Ночь над городом Кален была похожа на тихий вздох. Лишь редкие огоньки в окнах доказывали, что кто-то ещё бодрствовал. Город спал, прижавшись к склонам холмов, среди которых росли башни, черепичные крыши и древние мосты. Над всем этим высилась Башня Астрономов — стройная, серебристо-серая, словно вытянутая вверх стрелка огромных небесных часов.
Сквозь тишину донёсся глухой стук — башенные часы били два раза. Звук прокатился по улицам и стих. Где-то скрипнула калитка, и в переулке мелькнула тень. Маленький силуэт в плаще двигался быстро, целеустремлённо, не озираясь. Он нёс что-то, прижимая к груди — то ли свёрток, то ли книгу.
Над городом, словно сторож, высилась Башня Астрономов — серебристо-серая, вытянутая, как стрелка небесных часов. Один из её окон мигнул светом — голубым, холодным, точно ледяной отблеск луны. Кто-то наблюдал. За городом. За тенью. За тем, что должно было начаться.
Кален не просто спал. Он затаился, ожидал и в этом ожидании было нечто точное, выверенное, как движение шестерёнок в часах, что уже начали отсчитывать время до рассвета — или до чего-то иного. На самом верху Башни Астрономов — в круглой комнате под куполом из прозрачного кварца, сидел Элио, он был худ, почти мальчишка, с копной рыжих, как пламя, волос, которые в свете магических ламп казались живыми. Его глаза — светлые, прозрачные, цвета лунного стекла — были широко раскрыты, как у того, кто смотрит в бездну и жаждет понять её.
Вокруг него, на столах и полках, громоздились инструменты: латунные астролябии, часовые механизмы, острые циркули, чернильницы, и книги в кожаных переплётах, пожелтевшие от времени. Каждая вещь здесь имела свой вес и свою историю — как будто сама башня собирала их по крупицам веками, доверяя только тем, кто умел слышать, как тикают звёзды. Воздух был насыщен ароматами старой бумаги, масла и холодного ветра, что просачивался сквозь мельчайшие трещины в кварце. Где-то высоко, почти неслышно, шелестела латунная шестерёнка — будто башня дышала.
Он держал в руках звёздную карту — не пергамент и не ткань, а нечто живое: переливчатую плоскость, сотканную из магических нитей и астрального света. Звёзды на ней вспыхивали и угасали, двигались по орбитам, едва заметно меняя положение. Карта шептала — не словами, но ощущением, будто кто-то тянет за ниточки твоей души. Элио был не просто наблюдателем ночного неба — он был звёздописцем, хранителем древнего космического порядка, что устоялся задолго до рождения городских легенд. Каждую ночь, когда мир погружался в сон, а звёзды начинали свой бесконечный танец, юноша погружался в работу с особым трепетом. Его руки, привыкшие к тонкой работе с древними инструментами, аккуратно перебирали страницы Книги Света — священного свитка, где каждое имя звезды было начертано золотыми чернилами, переливавшимися в полумраке комнаты.
Под прозрачным куполом Башни, где холодный ночной воздух смешивался с запахом старой бумаги и масла, Элио отслеживал положение каждой звезды, сверяя их с небесными орбитами, прописанными ещё мудрецами прошлого. Он вчитывался в узоры света, словно читая живой язык вселенной, следил, чтобы ни одна из них не покинула свой путь — ведь даже малейшее отклонение могло нарушить тонкий баланс, удерживающий мир от хаоса.
Так продолжалось изо дня в день — с самых первых его воспоминаний, когда ещё ребёнком он впервые прикоснулся к Книге и впервые посмотрел на бездонное небо, спрятанное за куполом. Нахмурившись, Элио склонился над звёздной картой, погружённый в изучение южного сектора ночного неба — пространства между могучим Арктеем и загадочной Сиалой. Его взгляд остановился на пустом месте, где должна была гореть звезда. Не едва мерцающий свет, не временное затмение, не слабая пульсация — а мёртвая, безжалостная пустота. Чёрное пятно, словно зияющая рана в тканях вселенной, где должен был сиять свет.
Сердце забилось тревожно, и Элио резко поднялся с кресла. Его шаги эхом разнеслись по тёмной комнате, когда он направился к древнему небесному перископу — сложному механизму, вырастающему из самой сердцевины Башни, словно стремящийся дотянуться до самых звёзд. Осторожно, с привычной лёгкостью он прикоснулся к холодному металлу окуляра и взглянул в него, надеясь найти хоть малейший отблеск пропавшей звезды. Но там — только бескрайняя тьма.
— Этого не может быть, — выдохнул он, едва слышно, словно боясь нарушить хрупкую тишину. — Звёзды не исчезают.
С тревогой в груди Элио торопливо перелистывал страницы Книги Света, перелистывал записи и заметки, ища хоть какой-то намёк, подтверждение или объяснение. Страница всплыла перед глазами — звезда действительно существовала. Её имя — Энарель. В древних описаниях её сияние называли «светом позднего шёпота» — едва уловимым мерцанием, которое носило в себе память о старой улице Прянников, давно стертой с карт города ещё до рождения самого Элио.
Он медленно провёл пальцем по одной из точек. Она дрогнула, мигнула — и исчезла. Он задержал дыхание, словно надеясь, что огонёк вернётся. Не вернулся.
— Ещё одна, — сказал он едва слышно, но его голос прозвучал отчётливо в тишине. — Ушла.
Юноша откинулся на спинку стула, взгляд его потянулся вверх, к самому куполу. Сквозь прозрачный кварц было видно ночное небо — бездонное, чернильное, с редкими проблесками звёзд. В отличие от тех, что медленно исчезали с его карты, эти звёзды оставались на месте. Пока что.
Он знал — происходящее не было сбоем магии или ошибкой расчётов. Это было предупреждение. Кто-то вычёркивал имена с небес. Не метафорически — буквально. Сначала исчезали точки на ткани, потом — маги, носители этих имён. Астрологи, наблюдатели, те, кто мог бы заметить.
Ноги Элио коснулись пола. Он встал, машинально смахнул пыль с краешка стола и подошёл к полке с книгами. Вытянул одну — тёмно-синюю, в серебряной оправе. Это был старинный реестр. Последний раз его открывали больше десяти лет назад — он это знал, потому что сделал на форзаце пометку своим детским почерком.