно.

— Это потому, что я говорю только то, что думаю, — сказал он, его голос был мягким, почти интимным. — Хотя обычно молчу.

— Почему? — спросила я, чуть склонив голову, будто изучая его.

— Потому что редко встречаю кого-то, с кем хочется говорить.

Его слова прозвучали просто, без наигранности, и я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Никакой банальности — только искренность, обёрнутая в спокойствие.

— А со мной хочется? — спросила я, опираясь на барную стойку.

Он посмотрел мне прямо в глаза, не торопясь с ответом.

— Уже говорю, не заметила?

Я тихо рассмеялась, не в силах скрыть удовольствия. Он нравился мне. Не из-за внешности, хотя с этим у него точно не было проблем. А из-за того, как держался. Как будто никуда не торопился. Как будто всё было под контролем — кроме, может быть, меня.

Глава 4. Незнакомка из толпы

Марко

Иногда я забываю, что мне всего восемнадцать.

Когда ты с детства живёшь среди людей, которые улыбаются тебе, держа за спиной пистолет, ты взрослеешь раньше срока. Когда за обеденным столом обсуждают не семейные праздники, а поставки и предательства — ты начинаешь понимать: твоё детство давно закончилось.

Мой отец — человек, имя которого в этом городе произносят вполголоса. Те, кто кланяется ему, называют его Капо. Для всех он — лидер, стратег, акула. А для меня... для меня он — человек, который с ранних лет учил не доверять никому. Даже себе.

Он — глава мафии в Грейстоуне , человек, которого боятся, но к которому все стремятся. В его мире нет места слабости, а те, кто по каким-то причинам оказываются на его пути, исчезают без следа. И я, его сын, должен был стать продолжением этого мира. Должен был быть тем, кто не подведёт, кто не покажет ни малейшего колебания.

Я вырос в тени его фигуры. Не как сын — как будущий солдат. Наследник. Игрок на шахматной доске, где пешка не имеет права на ошибку.

У меня была мать.

Тихая, красивая женщина с печальными глазами по имени Джулия. Она вышла замуж за моего отца не по любви — их брак был заключён ради союза между семьями. Политический шаг, продуманный и хладнокровный. Их свадьба стала частью сделки, скреплённой вином, подписями и кровью.

Они почти не разговаривали. Между ними всегда витало напряжение — не открытая вражда, а молчаливая ненависть, как замёрзший воздух в закрытом доме. Они жили рядом, но были чужими. Никогда не ссорились — потому что уже давно перестали что-то друг другу доказывать.

Что касается меня, она с ранних лет повторяла одно и то же:

— Ты будущий Капо. Я не вмешиваюсь. Это его зона ответственности.

Она перекладывала моё воспитание на отца, будто я был не сыном, а инвестицией. Никогда не гладила по голове, не спрашивала, что я чувствую. Только иногда задерживала на мне взгляд, будто в нём была какая-то тоска. А может — страх.

Но даже если в ней и была любовь, она растворилась под тяжестью фамилии, власти и долгого, медленного безразличия.

И в эту ночь мне хотелось вырваться. Хотелось быть не фамилией, не выученной сдержанностью, не планом по захвату будущего. А просто парнем. Обычным восемнадцатилетним, у которого внутри есть боль, злость, усталость. И — странное, но живое — желание почувствовать что-то настоящее.

Я пришёл сюда, чтобы на пару часов забыть, кто я.

Я заметил её сразу.

Не потому, что она старалась привлечь внимание.

А потому что не старалась вовсе.

Тело в обтягивающих джинсах, грациозное и уверенное. Спина — голая, тонкая, дразнящая, манила взгляд как магия. Она двигалась, будто знала, что за ней смотрят. Но танцевала не для публики — для себя. И это возбуждало больше, чем любые позы.

Слишком свободная. Слишком настоящая.

Глаза я видел не сразу, но уже знал: там — огонь.

Я стоял в тени, как всегда. Наблюдал. Всматриваясь, впитывая, запоминая. Я хотел подойти. Хотел услышать голос, почувствовать, как звучит её смех вблизи. Хотел узнать, каково это — когда она смотрит именно на тебя.

Хотел её.

Когда она пошла к бару — одна — я двинулся. Медленно.

Это был мой момент.

Слова дались легко. Слишком легко. Её губы дрогнули в лёгкой, опасной усмешке.

Чёрт. Даже её усмешка возбуждала.

— Только за одной, — сказал я, глядя на неё.

Я не врал. Остальные на фоне этой девушки были просто силуэтами. Она была плотью. Настроением. Голодом.

Она стреляла словами — легко, точно, с вызовом.

И с каждой её репликой я чувствовал: мне недостаточно пары фраз. Недостаточно одного взгляда. Недостаточно этой ночи.

Я подошёл ближе.

Она не отступила.

Она выдержала мой взгляд.

А я — уже начал проигрывать.

Потому что с первой секунды стал одержим.

Я наклонился чуть ближе к её уху — голос опустился до шепота:

— Здесь слишком шумно.

Угол её губ дрогнул. Она ждала продолжения.

— Есть место… потише. Если хочешь.

Она не ответила сразу. Просто смотрела. В упор.

Не играла в кокетство. Взвешивала. Оценила.

И я понял: она не из тех, кого можно взять словами. У неё свои правила.

— Место, где ты тоже наблюдаешь за всеми из тени? — язвительно, почти с усмешкой, но голос дрогнул.

Она играла — но уже не уходила.

— Нет, — медленно произнёс я. — Место, где я смогу смотреть только на тебя.

Она не улыбнулась — но в глазах вспыхнул интерес.

Молчание затянулось, электрическое. Между нами не было ни сантиметра прикосновений, но всё внутри уже горело.

Она отпила ещё глоток воды. Медленно.

И кивнула. Без слов. Только взгляд — будто сказала: веди.

Мы вышли на улицу и подошли к машине. Без лишних слов она взяла телефон и стала фотографировать.

— Ты что, снимаешь меня? — произнёс он с лёгкой усмешкой, но без агрессии.

Она посмотрела на него, немного прищурив глаза.

— Нет, не тебя, — ответила она, пряча телефон обратно в сумку. — Просто беру на заметку, отправила подруге, чтоб если что знала где искать меня.

— Умно, — сказал я, снова заводя машину. — Лучше быть на шаг впереди.

Я видел, как она сдерживает улыбку, наблюдая за моей реакцией. Не скажу, что мне было неприятно. Она не выглядела подозрительной, но было что-то в её действиях, что заставляло уважать её инстинкты. Это не было паранойей, а скорее здравым смыслом.

— Я не считаю себя параноиком, — ответила она, — просто разумная осторожность никогда не повредит.

Я рассмеялся. Знаете, на самом деле мне даже понравилось, что она не бросается в омут с головой. Это было как-то… соблазнительно. Я не знал, что именно в ней меня привлекает, но чувствовал, что она не из тех, кто сдается на первом же шаге.

— Согласен, — сказал я, пытаясь скрыть улыбку. По голосу мне, наверное, уже было слышно, как мне нравится её манера думать. — Это тебе не наивность, а просто здоровый инстинкт.

Глава 5. Тот самый момент

Лия

Тишина. Она оглушала. Всё вокруг стало каким-то незначительным, пустым, в то время как я стояла рядом с ним в этой библиотеке, чувствуя, как в груди разгорается что-то новое, совершенно незнакомое.

Я не могла перестать смотреть на него. Он стоял совсем рядом, его взгляд был настолько сильным, что я начинала чувствовать, как мои собственные мысли теряют ясность. В его глазах было что-то, что заставляло моё сердце биться быстрее. Я не понимала, что происходит со мной. Раньше я всегда держала свои эмоции под контролем. Но с ним всё было по-другому. Каждое его движение, каждый взгляд — всё словно пробуждало во мне нечто, что я не могла игнорировать.

Когда он наклонился ко мне, я ощутила, как мой пульс учащается. Я не могла скрыть, как сильно я этого хотела. Моё тело реагировало на него, как никогда прежде, и мне было страшно, что я не могу этого контролировать.

И тогда его губы наконец прикоснулись к моим.

Это было так неожиданно, но одновременно — так правильно. Я не могла ни отстраниться, ни остановиться.

Я зацепилась пальцами за ворот его рубашки, притягивая его ещё ближе, как будто могла раствориться в этом поцелуе, в этом моменте. Он задыхался так же, как и я, и это сводило меня с ума.

Он вдруг резко поднял меня, легко, будто я ничего не весила, и посадил на стол у окна. Моё дыхание сбилось окончательно, а он встал между моими ногами, крепко удерживая меня за бёдра.

Я выгнулась навстречу ему, мои губы скользнули к его шее, оставляя короткие горячие поцелуи, пока его пальцы уверенно, но нежно, пробирались под край моего платья, поглаживая разгорячённую кожу.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу, — его голос был хриплым, почти звериным.

Я провела пальцами по его обнажённой груди, царапая ногтями, наслаждаясь тем, как он замирает от каждого моего прикосновения.

— А ты… — я посмотрела ему в глаза и с вызовом прошептала, — хочешь меня прямо здесь?

Он усмехнулся и с силой притянул меня к себе, прижимая бёдрами к краю стола.

— Прямо здесь, прямо сейчас, — его ладонь легла на мою шею, слегка сжимая, — без лишних слов, без глупых вопросов. Я хочу слышать только, как ты стонешь моё имя….

—Я даже не знаю твоего имени… — я хрипло рассмеялась, упираясь ладонями в его грудь.

— Тогда стони без имени… — его губы скользнули вниз по моей шее, оставляя влажную дорожку. — Или, если хочешь, можешь назвать меня как угодно…

— Ты грязный… — прошептала я, кусая его ухо и чувствуя, как он сдавленно стонет.

— А ты сладкая… такая чёртова сладкая… — его пальцы дёрнули ткань платья, стаскивая её с меня. Я задыхалась, когда он оголил мою грудь и провёл по ней языком, обводя сосок медленно, издевательски.

— Сделай это… грубо… — прошептала я, дрожа от нетерпения.

— О, я сделаю… — он хрипло усмехнулся. — Ты будешь умолять меня не останавливаться…

Я захватила его руку, направляя туда, где горело сильнее всего, и прошептала:

— Почувствуй, что ты со мной сделал…

Он легко провёл пальцами сквозь кружево, и его дыхание сбилось.

— Чёрт… ты вся мокрая… только от моих поцелуев… — он впился губами в мою ключицу, резко впечатывая меня в стол.

— Не только… от твоих слов… от того, как ты смотришь… — я облизала губы, разрываясь между желанием и остатками самообладания.

— Скажи мне, как ты хочешь, чтобы я тебя взял… — его голос стал совсем низким, почти угрожающим.

Я обхватила его бёдрами, прижимая к себе сильнее:

— Жёстко… без пощады…

Он усмехнулся, схватил меня за волосы, притянув для поцелуя, в котором было больше власти, чем нежности.

Он усмехнулся:

— Я знал, что ты именно такая…

Его движения стали резкими, голодными. Он безжалостно вжимал меня в стол, заставляя стонать громче, чем я могла себе позволить.

— Тише… или все узнают, какая ты… — его пальцы скользнули по моим губам, заставляя прикусить их.

— Мне всё равно… — выдохнула я, прерываясь на вскрики, — пусть знают… пусть слышат…

— Чёрт… — он схватил меня за волосы, притягивая к себе для ещё одного глубокого поцелуя.

Моё тело извивалось, отвечая на каждый его толчок, каждое слово, каждую грязную фразу, которую он шептал мне на ухо, заставляя терять над собой контроль.

— Чёрт... ты трясёшься. — Его голос стал низким, будто он и сам не справлялся. — Я чувствую, как ты горишь... будто ждала этого всю жизнь. ты этого хотела с самого начала? — он не ждал ответа, но я всё равно задыхаясь прошептала:

— Да… только этого…

Он впился зубами в моё плечо, глухо зарычав:

— Тогда я тебе это дам… всё, что ты хочешь…

Я растворялась в нём, в этих сильных руках, в поцелуях, в страстных движениях, которые стирали границы между нашими телами. Стол заскрипел под нами, но мне было всё равно — я хотела только его.

Его имя застряло на кончике моего языка, но я не знала его… и это только усиливало эту дикую, необузданную страсть, словно мы встретились только для того, чтобы сгореть в этой ночи без правил, без обязательств…
Он лежал рядом, молча, глядя в потолок. Я дышала ему в плечо, чувствуя, как моё тело ещё не отпустило.
— Ты когда-нибудь чувствовала, — вдруг спросил он, тихо, почти в темноту, — что родилась в чужой жизни?
Я замерла. Потом медленно кивнула.
— Каждый день.
Он повернул голову, посмотрел на меня — в упор.
— Тогда, наверное, не случайно, что мы оказались здесь.
Я не ответила. Но в сердце что-то откликнулось. Глухо, глубоко — как зов.
Он ещё раз провёл пальцами по моим волосам и прошептал:
— Я запомню тебя. Даже если ты исчезнешь.

Когда его движения стали особенно настойчивыми, я зажмурилась, вцепившись в его плечи, впитывая каждое мгновение, каждый стон, каждый трепет, понимая, что именно так я и хотела провести эту ночь — так, как никогда прежде…

Глава 6. Перемены

Лия

Свет ещё не проник в окна, но я уже проснулась.

Он спал рядом. Спокойный. Такой красивый, что дыхание перехватывало. Его рука — на моей талии. Будто держит. Не пускает.

И я замерла.

В голове — голос: уходи сейчас. Пока всё просто. Пока это только ночь. Пока не началась настоящая жизнь.

Но сердце шептало другое.

Если бы он проснулся прямо сейчас… если бы просто открыл глаза и посмотрел на меня… я бы не ушла.

Может, осталась бы навсегда.

Но он спал. И я не могла ждать. Не имела права.

Я осторожно сняла его ладонь со своей кожи — как будто вырывала из себя кусок. Поднялась, быстро оделась. Движения — отточенные, почти военные. Только чтобы не дрожать.

У двери я остановилась. Обернулась. Он всё ещё спал. Лицо безмятежное. Даже не подозревает, что я уже ухожу. Что я уже — снаружи этой сказки.

Я сжала зубы, вырвала страницу из блокнота и написала:

Спасибо за лучшую ночь в моей жизни.

Ни имени. Ни номера. Ни обещаний.

Только правда.

Я положила записку на стол, выдохнула, как перед прыжком, и вышла.

Каждый шаг назад — как заноза. Но я шла. Потому что если бы осталась… больше никогда не смогла бы уйти.

Снаружи уже светало. Я вызвала такси, прижав телефон к уху дрожащими пальцами. Оглянулась на неприметное здание, пытаясь стереть с губ его вкус, с кожи — его прикосновения, из сердца — эту невозможность.

Такси подъехало к дому, а я даже не заметила. Весь путь пролетел в тумане. Я смотрела в окно, но ничего не видела. Только ощущала, как его запах всё ещё витает где-то на моём запястье.

Но как только я захлопнула за собой дверцу машины, скрипнула входная дверь.

— Лия?! — мамин голос, громкий и недовольный, разрезал утреннюю тишину. — Ты с ума сошла? Где ты была всю ночь?

Она стояла на пороге в халате и тапочках, с телефоном в руке. Видимо, уже успела написать всем, кому можно, и развести панику. Лицо у неё было как маска: недовольство, смешанное с тонкой, ядовитой тревогой, которую она пыталась выдать за материнскую заботу.

— Я взрослая, мам. Мне восемнадцать лет. Я не обязана отчитываться, — сказала я устало, проходя мимо.

— Не обязана? — Она пошла следом по пятам. — А если бы ты проспала и опоздала на рейс в Лондон? Ты хоть понимаешь, что для тебя значит это обучение? Что ты не можешь позволить себе ошибок?

Я обернулась, не выдержав:

— А ты понимаешь, что я сама туда поступила? Что ты не сделала ничего, чтобы это случилось? Ни копейки, ни поддержки. Только насмешки и: «Зачем тебе эта ерунда?» А теперь — вдруг заботливая мать?

Она вспыхнула:

— Не нужно мне это говорить! Я просто не хочу, чтобы ты испортила себе репутацию! Нормальные девушки не ночуют неизвестно где! И хватит тебе дружить с этой Анной. Она дурная, и ты с ней — такая же!

Я покачала головой, глядя на неё с обидой и разочарованием:

— Знаешь, Анна — единственный человек, кто по-настоящему радовался, когда поступила в Лондон. Она верит в меня больше, чем ты за всю мою жизнь.

Мама шумно выдохнула, будто это я её чем-то предала:

— Смотри, чтобы потом не пожалела.

— Уже жалею, — тихо сказала я и пошла наверх.

Дверь комнаты захлопнулась за мной, отрезая её голос. Я сбросила одежду, почти не глядя, и пошла в душ.

Я вышла из душа, завернувшись в полотенце. В голове гудело. Ночь будто оставила отпечатки не только на теле, но и на душе. Медленно подошла к чемодану, что всё ещё стоял в углу, и молча начала складывать остатки вещей. В этом действии было что-то ритуальное — словно каждая аккуратно сложенная вещь помогала ей собрать не только багаж, но и себя.

Джинсы. Ноутбук. Зарядка. Маленькая записная книжка, в которую она когда-то записывала эскизы платьев. И — у самого дна — коробочка с её любимыми украшениями, которую она почти забыла. Воспоминания хлынули лавиной, но она оттолкнула их, как воду, не желая в них захлебнуться.

Через пару часов стук в дверь.

— Лия? — голос был мягкий, тихий. Это была Мира, их домработница, женщина с тёплым взглядом и натруженными руками.

Я открыла дверь. Мира стояла с лёгкой улыбкой и глазами, полными заботы.

— Водитель уже ждёт. Тебе пора.

Поставила чемодан у двери, ещё раз осмотрела комнату. Ни мама, ни отец, ни Карина не пришли её проводить. Даже не выглянули. Ни слова напутствия. Ни объятий. Только Мира.

— Спасибо, — выдохнула я, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Спасибо, что пришла меня проводить.

Мира подалась вперёд и крепко обняла её.

— Ты сильная, Лия. Ты всё сможешь. Не позволяй им убедить тебя в обратном.

Эти слова, простые, но такие настоящие, стали якорем. Лия сжала губы, пытаясь не расплакаться, и лишь кивнула.

Мы с Мирой спустились вниз. Чемодан мягко гудел по ступеням, а водитель уже открыл заднюю дверь машины. Всё происходило слишком быстро — прощание, которое никому, кроме неё, не казалось важным. Лия уже наклонилась, чтобы сесть в салон, как вдруг позади раздался голос:

— ЭЙ! Стой! Только попробуй уехать без меня!

Я обернулась и увидела Анну, бегущую по дорожке к воротам, запыхавшуюся, но улыбающуюся. Волосы у неё были растрёпаны, на одной ноге — кроссовка, на другой — шлёпанец.

— Анна?.. — я не поверила глазам.

— Я проспала, как всегда, — выдохнула та, добежав. — Но хоть на пару секунд… я просто должна была тебя обнять.

Они обнялись крепко. Тепло, с настоящей привязанностью, от которой в груди защемило.

— И ещё кое-что, — шепнула Анна, отстранившись и хитро прищурившись. — Не знаю, где ты была этой ночью и с кем… но твои глаза сейчас кричат громче любых слов.

Я замерла. Щёки тут же вспыхнули, она потупила взгляд, но улыбка выдала всё.

— Ладно-ладно, — засмеялась Анна. — Я не лезу. Но ты мне потом обязательно расскажешь. Неважно когда. Главное — расскажи.

— Может быть, — мягко ответила , снова обнимая её.

Глава 7. Исчезающая точка

Марко

Я проснулся внезапно. Без причины. Просто… что-то исчезло.

Сначала не понял. Дыхание было ровным. Тело — расслабленным. Но что-то было не так. Что-то не хватало.

Я повернул голову — и понял.

Она ушла.

Подушка рядом холодная. Плед смят, но её нигде не было.Воздух — пустой. Даже запах её — улетучился, будто она не была здесь вовсе.

Сердце сжалось. Не от злости. От паники. Как будто я уже знал — она не просто вышла. Она ушла насовсем.

Я поднялся. Медленно. Резко заколотилось сердце, когда заметил что-то на столе.

Бумажка.

Спасибо за лучшую ночь в моей жизни.

Я прочитал. Потом — снова. И снова. Слова расплывались.

Это всё?

Я сжал бумагу в кулак. Сильно. До белых костяшек. Потом бросил её на стол и ударил по нему ладонью. Звук был глухим. Но внутри — всё взорвалось.

— Ты даже имени не оставила… — прошептал я, глядя в пустое пространство.

Моя грудь пылала. Не от желания. От боли.

Потому что я не знал, кто она.

Но знал точно — она не была просто ночью.

Она была первым человеком, с кем я настоящий.

И она просто исчезла.

— Ты серьёзно думаешь, что я не найду тебя?..

Я смотрел на дверь. Словно надеялся, что она снова войдёт.

Но нет.

Она вырвала кусок — и ушла.

И теперь у меня только один выбор: найти её. Или сойти с ума.

Телефон завибрировал разрывая тишину. Я сжал глаза, всё ещё ощущая слабое послевкусие бессонной, но такой живой ночи. Он наощупь нашёл телефон и взглянул на экран.

"Андреа". Он выругался сквозь зубы.

— Да? — голос хриплый от недосыпа, но он постарался звучать ровно.

— Где тебя чёрт возьми носит?! — Андреа, человек из ближайшего окружения отца, явно был на грани. — Ты пропал почти на сутки! Твой отец в бешенстве. Все думают, что тебя схватили. Мы обыскиваем весь город!

Сел, проведя рукой по лицу.

— Я жив. Мне нужно было время. Один день, чтобы… дышать.

— Дышать? Это тебе не отпуск на побережье. Ты — сын Риккардо Романо. Ты не можешь просто исчезать. Люди думают, что это сигнал. Что ты погиб. Что началась война!

— Я сказал, что я жив. Этого пока достаточно. — Он оборвал звонок, прежде чем Андреа мог сказать ещё что-то.

Едва он опустил телефон, как экран снова вспыхнул.

"Лукас".

Я ответил сразу.

— Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда мне звонят утром, — пробормотал он, выходя босиком в прохладный коридор старой библиотеке в Гейстоуне.

— И ты знаешь, что я звоню только тогда, когда всё дерьмо в огне, — спокойно отозвался Лукас. — Твой отец чуть не поднял тревогу на весь юг. Риккардо уже думает, что тебя выкрали, и собирается объявлять охоту.

— Скажи отцу, что я цел. Просто... отвлёкся.

— Отвлёкся? — Лукас замолчал на секунду, а потом добавил с лёгким подозрением: — Ты что, на какое-то время исчез? Это не похоже на тебя... Что ты там, серьёзно пропал, или что?

Я усмехнулся, стараясь не выдать своей растерянности.

— Просто... нужно было сделать паузу. Всё — слишком быстро.

— Марк, ты что, с ума сошел? Ты понимаешь, в какой ты позиции находишься? Мы тебя ищем, а ты просто… исчезаешь. Что это за подход? — Лукас вздохнул. — Ты знаешь, как это влияет на всех нас?

— Я знаю. — мой голос стал чуть твёрже. — Но мне нужно было немного времени. Чтобы вспомнить, что я тоже человек.

— Ты человек, да. — Лукас немного замялся. — Ну хорошо, что ты с нами, но будь умнее в следующий раз. Придумаем версию, что ты был занят… чем угодно.

— Да, я скоро вернусь. Спасибо, что переживаешь.

Я на мгновение затих, а затем продолжил.

— Послушай, Лукас , тебе нужно кое-что знать… Это… нечто важное. Я встретил кого-то.

Лукас не сразу отреагировал, но голос его стал настороженным.

— Кого? Ты ведь не отстал от работы, надеюсь? Ты знаешь, что в нашем деле нельзя отвлекаться.

Я улыбнулся, чувствуя странное облегчение, что может поговорить с другом.

— Нет, я не о том, о чём ты подумал. Просто... встретил девушку. Мы провели ночь вместе.

— Ага... — Лукас был насторожён, но продолжил в более спокойном тоне: — Девушка? Ты не сказал, кто она, а как её зовут?

Я вздохнул.

— Нет, не сказал. Я даже не знаю её имени. Она просто... была рядом. Иногда лучше оставить всё в секрете, чем задаваться вопросами. Это всё, что я могу сказать.

— Чёрт, ты даешь. — Лукас хмыкнул. — Но ты прав. Хорошо, что ты жив. Давай, береги себя. Всё остальное потом.

Я закончил разговор, но в его голове не угасал этот образ.

Через несколько часов я открыл дверь особняка, и почти сразу воздух сгустился. Здесь было тихо. Подозрительно тихо. Ни звука, ни шагов, ни голосов. Только холод. Холод стен и взглядов.

Я сделал несколько шагов по мраморному полу, когда услышал:

— Он здесь. — Голос Андреа, сухой, как выстрел.

А потом шаги. Глухие, уверенные. Отец.

Он вошёл в холл, как буря.

— Ты, — прошипел он. — Пропал на сутки. Ни звонка. Ни сигнала. Ни слуху, ни духу. Ты хоть представляешь, что ты натворил?

— Мне нужно было... — начал я, но он ударил.

Сильно. Резко. Тыльной стороной ладони по скуле. Голову откинуло в сторону, и я почувствовал вкус крови во рту.

— Ты думаешь, ты кто? Мальчик, играющий в свободу? — Он снова ударил. На этот раз — кулаком в живот. Я согнулся пополам, но не упал. Только крепче сжал зубы. Я знал: если упаду, он ударит снова. Сильнее. А если выстою — просто будет молчать. И его молчание будет хуже любых ударов.

— Ты не имеешь права на слабость! — заорал он, нависая надо мной. — Ты не человек. Ты — Романо! Ты — мой сын! И ты исчезаешь ради какого-то... воздуха?!

Он схватил меня за воротник и прижал к стене.

— Думаешь, если я дал тебе имя, дал силу, то ты можешь плевать на то, как работает этот мир? Думаешь, ты особенный? Ты пешка, пока я не решу иначе. И ты запомнишь это.

Глава 8. Семь лет одиночества

Марко - 7 лет спустя

Семь лет.

Семь чёртовых лет.

А я всё ещё помню, как пахли её волосы, когда она уснула у меня на груди. Как дрожали её пальцы в моей ладони. Как исчезла на рассвете, оставив пустоту, с которой я научился жить. Или, скорее, научился с ней сражаться каждый день.

Мне двадцать пять.

Два года назад моего отца застрелили прямо у нас на территории. Предатель изнутри. Я разобрался с ним лично. Тогда я впервые понял, что пути назад нет. Я стал капо. Не по праву крови — по праву силы. Мама была странно тиха в те дни. Она не плакала, не кричала. Просто сидела в кресле у окна и смотрела, как в саду расцветают ромашки. Мне казалось, она сходит с ума от молчания.

И тогда, однажды вечером, когда я зашёл к ней, она сказала:

— Я думала, у нас есть ещё время, Марко. — Её голос был мягким, но в нём слышалась усталость. — Хоть немного. Я знала, что однажды ты станешь Капо. Но не думала, что так скоро.

Она сделала паузу, не глядя на меня, потом добавила:

— Ты был ещё мальчиком, когда он начал лепить из тебя наследника. Я злилась на него за это. Но ничего не сказала.

Она перевела взгляд на окно.

— Пока он был жив, я не могла сказать таких слов. Не имела права. Потому что твой отец считал слабостью даже любовь матери к сыну. Всё должно было быть строго, по правилам, по долгу. Я молчала. Смотрела, как ты растёшь. Как становишься холоднее, сильнее. Как он ломает в тебе всё тёплое.

Она повернулась ко мне и впервые за много лет её глаза были по-настоящему живыми.

— Но теперь… теперь ты свободен. Впервые. И я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой. Просто… мне жаль, что у тебя не было выбора.

Я не знал, что ответить. Только кивнул. А она вдруг подошла ко мне и положила руку мне на щеку — редкий, почти забытый жест.

— Ты — его кровь. Но ты и моя тоже, Марко. Не забывай об этом. Не стань таким, как он. Холодным до конца.

Андреа, правая рука моего отца, теперь служил мне. Он был моим советником и учителем. Он знал, когда нужно вмешаться, а когда просто молчать и налить виски. Его опыт был незаменим, когда дело касалось нашей мафиозной империи.

Лукас, мой друг с детства, остался рядом. Он всегда знал, кто я под всей этой бронёй. И он — один из немногих, кто знал о ней.

— Опять ты этот взгляд включил, — сказал Лукас, закидывая ногу на стол в моём кабинете. — Говорю же, найди себе нормальную женщину. Или хотя бы отвлекись со шлюхой. У тебя теперь всё: власть, деньги, влияние.

Я молчал.

Он выдохнул.

— Ты знаешь, если бы она была рядом, может, ты не стал бы таким зверем, как сейчас. А может, и стал бы, только не таким одиноким.

— Ты думаешь, я одинок? — наконец я ответил, не поворачиваясь к нему.

Лукас засмеялся.

— Это да. Все видят только то, что ты хочешь показать. Но ты не можешь скрыть всё. Иначе бы ты не держал этот взгляд.

Я молчал, и Лукас, уловив настроение, тяжело вздохнул и сменил тему.

— Знаешь, иногда мне кажется, ты становишься кем-то другим, Марко, — сказал он, глядя на пламя своей зажигалки. — Раньше у тебя были эмоции. Сейчас… ты просто машина. Холодный, злой. Сумасшедший, если честно.

Я не ответил, просто смотрел в окно.

— Ты стал убивать, как будто это ничего не значит. Ни малейшего колебания. Ни тени сомнения. Наказал, казнил, уничтожил. Всё по правилам, да? Но ты же не всегда был таким. Я помню, как ты смеялся, как жил.

— Время для смеха прошло, — отрезал я, не поворачивая головы.

— Вот именно. Прошло. И ты сам его похоронил. Вместе с отцом и с собой, — он замолчал, а потом добавил тише: — Ты стал капо, да. Но не человеком. А тенью. Ты хоть видишь себя со стороны?

Я поднялся из кресла.

— Я вижу всё. Просто больше не трачу время на пустое.

Лукас покачал головой.

— Скажешь ещё, что любовь — тоже пустое?

Я молчал. Но внутри что-то сдвинулось.

Прошло несколько дней, и я сидел в своём офисе, поглощённый очередной кучей дел, когда Андреа снова появился. Он выглядел немного взволнованным.

— Есть новость, — сказал он, закрывая дверь за собой и садясь на стул напротив. — Мы нашли человека, который может нам помочь.

Я поднял взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на него. Мы искали кого-то уже несколько месяцев. Территории, расширение влияния, новые пути для нашего бизнеса — всё это было необходимо, и конкуренция с каждым днём становилась всё жёстче.

— Кто этот человек? — спросил я.

Андреа сделал паузу, будто подбирая слова.

— Джон Моррис. Он бизнесмен, владелец строительной компании. Он контролирует несколько крупных объектов в городе и в пригородах. На первый взгляд всё кажется легальным, но он гораздо более полезен для нас, чем мы могли бы подумать. Деньги, связи, влияние. Коррупции не найдёшь. По крайней мере, на поверхности.

Я нахмурился. Строительная компания — это не то, с чем обычно связываются люди, подобные нам. Он был чист, слишком чист, чтобы быть нашим союзником.

Я кивнул, уже зная, куда он ведёт.

— Но ты ведь не просто так о нём заговорил.

Андреа усмехнулся, но не с удовольствием, а скорее с ноткой цинизма.

— Он не заинтересован в сотрудничестве с нами. Вообще. Держит дистанцию. Считает, что мы подорвём его репутацию. Думает, что его бизнес стоит выше уличных связей и грязи.

Я склонил голову, раздумывая, зачем он вообще мне об этом говорит, если человек не хочет иметь с нами дела.

Андреа продолжил, понизив голос:

— Но у него есть слабое место. Одна финансовая махинация — старая, но грязная. Отмывка средств через фиктивную подря́дную фирму на городском проекте. Следов почти не осталось, но я нашёл. И если это всплывёт — его карьере конец.

Я посмотрел на него молча. Он не просто принёс мне информацию. Он принёс мне рычаг.

— Что ты хочешь? — спросил я наконец.

— У Морриса есть дочь. Карина. А у неё — мать, Моника. Эта женщина куда хитрее, чем кажется. Она давно мечтает пристроить дочь поближе к власти. И знает, кто ты. Моника хочет, чтобы ты женился на Карине. Выгодный брак. Союз. Она не против. А Моррис… Моррис поймёт, что лучше уступить, чем потерять всё.

Глава 9. Сквозь расстояние

Лия – 7 лет спустя

Лондон.

Город, где всегда пахнет кофе, сыростью и возможностями. Я полюбила этот запах. Он был напоминанием о том, как далеко я ушла от прошлого.

Семь лет — как будто целая жизнь.

Тогда я уезжала отсюда с одним чемоданом и мечтой, которую никто, кроме меня, не воспринимал всерьёз.

Сейчас у меня своё ателье в районе Шордич — светлое, просторное, наполненное шелестом тканей и запахом свежего кофе.

Я шью одежду на заказ: платья, костюмы, коллекционные вещи. У меня множество постоянных клиентов, среди них — актрисы, галеристки, владелицы бутиков.

Со мной работают пара надёжных сотрудников и целая сеть проверенных партнёров по ткани, фурнитуре, аксессуарам.

Недавно я получила премию её вручают лучшим молодым дизайнерам, и мою работу заметили на закрытом показе в Сохо.

Фотографии появились в модном журнале, я дала своё первое интервью и чуть не расплакалась прямо в гримёрке.

Я — Лия Моррис.

Девочка, в которую никто не верил.

И женщина, которая превратила свою мечту в реальность.

Моя одежда — это больше, чем просто стиль. Это голос.

Утро начиналось с ритуала. Чёрный чай с лимоном, плейлист с джазом, короткая прогулка до мастерской. Лондон просыпался, живой, шумный, вдохновляющий. Я поднималась в своё пространство — светлую студию с высокими окнами, стенами, обтянутыми тканями, и досками, уставленными эскизами. Здесь была моя свобода. Моя территория. Мой мир.

Семья…

За эти годы многое изменилось. Отношения с Кариной окончательно испортились. Мы перестали общаться. Ни поздравлений, ни коротких сообщений. Она не скрывала свою неприязнь и, кажется, даже радовалась моему отсутствию. Мама звонила пару раз в год. Холодно. Натянуто. По привычке и даже два раза приезжала с отцом, как будто выполняла обязанность, которой не хотела.

Я не приезжала в Грейстоун за эти семь лет. Мне не было зачем. Этот город, моя семья, — всё осталось в прошлом. Моя жизнь здесь, в Лондоне, была настолько насыщена, что просто не было времени оглядываться назад. И, честно говоря, я не чувствовала себя частью той старой жизни.

Только отец… он изменился.

Поначалу был всё тем же занятым, слишком поглощённым своими делами, чтобы интересоваться моей жизнью. Но потом… начались редкие визиты. Сначала по работе, потом — без повода. Он стал чаще писать, реже говорить строго. В его глазах появилась та самая тоска — как будто он начал понимать, что потерял.

Мы начали разговаривать чаще. Он приезжал, звонил, и иногда, в редкие моменты откровенности, говорил, что скучает. Я чувствовала, что он искренне хочет наладить отношения, и в этом было что-то важное. Эти моменты согревали меня больше, чем я хотела признавать.

Но отец… Он оказался тем человеком, который искал меня, хотел понять, чем я живу, и, что важнее, он искренне скучал по мне. И это меня тронуло.

В то утро сидела на подоконнике своей студии, обнимая колени и лениво наблюдая, как за окном Лондон окрашивался в мягкие золотистые тона — типичный вечер, какой я любила. Внутри было тихо, только играла негромкая музыка и тикали старые часы над рабочим столом. В эту тишину вдруг заглянул Риз — мой ассистент и друг.

Он уже почти три года рядом: помогает, вдохновляет, защищает. Мой тихий, ироничный, преданный Риз. Иногда казалось, что он понимает меня лучше, чем кто-либо.

— Ли, тебе звонит папа, — сказал он, протягивая мне телефон. — Срочно. Он даже назвал меня «молодым человеком», прикинь?

Я усмехнулась, взяла трубку и сразу прижала её к уху:

— Привет, пап.

— Привет, малыш. Рад, что ты взяла трубку, — его голос всегда был тёплым, глубоким.

— Что-то случилось? — спросила я, хотя он не звучал встревоженно.

— Карина выходит замуж, — тихо сказал он. — Через неделю. Мы хотим, чтобы ты приехала. Она... будет рада тебя видеть. Я тоже.

Я замерла. Риз, всё ещё стоявший рядом, поймал мой взгляд, в котором на мгновение промелькнуло что-то похожее на растерянность. Я опустила глаза. Грейстоун. Семья. Карина. Всё, от чего я ушла.

— Пап, я не думаю, что это хорошая идея. Мы с К... ну, ты знаешь. Я не уверена, что она вообще хочет меня видеть.

— Послушай, — его голос стал ещё мягче. — Я знаю, как всё было. Но сейчас всё по-другому. Ты не представляешь, как это важно. Для неё. Для нас. Пожалуйста. Я бы не просил, если бы это не было важно.

Я прикусила губу. Он не умел манипулировать — говорил всегда прямо и честно. И, может быть, именно поэтому мне так трудно было отказать.

— Ты уверен, что она действительно этого хочет?

— Уверен, — сказал он, не колеблясь. — И если даже нет… я хочу, чтобы ты приехала. Очень.

Я молчала. За окном свет замерцал, и в его голосе было что-то неотвратимо настоящее. Я вздохнула.

— Ладно. Хорошо. Я приеду.

— Спасибо, малышка. Это правда много значит.

Когда я повесила трубку, Риз поднял брови:

— Ну?

— Через неделю свадьба, — тихо ответила я. — Кажется, мне снова предстоит вернуться в Грейстоун.

Риз молча кивнул, а потом повернулся на каблуках и направился к двери.

— Ты куда? — спросила я, прищурившись.

— Чемоданы собирать, — бросил он через плечо.

Я приподняла бровь.

— Стоп. Тебя вообще-то не приглашали.

Он обернулся с видом полной серьезности:

— Я что, оставлю тебя одну в этом змеином логове? Лия Моррис без Риза? Не смеши меня. Это против правил.

— Риз…

— Ты без меня никуда, — он подмигнул. — К тому же, я твой ассистент. По всем вопросам. И моральной поддержке тоже.

Я не сдержала улыбку.

Глава 10. Возвращение в змеиную столицу

Лия

— Погоди… что?! — крик Анны в трубке был громче шума аэропорта. — Ты хочешь сказать, что эта гламурная гадюка выходит замуж? Карина?! Та самая, что однажды попыталась облить тебя кофе «случайно» на дне открытых дверей?

— Ну, у неё получилось, между прочим, — вздохнула я, глядя на табло с рейсами. — Платье не отстиралось до сих пор.

— Ну ахринеть! Я в шоке. Эта инстадива с мозгами как у пустой кружки реально нашла себе жениха? Кто он, слепой?

Я прыснула со смехом. Риз, сидевший рядом, приподнял бровь, слушая куски разговора.

— Анна…

— Нет, Лия, прости, но я в ярости! Если бы я могла вырваться — я бы прилетела и испортила ей всю эту глянцевую сказку. Вышла бы к алтарю с микрофоном и зачитала реальный список её заслуг. Начиная с того, как она пыталась поцеловать твоего бойфренда в десятом классе, и заканчивая тем, как стёрла твой дипломный проект с флешки, потому что он «слишком хороший».

— Да уж, незабываемая сестринская любовь, — пробормотала я, устало потирая переносицу.

— Она не сестра, она натуральный гель-лак в человеческом обличии! Скользкая, липкая и почему-то всем нравится!

— Всё, я тебя записываю на речь в банкетный зал, — хмыкнула я.

— Лия, если бы я была с тобой — клянусь, я бы ей в лицо тост произнесла. «За Карину — женщину, которой повезло больше, чем она заслужила».

Риз хихикнул и выхватил у меня телефон:

— Окей, стоп. Дайте я скажу, как эксперт. Знаешь, Анна, ты с Лией — просто мечта свадебного разрушения. Ты с речами, она с прищуром. Я бы вёл трансляцию в прямом эфире. Было бы весело, пока нас не вышвырнули охранники.

— Я бы не ушла без драки, — парировала Анна. — Серьёзно, Риз, ты не понимаешь, насколько эта Barbie на минималках мне омерзительна.

— Поверь, я видел её инстаграм. Понимаю.

Я забрала обратно телефон и прыснула:

— Всё, успокойтесь. Меня и так сейчас мутит от идеи воссоединения. Если я не позвоню из Грейстоуна — считайте, что меня сожрали заживо.

— Мы поставим чёрную ленту на твою швейную машинку, — заявила Анна трагичным тоном. — Ладно, зови, если понадоблюсь. Люблю тебя.

— И я тебя. Пока, тигрица.

Я отключила звонок. Риз посмотрел на меня и подмигнул:

— Она, конечно, сумасшедшая. Но я бы на её шоу сходил.

— Да мы с ней вообще билет в один конец, — усмехнулась я. — Ладно. Пошли. В логово змей.

— Только не наступай им на хвост первой. Дай им шанс приползти, — сказал он, поднимаясь с чемоданом.

Как только мы приземлились в Грейстоуне и вышли из терминала аэропорта, меня встретил шум большого города. Город был таким же, как я его помнила: активный, многолюдный, с небоскрёбами и яркими огнями, отражающимися в стеклянных витринах. Машины несутся по дорогам, люди спешат по своим делам, и этот ритм города, одновременно знакомый и чужой, как-то сразу взял меня в свои объятия.

— Ну что, готова столкнуться с реальностью? — спросил он, с улыбкой смотря на меня, пока мы шли к выходу. — Не забудь, ты ведь теперь звезда, а они все будут смотреть, как на редкое животное в зоопарке.

Я бросила на него взгляд, чувствуя, как сжимаются зубы.

— Заткнись, Риз, а то кто-нибудь услышит, — прошипела я.

Он поднимал брови, смеясь.

— Да ладно тебе, Лия. Ты ж не первый раз... — Риз замолчал, заметив, что я не настроена на шутки.

*****

Когда мы вошли в дом, меня сразу обдало шумом голосов, запахом дорогого парфюма и цветами — свежими, как будто только что доставленными из салона. Дом был полон людей. Кто-то расставлял бокалы, кто-то бегал с телефонами, проверяя график, кто-то тащил коробки с подарками. Весь особняк гудел, как улей накануне большого события.

Я стояла на пороге, будто снова шестнадцатилетняя девочка, которую забыли забрать со школьного бала. Только теперь мне было плевать. На взгляды. На фальшь. На этот спектакль, в котором я больше не играю.

— Ну и приём, — прошептал Риз, сдвигая очки на носу. — Или нас случайно перепутали с доставкой еды?

Я не успела ответить, как услышала знакомый голос:

— Осторожнее с цветами! Они должны быть идеально свежими, вы же знаете, у Каринки нюх!

Я обернулась. Мама. Моника выглядела, как будто сама шла под венец: в бежевом шёлке, с уложенными волосами, на каблуках, сверкающая — вся буквально светилась от счастья. Но как только её взгляд упал на меня — на мгновение всё это сияние померкло. В её глазах пронеслась целая буря эмоций: удивление, раздражение, что-то похожее на сожаление... но ни капли радости.

— Лия, — произнесла она с вымученной улыбкой, — ты всё-таки приехала.

— Привет, мам, — кивнула я.

Она подошла ближе, но не обняла, лишь критично оглядела меня с ног до головы.

— Ты… выглядишь усталой. Наверное, тяжело жить в Лондоне. Это не для всех.

— Я справляюсь, — ответила я спокойно.

Моника даже не удосужилась притвориться, что ей интересно. Она тут же перевела взгляд за моё плечо, на Риза, но ничего не сказала, лишь прищурилась, а потом продолжила:

— Вот Карина — другое дело. Она просто звезда! Ты бы видела, как она сияет. Это платье, это кольцо… её жених — настоящий мужчина, влиятельный. Он обожает её. И город уже на ушах — все хотят быть приглашены. Карина у нас… просто настоящая принцесса.

Я почувствовала, как в груди что-то сжалось. Не потому что мне было обидно, а потому что это было настолько предсказуемо, что уже даже не ранило.

— Хорошо, что она счастлива, — ответила я сдержанно.

— О да, счастлива. Она всегда добивалась лучшего. В отличие от… — мама осеклась и мило улыбнулась, будто ничего не хотела сказать. — Ну, не будем о грустном. Ты ведь ненадолго, правда?

— О, мамочка, ты опять обо мне рассказываешь? — раздалось сверху.

Я подняла взгляд. Карина стояла на верхней ступеньке лестницы, держа за перила, будто позировала для фото. На ней было шёлковое платье, волосы аккуратно уложены, лицо — сияющее, довольное. Она спустилась с грацией королевы, которая идёт принимать свой трон.

Загрузка...