Спектр

Оранжевый

Фонари смыкались над моей головой, создавая оранжевый комок света посреди ночной тьмы. Пара за парой, пролетали с сумасшедшей скоростью, ослепляли и отсчитывали секунды до очередной встречи. Мотор мотоцикла ревел, казалось, все громче, а сердце билось, как сумасшедшее. Даже не знаю в чем причина, то ли в подскочившем адреналине, то ли в страхе, от которого порой темнело в глазах. Просто подумай - все предсказуемо, ничего не может быть проще, я всего лишь поговорю с ней.
Как и все разы до этого.
Дорога была пустой. Осенний воздух, ставший сухим и холодным, резал даже через перчатки, заставляя сжимать руль крепче. Порой концентрация полностью терялась, асфальтированные полосы размывались, становясь сплошным оранжевым потоком.
И вот окраина, обычная многоэтажка, каких в этой местности каждая вторая. Если не знать наверняка, то можно заблудиться в визуально бесконечном и однотипном сером лабиринте.
Я оставил мотоцикл и залетел внутрь вместе с сомнительным парнишкой в спортивном костюме. Тот обдал меня расфокусированным взглядом и хотел, было, что-то сказать. Указательный палец, пожелтевший от никотина, уперся в рукав моей кожаной куртки.
Повезло ему, что сейчас не до этого.
Путь на нужный этаж занял минуту, но тяжести это не отменило. Шел, таща привычную бездонную яму в груди. Иногда там что-то ворочалось, показывая, что я еще жив, и, зачастую, принося все больше боли. В такие периоды дыхание перекрывало и все, о чем можно было думать – она. Каждый раз, будто гребаная жизнь ничему не учит, садишься на мотоцикл, а потом тарабанишь в дверь, пока не откроет.
Если откроет.
В этот раз я даже не успел разойтись – кулак спешно ударился о металлическую поверхность раз пять, после чего послышалась возня. Голоса.
Ее узнать не сложно, смогу отличить среди миллиона других, а вот мужской не знаком. Странно, но по ощущениям я словно знал, что с ней будет кто-то. Уже месяцев восемь прошло, кажется. Самое долгое расставание за нашу историю. Иногда такое чувство охватывает, будто я ее забываю. Так страшно.
Дверь открылась. Заметив лицо, которое безуспешно искал весь вечер, я едва не рухнул на пол, обмякнув.
- Ты в своем уме? – она тут же свела брови в беспокойстве, заметив мое состояние. – Снова пьяным на мотоцикл сел? Я же просила.
- Поговори со мной. Послушай хотя бы.
Она оглянулась, видимо, убеждаясь, что за спиной не стоит новый бойфренд. Забавно.
Услышав, как я прыскаю со смеху, вновь обратилась лицом ко входу, уже выглядя усталой. Никогда бы не подумал, что именно она будет так смотреть на меня. Будто наскучил. Надоел. Мешаю.
- Что тебе нужно?
- Хотел… - слова застряли в глотке с новым вдохом. Что хотел?
Словно очнувшись, я заморгал и изрядно растерялся. Вдруг вспомнились все прошлые попытки, и все те мысли, что она пыталась вбить мне в голову на протяжении этих восьми месяцев. Мозг отказывался принимать их всерьез, такого ведь не может быть. Она не может хотеть жить без меня, не может думать об этом, не может принять факт того, что мы уже не вместе. Что нет никаких «нас».
- Ты один? – она вытянулась, схватившись за ручку двери, и выглянула во двор с балкона. Любил это место, удобно выходить покурить.
- Один.
- Мне только журналистов для полного счастья не хватало.
- Они все у клуба. Парни отвлекают, - вздохнув, я вдруг почувствовал, как с холодным воздухом в меня проникает прожигающее чувство вины. Усталость навалилась на плечи, и все ощущалось слишком неправильно. Что я делаю? Зачем я здесь? Все бесполезно.
И вместе с тем дикая тревога, почти истеричная, звенела где-то на подкорке. «Нет, нет, нет, нужно попытаться еще раз».
- Я не собирался приезжать, но концерт кончился, мы выпили, и… я…
- Ты снова сорвался. В прошлый раз же обещал, что постараешься больше не пить.
Она выглядела такой же дружелюбной, почти открытой. Если не подмечать детали, можно подумать, что ей все еще есть дело до моего состояния, только вот эта приросшая оболочка доброй девочки – всего лишь барьер, отделяющий сердцевину от незнакомцев. Тошно, что я теперь тоже достоин только этого.
Блеска в глазах нет, и стоит далеко. Я ее даже не чувствую.
- Я старался.
Она кивнула. В этом простом жесте четко прослеживался весь объем ее разочарования, испытанный на мой счет. Эмоция привычная, но в этот раз смешанная со слишком явным сочувствием.
Не знаю, чего ждал. Пара часов в компании толпы зрителей, прячущихся за светом прожекторов, и грохочущей музыки привели лишь к короткой эйфории. Я пел, кричал, смеялся и пил, заигрывая с фанатками. Моя биполярка в последнее время играла куда более впечатляющим образом, чем обычно, потому сконцентрироваться на чем-то настолько ярком казалось спасением, в котором я отчаянно нуждался. Даже больше, чем в ней. Теперь все закончилось, чужаки разошлись, оставив меня одиноким и полностью опустошенным.
Наверное, я искал старой стабильности, Она всегда была рядом в такие моменты. Когда все уходили, к ней можно было вернуться, чтобы не оставаться одному. Мы были будто привязаны.
- Что тебе нужно?
Она спросила это, стараясь держать голос ровным, но рожь все равно прорвалась, кольнув что-то внутри меня. Я пялился в пол. Накрыла очередная волна задумчивости, организм завис, прокручивая одну и ту же мысль, застрявшую в мозге.
Зачем? Зачем я приехал? Зачем это все? Зачем она вышла? Зачем мы пытаемся завязать какой-то диалог? Зачем?
- Просто поговори со мной.
Шумный вздох. Устала притворяться, что ничего не понимает.
- Поезжай домой, ладно? Мы ведь уже давно все решили.
- Ты решила.
- А ты – нет? – она насильно сжала челюсть, успокаивая эмоции. Смотрела на меня. Ее взгляд ощущался легким потоком промозглого осеннего ветра. – Пожалуйста. Хватит. Если бы хотел иного исхода, не стал бы молчать в тот раз.
- Но я не согласился, мне нужно было подумать.
- Ты сделал выбор очень-очень давно. Признайся хотя бы себе.
Я достал пачку сигарет, вытащил одну, подкурил. Она все это время терпеливо молчала, стоя в своей квартире. Нас по-прежнему разделял порог и приоткрытая дверь, за которой пряталась мягкая, теплая, практически вязкая темнота. С моей стороны эта же темнота напоминала резкий сигаретный дым, как тот, что я старательно испускал из своих легких, пока глядел на соседние многоэтажки. Двор освещался привычными оранжевыми фонарями, обволакивая рассеянным светом близ стоящие скамейки, деревья и песочницы с крышами-грибами.
- Помнишь, как раньше ночами во дворе сидели? – я оперся о кованную изгородь, рассматривая обустроенную детскую площадку. – Правда, в нашей юности он другой был: бетонные хрущевки, облезлые качели, все истоптано, песком присыпано так.
Я не видел ее, но отчетливо слышал дыхание за спиной.
- Помню. Собирались человек по пятнадцать.
- Ага. Интересно, что с остальными происходит. Не узнавала?
- А зачем? Странно, что они к тебе еще не постучались. Ваш альбом в чарте уже месяц висит.
Я стряхнул пепел за перила и невольно скривился, будто она вспомнила что-то неприятное. В последнее время работа стала приносить все меньше радости, а о том, чтобы гордится, и речи не шло. Мог бы я подумать в свои шестнадцать, что в двадцать восемь, будучи рок-звездой, буду воротить нос от собственных достижений?
- Может и стучались, но мне как-то похер, честно говоря.
- А когда было иначе?
Казалось бы, неприкрытый упрек, но голос был веселым. Я снова усмехнулся, обхватив губами фильтр, и закашлялся.
- Есть вещи, которые меня беспокоят.
- Например?
- Ты.
Она хотела назвать меня по имени, показав неуместность этой фразы. Я прервал ее.
- Не надо, понял. Это просто слова, не воспринимай их серьезно, если не хочешь.
- Если бы все было так просто.
- Помнишь, как в старших классах ты песни писала и всегда говорила, что главное – чтобы звучало красиво, а на смысл можно и положить. Вот возьми и положи на смысл, ладно?
Она промолчала, но за столько лет я научился читать все по глазам. С каждой встречей проворачивать такое становилось все сложнее. Она меняется, и я не успеваю за этим. Все, что было верным раньше, теперь просто не работает. От этого на душе становится тяжело и гадко.
- Ты использовал мои наработки в своем новом альбоме.
- Да.
- Подло.
- Ты сама хотела их спеть?
- Нет, но ты мог хотя бы спросить.
- Мог бы. Просто мозг у меня работает только под алкашкой, ты же знаешь. Я старался не пить, так что просветы были периодами. В общем, я просто потерялся во времени, половину записи этого альбома и не помню, честно говоря.
- Мне не жалко, да и привыкла. Ты не меняешься.
- Возможно.
Мы снова замолчали.
Раньше все было куда проще. И я сам был проще.
Сколько-то лет назад мы собирали только школьников в спортзале, выступали, как кучка любителей, развлекались, теша себя мечтами о большой сцене. Она писала песни, наши друзья играли, а я пел, внося свою лепту везде понемногу. Будущее, в котором мы станем известными, казалось далеким, но неминуемым, собственная уверенность порой глаза резала, при этом помогала сохранять позитивный настрой, граничащий с настоящей наивностью.
Столько мыслей в голове, а высказать их просто некому.
Раньше я мог доверить ей все. Мы были вместе, кажется, лет пятнадцать? Не помню своей жизни без нее и не представлял будущего, в котором буду стоять под дверью пьяный и измученный, зная, что в квартире, где мы жили вдвоем, в этот момент находится другой мужчина. А от осознания такого факта мне почему-то не больно, только тоскливо и грустно до щемящего ощущения в груди. Будто постепенно, очень медленно и мучительно отрываешь от себя кусок плоти, почерневшую опухоль, которая раньше была полноценной частью тебя.
Мне хочется возвращаться сюда из раза в раз. Курить, глядя на красно-белые грибы на площадке и чувствовать, что она рядом. Зачем?
Зачем?
Хочется вырвать себе сердце, чтобы, наконец, успокоиться.
- Помнишь, то выступление? Первое? Нам тогда по четырнадцать было.
Она долго молчала, а я не оборачивался. Взгляд провалился куда-то сквозь знакомый двор, в черноту, пока на фоне прокручивались старые воспоминания. Обрывки слов, фразы и образы прошлых лет собирались в единое целое, проносясь за один миг.
Она держала меня за руку, а я держал гитару, ремень которой непривычно тер кожу шеи и давил так, что, казалось, мог задушить. Ладошки вспотели, на лбу тоже выступила испарина. Глаза вцепились в выход из небольшой гримерки в ожидании, когда объявится кто-то из организаторов, чтобы повести нас к сцене. Вокруг шумели другие подростки и дети – конкурс талантов явно удался.
В коридоре раздались шаги. Рука сама собой затряслась. В проеме появилось знакомое лицо.
- Вы, ребята, давайте, идите сюда.
Я обернулся. Она смотрела встревоженно, но обнадеживающе, показывая, что верит в меня. Не старалась скрыть переживаний, лишь сконцентрировалась на хорошем. Это только отчасти облегчило мое состояние.
- Отпускай, - я тряхнул ладонью, пытаясь освободиться. Она ослабила хватку и кивнула мне.
Сцена, песня, помню, что ничего похожего на радость не испытал тогда, но вот после, вернувшись в гримерку, был воодушевлен и полон бесконечной гордости за себя. Мы долго готовились, делали все, что было возможно. Дети, охваченные желанием стать такими же крутыми, как те чуваки с плакатов и клипов годов восьмидесятых. Тогда казалось, что рок – единственный жанр, в котором можно все, ты свободен и волен творить любой хаос, какой только захочешь. Это музыка смелых людей.
Сейчас я выхожу на сцену, даже не переживая. Всеобщая любовь развращает.
- Такое не забудешь, ты тогда впервые почувствовал, каково это, быть в центре внимания.
Сигарета закончилась. Меж пальцев быстро появилась новая, и все продолжилось в том же ритме.
- Я был молод.
- А сейчас ты сидишь на игле, боясь свернуть с тропы и потерять это все. К такому ли стремился?
- Я стремился к… - мысль оборвалась. Будто с обрыва спрыгнул. – Я хотел иметь возможность высказываться.
- О чем? Все твои слова принадлежат мне. Даже сейчас, когда я ушла, ты поешь моими фразами.
Она говорила медленно, без тени упрека или издевки. Констатировала печальный факт, который каждый раз заставлял меня сомневаться в возможности вытянуть эту лямку самостоятельно. Я мог, но ее способности куда выше моих.
В целом, она права. И дело даже не в моей неуверенности, а в том, что хотя бы таким образом я держу ее рядом. Иллюзия ее участия, присутствия, работы вместе, как раньше. Я пою ее песни и могу хотя бы на пару минут обмануть себя. Представить, что она стоит за кулисами, как и раньше, подпевая. Ждет, когда я закончу, чтобы закричать что-то одобрительное. Стоит обернуться – и она смотрит с влажными светящимися глазами, полными восторга. Люди кричат, разноцветные лучи слепят, вокруг дым, в ушах мелодии, которые мы придумали вместе, и все идет правильно, будто эта кривая дорожка была заранее протоптана для нас.
Тяжело оборачиваться и видеть лишь темноту.
Все мои планы, все мечты растворились, пошли прахом, когда она ушла.
- Почему ты ушла?
Очевидный вопрос, который следовало разобрать уже давно. Тогда, восемь месяцев назад, она не ответила, отмахнулась, вытолкав мое пьяное тело из квартиры. Вызвала полицию, когда я пытался выбить дверь, крича какие-то отчаянные фразы, полные ярости и слез. Тогда во мне что-то сломалось, я не понимал, каким образом строить свою жизнь дальше.
- Ты знаешь, почему. Это глупый вопрос.
- Почему. Ты. Ушла. Ответь мне, пожалуйста. Я хочу услышать ответ.
Видимо, неприкрытая мольба, с которой прозвучала моя реплика, слишком задела ее.
- Все зашло в тупик, - впервые за долгое время я расслышал глухую, безнадежную и пронизывающую насквозь грусть. – Выбор был простой, либо ты, либо я. Если бы я осталась, выбрала тебя, моя личность оказалась бы уничтожена, понимаешь? Мы уже не дети, и пьющие родители или плохие оценки в школе – не наши главные проблемы. Моей стал ты. Твой алкоголизм, твои психические неполадки, твое наплевательское отношение ко всем. Ты запорол столько концертов, и разгребать это приходилось мне. Я не виню тебя, честно, но… Просто больше терпеть некуда. Я устала.
- Ты выбрала себя.
- Выбрала. И потеряла очень важную часть своей жизни, - голос постепенно стих. Возможно, она не хотела говорить этого, но, скорее, удивилась, что такое признание вышло более личным, чем ожидалось. – Я рисковала потерять свое ментальное здоровье, а оно для меня слишком ценно.
- Ценнее меня?
Она долго молчала.
- Нет, не ценнее. И я бы осталась, если бы ты попросил.
Я тогда ничего не предпринял. Она сказала, что уходит. Мы много ругались, это казалось чем-то логичным, даже правильным, ведь нервы были на пределе. Помню, как не мог совладать с собой порой, разносил квартиру, напивался до беспамятства, колотил стены, а потом даже не мог обхватить стакан из-за болей в руках. Она всегда молчала и держала все в себе, пыталась что-то наладить, хотя я видел в ее глазах испепеляющую ненависть. Она действительно с трудом выносила меня.
Не знаю, почему так, но во всем этом была любовь. Несмотря на все эти ссоры, мы оставались вместе, не было и мыслей расстаться, потому градус все возрастал. Зачем сдерживаться?
Затем она ушла. Я был зол, подумал, пусть идет. Спустя десять минут, едва за ней закрылась дверь студии, накрыла паника. Состояние шока нахлынуло, затмив собой опьяняющее воздействие очередной порции алкоголя. Пока добрался по пробкам, она выставила мои вещи, а дальше снова ругань, полицейские.
Снова злость, снова алкоголь, снова режим ожидания.
«Она вернется».
Больше полугода спустя у нее новые отношения и работа. Годы, проведенные вместе, оказались перечеркнуты и почти забыты.
- Если я ценен, почему все так? Почему ты не вернешься?
- Я не хочу.
Не хочу. Как лезвием по сердцу.
Новая сигарета.
- Я благодарна тебе за все. За заботу, за то, что спасал меня от бухого отчима, за то, что давал залечивать твои побои в школьные времена, за опору. За мечту. Нашу, общую, которую мы вместе воплотили. Ею ведь был ты. Вот такой. Настоящая рок-звезда. Хочу, чтобы ты ею и остался, как бы это не звучало.
- Звездой? – я усмехнулся, не в силах повернуть головы в ее сторону, шею словно свело.
- Мечтой. Не хочу знать, на какое дерьмо еще ты способен. Я ведь любила тебя, увлеченного парня, который горел музыкой, сценой, курящий и матерящийся прилюдно, но в своем кругу больше похожий на кота. Ты перерос, не хочешь лечиться, выбираться из этой шкуры, которую примерял для сцены.
- Я ведь такой же.
Отчаяние. Я понимал, что в ее словах есть правда, но ведь внутри меня сидит тот же человек.
- Я смотрела трансляцию с твоего выступления, - нарочно или нет, но своей репликой она снизила нарастающий градус. - До сих пор вспоминаю первый концерт.
Снова гримерка. Я стоял с парнями из группы и пытался занять себя разговором, чтобы не сорваться нахрен из этой душной комнаты на воздух. Пульс бил в ушах, еще бы не много, и пришлось бы кому-то в прямом смысле держать меня на месте.
«Какого я здесь делаю? Не хочу никакой сцены, это бред».
Паника была серьезным противником на первых порах.
Она сжимала мою руку. Я этого не чувствовал, пытался дышать и отвечать на какие-то вопросы друзей, хотя еле-еле слышал их голоса за вдруг появившимися звенящими пробками в ушах.
- Парни, на выход. Пять минут, - послышалась громкая команда.
- Отпускай, ну, - я вытянул ладонь из ее рук и направился к нужному месту. Изображение плыло, концентрация на нуле.
- И что ты вспоминаешь? Это была катастрофа.
- Это было прекрасно. Ты так старался, все заметили, что музыка для тебя важна. Не вздумай возражать, что это осталось особенным моментом.
- Он остался особенным из-за тебя, - обронил, не думая.
- Скорее, из-за связи между нами, на меня саму ты обращал мало внимания в тот момент. Я же была полностью поглощена твоими успехами, - говоря это, она улыбалась. Пробились те самые нотки – все на секунду показалось прежним. Я курю, пока она ждет меня на пороге, мягко рассказывая что-то. Очередной поток воздуха принес запах ее духов.
- Я хочу, чтобы ты вернулась.
Я по изменившейся атмосфере ощутил, как только появившаяся улыбка померкла.
- Нет.
- Знаю. Но все равно хочу.
- Ты приехал, чтобы сказать мне это?
- Не знаю.
Очередная сигарета закончилась, но взять новую не решился - легкие горели. Я повис на перилах, переваливая вес тела за них – высота еще больше опьяняла, а холод бил по щекам, в попытке отрезвить. Внизу стоял мой транспорт, наспех припаркованный почти на бордюре.
- Думаю перестать ездить на мотоцикле.
- Хорошее решение.
- Не хочешь забрать?
Я обернулся впервые за разговор. Она стояла, опершись плечом о косяк, и скрестила руки на груди. Посмотрела на меня, подняв бровь.
- Зачем?
- У тебя хорошо получалось с ним обращаться.
- Нет, не думаю, что мне это нужно. Было классно кататься на нем с тобой, но одной… Как-то страшновато.
Это вызвало во мне осторожную усмешку.
- Не помню, чтобы ты трусила.
- Потому что ты был рядом.
Продолжать эту тему никто не планировал. Она замолчала, а я не решился добавить еще что-то, не смотря на желание. Хотелось сказать много чего. Очень много. Столько слов роились внутри, столько недосказанностей, казалось, среди всего этого точно есть что-то, способное обернуть произошедшее. Вернуть все назад, убедить ее вновь полюбить меня.
Только вот незнакомое выражение родных глаз кричало об обратном.
- Тебе пора.
Я кивнул.
Отрываться от металлической поверхности было как никогда сложно. Беспокойство вновь окутало, я вспомнил, что придется проделать обратный путь, а затем, спустя неделю, моя туша вновь окажется здесь, перед ее дверью.
Ночь, оранжевый свет, ограждающий дорогу, осенняя промозглость.
Надеется, что не вернусь?
Я сглотнул, прикрыв глаза. Нужно было перевести дыхание и сосредоточиться на чем-то, чтобы найти в себе силы уйти.
Ее внимательный и чужой взгляд бил похлеще хлыста. Когда она успела так измениться? Где был я? Почему не заметил?
- Доберись в целости, ладно?
Я все еще стоял, опустив голову. Долго думал, чередуя адекватные проблески мыслей с белым шумом, а она с неизменным терпением выжидала, когда пьяное тело сделает шаг в сторону. Вновь этот дружелюбный взгляд, поддерживающий, будто она действительно хочет сделать как лучше.
Любит ли она меня до сих пор?
А я?
Все настолько запуталось, что не получается понять, остались ли чувства, или это просто сила привычки? Почему меня тянет сюда?
Раньше мы были против всех. Вдвоем. Против родителей, против сверстников, против учителей, устоев, правил, «тупиц», «серой массы» и «попсы». Есть мы, а есть они. Я мог рассчитывать только на нее, и я рассчитывал. Мы поддерживали друг друга, были ближе, чем кто-либо другой с кем-либо другим.
Таких людей больше нет.
Перед моими глазами что-то мелькнуло. Я поднял голову и увидел, что она протянула мне руку. Отработанный жест, который сопровождал каждое наше выступление и каждый момент, когда я слишком нервничал или был расстроен.
Рука держалась ровно. Тонкая, на первый взгляд привычная, с хаотичными словами, написанными синей ручкой у большого пальца.
Я обхватил ее не глядя и сжал.
Она смотрела ласково, стараясь успокоить, пока моя рука тряслась.
Кожа была теплой, сухой.
Незнакомой.
Мы смотрели друг на друга, выискивая свои смыслы, свои ответы и вопросы. Единственное, что я вдруг разглядел – просьбу. Намек. Мы держались за руки, и кто-то должен был это прекратить.
Я крепко сплел наши пальцы. Порог все еще разделял нас, из квартиры шло тепло, пока с моей стороны наступала отрезвляющая свежесть.
Привычка зачастую сильнее прочего. Мой внутренний ребенок настолько привык к ней, что теперь не верит в саму возможность ее ухода. Кажется, она всегда будет рядом.
- Отпускай, - шепнул я, расслабляя ладонь.
Кивок. Такой же, как и всегда.
- Прощай.
Мы смотрели в глаза друг другу считанные секунды перед тем, как дверь захлопнулась, навсегда разделив нас.
Я спешно спустился, сел на мотоцикл и скрылся в лабиринте черно-оранжевых улиц, зная, что больше никогда сюда не вернусь.