Ровно половину моей жизни назад, когда мне исполнилось десять лет, мамочка одарила меня волшебной палочкой. Я не расстаюсь с ней по сей день.
Однако, спешу заметить, моя помощница отличается от тех, которыми привыкли размахивать настоящие маги. Формой она напоминает вытянутый в длину торт. А верхняя её поверхность своим оттенком навевает мысли о шоколадном заварном креме. Жаль только, что не является съедобной.
Золотистая глазурь, выведенная рукой мастера, гласит: «Большое собрание рецептов лучшей эферийской выпечки». Вот такая сладкая у меня магия!
Настоящие маги работают с разумом или сердцем, слабаки! Разум и сердце возможно привести в оживление, не прибегая к заклинаниям. Достаточно точного словца или даже пронзительного взгляда.
А теперь попробуйте взглядом разбудить чей-то желудок. Если вы не ароматная булочка, это у вас вряд ли получится. Так что я бы ещё поспорила, кто из нас больше причастен к магии: утыканный артефактами и зельями маг или хороший кондитер, которому для свершения чуда хватит муки, сахара и яиц!
Впрочем, иной раз случается так, что даже этими ингредиентами кондитеру разжиться не удается.
— Анита, нам нечем платить за продукты. — Вот что сказала мне Лори в один прекрасный светлый день, пришедшийся на люсиль, первый месяц лета.
Более того, она ещё и от души меня обругала! А ведь всего полтора года назад не смела и поднимать свои огромные карие глаза, когда я к ней обращалась. Не может не радовать то, что мы с Лори сроднились — иначе нам бы сейчас очень друг друга не хватало. И всё-таки мало кто радуется, выслушивая о себе гадости.
— И это ты во всём виновата, — громогласно заявила Лори. — Ты слишком добрая, Анита. Слишком мягкотелая.
Стерпеть такое оскорбление я уже не смогла. Развела руки в сторону, выставляя себя напоказ. Может, я и кондитер, но за своим внешним видом слежу! Такой гармоничной фигурой не каждая аристократка похвастается, между прочим.
— Я не про это! — Лори даже ногой притопнула от избытка чувств. — Я про твой нрав. Никому никогда грубого слова не скажешь. Да к нам всё приходят лишь для того, чтобы просто с тобой поболтать. Знают ведь, что ты всегда разговор поддержишь и жалобы выслушаешь, даже если они покупку у тебя не сделают.
Моя волшебная палочка всегда находится у меня под рукой, в этот раз она лежала возле кассового аппарата. Я подхватила её и выставила перед собой, как щит. Будто бы это могло спасти меня от нападок Лори.
— И что ты мне предлагаешь? — полюбопытствовала я. — Караулить вход и проверять кошелёк у каждого вошедшего? Если монет в нём меньше, чем цена нашего самого дешёвого изделия, дальше порога не пускать?
— Соглашаться на разговоры уже хотя бы тогда, когда покупка совершена, — пробормотала Лори.
Она отвернулась, принялась переставлять коробочки на прилавках, которые сама же и поставила туда не больше тьеры назад. Вся сникла, как уставшее дрожжевое тесто. Значит, обиделась… Надо срочно её тормошить!
— Ну, ничего страшного, Лори, — я улыбнулась. — Подумаешь, мука закончилась. Будем пока готовить меренги. Попробуем добавлять в них землянику, прогуляемся по окрестным полям — и ингредиент раздобудем, и свежим воздухом подышим.
— Анита, — Лори покачала головой и очень уж внимательно посмотрела на меня. — Яиц у нас тоже осталось десятка с три.
Я махнула рукой, давая понять, что устала бороться с её чрезмерно серьёзным ко всему отношением. Столько трагедии в голосе, столько драмы!.. Как будто не яйца заканчиваются, а Жосен перестаёт светить. И мир на веки вечные погружается во тьму.
Мама всегда меня учила: нет ничего, что нельзя преодолеть. А любые трудности, с которыми мы сталкиваемся, лишь делают наш дух крепче. Тяжёлые времена рождают сильных личностей. Если проблема нехватки денег сможет нас сломить, что будет, когда мы столкнёмся с чём-то более серьёзным?
— Ничего страшного, — только и сказала я. — Как закончатся яйца, возьмёмся готовить суфле. И не говори мне, что молока у нас осталось с четыре пинты. Я договорюсь с гримой Китчер, она обязательно даст нам с десяток пинт в долг. Я же вернула ей предыдущий долг, не помнишь?
— Не помню, — пробормотала Лори.
Не стоит и сомневаться: помнит отлично, просто не решается поведать мне истину. Истина всегда воспринимается тяжело, ударяет по тебе, как черствая булка хлеба, запущенная с высоты драконьего полёта прямёхонько в твою наивную голову.
Тем не менее, что бы там Лори не говорила про мою способность притягивать людей и прочих существ (платежеспособных или нет, теперь неважно), в данный момент наша кондитерская пустовала. Так что я решилась собственноручно сверить отчёт Лори. Как раз тот, через мгновение после вручения которого Лори заявила, что, оказывается, нам нечем за продукты платить.
Кондитерская у нас просторная — места хватило и большой кухне, и складу, в котором за баснословную сумму один маг-торговец установил кристалл, поддерживающий прохладу, и даже моему личному кабинету. На пару с отчётом я прихватила вместе с собой книгу рецептов — невозможно предугадать, когда захочешь обратиться к волшебству.
— Пс-с-с, Анита?
Путь к моему кабинету проходит вдоль одной из стен кухни. А появление на кухне никогда не обходилось безнаказанно ни для Лори, ни для меня.
— Успел соскучиться, Кексик?
Что интересно, покидать пределы рабочих помещений наш ручной призрак не рискует. Даже когда зал пустеет. А уж если в нём присутствуют посетители (что само по себе явление довольно редкое), то Кексик не смеет даже голоса подавать. Собственно, гости в кондитерской служат единственным спасением от его чрезмерной болтливости.
Я повернула голову в сторону призрака, и мне едва-едва удалось различить его нечёткие очертания. Размерами наш призрак не превосходит даже не самого высокого гнома. Но при разговорах с ним опускать взгляд вниз всё-таки не приходится: передвигаться вдоль пола Кексик вопиюще не переносит. Так что обычно зависает в ярде над землёй.
Наслаждаясь морским воздухом, я разглядела необычные корабли у самого горизонта. Все до единого кораблики, ожидающие в порту новое путешествие, были как один — серые и скучные. А те корабли на линии горизонта напоминали скорее пирожные, чем мореходные суда. Синие корпуса, бежевые паруса и что-то ещё, бликующее под закатными лучами — быть может, до блеска отполированные мачты.
Мне показалось, что пирожные-корабли — это хороший знак, который сулит кондитерской светлое будущее. Вдоволь налюбовавшись такой красотой, я покинула берег воодушевленная. И решила начать действовать прямо сейчас.
Всё равно дома было нечем заняться. Я приходила туда лишь для того, чтобы поспать и привести себя в порядок. Вся остальная жизнь протекала в кондитерской. И вот как, скажите на милость, я могу оставить главную составляющую моего существования?
Мой план был настолько же прост, насколько гениален.
Я решила, что пора напомнить о себе. Даже, точнее говоря, о своих кондитерских талантах — про меня в нашем тихом пригороде помнят многие. А иначе не пришлось бы здороваться с каждым вторым встречным, пока я летела на парусах воодушевления в свой скромный чердачок, который вот уже два с излишком года называю домом.
Мне нужны яркие объявления — такие, чтобы при одном взгляде на них захватывало дух! И чтобы хотелось помчаться в кондитерскую и скупить всё, что представлено у нас на полках. Ну и ещё, конечно, мне требовалось подготовить сам товар, но это уже дело второстепенной значимости.
Чтобы создать достойные объявления, я решила обзавестись бумагой (плотной, чтобы не размягчалась от морского бриза) и красками (самыми насыщенными, чтобы приковывали взгляды издалека).
Ради закупок мне вновь пришлось обратиться к средствам, припасённым на самый крайний случай. История появления у меня этих средств весьма незамысловата: их выдала мне мама с щедрой подачи её мужа, когда я твёрдо и уверенно заявила ей, что отправляюсь в свободное плавание. А история их растрат ещё проще: я спустила почти все деньги на кондитерскую.
Раз уж в меня поверили, разве я могу это доверие разрушить? Доверие и без того вещь хрупкая, как карамельная пластинка, одно неловкое движение — и разлетится на осколки. И если я сейчас найду наглости прийти и заявить — у меня ничего не вышло, примите меня обратно! — много ли я буду после этого стоить?
Звякнув кошельком, я покинула чердачок ещё шустрее, чем в него попала. И устремилась обратно, в сторону моря.
«Бумажная фабрика», как прозвала свою весьма скромную по размерам лавку мия Ракита, намеревалась закрыться как раз в тот самый момент, когда я её перешагнула. Ракита, мия с суровым нравом, но ласковыми глазами, очень тяжело вздохнула, завидев меня. Её кулаки невольно потянулись к бокам, но я заявила с порога:
— Мия Ракита! Мне нужна самая лучшая бумага и самые яркие краски.
И хозяйка «Бумажной фабрики» мгновенно подобрела, разгладились морщинки на лице, и Ракита стала моложе лет на десять, почти сравнявшись по возрасту со мной. В своих жизненных ценностях мы тоже были с ней похожи — обе держались за места, которые забирали у нас все силы, но никак не желали приносить доход.
Конечно же, Ракита обрадовалась, когда поняла, что я зашла не чтобы поглазеть, а за определенным товаром. Я бы скакала до потолка, если бы кто-то пришёл в кондитерскую и скупил все наши самые дорогие пирожные.
— Сейчас подберём, хорошая моя. Вот смотри, как тебе эти образцы бумаги? Просто пощупай! Будто шёлк. А как тебе эти? Глянцевые, словно едва проклюнувшаяся листва! А теперь краски… Вот, только взгляни, одной тебе показываю, по строгому секрету… новейшее изобретение магов! Переливается всеми цветами! А к ней в дополнение вот такая пойдёт, чтобы внести капельку серьёзности… Объявления будешь рисовать, говоришь? Это правильный подход! Расскажешь потом, насколько сильно помогли, я себе тоже нарисую.
На чердачок я решила не возвращаться. Во-первых, там нет искусственного света, а мне он сейчас как никогда нужен. Во-вторых, нагруженная ворохом глянцевой бумаги и мешком краски от самых разных поставщиков, я бы попросту не смогла до него дойти. Зато кондитерская была под рукой, через три здания.
Я ввалилась в неё через парадный вход, сопровождаемая закатными лучами. Звякнул колокольчик над дверью.
Свалила покупки на пол и слегка сдвинула вбок одну из непроницаемых синих штор, которыми мы завешиваем окна, когда закрываем кондитерскую для гостей. Кексик посоветовал, между прочим. Чтобы возможные воришки не засматривались на товар, а порядочные посетители, заглянув в кондитерскую следующим утром, не знали, какие изделия свежие, а какие вчерашние.
Шучу, конечно. У нас всё — только из духового шкафа!
Сквозь свободное пространство закатный луч проникнул внутрь кондитерской, пробежался по паркету и, дотронувшись до стеклянной витрины, рассыпался на тысячу оранжевых искорок. Я резко опустила штору, и кондитерская тут же погрузилась в полумрак.
А вот и сам Кексик. Выглянул из кухни, но в который раз не осмелился пройти в зал для посетителей. Прошелестел:
— Ш-с-сто это ты тут с-с-задумала?
— Были бы у тебя руки, — пробормотала я, — и я бы попросила тебя помочь мне с сумками. Однако эта возможность отпадает. Зато воображение у тебя есть, и даже весьма неплохое.
— Неплохо-о-ое, — согласился Кексик довольно. Справедливости ради, не так уж часто мы его хвалим. На месте Кексика я бы тоже обрадовалась такому скромному, но всё же доброму слову. — Ш-с-сто надо с-с-сделать?
Я заперла кондитерскую изнутри, подхватила покупки и устремилась к кабинету. Рисовать буду именно в нём, и не только потому, что люблю проводить в нём время. Чем меньше света я сейчас потрачу, тем позднее произойдёт тот момент, когда мне придётся обращаться к магам для подзарядки энергетического кристалла. Что влечёт за собой целых два плюса: отдаляет и очередную растрату денег, и встречу с представителями магического класса.
В этот раз грима Китчер сама заглянула в мою кондитерскую. Я как раз выставляла на витрину эклеры. Вообще говоря, круассаны становятся нашим основным блюдом, по традиции, уже тогда, когда мы находимся в самом бедственном из возможных положений. Поскольку круассаны обладают чудесным свойством: при выпекании раздуваются, увеличивая объем исходного теста раз в пять.
Ингредиентов нужно мало. Зато на витринах появляется какой-никакой ассортимент.
— Анита, пчёлка! — воскликнула грима Китчер ещё на пороге. Степенно приближаясь к витрине, продолжила: — Я вчера была неподалеку от твоей кондитерской и учуяла невероятный запах корицы. Не осталось ли чего-нибудь с тех времен?
Я многое могла бы сказать… Но кто я такая, чтобы портить настроение гриме Китчер?
Она оказалась вдруг рядом со мной, и мне пришлось слегка приподнять голову, чтобы, разговаривая, видеть её лицо — рост у гримы Китчер, наверное, даже слегка превосходил шесть футов. А ещё у неё восхитительный разворот плеч — следствие работы на ферме. Наверное, как-то так и выглядят женщины-воины. Хотя сомневаюсь, что многие из них могут похвастаться гномом в мужьях.
— Увы, — только и ответила я. — Зато у нас есть круассаны с ягодной начинкой. Не желаете попробовать? Или вот — несколько кусков лимонного тарта.
— На дух лимоны не переношу, — призналась грима Китчер, слегка поморщившись. Поправила широкополую шляпу, укрывающую короткие русые волосы, и решила: — Давай круассаны. Штуки, скажем, четыре.
— Чай? — предложила я.
— Куда же без чая, — согласилась грима Китчер. — И присаживайся со мной, если не занята.
А я как раз освободилась — удивительное совпадение. Точнее даже так: я оставила Лори наводить порядок на кухне, а сама занялась расстановкой товара. И как раз таки тогда, когда я раскладывала последние круассаны, к нам заглянула грима Китчер. Удачно всё сложилось!
Грима Китчер рассказала мне о том, что очередная её коза (из тех, у которых на левом ухе можно разглядеть звезду) разродилась козленком, подкинув хозяйке забот. И ещё — что на кукурузу напали неизведанные монстры, раза в два превосходящие нормальную саранчу. И похвасталась тем, что её мужу, гриму Дерену, колечко заказал кто-то из богатеньких аристократов. Грим Дерен уже двадцать лет работает ювелиром. Иной раз я думаю о том, что Китчер, тогда ещё не грима, ответила гриму Дерену согласием как раз потому, что он, делая ей предложение, подарил Китчер невероятной красоты колечко.
Поделившись со мной всем этим ворохом проишествий, грима Китчер поинтересовалась, как идут дела у моей кондитерской.
— В следующий раз не вздумай даже пускать на порог орка! — посоветовала грима Китчер, когда я рассказала ей о том, как подарила семь бриошей вместо одной.
— Мне этот пройдоха никогда не нравился, и ты держись от него подальше, — заметила грима Китчер, когда я повела ей о злосчастной корице. И ещё о том, от кого она мне досталась.
Зато коз мы обсуждали куда дольше. По одному только моему описанию грима Китчер смогла приписать увиденным мной козам множество болячек. И пообещала обязательно отыскать это несчастное маленькое стадо, чтобы как следует о нём позаботиться. Поскольку поедание бумаги, сколь бы шелковистой она ни была, — это, по мнению гримы Китчер, последняя степень отчаяния со стороны коз.
А потом, когда установилось вдруг молчание, грима Китчер полюбопытствовала:
— Анита, почему же ты не обратишься за помощью к маме?
— Потому что я не хочу к ней обращаться, — ответила я просто.
Грима Китчер приподняла правую бровь, посмотрела на меня выжидающе — это значит, что я не смогу подняться со стула, пока не отвечу.
— Потому что я уже взрослая, — напомнила я. И начала загибать пальцы. — Во-первых, я не хочу мешаться у мамы под ногами. Во-вторых, я мысли не допускаю о том, чтобы выпрашивать милость у месенье Жесета. В-третьих, мама мне сразу говорила, что у меня ничего не получится. В-четвертых, я долго и убедительно доказывала ей, что всё-то я обязательно смогу. Наконец, как самостоятельный человек, со всеми своими проблемами я должна разбираться самостоятельно.
— Сколько тебе лет, Анита? — поинтересовалась грима Китчер.
Сначала мне на вес намекают… Потом спрашивают про возраст. Со мной явно что-то не так!
— Двадцать, — ответила я всё-таки. И не стала уточнять, что двадцать мне исполнилось чуть больше месяца назад.
— Какая же ты ещё малышка! — воскликнула грима Китчер. Боковым зрением я заметила белое пятно, мелькнувшее в кухонном проёме. Конечно же, это был Кексик, без зазрения совести подслушивающий наш разговор. Пообщавшись с призраками, я осознала одну печальную вещь: совесть умирает самой первой. — А теперь послушай меня — я давно растеряла пылкость, свойственную молодости. У мамы под ногами ты никогда не мешалась — просто потому, что она мама, а не случайная прохожая. Месенье Жесет будет только рад поделиться своими бесконечными сбережениями с дочерью его любимой женщины. Зита Лисна иногда слишком резка в выражениях — это правда. Но ещё большая правда то, что у тебя и в самом деле прекрасно всё получается. Ну а самостоятельность не должна быть равна одиночеству перед лицом трудностей.
Я решила смилостивиться над гримой Китчер — всё-таки, за моё воспитание она вдруг взялась с большой пылкостью, чем моя собственная мама. Быть может, есть во мне что-то от несчастных козочек, так сильно гримой Китчер любимых?.. Я заметила:
— Хорошо.
И, как ни в чем не бывало, взялась пить чай.
Грима Китчер даже круассан выронила из рук. Благо приземлился он прямёхонько на поднос и почти не раскрошился.
В очередной раз взглянув на меня своими пронзительными глазами — миндалевидными, темно-карими и окруженными пушистыми светлыми ресницами, грима Китчер поинтересовалась:
— Ведь ты прямо сегодня напишешь маме? Или, ещё лучше, наведаешься к ней в гости? Когда ты вообще в последний раз выбиралась в город?
— Нечего мне делать в городе, — призналась я. — Он никогда мне не нравился. И до сих пор я не смогла его полюбить. На что там смотреть? На высокомерных магов в дорогих костюмах? Которые смотрят на представителей всех прочих народов, как на мусор под подошвой. Или на сияющий драгоценными камнями дворец, под стенами которого толпятся бедняки, надеясь отыскать случайно потерянную монетку? Чур меня! Мне морской воздух куда милее смога заводов. И люди здесь живут куда более приятные. Так что я предпочту обойтись без поездок в город.
Мне хватило дня.
Одного-единственного дня, чтобы вдоволь належаться на своём чердаке, размышляя о тщетности бытия; чтобы нагуляться по морскому побережью, промочить ноги и найти новый камушек; и чтобы дойти до мэрии и вернуть Мелодии две трети её аванса. Больше у меня не было.
Справедливости ради, Мелодия даже не попыталась отказаться.
Поскольку должна была отчитаться за каждую растрату, и торт в том числе, а на праздничной площади торт так и не появился, отчитываться было нечем.
Уже на следующий день после этого я вернулась в кондитерскую. Приветливо распахнула входную дверь — заходите, мол! Но у нас и до этого не было перенасыщения гостями. Так отчего же они должны появиться сейчас, когда на полках нет ничего, кроме остатков песочного печенья?
— Как поживаешь, Кексик? — полюбопытствовала я, появившись на кухне. — Не скучал здесь один?
Потянулась к шкафам — проверить наши запасы. И обнаружила небольшую баночку с корицей, заполненную наполовину. Остатки роскоши… поселившейся в кондитерской с щедрой подачи капитана Форда Литара. Хм, а если устроить в нашей кондитерской сходку любителей поэзии? Пообещать им, что, отведав наши булочки с корицей, они обязательно почувствуют вдохновение. И такие стихи начнут слагать — закачаешься!
Пусть только эти поэты захватят с собой муку, яйца и дрожжи! Сахар я из собственных запасов пожертвую, так и быть.
— С-с-скучал, — отозвался Кексик, вздохнув. Пожалуй, однажды я бы всё-таки хотела узнать, почему призраки умеют вздыхать, если не имеют как таковых легких… Впрочем, они ведь и разговаривать умеют. Было бы чему удивляться. — И буду с-с-скучать, когда ты решишь продать это проклятое мес-с-сто!
— Продам? — я даже все свои мысли мигом растеряла. — Кексик, почему я должна его продать?
— Ес-с-сли бы я ус-с-спел, — заметил Кексик, — я бы тож-ш-се продал его в с-с-своё время. А у тебя, Анита, ещё ес-с-сть вс-с-сё ш-шанс-с-сы!
Я оказалась между двух огней. С одной стороны были предостережения Кексика и мой собственный печальный опыт, а с другой — верность своему выбору, которая явно передалась мне от мамы, и безграничная, а порой и безрассудная вера в лучшее, уж не знаю, от кого я её заполучила.
На раздумия мне хватило одного мгновения.
— Нет, Кексик, — заявила я уверенно, — поборемся ещё немного. Как говорится, не можешь договориться — обмани!
Уж не знаю, кто так говорит, говорит ли вообще и в тему ли я сейчас сама это ляпнула. Но всё-таки мои слова произвели на Кексика неплохое впечатление. Он даже будто бы стал больше, выпрямился и возгордился тем, что в этот раз напарницей ему стала именно я!
Оказавшись в кабинете, я первым делом потянулась к томику стихов — хранилось на моей полочке и такое удовольствие… Стихи в этом томике тоже были наши, эферийские, мне его в прошлом году подарил один поэт, который и в сам в этом томике напечатан. Сказал, что среди его стихотворений я обязательно отыщу одно, посвященное мне…
Собственно, в данный момент этот томик заинтересовал меня не столько с художественной стороны, сколько с деловой: ведь в нём были перечислены имена и даты рождения местных поэтов, значит, можно прикинуть, кто из них ещё в состоянии дойти до моей кондитерской.
Однако стихами я всё-таки вдруг увлеклась — хорошо же получается у поэтов такими красивыми словами показывать всё то, что знакомо мне с детства! Наверное, это талант не меньший, чем кондитерское искусство: увидеть красивое в обыденном, да ещё и суметь это описать!..
Отложив томик стихов в сторону, я вспомнила о том, что принесла с побережья новый камушек. Крупненький, зелененький — не камешек, я сплошное удовольствие! Правда, когда я поднесла камешек к вазе, то с удивлением обнаружила, что он куда как крупнее, чем выглядел на побережье… Тем не менее, в вазу я его всё-таки пропихнула — не зря же несла?
Пропихнула — и тем самым заняла всё то немногочисленное пространство, которое в вазе ещё оставалось. Россыпь камней, собранных мной в разное время и в разном настроении, вдруг обернулась прочной каменной стеной.
Некоторое время я провисела у окна, пытаясь разглядеть в этой стене щель. Но стена обещала продержаться долгие столетия…
После этого приняла корреспонденцию. Писем было немного, но оказалось вполне достаточно для того, чтобы вновь растерять часть боевого настроя. Поэтический вечер или нет, уж не знаю, но что-то придумать мне точно надо. Иначе нечем будет платить не то что за израсходованную воду, но даже за то, что нам в торговом островке тротуары подметают — это мы тоже должны оплачивать ежемесячно.
А вот третье письмо… Последнее письмо было от мамы, которая интересовалась, как там обстоят дела у меня и кондитерской — похоже, месяц назад, когда она приехала меня поздравлять, кто-то сердобольный проболтался ей о том, что в кондитерской затишье.
Впрочем, я не успела даже решить, что буду отвечать на это письмо и буду ли отвечать вообще, как в узкую щель двери протиснулся Кексик (если щель есть, даже крошечная, то это, по мнению Кексика, означает, что я готова с ним поболтать). Он подлетел ко мне, остановился напротив и посмотрел на меня огромными круглыми глазами.
— Анита, там гос-с-сть!
Я даже на стуле подпрыгнула от радости. Заказ! Неужели у нас наконец-то будет заказ! Видимо, пришёл за ним кто-то из тех жителей пригорода, которые не были позавчера на празднике и не слышали о моём грандиозном провале…
Подхватив книгу рецептов — в заказах без волшебства никуда! — я устремилась в зал для посетителей. А в спину мне полетело предупреждение Кексика:
— Он мне не нравитс-с-ся, Анита. И тебе не понравитс-с-ся…
Что ж… В этом Кексик оказался несомненно прав. Я затормозила, едва выглянула из-за арки.
И вот почему: на пороге нашей кондитерской стоял маг.
Узнать мага несложно. Представьте себе девицу, которая собирается на свой самый важный в жизни бал… Вешает на себя самые красивые серьги и самое ослепительное колье, а ещё на запястья цепляет браслеты. Так вот: если собрать все побрякушки с пяти таких девиц, то удастся получить примерное количество артефактов и магических приспособлений, которыми увешан один маг среднего уровня.