Аннотация
Он — неисправимый оптимист и балагур, идет по жизни с улыбкой. А о чем грустить? Молод, здоров, руки не из задницы, голова варит, денег на жизнь хватает, потерь тяжелых не ведал, друзья есть опереться, девушки долго не ломаются и краткие интрижки случаются с завидной регулярностью. Ну а для чего-то серьезного… да ладно, еще не время. Короче, все есть и всем доволен.
Она считает, что судьбой ей справедливо не отмерено теплоты и ярких красок — просто недостойна. Ведь если ты больше всего в жизни хотела любви, но тебе в этом было отказано изначально, значит, на то есть веские причины. И нужно быть мазохисткой, чтобы по-прежнему желать того же и открывать сердце для новых ножевых ран. Одиночество безболезненно и этого у нее было в достатке.
А потом они встретились…
Пролог
Церемония похорон завершилась и многочисленные скорбящие стали постепенно покидать место погребения, переговариваясь, всхлипывая и охая, и выглядывая через ограду автобус, что должен их отвезти в кафе на поминки. Осталась лишь беззвучно плачущая женщина в черном и ее спутник.
— Почему она здесь? — женщина в траурной косынке вздрогнула, как от удара, и ткнула пальцем в темноволосую девушку с букетом, остановившуюся в десятке метров от свежей могилы, утопавшей в живых цветах.
— Тома, не надо, — тихо попросил ее невысокий полноватый мужчина средних лет и попытался положить ладони на плечи, укрытые черной шалью, но скорбящая резко шагнула вперед, ускользая от попытки ее успокоить, и так и не отпустив указывающего на девушку дрожащего пальца.
— Как ты прийти посмела, а?! — наоборот повысила голос она. — Мерзавка!
— Томочка, прошу тебя… — снова попытался мужчина, явно избегавший смотреть на девушку, по щекам которой уже катились ручьи слез. — Не нужно… не на кладбище же… Люди смотрят…
— Она пришла сюда… Посмотреть пришла, дрянь? Убедиться, что девочку мою в сырую землю уложила?
— Мама, пожалуйста… — гулко сглотнув ком в горле тихо попросила девушка.
— Не смей, змея! Не смей меня так называть, слышишь? В гробу моя дочь лежит, понятно? Куда ты ее и загнала! А тебе я не мать! Никогда чтобы из твоих уст… Никогда! — женщина сделала еще шаг, и ее ноги подломились, она с рыданиями рухнула на колени.
Оба — и мужчина, и девушка, уронившая букет, бросились к ней. Но от брюнетки та шарахнулась, падая спиной на подоспевшего спутника и хаотично замахав руками со скрюченными пальцами, как если бы хотела одновременно бить и царапать.
— Прочь от меня, гадюка! Пошла прочь! Проклинаю тебя! Проклинаю день тот, когда ты в доме нашем появилась! Лучше бы я умерла в тот миг, когда только придумала взять тебя! Завистливая, неблагодарная мерзавка!
— Мама, умоляю, хотя бы выслушай… — взмолилась девушка, но только вызвала еще больший взрыв ярости.
— Ты всегда старалась все у нее отнять! Портила жизнь! Только и искала чем бы еще подгадить! И нашла! Нашла, змея ядовитая! Сердце девочке вырвала! Довольна? Довольна теперь? Получила, что хотела? Ненавижу-пошла-вон! Вон-вон-вон!
— Уходи! — рявкнул теперь и мужчина. — Хочешь и ее в могилу свести? Мало горя ты нам принесла? Мало им еще за добро отплатила?
— Мама, мамочка, прости меня, прости, умоляю… Пап, ну пожалуйста! Я не думала, не хотела такого…
— Пошла вон! Я хочу чтобы тебя не было! Чтобы это ты тут лежала, а не она! Чтобы сдохла, и никто бы по тебе и слезинки не пролил!
Ревущая навзрыд девушка попятилась, наступая на цветы и, резко развернувшись, побежала с кладбища.
— Выброси это! — ткнула в покалеченный букет белых хризантем несчастная мать. — Выброси! Прочь! Ничего от нее не должно быть рядом с моим ребенком!
Несколько лет спустя
— Какие-то проблемы? — спросила очень стройная брюнетка, кивнув на документы в руках руководителя охранного агентства, с изучением коих он затянул.
— Скорее уж, у меня есть несколько вопросов, — ответил Корнилов, отрывая взгляд от бумаг и посмотрев в лицо соискательницы со своей обычной пугающей цепкостью, но никаких признаков нервозности девушка не выказала. — И самый первый: вам не кажется, что вы слишком хороши для нас?
— Поясните?
— Школа с золотой медалью, сплошные победы в соревнованиях и олимпиадах по разным предметам, КМС по конкуру уже в тринадцать, отличница по спортивной стрельбе, к шестнадцати годам уже третий дан в тхэквондо… — перечислил мужчина явно не все. — Очень завидные достижения для столь юного на тот момент возраста.
— И они на ваш взгляд могут стать помехой в трудоустройстве к вам? — сухо спросила девушка.
— Дело не в том. С таким жизненным стартом вы наверняка бы могли претендовать на нечто более престижное, чем должность личного охранника.
— Могла бы. Если бы хотела этого.
— Тогда позвольте узнать, в чем вы находите для себя привлекательными перспективы у нас. Вы же явно человек, привыкший добиваться первенства и ярких результатов, а профессиональный телохранитель — это, в первую очередь, незаметность и четкая работа всегда в тени объекта.
— Я была таким человеком, но многое поменялось. И работа у вас видится мне как раз тем, в чем нуждаюсь на данный момент.
— Хм… Хорошо. Тогда еще один момент. У вас был весьма скоротечный брак, а после развода нет никакой информации ни о ваших спортивных достижениях, ни о продолжении образования, ни о месте работы до нынешнего момента. Могу я узнать — чем вы занимались в этот период.
— Это не имеет значения.
— Позвольте мне судить.
— Несколько лет я жила достаточно удаленно от цивилизации.
— Насколько?
— В одном из поселений далеко в тайге.
— Секта?
— Да. Но осознала, что это не то, что мне необходимо.
— Необходимо для чего?
— Для … — соискательница запнулась и нахмурилась. — Для того, чтобы справиться с последствиями личной трагедии.
— Развода? — заметно насторожился Корнилов.
Сойка
— Мишаня, сынок, ты куда это с пустыми руками собрался? — пресекла мою попытку просочиться тишком из квартиры мама. Крался ведь, что тот нинзя, и все равно услышала или просто почувствовала при помощи чисто материнских сверхъестественных способностей поползновение несанкционированного бегства из дому без стратегического продовольственного запаса. — Я вот тут тебе покушать собрала. Борщик в баночке, котлетки с макарошками твои любимые в судочке, салатик, компотик в бутылке…
— Ну, ма-а-ам! — взвыл я, закатив глаза. — Ну какие, нафиг, судочки-баночки! Я в кафешке напротив офиса поем!
— Ага, поест он! — мигом строго нахмурилась родительница. — Мало того, что в кафешках этих кормят не пойми чем, и не знамо кто готовит, может, даже без санкнижек, так еще и знаю я тебя! Сто раз забудешь или поленишься. Бери давай!
Мне решительно сунули в руки черную сумку, звякнувшую и булькнувшую содержимым и мигом оттянувшую руку.
— Мам, ну че за фигня-то? Ты опять на целую роту наложила там? — привычно бесполезно возмутился я, взвесив сумку в руке и получил уже ставший обыкновенным ответ.
— Какая там рота, Мишаня! Ну, не самому же тебе кушать, по углам от товарищей прячась.
Ага, прям пароль-отзыв уже у нас стал, но пора рвать этот порочный круг, и так уже затянул.
— Да меня эти товарищи скоро вовсе засмеют!
— Смех, сынок, жизнь продлевает, а гастрит — напротив! — отрезала жестокая женщина, состоящая со мной в близком родстве, подтверждая, что пытаться спорить бессмысленно.
Споры с женщинами для мужчин вообще недостойное, а главное — бесперспективное занятие, все равно правым ты в них никогда не будешь признан, если судить по моему опыту с мамой и бывшими. Есть у тебя разумные доводы, нет ли их, прав ли ты и насколько — особям противоположного пола всегда глубочайше похрен. Промолчи, прикинься, что смирился и сделай по-своему. И огреби потом последствия с необходимым для этого стоицизмом, когда эта самая особь узнает обо всем. Или свали так же молча и безвозвратно, если огребать остохренело с данной конкретной же особью. С девушками работает, с мамой, само собой, — нет, тут другие методы нужны.
— Какой гастрит, мам, да у меня желудок — луженый, хоть гвозди жри и кирпичами закусывай, — проворчал я, но чертову сумку взял и стал обуваться.
— Миша, ну что это за “жри”! Жрут помои и свиньи, а люди кушают. — Мама придирчиво прошлась взглядом по моей куртке с Орионовским логотипом, стряхнув видимые только ей пылинки, и поправила галстук. — Удачной тебе смены, сынок. Береги себя, пожалуйста.
Я чмокнул ее в щеку, сунул одну руку в рукав дубленки, покорно подставил башку под нахлобученную мамой шапку и вырвался наконец из квартиры, тут же бунтарски дернув долбаную удавку на шее, максимально расслабляя. Эх, пора уже сваливать опять на съемную хату и жить самостоятельно, иначе, и правда, скоро изжогу наживу от чрезмерной опеки. Маму я обожаю и все понимаю насчет этого стремления заботиться, но я-то не мальчишка и не рукожоп какой-то, в состоянии и сам о себе побеспокоиться и обслужить во всех смыслах. Сразу после армии ведь поселился отдельно, но полгода назад после внезапной смерти отчима вернулся опять домой, чтобы приглядывать за совершенно растерянной в горе матерью. Но сейчас-то вижу, что она полностью оправилась, вон, подружки толпами со своими обязательными к пристройству замуж дочурками-хорошими-какими-девочками косяками пошли, сеструха мелких почти каждые выходные подкидывает на откорм и выгул, да и поклонник у родительницы нарисовался, ничего так вроде мужик.
А мне уже, край как, нужно свою личную жизнь в нормальное русло возвращать, так что точно пора съемом нового жилья озадачиться. Ибо я, прям пипец как, ненавижу трахать женщин не на своей территории, есть у меня такой пунктик. Чудится, что если тебя уже заволокли на вражескую жилплощадь, то строят некие планы, а я ни к какому планированию не готов еще. А в родительский дом жертву соблазнения приводить я вообще ни разу не сумасшедший. Мало того, что взрослому мужику откровенно стремно жить с мамой (тук-тук, сынок, а вам, может, чайку? А покушать? Может, покажешь девушке свои спортивные награды? А детские фото? Буээээ! Прощай, эрекция), так потом придешь как-то с работы, а твое увлечение прошлой недели с мамой пельмени лепит. И хорошо, если ты пришел не с новой жертвой… Чур меня, еще не нагулялся, и царапины от ногтей на роже, п*здец, какая болючая и долгозаживающая хрень. Так что, буду уже сегодня у парней спрашивать, может, кто в курсе насчет сдающихся поближе к офису хат, тем более точно знаю, кого я хочу привести в нее первой. Пох, что согласие объекта типа не светит, я не я буду, если мою Черную Льдину не увижу голой в своей постели.
Спустившись на три этажа, я остановился и прислушался, убеждаясь, что мама не вышла на площадку понаблюдать за удачным спуском по лестнице сыночки и нажал на звонок перед дверью обшитой драным рыжим дермантином.
— Не заперто! — по обыкновению отозвались изнутри, и я вошел в прихожку, чуть поморщившись от табачного тяжелого духа, намертво въевшегося в местные стены.
— О, Михась пришел! — приветствовал меня Сашка Логинов, наш сосед года на три младше меня, с которым мы приятельствовали, и хохотнул, заметив мою ношу. — И как всегда не с пустыми руками.
— Тихо ты! — рыкнул я на него и протолкнулся мимо его дрыщеватой фигуры на кухню, тут же споткнувшись о валяющуюся на полу бутылку из-под портвейна. — Блин, вы когда порядок хоть наведете, засранцы? У вас только если бутылки по хате все собрать и сдать, то можно жить безбедно следующие полгода, а то и спальное место новое прикупить. А то твои диваны уже навылет протраханы и дымом от травы так пропитались, что можно обивку в косяки сворачивать и курить — точно торкнет.
Сашка жил один, отдельная квартира этому везучему паскуднику досталась от умершей бабки, и он превратил ее в место паломничества околотворческого молодняка. Хотя практически любому пришедшему с бухлом, жрачкой, травой и просто интересной беседой под кофеек с сигаретой тут были рады. И как-то так везло парню, что ни буйных, на наглых, способных переполнить чашу терпения соседей, к нему не захаживало. Так сидели, пили-курили, на гитарах бренчали, потрясая длинными сальноватыми патлами, групповушки устраивали с утонченно-отвязными девицами из своего кулька, никому этим жить не мешая. Эдакий притон, конечно, но по лайтовому варианту, без чернухи и экстрима. Я и сам тут раньше зависал, бывало, но потом выяснил опытным путем, что всему коллективному предпочитаю индивидуальное. Опять же нет лишних поводов посещать венеролога.
Ворона
— Блин, Женька, вот тебе не стремно жить тут? Хоть бы ремонт какой замутила. — завел свою любимую песню Колька — хозяин большой крайней комнаты в нашей с ним коммуналке. — Вот я реально не могу тут оставаться. Мало того, что дом этот старый, пипец, какой, так и вообще атмосфера такая гнетущая. Я даже когда за барахлом приезжаю мурашек ловлю иногда. Прям и жду, что из стен призраки полезут. А ты тут постоянно живешь, еще и одна.
Обвела глазами все вокруг. Стены, выкрашенные уныло зеленой, но неубиваемой масляной краской еще советского производства, железная раковина в ржавых неотчищаемых разводах, сто раз латаные трубы, окно с деревянными рамами, наверное еще времен дореволюционной постройки самого здания, такого же предположительно возраста дощатый щелястый пол в пятнах рыже-коричневого колера в не слишком истертых ногами местах, давно посеревший потолок с кое-где отвалившейся штукатуркой. Нормально все. На голову ничего не падает, не течет нигде, меня не напрягает значит.
— Может, тебе тараканов травануть в своей комнате, чтобы мурашей не ловить, и из стен не лезло, — без улыбки посоветовала ему и пошла из большой общей кухни, на которой до сих пор еще даже шесть старых плит стояли в два ряда, по коридору к себе.
Лично меня все в том, как живу, устраивает более чем. Безлюдье и пустота. Полное соответствие внешней обстановки внутреннему содержимому. Гармония.
— Да сдалось оно мне, травить тут кого-то. Я сегодня все последнее барахло собрал, послезавтра с приятелем приедем на его тачке, отвезем кой-че из бабкиного в комиссионки, а мое — к Вальке, и больше хренушки ты меня здесь увидишь скоро. А ты бы хоть мужика завела что ли. Или квартирантов пустила в пустые комнаты, че они стоят бестолку. Студенты какие-нибудь, конечно, много платить не смогут, но у нас же тут и не президентские апартаменты. Зато не одна. Опять же уют какой-нибудь организовали бы.
— Студенты? Уют? — оглянулась через плечо и чуть не плеснула себе на пальцы горячим чаем. Что, если соседу эта мысль слишком понравится, и он решит ее в жизнь претворить?
— Ну а че? Если только девок пустить, то может быть. Не все же такие, как ты, и им пофиг. Опять же, времена сейчас смотри какие, жить одной ссыкотно ведь.
А, ну да-а-а, соседствовать с целой толпой девиц будет куда как безопаснее по нынешним временам, конечно.
— Мне — нет. Пока. — Ответила и закрыла дверь в свою единственную обжитую комнату.
Нам с Колькой эта коммуналка на двоих досталась от наших бабуль. Ему одна комната от своей, и мне остальные пять от бабушки Тамары. Она работала в домоуправлении или как там это зовется, и когда расселялись люди из других комнат, она смогла то ли выкупить их за бесценок, то ли вовсе за так переоформить и даже приватизировать успела. А потом отписала в мою пользу, поссорившись с родителями, не желающими больше обо мне и слышать. Я, конечно, считаю, что они полностью правы, заслужила на все сто, но у бабули было свое мнение на сей счет, и год назад после ее смерти недвижимость отошла мне. Жить где-то нужно, вот и живу, хотя ни малейшего желания что-то менять не возникло, и вряд ли оно когда-то будет. Не наплевать ли насколько неуютно, обшарпано и пусто вокруг, когда в душе все в сто раз хуже.
Покормила рыб в огромном аквариуме на четыреста литров, что занимал целый угол небольшой комнаты — тоже часть моего наследства, глянула на старинные напольные часы, разбавляющие тишину комнаты свои громким тиканием. Прошлась вдоль книжной полки туда-сюда и поняла, что просто поесть и лечь спать не выйдет. Ни силовые упражнения на тренажерах, ни едва теплый душ в раздевалке и пешая прогулка до дома не угомонили мое чертово либидо, которое опять разбередил дурной Сойкин.
Наверное, самым умным было бы попросить Корнилова не ставить нас в пару на занятиях по рукопашке, но тогда нужно это обосновать. А что я могу сказать? Что болтливый засранец вызывает у меня желание не просто опрокинуть его на спину в спарринге, а потом и содрать спортивки с обоих, насадиться и трахнуть без всяких прелюдий и церемоний?
Офигенно это меня характеризует, как психологически устойчивую.
Самое противное — Сойка же не единственный, чью вполне себе естественную физиологическую реакцию я вижу и чувствую на тренировках.
На самом деле орионовцы обоих полов уже вроде как заключили пакт о не обращении внимания на неизбежные реакции организма во время занятий. Ну это типа когда в зале пахнуть начинает, как от стада потных лошадей или у парней ширинку на спортивках оттопыривает, у девушек соски предательски в прохладе торчать начинают или кто воздух от напряжения испортит. Что тут уже, блин, сделаешь, все же живые. Поначалу, конечно, большинство краснели-бледнели и чуть не икали от смущения. Но притерлись. Это сказочные принцессы и принцы не какают, не пукают, не потеют и у них не бывает отрыжки или месячных, а среди нас таких не наблюдалось. И мне не только член Сойкина бывает в живот или поясницу упирается, но какого-то черта именно его дубину я вечно ощущаю так, словно мы уже кожа к коже, и все что нужно — прогнуться сильнее или обхватить его ногами, открываясь шире, и все — полетели. И избавиться от навязчивой простоты собственного восприятия этого момента не выходило. Все, что тормозит — нам и дальше вместе работать. Нет, мне похрен, даже если растреплет другим орионовцам, мне там никто не друг, а мнение волнует только руководства. И то только в том плане, чтобы не сочли желающей личную жизнь устроить, а не работать.
Просто интуиция мне подсказывала, что одним разом все не обойдется. Да, болтовню слышала о том, что Сойкин тот еще бабоукладчик широкого профиля, со способностями к сверхбыстрой смене объекта приложения своего трубогиба, но мое чутье все равно выдавало тревожные оповещения. Трахнуть Сойкина — равно неприятности, вот что оно сигналило. Безнаказанно не обойдется. И что в нем такого-то, не пойму. Парень как парень, ну смазливый, не поспоришь. Крепыш с коротким ежиком светлых волос, по которым он частенько проводит ладонью, порождая эдакий легкий шуршащий звук, от которого и на моей ладони появляется какое-то щекотно-фантомное ощущение. Почти не сходящая с лица широченная улыбка, требующая от меня постоянных усилий по борьбе с желанием на нее ответить. И серые глаза со смешливыми лучиками-морщинками вокруг и взглядом, что поначалу кажется легкомысленно лукавым, но стоит продлить визуальный контакт, и взгляд этот наливается цепкой тяжестью, жаркой мужской жаждой, искушающей испытать себя в способности ее выдержать. Чертов ходячий вызов. Но по факту-то что в нем особенного, что меня цепляет и лишает столь необходимого для жизни холодного равновесия? Практически любому же из этих жеребцов орионовских предложи переспать и вряд ли получу отказ, но почему только о том, как это могло быть с Сойкиным, я так часто думаю?
Сойка
— Воронова, — кратко, но с чувством объявил выход на сцену моей цели последних двух месяцев Кот — Костян Котов, а я уже и так ее увидел.
Льдина шагнула с улицы, толкая двери, и на мгновенье остановилась, вместе с моими сердцем и членом. В смысле сердце грохнуло и замерло, а член встал навытяжку, приветствуя ее, что тот солдат почетного караула царственную особу. Потому что хоть убейся, а так и есть — Евгения Воронова — единственная особа, правящая моим членом, пусть пока ей плевать, и она ни черта для этого не делает. Ходит, смотрит, дышит и еще на спаррингах меня по матам размазывает, причем не важно кто из нас сверху в тот момент. Плющит всегда меня, парадокс, сука.
Без шапки, зараза такая безбашенная, морозный декабрь так-то на дворе, черные-черные гладкие волосы как всегда собраны в тугую косу, но в первые секунды усыпаны белыми перьями снежинок, как роскошными невесомыми серебряными украшениями. Клянусь, когда у нас дойдет наконец до секса, я первым делом расплету эту ее долбанную косу до самой задницы, потому что прям п*здец как хочу увидеть эти волосы свободными, до адского зуда в пальцах, которыми их загребу.
Высокий лоб, и эта извечная строгая складочка между бровями, из-за которой она на первый взгляд кажется старше. И так золотистой коже искусственное освещение в офисе придало еще больше сияния, а капли от уже растаявших снежинок искушающе сверкнули. Одна, самая наглая, скатилась на ее верхнюю четко очерченную от природы губу, и я услышал, как гулко сглотнул рядом Кот, явно испытывая то же самое сейчас, что и я. Отлезь, придурок, самому глазами лапать места мало! Резковатые очертания скул, чуть впалые щеки, изящная шея, к которой я хочу присосаться, что тот вампир, по-наркомански жадно напасаясь ее ароматом. Я уже знаю его отзвуки — яблоки, мята, что-то пряное и самое главное, беспощадно-возбуждающее — она сама.
— Доброе утро, Евгения! — опередил меня в приветствии кто-то из оперов, и остальные дружно его поддержали.
— Доброе утро, — сухо-льдисто, как всегда, ответила она, глянув безразлично на всех ярко-синими, отчетливо намекающими на азиатщину в корнях своим разрезом, глазами и прошла через холл, скрывшись в коридоре, сопровождаемая двумя десятками взглядов.
— Бля, хоть застрелите, но я не понимаю, че вы на нее ведетесь! — ляпнул Игорь Лапин, запуская один из уже тоже почти ритуальных процессов. — Тощая, как палка. Еще и длинная, как жердь.
Традиционно у нас все поделены на три партии: такие, как я, кто жестко прётся от Вороны, те, кому она не заходит категорически и женатики, кому типа пофиг. Но, думаю, это чистая брехня. Ну вот предположим, что я женился, так к этому же слепота и ежеутренние дозы брома не прилагаются, так? Ну, и какие тогда варианты, что я хотя бы чисто гипотетически перестану член к любой красивой заднице прикидывать?
— Что бы ты понимал! — огрызнулся я. — У нее сиськи просто о*уенные!
Небольшие, как крепкие яблочки, вот прямо самый цимес, и так торчат дерзко под спортивным топом, что я за малым не спускаю, чисто глазами облизывая. И то, что ростом она всего сантиметров на пять ниже меня, тоже вставляет. И то, что мускулатура у нее вся проработанная, рельефная, у меня перекос крыши вызывает. Гибкая, что живая вода и сильная, верткая — хрен в захват возьмешь. И сама иногда так прикрутит на спарринге, что будь я чуть пожиже и просил бы через раз пощады у нее.
— Ага, Сойка у нас знает, о чем говорит, — ехидно заржал Витек Щавлев, — На каждой тренировке позволяет ей себя по матам повалять от души, пока втихаря сам щупает везде.
Смотри, глазастые какие придурки. Засекли, что я поддаюсь иногда, особенно когда поединок в партер переходит, искушая Воронову распластать меня как следует. От нее таким жаром в эти моменты прет, так и чудится, что достаточно будет вывернуться из-под нее, подминая, и пойдет у нас совсем другая борьба. Хоть помечтать пока. Только, сука, от этих долбаных мечт сразу встать потом не вариант, потому что как раз стоит намертво.
— О*енные — это у Светки Мироновой, — мечтательно закатил глаза Лапин. — Такие прям… уххх! У меня реально фляга свистит, как ее в зале в маечке этой гребаной в полосочку вижу.
— Да ладно, все в курсе, что свистит у тебя не фляга! — хохотнул Усов, — Но как по мне — и Светка — девка супер, и Воронова. Только Женька больно уж холодная. Как к такой подкатить, если как зыркнет — так оторопь берет.
— А вы и не подкатывайте, без вас есть кому, — посоветовал я, поглядывая в сторону коридора, где моя Льдина скрылась.
— Ага, Сойку вон оторопь у нас не берет, у него наоборот колом встает, хромать начинает, — дальше грохнул дружный ржач, который тут же оборвался при появлении других девчонок из группы тельников и новых сменщиков.
— Евгения красивая, — со вздохом тихо сказал Кот. — А вы все дебилы.
Вот тут согласен по обоим пунктам. Она не просто красивая. Она нахрен лучшая. И я эту лучшую завалю. Задолбался я одноглазого душить, представляя как она подо мной кончает. А дебилы пусть все и дальше стебутся.
Дверь в офис резко распахнулась, и внутри ввалилось бобровое семейство. Оксанка — как всегда с широкой приветливой улыбкой, на которую просто не вариант не откликнуться своей, а братья Бобровы — с мрачными рожами, обшарили нас подозрительно-предупреждающими взглядами, отвечая на приветствие.
— Бля, вот они же и не скрываются даже, — ляпнул, как в лужу пернул, Ванька Пинштейн, и мы все на него уставились. — Что? Ну это разве норм, что они вдвоем одну бабу шпилят.
Пинштейн был у нас из новеньких и еще, походу, не проникся главным орионовским духом — у нас за спиной своих не обсуждают. Не, девчонок языками облапать — это святое дело, но если бы кто рискнул гадость какую сказать — огреб бы мигом и лучшим бы счел сразу бежать увольняться.
— Ванек, они эту женщину вдвоем любят до фейерверков в башке, а кто кого и как шпилит — ни хера не наше дело, пока все добровольно и подержать свечку не зовут, — выразил я общую мысль.
Ворона
— Слышь, мужики, а всех посмотреть можно будет? — услышала я незнакомый мужской голос, подойдя к немного приоткрытой двери кабинета Корнилова.
Покосилась на Оксану, и она скорчила гримасу, будто ее тошнит и прошептала:
— Мерзкий тип.
— Господин Некрасов, напоминаю: здесь не бордель, а охранное агентство, — сухо и холодно ответил ему шеф. — И вы нанимаете именно личного телохранителя для разового сопровождения, а не выбираете девушку по вызову. Если у нас какое-то недопонимание в этом вопросе, то давайте разберемся во всем сейчас, и у вас еще будет время получить именно те услуги, за которые готовы платить. Но не у нас в “Орионе”.
— Да не, ну ты че, мужик, я же не тупорез какой и все понял, в натуре! У вас тут эти… солдатки Джейн типа, а не путаны безотказные. Чисто профи, не прошмандовки какие-то. Но и ты меня пойми, мужик. Я же приехал на сходняк… то есть… ну типа собирушку одноклассников, понимаешь? И мне надо, чтобы все прямо оху… в ауте были. Поняли, что я не лох какой-то вчерашний и нищеброд, а прямостоячий реальный пацан! И типа у меня бабок, что блох на Барбоске, и могу их на любую блажь кидать. Сечешь?
— Я прекрасно понял с первого раза, что ваша цель не столько обеспечить свою безопасность на мероприятии, а по большей части обозначить свой финансовый статус для других участников этой встречи.
— Че? — явно подзавис на пару секунд мой будущий объект охраны. — А, да, точняк! Финансовый, такой, что прямо пиз… ого-го я какой и могу себе позволить красивую телку в водилах и тельниках держать. Оно же понятно, что для охраны это беспонту и сразу все всосут, что, мол, бабла видать столько, что девать неку…
— Господин Некрасов, наши личные охранники в высшей степени профессиональны и максимально эффективны безотносительно их половой принадлежности, — без малейшего раздражения, но очень твердо поправил Корнилов.
— Чего?
С трудом удалось удержаться от гримасы. А объект намечается у меня прямо вершина эволюции тупизма, похоже, но тут же и одернула себя. Нельзя так позволять себе относиться к нему, каким бы ни был, иначе лучше сходу отказаться от работы с ним.
— Девушка, которой мы поручим выполнение данного задания, ничем не уступает мужчинам-телохранителям, а некоторых даже превосходит, — терпеливо пояснил Михаил Константинович и уточнил. — Некоторых у нас в “Орионе”, а в других агентствах — большинство, могу ручаться.
— По серьезке? Зуб даешь?
— Легко. В случае с Вороновой моим зубам точно ничто не угрожает.
Приятно такое услышать от босса о себе, но стоять тут и дальше уже как-то неуместно.
— Ну, оху… круто тогда. А она смазливая?
— Господин Некрасов…— неумолимо ровным тоном начал шеф.
— Не-не, я без всяких там мыслей… В том смысле, ништяково, что она вся из себя спецназовка, но мне надо чтобы еще и такая, что все глянули и оху… сердце вставало и все остальное. Ну, это же не в кассу будет, если она страшная. Надо, чтобы пацаны остальные прямо на слюну изошли на нее, а она только мне там дверь открывает, смотрит эдак… ну типа “чем тебе угодить, хозяин” и хвостом ходит, глаз не отводя.
— Возможно, вам все-таки стоит обратиться в агентство по обычному эскорту?
Я чуть толкнула дверь, давая Корнилову увидеть, что хочу войти, но он пока медлил.
— Да ну-у-у… Этих же шалав оттуда сразу видно. Кто наскреб бабосов — тот и снял. А мне надо, чтобы все охренели с того, какой я солидный, аж трандец, и реально богатый перец.
— Тогда давайте договоримся, что вы предоставите нашей девушке работать так, как необходимо, и на этом закончим препирательства?
— Ну ладно. Так чего там, смазливая хоть?
— Евгения, входите, — велел наконец шеф, и посетитель резко обернулся ко мне. — Судить вам.
— А… о… — Некрасов вскочил, давясь словами и не в силах сформулировать нечто связное, его лицо пошло пятнами, а глаза забегали. — Присаживайтесь!
С первого взгляда стало понятно на кой черт этому типу понадобилось обратиться в “Орион”. Субъект отчаянно пытающийся закосить под эдакого прибандиченого нового русского со всеми полагающимися атрибутами в виде малинового пиджака, цветастой уродливой рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами, чтобы видать было толстую золотую цепь с крестом. Явно зоновской работы четки и массивные перстни. Только на нем все это выглядело нелепо и как-то инородно. И пиджак мешком, и четки теребит нервно, а не вальяжно, да и все движения, мимика выдают отчаянно пытающегося придать себе несуществующей уверенности человека. Предполагаю с большой вероятностью, что в школьные времена он был тем самым ботаном, которого постоянно чморили, макая в унитаз, и он желает годы спустя утереть нос своим обидчикам, козырнув финансовой состоятельностью и обретенной брутальностью, но не факт, что выйдет. Вот меня бы он ни за что не убедил.
Некрасов суетливо пододвинул мне свой стул, но я качнула головой, оставшись стоять.
— Здравствуйте. Нам лучше сразу привыкать к рабочему взаимодействию. Согласно сценарию по осуществлении вашей охраны это я буду передвигаться и стоять за вашей спиной в помещении, проводя мониторинг на предмет возможной угрозы.
— Офигенно! — пробормотал мужик и сверкнул радостно глазами на Корнилова, будто поверить еще не мог в свою удачу. — А это… в платье такое… ну чтобы в облипку и плечи со спиной голые можно надеть? Я плачу!
— Господин Некрасов, и снова напоминаю вам, что сейчас декабрь, и мы не агентство, в котором вы можете нанять и экипировать спутницу на свой вкус, — Михаил Константинович — кремень.
— Ладно-ладно, я не тормоз же совсем в натуре. Ну хоть, очки ей такие зеркальные, типа авиаторы, кобуру на виду и губы намазюкать ярко-красным — вариант?
Зеркальные очки? На вечернее мероприятие? Зимой? Да… уж…
— Евгения, в этих моментах вам решать, — обратился ко мне Корнилов.
— Не думаю, что очки и яркий макияж станут для меня помехой в работе, — безразлично пожала плечами.
Сойка
— Охренеть можно!
— Ух тыж!
— Вот это да-а-а!
Дружный возглас-выдох от мужиков из опер-группы заставил меня крутануться на месте, находя взглядом недавно отправившуюся экипироваться на задание Ворону.
Лизку, без пяти минут уже Лебедеву, начальство напрягло-упросило заняться формированием служебного гардероба для наших девчонок на момент заданий и она, хоть и повозмущалась отстранением от оперативной работы, но развернулась будь здоров. Отжала решительно кусок подвала в офисе, который раньше использовали в качестве кладовки для всякого хлама, припахала нас его освободить, а потом и ремонт косметический сбацать. После туда наперли кучу тряпок, тканей в рулонах, зеркала, пару швейных машин, коробок всяко-разных, а после коварно объявили это запретной для мужиков зоной. Вот, че за несправедливая херня, а? Как помогать — мальчики пожалуйста, а как посмотреть потом — хрен вам по всей морде.
Вот из этой самой запретной зоны и вышла Евгения, произведя сногсшибательный эффект на всех как бы невзначай отирающихся около спортзала, включая меня. Реально уронил челюсть и похоже пора утереть слюни, пока совсем не опозорился.
Лизка обрядила Льдину в строгий на первый взгляд брючный костюм и поставила на каблуки. Темно-графитовый, застегнутый на все пуговицы пиджак, свободные вроде бы брюки, серебристо-серая рубашка и даже галстук под самое горло. Казалось бы ничего менее сексуального и придумать невозможно, но…
Сука-а-а, я сдохну! Вот, прямо с места не сходя скончаюсь или, бля, обкончаюсь у всех на глазах! Зараза Ерохина, нахрена ты мою занозу-Льдину в гранату осколочную, мозги взрывающую, превратила?
Хрен знает из чего этот гребаный костюм был сшит, но на каждом шагу трепетал и облизывал формы Льдины так, будто кайфовал от контакта с ее кожей. Еще бы не кайфовал, тряпичный скот, ведь тереться о Воронову во всех тех местах, облапать и натирать которые мечтал я, и не тащиться - невозможно, даже если ты долбаный неодушевленный предмет!
Всегда бледные губы сейчас выжигали на моей радужке ярко-красное сочное клеймо, что хрен когда сотрется и оттуда и из моей памяти. Новой дрочильной фантазией с этими алыми губами в главной роли я сто процентов на ближайшие недели обеспечен.
Я и так-то всегда тащился от ее походки, но сейчас это завораживающее покачивание бедрами на каждом шагу сделало меня совершенно одуревшим от похоти болваном, что только и мог, что торчать столбом и таращиться, как она приближается. Наплывает, как чертова лавина на оцепеневшего незадачливого туриста. А ты стоишь такой с распахнутой пастью, осознавая, что тебе п*здец придет через считанные секунды, но при этом дух перехватило от охерительного великолепия стихии, что тебя вот-вот угробит.
Льдина поравнялась со мной, наши взгляды встретились и мне как под дых ногой кто двинул, от души так. Легкие свело, горло перехватило, язык во рту как супер клеем прифигачен, зато член только что не в голос на весь офис завопил “Да-а-ай!”
Евгения мимо прошла, а я так и остался столбом торчать и таращиться, теперь ей вслед. Я должен ее трахнуть. Нет, не так. Я, нахер, жить не буду, если ее не трахну. Если не стану это делать с регулярной, бля, периодичностью… ну хотя бы раз в час поначалу.
— Евгения вы потрясающе выглядите! — прорвался в мое внутреннее царство беснующейся похоти голос Сашки Никитина и верхняя губа задралась сама собой, как у злобнючей псины, чью сахарную кость облапал другой кобель завидущими зенками. Потому что мне-то известно, что в своей черепушке он ее уже жрет-жрет-жрет, давясь от жадности и брызгая голодной слюной, урод похотливый!
Пошел ты на хрен! Все пошли! Мое это! Ломанулся по коридору, в котором оказывается уже один и остался и взлетел по лестнице, догоняя Воронову и собираясь в конце концов вопрос ребром поставить и срать мне на свидетелей моего возможного позора. Хожу уже сколько недель кругами, долбодятла кусок, типа почву, мать ее раз так, для обязательно безотказного финального приема создаю, а может и не надо это ни черта. Может, Льдина у меня из тех девушек, которым все в лоб надо. Херакс! — хочу тебя и точка, решай — к тебе или ко мне и раздеваться давай прям с порога.
Но вылетев в холл офиса я застал картинку того, как какой-то дрыщеватый чмошник в красном пиджаке трясущемися ручонками пытается всучить моей Вороне громадный букетище пошлейше-красных роз и что-то там блеет. И прежде чем я успел протолкнуться сквозь строй наших оперативников, за этим паскудством наблюдающих молча какого-то хера и раззявить пасть, дабы высказаться по этому вопросу и расслышать чего он там задвигает уже почти моей девушке, как Евгения его сама подхватила под локоток и споро так потопала на выход, уводя за собой.
— Это…Бл*дь… Что?! — рявкнул, как только за ними дверь стеклянная закрылась.
— Ага, видал придурка, — поддержал меня Усов. — Это же надо было с букетом припереться за Вороной. Вот ей куда он упирался то сейчас? Только выбрасывать.
Да пох*й мне на все букеты мира, что это за чмырь? Он кто Вороне? Неужели вот через такое вот одоробло у меня до сих пор ничего и не срослось с ней? Серьезно?
— Да, бля, как это вообще?! — прорвало меня. — По какому признаку она его выбирала? Как самого стремного из всех возможных? Бабок немеряно типа? Или хер по колено и бессмертный?
Закончив свою пламенную речь я понял, что на меня уставились в изумлении все наши.
— Сойка, ты о чем? — высказал общую витающую в воздухе мысль Никитин. — Воронову же Корнилов на это задание поставил, кого она выбирать-то могла?
— А…— тупо я уставился на всех. Задание. Воронова на задание пошла. Не свидание, неврубант ты долбаный, с мозгами и памятью стояком отшиблеными напрочь. Ее же Лизка для того и рядила. Но тогда какого хера этот со своим веником?
— Да я в курсе, что на задание она, — мигом постарался сделать рожу кирпичом. — Но какого одна-то, без подстраховки?
Ворона
— Эх, тебя во что не наряди — все будет супер смотреться. — вздохнула, пройдясь по мне придирчивым взглядом перед выходом Ерохина.
— Подлецу все к лицу? — усмехнулась я нашим отражениям в зеркале. — Тебе-то тоже грех на что-то жаловаться.
— Ой, ну скажешь тоже! — махнула девушка рукой. — Нашла подлую особь тоже мне.
Ты меня не знаешь. Не знаешь какая я и что сделала.
— И я не то чтобы жалуюсь, но временами так эти сиськи мешают. — покачала Ерохина упомянутой частью тела так, что наверняка какого-нибудь слабонервного самца инфаркт бы долбанул с преждевременной эякуляцией вкупе.
— Уверена — большинство мужчин, включая твоего будущего мужа с этим не согласятся. — позволила я себе намек на улыбку.
— Ну еще бы их мнение в этом вопросе кто спрашивал, типа ответ неизвестен. — рассмеялась Лиза. Смех у нее такой… хороший. Не режет слух никаким лицемерием. — Просто мне вечно нравится одежда, что не подразумевает ношение лифчика, и с твоей грудью такое смотриться супер элегантно, а с моей уже вульгарно.
— Можешь утешить себя тем, что годы уравняют все. С возрастом кто угодно начинает смотреться вульгарно в чересчур откровенных нарядах.
— Да-а-а у-у-ужжж, утешила, — протянула Ерохина, глянув с легким упреком и в этот момент затрещала лежащая на столе рация.
— Объект прибыл. — доложил кто-то из дежурных, чьего голоса было не опознать в потрескивании динамика.
— Все, удачи тебе, Воронова! — оживилась Лиза и я, прихватив куртку, пошла на выход.
Естественно он торчал там, в коридоре. Не один, конечно, но я с раздраженной обреченностью отметила собственную реакцию. Сначала я увидела Сойкина и меня навылет проророло его остро-жгучим взглядом и только с милисекундным опозданием заметила присутствие других орионовских парней. Прав все же Корнилов в своем диагнозе, ой как прав. И надо с этим что-то делать. Тем более, что из всех проблем — побороть это упрямо протестующее против примитивности будущего взаимодействия нечто и определить для самого события подходящие время и место. Проходя мимо откровенно жрущего меня глазами Сойкина я подумала как просто сейчас было бы остановиться, упереться ему в грудь ладонью, толкая к стене и второй рукой обхватить его внизу, наверняка находя твердым. И все, уверена больше знаков этому парню не потребуется, понятливый и загорается быстро, проверенно.
Ты уже на работе, Воронова, напомнила себе, так и не притормозив и не сделав элементарной вещи — не сообщила Сойкину где и когда все будет. Ладно, пусть пока еще поработает над планами моего соблазнения.
Даже не столько букет в руках Некрасова, а его изменившийся и затуманенный алкоголем взгляд сообщил мне о том, что меня ждут определенные осложнения в процессе работы. И предчувствия меня не обманули.
— Господин Некрасов, цветы совершенно неуместны и являются помехой. — сообщила объекту, как только мы вышли из офиса. Моя цель его информировать, не нанести обиду, а сказать такое в присутствии толпы других мужиков именно как попытка задеть и может быть истолкована нетрезвым мозгом. — Возможно вам стоит его вручить кому-то из своих одноклассниц или преподавателей, если они будут присутствовать на мероприятии.
— Ты это… в машину-то садись. — мигом насупился Некрасов, шагнув вперед и открыв заднюю дверь, опять нарушая все договоренности.
— Мое место за рулем. — сухо напомнила я.
— Ну так это… я передумал… Мои же бабки… — пошатнулся он, попытавшись подпихнуть меня в нужном ему направлении, но потерпев фиаско. Я самую малость отшагнула и его рука соскользнула.
— Тогда нам наверное нужно сейчас связаться с моим руководством и информировать о изменениях и возможно расторгнуть договор до того, как я приступила к исполнении обязанностей в его рамках.
— Да че ты сразу то! — возмутился объект, но сразу и сдался. — Западло что-то со мной сзади прокатиться? Ладно, Филька, вылазь, пересядь ты назад, я впереди поеду.
— Нарушение правил. — сообщила я, но дальше препираться перед офисом не стала. Забавлять всю опергруппу отказом исполнения от второго задания даже не начав нет желания.
Водитель понятливо принял из моих рук букет и уселся с ним сзади.
— Это… Женюль, побазарить бы нам. — начал ожидаемо объект, стоило только мне вырулить на проспект.
— Евгения, пожалуйста, господин Некрасов. — поправила его я, следя и за дорогой и за его рукой, что он явно хотел ляпнуть на мое колено, но видимо не решался сходу.
— Да че ты вся из себя серьезная-то такая? Типа при исполнении, да? — зафыркал он с нарочитой веселостью, обдавая меня спиртовыми парами.
— Так и есть.
— Ну ясно-ясно. Серьезно относишься к работе, да? — Некрасов подался ко мне , выдохнув почти в ухо и мне стоило реального труда не поморщиться. — А это… заработать реально мимо вашей кассы хочешь? Я хорошо забашляю, клянусь!
— Господин Некрасов…— начала я, мысленно обращаясь к примеру невозмутимости в образе Михаила Константиновича.
— Э-э-э, ну хорош а! Толян я! Давай типа забудем про эти охранные штучки-дрючки, и ты будешь сегодня девушка моя. Не эскорт, не подумай чего, а прямо по серьезке девушка, невеста прям типа… пусть эти добое… дебилы умоются!
— Вами были четко оговорены все мои действия с Михаилом Константиновичем. — я резко свернула к обочине и затормозила. — Если вас данный сценарий больше не устраивает и вы желаете чего-то другого, то я выйду прямо сейчас.
— Обязательно быть такой сучкой? — рявкнул Некрасов, отворачиваясь. — Ехай дальше давай, уплочено за все!
Я не стала и плечами даже пожимать и тронулась. Объект же зло сопел всю оставшуюся дорогу, демонстративно не глядя на меня.
— Дверь мне открой, как положено! — зарычал он, хотя я и так уже открыла свою для этого. Обиженный пьяненький мужик — то еще паскудство, мигом обнажающее свое настоящее нутро, но я на работе не для того, чтобы давать оценки.
Сойка
— Приве-е-ет! — помахала мне рукой явно уже очень веселенькая дама за тридцать, широко и многообещающе улыбаясь. — А ты не из наших, да? Что-то я тебя не помню. Хорошенький какой!
— Да я сегодня у друзей трезвый водитель, — без зазрения совести соврал и подмигнул ей, стараясь при этом одновременно и не выпускать из поля зрения Воронову и не спалиться, что торчу в пятачке полумрака прямо перед входом в актовый зал, что сейчас был пиршественным.
На мою удачу пара потолочных светильников тут не горели, видать загнувшись от старости или от удалой дурости школяров, и увидеть меня сходу из ярко освещенного зала было не вариант.
Машину нанимателя моей Льдины я догнал быстро, но сильно не прижимался, сохраняя дистанцию и ширму в виде двух-трех тачек между нами, потому что Воронова могла и засечь меня. В школу тоже зашел выждав десять минут, чтобы случайно не спалиться. Нет, конечно же Воронова не бросилась бы ко мне с допросом какого черта я тут делаю, забив на объект и я бы запросто и не моргнув глазом сбрехал бы чего-нибудь про “да я же тут учился тоже, клянусь, просто молодо выгляжу и вообще эрудит”, но ехал-то страховать ее, а не отвлекать.
Вдатое мудило, он же ее объект, начал бесить меня сходу. Слышать его пьяных высеров в сторону Жени я не мог в общем шуме и орущем из хрипящих колонок музоне, но развязные жесты и рожи сами за себя говорили. Этот гондон штопаный явно звезду поймал и корчил из себя крутого перца под охраной, у которого есть право с личной тельницей, как с холопкой крепостной обращаться. У меня прямо зубы сводило и кулаки чесались эту самую звезду ему в глотку затолкать, чтобы подавился ею, а потом и задница порвалась на выходе. Лишь только то, что самой Вороной было похоже глубоко плевать на его гадское поведение и она хранила полную невозмутимость, стоя позади него примером абсолютного, сука, ледяного великолепия в окружающей ее суете, меня держало на месте. Охеренная, реально охеренная, женщина в присутствии которой других просто не видишь, не замечаешь.
— А кто твои друзья? — продолжила расспросы любопытная помеха в наблюдении, покачиваясь, но не критично. — Я их знаю?
Гениальный вопрос, конечно. Типа я могу быть в курсе кого она знает, а кого нет.
— Смирнов. — ляпнул от фонаря, смещаясь чуть вправо, чтобы получше рассмотреть компанию каких-то мутных типов за дальним концом стола.
О чем базарят не разобрать, но зыркают очень неприятно в сторону объекта и Льдины и их мерзко-похабный дружный ржач даже долбаные “Розовые розы Светке Соколовой” перекрывает. Зуб даю, что сейчас дойдут до кондиции и выкинут какую-нибудь срань попытаются.
— Смирно-о-ов? Ленька что-ли? — не унималась в своих поисках истины подвыпившая бывшая школьница и повернулась в сторону зала наконец. — А он тут? А чего я его не видела?
— Да всего минут десять как пришел. — соврал я и как будто кого-то заметив, помахал рукой с нарочитой улыбкой. Идите вы уже, женщина.
Сработало и сильно прищурившись, дамочка потопала в эпицентр гулянки, правда обернувшись и покачав пальцем с многозначительной ухмылкой.
— Смотри не пропадай! Я к тебе еще вернусь! — пригрозила она. — Меня Таней зовут.
— Угу, очень приятно. — буркнул я, уже сосредоточившись на начале передислокации смердящей гемором компании.
Они организованно поперлись на выход зала, и пройдя мимо Вороновой облапали ее такими взглядами, что сомнений в их намерениях у меня не осталось. Поэтому без раздумий долгих пошел за ними, как оказалось в сторону местного сортира.
— Я этого пидора Сяву научу как вы*бываться не по делу. — зло бубнел по пути самый здоровый, он же видать бывший предводитель школьной шпаны, который судя по тюремным наколкам успел отчалиться за что-то. — И эта еще Федотова, прошмандовка конченная, хвостом перед этим чмошником завиляла, как сучка течная. Забыла, как передо мной стелилась.
Громкость разговора они не нормировали, как и свойственно уже хорошо поддатым людям, так что мне и сильно приближаться не пришлось, чтобы все расслышать.
— Да может ну их нах, Игорян, — подал голос разума его дружок, но не был услышан. — Вдруг эта телка и правда какой-нибудь командос, бля?
— Ты че, шалаву ряженую зассал, Серый? — а вот за шалаву ты у меня отдельным пунктом ответишь, идолище. — Какая нахер командос такая тощая и на копытах этих? Небось нарочно ради понтов дешевых снял путану и заставил вырядиться. Думает мы лохи на такое купиться. Ты охрану у конкретных пацанов видел? Да там хари такие, что за три для кругом не обосрешь и плечи в двери не проходят, а тут эта…
— А если она реально… — а у Серого чуйка-то какая-никакая работает, даже под алкогольной анестезией, да только у дружка он явно не в авторитете. А зря.
— Да срать! — рявкнул тугодумный Игорян и ввалился в туалет, тут же прикуривая. — Хоть какая командос, мы что ее втроем не замесим?
— Ну… замесим… — неправильный, тупари вы, ответ. Замесят исключительно вас.
Я встал у стены, рядом с приоткрытой дверью дослушивая, а заодно снимая куртку. Уделаюсь еще чего доброго, а мама мне потом мозг выест.
— Короче, Серый, слушай сюда: вызовешь Сяву к нам на потолковать по-пацански за жизнь, типа знать мы хотим как он в такие люди уважаемые выбился, а эта кукла его за ним попрется.
— А если он не поведеться и не выйдет? — с явным нежеланием почти проныл подельник.
— Да поведеться, куда нахер денется! Я че, не вижу, что его аж ломает от понтов? Лысый вон отвлечет кобылу его, а я ей пару раз сзади по почкам и в печень и скиснет мигом. Ишь ты, по баням он типа шалав не таскает, п*здабола кусок. Да мы их обоих по тихому в тачку сунем и к тебе на дачу отвезем, Серый. И будет эта овца ряженая как миленькая нас всю ночь обслуживать, а Сява пусть смотрит и место свое помнит. Еще и бухло нам со жрачкой оплатит, если захочет снова свет белый увидать. Смотри ты, забыл он, сученыш, как башмаки мне вылизывать заставляли.
Ворона
Проснулась поздно, как всегда и бывает со мной после визитов к родительской двери и следующей за ними алко анестезии. Морщась убрала с журнального столика две пустые винные бутылки и вытерла темно-красную лужицу, поплелась до кухни. Поставила чайник, дошла до санузла, ужаснулась своей опухшей физиономии в зеркале — от глаз одни щели прямо остались. Паскудно, как же паскудно я себя чувствую и противна сама себе каждый раз. Ведь зарекаюсь, что выдержу без сваливания в истерику и пьянку, но пока из всех достижений, это то, что рыдать начинаю не прямо под дверью, колотя в нее кулаками и умоляя и просыпаюсь в своей кровати, а то бывало всякое…
Влезла в чашу старинной чугунной ванны и крутанула кран холодной воды. На макушку упали ледяные струи и выдержать это без вопля было не вариант. Зато мигом прояснение в мозгу наступило. Растерлась полотенцем, постукивая зубами и вернулась на кухню сварганить себе кружку кофе, глянула на часы.
Пора начинать собираться. Все наши Орионовские сегодня идут в ресторан на предновогодний корпоратив — инициатива Андрея Федоровича. Оксана Боброва — одна на всех руководителей помощница настойчиво зазывала и меня, но я выдвинула предложение получше — подменить оперативного дежурного Алексея Новикова. Так и ему не страдать, оторванным от оттягивающегося коллектива и мне не мучиться на этом тусняке. Ведь просто отказаться от настойчивого предложения руководства вроде как проявить неуважение, а по весомой причине — нормально. Так что из обделенных сегодня остануться только те ребята, что на сменах на объектах и наша группа быстрого реагирования. Им один сок светит, ведь в любой момент может быть сработка где-то, о которой мне и нужно будет их известить и полетят орлы разруливать что-нибудь.
По квартире раскатилось громкое верещание звонка, долбанув в мой еще страдающий от похмелья мозг, а потом в дверь и вовсе требовательно заколотили. Кто это там такой нетерпеливый то? Морщать и ругаясь про себя, дошла и щелкнула замком и тут же дверь резко распахнулась без моей помощи.
— Здравствуйте! Я — адвокат Маргарита Барцева, представляю интересы господина Ветрова. — протарахтела эффектная блондинка облаченная в шубу из голубой норки чуть ли не до пят. — У меня для вас необычайно выгодное коммерческое предложение. Могу я войти?
Не дожидаясь моего ответа она шагнула вперед, но впускать ее я не планировала, так что дорогу вежливо уступать не стала.
— Здравствуйте. Никакие предложения меня не интересуют. Прощайте. — отчеканила и стала закрывать дверь, но визитерка уперлась в нее рукой, а второй сунула мне под нос какие-то бумаги.
— Вы ведь Евгения Воронова, собственница большей части данной квартиры? — я кивнула, настораживаясь, — Поверьте наше предложение вас более чем заинтересует. Господин Ветров покупает весь этот дом и намерен заняться его реставрацией, а вы на те деньги, что он готов предложить за данную весьма запущенную жилплощадь сможете приобрести просторную квартиру в новом перспективном районе или даже дом!
— Не интересует. — отрезала я.
Ну да, дом у нас не новый, ремонт не помешает, но я его люблю и хочу тут жить.
— Не глупите, Евгения, вы даже не взглянули в документы! Больше за эти убогие комнаты вам никто не предложит! — практически закричала адвокат в щель, ослепив меня совершенно не искренней широкой улыбкой и блеском бриллиантов в серьгах.
— Я вам уже дала принципиальный ответ и мелкие частности его не поменяют.
Дверь захлопнулась и я услышала, как Барцева шепотом меня обматерила, однако громко заговорила опять вежливо.
— Евгения, не могли бы вы тогда хотя бы дать мне контакты вашего соседа — Николая Свирского?
Да сейчас! Чтобы вы у него комнату выкупили и имели полное право входить и уничтожить всю ценность моего личного безлюдного пространства? Черт, может стоит поговорить с Колькой насчет выкупа его комнаты, а то если эта ушлая дама на него как-то выйдет, то мне грозить может попытка выжить. Само собой, что напугать или даже физически надавить на меня будет нелегко, но ведь можно просто создать невыносимую атмосферу, о таким приемах я частенько слышала.
Не обращая больше внимания на стук, я пошла в свою комнату собираться. Забросила в сумку несколько яблок и книгу по рукопашке, огляделась напоследок и вышла. Маргарита уже к счастью ушла, так что я заперла за собой входную дверь, громко скрежетнув массивным ключом в старинном замке.
— Евгения, должен буду! — радостно выскочил из-за стойки с телефонами Новиков, собираясь влиться в дружную сваливающую в ресторан компанию.
— Не будешь. — равнодушно качнула я головой. — Я терпеть не могу тусовки всякие, так что сама хотела.
Пошумев и поржав еще минут десять, все наконец свалили и я пошла запирать офис изнутри. И только тут обнаружила в дежурке оперов развалившегося на диване Сойкина перед включенным телеком.
— Я запираю дверь. — сообщила ему, внутренне ухмыльнувшись.
— Ага, давай. — отозвался он, даже не отвлекшись от просмотра какого-то боевика.
То есть ты так решил действовать?
— Все ушли. — дала нам обоим еще шанс разойтись без весьма вероятных последствий.
— Заметил.
И? Чего тогда к дивану тут задницей прилип?
— Праздник начнется без тебя.
— Ну каждому свой праздник.
Меня задолбало миндальничать.
— Посторонним в офисе после закрытия быть запрещено.
— Так я не посторонний. Я же к тебе в усиление руководством назначен.
Врешь ведь, засранец — чуть не вырвалось у меня. А то я тебя насквозь не вижу.
— Почему меня тогда об этом не предупредили?
— Серьезно? — приподнял он свои светлые брови с невиннейше-лукавым видом, — Без понятия. Но если ты меня подозреваешь в чем, то звякни начальству.
Ну да, начну сейчас названивать и уточнять. Народ весь такой на предвкушении веселья, а тут я с “поясните пожалуйста зачем мне усиление”. И да, я тебя не то, что подозреваю, я точно знаю на что надеешься. Даже слегка любопытно на какие усилия пошел Сойка, что организовать этот наш тет-а-тет . Но вряд ли он решился на откровенное вранье и здесь сейчас без позволения руководства. Да и в конце концов, мы едва ли не ежедневно в этом офисе вместе находимся, разве что не наедине. Как там сказал Корнилов? Эволюционный фактор для моей устойчивости? Угу, а еще и так сказать средство для избавления от напряжения в принципе. Кое-то упорно пытается стать инструментом для этого избавления? Кто я такая, чтобы категорически запрещать ему это или героически сопротивляться? Сам нарвался, как говориться. Но пока играем.
Михаил утопал вглубь офиса и некоторое время там чем-то грюкал и хлопал дверями. Вернувшись, опять застрял у стойки передо мной.
— Знаешь, тебе совсем не обязательно сидеть там на этом стуле. На диванах в дежурке удобнее будет, а если кто придет — мы услышим. У нас тут звуковое оповещение стоит, подвязанное на фонари с датчиками движения. А на сработку тревожных кнопок с пульта так голосит зуммер — даже если уснешь разбудит.
Он стоял и все так же пристально смотрел, я молчала и так же не отводила взгляд, ощущая пока только первого предвестника возбуждения — эдакое мягкое поглаживание по нервам.
— Да ладно, Воронова, приставать не буду. — не выдержал парень, широко и открыто улыбнувшись, отчего мне как всегда пришлось прилагать усилия, удерживаясь от ответной улыбки. Вот как это работает? С ним.
— Ты это уже делаешь.
— Ладно. Делаю. — легко признал он и смешливости в его глазах поубавилось, она стремительно уступала место тому самому мощному мужскому голоду, что почему-то срабатывает как вызов, будя необходимость узреть его побежденным в сексуальном противостоянии, так же, как в наших тренировочных спаррингах. Опять же иррациональная какая-то штука, связанная исключительно с Сойкиным. — Но я же не собираюсь на тебя бросаться и насиловать. Можно же нормально посидеть и поболтать.
Стул и правда был не сказать чтобы удобным и перспектива провести на нем всю ночь не прельщала, так что дам себя уговорить.
— Ты забыл о результатах наших спаррингов? Без шансов бросаться, если планируешь еще размножаться. — ответила, поднимаясь и прихватив яблоко, пошла в комнату отдыха оперов, прекрасно чувствуя на себе его взгляд. Где-то пониже поясницы однозначно. И мне не неприятно. Я предвкушаю. — Насчет нормально посидеть — да, поболтать — не интересует.
— Да я уже заметил, что ты не любительница общения иначе не осталась бы здесь со мной.
— Я осталась здесь одна. — ответила, с удовольствием располагаясь на мягком кожаном диване. — Твое присутствие оказалось сюрпризом.
— Давай предскажу: сюрпризов ты не любишь?
Еще едва переступив порог, сразу обнаружила на низком столике у дивана бутылку вина, стаканчики, коробку конфет и фрукты россыпью.
— Мы на работе. — указала на очевидное и уселась на диван. — Алкоголь на сменах запрещен.
— Тоже мне алкоголь. — фыркнул Михаил, не спеша садиться рядом. — Просто шипучка для облегчения процесса общения.
— Сойкин, не нужно рассчитывать, что мое отношение к общению в принципе измениться после стакана вина.
— Тогда ты ничем и не рискуешь, если его все же выпьешь.
— Есть девушки которые ведуться на такое?
Я вообще-то думала, что его слава соблазнителя подразумевает некие более тонкие приемы, способные пробудить реальный интерес у девушки. Или что, дело просто было в правильном подборе соблазняемых объектов не слишком высокой взыскательности и хватало собственной привлекательности для достижения результата? Типа спасибо родителям и природе одарившей и на хрена прилагать усилия? Прям разочарована. Точнее хотела бы быть, врать самой себе не честно.
— Из девушек тут сейчас только ты и меня интересует исключительно на что ты поведешься. — а вот это было сказано уже абсолютно серьезно. Настолько, что даже слегка насторожило.
— Точно не на возможность хлебнуть вина в качестве будущей отмазки для своей гордости. — решила я ответить прямо.
— А что сойдет за такую отмазку? — глянул парень на меня с цепким любопытством.
— Ничего. Они мне не нужны. Я взрослый человек и считаю, что нужно или не совершать поступков требующих потом оправданий, либо уж делать и не сожалеть ни минуты.
Не делать — мой выбор последние годы. Жаль, что только после того, как уже совершила столько всего, о чем бесконечно сожалею.
— Тогда что мешает нам сейчас раздеться и заняться сексом? Я тоже взрослый мужчина и руку на отсечение дам за то, что ты реально хочешь меня, так же как и я тебя. Станешь врать, что это не так или сделаешь честный выбор?
Ух ты, а ты Сойка прям наглец самоуверенный, готовый все выворачивать в свою пользу. Но в нашей ситуации такой простецкий подход одобряю. Но пока не покажу.
— Нет. Задам вопрос для начала. С чего ты взял, что я об этом не пожалею? — спросила, прекрасно отдавая себе отчет, что происходящие уже не пустая болтовня — прелюдия по факту.
— Ты же только что говорила, что не склонна сожалеть…— сквозь маску самоуверенного нахала проступило нешуточное беспокойство.
— О собственных поступках — да. Но не о бездарно потраченном на посредственного любовника времени. Видишь ли, я не больна сексуальным альтруизмом и не склонна раздаривать оргазмы без качественной отдачи. И если в твоем случае заявленные тобой действия однозначно обернуться кульминацией, то насчет моего удовольствия в процессе уверенности однозначной нет.
— Хм… А ты всегда подходишь к сексуальным приключениям настолько обдуманно? — озадаченно спросил Сойкин, а его тщательно скрываемое смущение выдали покрасневшие уши.
— Настолько. Поэтому как приключения это никогда не рассматриваю.
— А как рассматриваешь?
— Как процесс, призванный принести пользу моему женскому здоровью, который предпочитаю контролировать во избежании осечек.
— Офигеть! — пробормотал парень и шумно выдохнул, дернув воротник рубашки. — Звучит пиз… максимально несексуально, но у меня что-то прямо кукуха съезжает от мысли, что ты можешь мною попользоваться натуральным образом для собственного кайфа, знаешь? И я за любой вариант, только бы с тобой.
Я приподняла бровь, изучая его лицо, а Сойка ответил мне прямым взглядом, в котором уже заполыхала ничем не скрываемая лютая плотская жажда. И моя собственная вдруг нашла лазейку в возводимом мною запрете и рванулась наружу, слегка шокировав незнакомой прежде интенсивностью.
— Готов мне подчиняться?
Черт, Сойкин, последний шанс тормознуть нам обоим.
Замечательные мои читатели! Поздравляю Вас с Наступающим Новым годом! Позвольте пожелать всем в первую очередь мира! Где бы Вы не жили, во что бы не верили, о чем бы не мечтали — мира Вам и безопасности Вашим близким! И крепкого здоровья всем! А в остальном — пусть сбываются Ваши мечты, а поводов для печали будет как можно меньше!
В сегодняшней проде у наших героев жарковато, а дальше их ждет еще много всего. Встретимся числа 2-3 и продолжим следить за ними? Веселых праздников! И не забывайте, что у меня есть еще больше четырех десятков дописанных историй в жанрах современного любовного романа, эротического фэнтези, любовной фантастики, и на них в праздничные и выходные дни будут действовать скидки на разных порталах. Люди с их заморочками в отношениях и любовью, фейри, оборотни, демоны и драконы, попаданки и пр и пр… Все есть там и еще много чего, но исключительно ради любви.)))
Сойка
В башке грохотало, как в пустом ведре и при этом там же умудрились метаться сразу куча дурацких мыслей. От абсолютно тупого изумления в стиле “А что, так можно было? Просто прямо спросить?” и почти панического “Дебил, надо было быстро передернуть пока с обходом по офису шарахался, а то ведь могу опозориться от привалившего счастья” до судорожного воспоминания в каком кармане у меня резинки и отчаянной молитвы к всем силам Вселенной чтобы никакого западла в виде сработки не произошло, ибо все мы в курсе, что этот *баный закон подлости никто не отменял.
— Считаешь это сейчас уместным? — прозвучал в этом чердачном моем бардаке голос Евгении. По факту — чуть менее сухо-льдистый, чем обычно, но по степени воздействия легкой бархатистой хрипотцы на меня — просто убойный для моей выдержки.
— А? — я ошалев от счастья секунду стоял столбом и таращился на то, как моя Ворона поднимается, поворачивается ко мне спиной и застывает.
— Возиться с моими волосами.
Уместно? Да просто п*здец как! Я об этом не то что мечтал — обдрочился на фантазию эту, спермы пролитой в честь твоих волос хватит… да, бля, окатить тебя с головы до ног, если бы я мог себе даже представить подобное кощунство! Сейчас же я сдох бы от счастья увидев несколько капель на твоей голой коже. На золотистом теплом шелке в блеске испарины следы моей долгожданной победы.
Та-а-ак, стоп, тормозим с тем, что изольется из меня, время работать на другой результат, а именно на то, чтобы протекла моя партнерша.
Отморозившись я провел кончиками пальцев одной руки по ее косе сверху до низу и вдруг поддавшись внезапному совершенно бездумному порыву намотал этот толстый черный жгут на кисть и натянул, заставив Льдину запрокинуть голову и поймал ее резкий выдох, почти успев столкнуть наши рты. Но Евгения тут же отвернулась и мои губы лишь мазнули по ее щеке и скуле и вся она напряглась, как если бы собиралась впороть мне с локтя, словно в одном из наших поединков. И я мигом отпустил, по расплавленным мозгам резануло испугом — охренел я что ли, вот так, с ней!
— Прости… — пробормотал и аккуратно снял резинку с плененных прядей.
Они сразу же принялись распадаться, сохраняя привычную извитость, я лишь слегка помогал этому волшебству пальцами, не в силах изгнать из башки ни вид ее лишь на мгновенье покорно прогнувшейся спины и запрокинувшейся головы, ни жгучего ощущения намотанных на кулак волос. И мы еще и не начали, но я уже, сука, вангую, какой будет моя новая дрочильная фантазия.
Воронова тряхнула головой, позволяя черному блестящему водопаду окутать себя со спины и медленно повернулась, посмотрев прямо в глаза, отчего у меня снова задергался бедолага-член, которому трындец тоже уже как нужно было освобождение. Хотя бы пока от тряпок, а то он их скоро насквозь промочит.
Рядом с Вороной ему с первого дня никогда покоя было не видать, но как-то еще было по-божески, то есть терпимо, я же не скот примитивный, собой вообще не управляющий. Но вот только мы остались один на один с Евгенией и я прыгнул с обрыва, предложив раздеться и трахнуться (хотя реально охреневал внутренне от собственной борзости и готовился быть посланным за примитивность подхода) и уловил отклик… Резкий вдох, от которого вздрогнули ее тонкие ноздри, расширившиеся зрачки, на миллиметр опустившиеся веки, что-то в контуре губ, как если бы они вдруг стал мягче, движение горла … Короче, те неуловимые вроде бы признаки, которыми женщина говорит тебе “да”, даже если вслух это никогда не прозвучит и ничего никогда не будет, но от них у меня встал колом, прямо гребаным несгибаемым ультиматумом — только кончить и никаких других вариантов.
— Ты закончил игры с волосами? — едва-едва изогнула губы в усмешке моя сексуальная мечта.
Кончил бы — влет, а вот с закончил походу проблемка будет. И да, я прекрасно улавливал эту ее насмешливость постоянно и усилия поддеть меня или смутить. Но хер там это получиться, уж точно не тогда, когда за терпение светит ее трахнуть.
— Готов быть использованным для твоего удовольствия или поработать для той же цели с полной выкладкой! — вернул я ей ее усмешку.
— Прямо готов? Раздеваться не будем? И разуваться?
— Конеч… О-о-ох, бля-а-а! — выдохнул я, когда к прямому вызывающему взгляду добавилось еще уверенное прикосновение ладони, накрывшей мой стояк сквозь ткань, от которого он задергался как бессовестный попрошайка, стремясь прорваться и поприветствовать кожа к коже, а яйца мигом поджались. — Степень готовности проверяешь? И как? Инструмент подходящей кондиции и параметров?
Стоп-стоп-сто-о-опэ-э-э, сказал!
— Считаешь до сих пор у меня было недостаточно возможностей оценить эти параметры? — теперь ее усмешка вышла лениво-чувственной, как у хищницы, что точно сцапала жертву и прекрасно знает, что ей уже не вырваться.
Потому что жертва с ультиматумом в штанах ни хрена не желает вырваться, все как раз наоборот. Я сдохнуть как хочу, чтобы моя хищница перешла непосредственно к употреблению меня по прямому назначению.
Ворона
Никогда больше! Я ведь чуяла, знала, что переспать с Сойкой очень хреновая идея. Теперь осознала почему. Жаль, что уже поздно и тот самый ущерб, которого и опасалась, уже нанесен.
И самое паршивое, что я это поняла с полной четкостью уже увидев его развалившимся от моего толчка в грудь на диване. С задранными и спутанными руками, штаны с бельем повисли на одной ноге, на сильном тренированном теле вздулись от напряжения все мышцы, мощная грудь ходуном ходит от рваного дыхания, член подпрыгивает массивной тяжестью, оставляя на его животе поблескивающие щедрые следы предэякулята, вместо всегдашней беззаботной ухмылки — хищный оскал, превративший его лицо в маску откровенной похоти. Но опаснее всего взгляд — тот самый, постоянно бросавший мне вызов испытать стихийную силу мужского голода за ним таившегося. Только теперь открыто и беспощадно сражающий мощью прямой бешеной страстности, что не намекает и не просит — требует отдаться ей без остатка. Отдаться и остаться рядом, удержать, захотеть сохранить момент, захотеть, чтобы это не заканчивалось, пожелать не жары похоти, а того, что бывает после — тепла близости. Бывает у нормальных людей, для них. Самое смертоносное для иллюзорного внутреннего покоя, что только может быть, потому что всегда заканчивается ножевыми ранениями прямо в сердце.
Чертова сработка буквально спасла меня, сорвав с места и с не до конца опавшего члена Сойки, отрезвив окончательно. Никогда больше. Никогда! И может быть еще пронесет в миллиметре от жестокого острия недопустимых чувств, родившихся на совершенно для этого неподходящей почве. Вот как можно испытать импульс пожелать душевной близости с человеком, с мужчиной, что до сих пор откровенно проявлял ко мне исключительно плотский интерес? Я ведь это видела, каждый раз он прорывался в его смешливом взгляде, какими бы вроде бы невинными подкатами он это не прикрывал. Но появился шанс и сказал все честно, в лоб и замечательно. Все случилось, завершилось. Никогда больше. Начали и закончили, все.
Добежав до пульта, увидела что мигает и сигналит лампочка под надписью “Матросова 12”, схватилась за телефон.
— О, Матросова! — сказал заглянувший мне через плечо Михаил и попытался чмокнуть в шею, но я отстранилась. — Это же кругляк в паре кварталов отсюда. Давай нашим звони, а я вперед выдвинусь, обстановку проверю.
— В смысле? — обернувшись, увидела, что он как раз уже затянул ремень на штанах и присел на стул, быстро натягивая берцы прямо на босые ноги. — Разве это по правилам?
— Говорю же — это в трех минутах бегом, а наши ехать минут пятнадцать минимум будут. — беспечно дернул он широкими плечами, вскочив. — Звони давай, Жень, живо-живо!
Я набрала нужный номер, и прежде чем мне даже ответили, Сойкин нажал кнопку на пульте, включающую тревогу при открывании дверей офиса ночью, выскочил наружу.
— Усов слушает! — прозвучало в динамике, а я подскочила к двери, наблюдая, как бегущий Сойкин исчез в темноте.
— Сработка тревожки на адресе Матросова двенадцать. — отрапортовала я и добавила, — Сойкин выдвинулся на объект для разведки.
—Чего-о-о?! Да как же, для разведки! Я этому герою долбаному…— рявкнул явно в досаде Усов и сразу отключился.
И что он имел в виду? Я оглянулась на пультовую зону, поколебалась только секунду и метнулась опять в комнату отдыха оперов, начав торопливо одеваться, в процессе повторив себе еще десять раз “никогда больше” для лучшего усвоения.
Ну почему я, взрослый вроде бы человек, все равно раз за разом делаю это. То, о чем потом сожалею. То, что тут же зарекаюсь никогда не повторять. То, что имеет потом все шансы добраться до болевых точек. Неужели же настолько дура непроходимая и ничему жизнь меня не учит?
Покидать дежурному офис без крайне весомой причины типа пожара или потопа — серьезное нарушение, но разве то, что напарник по дежурству ломанулся на сработку, где может твориться черте что с голыми руками, не крайне весомый повод?
Заскочила в раздевалку, выдернула из личного шкафчика Сойкина его теплую куртку, выбежала из офиса и помчалась по одинокой цепочке его следов, оставленных в свеженападавшем снегу. Бежать и правда пришлось недолго — до конца нашего квартала, потом направо за угол и сразу стало понятно где объект на котором ЧП. На в целом темной в такое время улице ярко сиял окнами-витринами и подмигивал вывеской единственный открытый алко-маркет. И невнятно-матерный рев, что уловила на подлете подтвердил мои предположения.
Добежав, врываться в двери сразу не стала, наклонилась, заглядывая внутрь через толстое стекло между двумя блымающими светящимися полосами, сообщающими, что здесь все жаждущие могут приобрести пиво с водкой. Но толком увидеть ничего не вышло — прямо напротив этой витрины стояли три женщины, судя по одежде — двое продавцов и покупательница и они собой заслоняли почти всю перспективу.
Внутри снова грубо рявкнули и они дружно завизжали, прижавшись друг к другу. Я быстро перебежала к крыльцу и заглянула внутрь уже через стеклянную дверь.
— Вот же гадство! — прошептала, первым делом заметив стоящего ко мне спиной Сойкина с поднятыми перед собой руками с раскрытыми ладонями.
Метрах в трех от него стоял какой-то заросший, но вполне себе пристойно, даже дорого одетый тип с опухшим видать от долгого беспробудного пьянства лицом и держал громадный тесак, прямо таки мачете реальное, у шеи еще одной зареванной и измазанной кровью девушки. Агрессор явно плохо стоял на ногах и себя контролировал, поэтому заложницу уже успел поранить, судя по потекам крови на ее одежде.
На белой плитке пола слева расползлась красная лужа, что указывало еще на кого-то серьезно пострадавшего, что не попадал в поле моего зрения. Михаил говорил что-то негромко и доброжелательно, перемещаясь маленькими полушагами влево так, чтобы потихоньку обойти пьяного психа. Но тот то ли разгадал его намерения, то ли просто практически не мог реагировать и шел к своей проклятой цели, так что просто грубо дернул захваченную бедняжку на себя, затягивая в узковатый проход между двумя стеллажами с алкоголем и рявкнул:
Сойка
— Сойка, гад ты такой геройствующий! Вот клянусь, я твою жопу последний раз перед начальством прикрываю! — грохотал над пол-улицы Усов, потрясая перед моей мордой пальцем. — Какого хера ты сам полез, а? Я тебя отправлю по-новой все наши сценарии по обезвреживанию зубрить, понятно?
Водитель Скорой запрыгнул на свое место, дождавшись погрузки обеих пострадавших, врубил сирену и стартанул с места, подняв целый снежный фонтан задними колесами. Это просто чудо, если честно, что женщина, которую первой пырнул подонок бухой, еще была жива. Пульс нитевидный, сказали, потеря крови огромная, но даст Бог и оклемается. А у второй чисто неглубокие, как и у меня, порезы на шее и пальцах с кистями. Должно зажить быстро, и, надеюсь, без следов, а то девушки из-за этой херни сильно уж морочатся и комплексуют.
— Да помню я все сценарии, — пробурчал я, нарочито покаянно повесив башку. Вообще-то, был я не один, и у нас на этот счет с Вороной точно тоже будет разбор полетов. — Но не стоять же мне было и смотреть, как он женщин кошмарит.
Ишь ты, полезла она! Спасительница тоже мне! Не знаешь че делать — не лезь, небось, без тебя разобрался бы. До сих пор в груди напротив сердца как кол жгучий торчит, что туда впоролся от вида летящего ей в лицо здоровенного тесака, который я уже никак не успеваю остановить. Чудом опять же каким-то, чисто из-за длины немалой конец лезвия рубанул по краю полки, останавливаясь в считанных сантиметрах от Женьки и давая мне долю секунды на полное обезвреживание пьяного у*бана.
— Ну да, не мог он! Ты в принципе нахера туда приперся, а?! Может, выйдешь с предложением к начальству с инициативой, чтобы на сработки не опергруппы выезжали, а ты один с хером наперевес вместо оружия, а? Ты вообще сейчас где должен быть? В офисе, бля! Страховать Воронову! А ты где?
— Уже ухожу! — поднял я в примирительном жесте лапы.
Адреналин так-то схлынул уже, и в одной порезанной и липнущей к телу футболке с пузом залитым кровищей и берцах на босу ногу становилось чего-то холодновато.
— Я тебе уйду сейчас! А ну живо в тачку, в больничку шить повезу.
Не-не-не, у меня там Ворона моя недотрахана по-людски, так чтобы наверняка уже, и вся ночь еще впереди, и такого можем с ней успеть, что аж сердце от предвкушения тарабанит, какая на хрен больничка?
— Да брось, Ром, че там шить — царапина какая-то просто. Сама заживет через неделю как на собаке. Даже кровь уже не идет. — Ага и моя девушка уже даже и продезинфицировала боевое ранение. Заботливая она у меня.
— Сойка, я тебе сам сейчас по башке дам, чтобы не выделывался, — рявкнул старшой оперов. — Не царапина, а ранение, полученное при исполнении служебных обязанностей. И не само заживет, а после врачебного вмешательства с отправлением тебя на больничный, минимум, дней на десять. Я не собираюсь за тебя от шефов по шапке больше получать, чем и так прилетит.
— Да за что прилетит, если ты сам не доложишь?
— Миха, а часом по башне еще не получил там? — Усов взял со ступенек куртку, которая понятно как там оказалась, и попытался мне на плечи ляпнуть, но я отскочил. Уделает же всю! — Как я не доложу, если наряд уже на подлете? Это же реальная уголовка тут творилась, так что не выеживайся, топай в машину, едем в больницу обрататывать тебя и фиксировать повреждения для следствия будущего. Менты опять же туда подтянутся, опросят по горячим следам тебя.
— Да ну мать же его раз так! — чуть не взвыл я.
Усов прав, без всей официальной тягомотины не обойдется, ведь статьей для этого лося с тесаком пахнет нешуточной. Угроза жизни и здоровью двух и более лиц, нанесение легкого и тяжкого вреда здоровью, надеюсь только, что не убийство по неосторожности. Не потому, надеюсь, что о судьбе и годах будущей отсидки у*бана, допившегося до ручки сожалею, а потому что переживаю за раненую. Пусть лучше она второй день рождения под Новый год празднует, чем родня ее получит пожизненный повод для печали.
— Давай, шевелись, Сойка, народ не задерживай! — повелительно указал на наш служебный микроавтобус Роман.
— А кто Воронову страховать будет, пока я фигней по больницам и ментам страдать буду? — с тоской я глянул в сторону офиса, смиряясь уже с неизбежным. Не видать мне сегодня больше моей Льдины, тягомотина впереди та еще, проверенно неоднократно. И, само собой, в моей версии событий для органов не будет никакой Евгении Вороновой. По факту видел ее только я и сам алко-террорист, стоявшим далеко и за стеной из стеллажей остальным участницам действа ее никак было не рассмотреть. Так что, был только я, молодец такой-сякой, мне же и по жопе получать, буде на то воля руководства и по судам неизбежно с показаниями таскаться со свидетельскими показаниями. А охеренно красивая девушка пьяному дебилу просто примерещилась в мощном алкогольном делирии.
— Да иди ты уже, баран упертый! Никитина отправлю, — практически огрызнулся Усов и ухмыльнулся, поймав мой взгляд, наверняка отразивший облегчение. Никитин у нас из коалиции категорически не прущихся по моей Вороновой. — И кончай уже выдрючиваться и нас задерживать, Сойка. Скажи спасибо, что я типа не заметил, как Евгения отсюда уматывала, когда мы выгрузились, и не доложу начальству, что вы мало того, что вдвоем офис покинули, бросив пост с пультом тревожек, так еще и ты, дурака геройствующего кусок, втянул в авантюру сотрудницу, не имеющую спецподготовки для подобных ситуаций.
Она сама втянулась, о чем мы опять же еще побеседуем, но я же не чмо какое-то, чтобы заводить песню “не виноватый я, она сама пришла!” Спасибо господи, что и так мимо самое худшее просвистело, а мне трындюлей от начальства за излишнюю инициативность не впервой выхватывать.
— Спасибо, Ром, — от чистого сердца поблагодарил я и споро так нырнул в тачку, заметив микроавтобус с логотипом местной телекомпании. Если мама меня на экране в нынешнем виде увидит, то кабздец мне полный настанет.
В салоне был тепляк, и я только сейчас прочувствовал, что, пипец как, замерз оказывается. Застучал зубами, с благодарностью принял от Витька Соломина термос с обжигающим чаем и хорошенько его нахлебался по дороге до больницы. Даже босые лапы в берцах чуток согрелись.
Ворона
Домчавшись бегом до офиса, я мигом содрала облитую алкоголем куртку, морщась от того, как стянуло кожу лица и шеи от недавнего душа из горячительного. На пол упало несколько осколков, и я их торопливо подобрала. Бросила в урну и поспешила дальше, в комнату отдыха оперов устранять улики. Подобрала с пола свой лифчик вместе с носками и боксерами Сойки. Вот когда он их снять-то успел, а?
Последнее близкое к адекватности мое воспоминание нашего… личного взаимодействия сохранило его со штанами и трусами болтающимися на одной ноге как минимум и носки вроде были при нем. Вот же эквилибрист чертов, когда успел и главное — как?
На эти размышления, как и на анализ самого состоявшегося факта секса времени не было, тем более что основополагающая установка “никогда больше” уже принята, поэтому прорысила обратно к личным шкафчикам, выдернула оттуда большую, но практически пустую сумку Михаила и, вернувшись в комнату отдыха, просто смела со стола в нее весь его так и не понадобившийся набор соблазнителя: фрукты с конфетами и бутылку туда же. Тряпки в боковой карман сунула. Развернулась и заметила сверкнувший серебристым уголком квадратик одного неиспользованного презерватива, второй нашелся вообще провалившимся полностью между сиденьем и спинкой, и их я присовокупила к имуществу своего разового любовника, которое еще ему пригодится с кем-нибудь. А вот разодранной упаковки нигде видно не было и ползать на коленях, выискивая ее под мебелью и по углам некогда.
Плюнув на это, бегом отнесла сумку Сойкина на место и метнулась к своему шкафчику, сдирая на ходу свою уже почти просохшую, но адски воняющую бухлом водолазку. Сунула ее в свою сумку, выдернув оттуда футболку для тренировок и помчалась в санузел. Умылась и кое-как поводила мокрыми руками по волосам, торопливо заплетая их обратно в косу. Наткнулась пальцами на еще один запутавшийся в пряди осколок бутылки, порезалась, распанахав сразу два пальца. Едва успела обтереться и смыть кровь , как послышался звук больше всего напоминающий дверной звонок.
Надевая на ходу футболку, выскочила в холл и увидела за стеклом входной двери Александра Никитина из дежурной опергруппы, что помахал мне с улыбкой.
— Привет! — Сказал парень, как только я открыла. — Меня старшой наш сменить Сойкина отправил.
Я ни разу ни трепетная барышня, краснеющая чуть что, но и не пошлячка, у которой каждая мысль стекает ниже пояса, но это “сменить Сойкина” мой мозг воспринял такой, мать ее, скабрезностью, учитывая чем мы с Михаилом занимались до сработки, что щеки вспыхнули и даже уши горячими стали.
— Привет. Входи тогда, — отступила в сторону и гораздо дальше, чем необходимо было ему, чтобы войти. По факту — почти шарахнулась.
— Блин, у тебя кровь! — едва войдя, заметил парень капли на полу, что я оставила по дороге. — Что случилось?
— Да ерунда! Бумагой порезалась, представляешь, — соврала я. — Пойду обработаю и забинтую, чтобы полы и мебель не уделывать.
Вернувшись с замотанными пальцами и мокрой тряпкой, чтобы подтереть за собой, обнаружила что Никитин уже обо всем позаботился и сидел на том самом пресловутом диване, уставившись в телек.
— Я запись о сработке в журнал занес уже, ты только распишись там сама, — сказал он, не отвлекаясь, а я вдруг заметила на полу как раз у его ноги чертову серебристую упаковку.
— И что там было? — спросила, опомнившись, что я вообще-то как бы знать не знаю ничего о происшествии.
Парень покосился на меня и едва заметно усмехнулся.
— Да урод один допился до зеленых чертей, видать, и приперся в кругляк за новой дозой, но без бабла. Его, походу, послали, он и ушел, а вернулся с тесаком в полметра. Порезал сильно одну женщину, вторую слегка и типа в заложницы захватил. Но тут примчался твой напарник и всех спас. Один, — Никитин снова многозначительно усмехнулся.
— А серьезно раненая женщина выживет?
— Приедут наши скоро, и узнаем, — пожал Александр плечами, пристально глядя на меня.
— Что? — спросила его.
— У Сойкина просто царапина, о чем ты, конечно… просто забыла спросить.
От генерации ответа меня избавил новый дверной звонок. Я развернулась на пятках, но парень вскочил и опередил меня, выглянув в холл.
— Да твою жеж… — пробормотал он, направившись к дверям. — Журналюги.
Я молнией кинулась к дивану, подобрала последнюю улику, сунула в карман и только после этого последовала за ним.
— Никаких комментариев и пояснений не будет, — меж тем провещал громко, но невозмутимо Никитин прямо сквозь закрытую дверь. — Обращайтесь за этим завтра в рабочее время к нашему руководству, и вам предоставят всю возможную информацию по происшествию. Мы ею не обладаем, так как всего лишь дежурные по офису. Всего хорошего и доброй ночи.
И, развернувшись, он пошел обратно. Поравнявшись со мной многозначительно прочистил горло и приподнял брови, уставившись в район моей груди. И только тогда я осознала, что футболку-то второпях натянула на голое тело и это слишком уж очевидно, не взирая на то, что она достаточно свободная.
— Через час-другой народ подтянется, — сообщил парень мне как бы отвлеченно, и осталось только кивнуть, удерживая маску безразличия на лице, хотя наверняка меня опять загоревшиеся уши выдали.
Пришлось идти опять в раздевалку и рыться в сумке Сойкина, куда я чисто машинально закинула и свой лифчик с его вещами. Какого черта я так избыточно реагирую, если морально была полностью готова к последствиям своего решения переспать с Сойкой?
Опергруппа в полном составе приехала часа два спустя, около трех ночи, и рассказали, что врачи дают неплохие прогнозы насчет тяжело пострадавшей женщины.
— Евгения, может вас домой отвезти уже? Мы ведь все равно теперь до утра в офисе будем, — предложил Усов, и у меня было искушение согласиться. Уж очень в душ хотелось после обливания алкоголем.
— А разве обычно не так? Присутствие опергруппы разве отменяет обязанности дежурного по офису?