ШумУл (Поварёнкина Наталья)
Сонные Калáчи
«Баба Дина спала четыре дня, дядя Рудик спал три, моя сестра Дарина, ей пять лет проспала неделю – всё время просыпалась, плакала, просила пить и снова засыпала. Мама говорит, это из-за дождя. Но мой старший брат Абай разбился на мотоцикле, когда светило солнце и было сухо. Он заснул прямо за рулём на скорости. Когда я засну, не знаю. Мама говорит, я заговорённый, не засну, но я не верю, это она меня утешает.»
- Серж, кончай свою тягомотину писать, айда птиц с трассы собирать. Кошкам скормим, посмотрим, сколько заснут!
Меня зовут Сержан Шайсултанов, я живу в посёлке Калáчи на севере Казахстана, но мой друг Плюха зовёт меня Серж.
Птицы, конечно, интереснее. Я почесал в затылке, нащупал под волосами шишку, она у меня с рождения, иногда болит так, что смотреть больно, отодвинул тетрадку с сочинением, которое мама задала мне написать, как будто "по литературе" и бросился за Плюхой. Ветра не было, но, по вечно всклокоченным, волосам Плюхи, можно было подумать, на улице ураган.
Школу в нашем посёлке закрыли, потому что она аварийная. Но на самом деле учителя просто разъехались по домам - испугались, что заснут на неделю, а может и больше, а потом разучатся ходить, говорить и забудут, как их зовут. Нам на нашей улице повезло, у нас только ноги отнимаются у тех, кто спит, и голова сильно болит.
Из нашего поселка все, кто могли, уже уехали. А кому, как нам с мамой, ехать некуда и не на что, те остаются. Поэтому мама занимается со мной сама, как будто бы я хожу в школу. Не знаю, зачем ей это, всё равно, школа мне не понадобится.
Плюха не наврал, целая стая птиц нападала с неба. Они заснули в полёте, как мой брат на мотоцикле и тоже разбились. Воробьи лежали, задрав лапки и растопырив крылышки. Когда мы с Плюхой тыкали пальцами их головки они, не моргая смотрели на нас. Глазки-бусинки блестели, как у живых.
- Что, на похлёбку себе собираете? – раздался противный девчоночий голосок. – Собак съели уже?
- Никаких собак мы не ели, - справедливо возмутился Плюха. – А птиц мы кошкам скормим. Как думаешь, сколько заснёт?
- Нисколько. Они не станут их есть.
Эльвирка, конечно, вредина, и косички у неё тощие, как она сама, но иногда к ней стоит прислушаться.
- И вам нельзя этих птиц трогать. Их сонные мухи покусали и личинки отложили, от которых засыпают. Как в Африке, мне папа рассказывал.
Папа у Эльвирки учёный. Он из Москвы приехал, когда в нашем посёлке ещё уран добывали, Эльвирка здесь и родилась. Её мать потом с ума сошла. Она тоже заснула, а когда проснулась, всё говорила, что у неё под кожей червяки шевелятся. Их никто кроме неё не видел и ей не верил. И однажды она облила себя керосином и подожгла. С тех пор Эльвирка боится огня.
Я хотел фокус с бумажной змейкой показать, её надо над свечой держать, чтобы змейка вращалась. Так Эльвирка как огонёк свечки увидела, в угол забилась и проплакала весь вечер. Её отец еле выманил. Я потом долго извинялся, а она молчала.
- Мы же не в Африке, - возразил я, пытаясь разглядеть на воробьях личинки мух, от которых засыпают, но ничего, кроме перьев не разглядел.
- Врёт всё твой папка, - вставил взлохмаченный Плюха, - зимой никаких мух нет, а я заснул.
Плюха очень гордился, что заснул, а когда проснулся через три дня, всё помнил, что во сне делал. И как по лужам среди снега босиком ходил, и как нужду на сарай ночью справлял, и как дед Егор его палкой со двора гонял.
- Так ты когда оттепель заснул, а когда оттепель, то мухи просыпаются.
Да, спорить с Эльвиркой было бесполезно.
- Кара! Кара небесная! - проорал дед Егор у нас за спинами. В любую погоду он был в ватнике, ушанке и босиком. Он ходил тихо, а кричал громко. Я всегда вздрагивал, когда он появлялся.
- Рай здесь был. Рай на земле, - проговорил он, разглядывая птиц на трассе. - Квартиры, машины, бери не хочу. Вам, соплякам не понять. – Он наклонился и поднял воробьишку. - Бассейны с детьми были. Сапоги югославские, сервелат финский. В союзе не каждый и по праздникам-то сервелат нюхал, а здесь им собак кормили. А они не ели. – Он бережно уложил воробья в широченную ладонь и погладил. Потом накрыл другой ладонью, и подул внутрь, туда, где воробей.
- Когда работа была, никто не спал. – Он дал нам подуть внутрь его ладоней. Мы по очереди дунули. - Работали все. И воду из шахт откачивали, чтобы газ народ не травил. Как от щита отказались, всё прахом пошло. Мечеть новую возвели, а старый храм починить некому. Ад настал на земле. На этой земле. – Он закрыл глаза, наклонился к ладоням и зашептал, укачивая воробьишку.
- Огни видел? – спросил он, глянув на меня мутным серо-голубым глазом, - огни в небе в линию выстраиваются перед новой партией спящих. Чую, в этот раз не спавшие заснут, - он мне подмигнул. – Лети! – он так резко выпрямился, что мы дружно вздрогнули, а он подбросил воробья вверх, и стоял, запрокинув голову будто бы выискивая его в небе.
Воробей упала к босым ногам деда Егора и лежал, не шевелясь, а мы с Плюхой и Эльвиркой, пятясь, пошли прочь. Я обернулся, дед Егор всё смотрел в небо. Голубое, чистое небо, никаких огней я там не видел. Мне было его жалко.