Солдат из прошлого. Воскрешение.

Эпиграф.

«Если хочешь что-то скрыть, и чтобы к тебе не приставали, скажи людям правду. Они в нее не поверят и оставят тебя в покое» - универсальное правило для жизни на грани между светом и тьмой, когда большая часть мира уже прочно увязла во мраке, а ты все еще веришь в справедливость…

пролог

Энергетическая матрица вселенной, в которую камрады невольно вторгались, занимаясь черным копом, была «перегрета» конфликтами интересов двух антагонистов – силами Зла и Добра. Мир, каким его создал Творец, дрейфовал к состоянию хаоса.

Нарушенное равновесие между конфликтующими вызвало турбулентность, которая пробудила солов – эмиссаров Творца. Солы дали свое заключение о возможных последствиях: когда критическая масса противоречий достигнет крайней степени, произойдет взрыв, который запустит механизм обратного счета времени - эволюция остановится или повернет назад.

Причину дисбаланса Творец обнаружил там, где меньше всего ожидал – среди людей, которых, несмотря на внешнее сходство, считал своим не очень удачным творением, незрелой энергетической субстанцией и по этой причине - малозначительным фактором, не способным ни на что повлиять. Наделенное свободой выбора, человечество, отдав предпочтение материальному, духовно обнищало. Остановившись в своём развитии, люди создали условия для глобального кризиса.

Судьи, которые отвечали за распределение энергии между Добром и Злом, с выводом солов о грозящей катастрофе согласились. И высказались за обнуление существующей версии вселенной, чтобы все начать с сначала. Творец поручил солам найти смягчающие обстоятельства и по возможности, решить проблему.

Свет и Тьма усиленно готовились к войне. Тьма плодила пириков. Свет - тех, кто оступился, останавливал у последней черты. Каждая душа становилась объектом беспощадной конкурентной борьбы.

Глава 1. В поисках стаи.

Максу исполнилось двадцать лет. Вечеринку по случаю дня рождения он перенес на другое время потому, что более важным для себя посчитал встречу с камрадами. Он познакомился с ними в сети - один раз напросился на совместный коп и с тех пор поддерживал отношения, поскольку главный среди них по прозвищу Мох, безошибочно определял места, где поиск всегда был удачным.

Предстояла очередная совместная вылазка в подмосковный лес. Макс наделся «поднять» что-то интересное для себя - монетосы, крестики, пуговицы и многое другое над чем можно было «размять мозг», пытаясь проникнуть в суть найденных предметов и событий, которые были с ними связаны.

Вопрос о продаже находок для Макса не стоял – ему просто нравилось искать и думать. В этом заключалась проблема, которая не позволяла ему основательно сблизиться с компанией Моха, но и отказываться от их наводок он не хотел. В качестве отступного приходилось отдавать в «общак» самое ценное, оставлять себе по сути «шмурдяк». Мох, да и все, кто занимался копательством, относил к этой категории то, чего нельзя было продать или обменять. Выбрасывать неликвидный мусор было не принято, чтобы не засорять не очень тщательно «пробитое» место – самим себе гадить - как-то совсем по тупому. Макс забирал все это и дома «медитировал» над ними, пытаясь представить какую жизнь вещь прожила и в чьих руках успела побывать.

Ему нравилось закрыть глаза и моделировать ситуацию, соединяя прошлое и настоящее мостом своего воображения. Иногда получалось настолько правдоподобно, что Макс задумался над тем, чтобы взяться за написание рассказов. Передумал по банальной причине – лень. Единственным осмысленным делом, на которое всегда находил время, были те самые поездки с камрадами Моха.

Макс и Мох учились в одном универе, но на разных курсах и, если бы не общий интерес, могли никогда не пересечься.

Против новенького Мох ничего не имел, хотя в тонкости поиска не посвящал и никогда не предупреждал заранее – куда едут. Это было неразумно с точки зрения безопасности, считал Макс: поиски велись в местах, где со времен войны оставалось много неразорвавшихся снарядов и гранат, что было потенциально опасно и непредсказуемо своими последствиями. Как-то раз он попытался высказать эту мысль вслух, но Мох, не дослушав, предложил ему удалиться из членов сообщества и не беспокоить никого подобными «ссыкливыми» идеями. И предупредил:

-Мы тебя к себе не тянули. Ты сам пришел, если что. Будь любезен, дружище, соблюдать наши правила, а не качать свои права, которых у тебя нет и не будет, если впредь будешь занудствовать на тему, что тебе страшно. Раньше надо было думать. Страшно? Сиди дома и др..чи перед компом. Всосал?

Жесткий выговор мог закончиться расставанием. Но Макс неожиданно для себя «включил заднюю» – представил, что снова останется один, а тут хоть какое-то подобие «семьи» - стая.

Присоединяясь к компании Моха, Макс решал для себя главную на тот момент задачу – избавиться от одиночества. Оно уже не радовало, как раньше, когда хотелось стать невидимкой для родителей. Он нашел тех, кто, по его мнению, был занят интересным делом и не хотел покидать этот островок, где чувствовал себя своим среди чужих.

Это был первый раз, когда Мох с ним вообще заговорил, хотя именно он позволил Максу присоединиться к сообществу, которое администрировал единолично и жестко. Это позволяло сообществу успешно развиваться, несмотря на регулярные облавы в соцсетях и в полях на тех, кто занимался черным копательством, как они.

После этой стычки Мох уже не скрывал, что будет лично присматривать за Максом. Но не с целью - избавиться, а наоборот – приблизить, поскольку Мох ощутил в новеньком характер и что-то еще, с чем в своей среде встретился впервые. Макс, по его ощущения, «раскорячился» между своим ипостасями, между светом и тьмой и не мог определиться – где ему лучше.

Мох старался поддерживать в группе дисциплину, которая опиралась на «кодекс справедливости» по отношению к ее членам. На пришлых и временных это не распространялось. Если Макса не вытурили после слов Моха, он уже считался почти своим. Над Максом, как дамоклов меч, висела еще одна, особая, проверка на лояльность. До нее могло не дойти, разве что сам Мох решит, что она нужна. Она объявлялась кодовыми словами:

- Камрады! Среди нас «крыса».

После чего включался режим «тревога» и все с подозрением смотрели друг на друга, пытаясь понять – кто. Далее - по сценарию, который Мох продумал до мелочей, не забывая о зрелищности.

Новенький, несмотря на видимое согласие с озвученными правилами, всем видом показывал, что остался при своем мнении. Формально придраться пока было не к чему. И все же Мох чувствовал в нем инородность, которая могла стать едва заметной трещиной в монолите его маленькой армии. Считая Макса своей личной «ошибкой», Мох старался не прозевать момент, когда можно будет провести «хирургическую чистку» рядов и укрепить свои позиции жестким решением проблемы, которую сам же и создал.

Внешне все оставалось таким же, как всегда. Пока шел сезон, они регулярно выезжали в поля. Каждый раз Мох интересовался:

-Новенькому сообщили? Нет? Сообщите. Не будем обижать человека, пока он нас ничем не обидел. Правда, камрады? Мы же за справедливость?

Стать «крысой» у Макса не было шансов – воспитание не то. Разве что Мох мог спровоцировать ситуацию и подставить. Но такого развития событий могло и не случиться – будущее представляло собой разрозненный пазл, который только начинал складываться и каждый новый эпизод занимал свою ячейку после того, как Макс делал выбор. Макс, а не Мох. Мох ощутил эту особенность новенького – влиять на события, понимая, что скоро, очень скоро им станет тесно. Мох мог бы не искушать судьбу и оставить Макса за скобками мира, где был почти богом. Но ему захотелось в очередной раз самоутвердиться. Сделать это за счет такого, как Макс, стало идефикс потому, что Мох чувствовал свою порочность, искренне считал себя ошибкой природы.

Глава 2. Солдатский медальон.

Макса все устраивало вплоть до момента, когда на его глазах Мох вскрыл найденный солдатский медальон.

-Какого х! Нельзя! Надо осторожно, все рассыпется! – заорал Макс, когда увидел, что Мох собирается его вскрывать и начал отвинчивать крышечку.

Мох театрально охнул, с усилием открутил крышку, капсула открылась, и он высыпал в ладонь Максу кусочки истлевшей бумаги. Мох театрально развел руками.

-Упс… надо было раньше сказать, что же ты сопли жевал?

Макс остолбенел, но интуитивно понял, что качать права не стоит – не то место: вокруг сплошной лес и болото. Они копали на единственном сухом пятачке, который Мох обнаружил, изучая старые карты и уже успели поднять немеряно оружия, советского и немецкого. Медальон попался Максу случайно, когда наткнулись на останки и шуровали вокруг в поисках чего-то, что могло пригодиться – ножа, портсигара, украшений, столовых приборов с немецкой маркировкой, иногда попадались даже серебряные. Солдатские трофеи могли быть любыми.

Отношение к останкам, своим или немцам, было одинаковое: поиск, перекапывание, перетряхивание, потом все засыпали и шли дальше. Макс такие копы не любил, предпочитал рыть там, где были блиндажи, где в основном жили, а умирали в окопах. Но в этот раз попался блиндаж, в который, судя по всему, попал снаряд и все, кто в нем был, остались в нем навечно. Блиндаж превратился в могилу, которую они откопали. Романтика поиска, в такие моменты по мнению Макса, сводилась к банальному осквернению.

В электричке Макс вспомнил тот случай с медальоном. Следом из подсознания всплыл эпизод из фильма о попаданцах в прошлое – один из героев, вернувшись «оттуда», с остервенением соскребал с руки татуировку со свастикой. Эпизод впечатлил.

-"Я бы не сделал такой. Свастику бьют не потому, что фашисты, а чтобы выделиться, «потролить» социум. Прошлое для большинства не имеет значения, или почти».

И все же случай с медальоном изменил его. Максу считал, что тот солдат «погиб» дважды - первый - во время боя и второй - вот так, когда «любознательные» потомки разрыли его могилу в поисках что бы продать, а что выкинуть, как ненужное – «шмурдяк» он и есть шмурдяк.

***

Подъезжая к нужной станции, Макс искренне хотел, чтобы на этот раз обошлось без останков солдат. К «немцам» он относился спокойно. Моховские за это над ним подшучивали:

-Макс - патриЁт! Но не пацифист. А вот нам всех жалко.

Макс понимал, что его троллят, но никогда не спорил. Достойные аргументы были, но озвучивать их перед моховскими было сродни «метанию бисера» – не поймут, а отношения и так не самые хорошие.

Однако, все случилось так, как опасался Макс. Они наткнулись на окоп, в котором обнаружили останки всего одного солдата. Основная группа принялась курочить бывший окоп или воронку, а Макс, увидев истлевший солдатский сапог, остался стоять в стороне и смотрел. Без разрешения Моха подходить к «непробитому» месту не позволялось.

-Эй ты, - окликнул Мох, - че встал, давай работай, шурши в отвалах, может там что найдешь.

Макс не возражал и заняля привычным делом – пересыпал из ладони в ладонь то, что подняли во время копа и отбросили в сторону. Сделав несколько привычных движений, замер – в руке что-то было. Размяв комок земли, обнаружил у себя в ладони небольшой удлиненный предмет, который узнал сразу – солдатский медальон из карболита.

-«Хорошо, что он тут один, понятно, что медальон его» - подумал Макс и незаметным движением засунул находку в рукав за отворот свитера, машинально. Когда опомнился, было уже поздно – его поведение могли истолковать однозначно – один раз спрятал, мог и в другой.

В бывшем окопе, помимо костей и остатков обмундирования, откопали проржавевший магазин к ППШ, целую каску и другие мелочи солдатского быта, изъеденные временем и ржавчиной. Искали автомат, нож, пистолет, портсигар. Ничего такого не нашли. С этой «могилой» поступили, как и с другими – останки сгребли в кучу и забросали землей.

«Уборкой» занимались, как правило, одни и те же, Макс всегда был среди «похоронной команды», как эту группу в шутку называл Мох. В этот раз Макс тихо, чтобы никто не слышал, прошептал:

- "Не обижайся, солдат, но твой медальон заберу. Обещаю, что сохраню его, как память о том, что ты был", – Макс сам удивился своей сентиментальности. Но на душе стало полегче - не как всегда. Но появилась новая «запара»:

- "Получается, что я теперь "крыса"?

Эта мысль неприятно царапнула сознание. О том, что ждало "крысу", Макс знал – не просто отпинают и с позором выгонят из группы, а скорее всего прикончат и пристроят в ближайшее болото.

Крысятничество в группе случалось редко. Основной состав был стабильным и сплоченным. Этого требовала конспирация, поскольку «бизнес» находился в острой конфронтации с законом и относился к категории криминальных, как и все, что имело отношение к торговле оружием и взрывчатыми веществами. За хороший сохран того, что поднимали моховские, можно было окупить затраты на оборудование и пополнить общую кассу. "Крыса" разрушала уклад и благополучие и потому каралась беспощадно. Второго шанса отступнику не давали никогда.

-"Нафига я взял медальон? Теперь объясняй, что на меня нашло. Наверняка скажут, что не в первый раз.. Хотя что мне с него, это же просто солдатский медальон!"

Глава 3. Вечеринка с сюрпризом.

ето заканчивалось. Макс по договоренности с родителями, которые перебирались после дачного сезона в Москву, был у себя на даче. Неожиданно позвонил Мох.

-Ты, кстати, зажал свой день рождения. Он у тебя был летом, случайно посмотрел на твоей странице. Или это фуфел? Колись.

Макс с досадой вспомнил, что хотел убрать реальную дату, но забыл. Насчет того, что Мох сунул нос в его данные случайно, конечно не поверил.

-«Что ему от меня надо?»

Пришлось признаться.

-Да, нет, все правильно, я не отмечаю. Подарков все равно не получишь, а отмывать дачу от блевотины надоело, - Макс надеялся отшутиться. Но не тут- то было, Мох, судя по всему, нацелился в гости, возможности отвертеться без веских причин, чтобы не вызвать подозрения, не было.

-Не парься, позовем девчонок с филфака, всё отмоют. Эту проблему, если других не придумал, беру на себя. Бухло мое. Остальное с тебя. Так, когда ты нас пригласил..?

Компания начала собираться с обеда. Сколько в общей сложности собралось народу, Макс понятия не имел, приглашением тоже занимался Мох. Как именинник, он встречал вновь прибывающих гостей, из которых большую часть видел впервые. Макса все это жутко раздражало, но сказать Моху «нет» не мог.

Некоторые приходили, здоровались, жали руку, поздравляли, забирали часть выпивки, еду и уходили в поле, где было больше романтики и не надо было убирать – народ попался опытный, девушки ситуацию просекли сразу. К вечеру поток гостей иссяк. С поля доносилось пение и радостные вопли. Макс даже завидовал и с удовольствием присоединился бы к ним. Но Мох оставался в доме и ему приходилось тусить рядом – Мох за ним следил. Наконец, в доме остались только «свои» - моховские камрады во главе с ним.

Макс не знал, что делать, поскольку понятия не имел, как моховские обычно развлекаются – его на свои тусовки с выпивкой ни разу не пригласили. Мох расположился в дедовском кресле с коктейлем, от которого валил дым («…карбид он что ли туда насовал», – думал Макс), без предисловий начал:

-Именинник! Развлекай дорогих гостей! Мы ждем. Не знаешь как? Ок, я подскажу - покажи своё барахлишко. Заценим.

В просьбе не было ничего необычного. У каждого в личную «барахолку» попадали предметы, с которыми владелец (тот, кто нашел) не хотел расставаться. Если предмет не продавался и был ценным, то брался на внутренний учет. Если хозяин менял свое решение и вещь выставлялась на продажу, в общую кассу делался взнос, например, 6/7 от вырученной суммы. На первый взгляд могло показаться, что это несправедливо. Но, с учетом того, что разработкой маршрутов и поиском покупателей в значительной степени занимался Мох, такое деление отвечало общим интересам: хозяин вещи получал свою долю от общего числа участников группы.

В личных коллекциях могли находится весьма ценные экземпляры и Мох временами практиковал спонтанные ревизии - не пропало ли что из того, что косвенно принадлежало всей группе. Ревизии никого не пугали, напротив, хотелось похвастаться перед другими - этого у камрадов не отнять. Словом, ничего особенного, кроме одного «но» - у Макса, кроме «шмурдяка», ничего никогда не было. Разве что Мох хотел, чтобы он показал что-то, что нашел до того, как стал ездить с ними.

Кое-что в заветной коробке у Макса и правда было – он пробивал самостоятельно старые фундаменты на месте бывших деревень. Дачный поселок, в котором они сейчас находились, вырос немного в стороне от такой деревни. Часть домов сохранилась. От других остались фундаменты. Макс искал их, ориентируясь на гигантские сорняки и старые фруктовые деревья.

-Нет проблем! - Макс вышел из комнаты и вернулся через пару секунд с жестянкой в руках - достал из тайника. Открывая, вспомнил, что в этой же коробке, помимо всего остального, лежал тот самый солдатский медальон.

-Что? - спросил Мох, видя заминку Макса. – Ладно, не бойся, показывай уже.

Макс открыл коробку. Среди монет, крестов, конин и пуговиц лежал солдатский медальон. Мох усмехнулся, взял капсулу, покрутил, рассматривая со всех сторон.

-Сам нашел? Возле фундамента? Интересное место для медальона, не совсем подходящее. Наверное, дезертир потерял. Или раненый - старушка прятала в погребе от немцев. Да, Макс? Почему не вскрыл? Мы поступаем так – выпускаем душу, пусть полетает, не век же сидеть взаперти, как джину. Что в этом плохого?

-Там могут быть данные на пропавшего без вести, - Макс стоял перед нависающим над ним Мохом и чувствовал себя как «мальчиш-кибальчиш» из мультфильма.

-Допустим. Что с того? Одной фамилией на обелиске будет больше. Тебе не кажется, что это лицемерие? Сколько таких обелисков, облупленных или вовсе без табличек? О них вспоминают на 9-ое и забывают до следующего мая. Хочешь присоединиться к таким лицемерам? Видимо, да. А по-моему лучше быть честным – пропал без вести, значит так и должно быть. Табличка с фамилией - слабое утешение для того, чьи кости мы потревожили. Подумай об этом как следует, Макс и ты поймешь, что я прав. Потом еще раз спрашиваю тебя – почему?

-Что, почему? - Мох заставлял его оправдываться за то, что Макс лицемерием не считал, наоборот – переступил свой страх и спас медальон от «ритуала восстановления справедливости» по-моховски:

-«Что пропало без вести, то кануло в Лету, кто мы такие, чтобы грабить вечность?»

Глава 4. Смена ролей.

Макс увидел, что комната, в которой они все находились, стала терять свои очертания, расползаться, «растаскивая» присутствующих в разные стороны. Время взбесилось. В разных точках ограниченного стенами пространства оно стало идти по-разному, быстрее или замедлилось, а где-то остановилось. Макс находился посередине этого пространственно-временного хаоса, наблюдая в оцепенении за происходящими переменами. Люди, что стояли напротив, включая Моха, изогнулись, как в кривом зеркале и мало напоминали людей. Вытянутые и перекрученные, эти существа утратили индивидуальность - он никого не узнавал.

Рядом с Максом образовалась трещина. Она разделила комнату на две половины. Щель раздвинулась, пахнуло чем-то незнакомым, чужеродным. Трещина причудливо изогнулась, став похожей на рот особенно после того, как края набухли и вывернулись наружу. Макс перестал дышать, когда трансформация завершилась и он увидел исполинский рот, который к тому же улыбался. Показался кончик алого языка. Макс успел даже рассмотреть его поверхность – шероховатую в бородками, по которым стекала желтоватая слюна. У Макса перед глазами поплыло и завертелось. Губы раздвинулись, открывая пасть с языком и черный бездонный провал. Ни головы, ни глаз, ни шеи, ни тела у этого существа не было, только рот, который приготовился пожрать. Макса стало затягивать в рот. Он встал на карачки и пополз в сторону. Позади него уже что-то чавкало, хрустело и визжало от страха и боли. Макс обернулся и посмотрел: моховские, как перекрученные спагетти, сбились в кучу у самого рта, кричали, рыдали, суетились и толкались, пытаясь увернуться от толстого красного языка, который ворочался между широченными губами, подхватывал очередную «макаронину», подкидывал и глотал.

Как все поменялось! Только что Мох и К судил Макса, а теперь кто-то судил их. Мох, его Макс узнал по часам на руке, не сдавался и с бешенной энергией пытался зацепиться за губу, лишь бы остаться в пространстве, которое вдруг взбунтовалось и не захотело больше терпеть его и человеческий сброд, который он собрал «стаю» и стал для них богом.

Обладая представлениям о том, как живет общество, Мох, студент психфака, дал новое толкование морали и праву, вывернув и то и другое наизнанку. Стая послушно исполняла его директивы в благодарность за иллюзию единства, цели в жизни и комфорта, который обеспечивался за счет торговли оружием, которое они добывали. Это был не единственный источник дохода – Мох с некоторых пор брал заказы на тела. Макс в полной мере соответствовал параметрам очередного срочного заказа - был молод и здоров. История с медальоном была лишь прикрытием, чтобы свои не взбунтовались, что однажды и они отправятся на «разборку» в клинику, с которой Мох в последнее время «сотрудничал». Чем именно клиника занималась, Мох не скрывал - молчание стаи оплачивалось щедро.

И вот прибыльный бизнес накрылся «ртом», а тот, кого они хотели "распять", сидел, сжавшись в комок, на безопасном расстоянии, перепуганный до смерти, растерянный, но живой и смотрел на них без малейшего сочувствия – так, как они недавно смотрели на него.

Тело Макса затвердело, как камень. Живыми оставались только глаза и мозг, который отказывался верить в реальность происходящего, лихорадочно искал зацепку, чтобы проснуться. Макс был уверен, что спит! Он приказывал своим рукам и ногам пошевелиться, материл свой мозг, но тело отказывалось слушаться, а мозг - просыпаться.

Скосив глаза сначала в одну, потом в другую сторону, понял, что в доме никого, кроме него нет, как, впрочем, и дома. Он видел деревья в саду, огоньки над полем, где запускали китайские "фонарики счастья", которые он отдал потому, что уже больше года они валялись без дела на даче. И вот теперь Макс отчаянно таращился на эти огни, пытаясь с их помощью вернуться в привычный мир. Он снова почувствовал, как его потянуло в сторону рта, который проглотил очередного «червя», облизнулся и начал приоткрываться снова. Макс запаниковал:

-«Ну все, мне п. Остался только я. Сожрет, блин!»

В голове все перепуталось, мысли отказывались выстраиваться в логическую цепочку. Наконец ему удалось сформулировать хоть что-то приличное, на что можно было опереться:

-"Хоть бы кто-нибудь пришел! Они увидят, что здесь что-то такое и придут! Господи, сделай так, чтобы они пришли!" – «вопль» души сопровождался болезненным ощущением в руке, вернее в ладони, которую он все еще сжимал в кулак.

- "Медальон!" – жжение стало невыносимым. Макс свободной рукой ухватился за край балки, которая рухнула с потолка и валялась рядом. Его ноги уже повисли в воздухе, он почувствовал, как стянуло один кроссовой. Макс не выдержал и закричал. Он попытался ухватиться второй рукой, но пальцы были заняты – Макс разжав кулак, в котором он прятал медальон, капсула со стуком упала на пол. Сила, которая его тянула в рот, ослабла и исчезла. Рот захлопнулся. Боль в руке тоже утихла. Макс посмотрел на медальон.

-«Ты мне чуть дыру в ладони не прожег! За что? Я же не сдался. Я же сказал, что никому тебя не отдам, отнесу знающим людям, они аккуратно вскроют капсулу, прочитают имя твоего хозяина, и твоя миссия будет исполнена. И моя – я так думаю. Пока мне, кроме твоего спасения, гордиться нечем..».

Макс общался с медальоном, как с живым существом и только что сделал важное для себя признание о самом себе. Возможно, этому поспособствовала необычная ситуация. Назвав себя, по сути, бесполезным, никчемным пустоцветом, Макс почувствовал облегчение – инстинкт самосохранения ложные представления о самом себе сбрасывал, как ненужный балласт. Однако, физическое состояние, протестировав себя, Макс оценил, как «хреновое» - голова раскалывалась, в ушах звенело и шипело. Рот все еще шамкал своими губищами неподалеку, но Макс, которого он собирался сжевать тоже, уже не чувствовал в нем угрозы.

Глава 5. Сол.

Медальон пропал, зато Макс ощутил новую странность – в его голове кто-то был. Макс попытался «изгнать» пришельца, но почувствовал, как невидимая рука, мягкая и теплая, как мех коснулась его щеки и вытерла слезы. Он и не заметил, что плакал, причем это мягко сказано – Макс рыдал и сквозь потоки слез увидел, как со стороны леса выполз туман или дым, который стал принимать очертания кота, размером с автобус.

-Не переживай, это нормальная реакция, отходняк. Все уже позади. Если тебя не забрали, значит ты им не нужен. Свершилось. Я здесь не за этим. Воспринимать наказание и тем более казнь, как зрелище – до такого додумались только люди. Но раз уж я тут, хотелось бы знать – что произошло, в двух словах, можешь не рассказывать – просто думай.

Макс смотрел на зверя, а в голове крутилось - «чеширский кот, шечирский ток».

-Чеширский – банально, шечирский – бессмысленно. У тебя шок. Пройдет. Не хочешь рассказывать? Хорошо. Сам разберусь. Одно пойми - «высшая справедливость» - не нечто в сверкающих доспехах, а утилизация, уборка, поедание того самого, во что превращаются люди. Ладно бы на этом все и закончилось. Так нет – драконьи зубы ими посеяны, и они дают всходы. Ты – один из тех, кому предстоит их выпалывать. Твоя душа понимает во что ты ввязался и заранее оплакивает тебя, хотя на мой взгляд, ей надо было начинать рыдать раньше – когда ты согласился объединиться с шайкой Моха. Впрочем, возможно, ей известно о твоем будущем несколько больше, чем мне. Я про тебя узнал только что – заглянул на один сигнал. Он исходил откуда-то отсюда. И попал на финал. Впечатляющее зрелище даже для меня. Твои слезы – это еще ничего, в тебе есть запас прочности. Ты хотел что-то сказать? – сол смотрел на Макса с вежливым вниманием.

-Что? Нет.

-Если позволишь, спрошу кое о чем еще, поконкретнее.

Макс не просто молчал – он утратил способность логически мыслить, не то, что говорить.

-Вы позволите? – сол снова задал вопрос, выводя Макса из ступора, помогая включиться в диалог.

-Да, - Макс ответил машинально - мозг уже перестал кипеть раскаленной лавой, извержение откладывалось, но до - соображать – было еще далеко. Он мог только слушать и запоминать.

-Вы, дорогой мой, не верите не только в себе, но и в совпадения. Кстати, правильно делаете. В вас в голове и в душе каша из взаимоисключающих компонентов. Наведите порядок, определитесь, пора. Что касается моего появления, то я подозреваю, что где-то тут находится предмет, который имеет значение в контексте моего пребывания здесь.

Как ни странно, но Макс сразу понял, о чем речь, но желания заговорить по- прежнему не было.

-Я понял, вы не готовы делать признания.

-Какие признания..? Я у вас ничего не брал, нечего тут … – язык заплетался, будто Макс перебрал лишнего.

-Нечего или ничего? Вот у меня, например, нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, - усмехнулся сол, оценив усилия Макса, который возмутился, что его сочтут вором, – Лапы, уши, хвост и то, что под ним, могу предъявить, ни на что не наступил, но не ору не потому, что лень подняться. Это человеческая ассоциация, лишенная смысла. Я соответствую форме, исходя из реальности, а не ваших представлений о котах, в данном случае. Потому и не ору. Вам не нужно оправдываться в том, чего вы не делали. Я ни в чем вас не обвиняю, не мой вопрос, если быть точным. Но у вас есть то, что вы можете мне дать – информация.

Макс открыл рот и снова закрыл, но еще плотнее. Кот поднял переднюю лапу и ткнул ею в Макса.

- Вот. Вы только что подтвердили, что мой вопрос по адресу. Могу предположить, что сейчас у вас этой вещи нет. Похвально, что ваше волнение по поводу предмета не основано на коммерческом интересе. Но может это от незнания? В ваших руках, уважаемый, артефакт, довольно мощный. Не понимаю, зачем он вам? Его потенциал непригоден для использования в целях самообороны или нападения. Это связующий элемент с одним из энергетических центров, который его породил, скажем так и тем, кто к данной подсистеме подключен. Хозяин обязательно явится за ним и не факт, что вы сможете с ним объясниться, как со мной. Поскольку он понятия не имеет, что эта вещь его. Пока она не попадет ему в руки, он будет следовать за вами и считать вас непонятным раздражителем, с которым встретился случайно. Как будут складываться ваши отношения, понятия не имею. Но могу дать совет – помогите ему, возможно у вас это получится. Второй совет – стойте поближе, когда запахнет жаренным, артефакт все сделает сам. Вы измените свою жизнь, и получите главное, о чем мечтали – смысл своего существования. Вижу, сомневаетесь. Вас скептицизм, когда все очевидно, - это уже глупость или трусость, - в голос сола, который до этого звучал приятным и мягким тенором, вклинились нотки нетерпения и досады, но существо все еще старалось быть вежливым и терпеливым. – Если вы его потеряли, может поищем вместе? Только не лгите, это бессмысленно и пошло. Человеческие эмоции я не чувствую, я их вижу. Ваша, например, окрашена в лиловый. Не хочу оценивать мотивы вашего поведения, скорее всего вы осторожничаете и боитесь потому, что близко соприкасались со злом. И меня считаете своим бредом. Нет времени убеждать вас в своей реальности и в том, что медальон важен. Он, как и все сущее – нужный фрагмент общей картины мироздания. Без него она несовершенна. Ничто никуда не исчезает, только меняет место и форму, но не содержание. Зло остается злом, как бы оно не выглядело. Но есть пограничное состояние энергетической субстанции, когда ее можно перекодировать, переплавить. Потому медальон не должен попасть не в те руки.