Соль на моих губах

Глава 1

— Серебрякова, тц. Серебрякова, пс, Серебрякова, блин, чего, оглохла?

Андрей вот уже целую минуту пытается до меня достучаться, но я упорно игнорирую его. Во-первых, нечего садиться на самую галерку, а во-вторых, надоело ему помогать. Пусть сам все делает. И тот факт, что он мой сосед по лестничной площадке не даёт ему никаких привилегий. Мы даже не друзья. В институте он никогда не здоровается, стыдится меня. Но вот когда дело доходит до учебы парень как по щелчку пальцев активируется и начинает со мной общаться. Волшебство да и только.

— Песков! Я все слышу, — Наталья Марковна преподаватель Высшей математики стучит карандашом по столу.

— Готовимся самостоятельно! Не трогай Дарью. Она в отличие от тебя все делает сама. Давайте, давайте ребята, пишем, пишем. Осталось семь минут.

— А чё я? Я ниче! — отвечает Андрей.

Группа хохочет, а я лишь покачав головой, поджимаю губы и продолжаю вычислять пределы.

— Дашка, ну Песков и кадр. Достал он тебя уже, — шепчет моя лучшая подруга Алла.

— Ничего страшного. Просто у него все мысли о футболе. Вообще не понимаю зачем родители его заставили поступать. Он хорошо играет. В перспективе мог стать отличным футболистом.

— Ой Дашка, родители всегда правы, им виднее, с ними не поспоришь.

— Угу, — тихо отвечаю подруге.

Алла понимает, что подняла болезненную тему и больше не говорит ни слова.

Лекция проходит спокойно, в конце пары Наталья Марковна проверяет наши работы и радует меня очередной пятёркой.

— Дашка, нам в сто первую, — Алла виснет на моей руке и тянет в противоположную сторону.

— Почему? В расписании… — слабо сопротивляюсь.

— Да мало ли что в расписании. Егорова ляпнула, что пока Селёдка не выздоровеет, пары будут совмещённые с третьим курсом. Вот такие дела.

Селедкой Алла называла нашего преподавателя по философии Анну Ивановну. Впрочем ее все так называли в университете. Потому что она была очень преклонного возраста, высокая и худая.

— С третьим курсом? — только успеваю я спросить.

— Да, да, пошли скорее. В столовку ещё забежим. Хавать охота.

— Да я не голодна, — бегу за ней по коридору.

— Дашка, — резко останавливается Алла. — тебя итак на ветру сдувает. Я угощаю, перестань. И ещё у меня для тебя подарок.

— Какой подарок? — удивлённо улыбаюсь.

— А вот увидишь. Ладно, погнали!

В столовой Алла покупает нам по порции салата оливье, чай и два рогалика в шоколаде. Мне в который раз неудобно за то что у меня нет денег на обед. Я не могла признаться даже лучшей подруге, что коплю на зимние сапоги, так как старые разошлись по швам, а у бабушки на новые денег нет. А ещё Маришке нужна новая школьная форма, а вещи сейчас очень дорогие. И снова у бабушки пенсии не хватит все это купить. Я экономила всегда, как себя помню. Бабушка честно даёт мне деньги на обед, но я откладываю их на более важные покупки.

Алла, я уверена, все прекрасно понимала и видела, но мы с ней мою ситуацию с деньгами старались не поднимать лишний раз. Поэтому она по доброй душе часто меня угощала, а я помогала ей с выполнением заданий по учебе. Такой выгодный взаимообмен у нас с ней был. Нет, я не скажу, что мы с ней друг друга использовали, совсем нет. Алла была моей настоящей подругой, самой лучшей. А она в свою очередь уважала и искренне ценила меня.

— Дашка, только сразу скажу, отказа я не принимаю!

— Ты ещё не сказала, что за подарок. Что же ты мне хочешь предложить такого, что я должна тебя убить?

— Я вчера перебрала свой гардероб. И нашла кое-что для тебя. Только не закатывай так глаза! Не переживай, меня никто в этих шмотках не видел, это ещё со школы остались. Мне уже маловаты, а вот тебе в самый раз будут. Там джинсы, брюки, кофточки и одно платье.

Алле надо сказать спасибо, потому что говорит она совсем тихо, и остальные студенты вряд ли нас слышат. Я смущаюсь до ужаса и чувствую, как щеки пылают огнем стыда.

— Так что вот. Тебе во сколько на работу сегодня?

— Мне? Мне к шести как всегда, — говорю деревянным тоном.

— Вот и Гуд! Пары до пяти, успеешь домой занести. В универ тебе притащила тяжёлый пакет, на работу с ним не сходишь, — Алла непринужденно пожимает плечами и взлохмачивает светлые прямые волосы, стараясь придать причёске объем.

А я молчу. Не знаю, что ответить. Разумеется подруга знает, как я живу и в каких условиях. Но такое предложение поступает от нее впервые за несколько лет дружбы. Скорее всего, заметила, что я давно не обновляла свой гардероб.

Да, одежды у меня немного. Джинсы так вообще одни. В них я хожу и летом и зимой, и осенью, и весной. Круглогодично.

— Ну так что? Чего молчишь, Даш?

Я смотрю на нее и мне хочется разреветься. То ли от счастья что она отдаст мне вещи, то ли от усталости жить в бедности всю жизнь.

— Спасибо, Алла. Спасибо большое. Я возьму, — просто не могу ей отказать. Ведь она принесла их специально для меня.

— Заметано. Пакет у гардеробщицы. Попросила последить. Не забудь. Померяешь дома, Обязательно! — шепчет Алла и улыбается.

— Хорошо, померяю. Спасибо большое ещё раз!

— Плевое дело. Не парься! — отмахивается она.

Глава 2

В сто первой аудитории собрались почти все студенты, когда мы переступаем порог. «Опоздали» — мелькает первая мысль. Я с волнением смотрю на лекционный стол, но там никого нет.

— Пронесло! Хорошо, что преподавателя ещё нет. Пошли скорее, — теперь уже моя очередь наступила тянуть подругу за рукав. Учиться я любила, а опаздывать не очень.

Места на первых рядах свободны, и мы спокойно усаживаемся рядом с большим окном. Достаем тетради, ручки, учебник.

Не успеваем мы обменяться фразами, как в аудиторию важным шагом входит профессор филологической кафедры. У нас он ещё не вел ни разу. Мужчина средних лет с длинными по плечо волосами и строгим взглядом. Я смотрю на Аллу, а она на меня. Мы улыбаемся.

— Здравствуйте, первый и третий курс! Меня зовут Олег Валентинович, для тех, кто меня не знает. Я буду вести совместные занятия у ваших групп, вам уже сообщили. Сегодня и последующие несколько лекций мы будем проходить и вспоминать Ницше. Первый курс проходить, третий вспоминать. Сегодня будет вводная лекция посвященная труду Фридриха Ницше…

Мы с Аллой навострили уши и внимательно слушаем. Но нас и Олега Валентиновича неожиданно прерывают. В кабинет без стука входит ещё один студент.

— Здрасте! — широко улыбается парень.

Все разом обращают все свое внимание на дверь. И я, конечно, тоже.

Семён Графов собственной популярной персоной стоит в проходе и бесцеремонно жует жевательную резинку. Его знают все в институте, даже те, кто не хочет его знать. Он самый популярный парень. И я будучи студенткой всего три месяца уже наслышана о нем. Король веселых шумных вечеринок, покоритель женских сердец и просто богатый парень. А еще говорят, он наглый, вечно лезет на рожон, любит гонки.

Нет, вы не подумайте, я не следила за ним и не собирала на него досье. Просто, когда про него говорит каждая первая девушка в институте, информацию о его скандальной персоне невозможно игнорировать.

Я, прикрываясь копной пушистых волос, исподтишка смотрю на него. Он высокий, прическа — а-ля Эдвард Каллен, на шее есть татуировка, но не видно, какая именно. Глаза слишком серьезные и взрослые для парня такого возраста, и голос… Голос очень низкий. Как будто он только и делает, что поет в караоке целыми днями напролет. Наверное, я впервые так долго смотрю на него. Раньше если замечала его в стенах института, сильно не засматривалась. Просто потому, что он не моего поля ягода.

— Семён, проходи, хватит устраивать шоу! У нас важная тема, а ты снова опаздываешь, — отдёргивает его преподаватель.

— Сенкью, — отвечает он по-английски и, топая тяжёлыми ботинками, заходит в кабинет.

Я невольно слежу за ним до тех пор, пока он попадает в поле моего обзора. Парень поднимается выше чем мы, и я отвожу взгляд.

— Отлично! Итак, теперь все в сборе. Можно начать лекцию. Как я уже сказал, сегодня мы будем повторять тире изучать учения Ницше. Почему я сказал повторять? Потому что сейчас кто-нибудь из тридцать второй группы кратко расскажет нам об этом человеке. Кто он? Где родился? Кем был? Основные мысли этого философа и какие книги он написал. Хотя бы название одной.

Олег Валентинович проходится по кабинету и смотрел на студентов.

— Хорошо, что мы не с третьего курса, да? А то бы сейчас пришлось попотеть. Фиг вспомнишь, что изучали два года назад, — шепчет мне на ухо Алла.

— А я вот знаю, хоть и не с третьего курса. Читала про него немного. Он очень интересный, хоть и противоречивый.

— Кто? Ницше? Ой, Дашка. Вечно ты меня удивляешь. Круто! Молодец!

— Желает кто-нибудь выступить? Прибавлю один балл за смелость, — спрашивает профессор.

Все молчат. Наступает тишина. Никто из тридцать второй группы не хочет выступать.

— Тридцать вторая группа, обращаюсь к вам. Желает ли кто-нибудь выступить с кратким докладом по сегодняшней теме? Самойлов? Курочкина? Кубаш? Не хотите выйти? — повышает голос мужчина и берет со стола журнал.

Снова никого. Владельцы названных фамилий явно не горят желанием отвечать.

— Хорошо, пойдем по журналу. Выступит… Выступит… — затяжная пауза, сделанная специально, явно щекочет всем нервы. — Так, Миронова. Как раз закроешь тройку. Встаём отвечаем.

Справа от меня через пролет как раз и сидит та самая Миронова. Девушка медленно встаёт и растерянно смотрит на него. В нерешительности вертит ручку в руке.

— Я я… я не помню ничего. Это два года назад было! — восклицает она.

— А как вы учили? Вы присутствовали на лекциях?

— Да.

— Хорошо. Тогда отвечаем. Где он родился?

— Во Франции? — неуверенно лепечет она.

— Неправильно. Кто знает? — преподаватель бросает взгляд на нас, так как мы сидим всех ближе.

Я поднимаю руку. Просто по инерции.

— Да, — кивает мне Олег Валентинович.

— В Германии в деревне, — легко отвечаю я.

— Правильно. Следующий вопрос Миронова, — преподаватель вновь смотрит на девушку. — К какой эпохе философов он относился до Сократовской или после Сократовской?

— До… Сократовской, нет, после. Ммм. Нет все же до.

— Ваш ответ, Миронова?

— До Сократовская эпоха.

— Есть возражения?

Я снова тяну высоко руку. Так как чувствую себя в своей тарелке. Отвечать особенно правильно, я очень люблю.

Профессор кивает мне.

— Нет, Ницше относился к после Сократовской эпохе. Он жил после Сократа.

— Может, тогда вы знаете, как он относился к Сократу? Продолжал ли он идеи Сократа или не был его сторонником? — довольный моим ответом спрашивает Олег Валентинович.

— Честно, я знаю лишь то, что в первых трудах он был противником Сократа и не разделял его мнения. А потом, возможно, где-то и сам продолжил его идею.

— Довольно! Как ваша фамилия? — профессор резко пошел к столу и взял журнал нашей группы.

— Серебрякова! — с улыбкой отвечаю.

— Дарья, вам пять. Миронова, пока ставлю минус. Плохо очень плохо. Совершенное незнание материала. Итак, кто ещё желает выступить? Так. А пожалуй ответит нам студент Графов.

Глава 3

— Алла, вот тебе и Человек-паук, зря я подняла руку. Впервые за всю жизнь жалею, что ответила преподавателю. Чуть со стыда не сгорела, когда он сказал, что философ псих.

Мы стоим у большого зеркала, и я пытаюсь приручить свои кудрявые волосы. Ничего не выходит, и я просто оставляю все как есть — низкий пушистый хвост.

— Да уж. К этому сверхчеловеку лучше не подходить. О точно давай будем называть его Человек-паук!

— Ха-ха-ха, — я смеюсь просто не удержавшись. — Ну зачем же так? Я его вообще никак не планирую называть. Просто Семён и все.

— Короче, м-да попала ты, сестрёнка.

— Почему? Ты что-то про него знаешь? — хмурюсь.

— Нет, не больше твоего. Один раз просто видела, как Графов спорил с кем-то. Дашка, он огонь, лучше его не злить. Он бешеный. Вот кто настоящий псих!

— Это обычная презентация по философии, я его злить не собираюсь. Да и вообще может мне самостоятельно все сделать? Ему скинуть на почту и попросить выучить материал. Все просто, — улыбаюсь, обрадованная собственной находчивости.

Тот факт, что мне придется делать совместную работу с самым известным парнем в институте меня сильно пугал. Не хотела я с ним лишний раз встречаться, сегодняшнего общения мне хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Не знаю даже, смотри сама. Хочешь этому засранцу жизнь облегчить? Пусть сам все учит, — недовольно фырчит подруга.

— Я ещё подумаю, — задумчиво бормочу.

Мы подходим к гардеробу. Берём свои куртки и большой черный пакет Аллы с вещами для меня. Одеваем верхнюю одежду и выходим из института.

Конец ноября. На улице сегодня тепло и ещё светло. Студентов много. Большая компания девушек и парней гудит на крыльце. Мы с Аллой проходим мимо. Я даже не смотрю на них, потому что краем глаза замечаю кто они — дети из богатых семей, красиво дорого одетые девушки и холеные стильные молодые люди.

Я вздыхаю и ускоряю шаг.

— Дашка, ты обещала дать мне конспект за ту неделю. Помнишь? Принесла?

— Да, конечно, совсем забыла. Пойдем присядем на скамейку. У меня столько книг, что так быстро не найдешь.

— Пошли.

Мы располагаемся около главного корпуса на длинной скамейке. Я открываю большую сумку и ищу толстую исписанную тетрадь по истории. Вдруг в боковом кармашке звонит телефон.

— Подожди, может, бабушка звонит. Нужно ответить, — я переключаюсь на входящий и достаю свой старенький «Самсунг». Точно, вызов от нее.

— Да, бабуль.

— Даш, Даш, бабушке плохо. Она просит тебя срочно вызвать врача и приехать домой, — хнычет Маришка в трубку.

Сердце в испуге замирает.

— Что? Где вы? Дома? — я вскакиваю со скамьи.

— Даш, мы дома. Бабушка лежит с закрытыми глазами. Приезжай скорее, мне страшно.

— Господи помилуй. Только не реви, успокойся, буду через двадцать минут, вызову врача. Откроешь им двери, если меня ещё не будет.

— Даш, я боюсь. Приходи быстрее, — детский родной голос полон страха. Я переживаю за сестру. Ей всего десять.

— Не реви! Все будет хорошо с бабушкой, — я сбрасываю вызов.

Алла смотрит на меня.

— Что случилось ещё?

— С бабушкой беда. Маришка плачет. Мне домой надо. Давай завтра передам. Не расстроишься?

— Забей на конспект, побежали скорее. Бабушка важнее какой-то учебы.

Алла резко встаёт, и мы быстро идём к главным воротам института. Но не успеваем понять, что на лавочке забыли пакет с одеждой.

— Эй, это ваше? — в спину летит недовольное женское фырканье.

Мы как по команде оборачиваемся, сразу понимая что это обращение к нам.

К лавочке, где мы только что сидели, подошла большая компания мажорных студентов. Это третий курс, я узнаю многих ребят. Это с ними проходила лекция у Олега Валентиновича. Среди них Миронова, которая не смогла ответить на вопросы, и Семён.

— Ой, пакет забыли, это же надо так опростоволоситься.

— Дашка, эх ты — вареники с картошкой, — шипит Алла на ухо.

— Эй вы! Забираете это. Даже не сесть. Это наше место, не знали? Что у вас там? Книги? — смеётся высокая брюнетка.

У нее темные волосы, заплетённые в высокий гладкий хвост. Одета она в кожаные леггинсы, свободную белую толстовку. Стоит признать она очень круто выглядит.

К ней подходят ее друзья.

— В чем дело, Ань? — спрашивает один из парней, подойдя ближе к нашему огромному пакету. Он бритоголовый и выглядит сурово.

— Да вот загородили нашу лавочку. Понаехали из деревни, — писклявым недовольным тоном говорит она и показывает ярко накрашенным пальчиком на нас.

— Этот?

Лысый наглец хватает наш пакет и дёргает за ручки. Тот на мой ужас рвется и половина вещей валится на асфальт. Среди них — голубая блузка на серебристых пуговицах, потертые джинсы, брюки и даже теплые плотные колготки коричневого цвета. Весь мой гардероб теперь красуется на земле как бельмо на глазу. Миронова с подругами смеётся, и та брюнетка вместе с ними.

Я нервно прочищаю горло.

— Это что за шмотье? Эй, Ницше, это твое? — спрашивает брюнетка сквозь противный смех.

Ницше? Боже, как стыдно. Они мне и прозвище успели придумать. Кошмар.

— Алла, что делать? Я к ним не пойду, — шепотом говорю подруге, хватая ее за рукав куртки.

— А как же вещи? — так же шепотом отвечает.

Народ начал с любопытством заглядываться на вещи. Семён, заметив шумиху, обращает внимание на вещи, а потом и на нас с Аллой.

— Эй, Ницше, твой секонд-хенд? — Семён подходит к одежде и касается носком тяжёлого ботинка голубенькой кофточки.

Все заливаются смехом. А я горю как звезда Бетельгейзе. Самая яркая в созвездии Ориона. Мне так жаль блузку и себя в придачу. Слезы обиды готовы вырваться из глаз. Да как он смеет?

— Твою же ты ёжики, — ахает Алла, — подонок!

— Никакой он не Человек-паук. Он не герой. Он Доктор Отто Октавиус скорее.

Меня раздирает. Ну как же так. У кого-то нет денег даже одежду купить, а они. А они…

— Мы спасём твои вещи, — уверенно говорит Алла и делает решительный шаг вперёд.

Глава 4

Домой я несусь на всех парах, крепко сжимая в руке горемычный пакет. Сердце грохочет, а все мысли занимает родной человек. Только бы все было хорошо, пожалуйста.

Когда, наконец, переступаю порог обветшалой хрущевки, встречаю врачей в белых халатах. Они уже готовы увезти бабушку в больницу. Я молниеносно скидываю куртку с ботинками, бросаю пакет в угол и прохожу в комнату, где сильно пахнет лекарством и чужими духами.

— Здравствуйте, что с ней? — спрашиваю у светловолосой крупной женщины.

— Здравствуйте, только вас ждали. Микроинсульт. Ей срочно нужно на стационар. Дома лечение невозможно. В таком возрасте это частое явление. Не волнуйтесь. Сейчас мы сделали укол, но обследование нужно пройти обязательно.

Врач разводит руками и убирает приборы в специальный переносной ящичек. В комнате стоят ещё две медсестры и один мужчина.

— Да как же это не волноваться? Как? Скажите, с ней все будет в порядке?

— Ей нельзя нервничать. Спокойствие — главный залог успеха. И, конечно, должное лечение, лекарства, таблетки.

— Дарья, справишься? — тихим голосом спрашивает бабушка.

Она лежит уже на носилках. Одета в свой любимый побледневший от стирок хлопковый халат и шерстяные носки. Я смотрю в ее бледные глаза и начинаю плакать.

— Ну, ты что, дочь. Я чай не померла. Есть ещё порох в пороховницах, — шутит бабушка. Но я понимаю, что ей плохо и говорит это она специально, чтобы успокоить меня.

— Бабуль, я справлюсь. Ты только давай выздоравливай поскорее. Завтра я приеду к тебе, навещу,— смахиваю слезы.

— Маришка, ты где? Поехали с бабушкой. Ей нужно вещи помочь привести, — ищу сестру глазами.

Она сидит в самом углу, скрестив тоненькие ручки на груди. Грустит и тоже плачет. Я понимаю, что нужно брать все в свои руки, и совершенно нет времени раскисать. Мы справимся, все будет хорошо.

— Да, это правильное решение, — говорит врач. — Сейчас вашей бабушке будет нелегко. Помощь очень пригодится.

— Мы сейчас спустимся. Вещи соберём только.

— Хорошо, Вась, поднимаем, — командует врач, кивнув мужчине.

Он берет носилки с одной стороны, а медсестры с другой. Они покидают квартиру.

— Маришка, давай шустрее. Они долго ждать не будут. Придется ехать на автобусе.

— Угу, я сейчас.

И мы начинаем собираться. Между метаниями по шкафам я звоню на работу Яне Сергеевне и прошу взять выходной в связи с происшествием. Она ворчит и говорит, что сегодня клиентов много и работы навалом, но все же разрешает не приходить сегодня.

Бабушку уносят в карету «Скорой помощи», а вскоре и мы с Мариной спускаемся во двор. Усаживаемся в салон автомобиля и едем в больницу.

По дороге обе молчим и смотрим на бабушку. Она единственный дорогой и родной человек в этом мире для нас. И я не знаю, как мы справимся, если Бог заберёт ее у нас.

***

Наша с Мариной история начинается не так уж мрачно, как может показаться. Раньше мы жили как все обычные дети. У нас была мама и семья.

Своего родного папу я не знала, и если честно не уверена, что с Маришкой он один. Возможно, мы от разных отцов. Мама работала в больнице на кухне и тянула нас как могла. Мы жили в однокомнатной квартирке и приезжали к бабушке в гости. Жили дружно и счастливо. Не богато, но на жизнь всегда хватало. Мама покупала нам игрушки и водила в парк аттракционов.

Все шло хорошо, пока мама не познакомилась с очередным мужчиной. Дядя Борис как-то быстро переехал к нам. Она полюбила его, а нам с Маришкой он сразу не понравился. Наше чутье не ошиблось, и через некоторое время оказалось, что он обычный бандит. Сначала он украл все ценные вещи из дома: телевизор, мамино золото из шкатулочки, стиральную машину. А потом и вовсе обманным путем отобрал квартиру. Я не знаю всех нюансов этой сделки. В то время мы были детьми — мне двенадцать, Маришке всего четыре. Мама ничего не объяснила, просто сказала, что Борис отнял квартиру.

 Хорошо помню тот день, когда мама привезла нас к бабушке и сказала, что пока мы будем жить у нее. Это был последний раз, когда я видела ее в живых. Я обняла ее и спросила, куда она уходит. Мама так нежно улыбнулась и сказала, что любит нас, и чтобы ни случилось, мы не должны сдаваться и обязаны всегда идти вперёд. Мама сообщила, что едет на работу и обещала вернуться вечером. Но она так и не приехала.

Шли дни, а ее все не было. Я спрашивала бабушку о маме, но она упорно молчала, скрывая от нас чудовищную правду.

Мама погибла в несчастном случае. В больнице загорелось крыло, где она работала. Ее не успели спасти. Мама задохнулась и умерла на месте. Вот такая суровая реальность обрушилась на нас. Маришка особо ничего не поняла, долго плакала и ждала маму. А я, конечно, чуть с ума не сошла.

Газеты долго трепали этот случай и выясняли, кто прав, а кто виноват. Тогда мой мир рухнул. Я долго не могла прийти в себя. Но благодаря бабушке и подрастающей не по дням, а по часам Маришке смогла выжить, не сдалась.

Мамины слова до сих пор звенят в голове. Она любила нас. И мы не должны сдаваться ради нее. В память о ней.

***

В больнице мы отдаем вещи и документы. Время уже позднее, и нам не разрешают сидеть в палате. Пообещав, что завтра обязательно приедем, мы с Мариной уезжаем домой.

В автобусе сестра молчит и печально смотрит в окно. А я все думаю о бабушке. Случай с вещами отошёл на задний план, но все равно жуткая обида гложет меня. Теперь точно пусть этот индюк все делает сам. Хотела ему помочь, но теперь не стану. Во мне тоже есть капля гордости.

— Мариш, чего молчишь? Слышала, что сказали врачи? Все наладится, вот увидишь, — смотрю на нее.

— Это все из-за меня, — тихо лепечет она.

— Почему ты так говоришь? Никто не виноват в случившемся. Ты молодец, что быстро позвонила мне и вызвала помощь. Ты умничка у нас.

— Нет. Врач сказала, что бабушке нельзя нервничать. А я рассказала ей кое-что плохое про школу. Вот она и заболела.

— И что ты рассказала? Что снова произошло?

Глава 5

На следующий день я с раннего утра еду вместе с Мариной в школу. Теперь я на время ее опекун. Да и с директором надо встретиться. Надеюсь, Зоя Ефимовна сегодня в духе.

Проводив сестру до учебного класса, направляюсь прямиком в кабинет директора.

Зоя Ефимовна на месте. Женщина она низкая и полная. Носит квадратные очки и парик. Хоть и строгая с виду, но в душе, я знаю, она добрый человек и понимающий.

Она улыбается, заметив меня на пороге.

— Здравствуй, Дарья, проходи. Как у тебя дела? Как в институте?

В этом году я окончила школу и, конечно, она меня знала, как родную. Я участвовала во всех городских и областных олимпиадах. Очень часто приносила нашей школе первые места и золотые медали.

— Здравствуйте, Зоя Ефимовна. У меня хорошо, спасибо. Мне все нравится, особенно учиться, — улыбаюсь ей.

— Это хорошо. Хорошо. А где же бабушка?

— Бабушка приболела, вот попросила меня прийти вместо нее.

— Пусть выздоравливает и обязательно пусть подойдёт, как поправится, — серьезно говорит директор.

— Обязательно ей передам, Зоя Ефимовна.

— Дарья, да ты садись, не стой. Разговор не лёгкий. Ты, наверное, уже знаешь, что сделала Марина вчера?

Я присаживаюсь на стул напротив большого письменного стола и внимательно смотрю на нее.

— Да, знаю.

Зоя Ефимовна нервно поправляет манжет строгого пиджака и кривит с сожалением губы.

— Дарья, я все понимаю, Марине не хватает материнского тепла и отцовской строгости. Но порой это выходит за рамки. Родители Софьи хотели обращаться в органы… — пауза. — Вы знаете, кто такие Мамоновы? Ее папа работает в полиции…

Я бледнею, пульс подскакивает. Во рту пересыхает, а голова начинает медленно плыть. Молча смотрю на нее, в испуге боясь что-либо сказать. Все намного серьезнее, чем я думала.

— Так вот, Мамоновы пригрозили, если еще раз такое повторится, то они напишут на вас заявление. И скорее всего, окажутся правы. На их стороне целый батальон, а на вашей, к сожалению, только пожилая бабушка. Мне очень жаль, Дарья. Но я вынуждена попросит вас с бабушкой подумать… Просто подумать о будущем сестры и вашем собственном. Я предлагаю перевести Марину в школу коррекции. Там более строгая дисциплина, в школе не позволено распускать руки. Там работают квалифицированные психологи и учителя, в случае чего они смогут успокоить неконтролируемые эмоции ребенка.

— В шко-шко-лу коррекции? — заикаясь, произношу.

Сейчас и я отправлюсь к бабушке, и у меня хватит сердечный приступ. Но как? Маришке всего десять лет? Что она такого сделала…

— Зря Ефимовна, прошу, умоляю. Она же ничем не болеет. Нормальная успеваемость. Она не бандитка. Она добрая, она хорошая, она не желает Софье зла. Просто так вышло! Прошу, дайте нам еще один шанс. Дайте, пожалуйста, координаты родителей Софьи, я с ними сама ещё раз поговорю.

Я даже встаю со стула от таких новостей. Просто не верю в услышанное.

— Дарья, не переживай. Я вас никуда пока, — подчеркивает слово, — не выгоняю и не исключаю из школы. Я просто предлагаю альтернативу. Школа коррекции — это не концлагерь, там учатся такие же ребята и получают образование.

— Но моей Маришке там не место!

— Сочувствую, но то, что она сделала уже перебор даже для нее. Что у вас? Что происходит в семье?

— Зоя Ефимовна, Марина сказала, что Софья ее сильно обидела, и это уже не первая их ссора. Девочки всегда выясняют отношения. Видимо, произошло что-то по-настоящему серьезное, раз дошло дело до драки. Марина просто дала сдачи. И возраст, бунтарский. Она ещё ребенок. Простите нас, пожалуйста. Я поговорю с ней ещё раз. Только не выгоняйте. Прошу…

— Ох, Дарья только из уважения к тебе. К твоим заслугам… Я вас предупредила о намерении ее родителей, так что будьте осторожны. И все же поразмышляйте над моим вопросом. В этой связи я не вижу других исходов.

— Спасибо, мы подумаем. Надеюсь, до этого не дойдет.

— Договорились, ещё один шанс. Последний, — уточняет серьезно.

— Спасибо.

Из школы выхожу совершенно подавленная. Не может быть. Как до такого дошло? У бабушки мягкий характер, такой же как у меня. Марина слишком эмоциональна и обидчива. Мы с сестрой очень похожи. Но только я все держу в себе и переживаю в одиночку. А Марина действует в режиме «Здесь и сейчас». Немудрено, что она сразу реагирует на чьи-то нелестные высказывания. Марина всегда защищает себя, она не может промолчать. И вот дожили, нам грозят школой коррекции…

Теперь нужно осторожно поговорить с ней, а ещё купить для сестры новые спортивные штаны.

Глава 6

В институте я не могу найти себе место. Думаю над тем, что сказала Зоя Ефимовна, переживаю за здоровье бабушки и ещё размышляю, как делать совместный проект с Семёном. Я люблю выполнять работу честно и сейчас ума не приложу, как все это осуществить.

На большой перемене стоим с Аллой на первом этаже и изучаем изменение в расписании на следующую неделю.

— Дашка, подойди к нему, не сы! Не съест он тебя! Вам все равно придется рано или поздно поговорить. Занятие через неделю. Так и будешь сиськи мять?

— Алла, скажешь вечно, — смеюсь. — Но да, полностью согласна. Лучше сейчас начать делать, чем потом бегать и рвать на себе волосы. Я люблю подготавливаться заранее. Только вот как к нему подойти? Он даже не смотрит в нашу сторону. Словно я невидимка!

Сегодня я видела Графова два раза. Каждый раз он стоял в окружении все той же честной в кавычках компании — лысый грубиян, который порвал пакет, капризная высокая брюнетка, Миронова и ещё несколько человек. Они всегда находились вместе. Я же хотела улучить момент, когда он будет совсем один. Тогда, наверное, я соберу в кулак всю смелость и подойду к нему.

— М-да, прям хоть Чачу танцуй перед ним. Ладно, у меня есть план. Я попрошу Пескова позвать его. Они вроде в футбол вместе играют. Слыхала как-то раз как он про него лясы точил.

— Куда позвать? — не понимаю подругу.

— Сюда, к расписанию. Пусть подойдёт к нам. Андрейка не должен отказать, ты ему всегда помогаешь, — подмигивает Алла.

Она оборачивается и внимательно осматривает большой холл.

— О! Легок на помине. Вон он стоит, — Алла указывает на его пальцем.

Я поворачиваю голову в сторону и вижу Андрея. Точно, он стоит около окна и слушает музыку через беспроводные наушники. Покачивает кудрявой головой из стороны в сторону.

— Попросить Андрея? Нет, не стоит. Не надо ещё и его впутывать. Сама к Семёну подойду.

— Ну куда ты пойдешь, Дашк? Они же акулы, они съедят тебя. Мало тебе вчерашнего позора? Решено! Жди тут.

Алла решительно направляется к Андрею, а я наблюдаю за ней. Смелая она, мне бы хоть каплю ее бравады.

Вот Алла подходит к нему и что-то говорит. Молодой человек кивает и смотрит на меня. Я поднимаю руку в знаке приветствия и улыбаюсь. Они обмениваются ещё несколькими фразами. И Алла с широкой улыбкой возвращается ко мне.

— Что он сказал? — жую нижнюю губу от волнения.

— Все улажено. Ну… почти. Песков сказал, что самолично с ним не общается, но сегодня после пар на стадионе Варшавского у них будет тренировка. Вот там ты и найдешь своего Отто Октавиуса. Компании этой пафосной с ним полюбасу не будет. Так что. Отвечаю — это лучший вариант.

— Спасибо большое, столько дел уже на сегодня намечено. Ну ничего, всё успею, — я обнимаю подругу. А в груди так тарабанит сердце. Все равно боюсь подходить к нему.

День проходит спокойно, а после всех занятий я, ощутив себя дерзкой, еду на стадион Варшавского в другой конец города. Маришку оставила одну дома, а что ещё делать? Она уже большая, пора ее к самостоятельности приучать.

Для разговора с Семёном у меня всего десять минут, потом я навещу бабушку, а после — поеду на работу. Всё рассчитано по минутам.

На стадионе шумно и людно, но спортсмены ещё не начали играть. И это меня очень радует. Иначе мой план провалится, ведь ждать целую игру у меня просто нет времени.

Семёна нахожу в первую секунду. Он выделяется среди остальных. Форма у молодого человека, как у всех ребят — белая с красными полосами. Но кроссовки белые-белые как первый снег. Они-то его и выдают.

Я медленно прохожу на территорию. И просто смотрю на его спину. Есть такой прием. Если хочешь, чтобы человек на тебя обратил внимание, нужно очень долго смотреть на него. Надеюсь, это поможет. Так проходит несколько секунд, пока, наконец, Семён не чувствует мой пристальный взгляд.

Он оборачивается и с шоком в глазах смотрит на меня. Теряться нет смысла, я уже пришла. Подзываю его рукой. Честно, не знаю, откуда взялась такая уверенность в себе. Но выхода у меня нет.

Он понимает, что это обращение к нему, ведь мы смотрим глаза в глаза. Но не двигается, не подходит ко мне. И тогда я решаюсь.

— Семён, подойди, пожалуйста, — громко кричу.

Несколько ребят оборачиваются. И кто-то хлопает его по плечу. Он недовольно кривит губы и все же шагает ко мне наверх.

Подходит все ближе, а у меня сердце трясётся, словно трусливый заяц. Ну ничего. Всего лишь скажу пару слов.

— Чего тебе, Секонд-хенд? — окинув меня смешливым взглядом, спрашивает.

Проглотив очередную кличку, медленно вдыхаю осенний воздух и начинаю говорить.

— Семён, привет. Нам презентацию делать надо по философии. И вот. Я распределила задания. Поделила пополам. Разработала план. Здесь на листочке написано то, что должен подготовить ты! А остальное сделаю я. Как все сделаешь, сбросишь мне на почту. Там внизу есть мой адрес. И собственно на этом все. Я сведу все в одну презентацию. Только почитать не забудь накануне лекции.

И протягиваю ему лист с планом нашей работы. Он небрежно берет план. Читает пару строк. Потом с насмешкой смотрит на меня. Комкает со злостью бумагу. А я открываю рот от очередной его выходки.. Я ведь готовилась, переписывала ровным красивым почерком, чтобы ему понятней было… Как же так?

— У тебя все? — смотрит в сторону. Не на меня.

— Да, — севшим голосом лепечу в ответ.

Не сказав ни слова, он разворачивается и шагает вниз. Листок на моих глазах бросает в урну и подходит к своим игрокам по команде, чтобы больше ни на секунду не посмотреть в мою сторону.

И все? Разговор занял всего две минуты? Быстро же я справилась, молодец. Ещё восемь минут в запасе. Только вот как выполнять задание? И как справится с горькой обидой за себя? Не бить же его? Я добрый человек в душе и в принципе ничего плохого сделать не могу. Но сейчас мне хочется что-то крикнуть ему, что-то очень обидное. Но… Снова молчу. Проглатываю колючую как проволока обиду и запираю на дне сердца. Мне не привыкать.

Глава 7

С утра я готовлю Маришке оладьи и открываю банку варенья. Когда все готово, зову ее завтракать. Марина приходит быстро, мои оладушки она любит.

— Садись, приятного аппетита.

— Спасибо, — Марина плюхается на маленький угловой диванчик.

Я наливаю себе чай и присоединяюсь к сестре.

Смотрю, как она уплетает воздушные лепешки и улыбаюсь. Как ей сказать? Совсем не хочется портить перед школой настроение.

— Чего ты так смотришь? — замечает она.

— У тебя варенье на носу, вот чего.

— Ммм, вкусно, Даш… Такие мягкие, пальчики оближешь. А в школе невкусно кормят. И суп не соленый и котлеты, как из бумаги. Не люблю в школе кушать.

— Мариш, надо. Надо есть, тем более кормят бесплатно. Горячим обедом. Ты итак худющая, как спичка. Обязательно ешь, поняла?

Отпиваю из кружки горячий чай и сердито смотрю на нее.

— Сама худющая, а я стройная. Мне кажется, Мамонова завидует мне, вот и лезет. У нее попа толстая. И вообще, она дура! А я красивая.

— Марина, ну как такое можно говорить? И, раз уж ты первая затронула эту тему. Про Софью… Постарайся ее не трогать больше, ладно? Если она обидит снова, просто скажи мне. И мы вместе придумаем, как поступить. Договорились?

— Зачем тебе говорить? Ты же не умеешь сдачи дать. Сама говорила, — обиженно надувает губы.

— Мариш, я прошу. Умоляю. Не трогай ее, ладно? Просто для нашего с бабушкой спокойствия. Хорошо? Не обращай на нее внимания. Она подозоряет и успокоится. Просто ты отвечаешь, вот она и пристает.

— Ладно, она первая лезет вечно, а получаю всегда я. Потому что класнуха только богатых любит.

— Мне кажется, Елена Васильевна любит тех, кто хорошо учится, а не богатых.

— Нет! — стучит ладошкой по столу, — Ванька Поспелов двоешник, но всегда сдает деньги в фонд школы. Она его любит и тройки просто так ставит, хотя он даже таблицу умножения не знает.

— В третьем классе не знает таблицу умножения?

— Да, он придурок!

— Маришка, где же ты таких слов набралась? Эх, есть у меня для тебя новости хорошие. Сегодня, когда приду с учебы, съездим купим тебе новую форму и спортивные брюки.

— Что, правда? — округляет и без того большущие глаза.

— Когда я тебе врала? Правда. Только пообещай мне, что перестанешь ссориться с Софьей. Не заостряй на нее внимания.

— Не могу я так! Не могу! Ну… ради формы попробую.

— Нет, ты мне пообещай!

— Клянусь своим сердцем, —картинно прислоняет руку в груди.

— Это уже лишнее. Ну все, мне пора. Сегодня приду раньше, съездим в магазин, а потом к бабушке.

— Даш, а ты сегодня снова работаешь?

— Да, Мариш, по выходным я всегда работаю.

— К Юльке можно сходить в гости? Она звала.

— Сходи, только в восемь, чтобы дома была.

На этом мы с сестрой расстаёмся, и я бегу в университет.

Алла встречает меня у перехода, и мы вместе идём до нашего корпуса.

— Ну как вчера? Поговорила с Отто Октавиусом?

— Ой поговорила, лучше не вспоминать. Он просто смял мой план и выбросил, представь? Я была в шоке.

— М-да, и что теперь? Что будешь делать?

— А ничего. Сделаю презентацию сама и одна отвечу. Получу отметку, а он пусть как хочет, так и выкручивается. Раз не хочет участвовать. Тоже мне герой Человек-Паук.

— Ха-ха-ха, Дашка, спасибо, что подняла настроение. Так ему! Пусть знает наших!

В институте все проходит спокойно и размеренно. После занятий мы прощаемся с Аллой на остановке, и я еду домой.

Маришка уже ждёт меня. Предвкушает походы по магазинам.

— Даш, только я хочу юбку темно-серую, а не коричневую. Этот цвет некрасивый.

— Хорошо, посмотрим, — улыбаюсь.

Мы обедаем супом и пьем чай. Я беру из своего секретного кошелька все деньги и понимаю, что о зимних сапогах теперь можно смело забыть. Цены выросли, и наверняка форма стоит дорого. Вздохнув и мысленно приободрившись, иду к сестре.

Марина одета и ждёт меня в маленьком коридоре. Мнется, переживает. Конечно, для нее поход в магазин сродни настоящему празднику. Особенно поход за одеждой. Она очень любила вещи, именно одежду. Маришка — Маленький шопоголик. Но по иронии судьбы мы не могли себе позволить щеголять в обновках каждый день. Я и сама забыла, когда в последний раз что-то покупала из вещей.

— В путь?

— Ура! Мы идём за покупками! — с этим громким воплем мы покидаем дом.

Глава 8

Мы купили Марине новую форму и спортивные трико, сестра осталась очень довольна и долго-долго благодарила меня. Для полного счастья мы купили по маленькому рожку фисташкового мороженого и с удовольствием съели его на улице в сквере около дома природы.

У бабушки просидели чуть больше часа. Узнали о ее здоровье и обрадовались, что бабушке стало легче. Ей прописали кучу таблеток. Я быстро подсчитала в уме во сколько это нам обойдется. Только устало улыбнулась и прикинула, что с такими растратами мне придется скоро учебу прогуливать или вовсе перевестись на заочное обучение, чтобы я могла полноценно работать.

Вечером я поехала на работу.

Смена начинается спокойно. Заказы, редкие чаевые, веселые компании. Народ отдыхает и расслабляется. А я не понимаю в чём интерес пить пиво целый вечер напролет. Гораздо удивительнее погрузится в какую-нибудь фэнтези книгу и утопать в мире драконов и магии.

Вечер протекает спокойно, пока к семи вечера в бар не заявляется она уже очень знакомая мне компания во главе Семёна Графова. Что они здесь делают? За все время моей работы они ни разу здесь не появлялись. Или же они приходили не в мою смену?

Внутри появляется червячок, который неприятно кусает под ложечкой. Только бы все прошло хорошо. Надеюсь, что они забыли происшествие с пакетом и мой позор. Нужно набраться гордости, смелости и спокойно работать.

Но как говорится, нарочно не придумаешь. Мне выпадает обслужить как раз их столик.

— Дашка, пятый твой, и поживее давай, — бросает Вадим наш администратор.

Первая мысль — идти к Яне Сергеевне и сказать, что сегодня же, прямо сейчас увольняюсь. Вторая — сказать Вадиму, что чувствую себя плохо и отпроситься домой. Нет, это враньё…

Я вспоминаю бабушкину пенсию в восемнадцать тысяч рублей. Из которых мы пять платим за коммуналку и почти пять на лекарства, а сейчас будем ещё больше. Остаются гроши, на которые троим взрослым людям невозможно прожить.

Я вздыхаю, поправляю хвост на голове и иду в логово врага, то есть к пятому столику.

Пока переставляю ватными ногами по полу, изучаю мажоров. Итак, кто к нам пожаловал. Семён одет в черную рубашку поло, и я, как некстати, замечаю широкий разворот плеч и мужественные загорелые руки. На них тоже есть татуировки. Брюнетка как я уже знаю, зовут Аня, одета стильно и богато. Бежевое свободное платье под кожу ей очень идёт. Волосы снова заплетены в высокий хвост. Она общается с Семёном но, по-моему, они не пара, скорее просто друзья.

Ещё с ними за столом тот лысый, Миронова, незнакомая мне девушка и два молодых человека.

Шаг, два, три. Столик пятый, будь ты проклят.

— Добрый вечер, вы готовы сделать заказ? — натренированным месяцами дружелюбным тоном произношу я и смотрю в глаза самому безобидному по моему мнению. Одному из двух незнакомых парней. Он сидит рядом с Мироновой и обнимает ее за плечи.

— Нет, мы ещё подумаем, — отвечает Семён и совсем не обращает на меня внимания. Скорее всего, он даже не понимает, что это я стою прямо у него перед носом. Он всегда такой чёрствый? Со всеми?

— Принесите мне кофе и шоколадный чизкейк, мороженое и кальян, — говорит повелительным тоном Аня.

Она ехидно улыбается и недовольно цокает языком. Что-то шепчет своей подруге на ухо.

— Девушка, а мне можно стакан свежевыжатого грейпфрутового сока и пирожное Шармель. И кофе капучино.

— Хорошо, это все?

— Пока да! — бросает небрежно Аня.

Я разворачиваюсь и иду к бару, как вдруг слышу громкий хохот. В основном женские голоса. Уверена на миллион процентов смеются они надо мной. Как же мне отработать смену? Как?

Не успеваю передать заказ на кухню, как с их столика вновь поступает звонок. Натягиваю дежурную улыбку и снова направляюсь к ним.

— Вы готовы сделать заказ?

— Да, принесите три кружки пива светлого местного, шашлыка четыре порции, соуса, и что-нибудь ещё, — это говорит Семён и все время он смотри на меня

Он криво улыбается. В его глазах читаю насмешку. Не пойму, что я ему сделала?

— Что-нибудь ещё, это что? — уточняю.

— Принеси гренки с чесноком и картошку фри, — вмешивается ещё один парень.

— Хорошо. Что-то ещё.

— Пока все, можешь идти, — властным тоном короля отвечает Семён.

— Сейчас принесу.

Иду к бару и отдаю заказ.

— Даш, третий стол. Они уже ждут.

— Беру! — отзываюсь, шумно вздохнув.

Только подходу к третьему столику, как с пятого стола снова поступает вызов.

Они что испытывают мои ноги на прочность?

Быстро беру заказ у влюбленной пары. И снова подхожу к злополучному пятому столику. Скоро цифра пять станет моей нелюбимой.

— Девушка-а, а мне значит, э, глясе, салат морской только без лимона. И все. Да все. И… Нет, пока все.

— Может быть что-то ещё, — спрашиваю сквозь стиснутые в дурацкой улыбке зубы.

— Это все.

— Пока, — добавляет Семён и все дико начинают гоготать.

Я ухожу. Чтобы снова через минуту подорваться к ним. Нет, это невыносимо. Вечер будет определенно незабываемый.

***

Сегодня самая трудная смена на моей памяти. Так долго я ещё не бегала. Ноги гудят, а голова слегка кружится от усталости. Пятый столик загонял меня по полной программе. Я подходила к ним каждые три минуты. Они отмечали чей-то день рождения и решили сделать меня своей игрушкой.

«А почему пицца холодная»

«Принесите ещё кофе, нет сок, нет кофе»

«Можно включить кондиционер, жарко»

«Посоветуйте хорошее вино»

«Можно выключить кондиционер, а то холодно»

Боже, они меня замучили. Таких капризных клиентов я ещё не встречала. Даже Вадим разозлился и причитал весь вечер, мечтая о том, когда же они уйдут.

Они ушли, и счастью моему не было предела.

— Фух, наконец-то, — выдыхаю, бросив папку меню на стол.

— Да уж, и чего это они? Как специально гоняли тебя. Но бабла потратили много. Хоть не зря бегала.

Глава 9

Внедорожник отчима стоит под навесом. Он дома. Не хочу его встречать, но выбора нет. Мне нужно забрать личные вещи.

Открываю своим ключом входную дверь и прохожу в коттедж. Пахнет жареным мясом и свежими овощами. На кухне бренчит посуда, а как только я захлопываю дверь, звук затихает.

Пока снимаю кроссовки, осматриваю дом. Я не был здесь больше месяца. И ничего не изменилось. Семейные фотографии, книги, картины. Красивые дорогие вещи, привезенные с разных уголков света, расставлены по углам, а толку от них никакого. Только пыль протирать. Теперь вся эта бутафория никому не нужна.

Отчим показывается в арке, соединяющей кухню и прихожую. В фартуке и домашних больших тапках. Не изменился. По-прежнему сам моет посуду и готовит еду. Деньги позволяют нанять домработницу, а он все делает по старинке.

— Семён? — удивляется дядя Леша.

— Я.

— Чего это ты вдруг объявился? Бабки закончились?

— Нет, взять кое-что, — я беспардонно прохожу в дом и иду к лестнице на второй этаж. Больше не желая с ним говорить. Настроения нет. Да и общих тем за три года как-то у нас не нашлось, поэтому тратить время на пустую болтовню не вижу резона.

— И ты даже не спросишь, как у нас дела? Как дела у мамы? Вот так просто зашёл и все? Молча? — жмёт на «больное» он.

Я застываю. Замираю на полушаге. Нет, о маме я особенно не хочу ничего знать. Просто не могу. Пробовал, но не получается. И все члены семьи это знают. Один он, как твердолобый хочет добиться участия с моей стороны. Но ее не будет, как не старайся. Хоть свяжи, хоть пристрели, задуши, я не поеду к ней и не позвоню! Мне так легче! Семье так легче! Ей так легче. Без меня.

— Я знаю, как у нее. Аня все докладывает, — вру. Аня ни слова не говорит о маме. По моей просьбе.

— При чем здесь Аня? Ты ее сын! Она спрашивает о тебе, — отчим делает небольшой шаг ко мне. Его тапки жутко раздражают. Напоминают об уюте.

— Мне некогда, дядь Леш. Ехать пора.

— Снова сбегаешь? Уходишь от разговора. А она, может быть, ждёт тебя… — горько произносит.

— Да не ждёт она! — выталкиваю вдруг ненужный воздух из груди. — Не ждёт! Она, в отличие от всех вас, знает, какой я. Мне не нужна вся эта херня, ясно! Она-то как раз все понимает. Уверен, она ни разу обо мне не спрашивала. И не звала. Так что эта тема закрыта, раз и навсегда.

— Вообще-то, спрашивала. Каждый день спрашивает. И ждёт… Ей недолго осталось. Каждый день как последний. Неужели не хочешь попрощаться с собственной матерью? — голос отчима звучит твёрже и грубее.

А у меня кулаки чешутся. Хочется дать ему по роже.

— Свидимся на том свете. Все мы сдохнем когда-то. У меня дела, — кидаю ему и ухожу на второй этаж.

Я ни разу не посмотрел ему в глаза. Душу берегу. Не хочу видеть пелену слез. Достало! Неужели не понимает, что я сойду с ума. Итак почти сошел. Я уже смирился, что она умерла… хотя она ещё живая. Да, вы скажете, что я псих! Не отрицаю! Но по-другому не умею. Не могу. Я слишком сильно люблю свою маму. Настолько сильно, что не могу видеть ее в таком состоянии. И она это знает. Не ждёт! Отчим врет! Лезет в нашу семью со своим дебильным уставом и считает, что сделает всем нам лучше. Тошнит от его добродетели, весь из себя хороший. Полная противоположность мне. Пора ему это выучить. Одно у нас все-таки общее есть — упорство и умение стоять на своем. И если наши мнения расходятся, мы никогда не найдем компромисс.

Толкаю плечом дверь и шагаю в свою комнату. Вещей осталось немного, почти все перевез на квартиру. Ищу в ящике старенький Айфон, так как вчера разбил свой новый. Денег лишних нет, придется ходить пока с ним. В чем-то отчим прав, но я никогда не попрошу у него денег. Давно привык зарабатывать сам.

С остервенением тормошу содержимое ящика. Какие-то тетради, бумаги, старые документы, на самом дне вдруг отыскивается фотография. На ней я, Аня и мама… Фотография с моего школьного выпускного. Фотка обычная, но именно ее я захотел распечатать и хранить у себя.

Аня в красивом дорогом платье со сложной прической. Мама в деловом белом костюме с распущенными волосами. Ее улыбка такая яркая, что затмевает блёстки на Анькиных серьгах. Глаза у мамы голубые-голубые, и они смеются, они греют теплом, они дарят чувство защищённости и любви.

В тот день мы были счастливы. Абсолютно счастливы. Я даже согласился прийти пораньше с гулянки и поужинать в кругу семьи. Я ни разу не поспорил с отчимом в тот летний день. Но!

Ни и я, ни мама, ни Анька, ни все остальные родные не знали, что нас поджидает совсем скоро…

***

Мама воспитывала меня одна. Сколько себя помню, у нее никогда не было ухажоров. Единственным мужчиной в ее жизни был я, трудный ребенок с пелёнок. Мама едва справлялась с моим буйным нравом. Но никогда не ругала меня, всегда говорила ласково и объясняла, что так, как я поступать нельзя, чревато проблемами. А я не слушал ее, то и дело дрался во дворах и приносил домой синяки и рваные рубашки. С возрастом я понял, что можно ловить кайф не только в драке, но и в тусовках, спорте, гонках, и, конечно, в компании клевой девчонки. Когда я перешёл в старшую школу, мама наконец выдохнула и начала жить для себя. Она познакомилась с Алексеем Бородиным. Он был владельцем собственного крупного бизнеса и растил дочь Аню. Дядя Леша как-то сразу влился в нашу семью. Они полюбили друг друга и вскоре сыграли свадьбу. Через несколько недель после свадьбы мы окончательно переехали к нему в дом. И стали жить совсем как нормальная семья. У меня появилась сводная сестра и вроде как отец. Но отцом называть его все равно не получалось. Называл по-братски — дядя Леша.

Год назад маме поставили страшный диагноз — рак. И наша жизнь остановилась.

Что можно чувствовать, когда тебе говорят, что твой самый любимый человек умирает? Боль? Отчаянье? Пустоту? Ошибаетесь… Я умер. Честно, я выл ночами в подушку, как пятилетний ребенок, я рвал на себе волосы, я прогуливал университет, я гулял, кутил с девчонками. Старался унять дрожь во всем теле, но она только усиливалась. Неизлечимая болезнь матери выжигала кислотой и мои внутренности. Словно не она, а я заболел. Я сходил с ума…

Глава 10

Я беру ещё кое-какие вещи и уезжаю из дома. Сегодня в карьере гонка. И я как участник обязан там быть. Гонки ещё одна «пилюля» спасающая от демонов, которые сжирают меня изнутри, опустошая душу.

— Бонжорно! — здороваюсь с Лукой.

— Хай, ты сегодня в заезде? 

Жмём руки. Я окидываю скучающим взглядом трассу.

— Ес, подлатал болид, сделал расточку блока цилиндров и гильзовку. Посмотрим, как полетит «Батискаф». 

— Ух ты, зашибись. С тебя тест-драйв. А вот я сегодня просто зритель. Снялся с заезда.

— А чё так?

— Походу диски тормозные сточились. Надо гнать в сервис.

— Так я тебе ещё в прошлый раз об этом говорил. Едь к нам. Гена быстро все заменит.

К нам подходят знакомые ребята и мы начинаем болтать. А я между делом посматриваю на трассу. Перед заездом всегда это делаю. На дороге кое-где на поворотах есть невысохшие лужи. Надо иметь это в виду. А около большого поворота смещены шины, тем самым делая дорогу в этом месте ещё уже. Как будто кто-то нарочно усложнил траекторию.

Я прищуриваю взгляд. Есть как будто что-то ещё, чего я не вижу, но чувствую. Какой-то подвох.

— Лук, кто траекторию проверял? — спрашиваю.

— Адашевы. А чё не так? Камешек заметил лишний?

— Трасса галимая сегодня. А сами-то они едут?

Братья Адашевы Артур и Ратмир фавориты и мои прямые соперники. Как гонщики они хороши, но как люди — наглые и борзые. И это не мое субъективное мнение — все так считают. Между нами травят байки про их преступные делишки. Но мне все равно. Мне плевать на них. Сюда я приезжаю снять стресс, а не яйцами мериться.

Лука недовольно ругается матом и проверяет списки.

— Нет, Артур без тачки, Ратмир сказал маленький куш!

— Не сомневался даже. Ну-ну. Куш…

— На что ты намекаешь? — спрашивает Юрка Тарасов, ещё один мой панибрат.

— А то, что трассу кто-то нарочно изгадил. Откуда вода взялась? Дождей не было. И еще косяки есть. Херня, а не дорога сегодня.

— Ты не поедешь? Вычёркивать? — Лук вертит шариковую ручку в руках.

— Нет, я все учел. Просто вас предупреждаю.

— Вроде дорога как дорога.

— Прокачусь — узнаю.

Начинается заезд. Сегодня всего двадцать три участника. Четверо снялись: Адашевы, Лука и Мамонов — он же оборотень, потому что сын мента. Саня Мамонов шестерка Адашевых, и он готов задницу порвать лишь бы им угодить. Почему-то он тоже отказывается от участия. Случайность, или он хочет подражать своим друзьям?

На стартовой прямой выстроились в ряды участники. Я стою первый, и готов жать на газ в любую секунду. В воздух взлетает «леденец», свист. Погнали. Сначала еду в своей манере не очень быстро. Обычно заезд проходит в три круга. И на первом я не сильно выклыдываюсь.

Раньше здесь добывали полезные породы, а сейчас устраивают гонки. А что, мы никому не мешаем. Огромная скважина позволяет хорошо разогнаться и вдоволь посоревноваться.

Я не знаю, кто стал первооткрывателем этих уличных гонок. Но сейчас заведует всем мой кореш Лука и его старший брат Миха. Они собирают списки и деньги с участников. Участником гонок мог стать абсолютно любой, у кого есть тачка. Правда вступительный взнос в последнее время все выше. Так как желающих много. Правила просты — побеждают первые три места и делят бабло соответственно. Большое всех достается тому, кто первым пересёк финишную линию.

Я лечу вперёд, на автомате смотрю в боковые зеркала. Черный старенький форд «дышит» мне в спину и вот-вот норовит выскочить вперёд. За рулём явно отчаянный парень, раз вздумал тягаться с моей спортивной «БМВ». Ещё рано топить в пол, впереди крутой поворот, и я сбавляю газ. Форд вырывается вперёд, но на повороте его сильно заносит, и я снова обгоняю его.

Только немного расслабляюсь. Но тут же слева показывается нос «Мазды». Водителя я знаю. Он часто занимает призовые места. Уверенно гоню вперёд, мечтая оказаться первым. Адреналин жалящими укусами бьёт по венам. В мозгу только одна хотелка — победить. Сегодня мне это чертовски нужно. Почувствовать, что я хоть что-то могу контролировать в своей жизни. Хотя бы собственную победу.

И снова дорога резко сворачивает. Где-то здесь вода. Ну и хрен с ней. Ударяю с силой по педали газа и резким рывком вхожу в поворот. Колеса срываются, машина скользит. Твою мать, что за хренотень… Автомобиль заносит влево. Кручу рулём, стараясь выровнять тачку, но все без толку. Еду прямиком в бордюр, не успев затормозить. Врезаюсь в башню из старых колес и наконец останавливаюсь. Приехали… Даже один круг не завершил.

Сердце стучит бешено. Если бы не башня, черт знает, куда бы я улетел.

Вдыхаю пыль и запах резины. Жду, пока все проедут мимо меня, и только потом выхожу на улицу. Иду к тому месту, где колеса не сцепились с песком. Присаживаюсь на корточки, пальцами трогаю воду.

— Это масло… Это ни хрена не вода.

Сильный запах бензина только подтверждает мои догадки. И его достаточно много. Кто-то нарочно его разлил. На самом сложном повороте.

***

Я возвращаюсь в свою тачку и дожидаюсь завершения гонки. Кто мог это сделать? И по какой черт? Сразу думается, что это кто-то из Адашевых. И почему-то кажется, что хотели слить именно меня. Ведь я сотню раз выхватывал победу у них прямо из под носа. Давно не выигрывали? Или в чем причина? А если это не они? Сейчас узнаю. Не уеду, пока не добьюсь правды. Этот придурок должен быть наказан.

Финальный круг заканчивается. В победители вырывается парень на «Мазде». Уступив ему всего несколько секунд, приезжает Тарасов. Следом завершают гонку все остальные. Автомобили паркуются. Участники выходят на улицу. Я завожу мотор и еду к ним, пока все не разъехались.

Сбросив скорость, встаю рядом с «Шкодой» Луки и вылезаю из салона.

— Что это было, Сём? — спрашивает он.

— Что это было? Ты спрашиваешь, что это было? Эй, все сюда! — громко ору.

— Сём, да объясни, тебя бортанули или что? Я не вкурил.

Глава 11

Неделя проходит хорошо. Семёна я вижу крайне редко и спасибо ему, он совсем не обращает на меня внимания. В баре его компания больше не появляется. И к четвергу я окончательно расслабляюсь.

Спешу в нашу аудиторию, когда вдруг на моем пути встречается он. Графов выпрыгивает из ниоткуда, как черт из табакерки. Волосы взлохмачены. Какая-то рваная футболка. Вид совсем неподобающий для студента. Против воли замечаю я.

— Ой, ты меня напугал.

Прохожу мимо него, но он снова преграждает мне путь. Я понимаю, что ему что-то от меня нужно.

— Слушай, Ницше? Как там наша преза? Завтра философия.

— Помню в прошлый раз у меня, было другое прозвище, — мямлю в ответ, боясь заглянуть в его глаза.

— Я не знаю, как тебя зовут. Забыл, — с пренебрежением поясняет.

— Это не важно. Презентацию я сделала.

— Запиши мою почту. Сегодня жду от тебя письмо.

Смотрю на него. И ведь у него ни один мускул на лице не дрогнул от такой наглости. Вот же ж…

— Прости, но нет. Я не скину тебе ничего, — совсем тихо, почти беззвучно пищу в ответ.

Краснею, жар стыда бросает меня в чан с кипящей лавой. Господи, как страшно рядом с ним.

— В смысле?

— Семён, я спешу. Ты все прекрасно понял. И… я же подходила к тебе, хотела все сделать вместе. Но ты скомкал мой план работы. А сейчас я, я… — смотрю прямо в глаза.

Они тепло-карие, с золотистыми вкраплениями около зрачка. Красивые глаза — в тайне признаюсь. Отвожу взгляд ниже и замечаю веснушки. Они как песчаные капельки рассыпались по лицу.

— Ты, ты… Что? Говори, не понимаю, — хамовато обрывает он.

— Не дам! — бросаю и, задевая его плечом, убегаю дальше по длинному коридору.

Спасибо, что он не бежит за мной, а остаётся стоять на месте. Вот это новости. Я отказала самому Графову. Сегодня явно на город обрушится снег!

***

На лекции не могу сосредоточиться на учебном материале. Постоянно отвлекаюсь на собственные мысли. Я отказала Графову? Да, это произошло на яву. Ну и что? Он же не станет мне мстить из-за философии? Тем более я подходила к нему, сделала половину работы за него. А он с такой вот «благодарностью» отнёсся ко мне. Нет, все я сделала по справедливости и нечего себя съедать.

После всех занятий мы забираем одежду из гардероба и выходим на улицу.

— Дашка, смотри Отто Октавиус чего-то снова кипишит, — шепчет Алла на ухо.

Я поворачиваю голову и вижу Семёна в окружении целой оравы парней и девушек. Он громко ругается. Прислушиваюсь к его словам.

— Мать твою! Кто это сделал? Козлы!

— Что у него? — спрашивает Алла.

— Кажется, у суперзлодея сегодня неудачный день. Кто-то проколол шины на колесах, — бормочу, заметив на дороге возле автомобиля домкрат и ящик с инструментами.

— Так ему и надо. Заслужил. Это он и есть самый настоящий козел, — Алла говорит так тихо, что в том что ее кто-то слышит нет сомнений. Однако Семён вдруг резко поворачивается к нам.

Я отвожу глаза вниз на асфальт. Но чувствую, что он до сих пор смотрит на нас.

— Хм, тоже мне пуп земли. Если прокололи колеса, значит, допрыгался футболист. У злой Натальи все люди канальи, — фыркает Алла.

— Хи-хи-хи, — не могу удержаться.

— Не ржи, он всё ещё глазеет на нас. Вдруг сейчас подумает, что мы это сделали.

— Да ты что? Нет. Он может быть и суперзлодей, но точно не дурак. При чем здесь вообще мы? Мы ему безразличны, я думаю. У него и без нас недруги есть. Теперь сама вижу.

— Все. Больше не смотрит. Фиу, ему походу все колеса прокололи. Явно не случайность.

 — Пошли, нас это уж вот совсем не касается.

 — Пошли.

Мы выходим за ворота и зачем-то продолжаем промывать косточки Семёну и его друзьям.

Глава 12

Я нервно жую нижнюю губу и боюсь войти в кабинет. Алла как назло задерживается, ещё и философию перенесли на первое занятие. Стою на проходе и не делаю ни шага до самых последних минут.

— Серебрякова, чё стоишь, дай пройти! — Андрей Песков протискивается между мной и стеной и сильно толкнув плечом, задевает мой большой рюкзак.

Тот с грохотом летит на пол. Книги разлетаются по кабинету. Все вдруг обращают на меня внимание. Не привыкла к такому, а особенно теперь после ужасного случая с пакетом вещей, становится и вовсе не по себе. Кстати, одежду Аллы я так и не надела ни разу. Совсем не смотрю на студентов. Изучаю содержимое своего рюкзака. Хорошо, что ничего провокационного не вывалилось.

— Ой, щас помогу, — Песков, почесав курчавый затылок цокает языком и присаживается на корточки.

Я сажусь следом за ним. Мы начинаем собирать книги и остальные канцелярские принадлежности.

— Спасибо, — говорю, тщательно скрывая недовольство. Ведь это он меня толкнул и ещё так грубо, что плечо до сих пор чувствует толчок.

— Кстати, Серебрякова, ты историю сделала? — прищуривает зелёные глаза парень и ехидно улыбается.

— Сделала.

— Дай списать пож.

— Андрей, но у нас же темы разные, — пытаюсь отмахнуться от него.

— Да пофигу. Скажу, что перепутал. Хоть не двойку получать. Держи, — он всучивает мне две книги и встаёт.

Отряхивает шумно руки и смотрит сверху вниз. Я тоже поднимаюсь и смотрю на него. Он неисправим. Никогда не учится сам. Наверное, мне все пять лет придется ему помогать.

— Андрей, а ты не пробовал сам подготовится? Хотя бы раз.

— Чё? В смысле? Я чё-то не понял.

— Я говорю, ты хотя бы сам открывал учебник? Ходил в библиотеку? Штудировал материалы? М? Подходил на кафедру? Там есть научные работы очень интересные, можно попросить у зав. Кафедры. И попробовать самому изучать лекцию. Ведь узнавать новое это очень интересно, Андрей.

— Неа. Не догоняю. Так ты дашь списать или нет? — насупившись спрашивает.

— Эх, хорошо, — вздыхаю, смахнув непокорные волосы со лба, — Дам я тебе тетрадь. После пары.

— Спс, с меня шоколадка! — говорит легко и, быстро отвернувшись, шагает на «галёрку».

Так и поверила я ему. Никакой шоколадки, разумеется, не будет. Он всегда не задумавшись обещает отблагодарить меня. Но в результате ничего мне ни разу так и не подарил.

Ну что ж я уже почти зашла. Долой страх. Все будет хорошо, мне нечего бояться. Укрывшись копной пушистых волос, пытаюсь высмотреть Семёна, но не успеваю добраться взглядом до места, где он сидел на прошлом занятии. Может его и вовсе нет?

— Дашка, привет, — Алла хватает за руку, неожиданно появившись в дверях.

— Привет, — поворачиваюсь к ней.

— Чего напуганная какая?

— Все в порядке. Андрей меня чуть с ног не сбил. Видимо, так сильно спешил приобрести новые знания.

— Он-то? Пф! Не смеши мои брекеты.

Мы занимаем наши места. Я достаю тетрадь, ручку и флешку с презентацией. Алла лениво выкладывает учебник из пакета. И зевая садится на лавочку. В ту же секунду заходит Олег Валентинович. Все замолкают.

После переклички и небольшого вступления профессор открывает журнал и начинает спрашивать. Первой вызывает Миронову. Девушка выходит к лекционному столу и читает реферат.

— Я вот не пойму, Дашка, а на кой фиг нам эта философия нужна? Чем она мне в жизни пригодится? — шепотом спрашивает Алла.

— Как минимум для общего развития. Вдруг однажды тебе понравится парень, а он окажется ботаником.

— И чего?

— А ничего. Ты о чем с ним разговаривать будешь? О тик-токе? О новом треке Хабиба? Или о том какой пост выложить в Инсту?

— Допустим так, — постукивает пальцами по столу подруга.

— Допустим, но ему не интересно станет. И он вскоре уйдет. Потому что общение очень важно. Я так думаю. Общие интересы — это важно для пары.

— То есть по-твоему чувств не бывает? А если любовь? Просто химия, без всякого общего интереса. Сильная, настоящая. Я такая, а он совершенно другой. Противоположность мне. А? Хочешь сказать, такого не бывает? — спорит Алла.

— Химия? Даже не знаю. За так называемую «Влюбленность» отвечают сразу несколько гормонов: дофамин, адреналин, серотонин. Но… как говорят эксперты. Пока до конца феномен «Любви» не изучен. И что именно вызывает «Бабочки» в животе не понятно.

— Вот именно, не изучено! А значит, все возможно. Пай мальчик может полюбить бунтарку. А хулиган наоборот тихоню.

— Может быть ты и права… — заключаю.

Тем временем наступает наша очередь отвечать. Преподаватель громко объявляет наши с Семёном фамилии. Я встаю и, взяв флешку, иду к компьютеру.

— Так, а Семён. Семён, ты здесь? — интересуется Олег Валентинович.

— Здесь, — басом отвечает вдруг парень.

Я оборачиваюсь, ощутив внезапный жар на лице. Бегаю глазами в поисках его голоса.

— Здесь я, — будто ко мне обращается Семён.

Я тут же нахожу его. Он сидит за самой последней партой в углу. Зрение подводит, я не могу прочитать эмоции в его глазах. А вот ленивую ухмылку вижу отчётливо. Вынужденно отворачиваюсь и подхожу к столу. Открываю тетрадь.

— Графов, ты собираешься выходить? Или тебе официальное приглашение выписать? — спрашивает Олег Валентинович, уверенно расхаживая по кабинету.

— Я не готов, айм сорри, — совершенно просто отвечает парень.

— Что значит не готов? — останавливается профессор, — Дарья, вы все делали одна?

— Да. Одна. Все верно, — отвечаю робко, испугавшись строгого взгляда преподавателя.

— И почему же, позвольте узнать?

— А… я… я, — запинаюсь.

Слышу глупые смешки с дальних рядов. Что за люди странные? Смеются без повода, как дети.

Мужчина вопросительно смотрит на меня и ждёт вразумительное объяснение.

 — Я хотела все сделать вместе. Но, но. Не получилось. Мы не смогли договориться.

Глава 13

Я бегу седьмой большой круг и чувствую, что к горлу подступает кашель. Терплю. Ещё три круга осталось. Злость раздирает от последних происшествий. Хочется наказать идиота, или вообще наказать весь чёртов мир.

Сегодня все повторилось. Этот урод продолжает портить мою тачку. Но откуда у него инфа про меня? Ах да, Адашевы подсказали, где меня искать.

На игру я приехал на маршрутке, так как снова пару колес оказались пробиты шилом. В том что мне мстит Оборотень, сомнений нет. Я его вышвырнул с гонок. Он добивает меня исподтишка, тварь. Боится встретиться и просто поговорить. Хотя одним лишь разговором наша встреча вряд ли обойдется. Я звонил ему уже несколько раз. Мамонов отрицает, что это его рук дело. Но я, черт возьми, уверен, паршивая гнида, кто портит мой автомобиль — он. Больше я никому в ближайшее время дорогу не переходил. С чужими бабами не спал, в уличных разборках давно не участвовал, долгов не имел.

Сегодня Лук достал его адрес. После игры вечером я намерен ехать к нему. Нужно разобраться с этим уродом раз и навсегда. Втолковать сыночку мента, что со мной связываться опасно для здоровья, а лучше наглядно продемонстрировать, выбив пару передних зубов. Нужно пресечь это, иначе он начнет царапать своим шилом кузов.

Павел Григорьевич хлопает три раза в ладоши, подгоняя меня вперёд, так как я отстал от игроков из-за свои мыслей.

— Семён, ты надежда нашей команды. Ты лидер, и будет очень обидно, если просрешь шанс попасть в премьер лигу. После нее, ты же сам понимаешь, открывается большой горизонт. Давай поднажми. В ногах твоя сила!

Мужик он толковый, а самое важное — хороший тренер. Его советы я стараюсь принимать. Но не всегда получается им следовать.

Но только зачем мне это? Когда ощущаю себя больше мертвым чем живым? Весь этот футбол, надежда команды, показушная жизнь спортсмена — уже не моя реальность. Уже не моя… По кой черт не послал все, сам не знаю? Наверное, ради мамки до сих пор снашиваю ноги и забиваю голы противникам. Умрет — брошу. Не задумаюсь ни на секунду. Потому что без нее мне ничего не надо. Ничего.

После игры не чувствую и доли того удовлетворения, которое получал раньше по юности. Сегодня забил гол, надо признаться, он получился зрелищным. Но я не рад, и в душе всё равно пустыня. Словно сердце высохло и перестало вообще производить эмоции и чувства.

На часах восемь вечера. Надеюсь, застану Оборотня около дома. Лук сообщил, что каждую субботу наш паршивец посещает спортзал, а потом, конечно, едет домой. Тут-то я его и дождусь. И проверю, что он делает в зале — селфи или силовые упражнения?

В поселке Стрельцова тихо и спокойно. Я быстро нахожу новую девятиэтажку с нужным номером. Паркуюсь в карман так, чтобы меня не было видно с дороги. И жду.

Включаю тихо музыку и барабаню пальцами по рулю. Его нет. Жду с нетерпением. Машины снуют туда-сюда. Его тачки все нет и нет. Да где же эта гнида? Мент гребанный. Тьфу.

Проходит минут пятнадцать, а его все нет и нет. Я в сотый раз бросаю скучающий взгляд за угол и вдруг вижу его. Приехал. Потираю руки и разминаю шею, ликуя в сердцах, что сейчас смогу выпустить пар, а заодно и надрать ему зад.

Выжидаю пару секунд. И когда он вылезает из машины, тут же выхожу сам. Резко не медля подлетаю к нему.

— Опа-на а кто это у нас тут, м? — приветствую сарказмом оскалившись.

— Сёма? Какого фига ты тут делаешь? — испугавшись произносит Оборотень.

— Сёма я для друзей, — делаю тяжелый шаг к нему.

— Да не я это. Не я! Отстань от меня, бешеный!

Я уже замахиваюсь почти, зубы скрипят, как хочу ему врезать. Как вдруг пассажирские двери ментовского «Фольксвагена» открываются, и из машины выходит незнакомый парень.

— Эй, ты кто? — гундосит высокий качок и незамедлительно подходит к нам.

— Это тот самый придурок, который обвинил меня, — более уверенно поясняет Оборотень своему другу.

Я перевожу взгляд за его спину. Из тачки выскакивают ещё двое пацанов. И по их нервным телодвижениям я понимаю, что они тоже готовы защитить друга.

Один на четверых? Что же, будет однозначно весело.

***

Полный рот крови и затекший нос не дают нормально дышать. Глаза заплыли и ни хрена не видно. Ребра сдавливает будто тисками. Ноги ломит с такой невозможной силой, что сам удивляюсь, как еще умудряюсь жать на педаль. Проехал каких-то пару кварталов, а такое ощущение, что тысячу километров преодолел. Одно радует, мне ничего не сломали, и по голове не били. Только несколько раз не успел увернуться и получил в лицо. В остальном вроде все норм. Ну как норм? Чувствую себя мешком с костями.

Нет, так ехать нереально. Нужно остановиться и сделать передышку. Иначе попаду к черту в дтп. Ощущение, что в дребезги пьяный. Руки не слушаются, ослабли. То и дело норовят крутануть руль влево и повернуть тачку на встречную полосу.

Останавливаюсь прямо на обочине и медленно выхожу. На улице темно, в душе дерьмово. Глотаю ртом свежий воздух. Пахнет опавшими листьями. Становится немного легче дышать. Делаю ещё несколько глубоких вдохов и кашляю. Мать твою.

Ну ничего. Жить буду. Зато я этим уродам смачно задницу надрал.

В сердце радуюсь. Теперь Оборотень точно и на метр не подойдёт в моей тачке.

Замечаю автобусную остановку в пару метрах и решаю посидеть. Может, на воздухе полегчает? Медленно переставляя тяжёлыми ногами, иду к лавочке и плюхаюсь на нее. Прикрываю глаза. Думаю о маме. Тварь. Почему я вспомнил ее? Именно сейчас, когда мне хочется сдохнуть от боли?

Мама… Зачем ты оставила меня одного? Зачем? Потому что я был гавнюком, и драчуном? Поэтому? Ты уходишь от меня потому что устала? Устала терпеть меня?

Мысли уносят меня в далёкое прошлое, туда, где мама была ещё живой и здоровой. Я не замечаю, как все глубже и глубже погружаюсь в бессознательное состояние, похожее то ли на сон, то ли на обморок.

Глава 14

Рабочая смена проходит гладко. Устаю, но все равно стараюсь поддерживать себя позитивным мышлением. Вот окончу университет, устроюсь на работу и вот тогда возможно станем лучше жить. Буду ходить в театр каждый месяц. А Маришке куплю современный планшет.

Ну а пока…

Пока я купила нам с Маришкой по пирожному. И сейчас особенно бережно держу целлофановый пакет в руках. Уверена, она очень обрадуется, когда увидит его. Сливочное, воздушное, с бисквитными коржами, сочной клубничной начинкой и шоколадкой посыпкой сверху. Ммм. Объедение.

За мечтами не замечаю, как добираюсь до дома.

Живём мы в самом центре, но в старом районе. Здесь построены самые первые высотки в нашем городе. Со временем они обветшали и потускнели.

Я люблю свой район. Он тихий, спокойный, без пафоса. Все свои, как в деревне.

Пазик номер семь останавливается на моей остановке. С грохотом открываются двери. Я выхожу на улицу и тихо вздыхаю. Улыбаюсь. Надеюсь, Марина ещё не спит и обрадуется моему сюрпризу.

Вокруг ни души. Только странный молодой человек сидит на скамье. Похоже, что спит. Зачем я делаю шаг к нему, не объяснить логикой. Может, хочу убедиться, что с ним все в порядке? А может, хочу стать для кого-то полезной? Может, ему нужна помощь?

Не удержав в себе необъяснимое любопытство, тихо переступая ногами, приближаюсь к нему. Смотрю молодому человеку прямо в лицо. В шоке пробегаюсь глазами по знакомым мужским чертам.

— Семён? — с ужасом вскрикнув, прижимаю ладонь ко рту.

Парень сильно побит. Белая футболка перепачкана грязью и кровью. Лицо похоже на сырой кусок мяса. Но все равно за этой кровавой страшной маской я узнаю его. Упрямый подбородок, крупноватый нос, четко очерченные поджатые губы.

Начинают дрожать от страха и волнения. Кто его так? Стая разбойников?

— Семён, ты живой? Семён? — я подхожу ближе и трогаю пальцем его плечо.

Присматриваюсь. Замечаю, как ровно и спокойно поднимается его грудная клетка. Дышит. Живой. Невероятное облегчение прокатывается волной по всему телу.

Долго смотрю ему в лицо. И только потом понимаю, что нужна помощь. Кладу пакет на лавочку и открываю рюкзак.

— Зачем мне это все? Зачем? — бормочу тихо в темноту.

Ищу мобильный телефон и набираю скорую помощь. Через пару гудков поднимается трубка.

— Служба скорой помощи. Слушаю вас.

— Здравствуйте. Срочно нужна помощь. Тут парня избили. Он весь в крови. Сидит на скамейке с закрытыми глазами. Я не знаю что с ним.

— Говорите адрес, — спокойно отвечают на том конце провода.

Я говорю адрес остановки. Медик сообщает, что вызов принят и кладет трубку.

Внезапно поднимается сильный ветер и заметно холодает. Семён сидит в одной футболке. От его вида становится зябко. Я передергиваю плечами. Мне и в куртке не уютно. 

— Семён, проснись. Семён… Ты не замёрз? — я трогаю его плечо. Касаюсь более уверенно. Прислоняю ладонь к руке и держу несколько секунд. Его кожа горит настоящим огнем.

— Эх, Семён, у тебя температура, — шепчу сама себе.

Глаза парня неожиданно открываются и практически сбивают меня с ног. Скачком я отпрыгиваю от него и ошалело смотрю в узкие щелочки заплывших глаз.

— Ой, привет, — лепечу невнятно.

— Ницше? Какого хера ты тут делаешь? — хрипит парень в ответ.

Я рада, что он очнулся, но теперь не знаю, что с ним делать?

— А я тут живу! — брякаю, что первое пришло в голову.

Он хмурится и ворочается на лавочке. Совсем немного меняет положение тела и тут же шипит от боли. Здорово ему досталось…

— Прямо здесь живёшь? — снова закрывает глаза и вытягивает вперёд ноги.

— То есть… Я хотела сказать, что живу в этом районе. Дом вон там за твоей спиной, — показываю пальцем в сторону своего дома.

— Черт, как плохо, голова трещит, — корчится парень и приоткрывает один менее пострадавший глаз. Смотрит на меня вопросительно, будто не понимая, что я тут делаю.

По логике, мне следует уйти. Немедленно! Не оглядываясь! Ведь Семён когда-то поиздевался надо мной, посмеялся, унизил перед своими друзьями… Но я продолжаю стоять на месте и внимательно изучать его. Не могу я вот так взять и оставить человека в беде. Даже такого хулигана, как он.

— Семён, у тебя температура… Очень высокая.

— Какого черта ты вызвала скорую? Со мной все в порядке, — потирает лицо. Затем смотрит на руку и матюгается. Испачканную в крови ладонь вытирает о джинсы.

Я молчу. Отхожу чуть дальше от него. Мне здесь не место. Пора идти домой. Я для него никто и звать меня никак. Он даже имени моего не знает.

Чего я тут делаю, и правда? Мы с ним совершенно не знаем друг друга. А факт того, что нам нужно делать общую презентацию совсем не означает, что мы должны общаться и спасать друг друга в чрезвычайных обстоятельствах.

Ноги словно приросли к земле. Я вижу, что ему плохо и не могу уйти.

— Уже уходишь? — интересуется вдруг Семён.

Но не смотрит на меня. Сидит, облокотившись на железную стену остановки, и смотрит перед собой.

— Нет. Я дождусь пока тебя заберут, — тихо отвечаю и стараюсь не смотреть на него.

Отхожу ещё дальше. Стоять с ним поблизости до жуткого нервозно. У него сильная аура. Мне такая не под силу. Я чувствую каждой клеточкой своего тела безумное напряжение.

Вздыхаю и гляжу на часы. Уже прошло пять минут. Где же скорая?

— Отменяй все. Я никуда не поеду.

— Почему? Вдруг у тебя травмы какие. У тебя кровь течет. Надо остановить. Ты в ужасном состоянии, если быть откровенной… 

— Ну и черт с ней. Пусть хоть вся вытечет. Буду без крови жить, — усмехается он с какой-то непонятной горечью в голосе.

Я пропускаю реплику мимо ушей. Чего он такой весёлый? Его избили. А он продолжает дерзить и строить из себя напыщенного повелителя жизни. Словно ему все нипочем. Или это маска или он есть такой на самом деле — понять пока не могу.

Глава 15

Мы медленно идём вперед, шатаясь из стороны в сторону, словно соломенные куклы на ветру. Семён тянет меня за собой, ведь я его поддерживаю. Сначала он отказался от помощи, но потом, когда чуть не упал, все же согласился. Сейчас получается, как будто я его обнимаю. Сердце шальным барабаном стучит от страха. В голове рой мыслей. В руках дрожь от незнакомого чувства. Я так близко с парнем впервые…

Я боюсь оставаться с ним. Не в смысле боюсь, что он сделает мне что-то плохое. Меня страшит смущение, бедность, стыд. Какое-то женское чувство робости перед красивым популярным парнем.

Но…

Дело сделано, позвала к себе его, и теперь нет дороги назад. Ему нужна помощь. И это главнее моих предрассудков. Успокаиваю я себя в мыслях.

— Дома у меня младшая сестра. Бабушка в больнице, — поясняю я около самого подъезда.

— Окей. Вода есть?

— Вода есть и таблетки. Тебе нужно выпить жаропонижающее.

— Я согласен даже на топор, — с мучительным вздохом отвечает Семён.

Мы заходим в подъезд. Вызываем лифт. Молча доезжаем на второй этаж и выходим. Семён совсем не смотрит по сторонам. Ему не до этого. Не замечает потрескавшуюся краску на стенах и пыльные сундуки ящики с хламом выстроенные в ряд. И слава богу, что не замечает.

— Постой, я сейчас. Двери открою, — я отпускаю Семёна, и тот сразу облокачивается на стену. Закрывает мучительно глаза. Выглядит парень и правда не очень хорошо, знатно его потрепали.

Я нахожу ключ и открываю дверь. На меня падает тусклый жёлтый свет. Я неуверенно смотрю на парня, все ещё думая, что есть шанс отказаться от затеи. Он облегчённо вздыхает и первый заходит внутрь.

Нет! Отказаться уже не смогу.

Я захожу следом и закрываю дверь на замок. Семён садится на табурет и хватается за голову. Я шумно вздохнув быстро раздеваюсь.

— Дашка, вернулась. Принесла пироженки? — Марина радостно выпрыгивает из комнаты.

— Ого. Это кто. Тот самый знакомый? А чего это с ним? Пьяный, что ли? Дашка, ты зачем его в дом привела? Он с нами теперь будет жить?

— Мариш, ну сколько вопросов. Конечно никто с нами жить не будет. Что за глупости? Его избили, ему нужна помощь. Это Семён. Я с ним… учусь в институте. Иди пока в комнату. Хорошо?

— Ясно. А где пироженки-то мои?

 — Возьми в пакете. Можешь обе съесть. Мне что-то не хочется.

— Ура! Спасибо, Дашка! — с радостным воплем Марина забирает пакет и, даже не взглянув на Семёна, уходит к бабушке в комнату.

Мы остаемся наедине в полутишине.

— Вставай. Я покажу, где ванная. Нет. Стоп. Сейчас принесу жаропонижающее. Нет. Кровь. Боже. Сиди тут! Не знаю за что хвататься.

Я бегу на кухню и открываю нашу аптечку. Для лекарств в нашем доме выделен отдельный большой шкаф. Здесь и антисептики, и зелёнка, и бинты. Достаю все, что может мне пригодиться. Набираю целые руки пузырьков и возвращаюсь к Семёну.

Кладу все это на тумбу. Потом бегу за стаканом воды. Когда возвращаюсь вижу, что Семён успел снять кроссовки и футболку. Теперь сидит с голым торсом. У него много синяков по всему телу.

— Ужас, Семён, кто так тебя? Прости… Мне не надо задавать вопросов. Просто… это кошмар…

 Трясущимися руками достаю из пачки две таблетки на основе парацетамола.

— Возьми и запивай. Обе. Сейчас же. Потом разберемся, что делать с ранами.

Он без всяких уговоров берет таблетки и запивает их водой. Осушает стакан до дна и глубоко вдыхает.

— Тебе нужно в ванну. Нужно промыть раны. И… Ты весь перепачканный. Не знаю, в каких кустах ты дрался, — произношу запальчиво и тут же кусаю губы. Что я говорю? Какая ванна? Я же собиралась отправить его домой… Невесть что говорю.

— И там будешь помогать? В ванной… — произносит так неожиданно, что не успеваю смутиться.

Только натыкаюсь вдруг на его взгляд. Хмельной, уставший, но почему-то мне кажется с юношеским задором.

— Не хотелось бы… Я как-то… Как-то я… Я не подумала… — начинаю перебирать пузырьки антисептических средств.

— Что? Никогда голых пацанов не видела? — хрипло низко спрашивает.

— Семён… — стараюсь не упасть в обморок. Сейчас будем оба лежать без сознания.

Беру себя в руки. Он молчит.

— Так. Я пропущу мимо ушей твои неуместные вопросы. Сделаем вот что. Сейчас я обработаю порезы. А когда тебе станет легче, ты сможешь сходить в ванную комнату. Таблетки сильные, должно отпустить через десять минут. Надеюсь, станет легче.

Он ничего не отвечает. Только утвердительно кивает и снова закрывает глаза.

— Пошли в комнату. Здесь темно. Я ничего не вижу.

— Снова ты меня гоняешь.

Семён медленно встаёт и идёт за мною. Я прохожу в нашу с Маришкой комнату, и парень проходит следом.

— Садись здесь. Это моя, — указываю на одноместную кровать, аккуратно застеленную сиреневым с цветами пушистым пледом.

— У тебя уютно, Кул, — замечает он, садясь на кровать.

— Кул, значит круто? В чем же… — я достаю ватные диски и прыскаю на них перекисью водорода.

Встаю напротив Семёна и смотрю на него, думая, что же первое обработать. Губы? Скулы? Плечо?

— Я бы мог сам наверное… К черту. Не трогай. Ничего со мной не будет. Щас как на собаке все заживёт, — игнорирует мой вопрос. Неожиданно злится.

Смотрит с недовольством на меня.

— Почему не хочешь принять помощь?

— Не хочу и все. Зачем ты это делаешь?

— Что это? — отхожу на шаг назад.

— Все это? Забота, лекарства. За хера?

Я обиженно отворачиваюсь. Подхожу к тумбочке кладу на место диск. Встаю около двери.

— Я не навязываюсь. Давай я вызову такси, и ты поедешь домой. Таблетки ведь уже помоги, раз снова грубишь. Так что. Ты прав. Прости. Наверное, было глупо затащить тебя домой. Ещё и Маришку напугала. Ты посиди, Семён немного, отдохни, если хочешь . Я сейчас приду. Лекарства на столе. Можешь воспользоваться. Я сестру проверю и приду.

 С этими словами покидаю комнату и закрываю за собой дверь. Глупая, я глупая. Зачем позвала его? Зачем?

Глава 16

После ванны я заглядываю в свою комнату, чтобы взять книгу Экзюпери, а заодно и проверяю Семёна. Спит крепким сном. Вот и хорошо.

Возвращаюсь к бабушке. Марина уже разложила постель и улеглась на подушку, закинув руки за голову. Ждёт меня с книгой.

— С лёгким паром.

— Спасибо, — отвечаю натянуто, ведь легче мне после душа не стало. Наоборот, переживания о предстоящей ночи набирают обороты.

Я выключаю большой свет, оставив лишь ночник. Сажусь рядом с Мариной на краешек кровати и открываю книгу.

— На чем ты остановилась?

— На шестой планете. Глава пятнадцать вроде бы.

Перелистываю страницы, нахожу главу и начинаю читать:

«Шестая планета была в десять раз больше предыдущей. На ней жил старик, который писал толстенные книги

- Смотрите-ка! Вот прибыл путешественник! - воскликнул он, заметив Маленького принца.

Маленький принц сел на стол, чтобы отдышаться. Он уже столько странствовал»…

История Маленького принца захватывает меня, и вот я погружаюсь в нее с головой. Читаю, читаю, читаю. Пока наконец не слышу тихое сопение сестры. Уснула.

Сонно потянувшись, убираю книгу на тумбу и щелкаю ночник. Полная темнота окружает меня, но совсем не успокаивает. Закрываю глаза и стараюсь уснуть. Не выходит. Кровать совсем неудобная и непривычно здесь спать.

Ворочаюсь, пытаясь улечься удобнее. Открываю глаза, убирая с себя тяжёлое одеяло. Нет, сегодня я точно не усну. Как можно спать зная, что он там в моей кровати… Боже мой, о чем я только думала, когда позвала его к себе. Сейчас он как посмотрит на мою бедность, увидит, как я живу. И станет издеваться ещё больше. Расскажет всем своим друзьям… Они посмеются надо мной и тогда в баре, когда придут снова, станут искоса глядеть в мою сторону и издевательски шутить. Глупая, я глупая.

Насильно закрываю глаза и вдруг слышу шаги и скрип наших дряхлых полов. Резко сажусь. Это он, Семён. Проснулся и, наверное, хочет пойти домой. Нужно проводить его и закрыть за ним дверь.

Марина спит, а я осторожно поднимаюсь с кровати и выхожу из комнаты. Плотно закрываю за собой дверь. Замечаю боковым зрением Графова. Он стоит в коридоре. Медленно поворачиваюсь и встречаю его во всей полураздетой красе. Он в одних боксерах. Все же снял джинсы.

Вдох застревает в груди. Невыносимо неловко и до дикого любопытно… Молчу, не понимая, что со мной происходит.

Ну почему? Почему меня это так беспокоит… Ведь на пляже я миллионы раз видела парней в плавках. А тут. Дома. Рядом со мной.

 Лишь мельком замечаю крепкие красивые мужские ноги. Сразу перевожу взгляд на его лицо, ругая себя за чрезмерную внимательность.

— Где у тебя тут ванна? — спрашивает с недовольством, как будто хочет уйти. Но боль мешает это сделать.

— Семён, я думала, ты пошел домой. Встала тебя проводить, — тихо отвечаю, подходя ближе миллиметровыми шагами.

— Ты меня разбудила, когда заходила в комнату. И с тех пор мне не заснуть.

Мы говорим шепотом и смотрим друг на друга так, как землянин и пришелец смотрели бы друг на друга если бы встретились где-то на краю галактики.

— Пошли покажу где ванна, — отмираю первая и насилу сделав шаг, иду к нему.

Коридор очень узкий. И я неуклюжая такая задеваю его бедром. Он неожиданно резво берет меня за руку и разворачивает к себе. Подходит близко, мягко подталкивая к стене. Упирается о стену руками по обе стороны моей головы. Нависает надо мной, шумно вдыхает через нос. Дёргает желваками словно злится. Смотрю широко открытыми глазами. Не понимаю, что ему надо.

— Зачем тебе все это? — сиплым шепотом спрашивает, убирая мои волосы от лица.

— Зачем что? — бормочу беззвучно, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Зачем он меня трогает…

Не могу смотреть в лицо. Он так близко. Перевожу взор на шею, плечо… Рассматриваю его татуировку. Лев. Голова взлохмаченного льва расположена на ключице. Хищник такой сильный и красивый. И такой живой, словно сейчас выпрыгнет и укусит острыми зубами.

Хочется потрогать пальцами, хотя бы слегка провести по львиной гриве, располагающейся на шее парня. Но, конечно, я этого не делаю.

Он подходит ещё ближе, теперь почти касается меня своим телом. Я чувствую жар, исходящий от него. У него снова поднялась температура.

— Зачем помогаешь?

— Не знаю. Потому что тебя избили. Не могла оставить тебя на остановке одного.

— Но ведь ты меня совсем не знаешь. Привела какого-то незнакомого пацана в дом… Или ты всех бродяг тащишь? Это привычное дело?

— Нет, ты первый. И… Я уже совершеннолетняя, могу делать что захочу. Я взрослая.

— Была бы взрослая не привела бы меня в дом. Где твоя бабушка? — усмехается с непонятной злобой.

— Зачем тебе это знать, — бормочу и тут же исправляюсь, — в больнице она.

— Я должен знать к какой сумасшедшей попал в дом.

— Я не сумасшедшая. Я просто помогаю тебе. И. Я же не держу тебя насильно. Двери легко открываются. Можешь уйти.

Семён отходит на небольшое расстояние и смотрит на меня. Не в лицо, а на фигуру. Я пуще прежнего заливаюсь краской. На мне длинная объемная сорочка, прикрывающая все на свете. Но он смотрит так, что кажется словно я без одежды. Все же сорочка тонкая.

Зачем я вышла из комнаты? Поверить не могу. Я точно сумасшедшая, он прав.

— Просто помогаешь… — бормочет тихо.

— Я спать хочу, поздно уже, — вру.

— Так иди, я тебя не держу.

Он отходит от меня дальше, и я выскальзываю из плена его глаз.

 Прохожу вперёд на ватных ногах, сворачиваю налево. Дрожащими руками включаю свет.

— Семён, здесь ванна. Полотенце сейчас принесу.

Он молча проходит внутрь и больше не смотрит на меня.

Я иду в свою комнату. Достаю из шкафа полотенце и возвращаюсь в ванную. Отдаю ему свое любимое светло-розовое полотенце.

Сама иду к себе в комнату и решаю его подождать.

Глава 17

— Вот как? Имя вспомнил, — выдавливаю тихо.

— Запомнил. Когда сестра назвала.

Мы замолкаем. Я сижу ровно, боясь пошевелиться. Он продолжает дышать шумно носом в шею. У меня кружится голова в прямом смысле. Сильнейшая неловкость и страх сковывает по рукам и ногам, и я честно не могу применить ни один известный мне прием защиты. Ни ударить, ни укусить, ни ущипнуть. Ничего. Все что остаётся — это слова.

— Семён, ложись спать. Прошу. И вдруг я чокнутая. И вообще, я же Секондхенд, Ницше, сумасшедшая… Ну что ты делаешь такое… Самому завтра стыдно будет.

— У меня нет ни стыда, ни совести.

— Оно и заметно. Ты болеешь, ложись. В противном случае я снова вызову врача, только уже психиатра. Иначе как сдвиг в психике это не назовешь.

— Мне не уснуть, — его голос дрожит.

— Почему я тебя терплю… Ты, ты! Да ты меня опозорил… Перед своими друзьями. Ты меня на работе заставил бегать. Ты скомкал мой план… Ты ты… Ты смеялся надо мной! Ты наступил своими грязными ботинками на блузку! Ты Отто Октавиус, понял?

 — Кто? — смеётся Семён, пропуская мимо ушей все, что я сказала выше.

По-прежнему держит меня, обеими руками сжимая талию и сам как будто напряжён. В животе я чувствую тяжёлый ком, словно булыжник проглотила. На самых кончиках пальцев морозный озноб. В глазах рябь. Дыхание замедленное, но сердце при этом стучит быстро-быстро. Может, это и есть «химия»?

Не боюсь его, боюсь неизведанных неиспытанных ранее чувств, которые вдруг ослепили меня, пока он дышал мне в шею, оставляя ожог на коже. Стыдно признаться, но мне понравилось… Господи, да что со мной не так? Он мне не пара! И я не верю в «химию» между людьми. Во всяком случае не между мной и им! Исключено!

— Семён. Это не смешно. Убери руки, умоляю. Отпусти меня, пожалуйста. Я сейчас закричу, — шепотом предупреждаю. Лгу. Конечно, я не стану кричать. Маришка же спит.

— Ты ещё и кричать умеешь? — он кашляет, потом резко затихает.

— Я уже пожалела, что помогла тебе, — снова вру, но хочу хоть немного его усмирить.

— Ммм…

— Семён, ну вот ты… Ты же взрослый, умный парень. Все. Хватит, — пытаюсь встать.

Семён резко с разочарованием как мне кажется вздыхает.

— Сорри. Мне бошку отшибли. Не понимаю, что делаю. Иди… Я больше не трону тебя. Знатно мне нагрели, что мозг перестал соображать. Иди, иди… Уходи прошу.

Он размыкает объятья, я пулей вскакиваю с колен. Он сразу же валится на кровать, словно все это время терпел, чтобы не упасть. Семён зарывается в моей постели и закрывает глаза. Я осторожно беру шерстяное одеяло и укрываю его. Убираю назад в ящик ненужные носки.

Откуда-то взялась материнская забота. Нет, я не сумасшедшая. Я нормальный человек с добрым сердцем. Я не такая, как его друзья, и не стала бы никогда смеяться над человеком просто потому, что ему суждено было родиться в бедной семье. И в беде я всегда помогу, даже тому, кто меня обидел.

— Сейчас воды принесу.

С этими словами покидаю комнату.

— Даш, — останавливает Семён.

— Что?

Он долго молчит, словно подбирая нужные слова. Подбирает, но так и не находит, что сказать.

— А, ничего. Иди.

На кухне я включаю воду, ополаскиваю руки и брызгаю в полыхающее лицо. Стараюсь прийти в себя от такого шока. Никогда в жизни я не была так близка к парню. Да еще к какому? К самому популярному в нашем университете. К мажору, который и в жизни бы не посмотрел на меня, если бы не профессор по философии. К самому грубому…

Гляжу в окно. Нет, снег не выпал. Может быть земля остановилась? Наводнение? Извержение вулкана? Нет, все чисто и мирно за моим окном. Тихо качаются березы на ветру, осыпая двор разноцветными листьями. Небо затянуто тучами, что звёзд не видно. Все, как и прежде. Так в чем же дело? Где обман? Подвох? Мистификация?

Зачем же он схватил меня? Зачем?

Сделав небольшую передышку, наливаю чистой воды в стакан. Возвращаюсь в комнату, надеясь, что он ещё не спит.

— Не спишь?

— Нет. Тебя жду.

— Ммм. Возьми вот, принесла воды. Сейчас.

Семён поднимается и берет из рук стакан. Не смотрит на меня. Да и смотреть, наверное, тяжело с таким наплывом на глаз. Хочу снова посоветовать ему, приложить к опухшему участку лед. Но молчу. Пусть все идёт своим чередом. Он не хочет принимать помощь. Так зачем я навязываюсь?

Выпив новую дозу жаропонижающего, он ложится и затихает.

Я копошусь какое-то время в комнате, складывая препараты по местам. Семён глубоко дышит, и мне становится легче. Уснул, слава господи. Только бы до утра проспал хорошо. Сон ведь лечит.

Тихо иду к дверям. Половицы предательски скрепят под моими ногами. Уже у двери останавливаюсь и смотрю на него. Долго внимательно изучаю его силуэт. Эх, Семён Семён. Свалился на мою голову… Или это я свалилась на его? Кто же теперь разберёт?

— Даш, ты здесь? — вдруг спрашивает он, и я от неожиданности вздрагиваю.

Непривычно слышать свое имя его низким по-мужски голосом.

— Я здесь. Я думала, ты спишь уже.

— Даш, ты можешь остаться со мной?

— З-зачем.

— Мне не уснуть. Почитай мне «Маленького принца».

— Что сделать? — ахаю от удивления.

— Я слышал, что ты читала сестре. Почитай мне.

Я шагаю к нему, потом снова назад. Кусаю губы. Сжимаю так крепко стакан, словно могу что-то изменить.

— Это шутка? Новое издевательство?

— Нет. Не шутка. Я всерьез.

— Семён, а может, тебя дома ждут? Родители ищут? Может, хотя бы позвонить?

— У меня никого нет. Я один. Сам по себе, ясно? Почитаешь или нет?

— Нет, — тихо.

— Совсем без шансов?

— Шанс есть. Если ты извинишься передо мной, — набравшись отваги, заявляю я.

Вот так. Провела с ним немного времени и сама себя не узнаю.

— За что именно?

— За все. За грубость, хамство. За план. За прозвища… За то, что трогал меня… — последние слова утопают в грохоте собственного сердца.

Глава 18

— В общем, ты понял за что, — стараюсь придать голосу непринуждённости. 

Между нами повисает пауза. Мне так хочется узнать, о чем он думает. О том попросить прощения или нет? Или обо мне? Нет, ну как же обо мне? 

— Прости… меня… я был придурком. Прости за все и особенно за то, что распускал свои клешни, — коротко извиняется Семён, не вдаваясь в подробности настоящих мотивов своего поведения. 

Говорит он тихо и серьезно. Верить ли ему? Я молчу слишком долго, думая над искренностью и прощением. Пожалуй, мне легко его простить.

— Простишь, Даш?

— Сама не знаю. Возможно, — аккуратно шагаю ближе к нему, получив новую порцию ошеломления.

Интересно однако. Он извинился! Не побрезговал, преодолел свою мажорную гордость. И извинился... И уверена на девяносто процентов это живое настоящее раскаяние. Наверное, поэтому я иду на безумный риск и решаюсь выполнить его просьбу.

— Я все ещё жду ответа, — бормочет в полумраке. 

— Хорошо, сдаюсь… Сейчас принесу книгу. И если ты не уснешь, то.

— Я не усну.

— Тогда я пошла за книгой.

Я иду за книгой в бабушкину комнату. В очередной раз спрашиваю себя, зачем я лечу в неприятности? Зачем тянусь к неизведанному? 

Марина спит, и я остаюсь незамеченной. Смотрю на время. Уже глубокая ночь. Семёну не уснуть и мне тоже. Чем же не повод для налаживания коммуникации? Но все же я не привыкла к парням в моем доме, а тем более в моей постели. Хм. Семён Графов в моей постели? Ну что за несусветица. 

Запрещая себе думать над диким сочетанием слов в предложении "Семён в моей постели" , я возвращаюсь к молодому человеку. 

— Я вот… пришла.

Прохожу в комнату и сажусь на табурет рядом с ним. Он слегка меняет положение и больше разворачивается в мою сторону. 

— Я готов слушать. Ты остановилась на том месте, где он понял, что таких роз, как у него миллионы.

— Да, да, я помню. Бедный Маленький принц, тогда он еще не осознал, что она одна на весь мир. И больше такой нет, — листаю книгу в поиске нужного места.

Семён не отвечает. И я, приняв это за знак, начинаю читать.

Снова знакомлюсь с Лисом, стрелочником, торговцем. Читаю тихо с выражением и интонацией, так как я совсем недавно читала Марине. Семён лежит и слушает. Не знаю, спит он или нет. Но я не останавливаюсь. Читаю долго, почти до самого конца. И только когда в горле начинает перешить, останавливаюсь.

Откладываю книгу, потираю уставшие глаза. Вздыхаю. Хорошая книга.

— Хорошая история, — одновременно с моими мыслями шепотом произносит Семён.

— Да, мне тоже она нравится. Я ее уже раз десять перечитывала. В ней много смысла. Этот прирученный Лис и роза. Столько аллегории, философии… Мне нравится эта фраза Лиса. Очень умная, только вдуматься в нее. «Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь». Удивительно. Так просто и в тоже время не каждый поймет…

Я говорю ещё немного о книге. Семён начинает дышать глубоко. И я понимаю, что он уснул.

— Семён? — зову шепотом.

Он не отвечает, лишь ещё глубже вздыхает. 

Получилось. Я усыпила его.

Я совсем чуть-чуть позволяю себе смотреть на него. Какие мужчины дети. Да и все мы люди, внутри мы дети и нам всем хочется тепла, любви и заботы. 

Сегодня мой мир перевернулся с ног на голову. Во-первых, я поняла, что Семён не такой, каким я его знала раньше. Ему свойственны чувства и эмоции. Он не камень бездушный. Он такой же простой человек, как и я. Во-вторых, я стала чувствовать себя увереннее. Волшебным образом общение с Семёном подняло мою самооценку, а точнее, если быть до конца честной, то его прикосновения повысили самооценку. Но самое главное, что я поняла — даже у такого общительного богатого парня бывают проблемы. 

***

Закрываю глаза и стараюсь уснуть. Но колючие теплые прикосновения Семёна вспвлывают в памяти, каждый раз, когда сон почти забирает меня из реальности. 

Глава 19

Просыпаюсь от вкуснейшего запаха. Пахнет блинами. Нет, я не двинулся, реально пахнет блинами. Голод сковывает желудок и наполняет рот слюной. Есть хочется, словно не ел тысячу лет.

Быстро сканирую тело на болевые ощущения. Голова прошла, это радует. Температуры не чувствую. Ажур. Значит, обошлось.

Вспоминаю ночь и стискиваю крепко зубы. Синяки дают о себе знать. Боль бьет по нервам так же сильно, как осознание того что произошло.

Черт. Вот я идиот… Попросил почитать. А она согласилась. Ницше. Ботаничка. Даша… Оказалась для меня откровением. Спасла меня, привела в дом, позаботилась… А ведь я не просил. Да и был с ней груб, невоспитан как самый последний подонок. А она? Чем ответила? Заботой? Теплом? Собственной кроватью?

Пора ехать домой. Мне такие свистопляски ни к чему. Она не знает с кем связывается. Я не смогу ответить тем же, увы.

Последний раз вдыхаю ее аромат и медленно встаю. Голова плывет, но в целом чувствую себя нормально.

За стеной слышу тихие голоса и шорохи. Покачиваясь точно после громкой пати, напяливаю джинсы и грязную футболку. Мать твою, как бомж какой-то. Но не в голом же виде появляться когда там младшая сестра.

Толкаю деревянную дверь и голоса затихают. Иду на божественный запах. Они на кухне.

— Привет, — здороваюсь первый.

— Привет, — стоит спиной ко мне и бренчит посудой в раковине.

— Как есть хочется, — вырывается неволей.

Она замирает, перестает шуметь. Медленно поворачивается ко мне лицом.

Впервые разглядываю ее так тщательно. У Даши выразительные темно-серые глаза, курносый маленький нос, и клубнично-красные с острой ложбинкой губы. Волосы пушистые светло-русые. Сегодня она заплела их в высокий хвост. Свободные волнистые пряди обрамляют лицо. Отмечаю, что ей идёт такая прическа.

Мы смотрим друг на друга. Я глупо улыбаюсь, не зная, что ей ещё сказать.

— Садись за стол, — показывает в сторону окна.

Утром не такая смелая, как вчера. Но мне это на пользу. Говорить я все равно не знаю о чем?

Я забираюсь в угол кухонного дивана и жду. Большая тарелка жареных блинов стоит прямо перед самым носом. В животе начинает урчать от голода.

— Бери блины. Сгущенки и сметаны нет, варенье только. Сейчас чай налью. Кофе мы не пьем, — мягко произносит она.

— Даша сама варила, смородиновое, нам бабушка Тоня соседка с первого этажа приносит ягоды, и Дашка варит — вставляет свои пять копеек ее сестра.

Перевожу взгляд на мелкую. Что-то между ними есть, но не уловить что именно. Она широко улыбается, совсем не боится моего бродяжного вида.

Я молча беру один блин и с аппетитом почти проглатываю его даже как следует не жуя. Смотрю на Дашу. На ней цветной с белыми буквами халат. Она стоит босиком. Беру ещё один блин.

— Круто вам досталось, — бросает мелкая.

Я молчу, ощущая себя не в своей тарелке.

— А меня Марина зовут. А вас как? — трещит ее сестра.

— Семён, — решаю ответить, чтобы отстала.

— Так что с вами произошло? Где вы были? У вас все лицо красное как помидор!

— Маришка, перестань. Ну что ты такое говоришь? — вступает в разговор Даша, явно смутившись вольностью сестры.

— Хорошо, что помидор, а не кетчуп, — просто отвечаю я.

— Аха-ха-ха, ха-ха-ха, — начинает смеяться Марина.

Даша поворачивается к нам и улыбается. Я не могу удержаться и улыбаюсь в ответ. Мелкая все гогочет и не может успокоиться. Начинает кашлять.

— Так, все! Мариш, кушай спокойно. А то подавилась уже.

— Кетчуп, аха-ха, представила просто. Ой, не могу. Умора!

Даша только качает головой и ухмыляется шутке. Ставит передо мной большую чашку с горячим чаем и блюдце с вареньем. Рядом на стол ставит еще одну кружку поменьше для себя и садится со мной на одну сторону.

— Приятного всем аппетита.

— Спасибо, — отвечаю Даше, ограничившись короткой благодарностью.

Даша берет с тарелки блин и медленно неторопливо ест его, запивая чаем. Я пододвигаю блюдце ближе и макаю горячий блин в варенье. Пробую и прикрываю глаза от удовольствия. Хоть и не большой фанат варенья, но такое сочетание мне по вкусу. Готовит девчонка отменно.

— И все равно, за что вам так наваляли? Кто? — не унимается ее сестра.

Даша перестает жевать и вопросительно смотрит на меня.

— Одни нехорошие люди, — кидаю взгляд на Дашу, и та смутившись отворачивается.

— Печальненько. У меня вот в школе тоже есть один мамонт, который меня достает. И я тоже дралась с ним! — с гордостью заявляет мелкая.

— Девочки не должны драться. Мальчики должны быть сильные и нас оберегать. А девочки должны решать вопросы на словах, — говорит Даша укором.

— Ой, пру-у. Ты видела наших дохляков? Они сами себя-то защитить не могут. А нас и тем более. Приходится самим как-то бороться.

— Ой, борец ты мой, — вздыхает Даша.

Я молчу, уплетая за обе щеки блины. Забавные сестры. Особенно Даша со своей заботой. Учит, наставляет младшую сестру точно мама. Интересно, где у девчонок родители?

— И много их было? Этих самых нехороших людей, — продолжает болтать мелочь.

— Четверо на меня одного.

— Ого, ничего себе. И чего вы не поделили?

— Марина. Некультурно так расспрашивать, — делает замечание Даша.

— Некультурно, знаю. Ну и что! Я могу и группу крови спросить. Вот какая у вас группа крови? — задорно обращается ко мне.

— Вторая отрицательная 

— Маришка, ну все, перестань, — просит Даша.

— Эм… Ладно, пойду я тогда гулять. Юлька ждёт во дворе, — Марина встаёт.

— Хорошо, иди.

— До свидания, — прощается Марина и уходит.

Мы остаемся одни. Недолгое время сидим молча. Даша смотрит чуть направо в окно, а я изредка бросаю на нее взгляды.

Снова чувствую ее запах. Ведь сидит она очень близко. Что-то нежное и воздушное. Сладкое…

Пора валить домой. Как раз замечаю, что выпил весь чай и слопал почти все блины. Проглот. А Даша всего две штуки съела.

— Может добавки? — скромно спрашивает она, глядя на тарелку, где одиноко лежат пара блинов.

Глава 20

В понедельник я надеваю одну из кофточек подаренных Аллой. Она светло-бежевая теплая и красивая. Почти как новая и садится мне просто идеально. Жаль, что брюки не подошли и пришлось надевать старые джинсы.

На улице промозгло. Я радуюсь, что захватила зонт и утепленную куртку. Настроение у меня отличное. Бабушку завтра выпишут. С Семёном я почти договорилась. К занятиям готова. Прекрасный день.

Алла встречает меня у входа. Стоит и трясется от холода.

— Привет. Зачем мёрзнуть? Могла подождать внутри. И дождь ещё этот.

— Привет. Да не растаю, не из сахара.

Мы заходим в корпус. Раздеваемся около гардероба. Я снимаю куртку, и Алла тут же замечает мою «обновку».

— Ух ты. Тебе очень круто.

— Спасибо, — улыбаюсь я.

Мы сдаём вещи и неторопливо идём в нашу аудиторию. Проходим весь первый этаж, столовую. Поднимаемся на второй. На пролете я замечаю шумную компанию. Среди множества голосов без труда узнаю низкий баритон. Семён. Он здесь!

Кошусь в их сторону и замечаю его. Высокий рост выделяет парня из толпы остальных молодых людей.

— Дашк, я тетрадь принесла. Спасибки тебе, сестрёнка.

Алла как нарочно начинает искать мою тетрадь в сумке, замедлив тем самым ход. Мы почти останавливаемся. Прямо напротив компании мажоров.

Я решаюсь посмотреть на него и вот, повернув голову, встречаю внимательный взгляд. Семён смотрит на меня.

Первым делом замечаю, что опухоль с лица после драки почти сошла. Выглядит он помятым. Но хотя бы не так все страшно, как было в субботу. Внутри успокаиваюсь, что парень не заболел и живой здоровый пришел на пары.

Я молчу, и пока Алла ищет тетрадь гляжу на парня. Не могу первая сказать "привет". Губы словно онемели. Семён тоже молчит. Его кто-то отвлекает, и он отводит глаза в сторону.

— Все, нашла, — Алла тянет меня на лестницу, и я, ощутив неприятную досаду внутри, иду за ней.

Не поздоровался.

А что я собственно хотела? Что он с распростёртыми объятьями накинется на меня как на старого приятеля? Конечно, и я этого не хотела, но почему-то внутри все равно гложет обида. Он стыдится меня, как и Андрей Песков.

— Даш, как выхи прошли? Я фильм такой смотрела, обалдеешь!

Алла переключает мое внимание на себя и я рада этому. Думать о Семёне в мои планы уж точно не входит.

Мы поднимаемся все выше по лестнице и все дальше от Семёна и его компании. Краем уха слушаю Аллу, и мысленно делаю зарубку — ни в коем случае нельзя больше вспоминать о выходных. И думать о парне тем более.

— А у тебя как? Чего делали? — живо интересуется Алла.

— Хорошо все. Ничего особенного. Ну как ничего. Было кое-что…

— Что? Расскажи, бабушку выписали?

— Нет. Ты потеряешь сознание и, возможно, перестанешь со мной дружить.

— В смысле перестану дружить? Ты что? Мы с тобой не разлей вода. Куда я без тебя, ты же мне как родная сестра.

— А сознание потерять готова?

— Знаешь, давно мечтала ощутить это состояние. Бесконтрольное падение и неизвестность, — смеётся. — Лады давай уже рассказывай, чего там у тебя стряслось.

— А не хочешь после занятий погулять? Все расскажу. И погода хорошая как раз. Как тебе?

— Замётано! — легко соглашается Алла.

***

Вечером, когда прихожу домой после прогулки с Аллой, сажусь за план нашей презентации. Больше часа штудирую учебники, которые набрала сегодня в университетской библиотеке. К девяти вечера план, наконец, готов. Только вот возникает одна загвоздка — боюсь написать Семёну.

Его страничка уже полчаса висит на моем стареньком компьютере открытой. Написать ему… Да, нужно написать, иначе как тогда выполнять задание?

«Привет. Я составила план нашей презентации. Тебе нужно подготовить последние три пункта и выслать мне до среды. Остальное я сделаю сама, все сведу в один файл и пришлю тебе в четверг вечером. Если будут вопросы — пиши». Такое сообщение набираю ему. И оставляю в конце смайлик улыбку. Сама не знаю, зачем. 

Вдох-выдох. Кликаю по окошку. Сообщение улетает адресату. Я начинаю нервничать и снова кусаю губы. Привычка, не могу контролировать это. Закрываю браузер и иду на кухню, чтобы немного перекусить.

Мы смотрим с Мариной музыкальный канал и пьем вместе чай. Она ещё ребенок, хоть уже и не малышка. Марина скучает по бабушке. Это заметно. Она ждёт ее.

— Даш, бабушке будем говорить про Семёна?

— Я не люблю врать. Ты же знаешь.

— Скажем правду?

— Ей сейчас переживать нельзя, может быть не стоит. Пусть это будет наш секрет, — подмигиваю Марине.

— Давай! Я только за! Бабушку надо беречь.

На том и сходимся. Решаем хранить секрет и никому об этом не говорить.

После чаепития возвращаюсь в комнату и открываю сайт ВК. Увидев сообщение от Семёна, чувствую, что меня накрывает волной жара. Щеки обжигает вспышкой огня, а сердце будто останавливается.

Щелкаю на окошечко и читаю.

«Привет. Окей. Попробую что-то накатать»

И все? Всего пять слов. Нет. Еще он оставляет также свой номер телефона для связи. Закрываю окошко радуясь, что он пошел мне навстречу. Пожалуй, у нас есть шансы на совместную работу. Не отказал — это уже замечательно.

Глава 21

Я пинаю опавшие листья. Мы медленно идём вдоль берёзовой рощи. Сегодня запланировал поездку в сервис подлатать тачку, но Аня настояла на разговоре. Хотя кому я лапшу вешаю? Сервис может и подождать. Мне просто не хотелось с ней говорить. Ее мутки я знал, чувствовал, поэтому до последнего придумывал бредовые отмазки.

— Ну, пожалуйста, Сём, ну поехали. Я так хочу туда попасть. Там будет сенсейшен! Улетное пати! Говорят, там приедет рокерская группа крутая. Я, конечно, больше предпочитаю электро, но сама атмосфера. У рокеров всегда тусовки классные. 

— Не знаю, надо думать. У меня уже все спланировано. Днём тренировка. Не смогу.

— Ну так я днём не зову тебя. Вечером поедем.

Аня начинает издалека. Якобы уламывает поехать в «Аристократ» на эти выходные. Дядя Леша ее одну на ночь в пригород не пустит, вот и просит. Но ведь не это главное. Не за этим позвала.

— Все равно не варик. Не хочу. Настроение паршивое, — слабо отмахиваюсь, понимая, что все равно поедем.

Все наши там будут.

— Но ты же сам сказал, что игру отменили! Так что… А настроение вот и паршивое, что перестал тусить.

— Эх, лады обещаю подумать. Ань, к чему эта прелюдия? Мы же оба знаем, что в такую дерьмовую погоду вытащила меня вовсе не из-за вечеринки? И не полюбоваться природой в парке. А из-за другого!

Аня молчит. Смотрю на нее. Она плотнее укутывается в объёмную спортивную куртку и собирает силы сказать.

Сегодня холодно. Наступила настоящая осень. Погода и правда херовая, а на душе ещё хуже.

— Сём, она передавала привет. Спрашивала о тебе. Я немного рассказала, но не все. Так, всякую ерунду. Только ты ей сможешь рассказать о своей жизни. Только ты, Сём, — умоляюще произносит, наконец, сводная сестра.

— Угу.

— Сём, ты должен ее навестить. Должен.

— Я никому ничего не должен. Ни ей, ни тебе, ни дядьке Леше. Ни бабушкам, ни дедушкам, никому. Я сам по себе! Так что…

— Прогнозы врачей хреновые… — перебивает, не дослушав до конца.

— Я знаю, какие прогнозы. Никакие! Ань, зачем ты вот все это? Зачем? Ты ездишь навещаешь. Чё ещё надо? Езди себе дальше, а меня не цепляй. Я как-нибудь сам разберусь в себе. Окей?

— Но ты же…

— Я сказал сам разберусь! Какое слово тебе не понятно? — закипаю.

— Вот всегда ты так! — со злостью кидает и уходит быстрым шагом от меня вперёд.

Не оборачивается, идёт вперёд, оставляя меня среди моих душераздирающих демонов.

— Вот и иди себе дальше! — кричу вслед.

Аня на секунду останавливается. Потом взмахивает рукой, мол отвали, и идёт дальше.

Пусть не лезет! Ненавижу за то, что все могут. А я нет! Видимо, я и правда очень ужасный сын. Обуза!

По моей просьбе Аня ездит к моей матери каждый гребанный день и сидит у неё по целому часу. Да, надо отдать Аньке должное. Моя мама ей неродная, и вряд ли бы она так часто ездила если бы не мое пожелание. Каждый день, без пропуска…

Когда маму положили в клинику, Аня внезапно оказалась одним из самых близких мне людей. Она поддерживала как могла, ревела вместе со мной. Мы напивались в хлам и ржали под старые советские фильмы. Мы страдали. Выкручивались как могли, размышляли о жизни и смерти. Анька ее любила, как и меня. Мы стали для нее родными людьми — я настоящим старшим братом, мама — почти настоящей мамой. И сейчас. Сейчас я ей благодарен, что ездит и навещает ее больную. Почти безжизненную. Потому как сам не могу, не хватает смелости, не хватает сил…

Мать твою! За хера только согласился поговорить наедине. Знал, что проедется по нервам на танке, безжалостно вспарывая заново кровавые раны. И все равно пришел.

Смотрю Аньке вслед. Даже не пытаюсь догнать. Она почти бежит, сверкая пятками белых новых кроссовок. Ну и фиг с ней. Разговор по душам не вышел. Плюю с яростью на асфальт и медленно возвращаюсь к парковке.

Тупо стою у капота автомобиля. Времени уже много, а мне ещё эту драную презентацию делать. Вчера попытался чего-то поискать и даже насочинял немного. Сейчас дома в тишине надо все доделать и скинуть Даше.

Даша. В носу появляется ее запах, словно она стоит где-то рядом. Сладостный, нежный, манящий…

Я даже оборачиваюсь в поисках кудрявой ботанихи. Нет. Ее нет. Значит, обман органов чувств. Ну и к черту тебя! Сделаем презу и разбежимся по разные стороны баррикад. Запрыгиваю в салон автомобиля.

— Нужно отвлечься, нафиг эту философию, — бормочу тихо, поворачивая ключ в зажигании.

Плавно выезжаю с парковки и еду в направлении спортзала. Я хочу кому-то врезать, и лучше пусть это будет тренировочный манекен для бокса.

***

Я тренируюсь до последних сил, выкладываюсь по полной. Становится легче, но ненамного. Усталость и физическая боль в мышцах заглушает боль душевную.

Домой приезжаю ближе к одиннадцати и все же сажусь за учебу. Немного читаю по заданным темам на завтра, а потом открываю материалы по философии. Начинаю читать, что я вчера насобирал:

«Отбросив Бога, перед лицом Ницше открывается бездна, проглядывается ничто, пустота. Мы не должны не замечать пустоту, не должны маскировать это ничто, мы героически должны принять это. Мы должны осознать и принять свое одиночество в этом мире. Бог умер — да здравствует нигилизм, власть ничто».

М-да, вот тебе и известный философ Ницше? Капец!

Я иду на кухню. Завариваю себе крепкий кофе и возвращаюсь в комнату. Ночка предстоит муторная.

Псих — не псих, а делать надо. Подставлять Дашу во второй раз мне не хочется. Нужно все сделать до завтра.

Прищурив уставшие от монитора глаза, начинаю лазать по интернету в поисках информации.

Глава 22

Бабушку выписали. Маришка рада до безумия и я тоже. Но вместе с радостью появилась и грусть. У бабушки плохо работает правая рука. Да и вообще мне кажется она постарела лет на пять так точно. Ещё я, конечно, не сильно обрадовалась списку лекарств, который ей выписал врач. Прикинув сколько понадобиться денег на ближайшее время, я решаю согласиться на предложение Яны Сергеевны и ехать в загородный клуб «Аристократ» на подработку.

В институте то и дело ловлю себя на том, что выискиваю в толпе высокую фигуру Семёна. Но тщетно. Его нигде нет. Вообще, не знаю, зачем я это делаю. Как-то само по себе получается. Возможно, хочу проверить его. Поздоровается или нет?

Сегодня он скинул свою работу, часть нашей общей презентации. Но посмотреть я не успела, надо было бежать в университет.

День проходит спокойно это если не учитывать постоянные ахи вздохи Аллы по поводу моего поступка. Она считает, что я поступила мягко говоря глупо, приводя Графова к себе домой. Аргументы она приводит веские — Семён просто не достоин помощи с моей стороны. После того как он обозвал меня при своих друзьях любительницей психопатов и Секонхендом. Я с ней согласна. Но увы, поступить иначе я не могла. Да и сейчас уже не воротишь поступков, что сделано то сделано!

На работе разговариваю с Яной Сергеевной насчёт выходных. Она радуется и сообщает во сколько нужно подойти в субботу, чтобы сесть на служебный автобус.

После продуктивного дня сажусь за наш проект. Просматриваю материал, который прислал Семён.

Что же неплохо потрудился. Вот может же, когда захочет. Но по всем пунктам замечаю, что совсем нет собственного мнения. Нет его личного взгляда на концепции философа. А ведь это важно. Олег Валентинович обязательно спросит про это. А нам будет нечего ответить.

Нужно написать ему.

Смотрю в окно, нарочно оттягивая время. Сегодня так много святил. На востоке хорошо различимо созвездие Льва с ярким «Сердцем» звездой Регул, а на северо – востоке, высоко над горизонтом расположилась Большая Медведица. Сегодня если тщательно присмотреться, наверное, можно найти ледяного Урана, названного в честь греческого бога неба. Но времени мечтать и вглядываться в бескрайние просторы у меня нет. Я возвращаюсь к компьютеру.

Медленно, словно боясь спугнуть смелость, открываю свою страничку ВК. Нахожу Семёна в списке своих чатов. Онлайн. А значит, есть шанс, что парень прочитает сообщение. Тихо начинаю писать. Хоть и сижу на кухне, но стук по клавишам слышен отлично. Домочадцы уже спят.

«Привет. Семён, мне кажется, нужна твоя личная оценка для всей работы. Ты написал просто цитаты из его книг. А оценка? Что ты все думаешь сам? Например, про то что он был не религиозным, отрицал христианство, но при этом в его роду были Священнослужители?»

Щелк. Сообщение отправляется, а я сверлю полусонными глазами монитор. Через пару секунд он читает его. Я замираю. Как так? Честно, не ожидала, что он даже откроет мое сообщение. А тут такое. Вижу, как печатает мне. По спине пробегают мурашки.

Ответил.

«Хай! А чего тут оценивать? Что у него кукушка ехала? Откуда он взял весь этот бред? Да и вообще, с чего он решил, что имеет право про такие вещи книги писать? Я тут почитал про него. Его эти учения несли опасные вещи, которые впоследствии привели к войне. Ты же читала наверняка, что Ницше считают первопроходцем фашизма?»

Ого! Вот это новости. А Семён читал, и это видно. Похвально. Парень удивляет меня в который раз.

Печатаю новое сообщение:

«Семён, мы можем это указать в нашей работе. Хорошо, что ты проникся этой темой. Но Ницше невиновен, что его идея о сверхчеловеке была исковеркана Гитлером и воспринята, как призыв к войне. Ницше говорил скорее о войне духа, то есть о войне с самим собой, со своими мыслями. А не о войне в привычном ее понимании».

Щелк. Отправлено, доставлено, прочитано. Семён набирает ответ:

«Ты защищаешь его? Я не пойму? Или ты нарочно не хочешь соглашаться со мной и ЧТО бы я ни сказал, всегда выступаешь в противовес? Скажу, что небо голубое, тоже начнёшь спорить?»

Набираю ответ.

«Нет. Я сужу объективно. Я не хочу с тобой спорить. Можешь оставить негативную или нейтральную оценку. Совсем не обязательно писать, что он такой весь из себя хороший. Но думаю про войну будет лишнее. P.S небо сейчас чёрное»

Сообщение улетает. Прочитано. Семён печатает ответ.

«Я считаю, что все что он писал полная ерунда. Так пойдет? С тем же успехом и я могу стать философом. Просто набор бессвязных мыслей на бумаге. И все равно ты споришь! Напиши от себя что хочешь»

Хмурюсь и улыбаюсь одновременно. Вот никогда он не может ответить серьезно.

«Может написать, что-то вроде такого — в целом труды Ницше заслуживают внимания, но лично я во многом не согласен. Ладно, напишу от себя. Я не спорю, я высказываю точку зрения»

«Можно и так» — пишет Семён.

«Хорошо, сегодня все сделаю и скину тебе» — отвечаю.

Больше Семён ничего мне не пишет и я тоже молчу. Только украдкой словно совершаю преступление открываю его фотографии. Смотрю на парня. Изучаю его и почему-то снова чувствую уже привычный прилив стыда и смущения, а ещё симпатию и волнение. И все эти весьма противоречивые чувства смешиваются в гремучий коктейль, который мешает сосредоточиться на презентации. Все! Нужно делать, а не мечтать!

Закрываю его страничку и приступаю к работе.

​​​​