Спичка и Топливо

Посвящение

Моей сестре, которая всегда верила в меня и без которой у меня не было бы всего того, что есть сейчас

Музыке и песням, книгам, которые поддерживают и вдохновляют меня,

А также всем брошенным детям, которые пока только ищут свой путь и место в этом мире

1. Элла

Убегать от группы всегда сложнее, даже если ты один. Да, ты становишься манёвреннее, но если тебя обнаружат, от нескольких человек просто так не отобьёшься, только если ты не знаешь какие-нибудь единоборства или хотя бы пару-тройку приёмов. Элла не знала ни одного.

Убегать от подростков, которые задались целью выследить тебя – почти невозможно. И всё же она пыталась. Давно заброшенный торговый центр, единственный на весь город, огромный и забытый, как кости мамонта, похороненные в какой-нибудь расщелине под слоем льда, приветливо распахнул перед ней двери, предлагая выбрать укрытие. Впрочем, не то чтобы у него самого был выбор. С тех самых пор, как последний арендатор покинул занятое им помещение, входные двери всегда были открыты настежь. Торговый центр стал игровой площадкой для всех, до кого городу не было дела, неприкаянных и потерянных, злых на жизнь и друг друга.

Элла надеялась затеряться в этих лабиринтах магазинов, и у неё действительно был шанс – она хорошо ориентировалась на местности, даже в почти абсолютной темноте. Свет здесь давно не горел – остановились лифты, эскалаторы, жизнь. И только иногда чье-то дыхание или хохот вспарывали здешнюю тишину. Но ей сегодня нужно было вести себя тихо. Она совершенно не хотела, чтобы её обнаружили.

На втором этаже удача всё же изменила ей – когда она уже собиралась нырнуть на пожарную лестницу, чтобы по ней добраться до парковки и выбраться с другой стороны здания, ей навстречу, прямо из темноты, вынырнули её преследователи. Прихвостни Греты, местной королевы, которая на всех смотрела свысока. Она не могла пройти мимо тех, кто, по её мнению, смотрел на неё косо или как ей казалось, проявлял неуважение. Дар был у нее убойный для здешних мест, потому мало кто вступал с ней в открытый конфликт, молча снося её выпады. Это развращало, давало бо́льшую свободу действий и развязывало руки.

Элла заметалась в поисках укрытия, благо в темноте её ещё не заметили, и скользнула взглядом по некогда ярко-синим бочкам. Наверняка притащил кто-то, чтобы греться у огня в холодные ночи. Впрочем, ей некогда было размышлять о причине появления бочек здесь, на втором этаже заброшенного центра, но сейчас они были для неё явным спасением. Она нырнула за них как раз когда преследователи должны были наткнуться на неё в темноте. Она вся сжалась и притихла, даже дыхание затаила, совсем как в детстве, когда они со старшим братом играли в прятки. Брат часто находил её, и щекотал до тех пор, пока она не начинала умирать от смеха. Но если её обнаружит Грета или её свита, ей не поздоровится.

Она позволила себе еле слышно вздохнуть, когда преследователи прошли мимо, и их шаги затихли на той самой лестнице, откуда она недавно пришла. Она выждала немного и собралась уже осторожно выползти из укрытия, когда шаги раздались снова, но нельзя было точно определить, откуда они доносились. Акустика и скользящие сквозняки сыграли с ней злую шутку – шорохи раздавались словно со всех сторон сразу, путая, не давая точного ориентира. Кто-то шагал тихо, почти невесомо, и этот звук совсем не походил на те, что она слышала раньше. Её преследовали трое – Грета и двое её дружков. Имен она не помнила, зато различала шаги – громкие, сильные с нажимом, но эти... Неизвестный ступал еле слышно, и Элла напряглась сильнее.

Её окутал ужас, когда шаги затихли прямо рядом с ней, по шее поползли мурашки. От неизвестности её отделяли только бочки. А потом продавились и они.

Где-то над головой пророкотало небо, и черные ночные облака пролились мелким дождем. Крыша торгового центра давно пошла дырами – поначалу стёкла ещё держались, но с каждым днём целых оставалось всё меньше. Пол везде был усеян осколками, но до них никому не было дела – все в этом городе были на них похожи. Разбитые вдребезги, каждый по-своему, они существовали, будто мысленно сбитые грузовиком, и пытались собраться, и как-то жить дальше. У кого-то получалось лучше, кто-то справлялся хуже, но проблемы никого не обошли стороной.

– Эй, ты чего тут? – сквозь шум начинающегося дождя, шорохов погони, заглохших в стороне, в затуманенное паникой сознание пробился голос. В нём сквозило странное, неуместное ситуации любопытство. Будто его обладатель вышел на прогулку, и ему было очень интересно узнать, что здесь происходит.

Элла замерла, как будто это могло помочь ей стать невидимой, потом всё же медленно подняла глаза и застыла, как была – на корточках, касаясь бетона самыми кончиками пальцев, чтобы удержать равновесие. Ну нет... Уж лучше бы ее продолжали преследовать школьные хулиганы! Да и так, не хулиганы, а одно название – обиженные жизнью подростки, такие же, как она, только считающие, что всё им в жизни позволено – в том числе, унижение ближнего. Как будто это помогало им чувствовать себя лучше.

Облокотившись на огромные бочки с содержимым, о котором Элла ничего не хотела знать, на нее с любопытством смотрел бандитского вида парень. Высокий, широкоплечий, с рядом блестящих сережек в обоих ушах. Его глаза мерцали в полумраке, и Элла сглотнула. Ей стало жутко от мысли, что он может с ней сделать и как он вообще её нашел. Что её выдало? Она же старалась не издавать ни звука! На ум пришли варианты ответа на его вопрос, но ни один из них озвучить она не решилась – все звучали вызывающе, и могли спровоцировать агрессию. Огрести ещё и от него ей совсем не хотелось.

– Ты меня слышишь? – парень наклонился ниже, и тусклый лунный свет, проскользнувший между тучами, погладил его по короткостриженной, почти бритой светлой голове. – Или нет?

– Я... – собственный голос заскрипел, будто она молчала много лет, и она кашлянула. – Я в порядке. – Взгляд серых глаз, чуть темнее, чем у нее – и когда она только это рассмотрела? – насмешливо спрашивал Да неужели? – Просто иди куда шел, – она сказала это осторожно, чтобы не провоцировать, но прозвучало всё равно вызывающе. Тонкие губы медленно растянулись в улыбке, от которой у неё внутри всё свело.

2. Спичка

Он всё же не смог отказать себе в том, чтобы проследить за девчонкой, когда она вышла из здания торгового центра почти следом за ним, с заминкой в десять минут. Это было несложно – хоть она и шла, постоянно оглядываясь и замирая, прислушивалась к шорохам в городском тумане, он знал, что она его не видела. Всё же он был в этом хорош, и действительно мог двигаться бесшумно, если того хотел. Не зря он был лучшим бойцом Клетки, единственного на весь город спортивного клуба, в котором по ночам устраивались подпольные бои. Вообще-то, изначально клуб носил другое название, но его уже никто не помнил, а вывеска куда-то исчезла, словно её проглотил туман. И клуб стали между собой называть либо просто клубом, – и так было понятно, о чем шла речь, – либо Клеткой, за то огороженное высокой сеткой место в подвале, где непосредственно проходили бои.

Бои можно было устраивать хоть посреди бела дня, об их проведении в темное время суток знал весь город, но никто ни разу не сдал их и не позвонил в полицию или мэрию с жалобами. Спичка никогда не спрашивал о причинах такой неприкосновенности, а Боб, владелец клуба и Клетки, ничего не говорил, и всё шло своим чередом. Днём люди ходили в клуб упражняться на тренажёрах, а вечером – за более кровавым зрелищем. Бои не шли, конечно, на смерть, но иногда соперники входили в азарт, подбадриваемые зрителями.

А что ещё было делать в этом захудалом городишке, где развлечений не было от слова совсем? Единственный торговый центр, который они прозвали Хэппилэндом, где он сегодня встретил девчонку и загнавшую её туда компанию, уже не работал, и из города словно ушла вся радость, вместе с кинотеатром, игровыми автоматами и витринами магазинов на поглазеть. Сейчас можно было разве что торчать всё время либо в закусочной, пожирая бургеры и заливаясь коктейлями, либо ошиваться в клубе. Либо на улице, или на безграничных полях вблизи города, но с этим из-за переменчивой погоды и внимания полиции постоянно возникали проблемы. Сегодня ему не свезло – бой, на котором он должен был выступать, внезапно отменили, его противник заболел и не явился на место встречи, а желающих помахать кулаками всерьез, пусть и за деньги, не нашлось. Потому Боб позволил всем заинтересованным остаться, но многие задержались лишь ненадолго – без боёв вечером в клубе не на что было смотреть.

Спичка нехотя оделся, хотя в крови ещё бурлило желание с кем-нибудь подраться, и выбрался на улицу через тайный ход для сотрудников, которым никто, кроме него и Боба, не пользовался. Были среди посетителей клуба и девчонки, но ходили они туда не деньги ставить, а глазеть на бойцов. Обычно Спичка был рад девичьему вниманию, но сегодня, заведенный, он его не искал. Он планировал отходить кого-нибудь на арене, а не резвиться в постели, потому исчез раньше, чем его ушей коснулся первый разочарованный его отсутствием девчоночий вздох. Домой, где его не ждала мать, идти решительно не хотелось – хоть весь второй этаж их крошечного дома и был в его полном распоряжении, но она всегда находилась где-то внизу – в своей комнате, гостиной или на кухне, – и ему не хотелось её тревожить. Хоть она и перестала замечать его присутствие, он-то её видел, и хотел хоть как-то облегчить её жизнь, потому перестал попадаться на глаза. Маловероятно, что она вообще это заметила. То, что теперь она всегда молчала и двигалась скорее по инерции, нежели из желания жить, наполняло его сердце тихой скорбью. Она мысленно ушла вслед за отцом и так и не вернулась. После его смерти мать словно умерла тоже, а по земле осталась бродить лишь оболочка.

Она механически двигалась, одевалась, ела, работала в местной библиотеке, которую чудом ещё не прикрыли, потом заканчивала рабочий день и возвращалась домой. Она готовила на троих, по привычке, но совершенно этого не замечала, и вместе они не съедали и трети того, что на автомате делали её руки. Однако благодаря ей голодными не оставались другие брошенные дети клуба, которых Спичка к себе иногда водил. Всегда, правда, через окно в своей комнате, чтобы не тревожить мать, но никто не возражал – голодными ходить было гораздо хуже, поэтому проще было залезть по трубе в чужое окно на втором этаже, чем отказаться от еды. У Спички не было родных братьев и сестёр, но клуб внезапно подкинул ему оставленных детей города, и он стал самым старшим в этой разномастной семье. Хотя разница в возрасте между ними в основном была небольшая, все серьезно уважали его старшинство, и дело было даже не в реальном возрасте, даре или том, что он обеспечивал их едой. Он сам не заметил, как вызвал их уважение и стал им и старшим братом, и отцом, и другом немногочисленного мальчишечьего семейства. Но он не возражал, и не стал отмахиваться от тех, от кого отвернулся город.

В памяти, затянувшей его потоком цеплявшихся одно за другое воспоминаний, мелькнув неясной вспышкой, всплыло чужое имя. Элла – так произнес один из нападавших, и он выбрался из раздумий, в которые незаметно для себя самого угодил. Такое порой с ним бывало – он зависал на какой-то мысли и погружался в воспоминания, будто набирал полные легкие воды или в карманы камни, и медленно опускался на дно, созерцая отблески уплывшего времени.

Сейчас чужое имя вспыхнуло светом и погасло, отрывая от мыслей, возвращая к реальности, а девчонка тем временем ушла так далеко вперед, что он едва не потерял её из виду. Она пересекла дорогу быстро, будто спешила раствориться в тенях, и избегала и так неяркого света немногочисленных фонарей. Двигалась она технично и расчетливо, хоть и не особо профессионально. Может, у неё и правда был шанс скрыться от Греты и её дружков, если бы он не вмешался. По крайней мере, она действительно могла дождаться, пока им наскучит искать её в лабиринтах Хэппилэнда, и они уйдут. Но что бы она стала делать в школе, где было мало возможностей спрятаться или избавиться от них? Прогуливала бы уроки? Пряталась бы на крыше, которой иногда пользовался и он (как и большинство учеников), и на которой существовала возможность столкнуться с кем-то ещё? Иногда дело доходило до драк – настолько ученики не хотели делить пространство с кем-либо. Но то, что кто-то мог прятаться на крыше, ни для кого не было секретом, потому её бы настигли и там.

3. Уилл

Ни черта подобного, – сказал ему горящий взгляд бритоголового парня, имени которого он не помнил, стоило ему сделать шаг в сторону их стола. –Ты здесь не сядешь. Уиллу было очень интересно, почему один из их компании плакал на плече у другого, за этим наверняка крылась весьма занимательная история, и он бы ее обязательно послушал, но есть ему сейчас хотелось всё же больше. За их столом как раз было свободное место, которое он мог бы занять, но стоило ему шевельнуться, как всё тот же парень, больше похожий на преступника, чем на ученика старшей школы, посмотрел на него так, словно не отдал бы это место даже под страхом смерти. Уилл на это лишь улыбнулся, внутренне делая пометку узнать о выскочке поподробнее позже, и пошёл прочь, делая вид, что не замечает, как чужой взгляд утыкается ему между лопаток.

Он с сожалением вышел на задний двор и удрученно огляделся вокруг. Все места были заняты и здесь, и свободный стол стоял только у мусорки, занимать который, по понятным причинам, никто не спешил. Не собирался занимать его и он.

Впрочем, стоять долго ему не пришлось – одна из девушек, которой он явно нравился, как нельзя вовремя подняла голову и, покраснев, робко помахала рукой, привлекая его внимание. Уилл с удовольствием воспользовался шансом, который так милосердно подготовила для него судьба, даже не пришлось напрягаться самому. Сегодня школа была странно оживленнее обычного, что он списал на приближавшиеся последние занятия перед каникулами, и он был бы рад поесть в одиночестве, как всегда делал, но в такой толчее у него не было на это и шанса. Он мог бы освободить себе место, заставив окружающих забыть, что они собирались делать, но не стал морочиться – это отняло бы слишком много сил.

Девушки, краснея и бледнея от его внимания, мгновенно потеснились, освобождая для него место, а та, что махала ему рукой и рядом с которой он в итоге сел, так и вовсе не спускала с него глаз, очевидно не решаясь начать разговор, который он, впрочем, не собирался поддерживать. Он ласково улыбнулся, поймал её взгляд, без усилий устанавливая контакт – она сама тянулась к нему, облегчая задачу, – и удовлетворенно отметил, как она быстро сдалась и как застекленели её глаза.

Что ж, это было даже слишком просто, – отметил он не без разочарования. Девушка, слабо понимая, что делает, опустила по его указке взгляд в тарелку и принялась есть всё, что на ней лежало. Он не раз проделывал такое с матерью и отцом и знал, что они ощущали, с их собственных рассказов. Развязывать языки он тоже научился, и очень этим гордился. Но сейчас он совсем не был настроен на разговор, и заставил всех девушек забыть о своём присутствии. Когда они все, одна за другой, потеряли к нему интерес, он мог спокойно проанализировать происходящее.

Несколько лет время текло размеренно и привычно, город превратился в единый сонный механизм, подвластный его воле, но со вчерашнего дня, прямо с момента, как он пришел в школу, всё перестало идти по плану, выбилось из-под его контроля, и это его немного злило. Вчера утром в школьном коридоре его будто омыло тёплой волной с ног до головы, и пока он приходил в себя, на секунду выпустив нити контроля, что опутывали город, он поддался завладевшему им порыву и повернул голову к источнику чувства. Девушка, невысокая, со светлыми волосами, открыла двойные двери и застыла на месте, затравленно оглядываясь по сторонам. Уилл осмотрелся тоже, с удивлением отмечая, как слаженно сработал весь коридор.

Все головы были повёрнуты в её сторону, и это точно была не его работа. Пока она стояла, словно статуя, в дверях, он присмотрелся к ней повнимательнее, но не заметил ничего необычного. У неё была ничем не примечательная внешность: невысокая, худая, хоть и по-своему стройная, с большими глазами, взгляд которых она не отрывала от пола, с густыми светлыми волосами, но не блондинка. Он не любил блондинок – за цвет волос, стереотипную глупость и за то, что они все напоминали ему о матери. Её он тоже не любил.

В ней не было ничего особенного, и всё же она чем-то цепляла. Она не могла быть новенькой – в его город никто не приезжал без его ведома, но она была невидимкой, слепой зоной в поле зрения его воображаемых камер. Она наверняка постоянно проходила мимо него по этим коридорам, скользила тенью по стенам, но он не узнавал её и не знал её имени. Это удивляло.

Вчера он впервые увидел её – словно залитую светом, подсвеченную изнутри, когда на неё обратила внимание вся школа. Она наверняка запомнила этот момент надолго – все пялились на неё, словно она была кинозвездой, пока не прозвенел звонок.

Уилл высматривал её позже весь оставшийся день, но она как в воду канула, растворилась в воздухе, словно почувствовала в нем угрозу. Ему очень хотелось поскорее выяснить, кто она, но необходимость исполнять роль прилежного ученика и постоянно всё контролировать, используя дар, немного тормозила процесс.

Позже, в учительской, он нашёл её личное дело и даже узнал, где она живет, но это была вся информация, что ему удалось обнаружить. Как он и думал, ничего особенного. Покопался он и в деле того хулигана, но в его папке фактов было еще меньше, и Уилл лишь презрительно хмыкнул. Что-то шевельнулось внутри, в голове, словно обрывок какой-то мысли, но Уилл не успел за неё ухватиться прежде, чем она исчезла. Раньше, когда он ещё мучился провалами в памяти, его уже посещали подобные чувства, но ему казалось, что это прошло. Уилл скользнул глазами по тексту. Краткая биография – рост, возраст, цвет волос, родители. Отец, Майкл Б., умер. Взгляд зацепился за букву фамилии, в голове зароились картинки, больше похожие на воспоминания, но Уилл не смог определить, к чему они относились и что от него хотели. Может, стоило снова наведаться к доктору? Уилл усмехнулся. Хотел бы он посмотреть на его лицо, когда тот поймет, что Уилл на приёме уже был. У него же, а доктор этого не вспомнит.

4. Элла

Сидя на полу своей крошечной ванной комнаты, подтянув колени к груди, она наблюдала, как крутились в барабане стиральной машины вещи брата, и невольно проводила параллель с собственной жизнью. Всё встало с ног на голову ровно три дня назад, в выходные, когда чёрт её дёрнул закинуть в стирку все, абсолютно все свои вещи, а потом осознать, что из верхней одежды на её руках остались только вещи Стивена. Несколько дней выдались непривычно жаркими, заставляя всех жителей почти раздеться, и Элла допустила фатальную ошибку, доверившись прогнозу погоды, уверявшему, что солнце, внезапно посетившее их город, пробудет в нем ещё не одну неделю. Стоило только барабану стиральной машины остановиться в последний раз, а вещам занять место на бельевой веревке, как на следующий день хлынули дожди, солнце ушло, словно проиграло в каком-то споре и поменялось местами с пронизывающим ветром.

Элла любила носить вещи старшего брата, включая толстовку, подаренную им, но дома – это дарило ей чувство защищённости и чужого присутствия, будто он ещё был здесь, с ней. Когда она, оглядев свою мокрую одежду, решила всё же надеть толстовку, подаренную братом, в школу, она подумала, что этого всё равно никто не заметит. А потом вещи высохнут, и всё будет как прежде. Но она ошиблась – в то гребанное утро на нее посмотрели абсолютно все. Элла чувствовала на себе каждый чёртов взгляд, словно в момент стала центром всеобщей вселенной. Тогда её спас звонок на урок – странный туман, окутавший коридор, спал, ученики задвигались и вроде потеряли к ней интерес, по крайней мере, так ей тогда казалось.

И если на математике всё так и было, то на других уроках ей не было житья. Она с ужасом вспоминала тот день и вечер, когда сидела, согнувшись, в Хэппилэнде, и молилась, чтобы эти ужасные сутки просто закончились. Впрочем, вечер кончился неплохо – тогда Спичка практически спас её, отвоевав у Греты, даже если у него были какие-то свои мотивы. Её даже не избили, и она ушла вполне себе живая и невредимая, домой.

Спичка. Элла почему-то улыбнулась, вспомнив светлую бритую голову и ряд сережек в ушах. Он за словом в карман не лез и вообще выглядел довольно опасно, но когда он спросил, не проводить ли её, и увидел её испуг, сам же и отступил, и ушёл, не настаивая. Она выждала какое-то время, чтобы точно не встретиться ни с кем, и покинула торговый центр, постаравшись слиться с темнотой. Она шла, постоянно оглядываясь, но вокруг никого не было, улицы словно вымерли, и она ощутила себя героиней фильмов про зомби, последней выжившей, только не знала, повезло ей в таком случае или нет.

Предавшись фантазиям, она совсем забылась, и резко затормозила только перед крыльцом дома, вмерзнув в землю от осознания – если все настолько изменилось в школе, что же ждало ее там, за порогом? Если утро и день были такими отвратительными, то что уготовил ей поздний вечер?

Родители наверняка пробудились тоже, и она даже не представляла, с чем ей предстояло столкнуться. То, что дом встретил её напряженной тишиной, было плохим знаком. Наверняка родители уже наорались друг на друга и теперь ждали только её прихода, чтобы продолжить представление. Все вокруг словно замерло, ожидая, когда она подойдет ближе, дожидаясь момента, когда можно будет напасть. Ей очень не хотелось возвращаться домой, но другого выхода у неё не было. Ночевать на улице было не вариантом – темное время суток после заката было холодным, температура едва ли не уходила в минус, – Элла замерзнет быстрее, чем успеет увидеть первые сны. Подруг в городе у нее не было – специально не заводила, чтобы не привлекать к себе внимания.

Молодец, Элла, сегодня ты его действительно не привлекла.

Проскочила мимо всех, как мышка, тихо и незаметно, так держать.

Она вздохнула, сделала шаг назад и всё же обогнула дом, подбираясь к его задней части. Элла никогда не лазила к себе через окно, но сегодня, видимо, ей предстояло сделать это впервые. Она знатно ободрала руки и колени, пока карабкалась по изгороди, а в конце, расслабившись, и вовсе с грохотом ввалилась в комнату, да так и замерла, ожидая, что с минуты на минуту к ней ворвутся разъярённые родители. Но дома было тихо, только часы на прикроватной тумбочке едва слышно отсчитывали ход секунд. Элла ощутила под содранной кожей ладони знакомый ворс ковра и поняла, что, наконец-то была дома. Не включая свет, подперла дверь стулом, а когда прошла мимо окна, остановилась и повернулась к темноте. Ей показалось, что за окном, прямо рядом с домом, она видела чью-то фигуру. Элла резко отдёрнула занавеску, словно могла этим движением напугать того, кто мог следить за ней, но за забором никого не было – всё пространство, залитое лунным светом, было как на ладони, и Элла подумала, что ей, должно быть, показалось.

Эйфория, окутавшая от осознания, что этот день закончился, запудрила мозги и заставила поверить, что теперь-то точно всё будет хорошо.

И теперь она с этим хорошо сидела, свернувшись калачиком, в собственной ванной, и пыталась сделать вид, что её не существовало. Утро следующего дня началось неплохо, но стоило спуститься вниз, как взгляд буквально приклеился к кухонному столу, за которым сидели родители. Он был накрыт на троих, а родители, с которыми она не садилась вместе за стол уже несколько лет, синхронно посмотрели на неё, совсем как вся школа день назад. Элла вся похолодела, когда мама вдруг встала и, улыбаясь, взяла её за руку. Отец отодвинул стул, и они выглядели так, будто ничего не произошло – не было нескольких лет отчуждения, криков, упрёков, они даже не замечали, что не хватало ещё одного ребёнка, и ей стало по-настоящему страшно. Когда она присела на краешек стула, родители уже смеялись своим шуткам, которых она давно не слышала, а также постоянно пытались втянуть в диалог и её, но, видя её незаинтересованность, оставили в покое. Без крика. Без возмущений. Без упрёков. Она смотрела на своих родителей, таких живых и обычных, таких знакомых, а по телу разливалось оцепенение. У неё буквально замерзали мысли, когда она следила за каждым их движением, ожидая, что один из них вот-вот перестанет улыбаться и набросится на неё. Но шли минуты, ничего подобного не происходило, и это ужасало её ещё больше. Если родители вели себя, как при пробуждении, но иначе, что же тогда ждало её в школе? Публичное распятие? Ей стало так плохо, что она сказалась больной и пулей взлетела вверх по лестнице, баррикадируясь в комнате.

5. Уилл

– Привет, – Уилл постарался придать своему лицу дружелюбное выражение, ведь ему не хотелось спугнуть её, раз судьба так удачно столкнула их. Бесполезные занятия в школе утомили его, к тому же жара, неожиданно разлившаяся в городе, действовала на него убийственно, и он решил спрятаться в единственном месте в городе, в котором было тихо и прохладно. Обычно библиотека пустовала, и единственными её обитателями были смотрительница и сам Уилл. Но сегодняшний день смог его удивить – скрип входной двери разнёсся по тишине отчетливо, привлекая внимание, и Уилл увидел, как по лестнице на второй этаж поднималась та, с кем он сам искал встречи, но пока не находил предлога, чтобы это не выглядело подозрительно.

Конечно, он мог бы заставить её рассказать всё сразу, а потом применить свой дар, но иногда тот взбрыкивал и не слушался, как сейчас, и Уилл ненароком мог сделать только хуже. Он научился заставлять людей забывать отдельные момент их жизней или всё, что они знали, но в такую жару его мозг будто плавился и управление даром давалось хуже, потому он чуть ослабил контроль, чтобы снизить давление на нервную систему, и дожидался благоприятной возможности познакомиться с Эллой естественно и непринужденно. Кто же знал, что случай подвернется так скоро. Когда он вышел из-за стеллажей, она выглядела напряженно, ноги на пол с подоконника спустила, словно собиралась бежать. Что ж, стоило признать, что первая попытка сближения провалилась, но он не был намерен сдаваться.

– Прости, если напугал, – он мягко улыбнулся, остановившись неподалеку, у стеллажа. Не стал подходить к ней, чтобы даже близко не вторгаться в личное пространство. Элла всё ещё настороженно наблюдала за ним, будто он был угрозой, и Уилл поспешил развеять её опасения. Он не удержался и чуть потянулся к ней даром, чтобы ослабить бдительность, заставить забыть о возможных переживаниях, но неожиданно наткнулся на преграду. Такого он ещё ни у кого не встречал. Проникновение в чужое сознание было похоже на погружение в воду, только наоборот – сначала он чувствовал сопротивление, но чем глубже погружался, тем легче становилось – он ни в кого не нырял целиком, не было в их городе настолько упёртых личностей, с которыми ему пришлось бы провернуть подобное. Даже с отцом ему не пришлось этого делать.

Повлиять на взрослых оказалось достаточно легко – они и так были зациклены на самих себе, пусть и в разной степени, и заставить их стать замкнутой системой оказалось довольно просто. Каждый взрослый в городе стал центром своей вселенной, и все они двигались теперь по однажды выбранному кругу – ходили на работу, жили вместе с семьями, у них даже осталась социальная жизнь! Этим Уилл особенно гордился – смог повлиять на людей так, что они не растеряли остатки самостоятельности, и двигались вполне осознанно, просто немного как будто во сне. Если кто-то выбивался из общей картины послушного сонного забвения, Уилл без труда его в это спокойствие возвращал. И хоть сейчас странные всплески активности участились – люди стали больше своевольничать, – Уилл списывал всё на ослабление своего контроля из-за жары. Температура за окном повышалась, и головная боль усиливалась вместе с ней, отвлекая от главной задачи. Терпеть боль и одновременно следить за всеми людьми в городе было невозможно физически – когда Уилл попытался провернуть это в первый раз, ему показалось, что у него расколется голова. Жару он всегда переносил плохо, потому пришлось выбрать меньшее из зол – ослабить контроль, чтобы его голова не лопнула от перенапряжения.

Жаль, в городе никто не владел погодой, было бы неплохо облегчить себе жизнь и вернуть город в туманное прохладное ничто, в котором он и пребывал последние несколько лет.

Сознание Эллы выглядело иначе – начать хотя бы с того, что он не видел его берегов. Обычно сознание напоминало море – когда Уилл применял свой дар, он оказывался у границы чужого разума, будто на берегу, и медленно, шаг за шагом, заходил в чужую воду. У Эллы же он будто остановился на краю обрыва, у ограждения, за которым ничего не было видно. Эта чернота ему не понравилась. Могло ли быть так, что Элла уже была кем-то захвачена? Неужели в его городе был ещё кто-то, подобный ему, кто действовал без его ведома? Уилл нахмурился и отступился – у него уже появилась информация к размышлению. Осталось только подобраться к Элле поближе, чтобы выуживать факты в будущем.

– Привет. Уилл, да? – он кивнул, рассудив, что прежде всего им стоило познакомиться. Она представилась тоже, хотя он и так знал, как её зовут, кто её родители и где она жила. – Не напугал, – хорошо, что Элла всё же решила вступить с ним в диалог. Её плечи немного расслабились, а пальцы, стискивавшие подоконник, разжались, и Уилл посчитал это добрым знаком. Она завела солнцезащитные очки на лоб и слабо улыбнулась. Это можно было считать победой. Раз не убежала в страхе, значит, подобраться к ней будет проще. Ему легче было влиять на людей, когда они проникались к нему симпатией. Он попробовал подступиться к ней снова, но не преуспел – дар опять наткнулся на чёрное нечто непонятного происхождения. Это было досадно, но она хотя бы заговорила с ним! – Просто... Так жарко, – она обмахнулась ладонью, впрочем, безрезультатно, и продолжила: – Клянусь, у меня мозги слипаются.

Он постарался изобразить максимальное участие и сочувствие, и, судя по лицу, она ему поверила. По крайней мере, плечи её разжались окончательно, а взгляд стал более открытым и заинтересованным.

– Не ожидала здесь никого увидеть. Я думала, это место никто не посещает, кроме меня.

– Теперь ты знаешь мой секрет, – он позволил себе приблизиться и сесть за стол недалеко от нее. Но теперь он был к ней ближе, чем раньше. Она не возражала и не собиралась уходить, и он едва заметно улыбнулся. Ровесников в городе он держал не под таким пристальным контролем, как взрослых, потому что в большинстве своем они не стоили – и не требовали – столько внимания, но Элла была совсем другой. Он не смог её прочитать в первый раз, как увидел, будто она заставила его забыть о себе, а не наоборот, и то, что раньше она ускользала от его внимания, раздражало.