
Аннотация:
Моя жизнь рухнула в одночасье. Всё, к чему когда-то стремилась, всё, на что надеялась, перестало иметь значение. Предательство жениха заставило бежать, едва не сломив. И лишь внезапный подарок судьбы, маленькое Сокровище, найденное в лесу, помогло жить дальше.
Обустрою дом в новом месте, займусь прибыльным делом и обрету своё счастье с тем, кто предназначен мне судьбой… Но уже в другом мире. Просто точно не будет! Но когда мы, женщины, боялись трудностей?
*************************************************
Голова кружилась от слабости, а в висках стучало так, будто там работали молотами бравые кузнецы. Да, поторопилась я с выпиской из больницы. Но после разговора с врачом, сил находиться в этих стенах, пропитанных запахами лекарственных препаратов, не было совершенно. Хотелось домой. Завернуться в любимый плед и, наконец, дать волю слезам.
Держась за перила, я осторожно поднялась по ступеням, мокрым после проливного дождя, закончившегося буквально несколько минут назад. В глазах двоилось, и ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Можно было бы позвонить в дверь, но Марка наверняка ещё нет дома. Последние дни для него оказались не самыми простыми, впрочем, как и для меня, но именно он виноват в произошедшем, и не раз каялся по телефону, коря себя за случившееся. А тут ещё эта новость…
С четвёртой попытки удалось открыть замок и, стараясь не шуметь, я вошла в дом, но тут же замерла на месте, прислушиваясь. Звуки, доносившиеся из спальни, явно давали понять, что сегодня меня здесь не ждали. А одежда, разбросанная по полу, лишь подтверждала мою догадку.
Хотя ничего удивительного, ведь я ушла из больницы раньше срока со скандалом. Пробовала звонить жениху в надежде, что тот меня заберёт, но телефон оказался отключен. Пришлось вызывать такси. Хорошо ещё, что при себе были деньги.
Теперь ясно, чем Марк занимался всё это время. Я переживала о его душевном состоянии, волновалась о том, как он отреагирует на вердикт врача. Но, судя по всему, переживала напрасно. И это после его признаний в вечной любви, после бесконечных планов на жизнь, обсуждений за обедом имён наших будущих детей...
Происходящее никак не укладывалось в голове. Разве мог тот, кто изо дня в день говорил о своих чувствах, о страсти, пылающей неугасаемым огнём в его груди, предать? Но спутать происходящее в спальне с чем либо другим, даже при всём желании было невозможно. Видимо, тот огонь страсти зажёгся всё же не из-за меня. Предатель! А ведь я ждала от этого мужчины ребёнка…
Да, срок был всего шестнадцать недель, но душу рвало на части от осознания того, что маленького живого комочка нет в моём чреве, и никогда больше не будет. Именно это заключение врача заставило меня уйти из больницы. Я надеялась найти дома поддержку, но вместо этого получила удар в спину.
Горло перехватило от спазма, но стиснув зубы, подавила зарождающуюся истерику: сейчас не самый подходящий момент, чтобы поддаваться эмоциям. Я должна быть сильной, должна справиться... Ради кого? Это другой вопрос, на который лучше не искать ответа, чтобы не утратить смысл жизни. Но моих слёз, этот блудливый кобель, не увидит точно.
Сделав шаг назад, собираясь покинуть дом, чтобы успокоиться и всё хорошенько обдумать, я услышала голос и, поддавшись интуиции, остановилась.
— Как же я злюсь, что ты не послушал меня и не устроил аварию в том самом месте, на которое тебе указала. Сейчас бы мы отмечали избавление не только от этого выродка, но и его мамашки, — зажав ладонью рот, я подавила рвущийся на волю крик.
Кровь стыла в жилах от осознания того, что авария произошла не случайно, и сказано это было той, которой я доверяла больше всего, которую считала своей подругой.
Ложь. Вокруг меня всё это время жила ложь. А я этого даже не замечала, витая в облаках и мечтая о счастливой семейной жизни.
Теперь ясно, что за срочная подработка задерживала Марка по вечерам. И его перешёптывания с Еленой за нашими совместными ужинами приобретали в этом свете совсем иной смысл.
— Тогда бы в моих действиях могли заподозрить умысел, а пятно на репутации мне ни к чему, — голос теперь уже несостоявшегося мужа, был пропитан ядом.
И как я раньше этого не замечала? Где были мои глаза? Как я могла слушать его медовые речи, оказавшиеся лживыми насквозь, и верить всему, что он говорил?
Пока я корила себя, распаляя в груди злость, Марк продолжал:
— Мы просто будем действовать по моему плану. Разыграем, что на фоне потери ребёнка у Дианы начались галлюцинации, и упечём её в психушку. Сейчас столько всевозможной аппаратуры, с помощью которой запросто можно заставить поверить и в бога, и в чёрта лысого, и в то, что по ночам слышатся крики младенца. Мой план безопаснее. Тебе останется только подставить свою жилетку для слёз, а в нужный момент посоветовать ей толкового психиатра, ценящего деньги превыше всего. Знаю я одного такого типа. С ним будет нетрудно договориться. И диагноз без особого труда окажется у нас в кармане. А в психушке она долго не протянет. И мы ей в этом поможем.
А ведь их план вполне бы мог сработать, если бы я не надумала вернуться сегодня домой. Мог бы, но теперь не сработает. Я думала, что знаю этих двоих так же хорошо, как и себя, но ошибалась. Тот Марк, который был мне дорог, которого я подпустила к самому сердцу, которому доверяла, никогда бы не погубил собственного ребёнка, пусть и не рождённого. Этот же тип был самым настоящим монстром, безжалостным и циничным, готовым на всё, ради достижения собственных целей.
«Мяу, мяууууу, мяяууу…»
Надрывное мяуканье ворвалось в сознание будто вихрь, в одно мгновение развеяв приятное сновидение, в котором я баюкала младенца, напевая тихую колыбельную, знакомую с детства. В носу всё ещё стоял запах грудного молока, оставшегося на маленьких губках сложенных бантиком, а руки хранили тепло его тела, казавшееся таким реальным, что душу рвало на части от боли.
Только во снах моя мечта становилась реальностью, только там я прижимала к груди маленькое сокровище, ценнее которого не было на всём белом свете, украдкой воруя у судьбы минуты материнского счастья. Только там я жила, здесь же…
«Мяяяу…»
Заполошная кошачья серенада возобновилась с новой силой, действуя на нервы, заставляя взять волю в кулак и встать с тёплой постели.
— Ну, где ты, горе моё луковое? — ворчала я, шлёпая босиком по холодному полу. — Неужели опять закрыла тебя в чулане?
Но там кошки не оказалось, впрочем, как и во всём доме.
Прислушавшись, я различила скрежет кошачьих коготков по входной двери. Вот же зараза такая. И что ей снова надо? Оставила же у порога колбасной нарезки. Маленькая, а ест как троглодит.
За те несколько дней, которые я прожила в деревне, эта любительница мышей ни разу не просилась в дом на ночь, наведываясь обычно по утрам и в обед, но в этот раз хвостатая нарушительница моего спокойствия, похоже, решила изменить своим принципам.
Отодвинув засов, я приоткрыла дверь. В ярком свете полной луны пушистая котофейка, наматывающая круги по крылечку, была видна как днём.
— Чего тебе, Мурка? Совести совсем нет! Ночь же на дворе, — отчитывала я кошку, словно та понимала, о чём ей говорю.
Хотя не скрою, иногда у меня проскальзывали и такие мысли. Кошка была умницей и знала правила кошачьего этикета. Например, я ни разу не замечала, чтобы она забиралась на стол, чего бы на нём ни стояло. А ещё вытирала лапки о соломенный коврик у порога, и это смотрелось довольно забавно. В общем, киса вошла в мою жизнь внезапно, но за те несколько дней, что я прожила в деревне, обосновалась в ней основательно.
Повторное мяуканье заставило выйти на порог. Мало ли, вдруг она поранила лапку или ещё что. Но приглушённый детский плач, раздавшийся со стороны леса, мгновенно выветрил все посторонние мысли из головы.
Первое о чём подумалось, что это проделки Марка, что он нашёл меня и теперь пытается свести с ума. Но беспокойство кошки, которая то подходила и тёрлась у моих ног, то сбегала по ступеням и посматривала в сторону леса, говорило само за себя — она, как и я, слышала детский плач. Причём, не механическую запись, а живой голос. Хотя можно ли определить подобное на слух? Умом вряд ли, а вот интуицией, ещё ни разу меня не подводившей — вполне. Вот только оба варианта казались невероятными — и присутствие Марка, и появление младенца.
Дыхание резко перехватило от нахлынувшего волнения. Откуда здесь ребёнок? Может, в той стороне тоже есть какой-то дом, и молодая мамочка вышла с малышом погулять по свежему воздуху, в попытке убаюкать? Предположения сменялись одно за другим с невероятной скоростью, а звук не прекращался, разрывая сердце, тревожа душу, вновь возвращая меня мысленно в палату, где врач равнодушно говорил о том, что детей у меня больше не будет. Он объяснял причину, сыпал профессиональными словечками, но я его больше не слышала.
Острые коготки впились в ногу.
— Ай, — дёрнулась, выныривая из потока воспоминаний, — да Мурка, ты права: стою тут, дурью маюсь, вместо того чтобы сходить и посмотреть.
Резкий порыв ветра пробежался по кустам, заставляя поёжиться и переступить с ноги на ногу. Ночью одной в лес идти было страшно, но гораздо страшнее казалось не услышать голос малыша снова.
Я никогда себе не прощу, если испугаюсь, если не попытаюсь узнать, не попробую помочь. Вдруг с родителями малыша что-то случилось, и он там один… А я, взрослая и сильная женщина, жду здесь неизвестно чего. Я же сильная? Сильная. Что со мной может случиться в тёмном лесу ночью? Ничего, если взять с собой дедовское ружьё.
Бросившись обратно в дом, я с невероятной скоростью сдёрнула оружие со стены, где оно благополучно провисело все прошедшие годы. Дед, кроме того что был знахарем, способным остановить кровь на глубоком порезе с помощью заговора или собрать грудной сбор от болезней лёгких, слыл в округе ещё и хорошим охотником. Я часто наблюдала, как после охоты он чистил стволы ёршиком, снимая нагар ветошью, пропитанной щелочным раствором, и смазывая ружейным маслом. Как натирал приклад смесью с добавлением воска, как сам снаряжал патроны…
Пока мысли крутились в голове, руки делали своё дело, переламывая ружьё и вкладывая в стволы патроны, найденные во время уборки. Натянув штаны, всунув ноги в кеды и накинув кофту, я вышла из дома, прикрыв за собой дверь.
Кошка крутилась возле калитки, словно поджидая меня, вот только плача малыша слышно не было, отчего сердце ухнуло в пятки, а горло сдавили ледяные щупальца страха.
Так, спокойствие, только спокойствие. Я отлично помнила, с какой стороны слышались звуки, нужно всего лишь выбрать верное направление. Но паника мешала думать, накрывая по самые уши.
«Мяв»
Кошка коснулась ноги и тут же устремилась в лес. А я, недолго думая, помчалась следом, поскольку направление было выбрано верное. Животные гораздо больше чувствуют и слышат, чем мы. Тем более, именно она меня разбудила. Так почему бы не довериться зверёнышу?
Время шло. В окнах забрезжил рассвет, а я так и не ложилась спать. Малышка тянула грудь долго и упорно, видимо из-за того, что молока было мало. Она то прекращала, то начинала вновь, как только я пыталась переложить её на кровать, но, в конце концов, заснула, наевшись. Хотя вариант что просто выбилась из сил, тоже нельзя исключать. Я очень надеялась, что если лактация началась, то с каждым разом молока будет всё больше, и я смогу заменить крохе маму. Кстати, о маме…
— Почему мне кажется, что ты знаешь, кто эта малышка, и как она здесь оказалась? Где её родители? — осторожно положив девочку поперёк кровати, укрыв пледом, поскольку в доме было прохладно, повернулась к женщине.
— Мне-то откуда знать? — сложив руки на груди, проворчала та, отведя взгляд в сторону.
— Ты же обещала, что расскажешь, а сама… — стало вдруг обидно до слёз, ведь я, и правда, поверила, что узнаю нечто невероятное.
Эх, кажется, кое у кого шалят гормоны. Никогда не считала себя плаксой, а тут вдруг по поводу и без слёзы льются в три ручья. Может, устав от проблем, мне захотелось сказки? А может, я просто боялась, что малышку у меня заберут? Второе было вероятнее всего.
Обретя своё маленькое Сокровище в пелёнках, я не хотела его потерять, и готова была бороться до конца за своё право стать мамой.
— Ты же всё равно не поверишь, даже если я расскажу, — было видно, что женщина готова сдаться, но что-то её останавливало.
— Почему ты так уверена? Правда, какой бы она ни была, всегда остаётся правдой. Ты же её мне расскажешь, а не какую-нибудь байку, лишь бы я отстала? — уточнила, не веря, что старушка на такое пойдёт, но всё же для очистки совести спросить было надо.
— Иногда ложь кажется реальнее правды, а правда похожа на ложь. Поди, разбери, где и что, — внимательно глядя мне в глаза, произнесла старушка. — Готова ты к такой правде?
— Я готова к любой, — ответила без раздумий, но спустя пару минут поняла, как сильно ошибалась.
— Что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждала. Но история долгая, придётся набраться терпения, — вздохнула она, доставая из узелка румяные пирожки. — Сначала подкрепись, и я тебе всё подробно расскажу.
Я любила её пироги, но стало вдруг интересно, каким образом они всё время оказываются у неё под рукой, при каждой нашей встрече и, главное, всегда тёплые и румяные, будто только из печи. Ещё один вопрос к растущей горе имеющихся.
— А что если мы объединим эти два процесса? — не желая откладывать разговор на потом, предложила я.
— Упрямая, вся в мать, — покачала та головой.
— Ты знала мою маму? — вопросы сыпались как горох, но не затыкать же себе рот, тем более, это для пользы дела: лучше во всём разберусь.
— Конечно, я знала твою мать, — фыркнула женщина, пододвинув ко мне узелок, давая понять, что не скажет ни слова, пока я не стану есть. — Давай, жуй, а я начну, — дождавшись, когда откушу румяный пирожок, бабуня продолжила. — Но обещай, не перебивать, — на что я лишь убедительно закивала, поскольку с набитым ртом особо не поговоришь. — Что ж, с чего бы начать?
— С самого начала, — проглотив мягкую сдобу с яблочной начинкой, подсказала я, и тут же прикусила язык, наткнувшись на обвиняющий взгляд старушки.
— Наш род берёт своё начало от великих магов древности, которые появились в этом мире во время большого разлома, когда небесное тело, врезавшись в землю, ослабило границы миров… — не ожидая такого начала, я поперхнулась, закашлявшись.
— Другие миры? Маги древности? — едва отдышавшись, прохрипела я. — Ты серьёзно?
От бабуни подобных вещей я никак не ожидала.
— Именно, — склонив голову, произнесла она, не замечая сарказма в голосе или просто пропустив его мимо ушей. — Я родилась одной из первых, но когда пришло время уходить за грань, решила, что от меня будет больше толку, если стану хранителем рода, заботиться и оберегать своих потомков.
— И сколько же тебе лет?
Я не собиралась спрашивать, честно, как-то само вырвалось. Но надо же знать детали.
— Ты обещала, что не будешь перебивать, — возмутилась бабуня, пришлось сделать вид, что закрываю рот на замок и выбрасываю мнимый ключик. — Вот же болтушка неугомонная. И в кого ты такая?
— В маму, сама же сказала, ой… — захлопнув рот, я прикрыла его ладонями, для большей уверенности, поскольку «замок», похоже, попался бракованный и язык мой сдержать не смог.
— Мда-а, — протянула пожилая женщина, — чувствую, помучаюсь я с тобой.
А что я? Я ничего. Это всё они — гормоны. Только из-за них мы, женщины, такие эмоциональные. Правда-правда. Бабуне, конечно же, подобное говорить не стала, чтобы не получить очередной нагоняй, поэтому она вновь продолжила свой рассказ… Или всё же байку?
То, что говорила старушка, мало походило на правду, вернее, вообще на неё не походило, но в мыслях засели её слова о том, что иногда ложь кажется реальнее правды, а правда похожа на ложь, поэтому дальше я слушала не перебивая. Выводы сделать всегда успею.
На улице закукарекал петух, за ним ещё один, что удивило невероятно. Все дни до этого в деревне стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь чириканьем воробьёв, да воркованием горлиц. Если честно, я реально думала, что кроме нас с бабуней здесь никого нет. Но вот вдалеке послышалось мычание коровы, затем стук молотка о металл, заквохтали куры и заблеяли козы. Ничего не понимаю. Почему я раньше тогда этого не слышала?
Темнота выпускала из своих объятий постепенно — то рассеиваясь, то снова накрывая непроглядной пеленой. Не знаю, сколько бы в итоге моё сознание блуждало от реальности к забвению и обратно, если бы ни детский плач, заставивший подскочить на месте. Он как маяк вёл меня сквозь тьму, направляя и помогая сбросить сковавшее тело оцепенение.
Как следует проморгавшись, я обнаружила себя сидящей на кровати, рядом с которой к потолку, вернее к несущей деревянной балке, была подвешена плетёная люлька, где возилось моё маленькое Сокровище.
Похоже, старшее поколение поработало здесь на славу, пока я находилась в отключке. Но сейчас в доме кроме нас двоих никого не было.
— Иди сюда моё солнышко, — заворковала я, потянувшись к ребёнку, с умилением глядя как малышка, поворачивая голову из стороны в сторону, ищет грудь, открывая и закрывая маленький ротик. — Моя сладенькая, моя кхм… мокренькая.
Кусок простыни, в которую была завёрнута девочка, был мокрым насквозь, пришлось спешно перепеленать, прежде чем приложить к груди, набухшей от молока. Я была так счастлива, что мой организм реагирует на малышку, воспринимая её как своё дитя, что даже не подумала положить себе что-то на колени, и вспомнила об этом лишь к концу кормления, заслышав в очередной раз тихое журчание.
Эх, сюда бы сейчас современные впитывающие подгузники… Но, увы, подобного добра здесь в наличии не было.
— Так я скоро останусь без простыней, а заодно и без сухой одежды, — пробормотала, осторожно переложив малышку на кровать, чтобы поискать, во что её перепеленать в очередной раз.
— Давай что ли, покажу тебе небольшую хитрость, — голос бабуни прозвучал как гром среди ясного неба, и только то, что я была занята поисками, помогло сохранить спокойствие, не подпрыгнув на месте от испуга.
Откуда она взялась, если пару секунд назад её в доме не было?
— Откуда-откуда… от верблюда, — проворчала она, подходя ближе.
— Ты что, читаешь мои мысли? — такому повороту событий я бы даже не удивилась: одним чудом больше, одним меньше… Уже не знаешь, чего ждать.
— Тут и читать не нужно, у тебя на лбу всё крупным шрифтом написано, — произнесла она, хихикнув. — Ладно, не отвлекаемся, смотри, берём старую, но, естественно, чистую простынь, рвём на квадраты, примерно метр на метр, удаляя швы, затем сворачиваем треугольником, — бабуня ловко продемонстрировала сказанное. — Расстилаем полученный треугольник основание вверх и, соответственно, вершинкой вниз. Перекладываем ребёнка примерно на середину так, чтобы край ткани находился в районе талии. Вершину этого матерчатого треугольника пропускаем между его ножек, оставляя их свободными, и заворачиваем получившийся тряпочный подгузник как конвертик. Таким образом, всё добро, которое тебе скоро преподнесут, останется на нём, не испачкав пелёнку, одеяло, подушку, тебя заодно. В общем, учись, молодая мамочка, а то элементарных вещей не знаешь.
— Спасибо, — старательно всё повторив, улыбнулась я, но тут же нахмурилась. — Так как ты здесь появилась? Я точно знаю, что в доме тебя не было, и дверь входная не открывалась.
— Дина, деточка, — старушка покосилась в мою сторону, ожидая реакции, но я промолчала: хочет так называть, пусть, её дело, и ежу понятно, что нас с Дилайной намеренно назвали похожими именами, чтобы было одинаковое сокращение, — я хранительница рода — не человек, а духовная сущность, способная принимать материальную форму в любом месте, в любое время.
— И сколько тебе лет, духовная сущность? — стало любопытно, так почему бы не спросить.
— Ты вообще в курсе, что подобные вопросы женщинам задавать бестактно? — но получив вместо ответа моё «фи», в виде довольно громкого смешка, подняла глаза к потолку, и с обречённым видом ответила. — Больше тысячи лет. И, кстати, прошу не применять ко мне шутки про сыплющийся от старости песок.
— Даже не думала, — равнодушно пожала плечами, перестилая люльку и укладывая в неё задремавшую кроху, пахнущую молоком, которая уже безраздельно властвовала в моём сердце, размышляя при этом совершенно о другом. — Скажи, если объявится отец малышки, он сможет забрать её у меня? Я же вроде как ненастоящая мать. Или вместо него какие-нибудь местные органы опеки, если таковые имеются?
— А кто-нибудь сможет теперь это доказать? — бабуля ответила серьёзно, без свойственного ей сарказма. — Пойми, вы с Дилайной абсолютно одинаковые — один набор ДНК, цвет глаз, родинки в тех же местах... Шрамов у неё не было, да и у тебя, вроде как, отсутствуют. Характеры, правда, разные — это да, но сейчас душа стала вновь единой, а это значит, что присущие Дине черты проявятся и в тебе. Так что если сама не растреплешь, что малышку рожала не ты, ни один маг, каким бы он сильным ни был, не сможет уличить тебя в обмане. Даже ваши прославленные врачи при анализе подтвердят, что на девяносто девять и девять десятых процентов она твоя дочь. Живи, деточка, живи и радуйся, что судьба предоставила тебе этот шанс.
Бабуля исчезла, словно её здесь и не было, оставив меня наедине с собственными мыслями. Коснувшись люльки, в которой спала моя кроха, я поклялась, что никто в целом свете не узнает правды. По крайней мере, лично от меня. С этой минуты и навсегда — я её родная мама. Главное, держаться подальше от тех мест, где раньше жила леди Ди. Так, на всякий случай. И всё будет хорошо.
*****
Ласковое солнце заглядывало в окно, пуская по стенам яркие лучи. Желудок упорно напоминал о том, что не мешало бы поесть, но сначала я всё же решила выйти за дверь. Если честно, было страшно: мало ли, что увижу там при свете дня, но рано или поздно я должна это сделать. Если то, что сказала бабуня, было правдой, и это не Земля, а Эльтерра, мир, где я когда-то родилась, то здесь мой дом, поэтому нужно обживаться. Найти какое-нибудь дело, чтобы не сидеть на шее у деда сложа руки, и растить дочку.
Время пролетело незаметно в повседневных делах и заботах. Судя по солнцу, уже давно перевалило за полдень, а я так и не присела, и даже не поела, поэтому настроение, надо признать, опустилось к отметке «ниже среднего».
Непривычные к грубому труду руки побаливали от появившихся мозолей, а ноги гудели от беготни, причём, вполне обоснованной — то дров наколи, то воду принеси, то постирать не забудь, то развесь бельё. А ведь я ещё не убирала, не готовила есть... И как раньше женщины всё успевали? Даже не представляю. Но, судя по объёму предстоящей работы, у меня ещё всё впереди.
— Доброго дня, хозяюшка, — здоровенный детина, едва протиснувшийся в покосившуюся калитку, выглядел угрожающе.
Пудовые кулаки, широченные плечи, рост под два метра и всклоченная борода, с застрявшими в ней сухими листьями, которая, как заключительный штрих, могла бы запросто дополнить картину «Разбойник с большой дороги», если бы ни открытая, немного щербатая улыбка, и задорный блеск по детски ярких голубых глаз.
— И тебе не хворать, — пробормотала я, закончив осматривать парня с ног до головы.
Инстинкт самосохранения подрёмывал на закоулках сознания, не подавая никакого сигнала, а это значило, что бояться мне не стоит, по крайней мере, пока.
— Мы тут с вашим дедом Захарием ходили на охоту, в общем, вот, — гость скинул заплечный мешок и вытащил свёрток из листьев лопуха, в который была завёрнута пара куропаток, — он просил передать вам к обеду. Сам же наведается в гости вечером. Вы… Это… Если надо чем помочь по мужской части… В смысле гвоздь прибить или починить что, не стесняйтесь, обращайтесь, мы с женой по соседству живём.
Хотела тут же пожаловаться на старый колодец, но вспомнила одну немаловажную деталь — платить за работу мне было нечем.
— Буду иметь в виду, большое спасибо, — поблагодарила парня, подходя ближе, чтобы забрать дичь, — и за гостинец от деда тоже.
— Да не за что, — беспечно пожал тот плечами, передав свёрток из рук в руки, но уходить не торопился, переминаясь с ноги на ногу.
— Что-то ещё? — поторопила его, поскольку в любую минуту мог раздаться призывный плач моей крохи, а я ещё не всё успела сделать из запланированного.
— Вы не могли бы посмотреть мою жену? Надиль на сносях и очень волнуется, говорит, что движений малыша почти не чувствует. Раньше он то и дело пинал её в бока, а теперь затих.
— Мне что сделать? — удивлённо заморгав, решила переспросить на всякий случай, вдруг не правильно поняла.
— Ну, вы же знахарка. Или как там по правильному, по научному? Целительница, вот, — смутился он. — Можете людей лечить, и всякое такое.
— Это кто ж тебе такое сказал? — удивилась ещё больше.
— Так дед ваш и сказал, — совсем стушевался парень, того и гляди ножкой начнёт шаркать. — Я ему пожаловался, что так и так мол, а он: «Сил у меня маловато, не увижу что к чему, вот Динка моя, другое дело, она сможет, если захочет, конечно».
— Дед ошибся, я ничего подобного не умею, — разозлилась на старика.
Да как он мог? Зачем выдумывать такое, обнадёживать человека? Целительница… Вот же, старый хрыч.
— Вы, это, если думаете, что я не смогу отплатить ваши труды, что у меня нет денег, это не так. Я хороший плотник, и в долгу не останусь, — глаза парня потемнели, будто заледенели и за добродушием прорезался стальной характер. — Вы подумайте, а я вечером загляну.
Не дав время ответить, тот шмыгнул за калитку, прикрыв за собой дверь.
Ну, дед, ну, удружил. Мало на мою голову свалилось забот и неприятностей, а он ещё такие слухи распространяет. Зачем?
— Мальчик прав, — произнесла бабуля, появившаяся рядом из ниоткуда, — ты целительница, только ещё сама пока об этом не знаешь.
— Тот самый семейный дар? — фыркнула я, воспринимая её слова скорее как насмешку, а не как истину в последней инстанции.
— Тот, о котором могут знать посторонние, ведь шило в мешке не утаишь, и выход энергии давать придётся, чтобы не сгореть от её избытка, — ответ прозвучал без тени обычного ехидства. — Рано или поздно дар всё равно себя проявит, так что будь готова.
— А есть тот, о котором не могут знать посторонние? — смеяться расхотелось окончательно, почему-то в память врезались именно эти слова, подтверждение или опровержение которых хотелось услышать прямо здесь и сейчас.
— Есть, — ответила хранительница, недовольно поджав губы, словно я пытаюсь выведать у неё секреты не про себя, а про кого-то другого, — ты можешь усиливать любой артефакт, любое заклинание, любой талант, проявившийся у человека, любую разновидность магической силы, делая её носителя практически неуязвимым, и если об этом кто-то узнает…
Старушка многозначительно замолчала, но и так не трудно было догадаться о том, что произносить вслух она не стала. Если об этом кто-то узнает, столь же амбициозный, как мой бывший женишок, проблем не оберёшься. Проверено на личном опыте.
*****
Положив свёрток на порог, я повернулась к бабуне, смерив её тяжёлым взглядом.
— Чего я ещё не знаю, что напрямую касается меня? — спросила, уперев руки в бока.
— Много чего, — скопировав мою позу один в один, фыркнула та, — например, как обработать тушку куропатки, как сшить распашонку для малышки, как приготовить тот или иной отвар. Или почему, например, у твоей соседки малыш в утробе стал менее активным. Тебе как, вывалить всё сразу на твою бедную головушку или, может, как и прежде выдавать информацию порционно? Уверена, что смогла бы всё нормально переварить и при этом не сойти с ума, если бы я начала рассказывать тебе сходу?