«Спектакль окончен, гаснет свет.
И многоточий больше нет.
© «Спектакль окончен», Полина Гагарина
— Катя, послушай…
— Уходите, я не хочу Вас видеть, — пытается не расплакаться, но собственный голос звучит с надрывом. Одной рукой указывает на дверь, а другой продолжает судорожно собирать все его подарки в большой зелëный пакет.
— Почему ты мне не сказала, что видела эту дурацкую инструкцию?
— Ах, она дурацкая? — еле сдерживается, чтобы истерично не расхохотаться. — Однако Вы ей следовали шаг за шагом, Андрей Палыч.
— Катя, послушай, — он вздыхает, — я действительно тебя люблю, а Малиновский…
— Андрей, пожалуйста, прекрати этот фарс!
Не выдерживая, она, наконец, оборачивается к нему. Он стоит перед ней, при свете еë настольной лампы, с трясущимися от волнения руками, и до сих пор разыгрывает этот спектакль, хотя она уже сделала всë необходимое: показала акционерам реальный отчëт, написала доверенность по управлению «Никамодой» на имя Жданова А.П. и с чистой совестью собирается покинуть здание «Зималетто» раз и навсегда. Так зачем же сейчас давить на больное? Зачем опять врать о любви? Зачем?!
— Ты знал обо мне всë. Я тебе рассказала про себя такое… — еë бросает в дрожь. От собственной глупости и наивности. — Ты с самого начала всë знал и следовал чëтко по сценарию Малиновского. Это подло!
— Катя, когда Малиновский писал эту чëртову инструкцию, я ещë не понимал, как я к тебе отношусь!
— Ни слову не верю. Ни одному слову, — цедит сквозь зубы и снова отворачивается, дабы не видеть его расстерянных глаз, а в следующую секунду бросается на него, крича: — Да уйдите же Вы, наконец!
— Катя, Катенька, я клянусь всем, что у меня есть — я люблю тебя, — он хватается за неë, как за спасительный круг. Жарко обнимает, пытаясь достучаться и быть услышанным. — И мне совершенно плевать, что они там решают!
— Я слышала сегодня, как вы с Малиновским обсуждали, как бы отправить меня куда по-дальше, — усмехается и всë-таки выбирается из плена его объятий, на ходу надевая верхнюю одежду.
— Ты не так всë поняла! Рано или поздно все бы всë узнали о наших отношениях, пошли бы слухи, и я хотел отправить тебя отдохнуть, пока я бы здесь всë уладил, — его слова звучат так искренне, что Катя на миг застывает.
— Андрей Палыч, не утруждайте себя очередным враньëм, — устало произносит она, понимая, что это игра одного актëра. — Возвращайтесь к своей невесте.
Лишь на выходе из каморки он вновь перехватывает еë в свои объятия, шепчет жаркие признания в любви. Катя готова расплакаться. Для чего? Почему он не даëт ей спокойно уйти? Зачем вновь тревожит открытую рану на сердце, откуда только-только перестала сочиться кровь?
— Что здесь происходит? — голос Киры воздвращает еë в реальность. — Пушкарëва, почему Вы до сих пор ещë здесь?
— Кира, оставь нас, — глухо произносит Андрей. — Нам нужно с Катей поговорить, это очень важно.
— Андрей, ты должен быть на совете — вот что важно!
— Кира, уйди! — кричит Андрей, прогоняя невесту.
Девушка закрывает руками лицо и в слезах убегает из каморки.
— Катя, я прошу тебя, не уходи никуда, — судорожно шепчет он, и пятится к двери. — Когда я вернусь, мы обязательно поговорим.
О чëм, Андрей Палыч? О Вашем вранье? Нет уж, увольте.
В последний раз оглядев свою каморку, в которой ей довелось проработать без малого полгода, Катя решительно хватает зелëный пакет и выбегает в коридор. Главное, прочь отсюда. И как можно скорее.
«Эта боль сводит с ума,
Забирай сердце моë.
Я лучше буду одна,
Больше не верю в любовь.»
© «Отпускаю», NAZИMA
— Пушкарëва, что у Вас в пакете? — Кира цепляется за уходящую фигуру Кати.
— Это просто мусор, — отвечает девушка, не поднимая взгляда от пола.
— А почему Вы тогда не выкинули его здесь, в «Зималетто»?
— Я хотела его выкинуть там, на улице.
Она волнуется, и Кира это замечает.
— Кира Юрьевна, что происходит? — вездесущий женсовет оказывается тут, как тут. — Вы думаете, Катя что-то украла?
— Катя, я повторяю свой вопрос: что у Вас в пакете? — Кира не намеряна отступать. Она ничего не понимает и хочет всë, наконец, выяснить, во что бы это ни стало.
— Вам не понравится, Кира Юрьевна, — едва слышно шепчет девушка и сильнее сжимает злосчастный пакет, боясь выпустить его из рук.
— А это уж позвольте мне решать, — она остаëтся непреклонной и даже опускается до жути противной манипуляции: — Значит так — либо Вы показываете, что у Вас в пакете, либо я рассказываю Вашим подругам, за что Вас уволили. Выбирайте.
— Катю уволили? — снова раздаëтся голос женсовета, только на этот раз ещë более тревожный.
Девушка несколько секунд молчит, а затем удручëнно, словно смирившись с неизбежным, произносит:
— Хорошо, Кира Юрьевна, я покажу. Только не здесь.
— Пройдëмте ко мне.
Дорога до еë кабинета проходит в полном молчании, под удивлëнные взгляды всего женсовета и Вики.
— Открывайте пакет! — требует Кира. Еë нервы уже на пределе.
— Это не то, что Вы думаете, — повторяет девушка, как мантру.
— Катя!
— Вам совершенно незачем это знать.
— Катя, Вы слышите меня?!
— Вас это не обрадует, Кира Юрьевна.
Как же ей надоел уже этот цирк! Не выдерживая, Кира вырывает из еë рук злосчастный пакет (а то, что он злосчастный, она даже не сомневается) и швыряет его на стол. Повсюду разлетаются плюшевые игрушки и открытки. И в этот самый момент ей становится стыдно. Как она вообще посмела влезть в личную жизнь помощницы Андрея? Как до такого опустилась? Неужели последствия привычки всегда и во всëм контролировать жениха зашли настолько далеко?
Замечая, что Пушкарëва чуть ли не плачет, Кира быстро запихивает всë это «добро» обратно в пакет, пока еë взгляд не натыкается на до боли знакомые завитушки в начале заглавных букв. Это же почерк Андрея, проносится запоздалая мысль, а глаза уже сами бегут по строчкам:
«Я не могу дождаться мгновения, когда снова увижу Вас. Наша ночь была лучшей в моей жизни. Я вспоминаю наши жаркие объятия и поцелуи до сих пор. Твой А.»
— Катя, что это? — от волнения пересыхает в горле, а в голове проносятся сотни мыслей. — Кому он это писал?
Девушка стоит ни жива, ни мертва.
— Какая разница? Он так не думал, — дрожащим голосом произносит она, пытаясь забрать открытку. — Это всего лишь часть плана.
Но Киру было уже не остановить. Трясущимися руками она берëт и читает следующую открытку:
«Я ценю каждую секунду, проведëнную с тобой. Свадьбы не будет. Я люблю тебя, а не Киру. Если бы не ты, я бы никогда не узнал, что такое любить по-настоящему. Любить тебя, Катя.»
— Катя… Вы… — мысли путаются.
— Это спектакль, — плачет девушка, — спектакль, разыгранный специально для меня.
Кира не верит своим глазам. Этого просто не может быть! Она кого угодно представляла в роли любовницы Андрея, — Изотову, Ларину, да даже ту же Волочкову, — но чтобы так…
— Да что может быть между Вами общего?! Андрей — он же такой, такой… — ей до сих пор трудно подбирать слова.
— Какой-такой? — слова Пушкарëвой звучат, как пощëчина. — Да даже такой может наступить себе на горло ради дела!
— Да ради какого дела?! — еë голос срывается на крик. — Вы посмотрите на себя! Кто Вы и кто он?!
— Не волнуйтесь, Кира Юрьевна, эта связь не доставляла ему удовольствия, — нервно улыбается Катя. — Если Вас это, конечно, успокоит.
— И сколько Вы с ним… Нет, я не хочу этого знать!
Она вдруг начинает истерично хохотать. Нет, это просто какой-то кошмарный сон! Как такое вообще возможно? В какой момент вкус Андрея свернул не туда, что он стал спать со страшненькими секретаршами? И только следующие слова Пушкарëвой говорили за то, что всë происходящее является правдой:
— Возьмите. Вы прочитаете и всë поймëте.
— Что это? — опасливо спрашивает Кира, беря бумажку из еë рук.
«Инструкция рядового Жданова по соблазнению Пушкарëвой. Часть 2
Мой дорогой друг и президент! Поскольку ты страдаешь редкой формой склероза…»
— Это же почерк Ромки, — бескураженно шепчет она.
— Да, Кира Юрьевна, Вы правы. Надеюсь теперь я могу быть свободна?
И не дождавшись ответа, Катя выходит из кабинета.
Кира быстро пробегает глазами по строчкам. Воздуха в лëгких катастрофически не хватает, а грудную клетку стягивает, будто жгутом. На высказываниях о «Мисс Железные зубы» она не выдерживает и рыдает в голос.