Тени Академии Седры всегда были гуще, чем положено. Даже в полдень сквозь витражи с изображением древних богов пробивался лишь тусклый свет, окрашивая залы в кроваво-багровые и свинцовые тона.
Здесь учились не просто маги — здесь выковывали оружие. Стены, сложенные из чёрного камня Пропасти, впитывали крики отчаявшихся учеников, а полы, испещрённые серебряными рунами, обжигали подошвы тех, кто смел усомниться в своём праве стоять здесь.
Мирра Вейн ненавидела это место. Не за жестокость — к ней она привыкла с детства, выросши в портовых трущобах. Нет. Её бесила тишина. Тишина, которая падала на зал, когда входил он.
Она стояла в центре экзаменационного круга, сжимая в потных ладонях обсидиановый жезл. Её барьер — нежно-голубая дрожащая сфера — уже трещал по швам под ударами иллюзорных когтей. Экзаменатор, старый маг с лицом, изборождённым шрамами вместо морщин, щурился:
— Ещё один удар, Вейн. Или вы сдаётесь?
«Сдаться» — единственное слово, которого не существовало в её личном словаре. Мирра впилась ногтями в ладони, заставляя боль прояснить сознание. Она вспомнила, как мать, пахнущая дешёвым ромом, швыряла в неё пустыми бутылками: «Беги, пока не поздно! В нашем роду магия — это проклятье!». Но Мирра не умела бежать. Она вдохнула глубже, переписав формулу барьера на лету — голубой свет сменился багровым.
Иллюзорный зверь рванулся вперёд — и застыл, словно наткнувшись на невидимую стену.
— Неплохо, — пробормотал экзаменатор, но его голос потонул в новом звуке.
Тишине.
Шаги. Медленные, тяжёлые, будто кто-то нёс на плечах всю тяжесть этого проклятого чёрного камня.
Мирра не видела его ещё — только слышала шепотки в коридорах. «Соларис. Прямой потомок Архимагов. Тот, кто в семь лет переписал законы рунической гравитации. Тот, кто смеётся над дуэльным кодексом».
Элиан Соларис вошёл, не удостоив зал взглядом. Его чёрный мундир с серебряными застёжками в виде спиралей сидел слишком идеально, будто выкован на теле. Волосы — цвета воронова крыла — падали на высокий лоб, обрамляя лицо, которое могло бы принадлежать мраморному ангелу, если бы не глаза. Глаза. Холодное серебро, лишённое зрачков, будто два лезвия, направленных в душу.
— Прервём фарс, — его голос был тихим, но каждый слог врезался в барабанные перепонки, как игла. — Эта девочка играет в защиту, как котёнок с клубком.
Мирра почувствовала, как жар прокатывается по спине. Девочка. Ей девятнадцать, чёрт возьми, она прошла через адские испытания, чтобы стоять здесь!
— Господин Соларис, — экзаменатор вдруг стал напоминать школьника, пойманного на шалости, — экзамен по защитным искусствам...
— Искусство? — Элиан повернул голову, и свет от витражей скользнул по его скулам, как по лезвию. — Вы называете это искусством?
Он щёлкнул пальцами. Иллюзорный зверь взвыл и рассыпался в прах. Мирра ахнула — её барьер, её гордость, её кроваво-красный шедевр — треснул, как яичная скорлупа, от одного движения его руки.
— Настоящая сила, — он шагнул в круг, и Мирра инстинктивно отпрянула, — не терпит красивых жестов.
Его пальцы коснулись треснувшего барьера. Мирра ожидала боли, взрыва, чего угодно — но не этого. Тепло. Медленное, густое, как патока, поползло от места касания по всему телу.
Она вскрикнула, когда волна жара добралась до живота, заставив мышцы сжаться в странной судороге.
— Смотрите, — Элиан повернулся к экзаменатору, будто демонстрируя редкий экспонат, — она дрожит. Не от страха. От голода.
Мирра хотела ударить его. Плеснуть кислотой в это совершенное лицо. Но её ноги стали ватными, а между бёдер пульсировало тепло, с каждым его словом нарастая.
— Вы... Вы не имеете права... — её голос звучал хрипло, чужим.
— Права? — Он рассмеялся, и звук был подобен звону разбитого стекла. — Я даю права. Или отнимаю.
Он сделал ещё шаг. Теперь между ними оставался лишь слой воздуха, пропитанный запахом его кожи — дым, металл и что-то горькое, как полынь. Его рука скользнула вдоль её руки, сжимавшей жезл, и Мирра замерла. Прикосновение было легче паутины, но каждый нерв кричал, будто по нему провели раскалённой иглой.
— Ты тратишь время на иллюзии, — он наклонился, и его губы почти коснулись её уха. Шёпот осел на коже росой. — Настоящая сила требует боли.
Его палец упёрся ей в грудину. И тогда она поняла.
Боль. Не та, что рвёт плоть — тоньше, острее. Как будто кто-то вогнал под кожу тысячи раскалённых игл и теперь водил ими по венам, нервам, самым укромным уголкам тела.
Мирра рухнула на колени, захлёбываясь стоном. Сквозь пелену слёз она видела, как Элиан рассматривает её, словно учёный — подопытную крысу.
— Интересно, — произнёс он задумчиво. — Большинство теряет сознание на пятой секунде.
Мирра впилась ногтями в ладони, пока кровь не выступила на коже. Она подняла голову, встречая его взгляд:
— Я... не... большинство...
Его бровь дёрнулась — единственное проявление эмоции. Потом он отступил, и боль исчезла так же внезапно, как началась. Мирра едва удержалась, чтобы не упасть лицом в холодный камень.
— Поздравляю, Вейн, — Элиан повернулся к экзаменатору. — Она сдала.
— Но... процедура...
— Я сказал. — В его голосе впервые прозвучала сталь.
Когда он вышел, зал взорвался шёпотом. Мирра поднялась, всё ещё дрожа, и поймала на себе десятки взглядов: зависть, страх, любопытство. Но она видела только спину Элиана, растворяющуюся в тени коридора.
В кармане её мантии что-то жгло кожу. Она сунула руку внутрь и вытащила смятый пергамент. На нём кровью (её кровью?) было выведено:
«Твой барьер красив, как девственность. И так же бесполезен. До завтра».
Тени в коридорах Академии Седры сгущались к полуночи, превращаясь в подобие жидкой тьмы. Мирра шла, прижимая к груди свиток с расписанием, где жирным шрифтом значилось: «Куратор — Элиан Соларис. Зал Пробуждённых Рун. 22:00».
Её пальцы дрожали, оставляя на пергаменте влажные отпечатки. Она ненавидела эту слабость. Ненавидела его. Но больше всего — то, как тело предательски откликалось на память о его прикосновении.
Зал Пробуждённых Рун был пуст. Мирра остановилась на пороге, впитывая запах дыма и старого камня. Стены здесь были покрыты шрамами — следы древних заклятий, выжженных в камне так глубоко, что даже время не смогло их стереть.
В центре зала, на пьедестале из чёрного базальта, лежала книга с обложкой из человеческой кожи. Говорили, что в ней записаны имена тех, кто осмелился призвать демонов Пропасти. Большинство страниц были чисты.
— Ты опоздала на семь минут.
Он стоял за её спиной. Мирра не услышала шагов — он материализовался из тени, как ночной кошмар. Элиан был одет в чёрный халат с вышитыми серебром рунами по краям. Глубокий вырез на груди обнажал кожу, бледную и гладкую, будто отполированную льдом.
— Я... —начала она, но он перебил, подойдя так близко, что края его халата коснулись её рук.
— Не оправдывайся. Твоё время принадлежит теперь мне.
Он повернулся и двинулся к центру зала, не оглядываясь. Мирра последовала, стиснув зубы. Её взгляд упал на его спину — ткань халата колыхнулась, обнажив на мгновение линию позвоночника. Она вспомнила, как его пальцы жгли её кожу, и сглотнула ком в горле.
— Сними мантию, — приказал он, останавливаясь у пьедестала.
— Что?
— Ты слышала.
Мирра замерла. Воздух стал густым, как сироп. Она медленно расстегнула застёжки, и тяжёлая ткань упала к её ногам, оставив её в тонкой рубашке и кожаных штанах. Холод камня пробирался сквозь подошвы сапог.
Элиан расстегнул пояс халата. Ткань соскользнула с его плеч, обнажив спину. Мирра ахнула. Его кожа была испещрена шрамами — не грубыми рубцами, а изящными линиями, складывающимися в узор. Руны. Они светились тусклым серебром, как лунная дорожка на воде.
— Подойди, — он не повернулся. — Ты будешь рисовать.
— Рисовать? — она не поняла.
— Руну Аштар. На моей спине. Пальцем.
Мирра почувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Руна Аштар — запретный знак, символ цепей, сковывающих душу. Её учили, что даже мысленное воспроизведение этой руны может разорвать разум.
— Ты... сошёл с ума?
Элиан обернулся. Его глаза вспыхнули, как лезвия при ударе.
— Страх — роскошь. Ты её не заслужила.
Он схватил её запястье и притянул к себе. Его пальцы обожгли кожу, и Мирра вскрикнула, но звук застрял в горле. Элиан повернул её руку ладонью вверх и провёл ногтем по линии жизни. Кровь выступила мгновенно, алая и горячая.
— Твоя кровь — чернила. Моя кожа — пергамент. Рисуй.
Он отпустил её и снова повернулся спиной. Мирра дрожала, но шагнула вперёд. Её палец коснулся его кожи.
Тепло. Такое же, как тогда, в экзаменационном зале. Но теперь оно не обжигало — оно лилось в вены, как вино.
Она провела линию от основания его шеи вниз, следя, как её кровь смешивается с его серебряными шрамами. Элиан не дёрнулся, но дыхание его участилось.
— Неправильно, — он произнёс сквозь зубы. — Ты дрожишь.
— Я... не дрожу, — солгала она, выводя изгиб руны.
Её палец скользнул вдоль его позвоночника, и он резко вдохнул. Мирра почувствовала, как под её прикосновением мышцы спины напряглись, как тетива лука.
— Ложь — признак слабости, — его голос стал ниже. — Ты хочешь убежать?
— Нет.
— Врёшь.
Он внезапно откинул голову назад, и его волосы коснулись её кожи. Запах — дым, металл, опасность. Мирра едва не сорвала палец с его кожи, но он схватил её за бедро, впиваясь пальцами в плоть.
— Продолжай.
Она продолжила, стиснув зубы. Каждая линия руны заставляла её тело реагировать — тепло между бёдер, дрожь в животе, влажность на лбу. Элиан молчал, но его кожа под её пальцами становилась горячее. Когда она завершила последний завиток, он резко обернулся.
Его глаза горели. Руна Аштар на его спине вспыхнула кроваво-красным, и Мирра отпрянула, но он поймал её за шею.
— Видишь? — он дышал ей в губы. — Ты боишься не руны. Ты боишься того, что чувствуешь.
Его большой палец провёл по её горлу, оставляя след из её же крови. Мирра попыталась вырваться, но он притянул её ближе.
— Ты ненавидишь меня за то, что я заставляю тебя хотеть это.
— Я не...
— Врёшь.
Его губы коснулись её уха. Не поцелуй — укус. Мирра вскрикнула, и звук эхом отразился от стен. Элиан оттолкнул её, как будто обжёгся.
— Урок окончен.
Он надел халат, скрыв шрамы и руну. Мирра стояла, дрожа, её палец всё ещё покалывал от прикосновения к его коже.
— Завтра, — он бросил через плечо, уже растворяясь в тени, — ты научишься лгать лучше.
Ночью Мирра проснулась от того, что простыни прилипли к её телу. Сон — обрывки, жаркие и яркие — всё ещё плясал перед глазами. Его губы. Не на ухе — на шее, на ключице, ниже. Его пальцы, повторяющие узоры рун на её коже, но не кровью. Чем-то иным, от чего тело выгибалось, как лук.
Она встала, подошла к зеркалу. В тусклом свете луны её отражение казалось чужим: растрёпанные волосы, глаза, расширенные тем же страхом, что и желанием. На шее, там, где он оставил след крови, теперь красовалась тонкая царапина.
Мирра тронула её кончиками пальцев и застонала.
Где-то в глубине академии, в комнате, освещённой лишь светом запретных рун, Элиан Соларис смотрел на своё отражение в чёрном зеркале. Руна Аштар на его спине всё ещё пульсировала красным.
— Глупо, — прошептал он, проводя пальцем по линии, которую нарисовала она.
Зеркало треснуло. Но трещина повторила изгиб руны.
Библиотека Академии Седры была не местом для чтения, а лабиринтом из забытых страхов. Полки из черного дерева вздымались до потолка, словно гробы, поставленные вертикально.
Воздух был густ от запаха пергамента, пропитанного кровью древних заклятий, и пыли, которая оседала на губах горьким привкусом.
Мирра шла между стеллажей, сжимая в руках свиток с формулой расщепления маны — задание, которое Элиан назвал «детской забавой».
Она искала «Трактат о теневых спиралях», но мысли её были далеко. Каждый шорох страниц заставлял её оборачиваться, будто в тени стоял он, наблюдая. Всегда наблюдая.
Она услышала их раньше, чем увидела. Голос — низкий, как гул подземного колокола — прорезал тишину:
— Ты ошибаешься. Страдание не ключ. Оно... дверь.
Мирра замерла за углом. Сердце колотилось так громко, что она боялась, будто он услышит. Элиан сидел на краю стола, заваленного картами звёздных скоплений. Перед ним стояла девушка с волосами цвета вороньих крыльев — Ирези из клана Ночных Певцов. Её мантия была расстегнута, обнажая плечо с татуировкой в виде змеи.
— Но как войти, не сломав себя? — Ирези наклонилась ближе, и змея на её коже изогнулась, будто живая.
Элиан улыбнулся. Не той ледяной усмешкой, которую Мирра видела на экзамене, а медленной, хищной. Он провёл пальцем по змее, от шеи девушки до изгиба ключицы.
— Ты хочешь знаний или утешения? — спросил он, и его ноготь впился в кожу, оставляя красную полосу.
Ирези не отпрянула. Её губы дрогнули, выдавая волнение. Мирра почувствовала, как в желудке закипает что-то тёмное. Она хотела отвернуться, но ноги будто вросли в камень.
Элиан поднял глаза. Взгляд его скользнул через плечо Ирези и вонзился в Мирру. Он не остановил движение пальца, продолжая водить им по шее девушки, будто выписывая невидимую руну.
— Знаний, — прошептала Ирези.
— Тогда запомни, — он наклонился к её уху, но смотрел на Мирру. — Дверь открывается только тогда, когда тебе некуда вернуться.
Мирра сжала свиток так, что края врезались в ладонь. Она повернулась, не дожидаясь конца, и почти бежала между стеллажей, пока не уперлась в стену с витражом, изображавшим падение ангела. Крылья из стекла бросали кровавые блики на её дрожащие руки.
«Почему это меня бесит? Он — чудовище. Это её проблема», — думала она, но образ его пальцев на чужой коже жёг сетчатку.
Он пришёл в полночь. Мирра сидела на кровати, разбирая кристаллы маны, когда дверь её кельи скрипнула. Элиан вошёл без стука, словно тень, порождённая самой тьмой. Его мундир был расстёгнут, открывая бледную кожу с едва заметным отблеском рун.
— Тебе нужен ключ от архива? — спросила Мирра, не поднимая глаз. Она знала, что это не так.
Он рассмеялся. Звук был мягким, как шёлк, разрываемый ножом.
— Сегодня в библиотеке ты забыла кое-что.
— Я ничего не забываю.
— Врёшь. — Он шагнул ближе. Запах дыма и железа ударил в ноздри. — Ты забыла книгу.
Он протянул руку. В пальцах его был «Трактат о теневых спиралях». Мирра не двинулась.
— Спасибо, — процедила она.
Элиан бросил книгу на пол. Переплёт ударился о камень с глухим стуком.
— Ревность — смешной способ признать, что я тебе не безразличен.
Мирра вскочила. Кристаллы маны рассыпались по полу, звеня, как слёзы.
— Ты никому не безразличен, Соларис. Ты — яд, который пьют, чтобы доказать свою силу.
Он схватил её за подбородок, заставив запрокинуть голову. Его пальцы жгли, как раскалённые щипцы.
— А ты? — прошептал он. — Ты пьёшь, чтобы доказать себе что?
Мирра попыталась вырваться, но он притянул её ближе. Его губы коснулись её виска, и она почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
— Ирези... — начала она, ненавидя себя за этот вопрос.
— ...пытается заменить тебя? — он закончил за неё. Его зубы сомкнулись на мочке её уха, и Мирра вскрикнула. — Она не ты. Она не ломается. Не горит.
Он отпустил её так резко, что она едва удержалась на ногах. Его дыхание, прерывистое и горячее, смешалось с её собственным.
— Ты вышел из игры? — спросила Мирра, стиснув зубы.
— Игра, — он повернулся к двери, — только начинается.
Он ушёл, оставив дверь открытой. Холодный ветер с Пропасти врывался в комнату, задувая свечи. Мирра стояла, прижимая руку к уху, где остался след его зубов.
«Закрой дверь», — твердил разум.
Она не стала.
Ирези ждала его в обсерватории, где свет звёзд падал сквозь купол из чёрного хрусталя.
— Она сильнее, чем ты думаешь, — сказала девушка, сбрасывая мантию.
На её спине светилась руна Аштар — точная копия той, что Мирра рисовала на Элиане.
— Сила — не главное, — он провёл рукой по руне, и та погасла. — Главное — голод.
Ирези вздрогнула, когда его пальцы впились в её плечи.
— А у неё он есть?
Элиан посмотрел в сторону коридора. Туда, где где-то вдали мерцал невидимый отсюда огонёк чьей-то незакрытой двери.
— Скоро узнаем.
Ритуальный зал Академии Седры был пуст, но воздух здесь всегда был наполнен шепотами. Не голосами — сами камни, пропитанные древними заклятиями, будто хранили память о каждом произнесённом слове, каждом пролитом поту и крови.
Мирра стояла в центре круга, выложенного пеплом и солью, её руки дрожали от напряжения. Перед ней на цепи из чёрного железа висел артефакт — кристалл, вырезанный из сердца демона.
Она должна была перенаправить его энергию в ритуальный сосуд. Всё просто. Но её мысли были далеко — в библиотеке, где его пальцы скользили по чужой шее. Где он дышал ей в губы, оставляя дверь открытой...
— Ты опоздала на три удара сердца, — голос Элиана прозвучал из ниоткуда.
Он вышел из тени, одетый в чёрный камзол с высоким воротником, подчёркивающим бледность кожи.
— Наказание неизбежно.
— Я не просила тебя быть моим надзирателем, — бросила Мирра, сжимая кристалл так, что острые грани впились в ладонь.
— Просьба подразумевает выбор, — он щёлкнул пальцами. Цепи артефакта ожили, с лязгом сорвавшись с крюка. — У тебя его нет.
Кристалл упал. Мирра взмахнула руками, пытаясь перенаправить поток магии, но было поздно. Энергия демона ударила в сосуд, разбив его вдребезги. Осколки взлетели в воздух, превратившись в стаю чёрных бабочек с кровавыми глазами. Они кружили вокруг неё, касаясь крыльями кожи, оставляя следы, похожие на ожоги.
Элиан наблюдал, скрестив руки.
— Жалко, — произнёс он, когда последняя бабочка рассыпалась в прах. — Я надеялся, ты хотя бы попытаешься.
Мирра повернулась, чтобы уйти, но пол под её ногами ожил. Тени сплелись в цепкие ленты, обвивая запястья, талию, лодыжки. Она вскрикнула, когда холодная тьма впилась в кожу, приковав к стене.
— Ты любишь играть с огнём, — Элиан приблизился, его пальцы скользнули по цепи у её шеи. — Но забываешь, что огонь всегда отвечает укусом.
Мирра дёрнулась, но тени лишь туже затянулись. Его рука легла на её живот, сквозь тонкую ткань рубахи.
— Ты дрожишь, — он наклонился, губы в сантиметре от её уха. — От страха? Или от того, что моё прикосновение — единственное, что заставляет тебя чувствовать?
— От отвращения, — выдохнула Мирра.
Он рассмеялся. Его дыхание смешалось с её — горячее, с горьковатым привкусом полыни.
— Ложь становится твоей второй кожей, — он провёл ногтем по её ключице, и тени у её запястий сжались сильнее. — Но я вижу правду. Ты хочешь, чтобы я тебя коснулся.
Мирра зажмурилась, пытаясь отстраниться, но стена была холодна и немилосердна. Его губы коснулись места, где пульс бился, как пойманная птица.
— Тогда отбери это, — прошептал он.
Тени ослабли на мгновение. Мирра почувствовала, как магия Элиана течёт по её венам — тёмная, сладкая, как вино с примесью яда. Она могла сопротивляться. Должна была. Но вместо этого она рванулась вперёд, впившись губами в его.
Это не был поцелуй. Это была битва. Её зубы царапали его губу, её руки, всё ещё скованные тенями, тянулись к нему, как к единственному источнику воздуха.
Элиан замер на мгновение, затем ответил с яростью, достойной бури. Его пальцы впились в её бёдра, прижимая к стене так, что боль и наслаждение слились воедино. Тени вокруг них заклубились, обвивая их тела, как чёрный шелк.
Мирра почувствовала, как его магия проникает глубже — не через кожу, а прямо в разум. Образы вспыхнули перед её закрытыми глазами: он, срывающий с неё одежду в зале рун; его зубы на её бедре; её собственные пальцы, впивающиеся в его спину, пока руны на ней светились, как раскалённое железо. Она застонала. Звук прозвучал потерянный, дикий.
Элиан отстранился первым. Его губы блестели её кровью, глаза горели лихорадочным блеском. Тени разомкнулись, и Мирра рухнула на колени, дрожа всем телом.
— Поздравляю, — его голос звучал хрипло, будто он пробежал тысячу миль. — Это был твой первый достойный поступок.
Он повернулся, его силуэт растворился в полумраке, прежде чем она успела подняться. Мирра прижала ладонь к груди, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Её губы горели, а на языке остался вкус — дым, железо и что-то ещё, от чего тело сжималось в сладкой судороге.
Он вернулся в свою келью, где стены были покрыты зеркалами из обсидиана. Каждое отражало его искажённое подобие — человека, монстра, божества. Элиан сорвал камзол, швырнув его в угол. На его спине руны светились алым, как раскалённые угли.
— Глупо, — прошипел он, впиваясь ногтями в подоконник. Камень треснул.
В зеркале за его спиной возникло отражение Мирры — её распущенные волосы, её губы, припухшие от его зубов. Он ударил по стеклу, но образ не исчез.
— Уйди, — приказал он тени.
Тень засмеялась его же голосом.
Мирра не спала. Она сидела на полу своей кельи, рисуя на пергаменте дрожащими пальцами. Не руны — его лицо. Резкие линии, холодные глаза, губы, которые могли разрушить и вознести.
— Ненавижу, — прошептала она, сминая пергамент.
Но когда она закрыла глаза, её пальцы сами потянулись к губам, повторяя путь его поцелуя. А где-то в глубине, в месте, которое она боялась назвать, зарождалось что-то тёплое и опасное.
Голод.
Не по еде. Не по власти.
Голод по нему.