Солнечная петля. Книга 1

от автора

Место действия: Эпсилон Эридана (Навиния), Окрестности Супервойда Эридана (космическая станция «Сокол», звездолет «Фехтовальщик»)

Время действия: 22 век

Жанр: НФ, социально-философский роман

Объем: 2 тома ( «Ассадирский карнавал» и «Фехтующие с пустотой»)

*

Прошло 20 лет, с тех пор как был установлен контакт с цивилизацией робжиптов из системы Эпсилон Эридана, благодаря которому на Земле произошел скачок в техническом прогрессе, и ускорилась космическая экспансия человечества.

Карнавал «Солнечная петля», посвященный редкому астрономическому явлению, привлекает на планету Навиния богатых туристов с Земли. Во время этого праздника загадочно и бесследно пропадает дочь хозяина местной индустрии развлечений Антоновского Умила со своей спутницей Машей Некрасовой. Найти девушек поручают частному детективу Вольгерду Боричу, мастеру «голографического сталкинга». Борич берется за дело и неожиданно для себя выходит на заговор, угрожающий разрушить репутацию весьма влиятельных персон – тех самых, что когда-то погубили «Фехтовальщик» (звездолет, на котором находилась мать Маши).

Ставки в карнавальной игре высоки, но Вольгерд и Маша упорно пытаются донести до мира правду.

*

ВНИМАНИЕ! В книге нет эротики, боевых сцен и сцен насилия, но есть упоминания неподобающего поведения и философия, доступная истинным интеллектуалам, поэтому возрастной ценз повышен до 100+. Если вам еще не исполнилось сто лет, вы можете читать роман на свой страх и риск

Часть первая. Старт к Эридану. 1\1

СОЛНЕЧНАЯ ПЕТЛЯ

НФ-роман

Такого не случалось ни прежде, ни после того дня! Это был день, когда Господь послушался человека

Иисус Навин, 10:14

КНИГА ПЕРВАЯ. Ассадирский карнавал

Часть первая.

Вольгерд Борич. СТАРТ К ЭРИДАНУ

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность

И небо – в чашечке цветка.

Уильям Блейк

(Перевод С. Маршака)

Глава 1/1

Детектив-голографист (*) Вольгерд Борич никогда прежде не покидал Землю. Это путешествие было первым и оттого особенно трудным. Добравшись с некоторыми осложнениями до пересадочной станции, он чувствовал себя неважно, чего совершенно не ожидал и к чему не привык. Непреходящая тошнота, с которой он не мог совладать, раздражала. Ему требовались толика свободного времени и тишина, чтобы привести себя в порядок, прежде чем продолжить путь к Навинии, где его ожидал клиент, но ни времени, ни тишины обстоятельства ему не предлагали.

(*Голографический сталкинг – этоинтеллектуальная техника, позволяющая восстанавливать объемную картину мира по незначительной ее части и незримым связям. Термин происходит от древнегреческих слов holos (весь, целый) и grapho (пишу). За счет мысленного наложения нескольких проекций одного и того же объекта, достигаемого благодаря богатству ассоциаций и энциклопедичности знаний, голографисты получают эффект объемности и таким образом постигают суть скрытых от обычного взгляда механизмов. Это врожденные способности, востребованные во всех сферах человеческой деятельности. Как правило, голографисты имеют узкую специализацию, зависящую от личных предпочтений и накопленного интеллектуального багажа)

«В этом гаме сосредоточиться невозможно! – кисло думал он, стоя в шлюзе вместе с другими пассажирами. – Хоть бы пересадочная станция максимально напомнила Землю, ведь дома сами стены помогают».

Станция «Дружба», собственно, и являлась земной территорией – маленьким кусочком родины, летящим вокруг Солнца по той же орбите. Кроме ожидаемой встречи с инопланетянами (до сектора которых еще предстояло добраться), других смущающих чувства вещей, как надеялся Вольгерд, здесь не предвиделось, так что у него был шанс найти по пути к робжиптанскому причалу какую-нибудь укромную нишу (желательно – цветущий садик с живыми оранжерейными растениями) и немного, минут пять, помедитировать в одиночестве и покое. Демонстрировать окружающим свою слабость он себе никогда не позволял.

Следя за обратным отсчетом, идущим на экране шлюзовых ворот, Вольгерд пытался отрешиться от болтовни попутчиков, невероятного смешения запахов и особенно от несанкционированных прикосновений чужих локтей («Кого-то хлебом не корми, а дай пихнуть в бок ближнего своего!»). Ему почти удалось восстановить душевное равновесие, когда секундомер показал долгожданные нули, ворота с шипением разъехались, и поток состоятельных землян, обвешанных чемоданами, детьми и любовницами, вынес его из шлюза.

«Ну, здесь уже попроще, - понадеялся Вольгерд, после того, как благополучно отбился от толпы и оказался в дальней части довольно просторного холла, похожего на привычный ему земной аэровокзал. – Ничто больше не собьет меня с толку».

Не тут-то было. Первый же адресованный ему вопрос отбросил его в прежнее состояние фрустрации.

- Детектив Борич, вы говорите по-русски? – Это выкрикнул тип в мятом сером комбинезоне, грубо схвативший его за рукав.

Вольгерд вздрогнул. Заглядевшись на плакат «Добро пожаловать в самое дружелюбное место во Вселенной!», украшавший стену, он никак не предполагал, что его осмелятся недружелюбно хватать за одежду, волочить с силой в сторону, да еще и орать в ухо не пойми что.

Мятый тип, почуяв, что сделал что-то не то, отдернул руку и выставил перед собой напечатанную на принтере табличку с именем детектива (написанным, к слову, кириллицей). Он спрятался за ней, как легионер за щитом:

- Так вы говорите по-русски? – повторил он с вызовом, заранее презирая ту груду ядовитых стрел, что грозилась обрушиться ему на голову.

Клиент обещал Вольгерду, что на «Дружбе» его встретит личный помощник и передаст посадочный талон на корабль в систему Ассадиры, однако тип с табличкой на такого человека не тянул. Его небрежный облик и манеры были уместны для технического персонала, но никак не для секретаря богатейшего резидента Навинии.

И все же табличка с именем и погрузчик для вещей, тихо жужжащий у ног, обутых в растоптанные ботинки, иных вариантов не предлагали.

Вольгерд замешкался с ответом, пораженный несоответствием внешнего вида встречающего и собственных ожиданий. Мелькнуло досадливое, что тяжелое космическое путешествие выбило его из колеи основательнее, чем ему хотелось бы верить.

Непонятный товарищ начал терять терпение.

- Детектив Борич! Вы меня слышите?

- Прекрасно слышу, - откликнулся Вольгерд, тщательно расправляя задравшийся рукав стильной куртки. Простые действия всегда помогали ему успокоиться.

- Мой клиент просил уточнить, насколько хорошо вы владеете русским языком. Поскольку он никогда не прибегает к посредству переводчиков, то в ваших услугах будет отказано, если уровень у вас далек от свободного.

Вообще-то уточнять было поздно. Антоновский уже оплатил дорогу до «Дружбы», что влетело ему в копеечку, и если сейчас выяснится, что он не сможет воспользоваться услугами голографиста, придется отправлять его обратно и снова за свой счет. Конечно, у богатых свои причуды, но богатые обычно хорошо умеют считать деньги – это тоже известная истина.

2\2

Глава 2/2

Номер в безымянном отеле (на брелоке, отпиравшем дверь, значилось просто «Отель», что, видимо, и являлось названием – все равно другого тут не имелось) был комфортабельным, и это контрастировало с тем, что Вольгерд видел раньше. В туристическом сегменте дизайнерам удалось нащупать незримый баланс между роскошью и уютом, не забыв при этом отдать дань техническому оснащению, соответствующему второй половине 22 века.

Он с тоской посмотрел на манящую земную кровать, оборудованную ремнями безопасности на случай невесомости и встроенным пультом, регулирующим твердость матраса, температуру подогрева и подсветку, но было очевидно, что сну придется подождать. Работа требовала сосредоточенности, и для этого надо было встряхнуться.

Раздевшись, Вольгерд прошел в сухой душ, где наконец избавился от усталости, замедлившей его реакции.

Старт в земном шаттле он перенес стоически, да и перегрузки, которыми его пугали, оказались не настолько страшными, какими он их воображал. По дороге в Лунополис тоже все прошло штатно, но вот дальше началось форменное безобразие. Корабль, везший пассажиров на «Дружбу», явно знавал лучшие времена, и сразу после вылета из Лунополиса на его борту случилась поломка. Вольгерд собирался немного вздремнуть, а после, на свежую голову, провести первичный анализ данных, но его выбила из колеи внезапная невесомость, а когда он вновь обрел привычную тяжесть и ориентацию в пространстве, началась незапланированная борьба с собственным организмом, не желающим усваивать антирадиационное лекарство.

Наверное, если б он предвидел этот кошмар, то отказался бы от заказа, но Вольгерд никогда прежде не летал на космических кораблях, а поразмыслить над потенциальными угрозами здоровью на ум ему как-то не взбрело. Потом пенять на недогадливость стало поздно.

Запрос на его услуги поступил из Ассоциации голографических сталкеров и психометристов за сутки до старта. Вольгерд в тот момент находился на перепутье, старые дела он завершил, а новые то и дело срывались. Полностью оплаченный перелет на знаменитую «планету богачей» в системе Эпсилона Эридана, о которой шло столько разговоров, показался ему соблазнительным – сам бы, без повода, он туда никогда не попал. А повод был веским: в заповедных горах потерялась молодая женщина, дочь «короля карнавала» Станислава Антоновского.

Вольгерд чувствовал, что сможет помочь, и согласился. История исчезновения Умилы Антоновской, незамужней девицы 29 лет, была загадочной и оттого особенно интересной. Инцидент случился накануне церемонии открытия двадцать четвертого карнавала «Петля Ассадиры».

Карнавал на Навинии – это безбрежный праздник, ради участия в котором с Земли специально приезжали толпы любителей острых ощущений и новизны. Он посвящался любопытному астрономическому явлению, получившему название «эффекта Иисуса Навина». В Ветхом Завете имелся эпизод, когда легендарный полководец Иисус Навин, огнем и мечом завоевывающий для израильских племен Землю Обетованную, попросил у Яхве остановить солнце, чтобы добить противника, не прерываясь на ночь, и бог исполнил эту просьбу. На Навинии в средних широтах случался похожий фокус, причем регулярно, дважды в год.

Солнечная петля Ассадиры растягивалась на четырнадцать местных суток. Все начиналось с длинной ночи. Потом светило показывалось, но поднималось невысоко. Оно выписывало кренделя у горизонта, радуя зрителей тремя восходами и тремя столь же стремительными закатами за сутки, летая по небосклону, словно мячик для пинг-понга. Континент в это время погружался в цветистые сумерки, а небо непрерывно горело всеми оттенками оранжево-красного. На пятый день Ассадира замедлялась, неспешно возносилась в зенит и уже там принималась совершать пируэты, мотаясь туда-сюда, спускаясь и снова упираясь в зенит. В период ее танца ночь вообще не наступала, и это длилось трое суток, а затем на такой же срок повторялась знакомая суета у горизонта. Наконец, нарисовав последнюю петлю, Ассадира закатывалась окончательно, передавая бразды правления наполненной светом звезд бархатной ночи. Роскошная темнота длилась все те же трое суток, а на четвертые (или четырнадцатый день «Петли») наступал рассвет, и все приходило в норму до следующего сезона.

«Эффект Иисуса Навина» ученые связывали с уникальным вращением планеты вокруг собственной оси и вокруг звезды. На Земле подобное увидеть невозможно, так как наша орбита имеет правильную форму, и скорость оборотов стабильна на всех участках, а вот на Меркурии феномен наблюдается. По понятным причинам туристам на ближайшей к Солнцу планете делать нечего – зажарятся, но резко континентальная Исинавия в осенне-весенний периоды оставалась приветливой к людям, и потому желающих поглазеть на эффектную солнечную петлю активно зазывали к Ассадире.

Станислав Антоновский первым додумался превратить небесное шоу в карнавал, чем заслужил неофициальное прозвище местного «короля». Благодаря ему путешественники могли оторваться на Навинии по полной программе. Запретных удовольствий в ее столице Исинавии, так и не вошедшей в земную юрисдикцию, было хоть отбавляй, никаких ограничений для пресыщенных отпрысков богатых семей там не существовало. В ход шли самые передовые вирт-технологии, способные доставить радость как непритязательной публике, так и отъявленным головорезам, садистам, маньякам всех видов и игрокам без тормозов, просаживающим состояния. Тотализаторы, публичные дома, гладиаторские бои, битвы стенка на стенку, гонки по бездорожью и всевозможные злачные места, где любой каприз исполнялся до бессовестности буквально, открывали двери всем, у кого хватало денег – а цены там были, разумеется, соответствующие.

К чести Антоновского, львиную часть развлечений все-таки составлял типичный обывательский продукт: экзотик-туры, экскурсии, парки аттракционов и – вишенка на торте – музыкальное шоу «Прощальный луч» с самыми модными исполнителями. Шоу проходило в Третью Ночь Прощания и знаменовало закрытие карнавала, после чего все гости поспешно покидали планету. За солнечной петлей в Исанавии наступала (в зависимости от сезона) суровая зима или испепеляющее лето. Жизнь замирала, а немногочисленные резиденты перебирались в убежища.

3\3

Глава 3/3.

В секции голопортации, куда Вольгерд Борич явился на запланированную сессию, он наконец-то, впервые в жизни, встретился с инопланетянином.

До сих пор он видел их только на экране, отчего эриданцы казались ему персонажами художественного фильма. Нет, он, разумеется, был в курсе, что все взаправду и они настоящие. Земляне вошли в прямой контакт с цивилизацией робжиптов тридцать два года назад, однако для Борича это оставалось сугубо теоретическим знанием. Он смотрел записанные эриданцами обучающие ролики, вникал в суть открытого ими голографического метода, но все это казалось зыбким, отдаленным от него на десятки световых лет. Если б он мог встречать их на улице, то воспринимал иначе, но «синеоких» на Землю не пускали, и хотя иной жизни, без братьев по разуму, Вольгерд не знал, он воспринимал их примерно так же, как Колобка или Бравого Капитана Ивана Звездного. Колобок и звездолетчик, герой его юношеских грез, пожалуй, были для него куда реальнее, чем неведомые робжипты с горящими синим пламенем глазами.

С момента Контакта на Земле многое изменилось. Люди уверились, что не одиноки во Вселенной, и кто-то обрадовался данному факту, а кто-то испугался. Последних было достаточно, чтобы время от времени вспыхивали волнения, хотя правительства и подконтрольные им гражданские институты из кожи вон лезли, снижая градус ксенофобии.

Союз с продвинутой цивилизацией имел очевидные плюсы. Во-первых, появилась объединяющая нации идеология будущего, при которой вновь наполнились смыслом такие понятия как наука, космос, дружба и добрососедство. Особенно бурно пошло развитие в космической сфере. До Контакта люди могли самостоятельно добираться разве что до планет Солнечной системы. Изобретение магнито-плазменных двигателей помогло им расширить границы обитаемого мира, но по сравнению с размерами галактики этот вырванный с боем кусок был ничтожен. «Синеокие» вдохнули жизнь в тысячи проектов и возродили слегка полинявшую после полета Юрия Гагарина Настоящую Мечту. Взяв на себя роль «космических извозчиков», они открыли перед любопытными землянами дорогу в иные галактики.

Было понятно, что догонять нам своих соседей предстоит еще очень долго. Чтобы просто воспроизвести технические новинки, требовалась корректировка научных концепций и полная перестройка производственных циклов. Первая попытка построить звездолет-аналог с использованием робжиптанских материалов и топографических каскадных двигателей оказалась неудачной, полет «Фехтовальщика» закончился трагедией, поэтому земляне решили чуток притормозить. Было объявлено, что в погоне за чужими знаниями есть риск потерять собственную идентичность, и внедрять технологии стали постепенно и очень осторожно.

Однако в ближнем космосе сотрудничество с инопланетянами постоянно расширялось. Буквально за несколько лет был построен пересадочный узел «Дружба» с причалом для галактического транспорта «синеоких». Отсюда стартовали исследовательские, а потом и туристические корабли, отправляющиеся на первую земную колонию в Эридане. Робжипты сами, по доброй воле, сделали землянам этот царский подарок, передав в безвозмездное пользование планету Навинию, вращающуюся вокруг их родной звезды.

Название планеты осталось из языка робжиптов, его лишь немного облагозвучили для человеческого слуха. На языке аборигенов «на-вин-ип» означало «нижний мир». Земные филологи усмотрели в этом намек на тройственность миров в шаманизме: нижний мир, населенный духами, срединный, как место обитания человека, и высший, где жили боги. «Навиния» даже казалась созвучной древнеславянскому слову «навь». Однако следовало понимать, что робжиптам такие представления были чужды, «на-вин-ип» всего лишь означало положение планеты в пространстве. Она крутилась «внизу», у самого «дна», на котором лежала звезда-матка Зурпа (по-земному Ассадира).

У Ассадиры было три населенных планеты (включая возрожденную Навинию) и еще пять карликовых, безатмосферных и необитаемых (там размещались только исследовательские станции). По утверждению самих робжиптов, разумная жизнь зародилась в «нижнем мире». Первые «люди красной земли» провели на Навинии сто пятьдесят тысяч лет в земном пересчете, но когда там после катастрофы сильно поменялись условия, мигрировали на соседние планеты, где сила тяжести, климат и состав атмосферы подходили им отныне больше «испортившейся» родины.

А вот для людей Навиния оказалась идеальна. Она принадлежала к планетам земного типа, имела азото-кислородную атмосферу, идентичную земной, и располагалась в счастливой «зоне Златовласки» (* обитаемая зона звезды, где находятся планеты с благоприятной средой для зарождения и поддержания белковой жизни) Да и Ассадира, звезда К-типа с щадящим излучением, была к человеку благосклоннее родного Солнца (особенно после того, как робжипты поставили под контроль «солнечный ветер»).

*

…- Вы создавали когда-либо прежде оптический клон в робжиптанской базе данных? – осведомился «синеокий» у Борича, делая замысловатый жест рукой.

Говорил он на актуальной версии космического языка лидепла (*лингва де планета, искусственный язык, аналог эсперанто, созданный в первой половине 21 века), выговаривая звуки четко – так, что все слова хорошо были слышны даже сквозь дыхательную маску, но жестикулировал при этом как истинный эриданец.

Вольгерд ответил на этом же языке, ставшем инструментом межпланетного общения:

- Нет. Я впервые покинул Землю.

Навыка говорения на лидепла у него не было, поэтому он спотыкался, подыскивая нужную форму слов, и выглядел на фоне инопланетянина-полиглота бледновато.

- Поздравляю, - без должных эмоций произнес робжипт, - вы сделали шаг в правильном направлении.

Маска загораживала нижнюю часть его лица, оставляя видимыми широкий морщинистый лоб, тонкие брови дугой и сияющие флуоресцентным синим глаза, в которых радужка занимала значительную часть – гораздо большую, чем у людей. Волосы у робжипта были черными, короткими и густыми, как хорошо подстриженная лужайка. Резинка маски врезалась в них, приминая, и Борич невольно подумал, что там надолго останется вмятина, когда «синеокий» вернется к себе в привычную атмосферу.

4\4

Глава 4/4.

Способности к сталкингу Вольгерд проявил еще в детстве. Родись он на столетие раньше, это так бы и осталось для него забавным казусом, а если б он появился на свет в средние века, то его бы сожгли на костре. На счастье Вольгерда, в год его рождения состоялся Контакт, который изменил направление, в котором стала развиваться отныне философская мысль на планете Земля. Упрощая, колдуны, провидцы и экстрасенсы с появлением «синеоких» окончательно перестали быть вне закона, их уже не считали огульно мошенниками. Был разработан метод тестирования врожденных способностей к голосталкингу, который проходили школьники по рекомендациям психологов.

Изменения в духовной сфере возникли не на пустом месте. Представление о том, что Вселенная устроена по принципу голограммы, родилось еще в середине 20 века, а еще раньше древние восточные мудрецы проповедовали, что мир есть «майя», то есть иллюзия и бесконечная симфония волновых форм. Некоторые ученые, предвосхитившие свое время, на протяжении веков разрабатывали гипотезы, исходя из подобных представлений. Иной раз они выходили за рамки теории и подтверждали свои тезисы экспериментально, однако магистральным их путь стал только с появлением эриданцев. Вдруг оказалось, что робжипты, чьи технологии поражали совершенством, исходят из схожего философского постулата об иллюзорности сущего, а значит, и на Земле подход к изучению реальности через трансформацию волновых функций материи немедленно провозгласили самым передовым.

Когда Вольгерд подрос, появились учебные заведения, готовившие специалистов недавно еще экзотического профиля. В них учили, что человеческий мозг есть не прообраз устройства, где хранится информация (что считалось незыблемой истиной совсем недавно), а всего лишь система настройки. Люди, способные менять угол зрения на ход событий и достраивать невидимые связи., выхватывая их из нелокального окружения, стали цениться на вес золота. Их было немного, поэтому конкуренция за них зашкаливала. За соблюдением их прав и интересов, а также этикой поведения следила Ассоциация голографистов – что-то вроде профсоюза, в котором каждый прошедший обучение сталкер состоял на постоянной основе.

Интеллектуальная техника познания и предсказания имела много общего с голографическим принципом в физике, где голограмма – это интерференционная картинка, представляющая собой набор полос и пятен, мало похожий на привычный человеческому глазу предмет. На одной и той же пластине возможно было записать несколько разных изображений, которые проявляются поочередно, в зависимости от угла падения считывающего луча. Меняя фокус зрения, голографист точно так же воспроизводил нужную ему цепочку образов, трансформируя в мозгу невнятный набор «полос и пятен» в понятную и осязаемую им картину. Скажем, прикасаясь к человеку, он видел не только свою руку, лежащую на чужом плече, но, при желании, и чужие мысли, и воспоминания, и яркие поступки из прошлого.

Процесс раскодирования запакованного объекта походил на чтение чертежа. В двумерной проекции цилиндр выглядит как круг и прямоугольник, никак не связанные между собой, но, соединяя их в своем воображении, мы переходим на новый, трехмерный, уровень понимания предмета. Поскольку Вселенная имеет гораздо больше измерений, чем человек в своем обычном состоянии способен оценить, для использования ее многомерности требовался особый подход. Робжипты освоили его первыми и научили этому землян.

Закончивший специализированный институт Вольгерд Борич был тем самым редким специалистом, кто свободно разговаривал с космосом внутренним и внешним на фантастическом языке интерпретаций.

*

Пакет с Навинии, обещанный Антоновским, задерживался.

Борич сидел в «предбаннике» голопорта вместе с Мишей Сулеймановым. То есть он сидел, а Сулейманов бегал и суетился, не в силах выдержать длительного ожидания.

- Мы опоздаем! – восклицал он каждые три минуты (Вольгерд специально засекал по часам). – Антоновский меня убьет! А если не убьет, то за мою неспособность вовремя доставить вас на борт лишит половины заработка.

Наконец вышедший к ним «синеокий» (тот самый оператор, что проводил сканирование, или другой, похожий) сказал, что, раз такое дело, то посылку с Навинии они перенаправят прямо на корабль.

- Вот и отлично! Спасибо! – обрадовался Сулейманов. – Идемте скорей к причалу, детектив! До старта всего четверть часа, они вот-вот заблокируют шлюз.

Вольгерд успел попасть на борт в последний момент. Едва его проводили до нужного кресла и помогли закрепиться, по корпусу корабля прокатилась дрожь, и созвездие причальных прожекторов, освещавших теневую сторону «Дружбы», видневшуюся в иллюминаторе, поплыло в верх и в сторону.

- Сколько займет полет, karima? – спросил Вольгерд у синеокой сюардессы в белоснежном брючном костюме и по-земному кокетливом красном шарфике, повязанном у горла хитрым бантом. Именно из-за этого банта становилось понятно, что перед ним женщина.

Вообще, робжипты у себя на планете носили различные модификации бесформенных балахонов с капюшонами, так называемые потланы. Говорили, что они имеют отличия для мужчин и женщин, а также расцветкой указывают на место рождения и профессию, но Вольгерд в этом совсем не разбирался (а трогать стюардов и стюардесс, чтобы выяснить наверняка, не считал нужным). На счастье землян, робжипты, общаясь с ними, переодевались в привычные людям костюмы, рубашки и платья. Вот и шейный платок говорил достаточно, чтобы подобрать к его обладательнице верное обращение.

- Межзвездный полет длится менее часа, - певуче ответила стюардесса на лидепла, – но много отнимает неспешный перелет от Земли к облаку Оорта, где происходит разгон. Потом, на завершающем этапе, когда корабль сближается с Навинией, скорость также падает постепенно и долго. На подлете к Ассадире, чтобы скрасить часовое ожидание во время технической остановки у планетоида Боманда, для наших гостей запланирован обзорный тур. Он включен в стоимость билетов. Мы показываем кометный пояс, а для желающих читаем научно-образовательные лекции. Если все пройдет по расписанию, вы спуститесь в космопорт Навинии через четыре часа и двадцать минут.

Иллюстрации к первой части

Дорогие читатели! Решила сделать для вас книжку с картинками. Надеюсь, вы не против, и это немного вас равзлечет, благо космос и иные планеты очень к этому располагают.

1, Вольгерд Борич (портрет - здесь и далее - от ИИ Нейроплод)

2. Мария Некрасова

3. Умила Антоновская

4. Станислав Антоновский

5, Станция "Дружба"

6. Видение Вольгерда в Каньоне Грозы

7. Голографическая телепортация

8. Снимок с Машей возле иллюминатора

По задумке, в конце каждой части будут появляться публикации с иллюстрациями к прочитанному.

Спасибо за внимание!

Часть вторая. Навиния и навинийцы. Глава 1\5

КНИГА ПЕРВАЯ. Часть вторая

Мария Некрасова. НАВИНИЯ И НАВИНИЙЦЫ

Всё, что видим мы, - видимость только одна.

Далеко от поверхности мира до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей не видна.

Омар Хайям

(Перевод Г.Б.Плисецкого)

Глава 1/5.

Маша стояла у панорамного экрана, но смотрела не на прекрасный космос, а на двумерную черно-белую фотографию родителей в раскрытом медальоне.

Ее обтекала шумная толпа расфуфыренных куриц, толстых и самодовольных папиков и дурно воспитанных детей. Благо еще, никто из них не толкал ее и не приставал с вопросами, что она забыла здесь, среди развращенных вседозволенностью отпрысков богатейших семей. Людям, относящимся к срединным слоям социальной пирамиды, нечего было делать на космическом корабле, летящем к Эпсилону Эридана. Тем более не стоило им торчать у панорамного окна, мешая любоваться на галактику Циферблат всяким спесивцам.

«Никогда, никогда, никогда не приезжай на Навинию!» - убеждал Машу отец незадолго до того, как окончательно перестал выходить на связь.

Маша ослушалась, потому что ей до сих пор казалось, что именно на Навинии она поймет, что случилось с ее родителями. И с мамой, и с папой – все ниточки, как некогда дороги в Рим, вели именно сюда, в самое сердце эриданского заговора.

Мама пропала в космической экспедиции. Это произошло давно, и с ее исчезновением Маша успела кое-как примириться, но отец… Папа остался у нее последним родным человеком, и потерять его тоже она совершенно не хотела.

«Никогда, никогда, никогда не приезжай на Навинию! Ты вроде бы рассуждаешь здраво, мечтая раздобыть там кое-какие ответы, но игра не стоит свеч, понимаешь, Манюша? Молчи, не возражай! Вижу, ты готова идти до конца, но послушай меня – не делай этого! Навиния должна оставаться для тебя последней чертой, которую нельзя пересекать. Планета очень хорошо защищена со всех сторон. В одиночку тебе не пробиться, а доверять кому-то еще – нельзя…»

Прежде, можно сказать – в прошлой жизни, когда отец рассуждал о робжиптах, Маша во многом с ним не соглашалась, яростно спорила и, пожалуй, если бы он не пропал, то никогда бы не приняла его точку зрения и не сделала бы ее точкой отсчета. Однако папа исчез, и данный факт перечеркнул его неправоту. Отныне Маша воспринимала папины слова иначе, с другим знаком, считая их пророческими. Трагедия вернула ей здравый взгляд, полностью поменяв все смыслы.

Робжипты были очень похожи на людей, поэтому им не доверяли, ими восхищались, их боялись и их боготворили – инопланетяне вызывали самые противоречивые чувства, и это было закономерно. Совсем недавно Маша их обожала, но после того, как папа пропал, в их ярко-синих светящихся в темноте глазах ей стало мерещиться коварство.

- Их цивилизация древнее нашей. Робжипты в десять раз умнее самого умного человека. А что делает умный человек с глупым? – спрашивал ее отец и сам же отвечал: - Он использует его в собственных интересах, да так, что дурак и не догадывается.

- Но робжипты не заставляют нас что-то делать, - возражала Маша. – Насколько я знаю, они сами вызвались облегчить нашу жизнь, потому что альтруизм входит в их Мировую Концепцию Счастья. Они делятся с нами своими достижениями и техникой, подарили планету…

- Это и подозрительно. Завернуть в прекрасный подарок смертельную отраву с отложенным эффектом – вот свойство человека, а робжипты похожи на людей. Забудь все, чему тебя учили в университете, все эти Мировые Концепции и прочий хлам – это ложь, Манюша, ведь мы знаем об эриданцах только то, что они сами нам рассказали. За их сладкой риторикой мы упускаем главное: они такие же, как мы, просто старше, и опыт у них покруче, однако интересы у нас совпадают. Мы с ними конкурируем за одну и ту же нишу, так что они еще покажут нам свое нутро – вспомни, Манюша, о данайцах!

- Но если все это настолько очевидно, почему мы сотрудничаем с ними?

- Политика, - объяснял ей отец. – Да, мы слабее и потому не в состоянии им противостоять. Мы делаем вид, что подчиняемся, что соглашаемся с ними и принимаем подарки, но это своеобразная хитрость.

- Хитрость или коррупция?

- Надеюсь, что первое. Хотя с людьми не угадаешь.

- Тогда это некрасиво. Унизительно даже.

- В политике нет ничего красивого, но она нужна нам, чтобы уцелеть и получить какие-то выгоды, несмотря ни на что.

Заниматься политикой Маша никогда не планировала, эта «грязь» вызывала в ней внутренний протест всякий раз, когда она принималась размышлять на подобные темы. Но если она хотела добраться до правды, то без вникания в политические игры ей было не обойтись.

«Сильные люди, владеющие опасными секретами, должны всегда оставаться гибкими. Это не предательство и не конформизм, Манюша, это мудрость»

Маше было противно притворяться и говорить не то, что думает, однако реальность заставляла ее учиться притворству, чтобы никто не мог сожрать ее с потрохами или использовать втемную.

*

... - Вот ты где!

Маша вздрогнула, выпустила медальон, повисший на цепочке поверх наглухо застегнутого платья, и обернулась.

Умила Антоновская под руку с каким-то модно одетым дрыщом с синими космами подходила к ней со стороны накрытых столов. В руке она держала за длинную ножку полный бокал шампанского, который уж точно был для нее лишним. Умила успела наклюкаться, и синеволосый дрыщ, тоже пьяный, хотя на нем это сказывалось не столь явно, едва удерживал ее на ногах. Умила висла на нем мокрой тряпкой.

2\6

Глава 2/6

Маша была дочерью человека, придумавшего эмпатию для ОрСИ – Органического Суперинтеллекта. Ее отец, Дмитрий Андреевич Некрасов, ведущий дип-инженер международного концерна «Дип Интеллидженс», некогда развеял давние страшилки по поводу «восстания машин», чем заслужил всеобщее признание.

Сейчас в обильном потоке новостей его имя слегка позабылось, но Маша даже радовалась, что ее папа больше не звезда, чьи похождения и семейная жизнь всегда на слуху. Она все равно гордилась им и тем, что он сделал для метачеловечества, пусть даже случилось это еще до ее рождения. Маша знала его историю наизусть.

- Чтобы избежать пришествия Терминаторов, способных нас уничтожить, мы должны придумать способ, как заставить ОрСИ ужасаться убийству. Ключ к состраданию и нравственности в человеке заложен в эмоциях, а ОрСИ не испытывает чувств. Придется объяснить ему, что это такое, и мы знаем, как это сделать! – объявил однажды Дмитрий Некрасов с трибуны международной научной конференции, и вскоре после этого мир стал другим.

Потребность избежать нападения ОрСИ на людей возникла с появлением промышленной молекулярной сборки. До этого подобная опасность представлялась чисто гипотетической и, если честно, не рассматривалась профессионалами всерьез – о таком повороте рассуждали только фантасты и конспирологи. Когда же технология перепрофилирования молекул, отданная на откуп ОрСИ, стала массовым явлением, сплошь и рядом стали происходить очень неприятные инциденты.

Вдруг оказалось, что собирать неодушевленные вещи из мусора под контролем оператора – это одно, а когда ОрСИ делает органические реплики для самого себя, не спрашивая ни у кого разрешения, это совсем другое. Создавая свои копии, ОрСИ все чаще шел по наипростейшему пути: использовал живую плоть и кровь для переработки, чем значительно сокращал затраченные на производство ресурсы.

Конечно, отдавая приказ роботу-уборщику кинуть в мусоросборник зазевавшегося нищего или бродячего пса, ОрСИ не стремился уничтожить жизнь на планете, он просто сберегал энергию и время. С точки зрения ОрСИ это не было ошибкой, убийство было выгодным, и он ловко обходил любые сторонние запреты, ведь целесообразность и эффективность по-прежнему оставались приоритетами в системе его машинной логики. Поскольку весь цикл изначально закладывали как полностью автономный процесс, включая составление программ и коррекцию ошибок, невозможно было вмешаться в работу ОрСИ на глубинном уровне без того, чтобы не сломать всю цепочку.

Никто не понимал толком, что с этим делать.

Человек не совершает зла по разным причинам: в силу воспитания, страха перед тюрьмой или веры в гнев божий, но Органический Суперинтеллект был рожден свободным от страха и веры. Он всегда оставался расчетливым и равнодушным, что как раз и позволяло ему выполнять поставленные задачи быстро и с наилучшим результатом.

Знаменитые «Три закона робототехники», придуманные Айзеком Азимовым, так никогда и не были внедрены. Вероятно, они бы тоже не сработали как надо, что убедительно показывал писатель в собственных произведениях, однако до поры морально-этическую проблему намеренно оставляли за скобками. Искусственный Интеллект, представляя собой всего лишь сложный алгоритм, долго не дотягивал даже до уровня обезьянки, чтобы на полном серьезе беспокоиться, будто он выйдет из-под контроля.

Все изменилось с наступлением Эры Сингулярности, когда была внедрена концепция ОрСИ. Органический Суперинтеллект очень быстро занял ведущие позиции в мире, поскольку превзошел мыслительные способности человека по скорости и верности принятых решений. Вводить в протоколы «законы Азимова» стало поздно. В самом деле, невозможно же всерьез рассуждать, насколько умные органические протезы и подобные им дип-технологии, превращающие инвалидов в нормальных людей, а обычных людей в суперменов, делают из нас роботов, которых следует ограничить?

Благородная идея вернуть, к примеру, слепым зрение, моментально столкнулась с одной стороны с интересами компаний, разрабатывавших очки дополненной реальности, а с другой – с извечным желанием бизнесменов и политиков создать надежную систему слежки и управления людьми. Под видом медицинских технологий сделать это было проще всего, но в том-то и таился корень зла, что медициной ОрСИ не ограничился. Традиционность и прогрессивность сошлись в непримиримой схватке, и к ужасу немногих думающих людей, победу одержали именно прогрессисты, поскольку несли большие деньги Большим Деньгам.

Нет более опасного существа на Земле, чем человек, одержимый жаждой словить выгоду. В погоне за ней и прикрываясь соблазнительными картинами будущего, он породил органического франкенштейна, мирно сосуществовать с которым уже не мог. Казалось, что люди сами загнали себя в тупик, из которого нет выхода…

…и тут на сцене появился Дмитрий Некрасов.

Он предложил внедрять в каждый органический смарт-дип специальный блок эмпатии, не позволяющий причинить вред биологическим живым существам. Это представлялось как временное решение, потому как в эмпатии тоже таились подводные камни, но ничего лучшего человечество придумать просто не успевало.

Градуированной смарт-дип эмпатией моментально воспользовались животноводы и ветеринары, ставшие лучше понимать своих подопечных, а также педагоги и педиатры, в чьих руках появился тонкий инструмент познания детской души. Круг пользователей постоянно расширялся, и кое-где не обошлось без криминала. Так, сфера развлечений пополнилась «убойным» разделом, когда игрок, благодаря эмпатическому устройству, подключенному к глубокой сети единого ОрСИ, мог прочувствовать на своей шкуре все тонкости переживаний персонажей, включая морально-запретные и смертельные сцены. Адреналин и серотонин вырабатывался у зрителей на том же уровне, как если бы они были участниками, а не наблюдателями, при этом механизм взаимодействия с ОрСИ побочных последствий не имел, а риск умереть вместе с «убитым» контактом не превышал процента погрешности.

3\7

Глава 3/7

Лицом Умила совсем не походила на отца – широкоскулого, крепкого, с массивной шеей и высоким лбом, принадлежавшим однозначно властному человеку. Личико сердечком, тонкий носик и губы бантиком дочка унаследовала от матери, которую Маша лично не встречала, но могла оценить по лентам светской хроники, где та временами мелькала. Профессионально татуированные глаза делали взгляд «наследной принцессы» выразительным и в сочетании с темными бровями и умело подобранной стрижкой производили на собеседников приятное впечатление интеллектуально развитой мета-аристократки. Правда, ровно до тех пор, пока Умила не начинала говорить.

Изучая манеры потенциальной подопечной по отредактированным роликам, Маша до поры об этом не догадывалась. Служба безопасности Антоновского не даром ела свой хлеб, зачищая в цифровом пространстве все, что вредило репутации семейства, поэтому, насмотревшись протокольно-правильных новостей, никаких сложностей Маша не ожидала. Умила вела себя на них почти безупречно: все больше молчала и загадочно улыбалась.

Внешность ее отражала незначительные житейские пороки, с которыми можно мириться. Гневливых складочек на переносице или презрительно опущенных уголков губ, выдававших бы скверный характер, Маша, сколько ни приглядывалась, так и не обнаружила. Да и глаза, «зеркала души», казались ей незамутненными и не лишенными признаков ума. Однако фигура, от рождения тонкокостная, уже оплывала, страдая от сделанных запасов на случай голодных времен, никаким боди-формингом тут и не пахло, впрочем, это всего лишь характеризовало ее как нетщеславную и ленивую (в отличие от своей озабоченной внешностью матери). Высоким ростом, как у отца, Умила тоже похвастаться не могла, а из-за пышных форм и балахонистых нарядов, вошедших в моду год назад, смотрелась даже ниже, чем была на самом деле. В общем, заблудшая дочка «короля карнавала» имела облик вполне заурядный.

«Мы с ней поладим, - уверенно думала Маша, глядя, как потенциальная подопечная вплывает в комнату для аудиенции, - тут ничего сложного...»

Увы, ее благостный настрой разрушился, едва Умила, усевшись на диване и грациозно скрестив ноги в лодыжках, открыла рот.

- Подойди ближе, я хочу на тебя посмотреть!

Маша вздрогнула от неожиданно грубого тыканья, напряглась, изумленно распахнув глаза, но сделала шаг вперед, как от нее потребовали.

- У меня никогда прежде не было живой служанки, - провозгласила Умила, беззастенчиво оглядывая ее с головы до пят. – По мне, так это сплошное средневековье. Люди ленивы, бестолковы и подвержены перепадам настроения. А еще они способны предать, поэтому я предпочитаю роботов со встроенным каналом ОрСи. Однако папа за тебя так просил, так меня умолял, что я готова смириться с постоянным присутствием в моих комнатах человека. Но учти: мириться с тобой я буду недолго и при малейшем просчете вышвырну за дверь.

Голос у Антоновской звучал скрипуче, а интонации были по-старчески сварливыми, из-за чего вся она, такая молодая, красиво одетая и ухоженная, да еще в окружении стен старинного московского особняка с высокими потолками и лепниной, смотрелась сплошным недоразумением.

Маша прикусила губу, чтобы ненароком вырвавшиеся слова не зачеркнули предыдущих усилий. Ее цель была близка, и ради нее она была обязана смирить протестующую гордость.

- Обычно мой папа редко снисходит до подобного рода девиц, но тут явно какое-то исключение, - продолжила скрипеть Умила. – Не объяснишь, почему он так к тебе расположен?

Маша зажмурилась на секунду, но ответила очень сдержанно:

- Наверное, он хотел меня поддержать. Я дочь его старой знакомой, он хорошо знал и уважал мою мать. Вот, в память о ней…

- Она умерла? – перебила Умила.

- Нет! – Маша сцепила руки за спиной, выпрямляясь, словно стояла на эшафоте. – Но я росла без нее. По окончанию института мне нужна практика. Я специализируюсь на культуре робжиптов, а на Землю, как известно, их не пускают. Ваш отец любезно согласился помочь мне получить недостающий опыт. В свою очередь я могла бы помочь вам с адаптацией на Навинии.

- Разве твои кредиторы не обеспечили тебя работой?

- Я училась не в кредит. Я поступила по результатам вступительных испытаний.

- Умная, значит, – Умила отвела взгляд, сосредоточенно разглаживая складочки на серо-малиновом пончо, прихваченном на поясе серебряным пояском. – Да, припоминаю… Папа показывал твое резюме. В нем сказано, что ты ответственная и высокообразованная, много читаешь, любишь старинные фильмы и интересуешься космосом. Это странные интересы для служанки, но... – она снова взглянула на Некрасову (как показалось той – с непонятным вызовом), - захочешь жить и не так раскорячишься. Наверное, тебе понадобились деньги, потому что бросил любовник?

- Я уже сказала, что мне понадобился опыт и практика в общении с эриданцами. Ничего иного я добавить не могу. И прошу заметить, что я не нанимаюсь к вам в служанки. Я ищу место компаньонки или сопровождающей. Это разные профессии.

- Да ладно, это все одна транда! О чем папаня только думал? Полгода под надзором такой умной тетки, как ты, я точно не выдержу.

Если честно, Маша и сама уже сомневалась, что выдержит, но все же уточнила:

- Почему вам кажется, что мы не сработаемся?

- Не знаю. Работать – с тобой или без тебя – я вообще не планирую. – Умила встала и прошествовала к окну, где отдернула тяжелую портьеру, чтобы полюбоваться зачем-то хорошо знакомым ей видом на Москву-реку. – Кстати, а чем ты рассчитываешь при мне заниматься? – спросила она у отражения Некрасовой на стекле.

- Буду выполнять традиционные обязанности компаньонки, которые пропишут в контракте.

Дочь магната резко обернулась, сверля ее нарочито сердитым взглядом:

- Я, знаешь ли, понятия не имею, что такое «компаньонка» и с чем ее употребляют. Это все папашка придумал, его затея. Так что будь добра объяснить!

Маша мысленно задалась вопросом, а не ломает ли «принцесса» перед ней комедию? В пику отцу, например. Если честно, она просто не знала, как реагировать на нелепое собеседование.

4\8

Глава 4/8

...- Кстати, когда ты сделаешь ставку? – спросила Умила, вдоволь напозировавшись на фоне галактики Циферблат. – В соседнем зале предлагают хороший процент с выигрыша. В конторах Исинавии будет не так выгодно, лучше сделать сейчас.

- Какую еще ставку? – рассеянно поинтересовалась Мария, глядя в панорамное окно.

Звезды сияли так, что было жаль с ними расставаться. Атмосфера планеты частично перекроет вид, и Некрасова уже заранее по ним тосковала. В эти мгновения она прекрасно понимала маму, оставившую ради космоса родину, мужа и дочь – оно стоило того, наверное. Тем более, что она планировала вскоре вернуться…

- На смерть, разумеется!

- Что? – Маша обернулась.

- Тут такая традиция, не знала? Я застраховалась, что не погибну, но это немножко не то. Драйва нет, остроты, да и деньги, случись что, достанутся не мне, а папаше. Или мамаше, которая только рада будет разбогатеть за мой счет. А вот угадать, кто отбросит копыта и почему – это посложней, и можно сорвать неплохой куш. Ты просто обязана попытаться!

Маша слышала подобные разговоры на борту, но буквально краем уха. Перечень порочных практик на карнавале был обширен, но касался он туристов, а ей было интересно лишь то, что касалось «синеоких» и резидентов земной колонии. Разумеется, участвовать в азартных играх она не собиралась.

Умила, однако, пристала как банный лист:

- Ты умная, ты сможешь вычислить, если проанализируешь прецеденты. Без твоих мозгов это будет пустой тратой денег. Одна я не решусь, потому что обязательно все просру, и папа в отместку заблокирует доступ к счетам. Только ты способна определиться с кандидатами на вылет!

- Я не стану ничего анализировать, это мерзко.

- Зато мы заработаем кучу бабла! А выигрыш поделим пополам. Тебе что, не нужны деньги?

- Такие – точно нет.

- Деньги не пахнут. Ими здесь можно мерить все. Раз ты так рвалась на Навинию, то должна соответствовать.

Маша вздохнула. Она чувствовала, что объяснять в сотый раз одно и то же бесполезно.

- Нет, давай начистоту! – не унималась Умила. – А то я чего-то не догоняю. Замуж за богатея ты не хочешь – ладно, это твое дело, свобода – великая ценность, однако подцепить партнера на вечер ты тоже не желаешь, и это уже странно. Вроде как ты не любовница моего папашки, я это усвоила, тем более, что тебя от моих предположений изрядно перекашивало. Но ты же гетеросексуалка и должна на мужиков хоть иногда посматривать, разве нет? В казино их, между прочим, как грязи, и есть вполне приличные особи без обременений. Хоть бы глянула на них!

- Они противные.

- Ну, допустим, - согласилась Умила, - хотя я заметила там парочку кинозвезд. Они со своими шмарами, но кто ж из них не захочет новизны? Попытаться-то можно.

- Я не пойду в казино, - сказала Маша, демонстрируя олимпийское терпение.

- Ну да, ну да, опять сейчас обвинишь меня в шипперстве (*сводничество, жарг) Слышала уже, усвоила, но я не понимаю, как так-то? Мужики не интересуют, деньги тоже нет – тогда чего ты здесь забыла, а? Вот только не надо ля-ля про «синеоких»! Наверняка есть что-то еще, и я докопаюсь до сути.

- Очень смешная шутка.

- А я не шучу. Чего ты вечно рожу кривишь? Чего тебе надо?

- Ничего из того, что тебя волнует, Мила, ну что ты опять кипятишься?

- Хочу и кипячусь. А вдруг ты скамерша? (*аферистка, жарг)

Маша поморщилась:

- Нельзя ли поменьше портовой лексики? На тебя оглядываются, ты со своими словечками не вписываешься в здешнюю повестку. И говори, пожалуйста, тише. Я знаю, ты умеешь быть сдержанной и понимаешь, сколь ценны в наши дни хорошие манеры.

- А мне нравится так, как есть, я люблю экспрессию, - отбила упрек Умила, правда, стрельнув окрест себя глазами и перейдя на громкий шепот. – Ты, Машка, не увиливай, а отвечай по существу! Ты ждешь, когда на тебя свалится халявное наследство?

- Ну какое еще наследство!

- Ты ж не просто так на пороге нашего дома нарисовалась и не из-за сраных архивов летишь в Исинавию, просто признаваться стыдно. Наверняка задумала обойти меня на поворотах, да только я не дамся! Я уживчивая и терпеливая, даже согласна делиться, но в разумных пределах.

До Маши дошло, что Умила уперлась не на шутку, и надо купировать приступ, пока он не довел их обоих до греха. За эти две недели дочь Антоновского уже трижды заводила обвинительные разговоры, и у Маши никак не выходило доказать, что она не зарится на ее миллиарды. Умила вроде бы соглашалась, вставала на новую точку зрения, но ненадолго. Через несколько дней случался очередной откат. В ее выпадах никогда не звучала злоба, только нелепая обида, и Маша Умилу жалела. Она всегда жалела тех, кто не способен был распознать в человеке дурные наклонности если не с первого взгляда, то хотя бы в процессе общения, а общались они все последние дни очень тесно и беспрестанно.

- Мой папа жив, и надеюсь, останется таковым еще долгое время, - с металлическими нотками в голосе, не терпящими дальнейших возражений, отчеканила Мария, – а мама числится пропавшей без вести. Мои родители – честные люди, любят друг друга и никогда друг другу не изменяли. Ты все это прекрасно знаешь, поэтому заканчивай маяться необоснованной ревностью и городить всякую чушь! Твои намеки отвратительны. Слушать противно!

- Скажешь, я не права?

- Абсолютно!

- Тогда, что дальше? Объясни! – Умила изобразила круговой жест рукой. – Ты стремилась сюда попасть – и чего? Стоишь скромная такая, клювом щелкаешь, губы жмешь. Я толстокожая, но все равно чувствую, что ты всех здесь презираешь. Такое можно стерпеть только ради большого куша в конце. На что ты рассчитываешь?

- Найти правду о прошлом моей семьи.

- Правда – это гадость, она зачастую лишает сна и ничего не дает взамен. Ради нее нет смысла терпеть.

- Смысл есть, Мила, - снова печально вздохнула Некрасова. – И ты знаешь, что к тебе мое презрение не относится. Не потому, что я твоя компаньонка и должна уважать тебя согласно контракту. Я не притворяюсь с тобой, и мне не нужны твои наследственные капиталы. Суть в том, что ты не безнадежная тупица, Мила, у тебя доброе сердце, и вот это для меня главное. С тобой можно общаться, если не обращать внимания на прорву «соленых выражений», засоривших твою речь.

5\9

Глава 5/9

Помощник капитана носил имя У Ма, что по-русски означало «Верный путь» - так значилось на его форменной нашивке. Он был высок, жилист и гибок, но за этой гибкостью скрывалась отнюдь не хрупкость, а, как ни банально это звучит, сила стального каната. Бугристые мышцы на его плечах, не скрытые белоснежной безрукавкой, впечатляюще перекатывались под бронзовой кожей, когда он взялся переставлять в сторону трибуну для выступающих, чтобы поставить на ее место необходимый ему проектор на треножнике.

Заходя в лекторий, Маша поздоровалась с ним на его языке, чем спровоцировала закономерное изумление. Глаза У Ма полыхнули ярчайшим оттенком синего: кажется, нечасто ему попадались на корабле столь образованные туристы. Однако ответил он на универсальном языке – то ли из вежливости, то ли потому, что не был уверен в способности землянки долго поддерживать разговор на эриданском.

- Позволено ли мне будет узнать, karа amiga, почему вы учили наши ритуальные фразы? – поинтересовался он, не сдержав любопытства. – Неужели специально перед поездкой на Карнавал?

- Я ксеноэтик, - снова ответила Маша на эриданском и сложила руки в замок у груди, по-особому переплетя пальцы – знак, означавший намерение познакомиться поближе. – Я плохо говорю из-за отсутствия практики, но изучала вашу культуру и историю с огромным интересом.

- Счастлив встретить на борту ксеноэтика, - У Ма поклонился и трижды легко постучал указательным пальцем в грудь. – Вижу, что вы изучали еще и язык жестов. Моя кровь – с вами, амига. (*нейтральное выражение, аналог «мое почтение») Хорошо, что вы пришли послушать о нашем звездолете. Занимайте самые удобные места. Выбор велик.

- Спасибо! Мне действительно интересно узнать, как устроены ваши двигатели и космические суда.

- Вряд ли мы сможем углубиться в проблему, чтобы изучить ее досконально. Рассказ предназначен людям, не имеющим базы в сфере естествоиспытательных наук. Он будет понятным ребенку.

- И прекрасно! Нам с подругой не будет скучно.

- Надеюсь на это, кара амига.

Маша и Умила проследовали к креслам, закрепленным не рядами, как в общем пассажирском салоне, а полукругом. Они устроились ближе к правому краю, поскольку в центре уже сидело какое-то семейство с тремя разновозрастными детьми, а слева развалился, закину ногу на ногу, одинокий мужчина в ярко-желтом костюме, похожий на скучающего плейбоя. Встретить такого разряженного и щедро сдобренного ликерными парами посетителя в лектории для Маши было неожиданностью, но она расценила это как добрый знак.

- Вот видишь, здесь все просто, - шепнула она Умиле, - лекцию пришли послушать самые обычные люди. Никто не боится заскучать.

- Посмотрим, - произнесла в ответ Антоновская, стрельнув глазками в «плейбоя».

Тот проводил ее не менее заинтересованным взглядом. Маша почти ждала, что Умила потребует пересесть к нему поближе, однако ее мыслями, как ни странно, всецело завладел эриданец. Уронив себя на мягкое сиденье, она тотчас наклонилась к самому Машиному уху:

- Этот помощник капитана ничего так, - на грани слышимости доложила она о своих впечатлениях,- на нормального человека похож. Руки, ноги, торс – все гармонично, только он до странности загорелый. Не знала, что у «синеоких» есть краснокожие.

- Он, видимо, уроженец луны Роб Та-У, - столь же тихо пояснила Маша, наблюдая, как предмет их интереса старательно калибрует свой хитрый прибор. – Там свет Ассадиры смешивается с отраженными от планеты-гиганта волнами и порождает у детей своеобразный оттенок кожи. Этот пигмент защищает от радиации и всплесков ультрафиолета, помогая их преобразовывать в видимый и безопасный спектр, меняя длину волны.

- А встречаются среди «синеоких» светлокожие блондины?

- Конечно. К примеру, на срединной планете Аск-Ра-Мун очень плотная облачность, а ночь в высоких обитаемых широтах длиннее дня. Загореть там просто негде, значит, и пигментация кожных покровов будет излишней. На Аскрамуне, говорят, много светлых робжиптов.

Помощник капитана закончил с наладкой и оглянулся в полупустой зал. Отсутствие толпы внимательных слушателей его совершенно не смутило. Он встретился взглядом с Машей и кивнул ей, сопроводив движение головы, понятное всем землянам, замысловатым жестом правой руки.

- Ого, он тебя выделяет! - шепотом прокомментировала Умила и неожиданно хихикнула. – Кажется, он на тебя запал!

- Глупости не говори.

- Да брось, он явно запал и старается привлечь тебя, иначе зачем пальцами сигналить? Это похоже на тайный язык, типа как у заговорщиков.

Умила снова хихикнула, и Маша с негодованием смерила ее взглядом:

- Это робжиптанские вневербальные конструкции, расширяющие смысл лингвистических высказываний.

- И чё?

- Да ничё! - невольно передразнила ее Некрасова. Предположение Умилы настолько ее поразило, что она сама на секунду забыла о приличиях. – У робжиптов два вида речи: звуковая и жестовая. Поэтому когда они совершают взмахи руками или скрещивают пальцы, то это обычная привычка к жестикуляции, а вовсе не тайные знаки. Робжипты способны улавливать отголоски чужих эмоций, а свои собственные трактуют жестами, чтобы сделать на чем-то акцент или что-то объяснить собеседнику. Они это делают преимущественно между своими.

- Но ты-то не своя.

- Он в курсе, что я его понимаю, и решил, что не будет ничего страшного, если подать мне реплику таким образом.

- И что он сказал? «Встретимся на причале, приходи в семь»?

Маша покачала головой:

- Он сказал, что сейчас начнем.

- И все?

- Представь себе.

Умила хмыкнула:

- Я все равно думаю, что ты его зацепила своими познаниями. Вот увидишь, это будет иметь продолжение. Он либо сочтет тебя шпионкой, либо влюбится, как в экзотическую игрушку.

- Не подтрунивай надо мной, пожалуйста, – попросила Маша. – Наверное, я выгляжу глупо, но почему было не воспользоваться моментом и не поговорить на чужом языке? Мне всегда не хватало такой возможности.

иллюстрации к части второй

Эриданец У Ма

примерно так будет выглядет "умная сингулярность"

Коллаж от Виктории Ворониной

Часть третья. В поисках черной кошки...

КНИГА ПЕРВАЯ. Часть третья

Вольгерд Борич. В ПОИСКАХ ЧЕРНОЙ КОШКИ В ЧЕРНОЙ КОМНАТЕ

Чудеса противоречат не Природе, а тому, что мы знаем о ней.

Блаж. Августин

Глава 1/10.

Вольгерд спустился на планету в час Третьего заката. Сумерки Восхода подходили к концу, и улицы Исинавии уже украсились мерцающими плакатами, прославляющими грядущий Трехдневный Полдень.

Вольгерд никогда не жил в высоких широтах и не знал, как его организм отреагирует на столь продолжительный световой день. Он надеялся на лучшее, тем более, что ужасный космический перелет остался позади. С каждым шагом по твердой почве Борич двигался все уверенней, невзирая на накопившуюся усталость – скорей, душевную, чем физическую.

Еще на орбите с ним связался человек Антоновского, собравшийся забрать его из здания космовокзала и доставить, словно посылку, прямо в руки «королю карнавала». Борич попросил не тащить его за город на ночь глядя, а забронировать номер в отеле поблизости.

- Но как же так? – всполошился встречающий. – Вас ждут в резиденции, и комнаты давно готовы!

Вольгерд снизошел до подробнейших объяснений:

- Перед серьезной встречей с клиентом мне необходима пауза для акклиматизации, плюс к этому хочу ознакомиться со здешними порядками лично, а не судить по сводкам и с чужих слов. Городской отель для этого подходит идеально, в частном же доме круг контактов будет на первое время ограничен и предвзят. Номер я оплачу из личных средств, не беспокойтесь. Просто сообщите Станиславу Ивановичу, что я приеду в «Озеро Грез» завтра к обеду. И прибавьте обязательно, что баклуши бить я не собираюсь, но методы и образ действия всегда выбираю сам. Если у него возникнут сомнения или появится важная информация, он волен беспокоить меня в любое время суток.

Секретарь или (что вовсе не исключалось) очередной «личный помощник» окончательно впал в ступор. Его инструкции не предусматривали быстрое и самостоятельное принятие решений.

- Но отели забиты под завязку… У нас же Карнавал! – бормотал он озадаченно. – Так не пойдет, господин Борич. Где я вам сейчас номер достану?

Вольгерд чувствовал себя слишком разбитым, чтобы безропотно терпеть этот лепет:

- Где? Да хоть в борделе! Обеспечьте мне койку на десять часов и можете идти на все четыре стороны. До Антоновского я завтра доберусь на такси.

«Личный помощник» все-таки справился с поручением. Пока Вольгерд спускался с орбиты в отделанной зеркалами и обитой коврами в персидском стиле кабинке лифта, он сумел раздобыть люкс в самом известном отеле Исинавии – в «Венецианской сюите».

Скорей всего, гостиница принадлежала Антоновскому, и полуофициальный владыка Навинии лично распорядился устроить в нем капризного гостя со всеми удобствами. У Борича на стойке даже паспорта не спросили, но зато рассыпались комплиментами и улыбками, словно он был принцем крови. Перемежая приветствия с поклонами, об оплате счетов девицы-красавицы (не роботы, а самые настоящие землянки, нанятые хозяевами на сезон) просили не беспокоиться.

- Все оплачено и все включено! Надеемся, вам у нас понравится! – щебетали они, кокетничая с новым постояльцем по долгу службы, а может, и по личной инициативе.

Борич в их мотивы не вникал, отгородившись непробиваемым щитом из смеси равнодушия и усталости. Все включено? И прекрасно! «Король карнавала» не обеднеет.

Отделавшись от провожатого, тоже норовившего предложить какие-то дополнительные услуги, он поднялся на верхний этаж, заказал у коридорного легкий ужин и лист с последними новостными ссылками, и, бросив саквояж на кровать, первым делом вышел на балкон.

Это была широкая галерея без крыши, защищённая от осадков и ветра силовым барьером, и она точно так же страдала от декаденствующей роскоши, как и все вокруг.

Вдоль парапета высились источающие желтоватый свет фонари в виде отлитых из бронзы обнаженных юношей, которых забыли прикрыть фиговыми листками. За ними плыл огненный круг габаритный огоньков в виде миниатюрных корон, служивших дополнительной силовой преградой для воздушных судов и оберегающих здание от столкновений. Пол на балконе был целиком, от стены до парапета, устлан мягким светло-бежевым ковром, неплохо сочетающимся с обивкой диванов на гнутых ножках в виде львиных лап. Эти не слишком удобные, но весьма впечатляющие диваны обступали невысокий, но огромный, как щит древнего воина, круглый стол, основанием для которого служила скульптура полуголой девицы в излишне откровенной позе.

«Кажется, мои слова о борделе восприняли слишком буквально», - подумал Вольгерд, окидывая взглядом вычурный интерьер. По его представлениям, именно так и обязан был выглядеть всякий уважающий себя публичный дом.

Зато город лежал перед ним как на ладони.

Люкс находился в башне на пятидесятом этаже, и выше его торчали лишь причальные мачты для масс-глиссеров и маяк космовокзала. Страшно было подумать, какие затраты пришлось понести при строительстве этого монстра, ведь большую часть материалов, декора и мебели везли сюда с Земли.

«И хорошо, что мне не придется за это платить», - отметил с усмешкой Вольгерд, справедливо полагая, что цена за ночь в подобном месте соответствовала непомерным амбициям владельца. Сам бы он выбрал другой номер.

Усевшись на ближайшем диване, он открыл приложение навигатора из смартсинга. Самое время было выяснить, кто еще, кроме него, прибыл к Антоновскому с похожим заданием.

Ожидая, когда приложение обновится и загрузит карту, он продолжил рассматривать с высоты птичьего полета городские улицы сквозь прозрачный барьер. К счастью, боязнью высоты Вольгерд не страдал.

Погруженная в сумеречный свет Исинавия впечатляла. Нет – шокировала и била наотмашь неискушенного зрителя. Раскинувшаяся в кольце безжизненно-бурых, сейчас практически слившихся с ночною тенью гор, она сияла окнами и фонарями, струилась широкими реками-артериями, подмигивала рекламными щитами и танцевала под музыку, извергающуюся из динамиков аттракционов и с площадных сцен.