
Приглашаю вас в историю, где
много тайн, харизматичных мужчин, а также солнца и моря.
Посмеемся, попереживаем, порадуемся жизни!
В главных ролях (визуалы):
https://litnet.com/shrt/HAMn
***
Когдапутинеодинаковы, несоставляютвместепланов
Конфуций
— Павел Геннадиевич! Ну я прошу вас, вы же мне еще год назад подписали отпуск, ну как так-то? — я бежала по коридору, еле поспевая за шефом. При этом не смотрела ни на мужчину, ни по сторонам, так как очень внимательно следила за своими ногами, боясь упасть. Каблуки были очень высокими — я носила такие на работе, чтобы стать хоть чуть заметнее. С моим ростом было сложно выглядеть значительной, а очень хотелось.
Бедные мои ноги — у меня с ними проблема с детства. Я пошла позже всех моих погодок во дворе, да и после этого передвигала конечностями не так, чтобы очень бодро. На физкультуре бегала медленнее остальных и ненавидела долгие пешие походы по пересеченной местности.
Бабушка говорила, что я рождена, чтобы меня носили на руках, я же считала, что рождённый плавать ходить не должен. Да, плавала я, будь здоров: и в школе, и в университете всегда состояла в сборной, стабильно выигрывая золото. Правда, с определенного момента моя карьера пловчихи все же накрылась медным тазом.
А вот теперь пришлось нестись за шефом, ломая ноги, в то время как он спешил в переговорную, отмахиваясь от меня со словами:
— Таечка! Прекратите! Какая разница: июнь, июль или август. Приехала целая делегация из Китая. Я не могу вас отпустить. Вы же знаете, что Людочка в декретном — мы не справимся без переводчика!
— А вот Людочку вы в отпуск отпустили, Павел Геннадиевич!
— Побойся бога, она же — в декретный! Это по закону!
— Я тоже… — на этих словах шеф затормозил и с подозрением уставился на меня, прищурив глаза. Сканер его зрачков пробежался по моей фигуре. Не увидев ничего провокационного, директор выдохнул с облегчением.
— Срок же ранний? Отлично! Иди работай!
— Не беременная я! Говорю, по закону мне отпуск тоже положен! — я даже топнула ногой для убедительности, тут же почувствовав острую боль в ступне. Сморщилась, ойкнув, на что шеф удовлетворенно покачал головой.
— Вот! Даже организм тебе указывает на то, что с начальником спорить бесполезно. Пойдем! Китайцы ждут. Вот как все формальности уладим, сразу отпущу, — бодро начал Павел Геннадиевич, после чего вдруг перешел на умоляющий тон. — Потерпи пару недель, а!
Шеф у меня был в целом нормальный мужик, но только уж очень не любил личные обстоятельства. Работа для этого трудоголика была на первом месте, именно поэтому наша строительная компания выигрывала тендеры и была среди крепких середнячков в своем сегменте: мы даже построили торговый центр, а теперь вот получили возможность возводить большой отель на побережье Чёрного моря.
Китайцы были инвесторами, а потому вот уже второй год мы с Людой обеспечивали коммуникацию между нашим “Мегастроем” и их компанией. Обе так устали, что искали любую возможность отдохнуть, сбежав с работы. Людочка, вот, наотдыхалась и неделю назад, с фразой: “Ну, давайте! Бамболео!” послала всем воздушный поцелуй и умчала вить гнездо в двухэтажном элитном доме своего мужа, ожидая появления отпрыска.
Я была более системным человеком, не любила сюрпризы. Заявление на отпуск как всегда написала сразу, как вернулась с предыдущего отдыха. Билеты купила за полгода, а чемодан собрала позавчера. Это позволяло надеяться, что все идет по плану. Условием для моего отдыха всегда являлась определенная дата: в первый день седьмого лунного месяца я должна была быть дома у бабушки в своем родном Мурманске. В этом году этот месяц начинался 25 июня, а потому именно в это время я и собиралась покинуть столицу.
Если кто-то узнавал, куда я езжу каждое лето, непременно вертел пальцем у виска: выбрать для отдыха Баренцево море? Серьезно? Вот именно поэтому я стараюсь особенно не распространяться на тему своих поездок — устала объяснять, что еду к бабушке, что для меня это очень важно, и врать, что я совсем не хочу на южный курорт или заграницу.
Шеф распахнул дверь переговорной, а я чуть не упала, зацепившись каблуком за порог. Внутри помещения было довольно шумно, так как наши возлюбленные китайцы активно общались между собой. Все пятнадцать азиатов сидели за овальным столом, употребляя кофе, соки и воду, которую им принесла Леночка — секретарь Павла Геннадиевича. К слову, называть коллег в ласкательно-уменьшительном варианте была не моя блажь — так всех величала первый заместитель нашего гендира — Наталья Николаевна Коростылева, ну а мы по итогу привыкли.
Наталья Николаевна тоже уже присутствовала в помещении, вызывая бурю эмоций у китайских бизнесменов — я точно знала, что не наш проект, а именно эта женщина была предметом их активного обсуждения. Мужчины комментировали ее внешность, восхищаясь ее холодной красотой. Наша примадонна всегда была в центре внимания: умопомрачительная блондинка тридцати с лишним лет, выглядевшая максимум на двадцать пять, активировала эротические фантазии у любого примата мужского пола. И дело не в ее сексуальной одежде — мне кажется, явись она в робе, реакция была бы не менее бурной, чем сейчас. При этом Наталья оставалась профессионалом — хватким и компетентным. Был у нее только один недостаток, она пасла Павла Геннадиевича, ожидая его развода и ограждая мужчину от всех окружающих его представительниц женского пола с энтузиазмом сторожевой собаки. Только вместо того, чтобы лаять, замдир искажала имена, тем самым предупреждая, что мы под наблюдением. По имени и отчеству Наталья Николаевна называла только главбуха: дородную женщину, давно выбывшую с рынка невест.
"И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она — Чжуан Чжоу".
Чжуан-цзы.
Лидия Ивановна сейчас выглядела совсем не так, как могут и должны выглядеть цивилизованные русские женщины. Надев тканевый плащ черного цвета с длинными рукавами и декоративной вышивкой, она обвила свою талию поясом с подвесками из медвежьих когтей, на голову надела нечто, утыканное птичьими перьями, а в руках держала бубен. Женщина пришла к своему сейду — так называется священный камень у ее народа, выполняющий роль алтаря — в полночь. Зажгла костер, кинула в него правильных травок, чтобы общение с духами прошло как по маслу, а затем, поймав глазами отражение лунного росчерка в морской воде, принялась стучать в свой бубен — родовой, полученный от деда.
Духи ответили только тогда, когда в воздухе запахло рассветом. Лидия Ивановна, закрыв глаза, потребовала объяснить им волю Тшадзе-олмай — бога воды и рыболовства, который явился ей в прошлую ночь. Бог сказал что-то невразумительное, а уж показал и вовсе ужас запредельный, который она и не запомнила толком, поэтому сейчас желала конкретики. Беспокоить это сильное божество напрямую не хотелось, так что пришлось камлать и звать своих верных духов — они-то уж точно растолкуют. Однако и эти бестелесные помощники не спешили ей на выручку. В сознание женщины то и дело вторгались их скрипучие потусторонние голоса, холодящие кровь и дурманящие сознание. “Черные воды согреют кровь… Черные воды примут жертву… Судьба зовет… Смерть приглашает”.
И как бы ни пыталась шаманка добиться от них определенности, они повторяли ровно то, что сутки назад прогремел ей шумом волн и рокотом прибоя во сне сам Тшадзе-олмай — что-то о смерти, что-то о черноте. Ах, ну почему ни духи, ни боги не говорят конкретные вещи — это точно бы помогло, а вот эти все абстракции и недоговоренности выводят из себя. Словно разговариваешь по сотовому, а связь постоянно глушат, и ты слышишь лишь куски того, о чем говорит твой собеседник. За столько лет своей бытности шаманкой Лидия Ивановна так и не привыкла к этим обрывистым предсказаниям, однако всегда находила возможность их разгадать.
С первыми лучами солнца, когда остыл последний уголек костра, женщина встала, и повесив бубен за спину, тяжелой походкой направилась к припаркованному в ста метрах автомобилю. Джип российского производства был приобретен ею лет пять назад и с тех пор ни разу не сломался. Когда люди узнавали об этом факте, то без всякого принуждения верили в то, что она настоящая ведьма или шаманка — укротительница отечественного автопрома. Такая слава играла ей только на руку. Однако в глубине души Лидия Ивановна все же считала, что залогом ее автомобильного рая было своевременное техническое обслуживание.
Сбросив с себя шаманский костюм, женщина забралась за руль и, включив печку, согревалась после утреннего прохладного бриза — она очень любила тепло, что делало ее пребывание на Кольском полуострове весьма проблематичным. Но как она могла покинуть землю предков? Здесь она родилась, здесь и умрет, к сожалению, не передав свой дар никому — ее сын совсем к этому не расположен, а его единственный ребенок, внучка Тая, слишком необычное существо.
Приехав домой, Лидия Ивановна только успела заварить себе крепкого травяного чаю, когда раздался телефонный звонок. Смартфоны шаманка не признавала, а потому у нее был стационарный аппарат — именно он сейчас и надрывался. Когда она подняла трубку, то услышала голос внучки — та была взволнована, но как всегда говорила очень обстоятельно и по сути.
— Бабушка, я увольняюсь с работы. Меня вынуждают перенести отпуск, но я не могу себе этого позволить. Твои духи говорили, что я должна жить в столице, но, по-моему, они ошиблись. Я возвращаюсь и….
— Тая! Девочка моя! А почему тебе не дают отпуск? — перебив, уточнила Лидия Ивановна. Шаманка почувствовала внутреннее беспокойство, которое в ее классификации являлось интуицией или “шепотом духов”.
— Павел Геннадиевич отправляет меня с делегацией китайцев на Черное море на месяц! — выдала главную новость Тая. Она не видела, как ее бабушка схватилась за сердце, но услышала ее частое дыхание, выдававшее крайнюю степень возбуждения.
— Бабуль, тебе плохо? — вскричала Тая, но женщина пока не в силах была вымолвить ни слова. В голове очень отчетливо вспыхнули картины ее последнего сна, который все это время ускользал из ее сознания…
Таю накрывает волной шторма, а потом со всей силы бьет о корпус огромного судна. Тело девушки, которое по всем законам физики должно было расплющить в лепешку от силы морской стихии, вместо этого совершенно немыслимым образом взорвалось, разлетевшись на тысячи осколков, но только это были не ошметки мяса или куски костей, а брызги белой пены, которые смешалась с волной и схлынули, унося с собой то, что когда-то было рыжеволосой внучкой Лидии Ивановны. Шторм утих, тучи разбежались как пугливые птицы, а водная гладь отразила мирный свет полной луны. Море приняло жертву…
— Духи сказали, что от судьбы не уйдешь, милая, — с трудом, но все же выговорила старая шаманка, придя в себя и обретя голос. Она не могла сопротивляться воле Тшазде-олмай. Похоже, ему нужна была ее внучка — наверное, он что-то задолжал богу того моря, куда посылают ее кровинушку. Было горько, но Лидия Ивановна никогда бы не пошла против воли тех, кто по ту сторону, так как кара могла быть несоразмеримо хуже ухода ее внучки к предкам.
Старая шаманка знала, что Таю ждет особая судьба, так как с самого рождения та не была до конца земным созданием. Так что, может статься, девушку, наконец-то, зовет к себе ее мир. Вот таким вот хитрым образом.
— Что это значит? Бабушка? Ты меня отпускаешь? Но разве я смогу пройти ежегодный ритуал без твоей помощи?
— Там есть море — это главное. Я пойду к сейду без тебя в нужный день, а тебе стоит лишь делать то, что и всегда. Мы справимся.
Природа никогда не спешит, но всегда успевает
Лао-цзы
Аэропорт Геленджика встретил нас прохладой, хотя рассчитывать на то же самое за его стенами не приходилось: пилот перед посадкой пробулькал в динамики, что температура в городе около тридцати градусов жары. С какой-то целью он даже сообщил нам температуру морской воды, которая, по его сведениям, достигла двадцати градусов. Я мысленно ужаснулась. Привыкнув к воде, которая нагревалась всего лишь до плюс восьми, максимум, десяти градусов, я боялась свариться в черноморском кипятке. Я даже душ по привычке всегда принимала ледяной, вообще не прикасаясь к вентилю горячей — никакого удовольствия, если на тебя не льются освежающие струи.
Обдумав ситуацию, решила, что, когда придет время, уплыву подальше и поглубже — не на мелководье пляжа же я с отдыхающими плескаться буду, в самом деле. Представив эту картину, усмехнулась, на что тут же отреагировала Наталья.
— Таечка! Скажи мужчинам, что мы направляемся в зал выдачи багажа, — зачем-то приказала она, хотя Ли Вэй уже давно объяснил наши дальнейшие планы своим соотечественникам.
Прилетели мы эконом-классом. Павел Геннадиевич хотел отправить всю группу бизнесом, но на этом рейсе не оказалось достаточного количества мест, что вынудило всех из чувства солидарности лететь в основном салоне. Наталья, правда, упорствовала, настаивая, чтобы ей забронировали отдельный билет, но тут уж слово взяла я. Пришлось объяснять, что если меня оставят с китайцами в эконом-классе одну, отправив замдира в повышенный комфорт, это автоматически поставит всех наших инвесторов на ступеньку ниже ее и тем самым унизит. Чтобы Наталья Николаевна летела с комфортом, к ней должны присоединиться все, кто в нашей группе относится к топам — без четкой иерархии тут никак. Времени заморачиваться и сортировать китайцев на главных и не очень не было, так как все как всегда делалось в последний момент, поэтому мы пошли по пути наименьшего сопротивления — всех уравняли, запихав с обычным российским людом.
Китайцы, к слову, об этом вообще не пожалели — им было весело. Практически весь самолет летел в Геленджик на отдых, а потому настроение у российских пассажиров было соответствующее: солнечное и куражное. Они громко общались, просили налить им вина или пива и учили моих азиатских подопечных материться.
Эти несколько часов я практически не сидела, так как “товарища переводчика” звали со всех рядов, где расположились китайцы. “Ну вот переведите им, что наша водка — это национальный продукт, в котором вся мудрость русского народа!.. Девушка! Спросите у товарища, почему их товары такие некачественные. Я вот недавно джинсы купила “мейд ин чайна”, разошлись по шву на второй день… Переводчик! Скажи, что “на здоровье” — это и есть их “комбай”! Не понимает меня этот Хошимин… А это японцы или китайцы? Я вот вообще не различаю! Я вашего товарища Ким Ченына хорошо знаю, молодец мужик! Не прогнулся перед империалистами!”
К посадке весь борт пел “Катюшу”...
Это была не вся прелесть полета. Добавляла перцу Наталья Николаевна, которая постоянно капризничала: то спину ей ломило, то было душно. Стюардессы улыбались нам дежурными улыбками, но я понимала, что на самом деле они нас ненавидят. Меня за то, что я бегаю по рядам, даже во время турбулентности, Наталью — за ее предсмертные конвульсии, а остальных — просто за то, что они существуют.
И все же мы долетели, и улыбки прощающегося с нами экипажа самолета были очень искренними. Ответный волчий оскал Коростылевой тоже был вполне себе от души.
Мы добрались, это была победа, но на этапе получения багажа случился конфуз. У большинства из нас, включая меня, была только ручная кладь, но Наталья, Ли Вэй и еще парочка китайцев везли запрещенку — предметы, которые нельзя брать в салон самолета. В основном это были сувениры для администрации Жемчужного, а в случае с Коростылевой — еще и литры косметических средств. В итоге пришлось стоять возле ленты, ожидая появления нужных нам чемоданов.
Выловив с транспортера практически весь наш багаж, мы дружно высматривали последний: серебристый кейс нашей царицы. Спустя минут двадцать ожидания лента опустела, а его туда так и не выкинули.
— Это как же?.. Это что же?.. — хватала воздух ртом Наталья, не в силах смириться с катастрофой вселенского масштаба, обрушившейся на нее, а я, оглядываясь по сторонам, вдруг заметила искомый объект. Его катил за собой высокий, крупный мужчина — лица я не видела, только широкую спину в цветастой рубашке, обтянутые джинсами могучие ноги и вихрастую светловолосую голову.
— Эй, стойте! — рванула я вперед, не предупредив своих спутников. Погоня должна была быть короткой: мужчина приближался к дверям на выход в основной зал, а я, путаясь в ногах, готовилась к тому, чтобы его схватить. Однако мои нижние конечности как всегда не были готовы к подвигам, несмотря на мягкие, удобные мокасины без каблуков. Ситуацию осложнил еще и человек с тележкой, совершенно неожиданно пересекший мой путь. Затормозить я не успела, а потому на полной скорости налетела на гору чужих чемоданов и с криком ее опрокинула, привлекая внимание половины аэропорта. Нет худа без добра — обернулся и мужчина с серебристым чемоданом.
— Стой… Мой… — барахтаясь в рассыпавшемся багаже и пытаясь встать на четвереньки, сипела я. Выручать меня одновременно подбежали двое: Вэй со словами “Нельзя спешить, ведь в спешке нет времени созерцать!” и белобрысый вор, который схватил меня за шиворот и поставил на ноги, пророкотав со сдавленным смешком: “Хренасе ты даешь! Я такое последний раз в Цирке дю солей видел. И номер этот объявляли как смертельный!”
Восстановив равновесие и приняв извинения мужика с тележкой, я вспомнила, куда и зачем бежала, и рявкнула на здоровяка:
— Это наш чемодан!
— Где? — не понял мужчина.
— Тая… — начал было Вэй, но я подняла руку, призывая его замолчать.
Будьте там, где вы есть, иначе вы пропустите саму жизнь
Будда Шакьямуни
До Жемчужного мы добрались примерно к шести вечера. Жара нисколько не спадала, мне даже показалось, что стало еще более душно — словно солнце предчувствовало приближающийся вечер и спешило прогреть нас с удвоенной силой. Впрочем, когда мы прибыли на место, я напрочь забыла обо всех неудобствах и иных ощущениях, кроме восторга: то, что я увидела, было просто чудесным. Отель “Изумрудный” выглядел словно иллюстрация к доброй детской сказке. К нему мы подъехали, не сворачивая в город — оказалось, что место нашего ночлега находится не то чтобы на окраине, но все же и не в центре: отель притаился со стороны побережья, где жилых построек практически не было, в основном базы отдыха, гостиницы, пляжи. “Изумрудный” стоял особняком и от этих нечастых вкраплений цивилизации, закрывшись скальными выступами, поросшими лесом.
— Я не поняла! Тут что, никакой инфраструктуры? — первое, что сказала Наталья Николаевна, когда вышла из автобуса. — В какую дыру нас запихали?
— Первая линия, — хохотнул подошедший Данил. Он обогнал нас на трассе и уже какое-то время пребывал в гостинице. — За вами будет приезжать Михалыч, да, Михалыч? — Удовлетворившись угрюмым “угу” пожилого усатого водилы, блондин продолжил болтать. — Он будет отвозить вас в город и обратно. А тут тихо, пляж в нескольких шагах. Разве не красота?
— Очень здорово, — восхищенно подтвердила я, глазея на трехэтажное здание отеля, который недаром назвали “Изумрудным”. Все его стены были оплетены плющом. — Не знала, что плющ растет и на побережье.
— Он растет там, где его посадят, — усмехнулся мужчина, стрельнув в меня взглядом, а потом вновь повернулся к нашей королеве, которая в это время нервно озиралась, недовольно сморщив носик. — Уважаемая Наталья! В гостинице всего восемь комнат на этаже, чужих людей толком нет, так что вы будете тут своей компанией. Никто не побеспокоит и не станет нервировать наших столичных умниц! — похоже, он делал комплимент. Нам обеим. Но смотрел на Коростылеву, вызывая у меня тем самым непрошенную досаду.
— Это ж сколько тут комаров! Надеюсь, в комнатах установлены противомоскитные сетки, — не унималась она, прихлопывая кого-то в воздухе. Наша главнокомандующая игнорировала слова Данила, хотя он был единственным, кто вообще обращал на нее внимание. Остальные были сражены очарованием окружающей природы и не реагировали на ее злобное шипение.
— Зачем тут что-то строить, коль уже есть такая красота? — спросила я, а Ли Вэй, который как всегда совершенно бесшумно подкрался и встал слева, вторил мне:
— Тут я чувствую гармонию. Надеюсь, свой отель мы будем возводить вдалеке отсюда, это место уникально, его нельзя разрушать многолюдьем…
— Ваш отель построят в десяти километрах, а “Изумрудный” никто трогать не будет. Это частная земля, владелец ни за что с ней не расстанется, — бодро ответил Даня. — Ну что, шагаем внутрь?
Спорить никто не стал, все схватили свои вещи и с предвкушением зашли в вестибюль. И он не подвел. Внутри все дышало уютом и стариной. Не совковой однотипной штамповкой, а эксклюзивной красотой начала прошлого или даже конца позапрошлого века. При этом элементы лепнины, резная мебель и цветовые сочетания были так изысканны и изящно подобраны, что мне захотелось сказать “Браво!” дизайнеру — в современном мире повсеместного хайтека и китча это пространство было просто глотком свежего воздуха.
Нас встретила женщина средних лет — седые волосы уложены в сложную прическу, а платье было под стать окружающей атмосфере. Красивая, стройная, с осанкой королевы — в ней чувствовались порода и ум. Ее образ очень шел этому месту. Мне даже подумалось, что отель тематический. Ну или этой женщине просто нравятся платья в пол и крахмальные ажурные воротники.
— Приветствую! — сказала она. — Меня зовут Мария Федоровна, я бессменный администратор этого отеля. Живу я тут же, так что доступна вам на постоянной основе. Номер моего сотового лежит на информационной стойке, — сделав эффектную паузу, женщина посмотрела на нас, словно ожидала вопросов или возражений. Мы молчали, сраженные ее харизмой. Китайцы даже автоматически начали кланяться, хотя я активно переводила, объяснив, кто перед ними, чтобы они ненароком не решили, что она берет их в рабство. — Я прошу вас присесть. Сейчас я всех зарегистрирую, а затем вас проводят в номера. Завтрак с семи до девяти, обед с часу до двух, а ужин в семь. Наша трапезная вон за той дверью. Рядом нет никаких магазинов, но в отеле имеется небольшой бутик, в котором вы сможете найти большинство необходимых вам бытовых мелочей. Если чего-то не нашли, обращайтесь ко мне. — Мария Федоровна рассказывала очень бодро, сопровождая свои слова активной жестикуляцией и указывая рукой нужные направления словно стюардесса в салоне самолета. В вестибюле никто не смел шелохнуться или кашлянуть, пока она не закончит.
Вот это женщина! Мне кажется, она раньше завучем была в школе. Или даже директором!
Когда краткий ликбез закончился, Мария Федоровна вернулась за стойку ресепшена и начала споро оформлять каждого присутствующего. В течении пятнадцати минут все было готово — даже наша страдалица не успела возмутиться. Наталья Николаевна все это время, утонув в мягком кресле, которых было в вестибюле в достатке, пребывала в блаженном состоянии расслабленности и покоя. Все присутствующие с подозрением посматривали в ее сторону, ожидая, когда же она наконец взорвется и начнет на что-нибудь жаловаться. Наша королева молчала — то ли тоже впечатлилась нашим администратором, то ли и на нее все же подействовало очарование гостиницы.
После того, как всем выдали ключ-карты, в вестибюль как по мановению волшебной палочки вышли двое портье. Это были молодые парни, которые с любопытством посматривали в сторону китайцев, пряча улыбки. Я скомандовала моим подопечным следовать за ними, после чего наша китайская армия потянулась стройными рядами влево от стойки администратора. Нас с Натальей Николаевной вызвался проводить Даня, который схватил чемоданы и бодрым шагом направился прочь от всех остальных — направо. К лестнице.
– Что такое путь? – спросил монах у Дзёсю.
– То, что начинается за забором.
Буддийский коан.
Столовая, кафе или “трапезная”, как назвала ее Мария Федоровна, выглядела, как и все в этом отеле, изысканно и утонченно, вызывая самые возвышенные чувства. Столы были накрыты нарядными скатертями, на них стояли позолоченные вазы с цветами, а посуда создавала впечатление, что на ужин ожидается императорская семья. Хотелось обращаться ко всем “Дамы и господа!” и обмахиваться веером. Никаких громких разговоров, смеха или иной экспрессии — только спокойные беседы и вежливый тон.
Похоже, мое настроение разделяли все члены нашей большой компании: китайцы озирались, не зная, как себя вести. Я прислушалась — кто-то из них предположил, что их поселили в музее. Их дискомфорт вполне понятен, в такой обстановке азиатские мужчины выглядели максимально неуместно: словно инородные элементы, выпадающие из общей картины под названием “тут русский дух, тут Русью пахнет”. Вспомнив эти строки, я воскресила в памяти и другие — про кота и русалку. Интересно, почему писатели и поэты так спешат поиздеваться над обладательницами рыбьих хвостов? Пушкин-затейник морскую деву зачем-то посадил на дерево.
— Елена, вы прекрасны! — прошелестел Ли Вэй, как всегда совершенно незаметно подкравшись и заставив меня вздрогнуть. — Глядя на вас, я осознаю, что совсем не спешу в нирвану, мне и в сансаре пока неплохо!
Я скосила на него глаза и поблагодарила за столь оригинальный комплимент. Мне, конечно, было приятно, но не так, как если бы мой внешний вид, без всяких там изысков, похвалил другой мужчина — я хотела понравиться Данилу. Однако его нигде не было видно, похоже, ужинать он не придет. Логично — что делать персоналу с гостями отеля? Настроение немного испортилось, но я взбодрилась, вспомнив, что собиралась подарить себе прогулку по округе. Что там говорил наш рыцарь? Живет в коттедже неподалеку? Поищем, посмотрим.
Меня и саму удивляло укоренившееся во мне настойчивое желание преследовать блондина. Словно весь эмоционально-чувственный потенциал моего организма настроился на этого мужчину. Может, дело в том, что через два дня новолуние? А, может, все дело в месте, в котором мы находились? В душе росло волнение, сопровождаемое смутными предчувствиями, время от времени разбегающимися по телу уколами тысяч невидимых иголочек. Похоже, луна уже начала свое воздействие — наверное, на юге она более активная, как и его жители.
Ужин в “Изумрудном” отличался от обычных гостиничных трапез: никакого шведского стола и толчеи. Нас рассадили за столики, после чего официанты начали выносить закуски. Данил не обманул, и мы действительно были единственными гостями, поэтому в помещении преобладала китайская речь. Обслуживали нас те же парни, что и таскали чемоданы — штат отеля, судя по всему, был весьма скромен по своему составу.
Было вкусно, изящно и необычно: предназначенные для разных видов блюд столовые приборы, затейливая подача и разнообразное меню. Мишлен присвоил бы пять звезд, я уверена. Только не было похоже, что “Изумрудный” нуждается в чьей-то оценке. Отель ощущался отдельным миром, почти живым, который обладал неповторимым стилем и чувством собственного достоинства — он дышал эксклюзивностью, призывая нас проникнуться своей чарующей атмосферой.
За столиком мы сидели втроем: я, Ли Вэй и Наталья Николаевна. Коростылева, судя по ее растерянному виду, тоже немного обалдела от обстановки и пыталась решить ребус из выложенных возле тарелки вилок, ложек и ножей. Никто из нашей компании не обладал сакральными знаниями о правилах использования столовых приборов. При этом китайцы особо не заморачивались: они проигнорировали намек и начали с аппетитом уминать за обе щеки все, что им приносили, на удачу выхватывая облюбованный столовый прибор и не пытаясь выяснить, для чего его перед ним положили. При этом звуки, которые они издавали, поглощая пищу, могли бы разрушить очарование любого мероприятия. Мы же с моей начальницей боролись до последнего, пытаясь использовать весь арсенал подручных средств по назначению. Я подглядывала за тем, что делает Коростелева, а она в свою очередь наблюдала за мной.
— Это приборы для закусок, — вдруг раздалось над ухом, заставив нас с Натальей Николаевной подскочить на месте. Ли Вэй при этом даже ухом не повел. Мария Федоровна появилась рядом с нашим столом, причем в моем случае, она стояла у левого плеча, вызывая стойкое желание через него поплевать. — Да, а вот этими можно есть мясо. Нет! Это рыбные приборы.
Пристыдив нас таким образом и напрочь убив аппетит, администратор прошлась по залу, сохраняя невероятное хладнокровие, несмотря на издевательства китайцев над столовым этикетом. Закончив инспектирование, Мария Федоровна спокойно и с достоинством покинула помещение.
— Сильная женщина. Многое видела, многое пережила, — прокомментировал Вэй, уминая салат десертной вилкой без всякой рефлексии.
— Ведьма, — прошептала Коростылева.
Я промолчала, оставив свое мнение при себе. Странный отель, странные люди, но мне ли жаловаться. Скоро я сама начну бить все рекорды по странностям и неприятностям.
После ужина Наталья пошла к себе, увидев, что поражать своей красотой тут особо некого. Китайцы для нее были пройденным материалом — они уже давно присвоили ей титул “Мисс Вселенная”, Дани не было видно, а официанты стоили ее внимания не более чем комары, которых она могла прихлопнуть не глядя.
— Завтра у нас ранний выезд. Сразу после завтрака в восемь едем в мэрию к Штайнеру. Он звонил с подтверждением, — бросила она, словно я и без того не знала наше расписание до минуты. Я смиренно кивнула, и мы распрощались.
Закончив трапезу, часть наших китайцев вместе со мной вышли на свежий воздух полюбоваться закатом у моря, а я направилась по тропинке влево, так как хотела прогуляться в одиночестве. Ли Вэю, который увязался за мной, я тоже вежливо, но твердо сообщила о своем нежелании иметь в данный момент компанию.
Хороший завтрак не заменит хорошего обеда.
Китайская пословица
Засыпала я в эту ночь очень тяжело. Сказалось напряжение последних суток. Столько событий в один день — это много даже для меня, самой являющейся тем еще событием. Перелет к Черному морю, встреча Даниила, который Данил и по совместительству мужчина, поразивший мое воображение, необычный отель и знакомство с местным духом леса — казалось, что еще могло меня взволновать? Оказалось, очень многое.
Вот, например, картина с русалкой, которую я сама лично сняла со стены. Она могла быть просто совпадением или глупой шуткой, если бы не одно но: когда я зашла после прогулки в номер, акварель вновь, как ни в чем ни бывало, висела над кроватью. Но и это еще не все. Сейчас она выглядела немного не так, как несколько часов назад: кто-то вспорол полотно прямо на изображении русалки, отделяя голову девы от туловища.
Логика говорила о том, что это угроза. Причем, со стороны некоего недоброжелателя, который точно знает, кто я. Что ж, допустим. Но в чем суть угрозы? Что я должна сделать? На ум пришло только одно: уехать. Похоже, я кому-то тут мешаю. Бред! Но какие еще есть варианты?
Я вновь забралась на кровать и сняла картину со стены, внимательно рассмотрев повреждение. Ничего особенного, кроме того, что бумагу резали чем-то очень острым: края разреза были ровные, без шероховатостей и мелких зазубрин. Да уж. Следствие ведет Таисия Легкая. Со вздохом я снова убрала картинку в выдвижной ящик прикроватной тумбочки и занялась подготовкой ко сну. Интересно, утром акварель вновь окажется на стене над моей головой? От такой вероятности по коже пошли мурашки. Одно дело, когда картину возвращают на место в мое отсутствие, и совсем другое, если кто-то будет ходить по кровати, пока я на ней сплю. А, может, ему не требуется топтать мою постель и он или она — надеюсь, хотя бы не оно — умеет летать?
Проворочавшись в мучительных размышлениях час, я позвонила бабушке. Прослушав вместо гудков несколько раз припев старой песенки "Дельфин и русалка", я наконец-то дождалась, когда шаманка ответит. Чувство юмора у Лидии Ивановны было то еще — не каждый поймет. Эту мелодию она на вызов выставила недавно, а еще пару дней назад я наслаждалась припевом одной из песен известного певца под псевдонимом "Шаман" — каждый звонивший моей бабуле мог впечатлиться, что он русский, хотя по ее задумке, так оригинально обыгрывалась именно ее профессия.
— Ба, здравствуй. Не спишь еще? — спросила я.
— Я никогда не сплю. Иногда ухожу в мир духов, и тогда тело отдыхает, — ответила она, а я с ухмылкой вспомнила, как сладко сопит и даже храпит всю ночь, пуская слюну, Лидия Ивановна. Однако, спорить не стала. Злить шаманку себе дороже. — Что ты хотела, милая? Вроде бы, еще рано для начала проблем.
— Да, похоже, самое время, — начала я, после чего поведала о появляющейся на стене картине и знакомстве с лесным духом. Про Данила рассказывать не стала, не хватало услышать в очередной раз, что он мне не пара.
В ответ на мой рассказ последовала очень выразительная тишина, которую чуть позже разбавили шорох, шипение, сдавленные ругательства и наконец бабушкин голос:
— Не нравится мне это, — поразила своей проницательностью шаманка. — Я по десять часов духов вызываю: левая рука устает бубен держать, а правая — стучать. При этом беспрестанно дурман-траву в костер кидаю, да песни специальные пою, чтобы хоть один самый лояльный бестелесный засранец, да простят меня предки, заговорил, а ведь мои духи уже давно меня знают — прикормлены моим даром. А тут…Чтобы сам дух леса… Ему что-то надо от тебя, Тая, так что будь аккуратна и никогда ничего не обещай. Слышишь? Никому. Даже тем, кто кажутся вполне заурядными… А по поводу картины… Ты права, это угроза или предупреждение. Тебя хотят напугать, чтобы выгнать. Да только не обращай внимания. Там твоя судьба, милая, там, на черной воде. И не стоит бежать… Так духи сказали…
На этом мы закончили разговор с бабушкой, потому как она выказала срочное желание бежать к своему сейду советоваться с предками по поводу того, что мне делать с угрозами. Но я и так поняла, что их нужно просто игнорировать. Не сказать, чтобы разговор успокоил, но утомил — так точно, а потому я все же уснула, хоть и беспокойным сном.
В моих хаотичных сновидениях я наблюдала сплошь морды улыбающихся котов и оторванные рыбьи хвосты. А еще серые глаза, время от времени загорающиеся глубоководным холодом. Я упорно пыталась рассмотреть, как выглядит лицо их владельца, надеясь узреть рыжеватую челку. Однако видение ускользало, так и не явив мне физиономию Ларина и оставив меня в неведении: кто тревожил мою самую суть, вызывая ледяную рябь на коже и стойкое ощущение, что она вот-вот покроется чешуей.
Утром я спустилась на завтрак вовремя: собранная и готовая трудиться на благо “Мегастроя”. Проснувшись, я первым делом посмотрела на стену и вздохнула с облегчением. Расследование показало, что моя акварель осталась там, куда, я ее положила — никакой злодей за время моего сна не топтал мою постель. Это успокоило и позволило сосредоточиться на главном.
Сегодня самый сложный день: первая встреча с мэром и поездка на место будущей стройки. В каждом из этих мероприятий я играла важную роль, так как должна была все четко и по существу донести до наших китайских партнеров. Так что я выкинула из головы духов, русалок и шаманов заодно, а вместо этого взяла с собой блокнот, ручку и дежурное выражение лица под названием “деловая девушка”.
Завтрак проходил все в той же камерной атмосфере с флером русской классики и чавканьем китайских коллег. Изящные фарфоровые чашки, ароматный чай, стопки блинов, залитых медом, крендели и пироги — это был карнавал сдобного теста и сытных начинок.
Китайцы уважили угощения от души. После того, как они поднялись со своих мест я разглядела в них только одно желание: отдохнуть, переваривая столь насыщенный завтрак — работоспособности не наблюдалось от слова совсем.
Сонм царств — средь четырех морей… Как терпит небо их раздор? Ведь мелки пчелы, муравьи! Отколь их сила и напор?
Цой Юань
Беседа в кабинете мэра города Жемчужный длилась уже час. Мы почти успели забыть инцидент со сломанным паркером, погрузившись в решение текущих задач. Однако нам об этом вновь напомнили, когда мэру внезапно потребовалась ручка, чтобы записать кое-какую информацию. Он нахмурился, с пренебрежением глянул на торчащий из мраморной подставки простой карандаш, а потом нажал на кнопку стационарного телефонного аппарата, вызывая Алену. Оно и понятно: не царское это дело — использовать простые письменные принадлежности.
На реплику начальника: “Почему на столе нет ни одной ручки?”, произнесенную раздраженным тоном, Алена отреагировала спокойно и в высшей степени профессионально — похоже, к причудам своего шефа девушка привыкла. Она открыла дверцу большого офисного шкафа из красного дерева, закрывающего всю левую стену кабинета, и достала бархатную черную коробочку, которую и протянула Штайнеру.
Глядя, как в могучие руки Александра Михайловича из недр красивой упаковки попадает клон предыдущего золотого паркера, я запнулась и потеряла мысль. В это время я как раз переводила речь Ли Вэя, который рассказывал о том, что множество китайских туристов готовы приехать на Черное море в наш будущий курортный отель, и как это поднимет экономику города, оживив туристический сектор.
Ли Вэй сделал паузу, а мэр открыл блокнот и начал что-то записывать, в то время как я представляла, как идут закупки канцелярии для офиса Штайнера: вместо открытия нового садика или школы в город привозят ящики с золотыми ручками, ибо расход у мэра от двух и более паркеров в сутки. Наблюдая, как мужчина твердым, размашистым почерком записывает что-то в роскошном органайзере с кожаным переплетом, я зависла, а мэр, не дождавшись продолжения моего спича, замер и поднял глаза.
У этого человека очень тяжелый взгляд: он всего лишь посмотрел, а мне словно плиту бетонную на грудь уронили. Уверена, на моем месте любого бы проняло: мужчина сверлил меня взглядом исподлобья с дружелюбием серийного убийцы. Впрочем, может статься, что я зря на него наговариваю и он в, целом-то, милейшая личность: любит котят и щенков, просто по несчастью планирует мое убийство — чем-то не угодила. Удивительно, как экран монитора облегчал взаимодействие с этим типом — в офисе “Мегастроя” я не ощущала и половины того, что сейчас надвигалось ко мне от ауры Штайнера.
— Вы забыли слова? Не можете перевести эту фразу? Мне самому догадаться? Сделать за вас вашу работу? — прогремел Александр Михайлович, а я вздрогнула, сообразив, что зависла и не русифицировала для мэра последнюю часть выступления моего китайца. Открыла рот, чтобы продолжить, но меня опередил Ли Вэй, который обратился к Штайнеру на английском.
— Таисия — прекрасный специалист. Просто она тонко чувствует как несвоевременный шторм, так и затяжной штиль, уважаемый мэр, — пропел мужчина, знаний русского языка которого хватило, чтобы понять суть претензии Штайнера.
— А вы записались в ее защитники? Позвольте мне самому судить о компетентности этой… женщины, — поддержал беседу на прекрасном британском мэр.
— Не думаю, что вы способны быть беспристрастным, — с усмешкой парировал Ли Вэй.
Вспомнив, что это моя обязанность, я перевела пикировку на русский язык для Натальи и на китайский для китайцев, так как английский знали не все. Но это не особо помогло: никто, в том числе я, не понимал, что происходит. К обсуждению проекта пока не возвращались, а дуэль тем временем зашла на новый виток.
Слова Ли Вэя о предвзятости чем-то настолько задели мэра, что он поднялся со своего места. Я, да и, похоже, все остальные, с трепетом уставились на мужчину, только сейчас осознав, насколько он высокий и крупный. Александр Михайлович вышел из-за своего стола и, приблизившись к нашему, остановился напротив китайца. Похоже, он решил раз и навсегда избавится от назойливого критикана. Нет, не побить, конечно, но подавить физически, деморализовав противника массой, что было несложно: когда мужчины встали рядом, на ум пришло только крыловское “Слон и Моська”. От габаритов Штайнера дух захватывало, а Ли Вэй с его весьма значительным для азиата ростом, все же категорически проигрывал этому великану, что, впрочем, не лишало привлекательности его гибкую грациозность.
— Я способен на многое. Даже на то, о чем вы и понятия не имеете, — нависая над азиатом, процедил мэр. Надо отдать должное Ли, он нисколько не смутился. Все так же насмешливо, ничуть не теряя задора на лице и провокационного куража в тоне, он сказал:
— Многое — еще не все, господин мэр, вы…
На этом месте не выдержала Коростылева.
— Господа, я думаю, что сейчас не наш переводчик, а именно вы ведете себя непрофессионально. По плану у нас поездка на объект, если помните. Давайте следовать графику!
Я перевела, хотя всезнающий Ли Вэй и без этого в очередной раз понял русскую речь. Остальные китайцы словно массовка за кадром ситкома, обеспечивающая нужное настроение, зашумели в недоумении — в кабинете стало неспокойно. Александр Михайлович посмотрел на Наталью как на букашку, которая смела заговорить, а затем остановил свой взгляд на мне, опять подарив невероятное ощущение удара под дых. Страшно — угробит, не заметит.
Пришло в голову, что мэр — спортсмен. Ну есть же прецеденты, когда безмозглые, но сильные приходят во власть? Возможно, он популярен за счет своих побед на ринге? Боксер в тяжелом весе? Борец? Тяж? А на английском говорит как бог... Не сходится!
Я оглядела мужчину более внимательным взглядом, прикидывая, на каком виде спорта растят таких гренадеров. Мэр видел, что я спускаюсь взглядом по его фигуре, и, кажется, немного приосанился, став еще мощнее и внушительнее. А я тем временем нашла максимально интересный объект для изучения: уставилась на его ноги. Точнее, туфли. Обувь была дорогая, но главное: изготовлена из змеиной кожи, что очень контрастировало с классическим деловым костюмом темно-серого цвета, в который Штайнер был облачен выше лодыжек. Глядя на бежевую с чешуйчатым принтом обувь размером с космические корабли, я со всей возможной ясностью представила, как на каждую туфлю изготовители потратили кожу целого питона. При этом не удивилась бы, узнав, что сдирал ее своими руками наш жемчужинский Голиаф.
Если вы способны провести совершенно бесполезный день совершенно бесполезным образом — вы научились жить
Линь Юйтан
Я сидела в машине, глядя на бегущую перед взором дорогу. Все молчали, неуютная тишина звенела в ушах, вызывая дискомфорт.
— Александр Михайлович, может, музыку включить? — раздался голос водителя.
— Если только что-то из классики, — возглас эстетствующей Натальи Николаевны.
— Да, люблю русскую попсу, — восторженное согласие на английском Ли Вэя.
— Нет, только грохота еще не хватало, — рычание Штайнера.
Все три ответа прозвучали одновременно, а меня так и подмывало завершить этот спонтанный всплеск общительности чем-то, вроде: “А включи-ка ты, отец, нашу, про лагеря”. Разумеется, вслух я этого не сказала, так как на самом деле радио “Шансон” не значилось у меня в списке любимых. И все же в джипе мэра я чувствовала себя почти как герои этих песен — в неволе по несправедливости и с желанием вырваться на свободу любой ценой. Водитель, само собой, послушал своего непосредственного начальника, и мы продолжили свой путь без музыкального сопровождения.
Проблемы со взаимодействием у нашего скромного коллектива начались почти сразу после того, как Александр Михайлович решил везти нас на своем автотранспорте, громогласно сообщив об этом на всю округу. Когда мы подошли к машине, мэр загрустил. Видимо, только в этот момент он понял, что нас четверо, и с комфортом устроиться не получится. Можно было изгнать водителя, но не сидеть же за рулем самому городскому главе — это же моветон и нарушение протокола.
Джип был большой и вмещал всех. Вопрос заключался в личной дистанции и комфорте: рассадка троих на заднем сидении напоминала такси в студенческие годы или дешевый боевик о похищении, но, похоже, мэр не привык отступать и тем более признавать ошибки. В итоге засунутой на заднее сидение между “похитителями” оказалась я. А виноват в этом Ли Вэй. Этот китайский лис вообще постоянно наводил смуту. Пока никто толком не разобрался, он очень резво, опередив всех, открыл переднюю дверь и предложил Коростылевой место возле водителя. Та с радостью согласилась, и мужчина с пиететом придержал ее за руку, помогая взобраться во внедорожник. Решив дилемму рассадки за всех одним махом, китаец открыл дверь и для меня — мне ничего не оставалось, как забраться на заднее сидение. Сам Ли Вэй начал устраиваться рядом, а Штайнер залез в машину через другую дверь. Через минуту я была размещена между двумя мужчинами в весьма тесном контакте — не так, чтобы в обнимку, но гораздо ближе, чем планировала. Вслух никто не жаловался, Ли Вэй так вообще выглядел как обожравшийся сметаны кот, а мэр сурово безмолвствовал. Видно — не одобрял, громко думал, но вслух не высказывался.
— Александр Михайлович! Хотела бы сказать, что очень благодарна вам за то, что вы согласились сотрудничать с нами. Это будет грандиозный проект… — начала Наталья Николавна, повернувшись к мэру, который сидел позади водителя.
— Будет, — немногословно кивнул головой мужчина и зачем-то полез в карман пиджака на груди. Его правый локоть очень неудачно оттопырился и проскочил возле моей головы, задев ее по касательной. Я ойкнула, мэр чертыхнулся и повернулся в мою сторону, чтобы оценить степень ущерба. Я автоматически отпрянула, так как организм решил, что меня собираются-таки добить. Для своего маневра я выбрала момент резкого поворота машины, а потому, ведомая инерцией, начала заваливаться на Ли Вэя, которого атаковала не только я: Штайнера качнуло в ту же сторону.
Чисто автоматически я выставила руку и схватила мэра за воротник пиджака — то ли защищаясь от его веса, то ли в попытке не задавить китайца. Ли в это время попытался удержать меня, но не сдюжил, и теперь на нем лежало двое. В стремлении всех распутать я барахталась под тушей Штайнера. Мэр начал подниматься, хватаясь за подголовники сидений, а я воспользовалась этим и, уцепившись за спасительный воротник уже обеими руками, на прицепе приняла вертикальное положение.
— Простите, я не хотел вас ударить, — буркнул Александр Михайлович, недовольно зыркая и пытаясь оторвать меня от себя. — Может, вы все же отпустите меня? — добавил он, а я осознала, что продолжаю хватать мужчину за грудки, словно он мне денег должен.
— Прошу прощения, — выдавила я, разжав пальцы и мысленно приказав себе собраться. Моя заминка возникла не на пустом месте, она была связана с глазами моего оппонента и температурным фоном его тела. Дело в том, что во время наших общих с мэром кульбитов я успела взглянуть в его очи. И что я там увидела? Море! Нет, не море чувств, а именно море! Я клянусь — серые радужки Штайнера заволокло штормом! Я видела набегающие волны и пену... При этом мужчина и сам ощущался как глубоководное нечто, утягивающее меня в свою непроглядную тьму...
— Милая Тая, если вам неудобно сидеть между нами, я могу предложить свои колени, — послышалось голос справа, прервав процесс моего оцепенения и размышлений.
Устало вздохнув, я открыла рот, чтобы достойно возразить Ли Вэю, но, само собой, подача попала в цель и ею была не я. Принял ее Штайнер.
— Хм-м. Интересные у вас отношения. Ну теперь понятно, как ваша компания получает заказы, Таисия Ивановна, — с металлом в голосе прокомментировал Александр Михайлович.
— Это не моя компания, — только и нашлась, что ответить. В возмущении я открывала и закрывала рот, ненавидя в этот момент китайца, так как из-за него на меня посыпались такие несправедливые обвинения.
— Это моя... наша фирма, и могу вас уверить, что заказы мы получаем исключительно благодаря своей репутации и качеству строительства. Надеюсь, у вас найдутся слова извинения, когда мы продемонстрируем свой профессионализм и построим лучший отель на черноморском побережье, — возмутилась Коростылева. Мэр покусился на ее главное детище — “Мегастрой”, задев ее гордость. Больше денег, славы и даже Павла Геннадиевича наша заместитель любила эту компанию, которой вместе с нашим директором они руководили уже без малого семь лет. И горе тому, кто смел обижать нашу стройфирму — Наталья Николаевна не прощала. Тем более, что в своем сегменте мы действительно славились честностью, добросовестностью и ответственностью.
Настоящий человек идет под водой и не захлебывается, ступает по огню и не обжигается, идет над тьмой вещей и не трепещет.
Ян Чжу
— Да что это за кусты такие? — в сердцах воскликнула я, забыв, что для духа леса мне достаточно просто думать. Увидев, что я отстала, вся наша группа замедлилась, пытаясь понять, что им следует делать, и не реагируя на просьбу Коростылевой следовать к автобусу.
“Чего орешь как оглашенная?” — раздалось громкое в голове, а я поморщилась и закрыла уши ладонями — не помогло. Даже не представляю, как странно это выглядело со стороны. Вызывайте экзорциста — Тая одержима!
“Не ору я. А ты мысли всех присутствующих слышишь?” — мне вдруг подумалось, что Проныра может быть полезен своими талантами в моей работе, но в ответ я услышала лишь тяжкий котовий вздох.
“Нет, к сожалению, я не телепат, я только на тебя, морская дева, настроился”, — получила я не очень понятный ответ.
“Это как?”
“Да какая тебе разница! Чего пристала? Ты поняла, что нужно делать? К мэру присмотреться!”
Вместо ответа я крутила головой, пытаясь вычислить, где прячется эта черная усатая морда с желтыми глазами. Очень хотелось поймать его за шкирку и допросить. С духами так поступать, наверное, не стоит, но слишком нагло он себя вел. Что за бредовая идея — сводить меня с этим морозным солдафоном в костюме?
— Вы ищите “Сердце ундины”? Их особенно много вон на том утесе. Хотите, поднимемся вместе и я покажу? Это очень красиво, — отреагировав на мой крик и ищущий взгляд, неожиданно предложила молодая девушка из группы экологов.
— А почему эти кусты так называются? — опешив, спросила я. Девушка пожала плечами, но вместо нее готовность отвечать продемонстрировала другая представительница “зеленых”, которая с энтузиазмом поспешила к нам.
— О, это замечательная история — волшебная и таинственная, — сказала она, с надеждой глядя на окружающих в поисках поддержки. — Могу рассказать.
Вокруг становилось людно: китайцы, словно почувствовав, что будет интересно, окончательно передумали лезть в автобус и приблизились к нам. Я перевела им слова эколога, и они возбужденно начали призывать женщину поведать им историю, а меня — ничего не упустить при переводе. Нехотя, но к нашей спонтанной экскурсионной группе подгребся и Штайнер с Коростылевой — теперь внимать готовы были все. Эколог довольно заулыбалась, прокашлялась и заговорила.
“Да-а, хорошая история. Я ее зна-аю”, — тем временем протянул мурлыкающий голос в моей голове. Не удержавшись, я шикнула на него: “Не мешай! Я работаю!”
Потеряв контроль, я, кажется, опять ответила Проныре вслух, введя в заблуждение окружающих. По крайне мере, Данил и Александр Михайлович почти одновременно повернулись ко мне, рассказчица вопросительно подняла брови, и даже Ли Вэй, забыв о своей вечной хитроватой улыбочке, выдал недоуменное:
— Таисия, мне кажется, вы все же перегрелись. Я не зря переживал, что вам жарко. Если вам плохо, я могу переводить вместо вас, но не уверен, что отражу все тонкости. Но я легко могу что-нибудь придумать, чтобы оставить своих коллег удовлетворенными. Вы только кивайте для надежности.
— Все в порядке, я сама. Это были просто мысли вслух, — представив, что может придумать китаец, я поморщилась, а потом обернулась к экологу и призвала ее начинать.
— Травянистый кустарник “Сердце ундины” был назван так местной знахаркой. Название прижилось и было занесено в реестр местной флоры как официальное — таким образом это растение обрело, помимо латинского, такое вот необычное, поэтичное наименование, — спешно, словно боясь, что ее опять перебьют, приступила к рассказу женщина.
— Что за знахарка? — с любопытством уточнил Ли Вэй. Я перевела, а женщина охотно объяснила:
— Живет тут неподалеку одна старуха, зовут Нарина, лечит людей и травит байки. Она была свидетелем появления “Сердца ундины” в нашей местности — это случилось около тридцати пяти лет назад, при этом нигде на побережье, да и в мире не зафиксировано больше произрастания этого вида. Когда советские ученые, которые приехали его исследовать, по совету местных, обратились к Нарине, она рассказала им совершенно невероятную историю, связывающую эти кусты с Нептуном.
— С кем? — переспросил один из китайцев, и я объяснила ему про древнеримского бога морей.
— А морской бог-то тут причем? — заинтересованно подключилась к беседе Наталья Николаевна. Сейчас она была похожа на следователя НКВД, который того и гляди отправит эколога в трудовые лагеря за вранье — будучи по своей сути человеком “здесь и сейчас”, не любила Коростылева подобного рода сказки.
— Так встретила она его, — пояснила рассказчица. — Поговорила.
— И что ж, она прям с ним лично беседовала? — уточнил Ли Вэй, зачем-то косясь на Штайнера, который, сложив руки на груди, смотрел перед собой, погрузившись в свои мысли.
— По ее словам, да, перекинулись парой-тройкой слов, — со спокойной улыбкой уточнила эколог.
— А причем тут растения? — не поняла я.
— Так вы дослушайте! — эмоционально воскликнула женщина, и мы замолчали, ожидая продолжения. — Нептун шел по лесу и набрел на ее жилище… — на этой фразе раздалось фырканье Коростылевой и ее совсем не тихое: “Это же психушка!”, на что даже китайцы, презрев нормы вежливости и любовь к белокурой богине, начали шикать и просить не перебивать. После того, как Наталья Николаевна подняла руки, сдаваясь, и замолчала, азиаты опять сосредоточились на рассказчице.
— Так вот! Когда Нептун встретил Нарину, — с явным нажимом продолжила женщина, — то поведал ей, что раз в год он ровно на сутки выходит из воды в обличье человека. Это всегда происходит летом, в день, когда люди его чествуют. Да-да, тот самый “День Нептуна”... — предвосхитила эколог вопрос открывшего рот Дани. — Бог рассказал, что любит гулять средь народа и радоваться, что его не забывают. Известно же, что боги силу имеют тем значительнее, чем больше мы о них думаем, — женщина сделала паузу, окинув всех взглядом. Переводя на китайский, я по инерции повторила ее действие и увидела интересное: Ли Вэй выглядел так, словно знал окончание истории, Штайнер так и стоял истуканом, глядя в пространство, а Даня скучал, время от времени бросая косые взгляды на Наталью Николаевну. Только китайцы и неожиданно сама Коростылева оказались благодарными слушателями.
Иногда я останавливаюсь и думаю: я мог умереть сегодня.
Джеки Чан
Мешкать было некогда. И я не мешкала. Но для начала оценила обстановку. Вынырнув из воды, глянула в сторону берега и оцепенела от удивления. Он находился на расстоянии нескольких сотен метров, как и то место, откуда я свалилась. В шоке подняла глаза на утес, еле рассмотрев китайцев, экологов и Ли Вэя, махавших с вершины. Каким образом нас в одно мгновение отнесло так далеко? Рассуждать на эту тему мне долго не дали.
— Тая, быстро к берегу! Ты хорошо плаваешь? — возле моей головы вынырнул Штайнер. Я успела забыть о нем, а потому от испуга рыбкой подскочила над водой.
— Я, д-да… Чт-то… — ответила и запнулась, оглянувшись. Море за спиной восстало: к нам шла волна. Огромная, в несколько метров высотой — настоящая мечта серфингиста-самоубийцы. Я думала, не бывает одной волны — бывает много и постоянно. А тут… На ум пришло цунами, но какой, к предкам, цунами на Черном море?! Остальная водная поверхность была гладкой, я не ощущала ни малейшего ветерка — полный штиль. И только этот гребень угрожающе приближался словно взбесившийся кит, решивший, нарушая законы гидродинамики, плыть поперек.
— Скорее! — крикнул мэр, и я прониклась.
Набрав в легкие побольше воздуха, рванула качественным кролем к берегу. Краем глаза я видела, что Штайнер не отставал, чем невольно завоевал мое уважение. Даже в своей обычной человеческой форме я легко делала почти два с половиной метра в секунду — в свое время со мной мало кто мог тягаться, мне прочили олимпийскую славу. А тут, поди ж ты! Александр Михайлович греб как заведенный. Мне даже казалось, что он сдерживает себя и готов плыть быстрее — как рыба-парусник, ускорившись раз в десять. Он что, из солидарности подстроился под меня? Быть такого не может!
Возмутившись такому беспределу, я напряглась и вырвалась вперед. Однако цена этому была высока: тело с радостью приняло вызов и начало автоматическую перестройку на русалочий режим.
Предки, помилуйте! Я почувствовала, как кожу защекотало и похолодило чешуей, ступни начали неметь — процесс перерастания ног в хвост пошел полным ходом. Я уже не чувствовала скорости, а это значило, что я серьезно разогналась. И вот что пугало: мэр все еще шел стабильно рядом, даже на голову впереди. Сейчас мне впервые пришло на ум, что с ним что-то не так. Я даже заподозрила Штайнера в том, что он мой сородич. Решила, что спрошу его об этом позже.
По ощущениям до берега оставалось всего ничего. Меня это, впрочем, не особо радовало, так как в данный момент я получала удовольствие — которое, правда, было чревато излишним вниманием окружающих. Я вдруг представила, что наблюдали зрители с утеса: два дельфина-шизофреника и несущаяся за ними непонятная волна. Кажется, местные репортеры смогли бы поживиться неплохим материалом, случись им пробегать мимо. Впрочем, экологи, как и китайцы, скорее всего, не упустили прекрасную возможность и сейчас снимают на смартфоны. Да здравствует популярность в сети! Радует, что расстояние большое — может, я и не засвечусь.
— Давай, еще капельку! Быстрее! — раздался рев слева, выбивший меня из моих мыслей, а через секунд десять я ощутила рывок, полет и себя, лежащую на песке, куда меня таким стремительным образом вытащил Штайнер. Мэр молча растянулся рядом, а я скосила глаза на свои ноги, боясь что увижу лохмотья брюк и рыбью конечность. К счастью, мы во всех отношениях успели — не только сбежать от загадочной волны, но и от моего русалочьего каминг-аута.
— Таисия Ивановна! — с почти не сбившимся дыханием произнес Штайнер, вновь прервав мой внутренний диалог. — Официально заявляю, что вы самая быстрая женщина в моей жизни!
Прозвучало искренне и с чувством. Мне очень захотелось ответить мэру тем же. И если в отношении меня, это был хоть и сомнительный, но все же комплимент, то скажи я ему, что он самый быстрый мужчина в моей жизни, прозвучало бы явно двусмысленно. Ли Вэй бы не смолчал… А я — да. И не только потому, что сдержанна по природе, но и потому, что пока не могла говорить.
Особенность моего оборотнического организма заключалась в том, что при переходе в хвостато-рыбье состояние, я теряла дар речи. В прямом смысле. В данный момент процесс лишь начался, но и на этом этапе у меня вполне могли проявиться сложности с выражением своих мыслей: будет неловко, если вперемешку с нормальными словами я начну общаться звуками, похожими на те, что издают дельфины. Думаю, вряд ли Штайнер готов это услышать. Так что мне было необходимо минут десять переждать.
— С вами всё хорошо? — Александр Михайлович сел и начал стягивать с себя промокший пиджак, после чего снял рубашку, скрутил ее и принялся яростно выжимать из нее воду. Не удержалась, чтобы не пробежаться глазами по красивому, тренированному торсу, представшему перед глазами. Немного взволнованный, энергичный, с упавшей на лоб челкой — сейчас мэр перестал напоминать бесчувственного солдафона в пиджаке. В данный момент он был мне даже приятен.
Долго залипать на мужской красоте я не стала — были дела и поважнее. Например, понять, что вообще произошло. На повестке было два вопроса: зачем Проныра меня сбросил в воду и что за микро-цунами устроил нам скоростной заплыв. Я приподнялась и всмотрелась в морскую даль. Водная стена пропала. Совсем. Была и нет. Вопросительно и очень громко взглянула на Штайнера, Мужчина усмехнулся и произнес:
— И все же вы удивительная женщина. Вам сейчас полагается задавать вопросы. А вы… Впрочем, я все равно отвечу. По вашим удивительным… — мэр осекся, — по вашим удивленным глазам понятно, что вы хотите узнать. Мы убегали с вами от особого природного явления, характерного только для нашей местности. Возникает волна, она… разрушительна. Ну а от берега нас унесло отбойным течением.
Больше он ничего не стал объяснять, а я посмотрела на мужчину с сомнением. Всю симпатию смыло этой самой разрушительной волной и утащило течением прочь. Пришло осознание, что меня держат за дуру.
Страшно не то, что вас обманули или обокрали, страшно, что вы постоянно помните об этом
Конфуций
— Бабушка, у русалки нет головы! А если ее и мне оторвут? Это угроза! — увидев во что превратилась акварель, я сорвалась: набрала номер шаманки и сказала, что возвращаюсь.
— Тая! О чем ты? Объясни толком! — настойчиво, но при этом спокойно приказала Лидия Ивановна. Она не любила истерики — не мои, ни чьи-либо еще.
— Кто-то опять забрался в мою комнату и вырезал голову у русалки! А ещё меня уронил в море Проныра, пыталась нагнать морская волна, а мэр Жемчужного плавает со скоростью спортивной иномарки. Я хочу домой в Мурманск — там привычно. Ну ее, эту работу!
— Предки! Что ты несешь? Похоже, голову потеряла не картина, а ты. Расскажи обстоятельно!
Я досчитала до десяти, пытаясь унять нервную дрожь, и поведала все, что случилось за этот день. Лидия Ивановна не перебивала, только иногда я слышала ее неразборчивый шепот: “Что за балаган они там устроили?”
Когда я закончила, шаманка некоторое время еще безмолвствовала, а потом выдала:
— Девочка моя, тебе нужно оставаться там. Духи знают лучше, не нужно пытаться их обмануть. Тем более, завтра новая луна, а потому тебе нельзя быть вдали от моря. В дороге ты точно погибнешь, а в Жемчужном… это все может быть полной ерундой и чьей-то шуткой. Волна говоришь?.. Таисия, думаю, не за тобой она гналась… А вообще, бери пример с меня и спроси-ка ты у духа... лесного. Его это проделки — он точно знает, что происходит. Только построже с ним, чтоб не увильнул. В конце концов, ты внучка шаманки, имеешь право!
Именно поэтому после обещанного Марией Федоровной ужина я, несмотря на усталость и необходимость собираться на вечернее мероприятие, сбежала от всех и пошла в лес.
— Дух леса! Проныра! Выходи! — прошипела я в вполголоса, отойдя на десяток метров от отеля, но не углубляясь особо в лес. Надеюсь, сейчас мне не нужны бубен и волшебные травки бабули, я этого заразу и так найду. — Выходи, подлый трус! — вспомнив, что бабушка сказала быть увереннее, я добавила фразу из мультфильма про Леопольда.
— А я не понял, чего это сразу трус? Да еще подлый? — ворвалось недовольное в мою голову. Я посмотрела по сторонам и увидела сидящего неподалёку и взирающего на меня своими желтыми глазами кота. — Хотя, подлый, конечно, не спорю, — покаялась животина. — Но зато я вообще ничего и никого не боюсь!
— Если ты не расскажешь мне что происходит, будешь меня бояться! Это я обещаю! — максимально грозно сказала я.
— Да? И что же ты сделаешь? — кот поднял свои наглые глазищи и заинтересованно уставился на меня.
— Ну… — неуверенно промычала я, — лес начну портить! — С этими словами я схватилась за еловую ветку, что как раз висела над моей головой, и начала ее выламывать. Ветка гнулась, но ломаться не хотела. Я оцарапала себе все руки, вспотела, но за пару минут борьбы так и не смогла причинить ей вред. Плюнув, огляделась, пытаясь найти новую жертву для своей мести, а Проныра протянул, лениво растягивая гласные:
— Зря ты себя калечишь, морская дева. Не твое это — с лесом воевать. Тебе сегодня еще на приеме блистать. Мэра очаровывать… — у меня появилось стойкое ощущение, что указания мне раздает кот Матроскин — сейчас манера лесного духа говорить очень напоминало этого мультперсонажа.
— Да что тебе дался этот Штайнер? Да чем больше ты говоришь о нем, тем меньше мне его видеть хочется! — в сердцах воскликнула я.
— Да ты что! — делано удивился кот. — Ну тогда продолжим! — совсем уж невпопад мявкнул он. — Александр Михайлович — очень хороший человек. Надежный, спортсмен, верный, детей хочет…
— Да ты издеваешься? Он сын твой, что ли? Что ты его мне сватаешь? Ты для чего меня с ним в воду уронил? Чтобы мы что? Умерли в один день, даже не успев прожить счастливую жизнь душа в душу? Сразу к финалу перешел? — я уже открыто злилась, а потому почти кричала.
Вместо ответа кот засмеялся, но как-то не очень натурально. Я бы сказала, неискренне.
— Чего это, сын… Вовсе и не сын… Вовсе и не мой… А убивать я тебя уж точно не собирался, тебя-то зачем?
— А кого? Мэра? — я присела на корточки и с подозрением уставилась на черную морду. А потом для удобства и вовсе встала на колени. Мой вопрос Проныру впечатлил: он моргнул — я точно видела это, а затем нервно встал и обошел вокруг меня, задрав хвост. — Я угадала? А как-то без моего участия в таком случае прибить его нельзя? — продолжила я допрос, крутя головой и следя за маршем духа.
— Ерунду говоришь, — не очень убедительно проворчал кот, а я почуяла, что истина точно где-то рядом.
— Значит, меня ты убивать не собираешься?
— Нет, конечно!.. Я — нет!
— А кто русалку обезглавил, знаешь?
— Да!.. Нет! — прогремело в голове.
— Так да или нет?
— Нет!
— Или да?
— Или отстань! — раздраженно ответил Проныра. — Я зла тебе не хочу! — и вот в это я почему-то поверила. Что-то промелькнуло в голосе духа — отчаяние, возможно. — Но тебе же страшно? — с надеждой мяукнул Проныра.
— Может, мне все же стоит попытаться уехать отсюда? — вместо ответа произнесла я, задавая этот вопрос больше себе, чем лесному духу — от него все равно не дождешься толковых комментариев. Реакция Проныры была интересной: он замер, боясь пошевелиться. — Эй, ты чего? — спросила я, а кот помахал хвостом: вверх-вниз. Он что, дает мне сигнал? — Я права? — медленно повторила я, и хвост вновь проделал это не характерное для кошаков движение.
Я замолчала, переваривая свои догадки — дух меня предупреждает!
— Я вовсе не считаю, что тебе надо покидать Жемчужный, — ни с того ни с сего нарочито громко произнес Проныра, заставив меня вздрогнуть. — Ну подумаешь, головы у русалки не стало, ну и что?
— Ты здоров? — устало поинтересовалась я, мысленно ставя духу серьезный психиатрический диагноз. Это же явное раздвоение личности!