Спасти Лизу

Глава 1

Ни одна рабочая смена Константина Максимовича Багина не начиналась без надоедливой фразы: «Как мочитесь?». Уже пять лет он работал урологом в небольшой бoльнице №9, принимал пациентов со всего города и каждый день изо всех сил старался дожить до конца смены. Работа его была нервной, местами скучной, малооплачиваемой, но очень ответственной. Каждый раз Константин Максимович втайне надеялся, что ему привезут какой-нибудь по-настоящему сложный случай, но в итоге довольствовался лишь пациентами в возрасте с вечной классикой: камнями да воспалениями.

По средам и субботам их бoльница всегда дежурила. Об этом Константину Максимовичу каждый раз напоминал шум и липкая духота приёмного отделения «скорой» на первом этаже, куда попадали пациенты всех цветов и оттенков с жалобами на боли «где-то в боку» или «там внизу».

— Как мочитесь? — спросил Багин, наверное, в десятый раз за этот день, обращаясь к пожилой даме, которая с недовольным лицом сидела на кушетке и придирчиво разглядывала приёмное отделение.

На секунду она подняла взгляд на доктора, поджала губы и скрипучим голосом ответила:

— А никак.

Багин устало потянулся к бутылке воды. Он всегда носил ее с собой и с поступлением каждого непростого пациента старался потопить большими глотками ненависть к дежурному дню. Отпив, он шумно выдохнул и посмотрел на часы.

— Что значит «никак»?

— Не мочилася я сегодня. Вообще! — нетерпеливо ответила старушка и вновь уткнулась в пол.

— А хотите?

— Нет.

Бабуля отвечала безучастно, так, будто десять минут назад не выла на всё отделение, как сильно у неё болит поясница. Константин Максимович вскинул брови, подчеркнул несколько слов в медкарте и крикнул себе через плечо:

— Юлия Александровна…

К нему тут же подлетела молодая медсестра и замерла в ожидании.

— Дайте этой женщине воды, и побольше, — он ткнул обратным концом ручки в сторону старушки. — А вы, бабуля, уж постарайтесь сходить в туалет, иначе я вам никакой диагноз поставить не смогу.

Прошло почти двадцать минут, бутылка воды у Багина опустела на две трети, а пожилая пациентка так и не сдвинулась с места. Она держала контейнер для анализа в одной руке и пластиковый стаканчик с водой в другой, изредка ахая от боли.

— Бабуль, — с надрывом произнес Константин Максимович, подойдя к ней поближе. — Вы понимаете, что вам надо сходить в туалет?

— Да не хочу же я. Болит всё! — остервенело отвечала та.

— Конечно не хотите, вы ж ни глотка не сделали, — пытался держать себя в руках доктор. — Давайте, через нехочу. Анализ сдайте, и тогда я смогу помочь.

Старушка отмахнулась и демонстративно убрала взгляд в сторону.

— Ну и сидите тогда, — буркнул Багин со злости и снова вернулся на свое место.

Кажду среду и субботу Константину Максимовичу казалось, что бoльница — это его пpoклятье. Всего пять лет в отделении ypoлогии сделали из некогда весёлого и отзывчивого парня настоящего циника. Студентом Багин мечтал посвятить этой профессии всего себя без остатка. Спустя же пять лет в бoльнице, пропуская сквозь себя конвейер стариков с запущенными почками, он приобрёл лишь глубокие синяки под глазами и перманентное раздражение.

Константин Максимович что-то яростно строчил в карте, как вдруг среди белых халатов и желтокожих пациентов в отделении мелькнуло яркое пятно. Девушка — молодая, с растрёпанным белокурым хвостом, в розовых леггинсах, белой рубашке и с улыбкой на лице медленно зашла в приёмное отделение. Она держалась за бок и немного прихрамывала, глаза у неё были уставшие, но её странный счастливый вид как будто нивелировал всё напряжение и суету вокруг.

Следом за ней в отделение зашёл широкоплечий хирург Сан Саныч с пятого этажа, который предложил ей присесть на свободную кушетку, а сам бодрым шагом направился к Багину.

— Кость, есть свободная минута? — весело сказал Сан Саныч. — Девочку одну посмотреть.

Багин бросил ещё один взгляд на пациентку и тут отложил ручку:

— Что там?

— Это моя, с кардиологии. Наблюдается после замены сердечного клапана. Вот уже неделю ходит с болью в левом боку, а со вчерашнего дня, говорит, температурит. По анализам я её уже провёл.

Багин поджал губы: он ненавидел пациентов, которые вечно тянут до последнего.

— Понятно, — недовольно буркнул он. — Ладно, оставляй её здесь. Посмотрю.

Сан Саныч поблагодарил коллегу за помощь и положил на стол карту пациентки. Сказав девушке что-то на прощание, он ободряюще похлопал её по плечу вышел из отделения. Багин же, как ни в чём не бывало, открыл её карту и тут же вперился жадным взглядом. Оказывается, пациентка Лиза Ржевская, которую ему передал Сан Саныч, за свои двадцать лет умудрилась перенести аж три сложнейшие операции на сердце.

Ничего удивительного — всего лишь молодая девчонка с непростой судьбой. Но тогда Багин даже не предполагал, как один случайный пациент сможет изменить его жизнь…

Глава 2

Багин бегал глазами по строчкам в медкарте Лизы, задумчиво почёсывая висок.

— Так, — он встал из-за стола вместе с папкой и подсел к девушке. — Вы у нас Ржевская.

Та сосредоточенно кивнула.

— Рассказывайте, что беспокоит.

По её глазам было видно, что она ужасно температурит, но на удивление Багина, Лиза начала бойко отвечать ему, подробно описывая свои симптомы.

—…вдыхаю, а у меня как будто ком под рёбрами, — говорила она, пытаясь дотянуться ладонью до спины. — И так болит, жуть. Я сначала думала, что у меня простуда начинается, оттого и поясницу ломит…

— Поэтому неделю ждали у моря погоды и к врачу не обращались? — Багин расположил карту кушетке и принялся записывать в неё симптомы.

— Ну да, — со смущённой улыбкой ответила Лиза. — Сглупила, согласна. Думала, что я железный человек.

— Все так думают. А потом их завозят сюда на каталке.

— Дай Бог здоровья Сан Санычу, — хохотнула Лиза. — За то, что привёл меня сюда.

Обычно Багин не вел бесед с пациентами, а предпочитал молча выполнять свою работу. Но с Лизой его язык почему-то развязался — и с каждым предложением ему будто становилось легче…

Легче от этого дня и этой жары. Даже старушка, которая ни в какую не соглашалась сдавать анализ, перестала его так раздражать.

Он протянул Лизе градусник и сказал померить температуру. Та послушно спрятала его под рубашкой и достала через пять минут: с круглыми от изумления глазами.

— Сорок? Как же так? И как я с ней на ногах стою...

Багин и бровью не дёрнул: лишь забрал градусник и звонко погрузил его в металлический поддон:

— Такое бывает. При почечной температуре чувствуешь себя лучше, чем есть на самом деле. Проходите в смотровую, живот пропальпируем.

— А анализы что показали? — как ни в чём не бывало спросила та, пройдя в тесное пространство за двумя тканевыми ширмами.

— Лимфоциты повышены.

— Ясно, — Лиза смиренно кивнула. — Значит, воспаление.

«Сразу видно, частый гость больниц», — отметил про себя Багин.

От девчонки пахло кокосовым кремом для тела. Она расстегнула рубашку, легла на кушетку и тут же аккуратно положила ладонь на грудную клетку, рядом с огромным продольным шрамом. Шрам был грубым, чуть кривым — абсолютно несочетаемым с её мраморной светлой кожей.

Константин Максимович мельком кинул взгляд на него и тут же вернул глаза на место.

— Уродливый, да? — немного погодя, спросила Лиза и прикоснулась к нему указательным пальцем.

Тот равнодушно пожал плечами:

— Шрам как шрам. Они всегда такие.

— Ну нет, — Лиза покачала головой. — Он бы не был таким, если б не три бестолковые операции. А у меня ещё и четвёртая скоро будет.

— Новый клапан?

— Ага, механический, по квоте. Наконец-то! — Лиза снова улыбнулась и победно вскинула кулак в воздух. — Уже полтора года его жду. Надеюсь, на этот раз поставят долговечный, и я забуду о нём до конца жизни.

Багин грустно вздохнул. Вот уж и правда — железный человек: с детства чинит своё сердце. Внезапное чувство жалости к молодой девушке даже ослабило нажим его пальцев.

— Когда операция-то? — спросил он, сам не зная, зачем. Ведь это явно было не его дело.

— В конце июня. Надеюсь, я успею вылечиться?

Багин закончил осмотр и встал с кушетки:

— Успеете. Ничего катастрофического нет. Одевайтесь.

Это и вправду было так, всего-то воспаление тканей почки. Для врача — очередное, банальное и нестрашное, а для пациента — противное, болючее и доставляющее дискомфорт. Учитывая, что Лиза наверняка на лекарствах из-за своих многочисленных операций и переносит на ногах температуру под сорок, Багин решил её оставить под присмотром в отделении, а не отправлять лечиться домой. Оформив все бумаги, он поначалу решил передать девушку дежурной медсестре, чтобы та проводила её до палаты и помогла расположиться.

Но Лиза, покорно сев на кушетку и стерев испарину от температуры под носом, снова обратилась к нему:

— Вы, наверное, так устали тут… От людей и их дурацких болячек.

Слова девчонки встали у него посреди грудной клетки, словно кол. Багин посмотрел на неё немым виноватым взглядом, который буквально говорил сам за себя. Он устал. Безумно устал от недовольных пациентов, однотипных действий, глупых вопросов и кучи бумажной волокиты.

Он устал от жары, от старух, от дежурств с утра до ночи.

Мечтая спасать людей, он сам не заметил, как этот процесс превратился в список полуавтоматических действий, которые он выполнял, как запрограмированный робот. Ему было совестно за это.

И только со случайной девушкой, которая зашла к нему в «скорую» посреди дежурного дня, он почувствовал глоток свежего воздуха.

— А знаете… пойдёмте. Я сам вас в отделение провожу, — сказал Багин и закрыл Лизину медкарту.

Глава 3

Лиза отвернула взгляд в сторону и поморщилась. Она не могла смотреть, как молодая медсестра Ксюша колдует над сгибом её локтя в запотевших перчатках, пытаясь хоть как-то взять анализ кpoви на биохимию. У Ксюши потряхивало руки, она постоянно промахивалась и бормотала себе под нос: «Извини… ой… извини… сейчас-сейчас…». Лиза никогда не боялась иголок, но на сгиб собственного локтя уже страшно было смотреть: он превращался в сплошной фиолетовый синяк.

Она стоически терпела и всё приговаривала Ксюше с улыбкой: «Ничего! Всё хорошо! Нет-нет, не больно!».

Внезапно дверь громко скрипнула, и в процедурный кабинет залетел парень в синей медбратской форме и огромных белых кроссовках. Он выглядел ужасно серьёзным и загруженным и даже не обратил внимания на Лизу.

Он деловито взял со стола две упаковки бинтов и чистый металлический поддон, но внезапно затормозил на полпути.

Бросил придирчивый взгляд на Лизин сгиб локтя. И недовольно буркнул Ксюше:

— Что ты делаешь?

Медсестра дёрнулась и неуверенно пробормотала:

— Биохимию…

Парень посмотрел на неё уничижительным взглядом и положил поддон обратно на стол.

— Да? А выглядит так, будто иголкой тычешь наугад. Отойди-ка… — он взял из рук Ксюши так и не использованный толком шпpиц для анализа и выкинул его в урну. — Кто вообще так жгут затягивает? Браслет что ли ей на руку повязала?

Быстрым движением он снял с плеча Лизы резиновый шнур и внимательно посмотрел на её огромный синяк. Потом попросил другую руку. Лиза послушно протянула её и тут же дёрнулась от того, с какой силой и скоростью медбрат затянул ей жгут на плече. Рука в момент онемела, а тот быстро распаковал новый шприц и начал внимательно рассматривать вены на сгибе.

— Потерпи, — тихо сказал медбрат и тут же кольнул, обхватив локоть Лизы своей ладонью. Он делал всё с такой профессиональной отточенностью, голыми руками, без перчаток, лишних разговоров и прицеливаний, будто занимался этим всю жизнь — несмотря на свой возраст.

Лиза внимательно следила за тем, как наполняется шприц. Потом мельком подняла взгляд и прочла имя на бейджике медбрата: «Антон». Он выглядел как типичный будущий представитель хирургов: русоволосый, широкоплечий, с цепочкой на шее и электронными часами на запястье. С красивым, несмотря на всю серьёзность, лицом…

Лиза аж залюбовалась им на мгновение.

Она хотела было ему сказать «спасибо», но почему-то промолчала и поджала губы, пытаясь сдержать улыбку оттого, как это нелепо.

— Не больно? — дежурно спросил Антон, будто сам знал ответ на этот вопрос.

— Нет, — тут же отозвалась девушка с улыбкой. — Теперь только к вам ходить за уколами буду.

Тот промолчал и записал в журнал её фамилию. Несмотря на то, что лицо Антона по-прежнему выглядело серьёзно, в его взгляде мелькнули еле уловимые проблески самодовольства.

Лиза уже хотела уходить, как медбрат заставил её задержаться:

— Дай синяк свой, на другой руке, — сказал он уже более мягким голосом и залез в стеклянный шкаф за мазью. — Не могу смотреть на этот тихий ужас.

* * *

В маленькой палате на четыре человека было душно. Лиза зашла в неё с согнутой рукой и сразу заметила на соседней кровати женщину лет пятидесяти с платком на голове, которую только-только положили. Она держалась за правый бок и пыталась аккуратно присесть на корточки, чтобы открыть свою тумбу и спрятать туда зубную пасту с щёткой.

Её лицо исказилось от боли.

— Давайте я вам помогу! — подскочила Лиза, пытаясь совладая с лёгким головокружением после анализа.

Женщина охнула и посмотрела на неё виновато:

— Не могу согнуться, представляешь… Спасибо тебе, девочка!

— Да не за что, — весело ответила Лиза и закрыл дверь тумбы. — Вы тоже с этой штукой, пиелонефритом?

— Нет… — грустно ответила женщина и с тяжестью села на свою кровать. — С другою штукою я здесь.

Так они и познакомились.

Её звали Марина — или просто Мара. В городскую больницу её направили из деревни Караяк — на плановую операцию-нефростомию. Без неё Маре ни в какую не давали разрешение на химиотерапию, и она очень из-за этого переживала. С раком она боролась уже больше десяти лет — то выходя в ремиссию, то скатываясь обратно в болезнь.

Рассказывая это, она даже не сдержалась. Заплакала:

— У меня там большое хозяйство, Лизонька. Три коровы, козлята. Муж не потянет, если я — того, — сказала она, утирая одинокую слезу. — Вот и держусь, из последних сил. Нельзя уходить. Ну не время сейчас. Дай Бог, сделают эту нефростому и отпустят меня на химию... Дотерпеть бы. Иначе… не знаю…

Лиза слушала её с дрожащим подбородком. У Мары были такие добрые живые глаза, совсем не заслуживающие болезнь.

— Конечно, вы поправитесь, — сказала ей она. — Тут очень хорошие врачи. Они вас выходят, помогут. Вы обязательно вернётесь домой! И за рак свой не переживайте. Как по мне, вы уже его победили! И уж точно ему показали, где его место. За десять лет-то!

Мара всхлипнула и поправила платок на голове. А потом внезапно даже рассмеялась:

— Ох… А ты ж права, Лизонька! Десять лет ему спасу не даю!

Лиза искренне улыбнулась в ответ.