Сон-да-Ветер

Пролог

МИКО

Прихожу я в себя, а там никого…М-да…

Я на острове. До последнего не хотел в это верить, взбираясь на башню, но, увы! Веселенькая перспектива! Сейчас выползет из зарослей черный дым и откусит мне голову. Так, похоже, смотреть до двух часов ночи очередной сезон «Lost» было плохой идеей. Надо срочно себя взбодрить и вспомнить что-нибудь веселее. Робинзон Крузо набредает на остатки каннибальского пира. Герой Тома Хэнкса режет себе десну лезвием от конька, чтобы вылечить флюс. Капитан Грант рассказывает, как один его спутник умер, а второй сошел с ума. Черт!

Ладно, все эти люди в итоге выбрались с острова. Смогу и я. С таким-то запасом знаний по выживанию! Неважно, что это дикий микс информации из книг и фильмов! Хочется верить, что чего-то стою и без Отто. Понять бы только, куда меня занесло.

Сначала я радуюсь. Очнуться неизвестно где – малоприятная перспектива, но то, что я пришел в себя у подножия высеченной в скале лестницы, которая приводит меня к башне, бодрит. Ступеньки и башня – явно дело рук человеческих, значит, есть шансы столкнуться с людьми, кто бы они ни были. Башня очень высокая, а у меня слабая дыхалка, как выясняется примерно на сто тридцать пятой ступеньке. Но страстное желание понять, где я, придает сил, и я все-таки добираюсь до вершины.

Попадаю в пустой зал, вернее, в беседку, венчающую башню. Никаких стен – лишь ажурные столбы, подпирающие крышу. Здесь чертовски холодно, и воздух разреженный, но в крови еще бурлит адреналин после восхождения. Посреди зала – огромный трон все того же белого камня, что и ступени, и сама башня. От трона на полу расходится выложенный плиткой узор, насколько я могу понять, роза ветров. Обхожу по кругу, пытаясь прочесть символы, вычерченные на плитках, но безуспешно. Возвращаюсь к трону. Не знаю, кто тот неведомый властелин, но он явно страдает манией величия. На трон можно свободно уместиться впятером, а головой я не достаю даже до подлокотника.

Собравшись с духом, выхожу на балкончик, опоясывающий беседку по кругу и лишь в одном месте козырьком выступающий далеко вперед. Содрогаюсь, увидев под собой облака. Это же какая высота! Подо мной – пустота, скрытая туманом. Сейчас, похоже, раннее утро, небо светлеет на горизонте, обещая солнце. Значит, нужно ждать, пока облака разойдутся, чтобы увидеть, куда меня занесло. Открывшаяся моему взгляду картина лишь подтверждает худшие опасения. Это и впрямь остров, и кроме башни здесь не видно ни одного строения. А, судя по густым зарослям, отсутствию дорог и проводов, либо здесь никто не живет, либо уровень развития неведомых мне туземцев невысок. И шанса послать сигнал «sos», у меня нет.

Всмотревшись, я понимаю, что растительность и рельеф острова крайне причудливы. Реликтовые хвойные леса смешиваются с яркой зеленью джунглей, затем алеет маками степь. Не надо быть знатоком географии, чтобы понять, что здесь собраны растения разных природных зон, что невозможно в естественных условиях!

А еще, если честно, меня смущает странное кольцо, окружающее остров на расстоянии двух-трех миль от берега. Если верить книгам про пиратов, это – пики подводных скал, на которые обычно натыкаются корабли спешащих к берегу моряков. Но тогда почему эти пики светятся так, как будто там горит огонь и одновременно вокруг них бурлят водовороты? Что это – грядущее извержение вулкана? Очень весело!

Ну, что, новые варианты? Надо же как-то объяснить такую мешанину, которой не может быть в природе? Я прилетел на остров Нетинебудет, воплощающий заветные мальчишеские мечты. Я участвую в очередных голодных играх, и это – новый павильон для них. Я потихоньку схожу с ума и потому вижу то, чего на самом деле не существует. Я очень устал, и меня просто подводит зрение. Фантазия утомленного кислородным голоданием мозга, дурной сон.

Может, Отто решил меня разыграть (а вернее, проучить)? Подмешал снотворного, а потом притащил сюда и теперь хихикает где-то в кустах, наблюдая, как я выкручусь. Может, папаша заставил его преподать мне урок выживания? Что ж, из всех версий эта – самая правдоподобная. Меня внезапно охватывает злость. Ладно, предположим, веду я себя в последнее время не самым лучшим образом, но такие эксперименты!

Вниз по лестнице я несусь на всех парах, пару раз поскальзываясь на гладком камне, и чудом избегаю падения. Выбравшись из башни, останавливаюсь, чтобы перевести дух. В отличие от тронного зала, здесь, внизу, уже сгущаются плотные, удушающие сумерки. Вроде же было утро? Сколько времени я провел наверху?

Воздух влажный и неподвижный, ни ветерка. И – ни огонька, к огромному моему сожалению. У меня с собой ничего нет. Вот прямо ничегошеньки. Впервые сожалею, что не курю, так хоть бы зажигалка в карманах была! И что теперь? Брести наугад, рискуя наступить на змею или попасться в зубы ночному хищнику? Герой на моем месте кинулся бы исследовать остров дальше. Я – не герой. Я устраиваюсь на дереве, в густом переплетении ветвей, от души надеясь, что здесь нет львов или драконов, хе-хе. Странно, что не хочется ни есть, ни пить. Но зато нет необходимости искать воду. Утешение – хороший способ заснуть, что я и пытаюсь сделать.

А просыпаюсь от того, что меня кто-то легонько трясет за плечо. Остров, к сожалению, никуда не исчез. Зато рядом обнаруживается неизвестный парень, взъерошенный какой-то, но на вид абсолютно безобидный, разве что голый, а в светлые, почти белые волосы вплетены голубые нити, что меня немного смущает. На туземца он не похож, скорее, на ролевика. О, может меня занесло в лагерь любителей фэнтези?

Глава 1

НИРА

Больше всего я люблю утро. В храме пусто и тихо, лишь ветерок легкомысленно играет с прозрачными тканями да позванивает подвесками из ракушек и серебряных колец. Ушли те, кто провел ночь в ожидании знамения. Ушла почивать жрица, чтобы набраться сил перед новой ночью служения. Я хожу по кругу, один за одним гашу факелы, и узорные плитки пола приятно холодят босые ноги. Выгребаю из ямы золу, протираю мраморные стены, затем убираю в хранилище подношения, предварительно занеся их в свиток – жрица строго следит за порядком. Ну и, напоследок, преклоняю колени перед алтарем, опустив пальцы в чашу с жемчугом. Закрываю глаза и возношу молитву.

Домой я иду не напрямик через рощу, а спускаюсь к берегу. Теперь, когда я поступила в услужение, мне открылись неведомые раньше радости. Например, я могу свободно передвигаться по селению, не опасаясь поймать осуждающие взгляды. Наброшенное на волосы черное покрывало послушницы с серебристой вышивкой по краям надежно защищает от строгих предупреждений почтенных матрон.

В это время на причал с морских плантаций как раз возвращаются ныряльщики, и я заворожено наблюдаю, как плавно выскальзывают на берег покрашенные в светло-синий цвет лодки, как, перешучиваясь, спрыгивают с бортов работники, а капитан сворачивает паруса. Почему нас всегда так влечет неведомое? Еще недавно для меня манящим был мир за пределами собственного двора, теперь, когда я вдоволь насладилась прогулками по селению и его окрестностями, тянет к тому, что кроется за горизонтом. В мир, доступный лишь мужчинам. Там, где в прозрачных лагунах, окруженных надежным кольцом пурпурных кораллов, свершается таинство вызревания жемчуга, самого главного сокровища нашей земли.

- Светлого утра! – один из прибывших машет мне рукой. – Передай отцу, что мы готовы к погрузке.

Я машу в ответ и киваю, пряча улыбку. Габи – мой родич, к тому же живущий по соседству, верный друг и соучастник детских проказ до той поры, пока мне не пришлось надеть черное ожерелье. Именно от Габи я узнаю о жемчужных плантациях, о редких кораблях из срединных земель, осмеливающихся показаться в наших водах, о торговом пути. Вообще-то, вождь следит за разделением обязанностей, но Габи позволено в свободное от походов время работать и ныряльщиком. Он давно остался сиротой, но, несмотря на отцовские просьбы, к нам его забрать не разрешили. Мужчина должен быть готов к тяготам судьбы, счел вождь, просто разрешил Габи служить и в караване, и в море, тем более, не каждый проявляет себя в искусстве надолго задерживать дыхание под водой, а Габи с детства прославился этим.

Ивея, выйдя замуж и получив доступ к общинному миру, рассказала мне, что была и еще одна причина для отказа принять Габи в нашу семью. Вождь опасался, что когда мы с Габи окажемся под одним кровом, это повлечет нежелательные осложнения. Случаи, когда влюблялись родичи, крайне редки, но все же бывали в наших краях. Я и сама нередко ловила Габи на долгих задумчивых взглядах, от которых мне становилось неуютно. И когда решился вопрос о моем служении, облегченно перевела дух, ведь вздумай Габи свататься, я бы отказалась и, тем самым, обидела бы его. А сейчас все решится само собой. Вряд ли он станет ждать, когда закончится срок моего служения, а вокруг столько хорошеньких девушек.

Теперь мне будут лишь почтительно кланяться и приходить по утрам, чтобы узнать, каково решение Сомнии относительно важных вопросов нашей жизни. Повседневными делами управляют вождь и старейшины, но только Сомнии подвластны вопросы рождения и ухода, брачного союза и выбора пути.

Оставив позади шумных ныряльщиков, я бреду вдоль кромки, закрутив подол платья, чтобы его не намочила волна. У моря хорошо думается о важном. Мое время в храме заполнено многочисленными обязанностями, дома я теперь отсыпаюсь, а меж тем, на сердце тревожно, накапливаются мысли, и мне необходимо найти возможность, чтобы спокойно обратиться к тому, что зреет внутри.

Там, где заканчивается пляж, светлые скалы образуют небольшой заливчик, где тепло и пустынно, и я устраиваюсь под лучами еще не жаркого, нежного утреннего солнца, опускаю с камня босые ноги в море и, подставляя лицо легкому бризу, думаю. Скоро закончится срок моего испытания и будет решен вопрос, остаюсь ли я в храме младшей жрицей. Что, если Сомния сочтет меня недостойной? Я уже привыкла к мерному течению времени в храме, мне нравятся обряды, нравится, когда женщины уходят с сияющими лицами, унося в руках заветную золотую жемчужину, нравится наблюдать, как переливаются в лунном свете дримеры, пусть их явление случается крайне редко. Причудливо устроен наш мир: я не помню собственных снов, но зато, подставив ладонь дримере, могу наяву посмотреть чужой, пусть даже это будут непонятные и странные образы.

Больше всего мне нравится ловить дример, которые возникают после сна тех, кому посчастливилось побывать за перевалом. В детстве я много раз упрашивала отца, чтобы он согласился взять меня с собой, но он уверял, что это опасно. Недаром же из каждого похода часть стражников возвращается с серьезными ранениями, а иногда и вовсе в караване не досчитывается людей. Смотрители милостивы к нам, никогда караван не попадет под обвал или огненный смерч. Но от чужой стрелы или меча уберечь не сможет никто, слишком много их, желающих поживиться. В срединных землях за одну жемчужину можно купить дом, а ожерелье, которое здесь носит каждая девушка, там доступно только самым знатным и богатым. Потому вновь и вновь уходят за перевал караваны, возвращаясь с зерном и тканями.

Дримеры бродяг дрожат и раскручиваются, являя мне высокие дома с красными черепицами из обожженной глины, просторные площади, на которые во время праздников рассыпаются с балконов лепестки роз; стремительные скачки по лесам, где смешивается зеленое и золотое. И что-то, чему нет определения – обряды, взмахи рук над темными головами, гортанные выкрики. Наш мир велик и много в нем того, что мне не суждено увидеть.

Глава 2

НИРА

- Сомния дала доброе предзнаменование! – торжественно произносит жрица. – Поход ваш будет долог, но успешен, и вернетесь вы с большой прибылью!

По толпе, собравшейся перед ступенями храма, проносится гул одобрения, а я до боли прикусываю губу, чтобы не сорвался крик отчаяния. Как она может отправлять людей на верную смерть? Я ведь видела, видела их – как падают с коней тела, как катятся по каменистому склону отрубленные головы и земля чернеет от крови. Сомния предостерегает от похода, но я не имею права об этом сообщить, ведь я здесь – никто.

Первое мгновение утром, когда открываю глаза, я думаю, что холод, сковавший мое тело, лишь от ночи, проведенной на мраморном полу. Но потом, когда образы, явленные мне, проступают сквозь дремотную завесу, холод усиливается. Две послушницы тихи и безмятежны, значит, их видение совпало с тем, что доступно жрице. Третья, Азе, бледна и расстроена, и в ее глазах – пустота. Несложно понять, что Сомния не удостоила ее своей благодатью, и время ее послушничества продлится. Мне бы радоваться, что я прошла инициацию, раз мне явилось видение, но как радоваться тому, что обещает смерть?

Жрица по одной призывает нас к себе, в комнату, надежно укрытую тяжелым черным пологом, и, возложив прохладную ладонь на лоб, вопрошает об увиденном. Когда приходит мой черед, я покорно опускаюсь на колени и сбивчиво рассказываю о том, что было явлено. Лицо жрицы застывает, рука едва заметно дрожит.

- Моли Сомнию о смирении, иначе она отвернется от тебя. Ты еще слишком неопытна, чтобы правильно читать знаки. Ты ошиблась, Нира. Учись, чтобы не вносить смятение в наши ряды, раз уже ты решила посвятить себя храму!

Я киваю, с трудом сдерживая слезы. Может, она права, и я действительно неверно истолковала свой сон? Но эта бойня, зловещий блеск мечей, жемчуг, ручьем вытекающий из продырявленных мешков, предсмертные крики…

И вот, мы уже выходим на крыльцо, и люди почтительно кланяются, и звучит торжественный голос жрицы. А потом толпа расходится, ободренная хорошим известием, а жрица, прищурив глаза, бросает мне:

- Сегодня ты останешься в храме, Нира.

Значит, я не смогу проводить караван? Неужели она специально оставляет меня на служение, чтобы я не поддалась соблазну рассказать отцу о том, что видела? Словно подслушав мои мысли, жрица добавляет:

- Тебе еще многому предстоит научиться, но запомни: пока душа твоя наполнена смятением, истинным видениям не пробиться сквозь них к разуму твоему. Сомния снизошла до откровения с тобой, Нира, и я не могу это не признать, но до полноправного служения тебе еще далеко. Молчи и молись!

Азе помогает ей облачиться в серебристый плащ и, окруженная служительницами, она уходит на площадь. Там караванщики прощаются с близкими и, под бдительным взором вождя, грузят принесенные их хранилища тяжелые тюки с самым отборным жемчугом. Я остаюсь в одиночестве, вновь и вновь обхожу залу по кругу, но факелы чадят и гаснут под внезапно резкими порывами ветра. Я пытаюсь молиться, но тревога моя слишком велика. Может, я ступила на неверный путь и мне не место здесь? Но я не осмелюсь ослушаться и покинуть службу. Погружаю пальцы в чаши с жемчугом, но его привычная зернистая прохлада не приносит успокоения. Охваченная предчувствием, я выбегаю на ступени и вижу, нет, догадываюсь о том, что в тени деревьев кто-то скрывается. Человек долго стоит, не решаясь обратиться, но, наконец, делает шаг вперед, и я, нарушив границу, слетаю со ступенек в привычные теплые объятия.

- Отец!

- Я не мог уехать, не попрощавшись, - тихо говорит он, оглядываясь. – Мне нужно вернуться быстро, чтобы не заметили моего отсутствия. Почему ты не пришла?

Захлебываясь слезами, я рассказываю ему о знамении и о том, что жрица запретила мне о нем рассказывать. Его лицо мрачнеет:

- Что ж, я верю тебе, но не в нашей власти осуждать решение жрицы. Она давно служит Сомнии и до этого дня всегда указывала самые благоприятные дни для похода. Да, случалось всякое, но никогда еще караван не пропадал полностью.

- Но я видела!

- Нира, - отец отстраняет меня и долго вглядывается в мое заплаканное лицо. – Возможно, ты переволновалась, ведь тебе впервые пришлось видеть знамение, от которого зависит моя судьба.

- Прошу тебя, перенеси на другой день! Можно ведь сослаться на болезнь лошадей или…или нехватку снаряжения…

Он качает головой:

- Нет, я не буду лгать. У нас лишь одна судьба, и она уже решена.

- Но почему ты так смиренно соглашаешься? Ты, который всегда учил меня поступать здраво, не следовать традициям слепо, а решать, подчиняясь разуму!

Его лицо мрачнеет. Я вижу, что его раздирают сомнения, и он почти готов уступить мне, признать мою правоту, но все же отец произносит:

- Мне не простят задержки, Нира. Мне верят люди, я не могу их подвести.

- Даже если ты поведешь их на верную смерть?

- Никто в это не поверит.

- Значит, страх потерять уважение чужих для тебя важнее, чем моя просьба?!

- Нира!

Я отталкиваю его:

Глава 3

НИРА

В ночь посвящения я особенно остро чувствую, что отца нет рядом. Пусть даже мужчинам запрещен доступ в храм, и он не смог бы увидеть обряд во всей его торжественности и красоте. Но дома я бы рассказала ему, как нежно льется песня, как колышутся под легким ветром парадные черные занавеси, сквозь которые весь окружающий мир становится похож на оживший сон, как мне на шею надевают черное ожерелье, знак, что я стала полноправной жрицей Сомнии. Пока на нем лишь одна бусина – за знамение, которое даровала мне Сомния, но теперь это ожерелье мое по праву!

Я знаю теперь, что для отца мое служение – лишь убежище от участи нареченной. Я все время помню, что, если он вернется, то нас ждет долгий путь в срединные земли, и потому я невольно стану отступницей, но все равно сегодня, склоняя голову перед алтарем, не могу унять радостное волнение. Сомния – средоточие нашего мира, его пульс и дыхание. Она дарует людям счастье продолжения рода, забирает к себе души умерших, чтобы они могли вернуться в мир заново, дарует нам целительные и утешающие сны. Так можно ли не ощущать себя счастливой оттого, что меня приняли в жрицы?

Я до последнего дня сомневалась, что жрица оставит меня в храме. Я ведь чувствую, что за ее строгостью таится неприязнь ко мне, которую невозможно объяснить. Если сравнивать, то я – лучшая ученица из четырех послушниц. У меня быстрее всех получается читать сны, спрятанные за переливчатым дрожанием дример; я старательнее выполняю работы; пою мелодичнее, двигаюсь изящнее, так почему же в ее глазах все чаще вспыхивает темный огонь? Я ведь изо всех сил стараюсь оказаться достойной служения, а, выходит, только раздражаю жрицу?

Чем больше проходит времени, тем чаще я пытаюсь убедить себя, что первое видение было ошибочным. Или я неправильно его истолковала. Сейчас, когда на моем счету уже с десяток прочитанных дример, я знаю, что сновидения – слишком сложны и многослойны, чтобы давать им однозначное трактование. Может, я видела опасность, которую отец и его люди успешно преодолеют? Может, я видела их страхи, а не то, что произойдет с ними на самом деле? Я всем сердцем хочу поверить в это, считая дни до возвращения каравана.

На пороге храма меня ждет Ивея, одна из моих близких подруг. С тех пор, как она вышла замуж, а я поступила в услужение, мы видимся намного реже, и как же хорошо, что она пришла меня поздравить. Ивея порывисто обнимает меня, ее пушистые волосы щекочут мое лицо.

- Как же я рада за тебя, Нира! – шепчет она.

Неужели она так сильно переживала за меня? Но потом она отстраняется, и я вижу в ее сияющих глазах тайну, которой она жаждет поделиться.

- Сомния щедра к нам, - говорит она, протягивая мне половину полированной раковины, в которой нежным золотом мерцает жемчужина, - она благословила наш с Варду союз! Мы так этого ждали! Я не хотела тебе говорить, чтобы не отвлекать от посвящения.

Теперь моя очередь ее обнимать.

- Это великое счастье! Вы будете отличными родителями!

Мы вновь обнимаемся и расходимся. Умиротворение, сошедшее ко мне после ритуала и вести Ивеи, почти вытеснило тревогу, прочно овладевшую моим сердцем с той поры, как ушел караван. Сейчас я почти верю, что все будет хорошо. Сомния благоволит ко мне, она одарила мою подругу радостью материнства, так могу ли я сердиться на нее за темное знамение!

В доме уже погашены свечи, мама спит. На мгновение мне становится обидно – отец обязательно бы дождался, пока я вернусь с посвящения! А мама, хоть и гордится тем, что я стала жрицей, все же не лишает себя удовольствия погрузиться в сладость сновидений. Я стою у двери, не решаясь войти. За все время, что мы остались сами, я не раз пыталась заговорить с ней о планах отца. Но она только пугается и плачет, обрывая разговор. О том, чтобы изучать язык срединного мира, и речи быть не может – она сердится и кричит, что Смотритель разгневается на меня за готовность покинуть землю, подвластную ему.

Я не могу этого понять, ведь мама любит меня и обожает отца, так почему же страх перед нарушением традиций оказывается сильнее желания следовать за теми, кого любишь? И в тот момент, когда я уже тихо, чтобы не потревожить мамин сон, открываю дверь, раздается странный шум в дальнем углу двора.

Я долго вслушиваюсь в темноту. Шелест пальм, мерный плеск волн, лай собак - привычные, успокаивающие звуки. Но вот опять...Бреду наугад и спотыкаюсь об что-то большое и тяжелое. Раздается стон. Габи! Он весь в крови и пыли. Одежда разорвана в клочья. Глаза ввалились. С большим трудом довожу Габи до его дома, укладываю на топчан и зажигаю лампу. Я уже знаю, что он принес дурные вести, но как бы ни тревожилась об отце, сначала я должна позаботиться о Габи.

Значит, видение все-таки оказалось пророческим! По щекам моим струятся горькие слезы, но я продолжаю снимать с друга одежду, чтобы осмотреть раны. Габи стонет и то и дело впадает в забытье. Из его бессвязной обрывочной речи я узнаю то, что хотела бы услышать меньше всего на свете. На выходе из ущелья на караван напали кочевники. Караван разграбили, а людей перебили. Это случилось во время привала, ночью. Габи уходил за хворостом для костра, а, вернувшись, застал побоище. Он бросился бежать, его пытались догнать и ранили, но потом случился обвал, отрезавший его от Преследователей, хвала Смотрителю! Много дней, израненный, Габи добирался обратно.

Я осматриваю рану. Она ужасна. Под засохшей бурой коркой бугрится воспаление. Нужно вскрывать нарыв и накладывать мазь. Каким-то чутьем я понимаю, что к целителю обращаться нельзя. Как люди воспримут весть о смерти близких? Впервые на моей памяти погиб весь караван. И если был обвал, значит, путь к срединным землям закрыт. Конец торговле. Чем это обернется для нашего племени?

Глава 4

МИКО

Когда отец представил меня сотрудникам своего центрального офиса, во всех глазах читалась лишь одна, справедливая, в общем-то, мысль про блатных мажоров, ничего не понимающих в бизнесе и умеющих только тратить чужие деньги. И хотя я именно таким и был, все равно бесился от презрительных взглядов. Если бы ко мне проявили хоть каплю снисходительной доброты, я бы не стал так развязно себя вести, направо и налево отдавая дурацкие приказания. Впрочем, на то и находился рядом Отто, чтобы за моей спиной сглаживать острые углы.

Сейчас за моей спиной никого, а я вновь чувствую себя самозванцем. Бриз стал первым подопытным, и слияние, насколько я понимаю, прошло успешно. А затем он отказался оставаться в зале, и ни мои просьбы, ни угрозы, ни жалкие попытки приказать ему, не увенчались успехом.

- Все, что в моих силах сейчас, Мико, я выполнил. Сегодня здесь не место такой мелочи, как я, ведь по твоему зову прибывают восемь главных ветров нашего мира. Кстати, не открывай для них свое человеческое имя. Отныне ты – Аир, Смотритель воздушной стихии. После приветствия в человеческом обличье ты проведешь стихийное перевоплощение и примешь их силу, вот как со мной сейчас. И все.

- И все? – меня захлестывает паника. – Я не готов. Я не знаю, как держаться, что говорить. А вдруг я нарушу ритуал?

- Стань здесь в центре, - Бриз подводит меня к трону. – Соберись. Ты уже доказал, что готов стать Смотрителем. Дальше все пойдет само собой. Я потом вернусь.

И, наглец, исчезает, оставив меня одного. Ладно. Или сейчас все будет, как он сказал. Или меня разорвут в клочья, надеюсь, что быстро. На небе со всех сторон прорисовываются разноцветные спирали. Смотрю заворожено на игру синих, белых, сизых всполохов, чувствую, как отзывается во мне стихийная сила. И вот уже первый близкий порыв и на северном острие розы ветров, вычерченной на полу, замирает высоченный могучий старец с длинной белоснежной бородой. Вокруг него меркнет льдистое сияние и, сам не зная, как, я понимаю, передо мной – Северный Ветер. Он преклоняет колено и говорит зычно, под своды зала уносится эхо:

- Приветствую тебя, новоявленный Аир, и повинуюсь твоей силе!

- Приветствую тебя, Бориас, - отвечаю я, - и принимаю твою силу!

Следующим приземляется и воплощается Эвр, ветер с востока, в человеческом облике – загорелый азиат в пестрых красно-желтых одеждах, - и ритуал повторяется. Зефир, гость с запада, светловолосый, с нежными, почти девичьими чертами лица, но его светло-синие крылья исполнены мощью. Норт, южный ветер, похож на итальянца, знойный, смуглый, едва сдерживающий порывистые жесты. Остальные четверо, делящие промежуточные стороны света, ниже ростом и скромнее, сила их пульсирует слабее, но и они прекрасны!

Сам не знаю, откуда у меня всплывают их имена, но, похоже, пока я все делаю правильно. Когда же доходит дело до перевоплощения, я и вовсе забываю о том, что чего-то там опасался. Сейчас, как никогда раньше, я чувствую возбуждающий зов стихии изначальной, стремление слиться, раствориться в потоке, почувствовать, как наполняется душа стремительностью, скоростью. Я соскальзываю и чувствую, как один за другим за мной следуют ветра. Становлюсь больше, могущественнее, наполняюсь силой, которая льется свободно, не встречая препятствий. Так проходит упоительно долгое мгновение, а потом, как осенняя листва с плеч, с моей сущности слетают ветра, утратившие свое сияние. Теперь они – всего лишь слуги, покорные моему зову.

Они разлетятся по свету, чтобы до каждого мелкого ветерка добралась весть о новом Смотрителе. Понимаю, почему Бриз отказался оставаться. Рядом с такими исполинами его сущность ничтожно мала и слаба. Я возвращаюсь в человеческое тело и понимаю, как сильно изменился за время ритуала. Ушли страхи и сомнения. Я – в своей стихии и в своей власти, и это навсегда! Даже если не навсегда, сейчас это так! Я счастлив, если можно примитивным словом обозначить все, что творится сейчас со мной.

Небо над островом светлеет. Последняя змейка ветра уходит за горизонт. Что теперь? Где же Бриз?

- Я здесь, Аир! – Бриз опускается прямо передо мной и склоняется в почтительном поклоне.

- Ты…ты слышал меня? – уточняю на всякий случай, хотя уже знаю ответ.

- Да, Аир, теперь тебе подвластно вызывать любого из нас, а мы отныне слышим твой зов. Жду твоих приказаний!

И хотя он абсолютно серьезен, мне вовсе не хочется поддерживать торжественность момента.

- Приказываю, во-первых, встань. Во-вторых, называй меня Мико и, в-третьих, давай уже рассказывай дальше, какой следующий шаг к всемогуществу.

Внимательно смотрит на меня, потом губы расплываются в улыбке:

- Ты желаешь, чтобы я общался с тобой так же, как до инициации?

- Да.

- Хорошо, Мико, - отзывается он, но тут же вновь становится покорно-почтительным. – А теперь, когда сила и власть твои признаны стихийными духами и не подлежат сомнению, прими знак Смотрителя.

Он осторожно расстегивает на своей шее тонкую цепочку с амулетом и протягивает мне. Так вот оно что! Я давно уже приметил эту штучку, но все недосуг было спросить, с чего бы стихийному духу носить материальные украшения. Он и одежду-то с трудом выносил, только по моей просьбе наводя иллюзию просторного балахона.