Глава 1

Говорят, что время лечит. Красивая ложь, в которую я перестала верить в пятнадцать лет. Время не лечит — оно просто учит жить с болью. Мы носим свои раны, как невидимые татуировки, скрытые под одеждой повседневности, и лишь иногда, оставшись наедине с собой, решаемся снова взглянуть на шрамы.

Дорога в прошлое всегда длиннее, чем кажется. Даже если навигатор показывает всего три часа пути.

Я смотрю, как за окном автомобиля мелькают деревья, уже тронутые первым дыханием осени. Золотые и багряные пятна на зеленом полотне, словно природа тоже не может определиться — держаться за уходящее лето или отпустить его. Понимаю ее как никто другой.

Семь лет я не возвращалась в этот город. Семь лет бежала от воспоминаний, которые сейчас настигают меня с каждым поворотом знакомой дороги.

— Мы почти на месте, — голос мамы вырывает меня из задумчивости.

Она бросает на меня быстрый взгляд — тревожный, понимающий. Я слабо улыбаюсь в ответ. В последние дни эта улыбка стала моей защитной маской. Особенно после похорон.

Неделю назад мы похоронили бабушку. Тот день я хотела бы вычеркнуть из памяти, но он врезался в нее с безжалостной четкостью: серое небо, черная одежда, лица родственников, которых я почти не помню. И пустота. Оглушительная пустота внутри.

Она была лучшей бабушкой в мире. Никогда не обижалась, что я не приезжаю. Всегда сама навещала нас, привозила свои фирменные пироги с вишней и те маленькие безделушки, которые только бабушки умеют выбирать с такой любовью. Она не спрашивала, почему я боялась вернуться. Просто говорила: «Захочешь — расскажешь, не захочешь — и так хорошо». В шестнадцать это было именно то, что мне нужно. Никаких допросов, никаких копаний в ране, которая и так кровоточила.

А теперь ее нет, и мне приходится возвращаться. Потому что бабушка оставила мне дом. «Ты всегда можешь вернуться, когда будешь готова», — написала она в завещании. Как будто знала, что когда-нибудь мне придется встретиться со своими призраками.

— Эй, Кайл, просыпайся, — мама поворачивается к заднему сиденью, где мой двенадцатилетний брат уткнулся в наушники. — Мы приехали.

Кайл нехотя открывает глаза. В свои двенадцать он абсолютно не представляет, что для меня значит это возвращение. Ему было пять, когда мы уехали, и его воспоминания о городе размыты, словно акварель под дождем.

— Наконец-то, — бормочет он, выпрямляясь и потягиваясь. — Я думал, эта дорога никогда не закончится.

Мама улыбается.

— Добро пожаловать в Ривертон, Кайл. Здесь ты родился, между прочим.

— И что, мне теперь расчувствоваться? — он закатывает глаза, но я замечаю, как внимательно он всматривается в пейзаж за окном.

— Можешь хотя бы сделать вид, что тебе интересно, — мама паркуется у обочины. — Майя, ты как?

— В порядке, — автоматически отвечаю я, хотя внутри все сжимается от тревоги.

Мы выходим из машины, и прохладный сентябрьский воздух обволакивает меня. Он пахнет опавшими листьями и влажной землей. Небо необычайно ясное для этого времени года — яркое, почти вызывающе голубое, словно пытается напомнить о лете, которое уже ушло.

По обеим сторонам улицы выстроились аккуратные дома с ухоженными лужайками. Сквозь ветви кленов и дубов, уже тронутых золотом, проглядывает небо. Асфальтовая дорога местами присыпана опавшими листьями — красными, оранжевыми, желтыми, как россыпь драгоценностей на сером полотне.

— Кайл, помоги мне с сумками, — говорит мама, открывая багажник.

— Почему я? — привычно ворчит брат, но все же идет к машине.

— Потому что ты ближе всех к багажнику, — парирует мама. — Майя, ты тоже не стой столбом, бери свои вещи.

Но я не могу сдвинуться с места. Я смотрю на дом бабушки, и меня захлестывает волна воспоминаний. Двухэтажный, с темно-серыми стенами и кирпичным основанием. У входа — кирпичная лестница и деревянная скамейка, на которой я когда-то читала книги из бабушкиной личной библиотеки, и горшки с хризантемами — оранжевыми и бордовыми, как сама осень. Аккуратная тропинка, окруженная подстриженными кустарниками, ведет от дорожки к дому, а ухоженный газон обрамляет все это великолепие. Из кирпичной трубы больше не вьется дымок, но я почти чувствую запах яблочного пирога, который бабушка всегда пекла по субботам.

— Майя! — голос матери возвращает меня в реальность. — Ты идешь?

— Да, — я неохотно отрываю взгляд от дома и иду к багажнику.

Взяв свои сумки, я с тяжелым сердцем шагаю по знакомой тропинке. Каждый шаг дается с трудом, словно я иду против сильного течения. Семь лет назад на этой же улице я поклялась себе никогда не возвращаться. Семь лет я держала это обещание.

А теперь я здесь, и единственное, что удерживает меня от того, чтобы развернуться и бежать, — мысль о бабушке. О том, что она верила — однажды я буду готова встретиться со своим прошлым.

Что она так и не узнала — это то, что причина моего бегства, может быть всё еще здесь.

Загрузка...