Солги мне дважды

Глава 1

— Рома, ты где?

Простой вопрос, в нем нет ничего сложного, но сейчас так много зависит от ответа.

В городе две тысячи улиц, дворов… Торговых центров, как говна собачьего — в каждом квартале. Но Саша стоит здесь и смотрит через лобовое стекло на своего мужа, которого тут быть не должно. Можно было приехать на пять минут раньше или на пять минут позже. Они бы разминулись, и Донская не задала вопроса, на который ждать ответа приходится бесконечное количество секунд. Сжимать круг руля с невероятной силой и держаться, не зная, что делать. Ждать подсказки из воздуха.

Славка бьет слоником по спинке сидения и дрыгает ногами, заметив отца. В два года он — сильный мужик, с характером. Такой же светленький, с голубыми глазами… Упрямый.

— Саш, я же сказал, что у меня сегодня совещание. Позже позвоню. Пока-пока… Целую.

Муж входит в двери здания, вежливо пропуская вперед беременную девушку. В его руке зажат телефон — свидетель отрицания.

Это женская консультация. Роман Никольский только что соврал, но вопрос даже не в этом…

Что он здесь забыл?

И кто та девушка, что обернулась к нему с улыбкой, придерживая живот? По срокам — примерно шесть месяцев… Ровно год они торчат во Владивостоке, на самом краю нашей необъятной страны. Без причины, без повода, потому что так надо. Муж сказал.

Во рту горький привкус разочарования. Сердце еле помещается в груди, его распирает от боли и непонимания. Здоровое сердце, которому ни один стресс ни по чем…

«Что же ты врешь мне, милый? Ведь обещал. Клялся, что между нами все будет честно».

Бежать за ним с ребенком Александра даже не подумает. Зачем?.. Когда беспристрастный видеорегистратор есть, который зафиксировал все со временем и звуком.

«Посмотрим, как будешь выкручиваться, Рома».

Посидев еще пару минут, она немного успокоилась. Славке послала воздушный поцелуйчик и протянула бутылку воды. В машине шпарит климат-контроль, а все равно, будто воздуха не хватает и давит со всех сторон раскаленным на солнце железом. Отъезжает, посматривая в зеркало дальнего вида. Не зная, что еще хочет там увидеть…

Целый день проходит как в тумане. Саша что-то делает, сына купает и кормит кашей. Жана — хулиганистого мопса — воспитывает, который обслюнявил ее туфли. Сама виновата. Оставила на проходе, просто скинув, когда обычно убирала в обувницу, где хитрый поросенок не достанет.

Вечер. Донская и жасминовый чай. Славка спит. Жан на коврике пыхтит, надувая бока. Скрежет ключа в замке. Не дергаясь, просто ждет. Если что-то случилось, то оно уже произошло. Да. Ей муж соврал. Слету. Сознательно.

— Привет, — целует в щеку. — Саш, я в душ. Пахну как козлина. Быстренько и к тебе. Ужин пока разогрей, — просто наговаривает, будто ничего не случилось. Он всегда так себя ведет. Все как обычно, вполне естественно, будто нет никакой вины за спиной.

Она ставит пюре с котлетой в микроволновку. Салат из холодильника достает, прислушиваясь к шуму воды. Квартира большая, больше двухсот квадратов, двухуровневая. Вид отсюда удивительный, на залив из панорамного окна.

Задумалась. Микроволновка сигналит, а Саня стоит и пялится в окно на багровый закат… Яркий такой, как последний.

— Ты какая-то задумчивая, — Рома жует. Красивый, взъерошенный, с влажными волосами. В голубых глазах тепло и забота… Интересно, а на другую он как же смотрит?

— Есть повод задуматься о будущем. Я в нем совсем не уверена, Ром.

Брови у Никольского ползут вверх, сглатывает тяжело. Протягивая свой телефон, женщина нажимает на видео.

Роман смотрит прищурившись. Молчит. Выдыхает воздух носом шумно. Заметно злится.

— Сашка, я идиот. Просто с языка сорвалось. Ты ничего такого не подумай…

— Я не думаю. Ты мне скажи, — почти шепотом произносит, а внутри нее кто-то требовательно орет, и черт знает чего хочет наговорить.

— Это Татьяна, с работы. У нас в сметном отделе работает. Муж у нее на вахте… А тут она, беременная… Живот, говорит, прихватило.

— Скорую бы вызвал, Ром. Ско-ру-ю, — в карих глазах светится контрастом обида и непонимание.

— Да я и сам сейчас понимаю, что дебил, — сжимает кулак. — У нее сегодня день приема. Попросила отвезти к врачу. Типа, там посмотрят…

— Тебя? Больше некому было? Нет, ты, конечно, у нас рыцарь без страха и упрека, Рома. Помог женщине. Молодец! — цокает языком. — Мне. Ты. Соврал, Рома. И как теперь тебе верить, скажи? М?

— Саш, да я… — запускает руку в волосы и тянет их, будто скальп снять пытается с виноватой головы. — Прости. Не должен был.

— Никольский, соврешь мне второй раз, и он станет последним. Услышал? — ждет, когда он поднимет глаза.

— Услышал, Саш. Больше никогда. Обещаю, — Никольский боялся увидеть в ее глазах разочарование. Его выворачивает от собственной тупости. Хотел помочь, называется. Он и считал, что был на работе… Помог своей сотруднице. Про совещание сорвалось с языка как-то само. Оно действительно было два часа до… Бывает вот так оступишься случайно и все пойдет наперекосяк. Александра Донская — не та женщина, которая будет терпеть проебы. Ему стыдно, как мальчишке, пойманном на мелкой пакости и застигнутым врасплох.

Глава 2

Сколько бы ни прошло времени, а есть вещи, которые женщина будет помнить. Всегда. Год прошел с того случая. Но Роман нет-нет, да и ловил на себе задумчивый взгляд. Как школьник отчитывался, где был и с кем… даже если его совсем не просили о подробностях до мелочей. В постоянном напряжении, что тебе не доверяют и любой косяк, даже самый незначительный, станет не в твою пользу, Ромка.

Казалось бы, чего бояться, если у тебя все хорошо и есть железобетонные доводы, хоть в стримеры иди и транслируй онлайн с утра до вечера свое бытие.

Но! Был у Никольского секрет от Саши… Да еще какой!

«Рома, у меня таблетки закончились. Те, что в розовой упаковке. Привези, будь добр».

Как некстати-то! Он сегодня обещал жене Славку к зубному свозить, пока Саня какой-то там заказ забирает с примерками. С сыном ехать — не вариант. Ребенок вырос до состояния диалога. Такие разумные речи толкает и все понимает. Это вам не младенец, пускающий слюни. В садик начал ходить, мир познает и задает слишком много вопросов. И память хорошая.

Опять сообщение вжикнуло. Точно знает, что от нее. С каждым разом фигню какую-то выдумывает, чтобы Роман прискакал и в зубах привез тут же, сию минуту. Никольский во Владике из-за нее филиал открыл, никому не сказал, даже брату сводному. Миша Донской чувствовал подвох, спрашивал ненавязчиво, на что у него был заготовлен целый воз причин и мотиваций. Да, это был его выбор. Непростой. И, если честно, то он уже жалел об этом. Поздно понял, с кем имеет дело… Подзабылось.

— Слав, ты умничка! Вот видишь, совсем не страшно было, — ворошит светлые волосы мальчишки.

— Не будю больсе, — насупился маленький страдалец после лечения кариеса. Щеки надул, оттянув нижнюю губу. Руку не подал. Обнял свой лазерный пистолет, который пришлось сдать на пороге стоматологического кабинета. Топает рядом, самостоятельный и грозный. Хочет зареветь, но держится… Потому, что мужчины не плачут.

Пристегнув Вячеслава в детском автокресле, он сел за руль. Дернулся на очередной звук телефона и чертыхнулся сквозь зубы. Умирает она там, по стенам ползает без таблеток. Пишет, что убить ее хочет… Кровь родную.

Рома чувствует, что пожалеет об этом. Ловкая манипуляторша знает, за что схватить, каким тоном сказать и как изобразить беззащитность. В висках пульсирует от безысходности. Другого момента у него сегодня вырваться не будет. Не сможет просто, не успеет.

Быстро заскочив в аптеку, он говорит сыну, что нужно заехать в одно место.

— Слав, я недолго. Посиди, пожалуйста, в машине. Вот, возьми телефон, — протягивает мальчику свой айфон, включая его любимую игрушку с шариками.

Он правда планировал только заскочить и отдать чертовы лекарства. Максимум — пять минут… За пять минут ничего не случится. Верно? Здесь нет тени, как назло, но автомобиль поставил у самого подъезда. Виновато обернулся, нажав блокировку. От напряжения руки трясутся, будто преступник он, совершает что-то страшное.

Летел прыжками, не дожидаясь лифта, на четвертый этаж. Ударил по звонку, психуя, что мать не торопится, наказать хочет за игнор. Приемный отец, много лет назад женившись на Марии Никольской, сильно пожалел об этом. Ромку не бросил, смог отстоять единоличную опеку, когда она загуляла с очередным любовником. Все сделал, чтобы мать оказалась как можно дальше от него и перестала промывать мозги, травить парня ядом лживых наговоров.

Почему Рома думал, что люди со временем могут измениться? Может быть, в нем еще сидел тот одиннадцатилетний мальчик, который мечтал о любви своей матери, ждал, надеялся и верил… А, спустя время, думал, нет ее больше, похоронил мысленно.

Мать сама на него вышла. Двадцать пять лет прошло, и это казалось чудом тогда... А теперь стало проклятием.

— Явился, — зашипела вместо приветствия.

Даже по внешнему облику, Мария совсем не походила на тяжело больную старуху. В шелковом халате с драконом на спине, на высветленных волосах бигуди. Сигарета зажата между вставленными за его счет зубами.

— Возьми свои лекарства, — кинул упаковку никому не нужных таблеток на комод. — Я еще, как дурак, повелся, что ты тут и вправду окочуриться надумала.

Зря сказал. Нужно было просто развернуться и молча уйти.

— А ты того и ждешь, сынок, чтобы я подохла?! — такие же светлые, как у него, глаза сузились от злости.

Захватив тонкую длинную сигарету двумя пальцами, она выпустила дым прямо ему в лицо. Едкая отрава заполнила легкие горечью. Циничная ухмылка перекосила лицо со следами былой красоты, показав борозды морщин вокруг губ.

— Все! Больше не звони. Если что-то нужно, скину денег или закажу доставкой, — он развернулся, чтобы уйти. Сделал шаг, взявшись за дверную ручку.

— Я тут посмотрела на Сашку…

Он застыл, забыв как дышать. Все тело напряглось, налилось сталью и защитными рефлексами.

— Симпатичная. Ничего такого. Басурманская кровь, — глумливо засмеялась, резанув высокими скрипящими нотами слух. Смех так же резко оборвался, как начался, будто его выключили. — Хотел весь бизнес у Мишки отжать? Понимаю, — затянула фальшиво. — Единственная наследница Донских. Была, Ромочка… Была, — подошла впритык, окатив запахом приторных духов. — Сейчас-то она тебе зачем? У Донского свой наследник. Сын. Есть у меня хороший вариант для тебя, Ромашка. Не прогадаешь. Чистокровная славянка…

Глава 3

Вокруг его машины толпа. Сигналка верещит оглушающе на всю округу. Сквозь немного запотевшее стекло испуганные глаза сына. Красный весь, зареванный. Открыв рот, тяжело дышит и стучит маленькой ладошкой по окну, прося о помощи. «Папа!» — читает по губам, кого зовет сын.

«Блядь! Блядь!» — он от ужаса забыл, куда ключи дел. Шарит по карманам, хлопает… не понимая, где там мог брелок запропаститься. В башке вакуум, в котором гудит только одна мысль, что он мудак конченый…

— Таких надо родительских прав лишать! — бабка тычет в него пальцем. — Что ты за папаша такой, оставил ребенка мучительно погибать? — пилит по остаткам самообладания.

Ропотом по собравшимся прокатывается явное с ней согласие.

— Заткнитесь! — рявкает Роман, не узнавая совершенно своего истеричного голоса. — Сука-а-а! Где клюю-у-уч? — это уже он вселенной задает вопрос, дергаясь, как марионетка, подвязанная на веревочки.

Продолжая выворачивать боковые карманы, мутным взглядом смотрит на задыхающегося от душегубки сына. Еще один удар ладошкой, как в сердце молотом. Потом он видит, что ребенок обмяк и закатил глаза, сползая в кресле.

— Ломать надо к херам стекло! — крикнул один из мужиков и кинулся к своей машине, чтобы вынуть из багажника монтажку.

— Нашел! — взвизгнул сам себе Никольский, нащупав в заднем кармане брюк брелок.

Его трясло так, что ключ едва не выпал из рук. Нажав на кнопку, кинулся и распахнул дверь. В лицо ударило жаром, потом и мочой… Отстегнув мальчика, вынул из салона. Славик без сознания. Мокрый весь, потный и липкий, хоть выжимай. Голова со слипшимися по бокам волосами запрокинута. Роман пытается удержать ее, фиксируя на сгибе руки. Малыш дышит с хрипами. Маленькое сердечко под его рукой бьется раненой птичкой о ребра.

Кто-то протянул бутылку с водой, с уже отвернутой крышкой. Никольский, бухнувшись на колени прямо на асфальт, умывает красное личико, подносит к полуоткрытым губам горлышко и пытается чуть залить живительной влаги. Большинство воды стекает мимо, капая на обожженный солнцем тротуар и тут же высыхая.

— Скорую вызвали. Скоро приедет, — бабка деловито доложила. — Полей на него еще и на одежду, чтобы охладить…

Роман не видел ничего вокруг, кроме своего мальчика. Кивал на автомате растерянно. Молился, не зная ни одной строчки из писания. Телефон в машине разрывался мелодией, поставленной на единственного абонента — жену. Сашка как будто чувствовала, что с сыном беда случилась. Ответить он ей не мог. Не сейчас. Даже слов таких нет, чтобы оправдаться… Чуть ребенка не сгубил, кусок говна… Но это потом. Главное, чтобы пришел в себя, поправился.

Время утекает, как вода сквозь пальцы. Подъехала машина скорой помощи, перегородив весь проезд.

Славика положили на каталку, надев кислородную маску. Никольский запрыгнул следом, односложно отвечая на вопросы медиков: сколько лет, есть ли аллергия на лекарства.

Он по пути только понял, что оставил телефон в машине, ладно хоть закрыть успел… Как с Александрой объясняться? И чем дольше тянет, тем хуже последствия… Хотя, куда уже ниже падать? Дно пробил своим идиотизмом, став мальчиком на побегушках у старой ведьмы, которая никого, кроме себя, не видит. Жесть просто…

— Что сейчас будет? Мой сын поправится? — спросил, не отрывая взгляда от безвольно болтающейся при любой кочке Славкиной головы.

— Прокапают. Обезвоживание и кислородное голодание. Дня два-три нужно будет провести в больнице, — медсестра подняла усталые глаза от планшетки, на которой заполняла данные ребенка.

Осуждает? Права была бабка у дома. Он оставил малого в опасности. Каким местом думал? Мария Никольская кого хочешь с ума сведет… Он давно живет на пороховой бочке. Ошибаться стал, забывать, заговариваться… Ловил себя на мысли, что тихо сам с собой говорит. Ведь больше не с кем поделиться проблемой и той жопой, в которую себя загнал, дурачина.

— Можно попросить у вас телефон? Жене позвонить… Свой оставил.

— Да, возьмите, — вынула из кармана и протянула простенький самсунг с поперечной трещиной на стекле.

Вытерев капли пота со лба и тревожно косясь на своего мальчонку, он слушал гудки. Один. Второй. Третий…

— Алло? — в ее голосе тревога.

— Саш, это я…

— Что со Славой, Рома? Не молчи! — она говорила приглушенно, едва сдерживаясь.

— Перегрелся в машине. Едем в больницу… Прости, Саш. Я виноват. Сам себя не прощу, — сглотнул вязкую кислую слюну.

— В какую больницу? — спросила самое важное.

— Мне сказали — в пятую.

Донская просто прервала соединение. Все, что нужно узнала и отрезала. Он прикрыл глаза, откинув голову. Затылком нашел твердь, но не опору. Ее больше не было.

Глава 4

Неизвестность хуже самой правды. Саша металась по коридору больницы в поиске лечащего врача. Она не знала, где сейчас Роман, телефона у мужа с собой не было.

— Мне сказали, что в вашем отделении мой сын — Вячеслав Никольский, — она вцепилась в рукав белого халата и с мольбой посмотрела на седовласого мужчину.

— Ребенок в палате интенсивной терапии под капельницей. К счастью, необратимого процесса не произошло. Мы будем вынуждены сообщить о случившемся в соответствующие органы, — обхватив тонкое запястье, отвел ее руку, которая тут же повисла плетью. Донская всхлипнула, глотая слезы. Что ей было возразить в ответ?

— Могу я его увидеть? Пожалуйста, — вывела трясущимися губами. — Сыну нужен уход, он еще маленький. Я останусь… Я его мама.

— Хорошо, — он сурово на нее глянул, будто на Саше лежит вся вина. — Пойдемте, подпишем документы и оставайтесь. Необходимые вещи пусть привезут родственники.

Она все подписала. Молча кивала, думая лишь о том, чтобы увидеть своего мальчика, прикоснуться. Понять, что он жив…

В палате тихо пищит аппарат. Пахнет лекарствами и нежилым стерильным духом. Ее Славка укрыт простынкой. Лекарство течет в вену по трубкам. На лице — кислородная маска. Трепещут темные реснички, будто он там видит сны.

У Александры что-то с мясом надорвалось в груди. Она кинулась раненой птицей и оказалась рядом. Опустилась на пол около кровати, припав губами к махонькой ладошке. Просила прощения за то, что не уберегла…

В голове никак не укладывалось, что Роман мог так поступить, оставить ребенка одного в машине, а сам… Не важно уже, где он был сам. Здесь не может быть никаких оправданий. Чудо, что успели спасти. Ей было тяжело думать, через какие пытки прошел ее малыш, оставшись в раскаленной запертой машине. Температура в закрытой кабине быстро поднимается на двадцать градусов выше, чем на улице. Если учесть, что сегодня жара почти плюс тридцать восемь…

Прислонившись лбом к матрацу, Саша позволила себе тихий плач. Сложно держать в себе такую концентрацию эмоций от пережитого страха.

За спиной скрипнула дверь. Легкий сквозняк пробежал по лодыжкам. На плечо опустилась рука, от которой тяжело стало всему телу.

— Прости, Саш, — он знал, что его «прости» уже ничего не решит. Рома готов принять наказание. Любое. Только бы не гнала и дала возможность с ними видеться.

— Уходи, — прошелестело и поднялось к потолку. Примерно там и Никольского прибило, распяв.

— Саша, я хочу все рассказать. Давай выйдем. Слава будет еще долго спать.

Он ушел тут же, не прикрыв за собой дверь, из-за которой доносились звуки больницы: отдаленные глухие голоса, скрип каталок, гул лифта.

Встать оказалось не так-то просто. У нее ноги отнялись или затекли, пока так сидела. Может пять минут, может час. Еще раз посмотрела на сына и поплелась к дверному проему.

Рома сидел, широко расставив ноги, сцепив руки между ними в замок. Светлая голова на грудь опущена.

Саша присела на лавочку рядом, запрятав дрожащие пальцы рук в юбке. У нее нет жгучей злости, нет обиды, нет желания вцепиться в него и драть волосы на дурной голове, обвиняя во всем, отхлестать по губам, которые лгали. Никольский уже сам убит морально и добивать его — смысла нет. Он знает свое наказание, чувствует.

— Здесь, во Владивостоке, моя родная мать, Мария Никольская. Два года назад она вышла на меня и попросила о помощи. Сказала, что очень больна и доживает свой срок. Хотела последние деньки провести вместе со мной. Каялась, что поступила неправильно… Просила дать шанс перед смертью все исправить.

— Это та мать, которая обворовала отца Миши Донского и сбежала с любовником, бросив тебя? Я ничего не путаю? — они смотрели только перед собой, не рискуя взглянуть друг другу в глаза.

— Да. Боялся кому-то сказать, что не поймете. Особенно Мишка, который тоже от нее настрадался…

— Поэтому мы здесь? Провожаем в последний путь твою мать? Мне почему не сказал?

— По той же причине. Сначала думал, она долго не протянет. А потом…

— Оказалась живее всех живых. Верно? — Саша горько ухмыльнулась. — И ты к ней мотался, изображая из себя заботливого сына. Думал, все дураки вокруг, что земля плоская, никто ничего не узнает. Да, Ром?

— У меня нет оправдания. В сорок лет развели, как соплю. Ей только деньги нужны и дергает постоянно по всякой фигне. Сегодня ныла, что без таблеток умирает. Я сорвался после детской стоматологии. Думал, сейчас закину ей лекарства и все… Заговорила мать меня. Она это умеет. Даже сейчас не понимаю, что это было вообще? Зашел через порог, как в яму провалился, забыв обо всем.

Теперь Саша повернулась. Посмотрела, как венка пульсирует у него на виске, и капля пота ползет, рисуя зигзаги. Нет сил возмутиться, на обиды лимит закончился. С треском между ними образовался провал — непреодолимо глубокий, с пузырящейся лавой, выжигающей все чувства. Никольский смог оставить и забыть сына. А дальше что?

— Оставайся с мамой, Ром. Мы, как только Слава поправится, уедем обратно… Туда, где наш настоящий дом, где люди родные и понятные. Развожусь я с тобой, Никольский. Без вариантов.

Он смотрел вслед своей хрупкой жене с глубоким отчаянием на лице. Прекрасно понимая, что Саша Донская словами не разбрасывается. Будет развод… То, о чем так грезила его мать и все-таки добилась невольно.

Глава 5

Равнодушно перемещаясь по квартире, Роман то и дело натыкался на вещи, оставленные бывшей женой. Вот ее заколка, а там — сандалик Славки нашелся под диваном. Для этих вещей была коробка, в которую он нырял, если становилось особенно плохо.

Неделю назад пришло на госуслуги сообщение, что они разведены… Сухая формальная отписка. Его красавица жена… Теперь не его. Сын, которого так ждал именно от Сашки, стал бояться собственного папу. После выписки из больницы, Никольский видел его только раз. Слава, заметив отца, прижался к ноге Александры и отвернулся. Он помнил того, кто обещал и не пришел, когда было плохо, кого звал до хрипоты, сорвав голос.

Донская на диалог не шла. Она все мужу сказала и отстранилась. Смотрела сквозь него, словно не было любви, будто Рома стал невидимым. Санька вообще не нуждалась в мужике рядом, она сама сильнее любого из многих.

Приезжали Михаил Донской и Натан. Лицо Ромке бить. Но, когда тот сопротивления не оказал, им стало неинтересно. Обозвали мудачьем и ушли напиваться в ближайший бар. Его с собой не взяли. Сказали, что он — самый дохлый в помете, бракованный… Что бы это ни значило. Под утро заявились ужратые. Едва всю квартиру не разгромили на радостях, что Сашка возвращается. Донской, как куркуль довольный, дочка в лоно семьи поворачивает оглобли. А ты, Ромка, с мамой тут оставайся… Как сам захотел.

— Знаешь, что я нарыл на дорогую Машу Никольскую? М? — дыхнул перегаром старший сводный братец. — У нее еще сын есть от какого-то мужика. Ему двадцать семь лет. В тюрьме сидит, — ткнул ему в грудь пальцем. — Мамка ему передачки возит и ждет, когда он вернется, ненаглядный. Обещала сыночке своему любимому, что у нее все тут на мази. Бизнес есть, бабки будут. Угадай с трех раз, о чем она говорила? — и рассмеялся, как шальной. Только в глазах нет смеха, а слезы навернулись злые. — Машке на тебя всегда было начхать. А ты семью просрал. Вот такие дела, Ромашка.

Уехали названые братья, оставив тошнотворный осадочек. Лучше бы избили до сотрясения мозга.

Солнце уже заходит, накидывая удавку одиночества. Особенно вечером чувствуется боль потери. Хочется запрокинуть голову и завыть протяжно. Точно свихнется скоро…

Кто-то скребется в двери старым ключом. Маманя вытащила уже давно, но Рома обнаружил пропажу и поменял замки. Поскоблившись, ведьма на минуту затихает. Раздается звонок. Первой мыслью идет: не пускать ее. Нехрен в моем доме делать, лапать тут своими загребущими руками все подряд. Трезвон не унимается, настойчиво бьет по нервам.

Еще не открыв, Никольский понимает, что заявилась Мария не одна.

— Проходи, Светочка, — мать оборачивается к губастой дылде и заходит, как к себе домой, присматриваясь жадными глазками.

Роман молча наблюдает за обеими. Подперев стену плечом и скрестив руки, смотрит на незваных гостей.

— Ничего, — поморщившись, заявляет мамаша. — Сделаем ремонт, выкинем хлам. — пинает коробку носком туфли с такой силой, что синий слоник Славки вылетает и забивается где-то под стулом, будто прятаться пытается, чтобы старуха не нашла.

— Светочка, а на кухне техника ничего еще… — гундосит, хлопая полупустым холодильником. — Ее оттереть немного и еще послужит.

— Рома-а-а! Прибрался бы к приходу гостей, — это она ему. С претензией. Бутылки нашла, которыми Мишка с Натаном похмелялись перед отъездом.

— Ты права. Мусор нужно вынести, — мужчина подходит и захватывает тонкое, дряблое горло. Сжав, смотрит ей в выцветшие голубые глаза, ставшие почти прозрачными. Сейчас в них удивление. Панический страх. Не ожидала от своего тюфяка, которого считала практически ручным, такого поведения.

— Или мусор вынесется сам? — рыкнул на нее разъяренным зверем. — Сама свалишь? Мама… И Светочку прихвати. А я тут после вас дезинфекцию проведу. Полную.

На девку даже не смотрит. Слышит только активную чечетку каблуков в сторону выхода.

— Ты пожалеешь об этом, — хрипит, побелев под толстым слоем штукатурки. — Я достану твоего щенка и суку Донскую… Я…

— Еще слово, ма-ма, и я останусь сиротой, — он потащил ее по коридору.

Заплетаясь в ногах, она потеряла туфлю-лодочку с какими-то аляпистыми каменьями. Мычала, выпучив на него рыбьи глаза, пытаясь наманикюренными в красный когтями отодрать с шеи сильную руку.

— У меня связи! Я тебя по миру пущу, — визжала на весь подъезд, радуя всех соседей поздним концертом. — Всех вас закопаю!

Роман открыл двери, но только для того, чтобы вышвырнуть ее потерянный башмак. Не метился, а все равно попал ей в разинутый рот. Моргнул, сам не понимая, как умудрился… Да и Никольская от шока орать перестала. Ее еще никто так не унижал… Никто, кроме сопляка Мишки Донского. Ему тогда было шестнадцать лет. Пасынок застал Машу за воровством фамильных драгоценностей из сейфа. И уже в шестнадцать был сильнее… Спустил с лестницы так, что едва кости свои собрала и убежала, скуля побитой собакой.

И, как говорится: здравая мысля приходит опосля…

Мать заумирала только после его свадьбы с Александрой. Значит, у нее были планы не на него. Мишенью могла быть Саша Донская и Славка — единственный плюс во всей дурно пахнущей истории. Матери непросто будет дотянуться до жены на ее территории. Но, может же?

Роман вернется в жизнь своей Саши и сына. Пусть где-то рядом, поблизости… Чтобы защитить.

Глава 6

Рома сидел в машине и ждал. Он приехал за час до встречи, первой за последние долгие четыре месяца, что Никольский не видел жену и сына. Крупные капли дождя упали на капот, хотя Яндекс не обещал никакого дождя. Ветер усиливался, и он решил добежать до кафе сейчас, пока непогода не разошлась окончательно.

Роман допрыгал до двери, получив в лицо пару горстей осадков. Встав на пороге, протер один глаз кулаком. Огляделся. Высмотрев свободный столик в углу, занял его. Положил папку с документами на стол. Бумажными салфетками обтер кожаную поверхность хранителя важных бумаг. Снял куртку и повесил на напольную вешалку, стоявшую рядом.

— Что будете заказывать? — подошла женщина средних лет с блокнотом и ручкой.

— Мне черный кофе и какой-нибудь десерт, — выдохнул. Ему было по сути все равно.

— Какой десерт? — в ее руках ручка начала чертить по бумаге.

— В меру сладкий, не приторный, — он поднял на официантку глаза, показывая: не трепли мне нервы, их и так нет.

Но дотошная дамочка, казалось, его не понимала.

— Дайте-ка подумать… У нас такие — все, — рассмеялась дробно, как мужик. Большая грудь ходуном, на которой слева бейдж «Марина» — одно из немногих имен, какое терпеть не мог.

— Похер. Не надо десерта. Кофе мне двойной, в большой чашке, — лежащая ладонь на столе сжалась в кулак.

— Ладно, грушевый пирог принесу, — его будто не слышали. Как же бесит! Но раздувать скандал на пустом месте не стал. Скоро Александра придет. Раздрай — исключительно его эмоции. Бывшая жена не испытывает того же. Появится — уже хорошо… Она ведь не ответила согласием, просто он через Миху передал, что будет ждать Сашу в этом кафе по важному делу.

Наконец, Роман остался один и посмотрел в панорамное окно, по которому сползали капли дождя, обгоняя друг друга. Никольский еще раз разложил мысленно по полочкам свою жизнь, взвешивая каждый шаг. Не жалея, бил себя по больным «мозолям», не стесняясь. К сорока годам пришел к такому финалу, но концом его не считал. Никольский будет бороться, чего бы это ему ни стоило.

— Ваш кофе и пирог, — перед ним наметали посуды, выкрав и без того небольшое пространство.

— Спасибо, — проговорил не глядя, обхватив большую чашку. Приятное тепло чуть подтапливало его через кончики пальцев.

Кофе был не плох для такой забегаловки, и он посмотрел на наручные часы. Осталось пять минут до встречи или пять минут до еще одного разочарования.

Дверь, к которой он сидел спиной, хлопнула. Электрические импульсы потекли по телу. Медленно, словно боясь ошибиться, он развернулся и встретил карие, самые прекрасные глаза на свете. Белые локоны волос до локтей. На синем плаще черточки от дождя. В руке Саша сжимает закрытый зонт, с которого капает на пол.

— Привет, — пахнуло ягодами.

Он встал и принял ее плащ, аккуратно повесив на плечики. Чувствуя себя фетишистом, сжал рукав, а хотелось бы прикоснуться к самой запретной теперь для него женщине. Сделал вид, что замешкался, чтобы вернуть спокойствие на лице, и только после этого присел напротив.

— Будешь кофе? И пирог грушевый. Мне принесли, а я… Для тебя оставил, — больными глазами впитывал ее образ. Смотрел, как дрогнули губы, чуть приоткрывшись. Взмах ресниц при опущенном взгляде на пирог.

— Попробую, если ты не хочешь, — придвинула себе и, взяв десертную ложку, отломила кусочек.

У него сердце внутри колошматит набатом. Сашка так близко, что не верится. Согласилась этот чертов пирог попробовать. Роман заставил себя оторвать от нее взгляд, чтобы подозвать вредную бабу. Хотя, почему вредную? Подфартила она, когда принесла грушевый пирог. Надо ей чаевых оставить побольше.

— Принесите капучино, — попросил официантку, помня какой напиток любит Саня.

— Говори, что ты хотел? — она прожевалась и проглотила первый кусок.

— Я весь бизнес переписал на тебя, Саша. Квартиру во Владивостоке продал. Здесь снял себе небольшую двушку. Дом простаивает. Если не хочешь там жить, то можно тоже выставить на продажу. Деньги на счет положим. Твой, — говорил ровно, смотрев, как от удивления у нее расширились глаза. — Я теперь почти нищий, Саш. За собой оставил только должность управляющего. Работаю теперь на тебя.

— И зачем мне это нужно? — она отклонилась на спинку стула, чтобы тетка поставила перед ней чашку кофе.

— Тебе если не нужно, оставишь потом сыну. Моя мать — наследница второй очереди, и в случае моей… смерти, не сможет претендовать ни на что, — он сглотнул. Положил руку на папку. — Здесь все свидетельства, договора. Посмотришь на досуге.

— Чего это ты умирать собрался? — красивая, идеальная бровь выгнулась дугой. — Болеешь?

Роман действительно выглядел неважно. На осунувшемся загорелом лице — темные круги под глазами, будто ведет нездоровый образ жизни и недосыпает.

— Нет, все нормально. Это так, на всякий случай… — пожал небрежно плечами.

— Всякий случай уже наступил? — она выставила пальчик и указала на коричневый переплет папки.

— Мне без вас со Славкой ничего не нужно. Не могу работать, жрать и спать… Ничего не могу. А так я знаю, что делаю все для вас. Хоть какой-то смысл есть, который удерживает…

Глава 7

— Как Славка? — вышло хрипло, болезненно, будто в легких воздуха не хватило на последние буквы.

— Нормально. Про тебя спрашивает. Можешь приехать, повидаться, — ей стало немного неуютно. Роман не мог отвести взгляда от ее губ, залип. Смотрел так, будто мысленно откусывал по маленькому кусочку и смаковал. — Рома? — позвала чуть громче.

— А? Извини, задумался. Да, я заеду. Вы ведь у Донского пока живете? — нехотя прекратил таращиться и опустил взгляд на свою пустую чашку.

На дне крапинки жмыха от кофе сложились в какой-то узор. Только Никольский — не гадалка, не умеет читать по гуще судьбу.

— Да. Интересно получилось, что дядя и племянник почти одного возраста. Славка ладит с Платоном. Делят одну няню на двоих, — ее лицо осветилось улыбкой и даже пасмурный день стал немного светлее. — Третьим с ними Жан изображает великовозрастное дитя и ведет борьбу за вкусняшки и игрушки.

— Кругом шерсть и слюни собачьи, — понимающе кивнул и снова напрягся.

С ним даже пес не остался, пошел за женой и сыном, когда ему предоставили выбор. Только обернулся и посмотрел своими глазами-пуговками, дескать: «Ну ты и чудак на букву «м»! Не смог семью защитить».

— Я поняла твою позицию, Ром. Посмотрю документы, с отцом посоветуюсь… — хотела еще что-то добавить, но прикусила губу.

— Тогда до встречи, — он поднялся и протянул руку для прощания. Хотя бы так прикоснуться.

— Пока-пока, — выдала фразу, от которой его перекосило. Вложив свою ладонь, тут же отдернула, словно обожглась об кольцо, которое он так и не снял, в отличие от нее.

Он проглотил. Заслужил. Пожинает то, что посеял.

— Саш, хочешь посмотреть квартиру, где я остановился? — ляпнул, не зная, как наладить мосты, с чего вообще начать.

— Скинь адрес, если буду рядом, заеду, — она ответила, выдержав паузу.

«Йес!» — хотелось запрыгать, как мальчишке, но пришлось давить радость и делать серьезную мину. Ничего конкретного. Главное, что Сашка не сказала «нет».

Накинув быстро плащ, подхватила папку и растворилась за дверьми, канув в потоке большого города.

Никольский знал где ее искать. Он придет завтра же. Неуемная тоска по сыну и Саше не захочет ждать дольше. Ему дали зеленый свет, грех не воспользоваться. Мишка будет ему кости перемывать и тыкать мордой в его же говно. Попробуй только тронь семью, Донской становится жестким как наждачка и прямым до неприличия.

— Явился, зятек? — серые глаза трижды непонятного родственника прошлись по нему катком.

(Для тех, кто не помнит, уточню: Донской и Никольский — сводные братья. Его отец женился на матери Ромы, и привел в дом жену с ребенком. Подробнее можно прочитать в романах «Вернуться с рассветом» и «Если бы знать наперед»).

— Привет, брат, — Никольский протянул руку для мирного урегулирования хозяину дома.

Михаил обернулся на визгатню мальчишек, носившихся по лестнице. Вздохнул и придавил ладонь «отступника». Сам он не раз косячил в семейной жизни, но это же другое… Верно? Паршивец дочку посмел обидеть, переметнулся к змее Машке. Для порядка и в воспитательных мерах — дал подзатыльник и строго сказал:

— Проходи. Может, отпрыски наши угомоняться, пока дом не разнесли, — мотнул седой гривой в сторону звуков. — Мопс еще где-то забился, никак найти не могу. Пакостит наверняка, скотина пучеглазая. В прошлый раз у меня договор с поставщиками зажевал, стоило кабинет чуть не прикрыть, — кинул на Ромку недовольный косой взгляд: «Все из-за тебя».

— Могу забрать Жана, если пойдет со мной. Он у нас жутко самостоятельный и продуманный, — сглотнул горечь на языке, подумав, что по привычке произнес «у нас». Нихера у тебя Ромка больше нет. Просадил семью, тупень, из-за мамочки, которой ты нафиг не сдался, ей только деньги твои нужны.

— Бухла не предлагаю, в доме «сухой закон», — тяжко вздохнул Миша, присаживаясь за большой стол. — Сейчас чаю принесут с булочками. Я распорядился, — любовно погладил льняную скатерть рукой, которую его Ксеня выбирала.

— Папа! — крикнул Славик, заметив отца. Наморщив личико, будто реветь захотел, кинулся к Роману, распахнув руки.

Никольский в ответ отошел на свободное пространство и раскрыл объятья. У самого слезы на глазах выступили. Роднулька жался к нему, обхватив руками за шею. Ромка поднял его на руки, целуя в пухлые щеки.

— Папа, ты пришел, — выдохнул на него чем-то сладким. Никольский зарылся носом в светлую макушку, втягивая запах своего ребенка. Млел от распирающей изнутри любви.

По ноге потекло что-то теплое. Опустив взор, он увидел Жана, который, подняв заднюю лапу, бессовестно мочился ему на носки, высунув от удовольствия язык.

Донской, схватившись за сердце, начал гоготать, покраснев от натуги.

— Видишь, он очень хочет к тебе. Так соскучился, что обоссался от радости, — утирая слезы «умиления», Михаил надеялся спихнуть мелкое чудище с рук.

Глава 8

Носки ему выдали новые, после того, как пришлось сходить в душ. Жана ругали не сильно. Обрадовался пес, что с него взять? Романа накормили, напоили горячим чаем с булочками. Славка все норовил на колени к отцу забраться, потом повел свою комнату показать.

— Тут я сплю, а здесь — мамочка, — увлеченно рассказывал.

Волновались оба. Шутка ли, столько не виделись. Никольскому казалось, что любовь к сыну еще сильнее стала, если такое возможно.

Александра должна вернуться поздно, дела принимает, входит в курс руководства того, что ей бывший муж передал. И ему там нужно было быть, но задержался, не смог от сына уйти. Он понимал, что его присутствие необходимо, но большие голубые глаза, в которых светилась тревога, что отец снова внезапно пропадет, удерживали. Позвонил. Извинился.

Саша его поняла и оговорила встречу на завтра. Разрешила Жана забрать.

Это была самая долгая ночь в его жизни. Маленькие шаги сделаны, ему выделили роль бывшего, позволяя быть рядом. Катастрофически мало, но что поделать? Не все сразу.

Вставал часто, пил воду небольшими глоточками. Только приляжет, начнет ворочаться с боку на бок. Соскочит и смотрит в темноту улиц за окном, на потухшие окна соседних многоэтажек. Роман запрещал себе заглядывать на электронный свет часов. Пять минут назад глядел и время не поторопится, не перепрыгнет. Мир сговорился отсчитывать минуты нарочито медленно, по капле выцеживая. Уговоры самого себя вздремнуть, никак не помогали. Завтра он снова увидит Сашку, проведет с ней целый день.

«Спи, придурок! В башке с утра будет кисель» — Рома ухмыльнулся, со стоном проведя руками по лицу, натягивая кожу вниз, будто хотел снять тревогу. Лежал и думал, как они с Сашкой жили. Как тратили себя на пустое, тогда казавшееся важным. Разбредались в разные стороны, чтобы усталыми встретиться в постели и спать спиной к друг другу. Только развод заставил опомниться и подумать: «А нахера все? Кому это, блядь, было нужно? Сына толком не видел. Скакал савраской по «важным» делам. В последний год маманю чаще слышал, чем Славика. Ой, дурак ты, Рома, дурак… Сам не понял, что мишура, а что нет».

И что осталось?

Возвращать будет намного труднее, чем сохранить. Кто-то пытался удержать оголенный разорванный провод? А ведь достаточно было не врать, не загоняться по каждому зову Марии. Профукал семью.

Может, прав был Донской? Не пара он Александре? Так дочке родной никто не будет достаточно хорош для Михаила. Уж он-то его как облупленного знал.

Голова снова повернулась к циферблату. Еще один час прошел. Скорее бы услышать голос ее и запах втянуть: тонкий, нежный… знакомый.

Ногам покоя нет. Снова пошел воду пить безвкусную. За ним цапками по ламинату стучал Жан, заколебавшись слушать, как мается хозяин. Урча на собачьем, глянул в пустую миску. Облизнулся.

— Пред работой корма дам. И так раскормили, еле дышишь. Водички попей лучше, — налил во вторую посудину, но мопс даже не понюхал.

Взгрустнув, Жан шмякнулся тушкой на пол и вытянул лапы, опустив на них смышленую мордочку. Только глаза заглядывали жалобно снизу-вверх, вдруг Рома передумает и пожертвует из того мешочка «сухариков» мясных.

Жан задремал от ожидания, пока Никольский собирался на работу, делал себе завтрак из яиц и тостов. Запахло кофе.

Звонок на телефон в шесть?

Плохие вести часто приходят утром. И все намеченные планы летят в тартарары.

Высветился номер Ксении, жены Михаила Донского. Роман нахмурился, не припоминая, чтобы она вообще когда-то ему звонила, хотя номерами они обменялись давно.

— Ксюша?

— Рома, беда!

У него все рухнуло вниз. От ее слов в глазах потемнело. Качнувшись, он сел, где стоял, чудом попав пятой точкой на стул.

— У Миши сердце прихватило. Вызвали скорую. Врачи приехали быстро, буквально через несколько минут. Сказали, нужна срочная госпитализация. С ним Саша поехала, а я осталась с детьми. Так Михаил решил… — она сделала паузу, чтобы отдышаться. Сглатывала слезы. — Рома, они уехали, а через двадцать минут приехала другая машина скорой помощи… Рома-а-а-а! Телефон Саши недоступе-е-ен! Помоги-и-и-и! — он впервые слышал из уст сильной женщины такое отчаяние.

Никольский несколько секунд молчал. Мысли роем пчел носились в голове, жаля, не давая сосредоточиться. Никак не хотели уняться на старания самого «пчеловода».

— Я сейчас приеду! Звони пока Беловичам.

Он вылетел из квартиры, не помня, закрыл ли за собой двери… Заорал от отчаяния, что его машину заблокировали. Пнул джипяру по колесам, заставляя звать козла, который растянул здесь свою тачку, из-за которой не пройти ни проехать. Сигналка верещит на весь квартал противными, режущими слух звуками.

Никольский мерил шагами тротуар, пытаясь связать все факты воедино. Кто-то работает против них. Жестко. Беспринципно. Нагло. Он этой суке позвоночник вырвет, несмотря на родство… Если это то, о чем сразу подумалось.

— Черт! — обо что-то мягкое запнулся и чуть не рухнул плашмя, успев выровнять вес тела, выставив руки вперед.

Обернулся, услышав скулеж. Жан выбежал за ним и сейчас сидел неприкаянно, поджав под себя обступленную лапку.