— Ничего не получится, Ира! Сотни родителей пытаются собрать такую сумму. Да какие там сотни? Тысячи, Ира! Тысячи! Кому-то удаётся выцарапать у судьбы счастливый билетик, но чаще всего дети просто умирают, — звучит в ушах голос Глеба, моего приятеля.
— А если чудо случится именно с нами? Даниил ведь не может умереть! Не может, правда? — истерически спрашиваю я, отчаянно стискивая пальцами результаты анализов и думая, что это всего лишь ошибка, но она исключена.
У моего сына спинально-мышечная атрофия.
Это страшный диагноз, от которого не так просто избавиться. Мы уже всё перепроверили и получили подтверждение.
Ошибка исключена.
Мы можем жить на поддерживающих препаратах, которые предоставляются бесплатно, но они не дают гарантии выздоровления. Они помогают вылечиться лишь малой доли процента, а остальных просто поддерживают. Я хочу, чтобы у моего сына появился шанс на полноценную жизнь, а не существование.
— Не может, Ира, не может! Даниил выживет, если ты обратишься… — Глеб осекается и негромко покашливает, прочищая горло: — Сама знаешь к кому.
Я поднимаю взгляд и несколько секунд смотрю на Глеба, медленно умирая изнутри. Прекрасно понимаю, о ком он говорит, и меня пробирает от одной только мысли, что придётся встретиться с человеком, который ненавидит меня и желает мне смерти.
— Я не могу. Ты же знаешь, что он не станет помогать мне… Антипов — моё прошлое, жестокое прошлое, Глеб. Я просто не могу обратиться к нему.
— Прошлое, которое может стать настоящим, если ты расскажешь ему правду.
— Нет, Глеб! Это не вариант… Совсем не вариант. Должен быть другой выход. Я буду обращаться в фонды, попрошу деньги у отца.
— У него столько нет, Ира. Даже если твой отец продаст весь свой бизнес, что исключено с его отношением к тебе, у него не будет такой суммы, а у твоего бывшего эти деньги есть. Они есть у него уже сегодня. Не нужно ждать, вы сможете уже в ближайшее время заказать укол для Дани.
На глаза наворачиваются слёзы. Я поджимаю губы и отрицательно мотаю головой.
Я не могу обратиться к бывшему.
Не после того, как наши отношения закончились на непроглядной неистовой ненависти, с которой он смотрел мне в глаза.
Мы с Антиповым не должны пересекаться. Он чётко дал мне понять это.
Мне нельзя обращаться к нему, вот только если это единственный выход, придётся переступить через гордость и шагнуть вперёд, потому что я должна спасти своего сына. Кто сделает это, если не я?
— Решать только тебе, но такую сумму достать быстро может только он.
Слова Глеба бьют под дых. Я смотрю в его изумрудные глаза и тяжело вздыхаю. Слёз уже не осталось — наверное, все их я выплакала, когда впервые получила на руки диагноз сына и поняла, с чем нам придётся столкнуться. Врач довольно подробно расписал, какой будет жизнь Даньки, если мы не успеем сделать укол. В лучшем случае он станет неполноценным, а в худшем… В худшем не сможет даже дышать самостоятельно.
Втягиваю побольше воздуха в себя и пытаюсь улыбнуться. Наверное, Глеб прав: я должна обратиться за помощью к своему бывшему.
— Он поможет тебе, если ты расскажешь всю правду.
На последних словах Глеб делает акцент голосом, и я отлично понимаю, что именно он имеет в виду.
Сижу в приёмной, отлично понимая, что бывший тянет время. Он хочет показать мне всю мою никчёмность, заставить прочувствовать его презрение ко мне. И отчасти Антипов прав, но мне нечего больше делать, поэтому сижу и жду. Надеюсь, что он примет, не передумает в последний момент и не «вспомнит о каких-то важных делах». В ином случае мне придётся ползать у него в ногах на глазах у всех.
Ради сына я готова пойти на многое, только бы получилось спасти его.
Плевать на собственную гордость.
Плевать на правоту, которую никто не желал услышать.
Только бы Данька выжил.
Секретарша Антипова бросает на меня презрительные взгляды. Красивая длинноногая брюнетка со взглядом львицы. Наверняка он спит с ней. По-другому Антипов не умеет. Когда-то я была на её месте. На мгновение вспоминаю своё прошлое, и руки начинают трястись ещё сильнее.
— Вы можете войти, — говорит секретарша, недовольно кривя губы. — Евгений Андреевич готов принять вас. У него свободно лишь несколько минут, поэтому лучше поторопиться.
Она знает, кто я такая. Все здесь знают, какие отношения в прошлом связывали меня и Антипова. И даже новенькой успели рассказать — это видно по её отношению ко мне. Она словно боится, что я отниму его, но Антипов не нужен мне — он моё прошлое.
Поднимаюсь и заставляю ноги, которые не желают даже сгибаться, двигаться. Тошнота давит, всё тело сотрясается от ужаса. Я делаю шаг вперёд, поглубже втягиваю в себя воздух, а затем уверенно обхватываю дверную ручку и дёргаю дверь на себя.
Чувствую пронзительный взгляд бывшего, но не решаюсь посмотреть на него в ответ. Закрываю за собой дверь, негромко покашливая от табачного дыма, поволока которого заполонила весь кабинет. Антипов курит, только когда нервничает, значит, сейчас он волнуется.
Хорошо ли это?
— Здравствуй, Малинка. Какого дьявола ты явилась сюда?
Поднимаю взгляд и смотрю на мужчину, ненавидящего меня.
— Здравствуй, — глухо отвечаю я. — Не пришла бы, но мне нужна твоя помощь.
Антипов смеётся, глядя мне прямо в глаза. Его забавляет то, что я явилась молить его помочь мне, а вот мне не до смеха.
— Вот как? Очень интересно… Ты забыла моё предупреждение? Я говорил, чтобы ты держалась как можно дальше от меня… Но ты пришла сюда, чтобы просить о помощи. Уверена, что стоило делать это?
Голова начинает кружиться.
Голос бывшего звучит как-то искажённо, словно я просматриваю замедленную съёмку.
Сколько я не спала?
Кажется, пошли вторые сутки…
Вот только я не могу уснуть, постоянно смотрю на сына, проверяю — дышит ли он.
— Выглядишь неважно, — подчёркивает бывший.
— Ты прав… — отвечаю я. — Не пригласишь присесть?
— Уверен, что ты не задержишься здесь надолго, — ледяным голосом отвечает Антипов. — Я не стану тебе помогать.
Все внутренности холодеют, а я понимаю, что просто не могла рассчитывать на другой ответ.
Для него я предательница, тварь, которая работала на его главного конкурента. И он не верит, что мои чувства к нему были настоящими. Как и не знает правды о том, что между той сволочью и мной не было взаимности в тот злополучный день.
— Мой сын умирает, Антипов… Мне нужна твоя помощь.
— Продолжай! — с улыбкой довольного кота говорит Антипов.
Внутри закипает сильнейшее желание наброситься на него и заставить хотя бы один раз послушать и действовать в обход своим эгоистичным убеждениям.
— Пожалуйста, п-помоги мне, — дрожащим голосом говорю я.
— Почему не обратишься к его отцу? Царёв будет только рад в очередной раз показаться хорошеньким в глазах униженных и обездоленных. Тем более, когда спасёт своего сына.
Ответ Антипова бьёт наотмашь. Я понимаю, что зря пришла сюда, но дороги назад уже нет. Пусть вызовет охрану и заставит амбалов вышвырнуть меня, но по собственной воле я уже не уйду.
— Спаси моего сына. У тебя денег куры не клюют, ты можешь за день потратить миллионы на тачки, которые тебе некуда девать, прошу, Антипов, помоги мне! — я со слезами падаю на колени перед бывшим, а он лишь хмыкает и отводит взгляд, в котором нет ни капли сочувствия.
Жалко…
Как же жалко я сейчас выгляжу…
Но я делаю это ради ребёнка, а на всё остальное мне плевать.
— А что ты дашь мне в ответ? — спрашивает бывший ледяным голосом, от звучания которого по коже бегут мурашки. — Что ты можешь дать мне, Малинка? Верно… Всё, что можно, ты уже отдала мне, и у тебя ничего не осталось. Ни-че-го.
Его голос звучит, как гром средь ясного неба, бьёт сильнее громадного кулака, оставляя истерзанные шрамы на моей душе.
— Встань! Я не просил тебя ползать передо мной на коленях. Ты опускаешься ниже, чем могла бы… Ты противна мне, Ир-ра…
Он почти рычит моё имя, и я поднимаюсь, понимая, что остался последний козырь, который может заставить ледяное сердце хоть чуточку обмякнуть.
У меня есть сын…
Сын, о существовании которого я ничего не знал.
Не могу поверить в это, потому что перед глазами снова и снова мелькает картина измены моей бывшей с тем жирным боровом. Она делала вид, что любит меня, клялась в своих чувствах, говорила, как сильно я дорог ей, а после всего этого бегала к нему. Я собирался сделать ей предложение, но ничего не вышло, — не успел подготовиться, — Тогда я был благодарен судьбе за то, что не унизился ещё сильнее.
И вот теперь она явилась сюда, чтобы попросить денег.
Как она смела стоять передо мной и требовать помочь её ребёнку?
Плоду измены?
Или он на самом деле мой сын?
Ира так уверенно говорит, словно ничуть не сомневается в результатах теста, который я непременно проведу.
— Ты хочешь провести тестирование? Уверена, что тебе это нужно? — повторяю свой вопрос, сам не зная зачем.
Если она явилась сюда, значит, уверена. Она во всём уверена.
Внутри появляется противная горечь.
Мой сын болен.
Подсознание пытается отвергнуть эту коварную мысль и убедить меня в том, что никакого сына у меня нет. Просто не может быть. А если есть, то я не смогу простить её за то, что скрывала правду о ребёнке раньше.
— Мне нужно возвращаться домой, чтобы покормить ребёнка грудью… Прошу тебя, не затягивай с тестом, потому что укол нашему сыну необходимо сделать как можно быстрее. Чем скорее мы сделаем это, тем выше шансы спасти Даню, — слетает писк с губ бывшей, а её лицо покрывается пунцовыми пятнами.
Она всегда краснеет, когда волнуется.
Я часто замечал это состояние, но думал, что она смущается, а потом понял.
Всё понял.
Смотрю на неё несколько секунд, считывая сильнейшее выражение боли на материнском лице.
Помогу ли я её ребёнку, если выяснится, что он мне неродной?
Скорее всего, да, потому что он не должен отвечать за грехи родителей, но для начала помучаю её, заставлю пройти все круги ада и вернуться ко мне с чистосердечным признанием и мольбами о помощи. Сердце сжимается в камень, когда я вспоминаю, как Ира рухнула на колени передо мной. Я не хотел, чтобы она так сильно унижалась…
Не хотел, но и прощать её, легко спуская с рук предательство, не планировал. Она сполна ответит за свои грешки, искупит свою вину, а потом я уже решу, как быть дальше.
— Завтра я заеду за тобой. Адрес не сменила?
Зачем спрашиваю, если знаю, что нет?
После расставания я частенько сидел в машине недалеко от её подъезда и наблюдал за ней. Это была какая-то маниакальная тяга, которая всё сильнее перерастала в жгучую болезненную ненависть. Я следил за передвижениями женщины, воткнувшей мне нож в спину, и надеялся, что что-то изменится в моей голове, что чувства быстро угаснут.
— Нет, — мотает головой Ира и с облегчением выдыхает. — Пожалуйста, только не передумай! — молит она.
— Это уже мне решать, — отвечаю холодно, а она начинает копаться в телефоне.
— Я покажу тебе фотографии Даньки, он тебе понравится, — лепечет Ира, трясущимися пальцами продолжая скролить галерею телефона.
— Мне не нужны фотографии, потому что завтра я увижу его. И ты же не думаешь, что сможешь убедить меня какими-то снимками? Убирайся. У меня сейчас будет важная встреча, поэтому я больше не готов тратить на тебя своё время.
Ира кивает и быстро выходит из моего кабинета, а я борюсь с желанием остановить её, прижать к себе и утешить.
Она изменила мне.
Сначала шпионила на моего врага и сливала ему всю информацию о «чёрных» делах моей компании, о планах… Спала со мной, прикидываясь любящей женщиной, а потом подстилалась под него. Вспоминаю, как вошёл в его кабинет, чтобы расставить все точки в наших спорах. Мне надоело воевать. Я хотел жениться и работать тихо и спокойно, перестав бороться с конкурентами. Вот только он был не один…
Сердце больно режет, и я сильнее стискиваю зубы. Ненавижу её за эту измену и никогда не прощу. Конкурента я потом, конечно, отметелил знатно: на нём не осталось ни одного живого места, но судьба наказала его сильнее. Бумеранг существует. Он наказал их обоих: её — болезнью ребёнка, его — инвалидным креслом и питанием через трубочку. Когда эта тварь попала в аварию и по всему телевидению показали это, я ничуть не огорчился, был только рад…
И вот теперь очередная новость.
О болезни ребёнка Иры я ничего не знал, как и о том, что она была беременна. Я заставил себя перестать следить за ней, и последний раз приезжал месяц назад, чтобы убедиться, что она всё ещё разбита и одинока.
Плюхаюсь в своё кресло и удобно растягиваюсь в нём. Все мышцы напряжены. Тело готово просто взорваться от напряжения. Я давно так сильно не нервничал, как сейчас. Нужно было потребовать, чтобы Ира прямо сейчас брала ребёнка и везла на экспертизу.
— Я люблю тебя, Женя, — звучит в ушах фальшивый голос Иры, и я стискиваю руки в кулаки.
Секретарша несмело заглядывает в кабинет, а мне хочется вышвырнуть её, раздавить как букашку и заставить катиться подальше отсюда.
Я нервничаю, когда врач тянется к Даниилу, чтобы взять его слюну. Антипов внимательно наблюдает за мной, словно пытается прочитать мои эмоции и поймать на лжи заранее, но единственное, чего я боюсь, что моему сыну как-то навредят, занесут в его ослабший организм инфекцию. После того как мы получили этот страшный диагноз, я превратилась в самую настоящую наседку, которая трясётся над своим малышом и сдувает с него каждую пылинку.
— Завтра я получу результаты анализов, — произносит Антипов, стоит нам выйти из медицинского центра.
Я вижу, как он косится на Даниила, и понимаю, что у него остались человеческие чувства, пусть он и скрывает их под толстым бронированным панцирем.
Вспоминаю нашу первую встречу. Тогда Антипов был другим человеком: он доверял людям, но перестал, узнав о моём предательстве. У меня не было даже шанса объясниться. Возможно, он понял бы меня, но он закрылся в себе, представил себе совсем иную истину.
— Результаты ничего не изменят. Я не лгу тебе.
— С чего ты так уверена, что это мой сын? — взрывается Антипов, повышая голос, а Данька пугается и плачет.
Я покачиваю малыша и зло смотрю на бывшего, который в ту же секунду тушуется, чувствуя себя виноватым.
— Уверена, потому что знаю, — отвечаю я, продолжая качать Даню.
— Ты спала не только со мной, не стоит забывать этого, Ира! — хмурился Антипов. — Садись в машину, я отвезу вас домой.
— Спасибо, не нужно. Мы можем добраться до дома на такси.
— Ты услышала вопрос в моих словах? Садись! — теперь уже угрожающе рычит бывший, и я послушно выполняю его приказ.
Чтобы спасти сына, я должна выполнять приказы сейчас. Делать это покорно и не заставлять Антипова нервничать. Роль послушной игрушки привычная для меня.
Сначала мне приходилось ходить на задних лапках перед отцом, послушно выполняя все его поручения и опасаясь, что за любую мою провинность пострадает мать…
Потом Царёва…
И, наконец, бывшего…
Наверное, мне следовало поступать на актёрское мастерство. Могла стать известной актрисой. Чего только стоит улыбка, натянутая на лицо настолько идеально, что комар носа не подточит, и никто не заподозрит, что в душе на самом деле скребутся кошки в этот момент, а та девочка, нуждавшаяся в защите, закрыта под замками, рыдает и пытается вырваться наружу.
Антипов убеждается, что Даня в люльке лежит нормально и бережно поправляет шапочку на голове мальчика, успевшую слегка накрениться, когда я укладывала сына. Даня открывает глаза и какое-то время смотрит на своего отца, а потом снова засыпает. Он пока ещё слишком маленький и совсем ничего не понимает, но, возможно, чувствует, что рядом оказался папа.
Обойдя машину и заняв водительское место, Антипов сразу же заводит мотор, и тот отзывается приглушённым урчанием.
Антипов молчит, а у меня перед глазами вспыхивают события последнего дня, после которого жизнь разделилась на «до» и «после». Того дня, когда я готова была раскрыться перед бывшим и рассказать ему всю правду.
Наши отношения с Женей стали настолько серьёзными, что я больше не хотела тонуть во лжи.
Я выполнила всё, о чём просил меня Царёв, но этого ему было мало.
— Я передумал отпускать тебя. Видишь ли, твой отец продал тебя мне за долги. И ты будешь послушно выполнять все мои требования, Ира. Все! — посмотрел на меня мужчина похотливым взглядом и ехидно улыбнулся.
— Я сделала всё, что вы просили. Мы договаривались о том, что как только я передам всю информацию, которую смогу откопать на компанию Антипова, вы отпустите меня! — испуганно помотала головой я.
— Я передумал. Я же могу передумать? Ты моя собственность, Ира! Поэтому я могу передумать.
— Это незаконно, — фыркнула я.
— А то, что сделала ты, когда украла информацию со счетов своего любовника? Это законно? Хочешь поговорить о законах? Так знай, что доказательств твоей правоты — нет. Кто поверит, что я купил тебя? А вот моей — есть. Знаешь, что я сделаю с Антиповым, благодаря информации, которую ты принесла мне? Я посажу его на десяток лет.
— Вы не сможете этого сделать… Вы ведь говорили, что просто хотите идти на шаг впереди, обогнать конкурента?
Моё сердце болезненно сжималось от осознания того, что я натворила.
— Я каждой своей любовнице говорил, что сделаю её своей женой, и что я теперь гарем должен организовать? Какая же ты дура, если до сих пор не поняла, что я говорю только то, что выгодно мне здесь и сейчас.
А потом всё произошло как в тумане.
Я отбивалась, но Царёв оказался сильнее.
Он взял меня силой, и в это мгновение в его кабинет вошёл тот, кого я любила…
И тот, кого предала.
Смахиваю поволоку болезненных воспоминаний, которые охватывают меня и снова пробуждают внутреннюю боль.
Девочка, сокрытая внутри, кричит, рвётся наружу, плачет, захлёбывается и одновременно задыхается, а я гляжу на Антипова в зеркало заднего вида и чувствую, что внутри расползается обида на него. Он говорил, что любит меня, но в тот момент не разобрал, что взаимности с моей стороны не было… Царёв просто надругался надо мной. Спасибо, что не успел удовлетворить свои свинские потребности. И пусть всё это длилось не больше пары минут, но у меня внутри появилось стойкое отвращение к мужскому роду и самой себе. Наверное, именно по этой причине даже с Глебом я общалась слишком скованно, пусть он давно был моим хорошим другом.
Несколько раз перечитываю результаты анализа. Не могу поверить собственным глазам и снова смотрю на цифры нашего сходства.
Даня — мой сын.
И мой сын болен.
Этого просто не может быть.
Как так случилось, что я упустил из вида нечто очень важное?
Я должен был знать, что она беременна от меня.
Ира искусно обманывала меня, лгала мне и снова появилась в моей жизни только ради денег. Интересно становится — с Царёвым она спала тоже ради них? Или от большой любви? И не просто спала: Ира шпионила и передавала ему всё, что узнавала в компании о наших делах. Она копала под меня, улыбаясь и притворяясь влюблённой глупышкой. А самому Царёву не противно было спать с ней после того, как я пользовался этим телом? Внутри появляется щемящее, ноющее одиночество. Мы были слишком разные с Ирой, но, несмотря на это, мне казалось, что у нас есть будущее. Я наивно предполагал, что знаю её, чувствую её настроение, но всё это оказалось самообманом.
Набираю номер бывшей, точно зная, чего хочу дальше — хочу познакомиться со своим сыном.
— Антипов, — произносит уставшим голосом Ира.
Бесит!
Как же сильно меня бесит, что она называет меня по фамилии, но я стараюсь не обращать на это совершенно никакого внимания.
— Собирайся, — говорю сухо, стараясь скрыть все эмоции, которые сейчас кипят в груди.
— Собираться? Куда? — удивляется бывшая.
— Собирай вещи, Ира, потому что вы с Даней переезжаете ко мне.
Не оставляю ей и шанса подумать, что спрашиваю её мнение. Мне плевать, каким чудовищем я выгляжу в её глазах — всего этого Ира заслужила.
— Что ты такое говоришь? Мы не можем переехать. Здесь мама, она помогает мне с Даней… — начинает оправдываться бывшая, чем злит меня ещё сильнее.
— А здесь будет профессиональная нянька. Я найму квалифицированного специалиста, который разбирается с подобной проблемой, и мне стоит напомнить тебе, что твоё мнение не волнует меня? Либо ты переезжаешь сейчас вместе с Даниилом, либо я просто заберу у тебя сына. Думаю, ты должна понимать, что любой суд встанет на мою сторону, потому что у меня есть деньги на лечение ребёнка, а у тебя — нет.
Слышу негромкий всхлип и подумываю, что перегибаю палку. Возможно, так и есть, но иначе вести себя не получается. Мне не нравится, когда со мной спорят. Когда спорит человек, которому я больше не доверяю.
— Я услышала тебя. Сейчас начну собирать вещи, — бормочет Ира. — Дашь время до вечера?
— Дам. В восемь я приеду.
Я отключаю телефон. В покорности Иры слышится зловещая угроза снова воткнуть нож в спину, но больше я на это не куплюсь. Я прекрасно понимаю, что после того, как Дане сделают укол, Ира попробует сбежать с ним, но я достану её из-под земли, установлю за ней такой контроль, что единственным местом, куда она сможет сходить без наблюдения, будет туалет.
Камеры.
Звоню знакомому ай-тишнику и прошу его прислать бригаду, которая нашпигует мой дом камерами. Буду следить за своей бывшей везде. Пусть только попробует сделать шаг в сторону и лишится возможности общения с ребёнком. Я не зверь, и не смогу разлучить сына с матерью сам, но если она даст мне хотя бы малейший повод усомниться в её преданности…
Снова перед глазами появляется та устрашающая картина, после чего я вижу довольный взгляд Царёва, захлёбывающегося кровью в тот день, когда я как следует отмутузил его.
— Я сделал тебя по всем фронтам, Антип… Размазал по стенке. И ты можешь убить меня сейчас, но будешь вечно помнить, что я победил. Эмоции… Я вскрыл в тебе самые мерзкие эмоции, вся твоя чёрная душонка вылилась наружу. Ты ничем не лучше меня, если даже не хуже!
И хохот.
Противный, граничащий с истерикой хохот, от которого к горлу подступает тошнотворный ком.
С Царёвым у нас ещё со школьной скамьи шли распри. Какое-то время мы пытались показаться, кто круче: цепляли красивых девочек, получали хорошие оценки, порой доводили учителей до слёз. Я пытался выбыть из соревнования и сделал это, вот только оказался у разбитого корыта… Точнее, сердца. Влюбился, не замечая подвоха в поведении той, которой желал отдать своё сердце, вывернуть перед ней душу наизнанку.
Дурак.
Понимаю, что влюбился в мираж, в девочку, которую соткал в собственном воображении, из фантазий.
Хотел бы я изменить что-то теперь и узнать Иру лучше?
Не после предательства.
Она способна изменить, а измены я не прощаю. Никогда не смогу забыть то, что предстало моему взору, и пусть я толком не видел её лица, но отчего-то был уверен в том, что она получила удовольствие, большее от того, что предала меня.
Вспоминаю, как она смотрела на меня во время первой встречи после измены своим циничным взглядом. Тогда я понял, что все её признания были сказаны мне «для дела».
Собираюсь и еду на работу, даже не успев позавтракать. Важно убедиться, что дела в офисе идут нормально, а потом…
Потом я буду искать няню, которая сможет оказать моему сыну необходимый уход. Утром мы с бывшей поедем в хорошую клинику, и я оплачу этот треклятый укол. Остаётся надеяться, что он действительно поможет, потому что вчера я насмотрелся, как живут те, кому удаётся выжить с таким синдромом. Не хотелось бы такой жизни для моего сына.
Вхожу в комнату, которую нам с Даниилом выделил Антипов. Он сделал в доме ремонт после нашего расставания, но стены всё равно сохраняли в себе тёплые воспоминания о тех встречах, которые между нами случались. В этой гостевой я оставалась ночевать впервые, когда оказалась в доме своего бывшего. Мы с ним долго смотрели фильмы, целовались, но не спешили зайти дальше, поэтому ночевали в разных комнатах. Тут всё почти то же, если исключить из внимания новые обои и дорогущий паркет.
Ненависть к самой себе вспыхивает, но малыш начинает хныкать, считывая моё настроение, и мне приходится успокоиться.
Ради сына.
Я не имею права заставлять его нервничать, ведь ему и без того плохо.
Именно ради сына я всё это затеяла, снова вернулась к бывшему, который ненавидит меня и никогда не простит…
К бывшему, который поверил собственным глазам и отказался слушать мои оправдания.
Антипов вносит чемодан и ставит его у двери. Несколько секунд он смотрит на меня, но быстро переводит взгляд на сына, и его губы трогает едва различимая тень улыбки.
Мне не следовало скрывать сына от бывшего, тогда всё могло сложиться иначе, но я боялась, что он отнимет у меня Даньку, надеялась, что со всем справлюсь самостоятельно. Это было неправильно, ведь, так или иначе, Даниилу нужен отец. Мальчик не должен расти без отца. Но и без матери тоже не должен. Сомневаюсь, что бывший позволит мне оставаться рядом с сыном впоследствии. Страх опутывает меня липкой паутиной, отчего дышать становиться куда тяжелее.
— Как давно ты узнала его диагноз? — спрашивает Антипов, проходит к туалетному столику и садится на пуф около него.
— Две недели назад…
Покачиваю сына, и он засыпает, но я боюсь выпускать его из рук и укладывать на кровать.
— Через несколько часов привезут люльку для него, — кивает Антипов.
Он позаботился обо всём.
Ничего не зная о ребёнке, Антипов всё равно повёл себя как чудесный отец. Именно таким он может стать для Даниила, вот только меня не отпускает мысль — захочет ли он, чтобы я принимала участие в жизни своего ребёнка.
Может, он решит, что я должна исчезнуть?
Ведь до того, как я узнала о диагнозе сына, о страшной сумме, которая необходима на его лечение, я приняла похожее решение — исключила отца из жизни ребёнка. О чём теперь жалела, но Антипову совсем необязательно знать правду.
— Я не советую тебе пытаться сбегать от меня снова, — словно прочитав мои мысли, говорит бывший негромким вибрирующим голосом.
Я киваю.
Не углубляюсь в детали и не говорю, что не сбегала от него.
Нам ни к чему спорить.
Пока я буду соглашаться со всеми его условиями, а дальше будет видно.
— Как давно ты рассталась с Царёвым? Он в курсе, что с Даниилом? Знает, что это мой сын?
Меня оглушает вопрос, бьёт как пощёчина, а перед глазами снова появляется тот самый момент, который разделил мою жизнь, разбил её на «до» и «после».
— Мы с ним не были вместе, — мотаю головой я.
— Пожалуйста, не продолжай врать! Ты можешь хотя бы один раз быть честной и говорить без всех этих своих «было»… «не было»?.. Будь честна и скажи мне правду.
— Ты не хочешь слышать её.
— Тогда скажи, что именно вас связывало, и почему ты была с ним в тот день?
Я понимаю, что Антипов хочет услышать правду, и собираюсь рассказать ему всё сейчас, но Даня начинает истошно кричать, а меня охватывает паника.
Скорее всего, ему не нравится напускной тон, с которым говорит Антипов, а может, беспокоят какие-то боли?
Хотя…
Врач сказал, что болей в нашем случае не должно быть, потому что сын просто не чувствует те мышцы, которые отказываются работать.
Антипов обхватывает голову руками, подскакивает и пулей вылетает из комнаты. Возможно, он сам захочет выгнать нас из дома, когда поймёт, что маленький ребёнок — это не тишина и покой, а постоянный детский плач, нужды, которые не всегда удаётся угадать.
Как только Даня немного успокаивается, я укладываю его на кровать и иду к чемодану, чтобы достать памперсы и переодеть сына. Из кармашка вываливается телефон. Не знаю, что с ним стало: он просто сломался и отказывался включаться, и я беспокоилась, что это разозлит Антипова. Наверное, мне нужно купить новый, но денег пока не так много, почти все накопления, которые у меня были, я потратила на обследование сына. И я не знаю, сколько потребуется вложить ещё.
Пока достаю всё необходимое для обработки, сын засыпает: ему действительно не понравился тон отца. Тяжело вздыхаю и пытаюсь включить телефон. Вскоре он подаёт первые признаки жизни, и экран мерцает. Телефон включается, а я спокойно выдыхаю.
Неплохо было бы позвонить маме и сообщить, что мы в порядке.
После того как она узнала, почему я работала на Царёва, она ушла в себя. И мне не удалось убедить её в том, что это был мой выбор, о котором я ничуть не жалею. Жалею лишь о том, что струсила, поддалась панике и не нашла в себе силы, чтобы попросить о помощи. Если бы я сразу попросила Женю помочь мне, то наверняка он бы понял и простил меня.
Войдя в комнату, с силой ударяю о стену кулаком. Кожу на костяшках пальцев саднит, но эти ощущения ничто по сравнению с душевной болью, которая буквально съедает меня изнутри.
Как-то подозрительно быстро Царёв оклемался. Я думал, что его жизнь закончена, но соображает он просто прекрасно. Вероятно, мозги сохранились. А из инвалидного кресла ничто не помешает этой твари продолжить отравлять мою жизнь. И он уже делает это.
Смотрю на настенные часы, висящие напротив кровати, и понимаю, что пора спать. Завтра утром мы должны поехать в больницу и заказать укол. Я хочу как можно быстрее сделать всё, чтобы знать, помогла ли терапия, спасла ли маленького ни в чём не повинного ребёнка. Если бы существовала машина времени или реальная возможность заглянуть в будущее, я бы сделал это, потому что хуже всего мучиться от неизвестности. Ужасно, когда ты никак не можешь повлиять на события и мучаешься… Мучаешься от собственного бессилия.
Стягиваю с себя одежду. Вспоминаю виноватое лицо Иры и её попытки оправдаться.
Неужели отец на самом деле продал её Царёву?
Это жестоко, но почему она решила оторваться на мне?
Я не сделал ей ничего дурного.
Я любил её.
Да и сейчас чувства к ней остались, пусть я и пытаюсь напоминать себе, что она меня предала. Такое нельзя прощать.
Падаю на кровать и закрываю глаза. Отключаюсь быстро. Просыпаюсь утром от крика малыша из соседней комнаты. Не сразу соображаю, что происходит, а когда понимаю, меня начинает потряхивать от волнения.
У меня есть сын.
Не думал, что стану отцом вот так.
И уж тем более не думал, что его мать вонзит мне нож в спину.
Я хотел детей раньше, мечтал о большой семье, о доме, в котором будет полная чаша, но всё получилось совсем не так, как я предполагал. Порой судьба любит шутить не самым удачным образом.
Одеваюсь и выхожу из комнаты. Хоть дверь к Ире закрыта, я всё равно дёргаю за ручку, открываю и вхожу. Женщина смотрит на меня испуганным взглядом и принимается хлопать глазками, словно считает, что я налечу на неё и потребую объяснений за проступок. Раньше я не замечал за ней подобного поведения. Возможно, ей проще было жить в выдуманном мире, в котором она играла роль шпионки? Она бесподобно справлялась со своей задачей.
— Прости, я не хотела, чтобы Даня разбудил тебя. Сегодня он как-то слишком сильно активничает, ещё жар… Наверное, у него лезут зубки.
— Не надо извиняться. Это ребёнок, а не кукла, и он имеет право кричать.
Смотрю на наручные часы, которые раньше бережно снимал и убирал в стол или на тумбочку, а сегодня уснул прямо в них. Вероятно, так сказалось нервное напряжение – мозг просто отказался соображать и ушёл на перезагрузку.
— Через час приедет няня. Мне посоветовали её знакомые. Она прекрасный специалист и обязательно справится с Даниилом.
Ира испуганно кивает и кусает губы. Раньше не замечал за ней ничего подобного. Возможно, она сильно изменилась за время, прошедшее с нашего расставания… Или я просто выстроил в своих мечтах идеальный образ, в который влюбился? Быть может, на моих плечах тоже есть часть вины за то, что она стала такой? За то, что предала?
— Ты в порядке?
Сам не знаю, зачем задаю этот вопрос, на который Ира отвечает лёгким кивком.
— Отлично. Царёв звонил?
Она отрицательно мотает головой, и меня это раздражает.
Неужели я так сильно противен ей, что она не может даже просто поговорить со мной? Сколько эта тварь платила ей, что девушка была такой нежной и любящей со мной раньше?
Сын уже заснул, но Ира продолжает покачивать его, словно ищет в этих движениях успокоение для самой себя.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне всё о связи с ним с самого начала, с того момента, когда твой отец продал тебя. К слову, твой отец… Он действительно мёртв?
Вчера у меня попросту не хватило сил, чтобы проверить эту информацию. Я настолько сильно был опустошён морально, что уснул, как убитый.
— Я не знаю… Я не общалась с ним с того самого момента, как он… После того, как он продал меня Царёву и выполнил своё условие сделки, наше общение прекратилось.
— Нет никого, кто бы мог сообщить тебе правду?
— Нет… Наверное, нет. Возможно, позднее. Я позвоню маме, если это на самом деле произошло… Возможно, она знает.
Мы с Ирой говорим, как чужие друг другу люди, словно не было раньше Малинки-Иринки и тех нежных поцелуев под луной… Словно не она говорила мне слова любви и клялась в том, что мы будем вместе, несмотря ни на что. Тяжесть нарастает в груди, и мне становится сложно дышать, но я переступаю через это.
— После больницы мы можем заехать в кафе и поговорить в непринуждённой обстановке.
В доме всё напоминает о том счастье, которое у нас было, о минутах страсти, заставляющих нас захлёбываться этими волшебными ощущениями. Наверное, именно по этой причине нам сейчас настолько сложно находить точки соприкосновения и говорить.
— Как скажешь.
— Ты хотел поговорить после визита в медицинский центр? — киваю головой в сторону здания, из которого мы вышли, потому что боюсь озвучивать своё предложение здесь и сейчас.
Антипов больше напоминает своим видом хищника, вышедшего на охоту. Мужчина поворачивает шею в попытке размяться, отчего его позвонки хрустят.
— Что мешает сделать это здесь и сейчас, Ира? Ты начала говорить, теперь договаривай. Чего ты хочешь взамен?
— Шанс, — выдаю дрожащим голосом и отвожу взгляд.
Понимаю, что должна смотреть мужчине в глаза, но мне страшно. Пересиливаю себя и снова смотрю на него: глаза в глаза.
— Шанс? — переспрашивает Антипов.
— Я знаю, что сына ты мне теперь уже не отдашь. Я прошу у тебя шанс. Я докажу тебе, что мои чувства к тебе были настоящими, что я достойна быть матерью Даниила. Антипов, я прошу тебя не лишать меня возможности видеть, как растёт мой сын и принимать участие в его жизни… Прошу дать шанс показать себя с другой стороны. Я не такая плохая, как ты думаешь. Я умею быть преданной и верной.
Мужчина обхватывает свой подбородок большим и указательным пальцем и покачивает головой, словно не верит в услышанное. А мне нечего сказать ему. Я вроде бы высказалась, но, кажется, что сделала это как-то неправильно. Наверное, следовало подобрать другие слова, но я никогда не умела изрекаться «красиво».
— Ты хочешь, чтобы мы стали семьёй? Этому не бывать, Ира… Я не на помойке себя нашёл, чтобы спать с той, которая скачет по мужикам. У нас с тобой нет будущего.
Больно слышать эти слова. Я понимаю, что, возможно, тот самый момент истины настал и мне важно сделать всё прямо сейчас: поговорить с ним, рассказать правду, но язык не поворачивается. Я вспоминаю, какой грязной чувствовала себя после изнасилования, но обиднее всего было то, что бывший даже не дал шанса оправдаться. Он не захотел слушать меня, заявив, что всё увидел своими глазами, вот только не всё он увидел в тот момент: от него была скрыта правда.
— Всё совсем не так, как ты думаешь…
— Тогда как? Расскажи мне всё, что скрывала эти годы. Раскройся мне, Ира… И тогда, возможно, я услышу тебя.
Ком сдавливает горло. Не могу выдавить и слово, потому что рассказать всё — это значит — рассказать всё, а я не уверена, что готова говорить об изнасиловании. Я не хочу, чтобы Антипов жалел меня теперь. Поздно махать кулаками после драки, ведь это уже ничего не изменит… Совершенно ничего.
— Садись в машину, — разочарованно выдаёт мужчина. — Давай же, садись. Я вижу, что ты не готова идти на диалог. А если ты не готова, то и время попусту тратить не стоит. Сейчас нам главнее всего помочь сыну, а дальше будет видно. Я пока не знаю, что будет потом. В настоящий момент у нас есть общая цель, которая объединяет нас.
Я сажусь в машину и борюсь с внутренними демонами.
Готова.
Я хочу поговорить со своим бывшим откровенно, но не получается.
Как заставить себя говорить?
Я бы выпила… Говорят, что алкоголь помогает развязать язык. Или нет? В любом случае, мне нельзя. Я кормлю ребёнка грудью, а это значит, что мне следует поговорить с Антиповым на трезвую голову, но как это сделать?
Мы заезжаем во двор особняка мужчины, и я ловлю на себе его пристальный взгляд. Антипов смотрит на меня, и я понимаю, что обязана сказать всё сейчас. Вряд ли выдастся ещё один шанс.
— Я на самом деле любила тебя, — выдаю я, понимая, что слова звучат, не слишком убедительно.
— Правда? Именно по этой причине сливала все данные на мою компанию конкуренту? Именно по этой причине ты спала с ним? Да, Ира?
— Нет! — голос срывается на хрип.
Я кричу на своего бывшего, но тут же пугаюсь и замолкаю. Чаще всего ответом на такие открытые проявления эмоций была боль. Сильная боль. Отец поднимал на меня руку и заставлял замолчать.
Вспоминаю, как впервые попробовала сигарету. Я тогда не собиралась начинать курить всерьёз, но отцу стало известно, что я просто попробовала: кто-то из моего класса донёс ему. Доброжелателей у меня тогда было много… Мне было всего пятнадцать тогда, но отец сказал, что я уже взрослая, чтобы нести ответственность за свои поступки и бил меня так, чтобы не оставить следов.
На глаза наворачиваются слёзы.
— Почему ты вся дрожишь? Я хочу слышать правду, Ира, только и всего. Я не тронул тебя, когда поймал на измене. Неужели думаешь, что стану наказывать теперь за искренность?
— Он взял меня силой, — шепчу я, глядя в одну точку на лобовом стекле. — В тот день Царёв взял меня силой. Это был первый и последний раз, когда между нами что-то произошло. Я невиновна перед тобой. Я тебе не изменяла.
Смаргиваю слёзы и чувствую, как сильно колотится сердце в груди. Антипов сжимает руль пальцами до побеления костяшек. Он бледнеет, и я понимаю, что он зол. На меня? Или на себя?
— Почему ты не попросила о помощи? Почему не пыталась вырваться? — дрожащим голосом спрашивает бывший.
— Потому что мне никто и никогда не помогал. Я сглупила… Испугалась… Но было кое-что ещё…
Замолкаю и проваливаюсь в свои мысли. Боль снова расползается по всем нервным окончаниям, тревожит сознание, сводит меня с ума.
Я не могу войти в дом, потому что ноги какие-то ватные. Голова идёт кругом от всего того, что я услышал.
Получается, что никакой измены не было?
По факту Ира не изменяла мне, а я предал её доверие, не заступившись, не поверив ей…
Вспоминаю свою первую любовь, девушку, которая очаровала меня ещё на студенческой скамье. Я сделал ей предложение, но она отказалась, заявила, что ей нужно подумать, однако приняла кольцо, обещала, что будет принадлежать мне, но на одной из студенческих вечеринок я заметил её на тогда ещё своём друге. Царёв здорово проводил с ней время и смеялся, глядя мне в глаза. Все девушки выбирали его. Так было всегда, а он постоянно пытался что-то доказать мне. Это глупая, затянувшаяся игра.
Но как её остановить?
Избавиться от Царёва?
Я не убийца…
Понимаю, что в моей голове сработал тот самый рубильник, когда сравниваешь прошлое и настоящее и невольно соглашаешься с тем, что всё повторилось. Я думал, что Ира изменяет мне, но не обратил внимания на то, что её взяли силой. Она ведь не смотрела мне в глаза тогда, сразу же отвернулась…
Ерунда какая-то!
Голова идёт кругом от обилия мыслей, которые буквально закипают в ней.
Говорила ли она правду теперь?
Конечно, не похоже было на то, что она лжёт, но и когда она улыбалась, глядя мне в глаза и говоря, что любит меня, она воровала информацию из моей компании.
Не могла сказать мне правду?
Говорит, что я не позволял этого сделать?
Если хочешь говорить, то сделаешь это в любом случае…
Да хоть напишешь записку, сообщение.
Как часто мы общались сообщениями?
И она не нашла в себе сил, чтобы раскрыть правду?
Конечно, и я хорош…
Она права — между нами была пагубная страсть, которую я ошибочно принимал за любовь. Я не понимал, что твориться в её душе, и был влюблён в образ, который она искусно создала. Я был влюблён в Малинку, сладкую девочку, которой она казалась мне, но не видел запуганного убитого горем человека, скрывающегося за этой маской.
Могло ли у нас быть будущее?
Определённо нет.
Может ли оно быть сейчас?
Я уже ничего не знаю.
Голова идёт кругом, а мне хочется рвануть, отыскать Иру и заставить её продолжить говорить, но в ту же секунду перед глазами появляется наглая морда Царёва. Хочу кастрировать его, пройтись серпом по его месту, из которого никогда не вылупятся цыплята, отрезать причиндал, которым он творил свои грязные дела.
Руки сжимаются в кулаки.
Я готов поехать и разобраться с насильником, заглянуть ему в глаза и сказать всё, что я о нём думаю, но этого будет мало. Я хочу, чтобы он страдал, чтобы прочувствовал всё то, через что прошла Ира… Она не принимала участия в нашей игре. Она была всего лишь жертвой глупых обстоятельств, которые сложились против нас, пусть это и не умаляет её вины.
Ольга Дмитриевна выходит из дома и направляется в мою сторону. Выглядит женщина неважно и нервно прижимает к себе сумочку. Неужели Ира сорвалась на неё?
— Евгений Андреевич, Ирина сказала, что сегодня больше не нуждается в моих услугах. Так как наняли меня вы, я должна была уточнить у вас, так ли это? Я могу ехать домой?
— Да, Ольга Дмитриевна. Сегодня Вы можете быть свободны. С завтрашнего дня приступайте к работе, как и договаривались, — киваю я.
Хочу поскорее закрыться в кабинете и выпить что-то креплёное или закурить трубку. У меня руки давненько не тряслись так сильно, как сейчас. Голова идёт кругом, а няня не спешит уходить.
— Евгений Андреевич, есть кое-что ещё… Мне кажется, конечно, это не моё дело, но у меня сложилось такое впечатление, что была допущена ошибка при постановке диагноза вашему сыну. Я не доктор и не берусь утверждать, но я повидала немало детей со СМА. Даниил на их фоне выглядит вполне здоровым ребёнком.
Я хмурюсь. Меня обдаёт жаром, но он быстро сходит, и на смену ему приходит сильнейший озноб.
Может ли такое быть на самом деле?
Могла ли Ира обмануть меня, чтобы снова влиться в мой дом?
Это вряд ли…
Она молила меня о помощи, не стала бы она опускаться до такого ради предательства, а если нет, то она тоже может заблуждаться.
— Спасибо, Ольга Дмитриевна, мы проверим эту теорию. Завтра врач осмотрит Даню и назначит дополнительные анализы.
— Я советую вам обратиться к доверенному врачу. Укол того самого препарата, который вы хотите заказать сыну, вмешается в структуру его ДНК и может вызвать необратимые последствия, которые определённо точно не нужны здоровому организму. Возможно, вам помогут массажи и занятия с нужными врачами. Ещё раз простите, что вмешалась. Я не хочу обнадёживать вас и высказала лишь свои предположения.
— Я понимаю.
Ольга Дмитриевна прощается со мной и уходит, а в моей душе всё-таки зажигается огонёк надежды.
Ночь тянется слишком долго. Мне кажется, что прошла целая вечность. Даня то и дело просыпается и плачет, отчего сон получается беспокойным. Каждый раз поднимаясь на зов сына, я думаю о словах женщины, которую Антипов нанял в няни нашему мальчику: что, если у нас есть шанс, о существовании которого я даже не подозревала?
Если деньги на лечение Даниила действительно не нужны, по крайней мере, не такая сумма, то получается, что я зря упала в ноги своему бывшему?
Нет…
В этой жизни ничто не случается просто так. Раз уж я оказалась в доме Евгения, раз ему стало известно, что у него есть сын, значит, всё именно так и должно быть. Именно так и никак иначе. Судьба не просто так столкнула нас снова. В любом случае отец имел право знать, что у него есть сын.
На рассвете в комнату заглядывает Евгений. Мне только-только удаётся задремать, глубоко провалившись в сон, а Даня начинает плакать. Тяжело выбраться из плена сна, поэтому я бормочу что-то себе под нос, пытаюсь проснуться и вижу, как бывший достаёт сына из кроватки и начинает успокаивающе покачивать его. Сердце переполняется нежным трепетом, и губы растягиваются в улыбке.
Мне достаточно несколько минут, чтобы проснуться окончательно, и когда я открываю глаза полностью, привстаю на локте, Антипов уже укладывает успокоившегося сына в кроватку.
— Спасибо, что помог с ним… Сложно было проснуться. Сама не знаю, как так глубоко провалилась в сон.
— Я видел, как ты подпрыгивала к нему практически каждый час ночью.
— Видел? — потираю глаза и пытаюсь понять, как именно он видел, если дверь в комнату была закрыта.
Он ведь через стены смотреть не умеет?
— Слышал, как сын плакал, — тут же оправдывается Антипов, а мой взгляд пробегает по комнате в поиске камер видеонаблюдения, но я не вижу ни одну из них. Либо камеры искусно спрятаны, либо их просто нет, и это паранойя. Да и кто не услышит крик младенца посреди ночи?
— Когда нам ехать в больницу?
— Через час… Успеешь собраться или дать ещё немного времени?
— Час? Выше крыши, — киваю я.
С рождением сына моя жизни изменилась, но окончательно переломилась она, когда я узнала диагноз Дани. С тех пор я перестала тратить время на макияж, прически и прочее-прочее. Не так важно, как я буду выглядеть в глазах остальных, когда мой мальчик болен. Я пыталась каждую свободную минуту своего времени уделять ему — кто знает, сколько его у нас осталось?
Антипов некоторое время выдержано смотрит на меня и ничего не говорит. Понимаю, что он держит в голове немало разных мыслей, но не спешит озвучивать их. После вчерашних откровенностей мне кажется, что он стал относиться ко мне лучше, но это может быть простое предположение. Не факт, что всё именно так.
— После посещения детского врача я хотел бы предложить тебе сходить к хорошему психотерапевту.
Я испуганно вздрагиваю и смотрю на бывшего, словно получила знатную пощёчину. Он считает меня сумасшедшей? Или хочет, чтобы из меня под гипнозом вытянули все секреты? Вот только их не осталось. Я всё рассказала Антипову. Теперь я, наконец, чиста перед ним.
— Если ты так хочешь, — пожимаю плечами, думая, что должна делать всё, что он скажет, пока, так или иначе, завишу от него.
— Хочу, — соглашается Евгений. — Но ты должна сделать это не потому, что так хочу я, а потому, что так нужно тебе самой. У тебя есть серьёзная травма детства, я хочу, чтобы специалисты помогли тебе разобраться с ней. Я желаю помочь тебе, Ира… Если ты вчера была искренна со мной, то я виновен не меньше твоего. За слепой ревностью я не заметил, что Царёв взял тебя силой. Заходя в его кабинет, я уже знал, что ты шпионишь и передаёшь ему всю информацию на мою компанию, а когда увидел воочию подтверждение вашей связи… В голове перемкнуло что-то. Ты не первая женщина, которую я любил, а она оказалась под ним…
Я вздрагиваю и жмурюсь от последних слов, а Антипов трясёт головой.
— Прости. Я не хотел причинять тебе боль своими словами. Конечно, ты оказалась там не по своей воле, если можно верить твоим словам, но это не меняет того факта, что у меня в голове перемкнуло, и я просто ослеп от ярости. Я не хотел устраивать там глупые детские разборки, если женщина сама сделала выбор… Потом, конечно, я выловил его и… Неважно. Уже это всё неважно, и я признаю свою вину.
— Я услышала тебя, Жень. Мы поедем к психотерапевту, — киваю я, желая поскорее сбежать от этого разговора. — Ты сказал, что остался всего лишь час на сборы? Можно я тогда быстро приму душ? Сможешь приглядеть пока за сыном десять минут?
Антипов теряется, испуганно смотрит то на меня, то на Даню, после чего кивает и вздыхает, а я подскакиваю на ноги, роюсь в сумке с вещами, которые так ещё и не успела разобрать, и нахожу там своё полотенце с халатиком. Не так сильно хочется в душ, как убежать от неудобной темы и не расплакаться в компании бывшего. Мне кажется, меня начинает накрывать паника, а поддаваться ей никак нельзя. Один раз я позволила ей развиться, и это чуть было не закончилось плохо. Очень плохо. Хорошо, что мама помогла мне подобрать успокоительные чаи, благодаря которым приступы страха и собственной никчёмности меня отпустили…
Прижимаю к себе вещи, прохожу мимо Антипова и втягиваю в себя тонкие древесные нотки его парфюма. Я всегда сходила с ума от этого запаха, и теперь он напоминает мне о том, что когда-то я была счастлива, пусть это счастье оказалось всего лишь иллюзией.
Ира утопает в моих объятиях, льнёт ко мне всем телом и плачет, а я ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что становлюсь каким-то безвольным в это мгновение. Внутри клокочет сильнейший страх. Что такого ей должны были сделать, чтобы она отреагировала настолько эмоционально?
Я, конечно, знал, что психолог попытается вскрыть самое больное, но такая сильная реакция поразила меня.
— Ира, всё хорошо, — повторяю я, а она начинает кивать.
Словно опомнившись, бывшая вытирает слёзы со щёк и отстраняется. На душе становится пусто. Я будто бы снова теряю её, но понимаю, что так и не обретал. Никогда не обретал, и эта секундная слабость — всего лишь слабость.
— Что случилось? — пытаюсь выяснить, взяв её за плечи.
— Евгений Андреевич, можно будет обсудить с вами следующий визит? — выходит психолог из кабинета, я бы даже сказал, выглядывает, а Ира испуганно шарахается в сторону.
— Да, конечно, но не сейчас. Я позвоню вам, чтобы обговорить время.
Женщина смиренно кивает мне и скрывается за дверью, а я снова чувствую себя виноватым. Кажется, зря всё это затеял. Не следовало мне вынуждать Иру идти на эту беседу.
— Ты голодна? Можем зайти пообедать в кафе… Или ресторанчик, — предлагаю я.
— Да, я голодна, но я хочу к сыну… Мне нужно выпить успокаивающий чай, поэтому, может, лучше поедем домой?
— Хорошо, тогда давай я закажу доставку еды на дом. Кухарки у меня нет, а ты сейчас совсем не в том состоянии, чтобы готовить.
Ира согласно кивает.
Мы выходим из душного офисного здания и идём к машине. Я стараюсь идти медленно, но Ира плетётся со скоростью, которой позавидовала бы даже улитка. Мне даже приходится несколько раз остановиться, чтобы она нагнала меня. Она утопает в своих мыслях. Да что с ней там произошло на этом приёме?
— Всё в порядке? — спрашиваю, остановившись и взяв её за плечи.
Ира поднимает на меня печальный взгляд и какое-то время молчаливо смотрит. Красные припухшие от слёз глаза заставляют меня чувствовать себя идиотом. Ненавижу себя, злюсь на собственную никчёмность. Снова накосячил, а она снова пошла, чтобы угодить мне.
— Слушай, если ты не хочешь больше ходить сюда…
— Не хочу и не пойду, — заявляет Ирина и отводит взгляд в сторону. — Я слишком долго пыталась похоронить в себе прошлое и начать жить дальше. Это было непросто, и теперь я не хочу доставать его и пропускать через себя всё снова. Но ты был прав — мне нужно было встретиться с той маленькой девочкой, которая обещала себе, что никогда не станет такой, как её отец. Я ошибалась, думая, что это поведение важно не повторить по отношению к своим детям, потому что неосознанно повторяла ко всем, кто окружал меня. Больше ничего подобного не будет.
Я даже не знаю — радоваться мне или нет. Возможно, сейчас Ира думает именно так, но совсем скоро начнёт мыслить иначе. Я совсем не знаю её. Обидно, ведь собирался связать с ней свою жизнь.
— Мне кажется, что у нас всё как-то неправильно, — вдруг говорю я.
— Неправильно? Что ты имеешь в виду?
Мы продолжаем путь к автомобилю, и Ира немного ускоряется.
— Я собирался сделать тебе предложение, хотел увидеть тебя в белом платье и надеть на твой палец кольцо, но теперь понимаю, что не знал тебя. Совсем не знал. Я не имею в виду общие предпочтения по фильмам, книгам или музыке… Я говорю о чём-то большем. Твоё прошлое оставалось для меня под завесой тайны… Теперь я даже не понимаю, знала ли меня ты.
Ира с грустью улыбается и опускает голову.
— Ты прав. Всё с самого начала пошло наперекосяк. Я должна была просто выкрасть нужные сведения и уволиться. Я думала, что так смогу откупиться от Царёва, а потом заберу маму и вместе с ней мы уедем далеко-далеко, туда, где нас не найдёт отец, где больше никто не будет угрожать нам, требовать от нас что-то… Вот только когда встретилась и познакомилась с тобой, всё полетело под откос.
Я останавливаюсь, беру Иру за руки и чувствую, как сильно она дрожит. Женщина чуть приоткрывает губы и тянется ко мне, но я не уверен, что готов целовать её. Пусть между нами произошел момент откровений в эту секунду, но целоваться с ней я не готов. Думаю, что она тоже. Пытаюсь напомнить себе, что она предала меня и отпускаю её.
— Жалеешь, что познакомилась со мной?
— Жалею о том, что не сделала этого… По факту я и не пыталась раскрыться, показать себя настоящую… И это было неправильно. Я уже тогда понимала, что хочу быть с тобой, что ты тот человек, рядом с которым я смогла бы стать другой, но из-за собственных страхов и убеждений не стала.
Я заправляю выбившийся локон за ухо Иры и ненадолго задерживаю пальцы на её щеке, проводя по нежной коже всё ещё влажной от слёз.
Телефон бывшей снова звонит, но Ира не сразу реагирует на вызов, а когда достаёт его из кармана, я снова вижу на экране ненавистную фамилию, от которой в жилах закипает кровь.
— Что ему от тебя нужно? Почему он звонит тебе? — срываюсь я, а Ира только испуганно пожимает плечами.
— Я не знаю… Я уже сказала тебе, что понятия не имею. Всё это время Царёв не пытался связаться со мной. Он словно почувствовал, что мы с тобой снова вместе, поэтому и пытается вторгнуться в мою жизнь.
— Мама, — утопаю в объятиях родного человека, а мама всхлипывает и похлопывает меня по спине.
— До сих пор не могу прийти в себя, — шепчет она, отстранившись от меня.
— Мам, вряд ли это тот человек, по которому следует лить слёзы.
Я пытаюсь успокоить маму, но в то же время понимаю, что не получится.
Я не страдаю по отцу.
Возможно, это жестоко, но такова правда: это не тот человек, из-за которого я могла бы лить слёзы. Жаль, что мама забыла о том, как он запрятал её в психиатрическую лечебницу.
Или не забыла, а просто решила простить всё плохое?
Она любила его, ведь в ином случае не стала бы терпеть столько времени.
— Я знаю, что тебе не за что любить его, но он не всегда был таким. Когда ты родилась, Ирочка, он не спал ночами и сидел около твоей кроватки.
Я понимаю, что в эту секунду мама пытается загладить вину отца, чтобы хотя бы после его смерти мне было за что уважать этого человека, но если он когда-то и был любящим отцом — в чём я очень сильно сомневаюсь, — то потерял свой шанс стать любимым. Всю мою сознательную жизнь, этот человек был чудовищем.
— Познакомься с Евгением, моим… — заикаюсь, с опаской поглядывая на бывшего, и прикусываю язык, — …с отцом Даниила, — поправляю себя я, а мама морщит губы и фыркает что-то себе под нос.
— Приятно познакомиться с вами, — протягивает она ручку, растягивая губы в улыбке. — Вы можете называть меня просто «мама», Евгений.
Антипов тушуется, но мама не даёт мне раскрыть рот, чтобы продолжить это знакомство. Она начинает щебетать что-то об атмосфере, которой пропитан дом, говорит, что она сменила бы обои в коридоре на более светлые, и проходит на кухню. Мне неловко из-за слов мамы. С чего она решила раздавать советы по интерьеру?
— Мам, там Даня один… Няня уехала, поэтому я должна пойти к сыну, — топчусь я на месте.
— Должна… Не должна… А угостить маму чаем? Я приехала, чтобы выплакаться тебе, найти поддержку, а ты уже бросаешь меня?
— Но мне не с кем оставить Даниила. Мы можем подняться к нему вместе.
— Как это не с кем? — мама вздёргивает подбородок и бросает взгляд хищницы на Евгения. — А разве отец сыну никто? Женечка, вы ведь приглядите за Даниилом, пока мы с дочкой посекретничаем о своём, о женском?
Меня охватывает чувство стыда, ведь мама ведёт себя как-то странно, словно она впервые вышла в свет. Раньше она точно была поскромнее. На секунду появляется мысль, что всё дело в препаратах, которые ей кололи в лечебнице, но я тут же отгоняю её: мама не сошла с ума. Такого просто не может быть.
— Да, конечно. Можете немного пообщаться, а я пригляжу за Даниилом, — легко соглашается Евгений.
— Но… — пытаюсь противиться я, ведь Женя понятия не имеет, как вести себя с детьми.
— Возражения не принимаются, — выдавливает улыбку Антипов.
— А?..
— Что ты акаешь-то? — бормочет мама. — Сказали же тебе, что возражения не принимаются.
Мама садится за стол и открывает коробочку с десертом, который привезли из ресторана. Антипов уходит: он только рад был отделаться от компании моей мамы…
Хотя кого я обманываю?
И от моей тоже.
Включаю чайник, и пока он греется, присаживаюсь за стол.
— Как у вас с ним? Я вижу, вы нормально общаетесь… Евгений даже позволил тебе пригласить меня в гости.
Фактически это не приглашение было, потому что мама поставила меня перед фактом, что уже собралась и вот-вот выезжает.
— Мам, Евгений просто отец Даниила, который помогает нашему мальчику в лечении, вот и всё. Ты сама недавно говорила, что я не должна обращаться к нему за помощью, а теперь считаешь иначе?
— Я много чего считаю, но не суть. Вижу ведь я, как ты на него смотришь. Сердце материнское не обманешь, Ирочка. Ты любишь его?
Вопрос мамы обжигает, заставляет задуматься о том, что казалось мне запретной темой. После нашего ужасного расставания я пыталась похоронить в себе чувства к Антипову, а теперь в душе царило нечто крайне странное и неприятное. Я чувствовала себя виноватой перед ним, но до конца не могла признать свою вину. Возможно, именно это и тормозило наше общение?
— Ира-а! Ты меня слышишь?
Мама щёлкает перед моими глазами большим и указательными пальцами с новым маникюром.
— Новый дизайн сделала, — говорю я.
— В общем-то, не совсем новый… Уже неделю с ним хожу, но это не так важно. Ты не ответила мне на поставленный вопрос, дорогая… Ты любишь Антипова?
— Мам, давай лучше ты поплачешься мне в жилетку и перестанешь задавать такие каверзные вопросы? Я уже сказала, что он просто отец моего сына. Между мной и Евгением огромная пропасть, и мы никогда не будем вместе.
Я слышу мужское кряхтение и резко поднимаю взгляд, устремляя его в сторону дверного проёма. Антипов стоит, прислонившись плечом к косяку, и покашливает, прочищая горло.
— Я хотел спросить, как поменять памперс, потому что ничего не смыслю в этом, а оттуда идёт крайне неприятный запах. Да и вообще у меня вдруг появилось важное дело, и я буду вынужден отъехать на несколько часов.
— Всё в порядке? — спрашиваю, когда Ира немного приходит в себя.
Она чуть было не потеряла сознание. Сам не знаю, как успел подхватить её и помочь лечь рядом с сыном.
Осторожно беру Даню, отчего пацан недовольно кряхтит, ведь я потревожил его сон, а я несу его в кроватку и аккуратно укладываю, опасаясь сделать что-то не так и повредить хрупкое детское тельце. Я ничего не смыслю в отношениях с детьми. Наверное, мне бы не помешало пройти курсы молодых родителей.
— Да, всё хорошо, — шепчет бывшая и пытается присесть.
— Лежи и не вставай. Когда ты сама последний раз была на обследовании?
Ира удивляется, широко распахивает глаза и смотрит на меня так, словно я какую-то страшную правду раскрыл перед ней в это мгновение.
— Что тебя удивляет?
— Прости… Задумалась. Наверное, когда выписалась из больницы после родов. Мне было не до больниц, ведь Данька был маленький и требовал постоянного внимания, да и сейчас ничего не изменилось: он ещё совсем малыш. Кроме того, у меня никогда не было проблем со здоровьем.
— Ну да, а подумать, что будет с маленьким Данькой, если мамы не станет — не судьба, конечно же, — ворчу я.
— Не говори так, — рассержено фыркает Ира и отводит взгляд в сторону.
— Прости, но это суровая правда жизни. Тебе следует провериться, сдать кровь для начала, а дальше будет видно.
— Я просто устала. В последнее время меня сильно мучила бессонница. И нервное напряжение даёт о себе знать. Со мной всё будет хорошо. Честно.
Мотаю головой, потому что спорить с женщиной бесполезно, да и с Ирой мне важно вести себя несколько иначе, ведь если я включу позицию «мужика», который говорит своё слово и ничего против него не воспринимает, то она замкнётся в себе и будет бояться меня, как боялась своего отца.
Как боялась Царёва.
Внутри снова закипает ярость, и мне хочется оторвать этому ублюдку детородный орган, если он на самом деле посмел надругаться над моей девочкой, над женщиной, которую я так сильно полюбил в своё время, но не смог узнать и удержать рядом.
— Ира, мне не хочется начинать эту тему снова, но я должен знать, чтобы понять, как действовать дальше… Ты ведь понимаешь, что я не спущу с рук этому ублюдку твоё изнасилование?
Бывшая вздрагивает и тут же пытается спрятать взгляд. Она отворачивается в сторону, горестно всхлипывает и покусывает губы.
— Ты прав, мне действительно не хочется начинать эту тему снова. Я не желаю в очередной раз пропускать через себя тот ад. Это было ужасно, Женя.
Не Антипов…
Всё чаще она обращается ко мне, совсем как раньше. Ласково, нежно…
Женя…
Вот только почему я радуюсь как идиот?
В конце концов, я ведь уже убедил себя в том, что Ира — моё прошлое, как и я её. Она мать моего сына, не более того.
Или нет?
Злюсь на себя, что снова позволил думать о наших отношениях, ведь обещал себе, что не стану подпускать чувства, пока мы не разберёмся, что за зараза сдерживает развитие сына. Сейчас он важнее всего, а остальное просто мелочи жизни. Хотя… Что-то заставляет меня думать, что в этой «отсталости» виновен Царёв. Если бы эта сволочь не попыталась взять Ирину силой, то она могла родить здорового полноценного ребёнка.
Сжимаю руки в кулаки.
— Ира, я хочу знать только одно: как долго у вас это было, и сколько времени потом ты пыталась восстановиться? Ты принимала какие-то антидепрессанты? Алкоголь?
— Ты на самом деле жестокий человек, Антипов, — ухмыляется Ира и устремляет на меня обиженный взгляд. — Ладно, если хочешь добить меня, то я всё тебе расскажу в мельчайших подробностях: эта сволочь угрожала мне оружием, как я уже сказала. Он говорил, что убьёт кого-то, если я хотя бы попытаюсь пикнуть, попросить о помощи или оказать ему сопротивление. Я не понимала всей сути его слов, но поняла, как только ты вошёл. Между мной и Царёвым была пара минут близости, но этого хватило, чтобы окончательно возненавидеть себя. Я не принимала никакие таблетки, а уж тем более алкоголь. Я просто хотела умереть. Я ничего не ела несколько дней, просто рыдала в подушку и пыталась прийти в себя. Потом я узнала о беременности.
По щекам Иры текут слёзы, но я не решаюсь приблизиться к ней, понимая, что в жалости она сейчас не нуждается и только обидится, если я хотя бы просто попытаюсь что-то сделать.
— Я думала, что ребёнок его, но по срокам всё сложилось иначе. Я поняла, что это твой малыш. У меня ни разу не возникла мысль избавиться от него. Благодаря Дане, я снова ухватилась за жизнь. Есть ещё какие-то вопросы?
Ира хмурится, а я думаю, но тут же отрицательно мотаю головой. Я узнал всё, что мне было нужно: целью Царёва была только месть, и он показушно переспал с моей женщиной. Что же, он ответит за это спустя время, даже если сейчас думает, что уже получил своё.
— Задавай сейчас, если вопросы остались, потому что я не желаю больше начинать эту тему и снова вспоминать тот день.
— Есть только один: почему ты решила защищать меня и сдалась? Почему не пыталась бороться за свою честь?