Соломон. Забытая нежность

Глава 1

Соломон

Впервые за долгое время не нужно было никуда ехать. Я остался дома, а не отправился на работу, как обычно. Давно заслужил небольшой отпуск. Стоял с кружкой горячего кофе у окна и думал о том, что хочу уехать из города хоть ненадолго, не то меня снова хватятся мои подчинённые, и все начнётся по новой. А так хотелось открыть утром глаза, подойти к окну и увидеть не высокие безликие многоэтажки, а зелёные деревья и речку, услышать щебет птиц, почувствовать эту тихую умиротворённость и просто побыть одному, наедине с самим собой. Вдали от цивилизации.

Поставил кружку на подоконник и потянулся. Вернулся на кухню, включил плиту. На завтрак снова омлет и тосты с джемом. Все, как всегда. Словно отлаженный механизм. Надоело. Хорошо хоть Свету вчера домой отправил. Никак я не привыкну к мысли, что у меня вроде как девушка была. А вроде, как и один я был, и никто мне ровным счётом был не нужен. Друзья давно звали меня отдохнуть, ещё с прошлого года рекламировали какое-то тихое и красивое место недалеко от Воронежа. Показывали фотографии: небольшие уютные домики, расположенные на живописном берегу реки. Позади них простирался лес, а главное достоинство – абсолютная тишина и чистый воздух. Несколько человек из нашей компании даже всерьез озадачились покупкой недвижимости в Рыбачьем поселке. Наверное, вспоминалось наше босоногое детство. Но какая-то душевность в этих местах определенно присутствовала, да и финансовое положение позволяло купить подобную «игрушку», так почему бы не совместить приятное с полезным?

Отложил нож и вилку и потянулся к телефону, озадаченно покрутил его в руке и все же набрал Стаса. Он ответил практически сразу.

– Привет, давно не объявлялся. Ушел в подполье… – с ходу начал он. – Как дела?

Я лишь недовольно свел брови и тут же пожалел, что позвонил.

Раньше мы часто зависали со Стасом. А сейчас почти не общались или созванивались по какому-нибудь поводу на пару минут. Я отгородился от старых друзей. Нет не потому, что завёл новых, а потому, что хотел порвать с прошлым. О нем не то, что вспоминать было тяжело, говорить невозможно, в груди сразу тяжелело, и ком к горлу подступал. Эти грустные воспоминания длинными щупальцами плотно держали меня в своих холодных объятиях и в любой момент грозились сжать до удушья, до дикой боли в грудной клетке. Прошло уже много лет, но я все никак не мог оправиться от потери любимой женщины и нашей дочери. Такое невозможно забыть и перестать чувствовать боль, когда вспоминаешь о них и думаешь, как мы могли бы быть счастливы все втроем. Именно поэтому старые связи стали для меня обременительным грузом, от которого я махом избавился. Легче от принятия такого решения не стало, но... каждый выбирает в итоге свой путь. Мой заключался в том, что я погрузился в работу и отгородился от всего, что напоминало мне о Наташе и Асе.

– Нормально. Завершил удачно один проект, вот хотел отдохнуть, вспомнил о Рыбачьем поселке. Ты в прошлом году фотки дома присылал на мейл. Одолжишь на пару недель? Может быть, так понравится, что сторгуемся и куплю у тебя ненужную безделушку? – спросил я.

Выезжать за пределы страны не было никакого желания. А вот запрыгнуть в своего верного четырехколесного товарища и отправиться в глухомань было бы самым верным и правильным решением. Так я устал от людей, бесконечной колготы, офисных работников в костюмах, разговоров об одном и том же... меня аж передернуло, когда я обо всем этом подумал. Мечтал побыть немного вдали от цивилизации в тихом и спокойном месте. Я даже телефон выключу или случайно забуду в Москве. Сейчас в поселке было очень красиво: буйство ярких осенних красок, и разгар бабьего лета. Синоптики обещали, что тепло продержится еще как минимум две недели. А я как раз найду, чем заняться – высплюсь, порыбачу, сварю уху, пожарю мясо, посижу у костра, погуляю по лесу, покатаюсь на лодке, может быть, гербарий соберу, как в детстве. От последней мысли я даже улыбнулся. Правда, грустной улыбкой. В общем, перезагружу свою нервную систему, потому что устал как собака и только, когда отдохну, приступлю к новым делам и проектам. И ни днем раньше. Гори все синим пламенем. Иногда в жизни наступают такие моменты, когда ты понимаешь, что дошёл до конечной остановки и стоишь в оцепенении, и думаешь о том, что делать дальше. Я вот как раз сейчас и находился в таком состоянии. Эмоционально выгорел и устал. Доехал до конечной станции и решил выйти, чтобы подождать следующего автобуса с новым маршрутом.

– Да не вопрос. Ключи завезти или сам заедешь? – спросил Стас, почувствовав по интонации моего голоса, что я не располагал к задушевным беседам и по-прежнему держал дистанцию.

– Сам, – прикинул в уме, что на сборы у меня уйдет от силы полчаса. – Через час буду у тебя.

– Добро, – ответил он и разъединил связь.

А я отчего-то ощутил внутри подобие облегчения, будто несколько лет сидел в заточении, и вот меня выпустили на свободу. Оставалось лишь раскинуть руки в стороны и громко о том закричать на всю округу, чтобы мой голос эхом затерялся в многоэтажках.

Словно маленький мальчишка, воодушевленный захватывающим путешествием, я гнал на машине в сторону Воронежа. Накупил в супермаркете еды быстрого приготовления, но предвкушал, что у местных жителей смогу купить свежих овощей и фруктов. Так с ходу и не вспомню, когда ел варёный деревенский картофель. Или, к примеру, домашние соленья. Как будто несколько лет я спал и вот, проснувшись, торопился нагнать то, что пропустил за все это время.

Всю дорогу я всячески хватался за какие-то клочки детских воспоминаний, чтобы осознать, что я не уезжал от себя, а ехал за… не знаю, зачем я туда ехал. Вполне готов был к тому, что мог погрузиться в себя и уйти на дно своего одиночества и отшельничества. Но даже и это меня больше нисколько не страшило. Сбегал в глушь не столько от шумного мегаполиса, сколько ради того, чтобы немного побыть одному. От Светы тоже сбегал, даже в офисе не оставил своих координат. Включил на всю громкость музыку, постукивал пальцами по кожаной обивке руля в такт ритмичной мелодии и следил за дорогой. Осознание, что прежняя жизнь осталась где-то далеко в прошлом вместе с тем же жизнерадостным и улыбчивым Соломонышком, больно кольнуло в левой стороне. Я вспомнил, как часто меня раздражало это слово. Наташа говорила мне, что я ее солнышко и в новой интерпретации любила ласково называть меня этим несуразным определением. Улыбалась своей красивой улыбкой, смотрела на меня горящим, влюблённым, полным обожания взглядом и говорила это ненавистное мне слово. А потом льнула и ластилась, тянула в дом, и они с Асей не отходили от меня обе ни на минуту. Или я не выпускал их из виду, не суть. Но домой летел каждый день как обезумевший, и от любви и нежности к моим девочкам внутри все ликовало, и мир хотелось обнять, лишь бы видеть улыбки на их лицах и слышать это ненавистное Соломонышко. Ася так и не научилась до конца выговаривать эту несуразицу, что придумала Наташа, и повторяла Соломыско, а Наташа смеялась ещё счастливее и никогда не расставалась с видеокамерой, записывая все Асины достижения, и умелки, и детский лепет. Говорила мне, что в старости будем сидеть и пересматривать, вспоминать, какая дочка была маленькая, а мы молодые. Эти воспоминания болью отзывались не только в груди, но и в солнечном сплетении. Иной раз эта боль была такой сильной, что невозможно было вдохнуть. Впрочем, как и выдохнуть. Я часто слышал слова, будто время лечит, но оно лишь притупляло боль, словно ты временно находился под обезболивающими средствами. Но в момент рецидива или обострения боль возвращалась и меньше не становилась.

Глава 2

Соломон

Тихо прокашлявшись, я склонился над лодкой, а девчушки испуганно прижались друг к другу и затаились, словно маленькие ежики свернулись в клубок – иголок разве что не хватало.

– Аня, – пискнул детский голосок, – мне страшно. – Они нас нашли, да?

– Не бойся, это не они, – тихо проговорила взрослая девушка, с нежностью глядя в детское лицо.

С интересом и ухмылкой на лице я наблюдал за двумя маленькими комками и недоумевал, что за шалости и игры заставили девочек забраться в прохудившуюся лодку. Какая-то игра в прятки? А главное, как они пробрались на пристань? Подход был только с частных домов. Если только они не жили поблизости…

– Выбирайтесь, – мягко попросил я.

Пусть погода на улице стояла теплая, но простыть можно безо всякого труда, особенно вот той – самой маленькой девочке. Удумали ведь прятаться в сырой, прохудившейся лодке! Я отлично еще помнил, что у детей намного слабее организм и иммунитет. Ася если чуть переохлаждалась, тут же заболевала и шмыгала носом.

Потянулся руками к белокурой девочке и достал ее из лодки. Понимал, что не стоит прикасаться к чужому ребенку, но вспомнил об Асе, и мое сердце болезненно сжалось, и я не смог совладать с эмоциями, чтобы не подержать светловолосого ангела на руках. Не понимаю, что на меня нашло, обычно я чурался чужих детей, но этот вид испуганного и забитого комка вызывал непонятное чувство нежности, и я снова подумал об Асе.

Девочка не противилась к моему удивлению, а наоборот прильнула ко мне и уткнулась в грудь, пряча свое личико.

Та, что была старше, которую я едва не сбил на дороге, выбралась из лодки следом. Только сейчас обратил внимание, что такая миниатюрная и худенькая она была, что, наверное, я бы обеих без проблем донес на руках до дома. Даже чаем бы напоил и спросил, зачем они прятались в сырой лодке.

– Что случилось? Что за глупые игры? Вы обе насквозь промокли, – маленькое тельце прижималось к моей груди и дрожало от холода. Может быть и от страха, я не мог разобрать. Но у обеих девушек, я предположил сестер – они были очень похожи, был забитый и испуганный вид.

– Да что случилось… – буркнула раздосадовано старшая. – Родители снова напились до чертиков и гоняют. Я Машку в руки и бегом из дома, пока не начали воспитывать. Спрятала здесь, хотела вещей теплых взять, но не успела.

– Прошлый раз папа так сильно ударил меня, что у меня из губы кровь пошла, – ожила маленькая принцесса, подняла свое лицо и показала мне на пухленькую розовую губку пальчиком.

Девочка и правда была очень сильно похожа на принцессу. Ее только отмыть и нарядить в кукольное платьице, и самая что ни на есть принцесса, как из сказки! Приехал, называется отдохнуть на свою голову… Однако жестокость к детям никогда не укладывалась в моей голове. Да и пьющие родители тоже. Мои, слава Богу, здравствовали и были приличными людьми. Жили в Подмосковье в большом частном доме, только я редко их навещал в силу плотного и занятого рабочего графика, но по большей степени встречи стали редкими из-за той трагедии с Асей и Наташей. Я ощущал себя в их доме дискомфортно и чурался всей этой семейной теплоты и уюта – всего, что хоть мало-мальски напоминало мне о моей семье, о том, что теперь той не было.

Иногда я задавался вопросом, как мне все-таки удалось пережить эту боль, эту утрату и не растерять здравого рассудка. Первое время мне волком хотелось выть от тоски по ним на луну. И даже на солнце. Просто выть, как ломало меня от боли. Временами эти обострения повторялись, но уже реже и на месте некогда выжигающей боли остался огромный рубец, который кровоточил, стоило к нему прикоснуться. В груди жгло и пекло так, словно из меня изгоняли дьявола, прикладывая к той освещенный крест. Если бы тот подонок, что их убил, не умер в тюрьме, то сам лично бы его убил и даже ни капли не пожалел об этом поступке.

В тот дом, к слову сказать, я больше так и не смог вернуться, место, где оборвались жизни двух драгоценных для меня людей. Но и продать не смог. Так и осталась квартира пустовать с того дня. Я купил позже новую и старался не появляться в прежнем доме, лишь изредка заезжал проверить краны и счетчики и каждый раз, задерживаясь там, возвращался домой, будто после серьезного сражения, получив ранения, несовместимые с жизнью.

– Ладно, – я тяжело вздохнул, жалея этих детей за непутевых родителей, с которыми им так не повезло. – Идемте. Я сам только что с дороги. Расскажите, что случилось. Придумаем, как вам можно будет помочь. Я Игорь, но друзья зовут меня Соломон.

– Я Аня, – совсем взрослый, осознанный взгляд девушки снова зацепил меня за живое. – А это Маша, моя младшая сестра, – перепачканное лицо Кукленыша просияло, и она искренне улыбнулась.

Девочки на удивление не боялись меня, хотя я лишь с виду был таким строгим и большим, да еще не брился несколько дней, а внутри я был очень добрым и мягким. Не со всеми и не всегда, правда. Но ведь недаром говорят, что дети все чувствуют? Без напускного официоза и суровой маски, с какой привык руководить из кресла своей компании, я был похож на обычного мужика со своей болью и потерями. И перед этими детьми не нужно было держать марку и делать вид, что мне безразлична их судьба. Почему-то стало небезразлично. Как представил, что Кукленыша отец бил по лицу, от гнева в груди клокотать все начинало. Руки бы повыдергивал недоумку.

Маша так больше и не слезла с моих рук. На вид девочке было около пяти или шести лет. А вот Аня была постарше. Намного старше. Смею предположить, самый расцвет ее юности и молодости, ибо я заметил, что девушка уже обладала всеми нужными изгибами и выпуклостями в нужных местах. А выглядела очень юной за счет отсутствия косметики на лице. От этого я уже, честно сказать, тоже отвык. Привык видеть у женских лиц ровные оттенки кожи, замаскированные пудрой, а здесь вот даже обратил внимание на несколько веснушек у нее на носу и возле больших глаз и незаметно улыбнулся сам себе.

Глава 3

Аня

– Ань, а мы еще придем сюда? – стоило нам выйти за ворота его дома, как Машка остановилась, дергая меня за руку.

Я с умилением посмотрела в лицо Маши и подумала о том, что если сестра заболеет, буду виновата в этом я. Хотя и не было моей вины в том, что лодка, в которой мы обычно прятались, сегодня внезапно дала течь. Благо, что на улице стояла теплая погода, да и одежду Маши я полностью просушила, кипятком напоила, может, пронесёт? Лекарства стоили огромных денег, а у меня сейчас каждая копейка на счету. А этот мужчина, который нас нашел и накормил… тот симпатичный незнакомец, что едва не сбил меня сегодня на машине, когда я убегала от матери, кажется, он назвался Игорем, точнее Соломоном... очень сильно нас выручил. И взгляд у него добрый, а едва заметные морщинки у глаз, когда он улыбался, добавляли ему некого шарма. В общем, мужчина не казался плохим человеком. Думаю, что он и вправду помог нам от чистого сердца. Хотя, что я могла знать о добрых сердцах, когда у наших родителей тех вообще не было. А доверять первому встречному – слишком опрометчивый поступок.

– Ань?

Я задумалась, а сестра продолжала меня дёргать за рукав куртки, которую сегодня придётся зашивать. Подняла сестру на руки и поцеловала в щеку. Девочка росла без родительской ласки и любви. Я была и мама, и папа, и сестра – три в одном. Целовала, любила, хвалила и заменяла девочке мать, потому что наша настоящая променяла нас на водку. Отец вконец уже опустился и принялся распускать руки. И я бы давно сбежала с сестрой из дома. Но куда идти? Мы состояли на учете, как неблагополучная семья. И мать шантажировала меня, что, если куда уйду, тут же сообщит кому следует, и их с отцом лишат родительских прав, а Машку отправят в детский дом. Разве могла я так поступить со своей маленькой принцессой, любимой сестрой, для которой была всем на свете, и так предать девочку? Да никогда в жизни! Потому и терпела все унижения и иной раз побои. Но Машку в обиду не давала. Презирала родителей и не могла им простить того, что они так опустились, но и уйти не могла из дома. Соломону легко рассуждать свысока, когда эти беды его не касались. А я иной раз лежала на диване с Машей в обнимку, гладила ее мягкие волоски и ночи напролёт не спала, потому что вокруг видела одну беспросветность.

Но я твёрдо решила, как немного окрепну и встану на ноги, уйду с Машей из дома, и сама обращусь в органы опеки, чтобы на меня оформили опекунство, а этих... родителями даже не поворачивался язык их назвать, лишили всех прав на Машу. А дальше... не знаю, как быть. Это все только планы и мечты. И такое отчаяние иной раз накатывало, так беспомощно себя ощущала, что слезы наворачивались и руки опускались. Да еще и в вуз не поступила – это стало последним ударом. А я так надеялась продолжить обучение и найти хорошую работу. Забрать Машку от горе-родителей было моей основной целью и, судя по тому, как мне не везло, несбыточной мечтой.

– Придем, – соврала я и обернулась.

Мужчина стоял возле калитки и провожал нас долгим взглядом. Я поторопилась отвернуться и направилась к нашему дому. Надеюсь, «эти» уже спали.

– Правда, он хороший? – продолжила Маша допрос.

– Правда, – согласилась я, но все равно ему не доверяла.

Потому как побаивалась незнакомых людей. Кто их знает, что у тех на уме. Может быть, под приятной оболочкой скрывалась личина зверя или, не дай бог, извращенца? Защитить нас было некому, а вот тех, кто мог обидеть или надругаться – очередь выстраивалась.

Несмотря на то, что поселок наш был маленьким, родителей наших за пьянку не жаловали, но и нас особо не жалели. Местные жители видели, что я пытаюсь барахтаться, и все равно делали вид, что не замечали, как нам тяжело жилось. Будто так и должно было быть. А девчонки так и вовсе считали меня белой вороной за светлую кожу и волосы, и Машку мою тоже обижали. С каждым днем я все больше начинала понимать суть поговорки: с волками жить по-волчьи выть. Со временем я научилась не реагировать на чужие нападки, давно уже обросла шкуркой и понимала, что, если реагировать на все резкие выпады, то долго не протяну, сломаюсь в один из моментов и поломаю будущее не только себе, но и сестре. Так лет с четырнадцати во мне появился стержень. Я даже запомнила этот день, когда осознала, что он есть.

После уроков группа девочек старшеклассниц, решив самоутвердиться за мой счет – папенькины и маменькины мажорки – за волосы оттащили меня на дальний двор, где обычно прятались и курили малолетки, и избили меня. Я правда, до сих пор не понимала за что. За мой внешний вид? За бедную одежду? За непокорное поведение? За то, что не пресмыкалась? Никогда не велась на провокацию? Но после того раза, когда в порыве злости и страха разбила двум девочкам носы, и меня таскали по кабинетам завуча, директора и детской комнаты полиции, грозили даже исключением из школы, я сделала вывод, что поступила правильно. Если бы не дала в тот раз решительного отпора, меня бы так и ковыряли до самого выпуска. А так больше не трогали. Каждому, кто ещё обидит, пообещала и челюсть выбить. Но это так, больше для красного словца, закрепить результат.

Я до последнего отстаивала себя не ради обеления своего имени, а ради Машки, которая недавно родилась. Потому что уже тогда она была не особо нужна матери, а я не могла позволить себе, чтобы надо мной издевались, избивали, а я бы пропускала учебу, выхаживая себя после всего этого. Матери до меня и моих проблем ровным счетом не было никакого дела. И лишь моя тяга к знаниям, хорошая учеба всегда вызывали у учителей восхищение, и те давали мне положительную характеристику, списывая все проступки на неблагополучие в семье. Однако серебряная медаль мне не помогла поступить на бюджет. Я так переживала, даже сейчас, как вспомню об этом, аж выть от отчаяния хотелось и время вспять повернуть, чтобы ещё лучше учиться и получить золотую медаль. У меня ведь даже выпускного не было, потому что я постеснялась идти в джинсах и кофте, на красивое платье у меня денег не было. А собирать жалостливые или насмехающиеся взгляды – мне оно не нужно.

Глава 4

Аня

Дома нас опять ждал бардак и сплошные бутылки. Я боялась, что когда-нибудь по пьяни эти… слов даже приличных не могла подобрать родителям. В общем, я боялась, что они спалят дом, потому как отчетливо помнила, как несколько лет назад вот такой же теплой осенью загорелись леса, и весь поселок едва не выгорел дотла. Пожарные машины подъезжали с горы и пытались потушить пламя. Маша может, и не помнила, маленькая ещё была, а у меня до сих пор мурашки бежали по спине, когда я вспоминала об этом кошмаре и ярком зареве. Наш дом чудом остался в стороне от огня, а вот два соседских дома на противоположной стороне были теперь полностью непригодны для жилья. Так и стояли обуглившиеся, словно сгоревшие спички, напоминали мне, что и мы в одночасье могли превратиться в бомжей. Если не погорим заживо.

– Ты иди в нашу комнату, я немного приберусь и приду, – сказала я, окидывая взглядом гору бутылок и спящих мужчину и женщину.

В доме пахло спиртным и сигаретами. Все-таки снова курили. Хотя я ведь просила их, много раз говорила, что одна искра, и дом вспыхнет как свечка. В прошлый раз так переругалась с ними, что получила по лицу и неделю ходила красивая и нарядная, прятала синяк под очками, потому что стыдно мне было за родителей, за то, что те распускали руки. Но я бы и сейчас ругалась. Потому что здесь кругом одно дерево. Даже выбежать не успеем, погорим. Но что толку им это объяснять? Они напивались и в своем хмельном угаре обо всем забывали. Какие уж тут дети, окурки и спички.

Прибравшись на скорую руку, я вынесла мусор из дома, приготовила на ужин Маше кашу и пошла в нашу комнату. У самой аппетита не было никакого – тошно мне было от всего этого. Не знаю, как мы продержимся еще год. Сил моих уже не было. После, как поступлю в вуз, я лелеяла надежду получить место в общежитии. Может быть, уговорю консьержку, чтобы та разрешила жить сестренке со мной. А там как-нибудь выкарабкаюсь. Мечтать об этом было так приятно. Маша покушала, я расчесала ей длинные светлые волосики, заплела косичку, почитала ее любимую книгу и уложила спать, а сама взялась мечтать о будущем. Это была единственная отдушина и маленький просвет, лучик надежды, что мне удастся выбраться из этого болота и вытянуть сестру – моего маленького чистого и доброго ангелочка – на свет.

Пуховик сегодня не появился. Пока я убиралась в доме, Маша выходила из дома и звала кота, но он не отзывался. Что в принципе обычная для него вещь. Бывало, ночью он внаглую лез в окно, скребся и орал так, что внутри все сжималось от этого мяуканья. Поэтому я не стала закрывать плотно форточку на ночь в нашей комнате с Машей, чтобы, когда этот дикарь придёт, не шумел сильно и нас не будил. Я всегда спала очень чутко, иной раз слышу малейший шорох и тут же вскакиваю с постели. Но сегодня мне просто не спалось. Мысли крутились разные в голове, я даже, если закрою глаза и не стану ни о чем думать, не усну. Машка лежала у меня под боком, свернувшись калачиком. Мне было приятно и тепло рядом с ней, спокойно. Иногда я ловила себя на мысли, что больше жалею ее и люблю как мать, а не как сестра. Думаю в первую очередь о ней, вкусняшки ношу с работы. А она всегда отвечает мне благодарностью и слушается беспрекословно, не потому, что я ее старшая сестра, а потому что чувствует, ближе нее у меня никого нет, видит, что стараюсь ради нас обеих. И единственное, о чем жалею, что она умна не по годам. Рано жизнь плохую узнала. Ее бы в платьица красивые одевать и в куклы с ней играть... а она, как я возвращалась из школы, хвостиком за мной ходила, да на родителей алкашей вечно ругающихся смотрела. Вот и вся забава.

Из родительской комнаты вдруг ощутимо повеяло дымом. Я даже не сразу поняла, что случилась беда. Так боялась пожара, что, когда поняла, что это дом загорелся, то впала в ступор, и тело сковал ледяной страх. Мысли беспорядочно забегали в голове – что делать? Будить Машу хватать документы и деньги! Бежать к родителям! Но я совсем не уверена, что успею их обоих спасти. Ибо видела и хорошо помнила, как горели два года назад соседские дома. Словно вспыхнувшие спички, догорали в секунду и превращались в чёрные обуглившиеся черепушки и пеплом опадали на землю.

– Маша! – громко крикнула я, спрыгивая с дивана.

В первом выдвижном ящике письменного стола лежали мои документы и свидетельство о рождении Маши, там же лежали небольшие сбережения. Я завернула сонную девочку в одеяло, открыла окно, всунула ей документы и деньги в руки, подсадила, чтобы она смогла выбраться наружу. От страха Маша вся позеленела, заикалась и не могла вымолвить ни слова, со слезами на глазах смотрела на меня, что я остаюсь в доме, и мотала головой из стороны в сторону. Кричала мне, что без меня никуда не пойдёт. А тем временем белые клубы едкого дыма пробирались в нашу комнату сквозь маленькую щель. Дым резал глаза, от него першило в горле и хотелось без конца кашлять.

– Иди, я попробую разбудить их, – с нажимом попросила я. – Скоро вернусь. Иди! Я вернусь!

– Аня, пожалуйста, не надо! Не оставляй меня, – громко кричала Маша.

Всхлипывая, девчушка спрыгнула на землю и отошла от окна, а я больше не могла терять ни секунды. Как бы там ни было, но родителей не выбирают. И я не оставлю их умирать. Не хочу, чтобы этот грех камнем висел на душе до конца моих дней. Я хотя бы попытаюсь.

Открыв дверь, я приложила руку ко рту и закашлялась. Не знаю, что стало источником возгорания, возможно, кто-то из них проснулся и все-таки снова закурил? Ведь я все убрала, вымела весь пол и проверила досконально, нет ли окурков. А может быть, проводка? Кто теперь узнает истинную причину? Я подбежала к матери, она спала и даже не чувствовала едкого смога. Взяла ее за руки и стащила с дивана, силясь оттащить к нашей комнате и вытолкнуть ее через окно, как и Машу. Но мать даже не проснулась, лишь бессвязно что-то пробормотала и выдернула одну руку. Я изо всех сил пыталась ее тянуть, через выход было бы значительное быстрее, но прихожую уже охватило огнем, ещё минута или две, и он доберется до нас . Мне было жарко, кислорода почти не было, и я ощущала, как жгло и выдирало легкие. Мать была тяжелой, и я понимала, что за отцом попросту не успею вернуться. Не уверена даже, что мне хватит сил дотащить до нашей комнатки мать.

Глава 5

Соломон 

С момента смерти Наташи и Аси я страдал расстройством сна. Запросто мог проваляться в кровати до утра, не сомкнув глаз, в своей, уже теперь холостяцкой квартире. Новой квартире с прошлой жизнью и насквозь изрешеченным сердцем. А в Рыбачий выбрался в надежде отдохнуть и сменить обстановку, может быть, смогу спать крепко эти дни. Как-никак кругом свежий воздух и абсолютная тишина. И никакого намека на шумную и суетную столицу, даже ни одного знакомого человека нет рядом, чтобы потревожить мое единение с самим собой. Сквозь сон я услышал глухие удары в окно. Долго не мог уснуть, а потом провалился в дремоту и вдруг такие галлюцинации. Наверное, с непривычки. Сначала показалось, что мне все это снится, но стук продолжался. Тонкий писклявый голосок добирался до сонного сознания, как сквозь толщу воды. Открыв глаза, я понял, что не показалось и не приснилось – кто-то действительно стучал и звал меня. Взглянул на часы – половина третьего ночи. И я не знал ни одного человека, которому бы я понадобился в такой поздний час в незнакомых местах. Не успел ни с кем познакомиться ещё... кроме девочек. Маша!

Спрыгнув с кровати, я бегом подбежал к двери, открыл ее и увидел завернутый в одеяло маленький комок. В груди все потяжелело, и я расширившимися от непонимания зрачками смотрел на встревоженную девочку.

– Что случилось? – я подхватил ее на руки.

Девочка плакала и постоянно повторяла имя сестры. Я в чем был, в штанах и белой майке алкоголичке, босой, вместе с ней на руках побежал в сторону их дома. Аня говорила, что они живут в соседях. Буквально через пару домов.

– Аня, там Аня, – девочка плакала, и ее маленькие плечи сотрясала дрожь, глаза были наполнены ужасом и слезами. – Аня!

Сразу понял, что случилось что-то ужасное, увидев этого потрясенного ребенка на пороге своего дома. Девочка уже плакала без остановки и не могла произнести внятно ни слова, чтобы я мог разобрать, заикалась и судорожно глотала воздух. А когда выбежал из двора, понял, что случился пожар, и, вероятнее всего, горел их дом. Жители посёлка уже оживленно толпились на улице, женщины причитали в голос.

– Маша, Аня осталась в доме? – спросил я, и без слов понимая, что так оно и есть. Не пришла бы она тогда звать меня на помощь. И как только догадался ребёнок в такой стрессовой ситуации и сообразил бежать ко мне. И почему ко мне? А может быть, им просто некому было больше помочь?!

– Да, – девочка дрожала и плакала без остановки. – Спасите ее дядя Игорь, – закричала она. – Она там, – начала выворачиваться из рук, я спустил её на землю, а она схватила меня своей маленькой ладошкой и сжала так сильно, что я даже не ожидал от неё такого напора, и потащила через дорогу на задний двор к дому. – Так быстрее, – всхлипывала она.

А возле полыхающего дома уже суматоха, я слышал, как кто-то вызвал скорую и пожарных. Люди толпились у дома Морозовых – что Морозовых я понял из разговоров и обрывков фраз, и, приоткрыв рты, смотрели на красные всполохи огня. Но даже никто и попытки не предпринимал, чтобы потушить огонь или попытаться кого-то из этого огня вытащить. Хотя о чём я. Мужчин в посёлке почти не было. Да и кто отважится лезть в огонь и заглядывать в глаза смерти?

– Стой тут и не смей приближаться к дому, слышишь? – слегка встряхнул девочку и, заметив ее слабый кивок, побежал к дому.

Уж чего-чего, а смерти точно не боялся. Но я был вовсе не уверен, что у меня получится спасти девушку. Потому как, приблизившись, понял, что люди просто-напросто стояли и смотрели на огонь, потому что в дом было уже не пробраться. Все постройки были деревянными и вспыхивали, как спички. Я забрался внутрь через окно, на которое указала Маша, и сразу же заметил на полу человека. Его практически не было видно, но я надеялся, что это была Аня. Смог ударил в лицо, а огонь вовсю бушевал в соседней комнате. Прикрыв рот рукой, я подтащил тело девушки за ноги к себе и взял на руки. Крыша могла обрушиться в любую секунду, и я сильно рисковал, но не мог иначе. Перед глазами стояло заплаканное лицо Маши, и я не хотел, чтобы девочка потеряла единственного близкого человека. Знал, как это больно и не желал для неё подобной участи. Ни для нее, ни для Ани.

Кто-то из мужчин, которых в посёлке осталось, как я понял не очень много, подбежал и помог принять Аню из окна. Огонь отрезал любые другие способы выбраться наружу. Девушка не отзывалась ни на прикосновения, ни подавала признаков жизни, словно тряпичная кукла, спустила голову набок. Меня едва не пришибло горящей балкой, и я почти ничего не видел сквозь ядовитый дым, лёгкие выжигало, и меня душило смогом. Даже если в доме кто-то остался, огонь охватил слишком большой участок, и я вряд ли продержусь долго, а тем более, проберусь куда-то дальше этой комнаты. Плечи обожгло огнем, я вылез через окно, возвращаясь к испуганной девочке. Неизвестно, что ещё с Аней и удастся ли спасти ей жизнь. Я хотел надеяться на лучшее.

– Боже, погорели... давно пора уже. Вон они как пили. Даже девчонок не жалели. Сиротки теперь и то, если старшая выжила... А приезжий, гляньте-ка, в огонь полез, не побоялся.

Я поднял голову на зевак. Люди больше переживали, чтобы приехала пожарная машина, чтобы потушить огонь, нежели о том, остался кто-то ещё в горящем доме или нет. Причитали, что дома кругом деревянные и лес – вот он, рукой подать, все могли остаться без жилья и крыши над головой. Вспыхнет хоть одно дерево, и погорит все за считанные минуты, весь посёлок выжжет целиком, если пожарные не приедут с минуты на минуту. Я склонился над Аней, проверяя, дышит она или нет. Трогал девушку за шею, искал пульс, но ничего не находил. Ее руки, по-видимому, сильно пострадали, одежда и лицо чёрное в саже. Я открыл ей рот и сделал искусственное дыхание. Массаж сердца и снова вдох. Жилка на шее слабо пульсировала... Видел перед собой Машино бледное лицо и готов был в прямом и переносном смысле вдохнуть в ее сестру жизнь, словно от этого зависела и жизнь Маши. И в целом, так оно и было. Кому ещё будет нужен этот несчастный ребёнок? Аня задышала, но в себя не пришла, я стянул с Маши одеяло и укрыл девушку. Теперь оставалось ждать скорую. Машу взял на руки и прижал к себе, чтобы девочка не мерзла. От моего тела исходил жар, по венам сумасшедше гнал адреналин. Не знаю, кто из нас двоих сильнее дрожал, девочка или я. Но меня так точно трясло совсем не от холода. Я крепко прижимал маленькое тельце к себе, глядя на девушку, что лежала на траве.

Глава 6

Аня 

Приоткрыв глаза, я увидела белый потолок. Тело пронзала боль, его ломило, будто меня били несколько часов кряду. Я отчётливо помнила только последние минуты, а дальше – полная темнота. Запах гари до сих пор, казалось, стоял в носу и во рту. И даже в лёгких. Горло саднило, и я не сразу сообразила, что нахожусь в больнице. До этого самого дня я ни разу в ней не лежала. Даже кровь не сдавала, не было в том надобности, и никогда не жаловалась на здоровье. Постепенно, возвращаясь к тому, что стало причиной, по которой я оказалась здесь, резко подскочила на месте. Перед глазами все кружилось и расплывалось, и я схватилась за голову, пытаясь остановить кружение. Через силу приподнялась, стащила с себя какие-то провода, выдернула иголку из вены и опустила ноги на пол. Мысли о том, что Маша осталась одна, придавали сил, какого-то отчаянного безрассудства найти ее и узнать, что с сестрой все в порядке.

Кое-как я приподнялась. Перед глазами все расплывалось, белые вспышки сбивали с ног и кидали в сторону. Дойдя до стены, я схватилась за нее и медленно пошла в сторону выхода из палаты. Я отчётливо помнила лишь яркие красные всполохи перед глазами и запах гари, силуэт матери на полу... и что не успела вытащить ее из огня, и сама осталась в горящем доме. Но теперь это не имело никакого значения. Потому что Маша выбралась, и ей нужна была помощь! Ей нужна была живая и здоровая сестра, чтобы девочку не отдали в детдом. А что, если уже отдали? Но, может быть, родителей тоже спасли? И все обошлось? И Маша сейчас не одна?

Держась за стену, я шла по тёмному коридору, сил почти не было, во рту сухо и сильно хотелось пить. Вроде бы и чувствовала все, но как будто находилась в другом измерении, и все происходило со мной не по-настоящему. Ступая босыми ногами по холодному полу, я призывала всю свою силу воли, чтобы остаться в сознании. Женщина в белом халате попала в поле моего зрения и, я прохрипела что-то, чтобы обратить ее внимание на себя, потому как чувствовала себя плохо и, наверное, в любой момент могла закрыть глаза и упасть на пол.

– Ты зачем поднялась? Ты в своём уме? – встревоженный голос доносился словно издалека.

Меня, наконец, заметили, и медсестра кинулась ко мне. Я держалась руками за стену и желала только одного: узнать, где моя Маша, и что с моей девочкой все хорошо. Что она жива.

– Девочка… пожар… – голос был не похож на мой, больше походил на карканье вороны.

Сил не было даже говорить, и я вдруг испугалась, что теперь никогда не смогу быть полноценной, как прежде. Что если интоксикация от углекислого газа нарушила функции организма? Или я сильно обгорела?

– Все хорошо с девочкой. Приходили они уже утром с отцом, хотели тебя навестить, но слаба ты ещё. Я не позволила. Пойдём в палату. Лежать тебе нужно, – назидательным тоном говорила женщина, а у меня окончательно все переплелось в голове, я думала, что лишусь чувств в это же мгновение. Ведь отца я даже не успела стащить с дивана, он так и остался лежать перед включённым телевизором. Наверное, женщина что-то перепутала!

– Маша, светленькая...

– Да говорю же тебе, все с ней хорошо! Как в следующий раз придут они с отцом, обязательно пущу к тебе. Ты им родственница? – спросила она, на что я не смогла ответить ничего внятного. 

Мы вернулись в палату, но у меня уже совсем не осталось сил. Медсестра подключила меня обратно к мониторам и капельницу вернула на место. Мои глаза сомкнулись, и я провалилась в какую-то черную мглу, где изредка появлялись оранжево-красные всполохи и возвращали меня в реальность. Я то просыпалась, то снова впадала в забытье, и перед глазами все время стояла Маша с заплаканным лицом. Она тянула ко мне руки и просила ее не оставлять. Ее испуганное личико и тоненький дрожащий голос окончательно вернули меня из моего долгого сна.

Проснулась в холодном поту. Голова ужасно болела, и я не могла толком сконцентрироваться на том, что была реальность, а что мне, собственно, только приснилось. После того, как упала на пол, надышавшись угарным газом, я ничего толком не помнила.

Руки сильно саднило, и я, подняв их, увидела бинты. Противное и мерзкое чувство страха, что, не дай бог, останусь инвалидом, заставило подняться и пошевелить всеми конечностями. Нет, я помнила, что уже ходила на пост медсестры. Но когда курице отрубают голову, она ещё тоже ведь какое-то время бегает. Поэтому я не знала, что со мной было на самом деле. А в свете последних событий я теперь и вовсе не могла больше ни на кого положиться.

Осмотрев комнату пристальным взглядом, я решила больше не вставать. Сосредоточила внимание на том, как монотонно капал какой-то раствор из баночки, и прозрачная жидкость плавно добиралась до моей вены по тонкому проводку. Не знаю почему, но эта картина завораживала и успокаивала. Я не собиралась больше вставать, пусть в меня вольют хоть тонну лекарств, главное, чтобы я быстрее выздоровела. Стала прежней Аней, которая смогла бы вернуться на работу и к своей Маше. Необходимо было что-то решать с жильем. С родителями. У нас с Машей теперь не было ни вещей, ни крыши над головой, ни родственников – ничего, кроме документов и небольших сбережений, что я успела отдать сестре, когда выталкивала ее через окно на улицу из горящего дома.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина в белом халате. 

– Проснулась? – заботливо спросила она, подошла к капельнице и отсоединив меня от проводов, вытащила иглу из вены.

Я поморщилась от неприятных, но вполне терпимых ощущений.

Глава 7

Аня   

Меня сморил сон или так на организм действовали лекарства, но слабость накатывала мягкими волнами и уносила куда-то далеко. Когда услышала тихий голос, похожий на Машин, вздрогнула от неожиданности и разлепила сонные глаза. 

– Маша! – на глазах выступили слезы счастья, что с девочкой и в самом деле все хорошо. 

– Аня! Ты проснулась! – пищал детский голосок. 

– Лежи, не вставай, – попросил Соломон, заметив, что я собралась подняться с кровати. 

Я перевела взгляд на мужчину, что стоял в дверях и смотрел на меня грустным взглядом. Но мне не хотелось, чтобы меня жалели. 

Машка подбежала и обняла меня, чмокнула в щеку, а у меня от сердца отлегло, что она с Соломоном оказалась, а не в детдоме. Но только с какой стати он вдруг стал нам помогать? В голове не укладывалось, как Маша оказалась у него. Это он получается и был тем самым «папой»? А никакой мамин брат не приезжал. 

– Анечка, я так испугалась... Я сразу побежала к дяде Игорю, он вытащил тебя из огня. Скорую и пожарных вызвали соседи, – сбивчиво тараторила сестра. 

Я снова взглянула на мужчину, и что-то зашевелилось внутри. Не знаю, что это было, но раньше я ни к кому подобных чувств не испытывала. Отчасти это была благодарность, очень глубокое и преданное чувство, что не оставил нас в беде, спас меня и Машу никому не отдал. 

– Спасибо, – я неотрывно смотрела в мужское лицо, все ещё не веря, что он помогал нам просто так. Что ничего не попросит взамен. Потому что мне нечего ему предложить. И он это прекрасно знал. Неужели такие люди ещё существовали? Или же в чем-то был подвох? 

– Ничего, главное, что сама цела и невредима. Руки заживут, – он кивнул на них, а я поджала губы. 

Да, он прав, главное, что я осталась жива. И Маша не пострадала. Я пока не представляла, как мы будем дальше жить. Но я обязательно что-нибудь придумаю. 

– Я уладил все формальности. Родителей похоронят на днях. 

Внутри стало ещё тяжелее и неприятнее. Я не привыкла, чтобы о нас кто-то заботился или проявлял хоть какое-то участие, поэтому не знала, как реагировать на эту поддержку и помощь. Хотелось отмахнуться как от назойливой мухи. Казалось, так было надёжнее. В волшебников я не верила. Уже давно. Это Маша любила сказки и заставляла читать каждый раз на ночь «Старика Хоттабыча». Но то все была неправда. В жизни оно иначе. 

Игорь присел на стул возле моей кровати и направил на меня сосредоточенный взгляд.

– Аня, дядя Игорь обещал нам помочь. Нам негде жить, а он обещал...

– Маша, – я недовольно нахмурилась и поглядела на сестру серьезным взглядом.

Машка любила иногда выдумывать небылицы, но озвучивать их при постороннем человеке и ставить его в неловкую ситуацию – это уже слишком. Пора научиться держать язык за зубами. Никак не приучу.

– Аня! – она обиженно на меня посмотрела, а ее маленький подбородок задрожал.

– Да, пока поживете в моем доме, – Игорь вступился за Машу и, казалось, говорил серьёзно.

– Вы шутите? – удивилась я от волнения, сминая край простыни в руках.

– Нет, нисколько. Давай для начала ты окрепнешь, тебя выпишут, а там поговорим.

Я взглянула на сияющую Машу, которая смотрела на Соломона с таким обожанием и благоговением, что я ощутила укол ревности и… непонимания. Глупость какая, ведь он совершенно посторонний для нас человек! А на сердце стало отчего-то еще тяжелее. Но, по сути, я прекрасно понимала сестру и все ее чувства. В глазах маленькой девочки Игорь был героем, который спас меня и не дал ее саму в обиду. И я тоже была ему очень благодарна за такой поступок. Поступок настоящего мужчины, но...

– Хорошо, – у меня не было ни сил, ни желания спорить. Подумаю обо всем на ясную голову.

Главное, что Маша цела, с остальным мы потихонечку справимся. С помощью Соломона или без него, но буду изо всех сил стараться обеспечить себе и сестре достойную жизнь. И только гнетущие мысли о том, что родителей больше не было и дома тоже, не придавали жизненных сил. Наоборот, вгоняли в депрессию. Даже в органы опеки не нужно обращаться, чтобы понять, что опеку над Машей мне никто не разрешит. У нас с ней не было другого жилья, и я не знала, куда податься. По сути, я сама была ещё ребёнок, который рано повзрослел и научился быть самостоятельным. Мне в мои девятнадцать пришлось многое взвалить на свои плечи, а теперь столкнувшись с таким вот грузом проблем и бед, я поняла, что в одиночку мне просто не справиться. Не выбраться на поверхность. И дело вовсе не в деньгах. Хотя с их помощью многие проблемы решились бы очень быстро.

– Ты надышалась гарью. Думаю, через несколько дней нам разрешат тебя забрать. А пока отдыхай и набирайся сил. За Машу не переживай, она поживёт со мной, – Игорь сидел напротив. Его спокойствие и уверенность отчасти вызывали схожие чувства.

– Аня! Дядя Игорь очень хороший! – вступилась Маша за мужчину.

– Спасибо, – я посмотрела на Игоря, понимая, что не могла не положиться на него в эту минуту и не принять такой простой помощи.

Не в том я была положении, чтобы говорить нет. Я слабо кивнула, не зная, что ещё сказать. В голове была полная каша, меня вдруг начало знобить от всей навалившейся информации. Осознание что мы с Машей остались одни, ввергало в ступор. Мы сиротки. Без крыши над головой, без родителей, хоть те и были пропойцы, но их, как говорится, не выбирают. А теперь в один день мы вдруг стали предоставлены самим себе. Ведь я когда-то мечтала о подобном. Так отчего же было так тяжело на сердце? Игорь и Маша ушли, а меня накрыло волной паники за наше будущее, и я ещё долго лежала и смотрела в потолок, думая о том, что нас теперь ждёт. И чем больше я думала, тем страшнее становилось. Недаром говорят, у страха глаза велики.

Глава 8

Аня 

Игорь и Маша поехали кататься на лодке, пока стояла хорошая погода, а я отказалась от прогулки, сказала, что хочу отдохнуть. Однако желание посмотреть на руины собственной жизни оказалось слишком велико. Едва Игорь с Машей покинули дом, я оделась и тоже вышла на улицу. Ноги сами привели меня к нашему дому. Теперь же от него остались горстки пепла и руины. Подошла к тому месту, где буквально несколько дней назад мы жили всей семьёй. Хотя, как семьёй? Ее давно уже не было. Смотрела пустым взглядом на черную сажу и серый пепел и представляла наш дом, думала о родителях и ощущала себя в это мгновение глубоко одиноким человеком. Пустым сосудом. 

Наш дом был последним в поселке, огонь не успел переброситься на соседний дом, что находился по правую сторону, в нем жил Соломон. Но немного досталось деревьям, что росли неподалёку с левой стороны. Удивительно, что огонь не пробрался вглубь леса. Либо пожарные расчёты вовремя подоспели. Как бы там ни было, все могло быть во много раз хуже. И я рада, что, кроме нашей семьи, больше никто не пострадал. Мне бы не хотелось такого ужасного исхода ни для одного из жителей. Стоя на пепелище, я вдруг явственно осознала, что не хочу больше оставаться в посёлке. И пусть снять жилье в этих местах было выгодно и дешевле, нежели в городе, но порвать со всеми воспоминаниями и всем, что приносило душевные терзания, было самым правильным решением. Я могла бы обратиться в администрацию района за материальной помощью, но, когда эти малые крохи денег дойдут до меня? Пока Игорь был здесь, и Машу можно было с кем-то оставить, я собиралась съездить в город и все узнать, возможно, подыскать нам комнату на первое время. Попросить Игоря помочь нам с оформлением всех документов в органах опеки. Ведь как-то же он договорился, что Машу не забрали в детский дом в тот же день? Наверняка, без денег не обошлось. Деньги… Кругом все, и вся зависело только от них! И как бы не было неудобно просить Игоря помочь, мне больше не к кому было обратиться за советом. Вспомнив о добрых глазах мужчины и его заботе о Маше, я почувствовала, как внутри снова что-то зашевелилось, и на душе сделалось тоскливее пуще прежнего. Мысли о том, что он мог оказаться извращенцем, отпали сами собой, он был слишком... порядочным. Даже если вдруг это окажется не так, по крайней мере, он не показывал своей второй сущности. Но его симпатия и привязанность к моей сестре не остались мною незамеченными, и для меня такое отношение к чужой маленькой девочке о многом говорило. Хоть я и не понимала, почему они так тянулись друг к другу. И что греха таить, на данный момент времени он – приезжий незнакомец – оставался единственным человеком, который протянул нам руку помощи и не оставил в беде. Ума не приложу, откуда брать деньги, чтобы рассчитаться с ним за лечение, за похороны родителей, за продукты и одежду что он купил для Маши и меня. И главное, ради чего он все это делал? Неужели такие люди – бескорыстные и с большим добрым сердцем – еще существовали?

Я немного погуляла по лесу, а когда начало смеркаться, то вернулась домой. Игорь и Маша сидели на кухне. Мужчина чистил картошку, а Маша помогала ему, о чем-то увлечённо рассказывала, смешно жестикулировала и на вид выглядела очень счастливой. Я не ревновала сестру к этому человеку, но видела, что он ей очень нравился, что они нашли общий язык. Маша тянулась к Игорю. Замерев в дверях и оставаясь незамеченной, я рассматривала лицо Соломона. Сколько ему лет? Тридцать пять? Около сорока? Уверена, что не больше. Но все равно намного старше меня. И будто почувствовав на себе мой пристальный взгляд, Игорь обернулся, отложил нож в сторону и поднялся со стула, вытирая руки о полотенце. 

– Гуляла? – только и спросил он, бросив в мою сторону взгляд. 

Мне почему-то стало неловко, когда он задержал на мне свои темные глаза. Я коротко кивнула в ответ и отвернулась. 

– Аня, мы с дядей Игорем поймали большую рыбу. Тебя ждали, чтобы пожарить ее к ужину, – я улыбнулась, подошла к Маше и обняла девочку. – Ты где так долго была? Пуховика не видела? Его уже второй день нет... – расстроено протянула сестра.

Одна моя отдушина и радость. Казалось, она совсем не переживала или не понимала, что случилось на самом деле. Хотя наше сознание, особенно в детстве, обладало удивительным свойством воспринимать все вокруг словно увлекательную игру. Возможно, поэтому Маша вела себя с Игорем очень открыто. Тянулась к нему, потому что родной отец часто распускал руки и совсем не занимался ею, не уделял внимания. А Игорь наоборот... Но ведь по идее она бы должна сторониться чужого человека?

– Немного прогулялась, здесь рядышком. Пуховика не видела, – ответила я и снова мельком взглянула в серьёзное лицо Соломона и поежилась от этого пристального взгляда, каким он смотрел на меня. – Я бы помогла вам, но... – подняла руки, показывая бинты. 

– Мелочи, – слабо ухмыльнулся Игорь. – Но раз все в сборе, сейчас организуем быстро ужин. 

– Я с тобой дядя Игорь, можно? – Машка словно хвостик ходила за совсем чужим человеком, и это меня начало уже всерьёз волновать. 

Если девочка привяжется к нему, но ведь придёт время для расставания... Игорь приехал на отдых и когда решит вернуться домой, Маша будет тосковать. И я совершенно не знала, как поступить в данной ситуации. Наверное, правильным и благоразумным решением было пустить все на самотек. Дать Маше насладиться обществом приятного ей человека. Тем более, сейчас я была только рада такой помощи и его обществу. 

– Конечно, гном, идем, – он улыбнулся Маше и снова задержал на мне внимательный взгляд. 

Глава 9

Аня 

Я ворочалась всю ночь, так и не смогла сомкнуть глаз. В итоге встала с кровати и направилась на кухню, налила в стакан воды и поставила на стол, не переставая думать обо всем, что случилось. 

– Не спится?

Я вздрогнула, услышав голос Игоря, и перевела на него растерянный взгляд.

– Не спится, – отозвалась я тихо, рассматривая мужское лицо.

Соломон тоже выглядел помятым. Оно и понятно, свалились ему с Машей как снег на голову. Я чувствовала себя неловко, но мне некуда было идти, кроме как на улицу. В крайнем случае, на пристань, в прохудившуюся лодку. Мужчина подошёл к чайнику и тоже налил воды. Пить из крана было опасно, хоть вода на вид и была чистой, но запах от неё исходил специфический. Мы, местные жители, набирали воду в роднике, кто был побогаче, те покупали в бутылках или пробивали скважины. Водопроводная вода годилась лишь для огородов.

– Игорь... спасибо Вам... – я неотрывно смотрела на мужчину.

Говорят, что гордыня страшный грех, но я не умела принимать чужую помощь вовсе не потому, что хотела взять грех на душу, а потому, что до этого дня нам никто не помогал. И я не понимала, зачем ему все это сдалось. Неужели у него не было своей личной жизни, чтобы вникать ещё и в нашу?

– На ты, Аня. Давай перейдём на ты, я старше тебя, да, но не настолько, чтобы ты мне выкала, – Игорь помрачнел и нахмурился. – Присядешь? Я все равно собирался на днях с тобой поговорить, и раз тебе не спится, то уверен сейчас самое подходящее время. Хочешь, выйдем на улицу, чтобы не разбудить Машу?  

– Хорошо, – я сделала несколько глотков воды и почувствовала себя значительно лучше. – Давайте… давай, – поправила я саму себя, – выйдем на улицу. Всё равно не усну.

В воздухе пахло дождём. И совсем скоро они зарядят, а после них придут холода, а пока погода стояла очень тёплая. Даже и не вспомню, когда такая осень была в последний раз. Коснулась кончиками пальцев листьев дикого винограда, что рос возле дома и обернулась. Игорь стоял позади и смотрел на меня изучающим взглядом. Мне не по себе стало от его глаз, что следили за мной. Да что там, я с мужчинами редко когда пересекалась. А тут... 

– Я понимаю, что я для вас совершенно чужой человек. Но я бы хотел вам помочь с Машей. Меня не стоит бояться, – Игорь снял с себя ветровку и накинул мне на плечи. А я дёрнулась от этого жеста.

Смущенно смотрела в мужское лицо. Понимала, что рано или поздно придётся поговорить и, возможно, даже попросить его о помощи с оформлением всех документов для опеки над Машей. Но что Игорь сам затронет эту тему, никак не ожидала. Сердце затрепыхалось в груди, и я сцепила руки в замок.

– Спасибо, я совсем не знаю, что мне делать дальше и как проходит процедура оформления опеки, но Машу в детский дом я не отдам! – категорично заявила я. – Если это возможно...

– Возможно, – кивнул Игорь. – И о Маше я хотел тоже с тобой поговорить. У вас нет жилья и денег. Нет прописки, фактически вам некуда идти. Маша мне все рассказала. Про родителей, про пьянки, что ты работаешь в каком-то магазине уборщицей, сводите концы с концами. Но это все неправильно. Да, я посторонний для вас человек, но позволь мне помочь. Вы можете жить в этом доме столько, сколько будет необходимо. Если ты захочешь, я заберу вас с собой, у меня есть свободная квартира, я помогу тебе с учёбой и с работой, Маше с садиком, а потом и со школой.

– Зачем? – я уже едва унимала дрожь, слушая вкрадчивый и тихий голос Игоря.

Соломон говорил убедительно, но я с детства была научена, что бесплатный сыр бывал только в мышеловках. И только я протяну руку к лакомству, как могу лишиться чего-то важного и ценного. В данном случае мне хоть и нечего было терять, но довериться постороннему человеку, которого видела всего несколько раз в жизни – опрометчивый шаг!

– Что, зачем? – Игорь растерянно на меня смотрел.

Но я пребывала в куда большем замешательстве.

– Зачем Вам это нужно? – я не заметила, как снова перешла на Вы. – У меня нет денег, я не смогу с Вами расплатиться, – говорила я прямо.

Нет, Игорь ни намеком, ни взглядом не давал понять, что этот час расплаты и вовсе когда-то придёт. Но... Ведь рано или поздно он придёт? Или мужское сердце было настолько добрым и безграничным на такие щедрые поступки и жесты? Ни за что не поверю. Ни одна живая душа в посёлке нам ни разу и ничем не помогла. Даже куском хлеба и лишней конфетой для Маши. Что уж было говорить о чужом человеке, душа которого потемки.

– И это я тоже понимаю. Но разве я что-то говорил о деньгах? Поверь, у меня их достаточно, чтобы обеспечить вас обеих, и даже весь посёлок в целом. Но до него мне нет никакого дела, – с жаром заявил мужчина. – Процесс опеки и вовсе пройдёт без сучка и задоринки, если... мы распишемся. Маша автоматически попадёт и под мою опеку, а ты на законных основаниях получишь прописку и ежемесячное содержание.

– Что? – пискнула я. Мне хотелось схватиться за сердце, я смотрела на мужчину испуганным, затравленным взглядом. Он предлагал мне несусветную глупость, на которую я никогда не соглашусь!

– Шанс получить опеку над Машей в твоем случае ничтожно мал, но вероятен. А брак… Мы оба понимаем, что за ним не будет стоять ничего, кроме вашего благополучия. В любой момент, когда ты встретишь подходящего парня, получишь развод. Мы можем даже жить отдельно.

Глава 10

Соломон   

В доме стояла оглушительная тишина. Но я все равно прислушивался к размеренному и тихому дыханию девочек, что находились в соседней комнате. Обе они спали, правда, Аня долго не могла уснуть, ворочалась, копошилась, наверное, размышляла о моих словах и нашем недавнем разговоре. Сложил руки за головой и смотрел в тёмный потолок, наблюдая, как причудливо играли на нем тени от дерева, что росло под окном, и тоже думал о... девочках. Не по отдельности, а в общем, целостном понимании. Уже почти рассвело, а сна не было ни в одном глазу.

После нашего разговора на улице со старшенькой я и сам много, о чем размышлял. Последние дни только и делал, что просчитывал все возможные ходы. И, наверное, совершал самый глупый и весьма опрометчивый поступок в своей жизни, но не мог допустить, чтобы маленький гном, обворожительная Маша стала заложницей всей этой неразберихи, что произошла в судьбе девочек, и попала бы в детдом при такой любящей и сильной сестре. Это бы нанесло обеим девочкам сокрушительный удар. Сестёр ни в коем случае нельзя разлучать! Я понимал, что за этим расставанием не последует ничего хорошего, потому хотел вмешаться и помочь. И был уверен, что Аня подумает и примет в итоге правильное решение. Потому что они на хрен никому были не нужны. И брат этот... Я, конечно, узнаю о нем, наведу справки, но за плечами у меня большой жизненный опыт, и вот так, навскидку, я делал ставки: либо там такой же неудачник, какими были родители Ани и Маши, либо порядочный человек, который сторонился тёмных пятен в своей биографии и жизни. Но как бы там ни было, я не сторонился. Прекрасно знал цену таким вот искренним чувствам, что были между сёстрами и хотел им помочь. Просто по-человечески протянуть руку помощи взамен на кусочек тепла и призрачного счастья в лице маленькой Маши.

За эти дни, проведённые вместе с девочкой, я снова почувствовал себя счастливым и живым. И не хотел ее больше отпускать, каким бы эгоистичным не было это желание. Но не все так просто. Я ждал, чтобы Аня сама захотела уехать из посёлка. Я честно не видел никакого смысла оставаться в этом месте. В городе их ждала совсем другая жизнь. Узнай Стас о моих приключениях и решении дать девочкам шанс на достойную жизнь, попытался бы меня уколоть или отговорить. А Света... я прекрасно видел ее «ненавязчивые» попытки стать моей половинкой и огонь в ее глазах, как она мечтала о счастливой семье. Но нет. Больше никаких семей и обязательств. Максимум фиктивный брак и тот ради опеки, и тот исключительно в крайнем случае, если предложенных денег начальнику отдела опеки покажется мало. Но мне казалось, что вопрос урегулируется обычным путем: я оформлю Ане и Маше прописку, Ане подыщу работу, меня представим как жениха. Боялся я напирать с браком на Аню, и к Маше привязался, не хотел отпускать от себя девочку. Сам уже жалел, что заикнулся о браке. Наверное, и вовсе напугал Аню этим предложением.

Только ведь я и сам не думал, что обычная поездка отдохнуть и побыть вдали от цивилизации обернётся для меня такими вот кардинальными переменами. Что встречу девочку, очень похожую на Асю, и тем самым получу шанс искупить свою вину перед дочерью, что не уберёг ее, потерял и никак не мог отпустить и забыть эту боль, эту ужасную потерю. Те дни, что я провел с Машей, пока Аня лежала в больнице, окончательно лишили меня всяких сомнений. Быстро узнал все нюансы относительно их ситуации в органах опеки. Позвонил своим юристам и озадачил их, чтобы они просчитали все возможные ходы. А те, в свою очередь, предоставили мне всю информацию по этому поводу и подготовили необходимые документы. И если Аня согласится на брак, пусть даже фиктивный, у меня был шанс на то, чтобы стать полноправным и законным опекуном маленькой девочки и другом для ее старшей сестры. Но, вероятно, до брака все же не дойдёт и будет достаточно прописки и стабильного дохода, чтобы Ане разрешили опеку над Машей. Но я хотел быть с ней честным до конца, поэтому и сказал про фиктивный брак. Со временем я надеялся, что все устаканится, и обе девочки скажут мне спасибо за мое решительное вмешательство, а пока я видел лишь боль и страдания в глазах обеих. Видел, как Аня смотрела на Машу, как сама Маша тянулась к сестре, и мое окаменевшее сердце будто оживало рядом с этими девочками.

Когда той ночью увидел Машу на пороге дома, как она плакала и просила о помощи, я снова подумал о том, что это проделки судьбы. Никак иначе, она давала мне второй шанс, чтобы я не допустил прежних ошибок. А вытащив худенькое тело Ани из дома, охваченного огнем, не зная ещё тогда, останется ли она жива, откачают ли ее врачи, осознал, что эта встреча была роковой. Наверное, девочки были посланы мне свыше или наоборот, но одно знал и чувствовал абсолютно точно, что я не должен их оставлять одних. Что я нужен им. И поступал так, как подсказывало сердце. Разум твердил обратное, но в этот раз, впервые за долгое время, я пренебрег им и отдал предпочтение и выбор в пользу чувств.

Под гнетом тяжёлых мыслей я провалился в сон и проснулся уже оттого, что почувствовал, как по дому разносился приятный аромат еды. Приоткрыв глаза, я прислушался к тихим голосам своих гостей и довольно улыбнулся. Ведь недаром говорят, что утро мудренее вечера. Потому как сегодня я не чувствовал и капли сомнения в тех словах, что говорил вчера Ане. Говорил с ней аккуратно и, тем не менее, максимально честно. Она ещё сама потом спасибо мне скажет, когда поймёт, что брак со мной – это не так уж и плохо. Я дни напролёт провожу на работе, а мои любовницы, хотя уже почти как год она была одна и та же, полностью удовлетворяла все мои потребности и желания. Ане не о чем беспокоиться. Совершенно. Если только о досуге маленькой Маши. Правда, я собирался выдвинуть одно важное условие. Жить девочки пока будут со мной. А Аня… она согласится. У нее безвыходное положение. И такого шанса им воспользоваться у девочки просто больше не будет. Я давил на слабые места, руководствовался вспыхнувшими чувствами нежности к обеим и прекрасно отдавал себе отчет, что девочки были живыми людьми, а не бездомными котятами, которых я подобрал на улице и собирался забрать домой.