Анно
— Даже не подходи ко мне! — я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора.
— И что будет? — он криво ухмыляется.
— Увидишь!
Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок.
— Ты не отвертишься от меня, куколка.
Я сгибаю колено.
— Спорим, будет больно?
— Больно будет тебе, — короткий гортанный смешок, — когда я тебя брошу.
***
Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится.
А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство.
Я не собираюсь выполнять прихоти мажора.
Глава 1
Подавать документы в вуз, оказывается, хлопотное дело. Мы с подружкой устали до изнеможения, пока обежали все нужные кабинеты университета.
— Бедные мои ноженьки! — ноет Зинка.— Варь, пластырь имеется?
— Откуда? — вздыхаю я.
Мы сидим на остановке в ожидании пригородного автобуса. Зина с расстроенным лицом разглядывает растертую в кровь пятку. Вырядилась, дуреха, в честь поездки в столицу в новые кроссовки, вот и получила.
Я вздыхаю, посматриваю на экран телефона. Тоже устала, скорее бы приехать домой.
— Ба-бах!
— Ай!
От взрыва рядом с остановкой мы с Зинкой дружно взвизгиваем, а следом накатывает пронзительный визг тормозов. Он с мощностью тысячи децибел бьёт по барабанным перепонкам. Я хватаюсь за уши и тут же в ужасе вскакиваю: на остановку точной наводкой летит роскошная тачка.
Прямо на нас.
Еще миг и...
Мелькает перекошенное лицо водителя, распахнутые рты пассажиров.
Я хватаю Зинку за руку, дёргаю её в сторону. Люди тоже с воплями разбегаются.
Но автомобиль делает разворот, не доезжая до тротуара, скользит юзом и останавливается, скрипя колесами. На несколько секунд мир замирает, а потом взрывается звуками. Воют клаксоны, вопят перепуганные люди, тормозят машины, водители высовываются в окна и что-то кричат.
Из тачки вываливается шофер — высокий, атлетически сложенный парень. Широкие брови вразлет и крючковатый нос придают его лицу хищное и злое выражение. От такого типа веет опасностью, и хочется держаться подальше.
Он обегает машину, хлопает ладонями по бедрам и матерится через слово.
— Твою ж мать! Твою ж мать!
Мы с Зинкой наблюдаем за разворачивающимся представлением уже с любопытством.
И тут открывается пассажирская дверь. Сначала я вижу ноги в начищенных лоферах, потом дорогие часы на руке, придерживающей дверь, и, наконец, появляется хозяин тела во всей красе.
Именно в красе!
Такие великолепные образцы альфа-самцов простым смертным кажутся небожителями. Они смотрят с экранов телевизоров и кинотеатров, приглашают что-то купить с рекламных плакатов, но настолько далеки от реальной жизни, что я ни разу их не встречала за свои восемнадцать лет.
У меня сердце пропускает один удар. Не хочу на красавчика смотреть, а не могу глаз отвести. Высокий, стильный, одетый по последнему слову моды, он сверкает потрясающими синими глазами и будто парализует мою волю.
Я чувствую, как земля уходит из-под ног, и даже хватаюсь за столбик остановки.
— Вот это краш! — вздыхает рядом Зинка.
Периферийно вижу, как она вытаскивает мобильник и делает несколько снимков.
— Что у там, Тоха? — неожиданно спокойно, даже равнодушно, спрашивает пассажир водителя, словно опасная ситуация никак его не касается.
От этого низкого рокочущего голоса по телу бегут мурашки.
«Это всего лишь высокий тестостерон, не больше!» — внушаю я себе, но невольно подаюсь вперед и прислушиваюсь.
— Шина лопнула, что б ей пусто было! — высоким голосом выдает Тоха. — Арчи, и что теперь делать?
Водитель зло пинает колесо.
— Тише будь! Голова раскалывается, приложился о стекло, — красавчик трогает висок, его пальцы окрашиваются кровью. — Вызывай аварийку.
Мы с Зинкой превращаемся в монументы. Подружка даже о растертой пятке забывает, так и стоит, как цапля, поджав босую ногу и раскрыв рот.
— Аварийку? А номер есть?
— Погугли, — красавчик встряхивает длинными волнистыми прядями и смотрит на часы. — Черт! Опаздываем, — наконец впервые эмоции проявляются на его лице. — Ба ценит пунктуальность.
— Позвони, скажи, что задерживаемся.
— Это само собой, — Арчи вытаскивает складной телефон, небрежно раскрывает его.
Мы с Зинкой переглядываемся.
— Арчи, может, такси вызовем? — с другой стороны показывается еще один парень — невысокого росточка, чернявый и какой-то нервный: его щека подергивается, губы кривятся.
Я иду к Мерсу Тохи, а кажется, будто между лопатками кол вбили, так и хочется дернуть плечом, чтобы убрать помеху. Мало того, что сегодня юбилей у бабули, я обещал приехать, но застрял, так еще и эта девка берега попутала.
— Арчи, ты чего? — спрашивает Тоха и тут же суетливо добавляет: — Я вызвал аварийку.
Выдыхаю. Злость все еще клокочет в груди. И чего завелся с полуоборота?
А все эта ведьма глазастая виновата! Невольно бросаю взгляд на остановку, где все еще сидят девчонки.
— Лады!
Сажусь в машину, разговаривать не хочется. Друг смотрит удивленно. Еще бы! Обычно я как скала, мелкие траблы меня не касаются, для их решения найдутся шестерки.
А тут…
Вспоминаю огромные глаза незнакомки и сглатываю. Она так сверлила меня взглядом, будто готовилась вытащить все нутро и препарировать его на столе прозектора. Из темной радужки летели искры, вспыхивали дьявольским огнем. От них невольно хочется закрыться ладонью.
И снова мое сердце разгоняется, набирает скорость, глубоко затягиваюсь воздухом, надо непременно остановить этот бешеный бег. Жаром охватывает тело, в штанах становится тесно.
Черт! Не девчонка, а ведьма во плоти!
Я обнимаю себя за плечи, отчего-то морозит. На самом деле хочется прижать одну ладонь к груди. Там происходит что-тот невероятное. Сердце колотится, и каждый удар пробивается толчками между напряженными мышцами, встряхивая все тело.
— Ты чего так завелся? — смотрит на меня встревоженно Тоха. — Серафима Альбертовна поймет. Форс-мажор.
Он чувствует себя виноватым за то, что испортил мне торжественное появление перед бабулей.
— Проехали, — буркаю я, отворачиваюсь к окну и вздрагиваю: незнакомки вошли в автобус.
Он трогается с места. Вот и ладно! Скатертью дорога!
Зажмуриваюсь на миг, и в мозгу будто щелкает: смотрю и взглядом цепляю табличку на заднем стекле.
Твою ж мать!
«Москва — Давыдово».
Знакомое название. Именно в этом захолустье живет бабуля.
Выглядываю в окно.
— Куда Виталя свалил? — спрашиваю у Тохи.
Тот кивает в сторону остановки. Виталя стоит, разглядывая белую кроссовку, заметив, что мы смотрим на него, кричит:
— Гляньте, пацаны, что я нашел.
— На хрена она тебе сдалась? — еще больше злюсь я.
И тут автобус, уже отъехавший на несколько метров, тормозит у обочины. Из него вываливается пухленькая подружка злючки и прямиком несется к остановке.
— Ля, да цыпочка кроссы потеряла, — гогочет Тоха, потирая ладони, словно готовясь к веселому представлению.
— Арчи, что делать будем? — Виталя смотрит на меня. — Отдать или…
— Или! — рявкаю на него. — Ты такси вызвал?
— Не-а, что-то никто не хочет ехать в тьму-таракань.
— Да что б вас!
— Сейчас еще попробую.
Я досады луплю кулаком по стеклу, а сам не свожу глаз с автобуса. Он трогается, а мне кажется, будто вижу в окне ту девчонку.
И теперь уже вспоминаются ее губы. Я как завороженный смотрел на них, когда она плевалась ругательствами. И нет бы сгинуть, сверкая пятками, так ведьма сама полезла в пекло!
Что ж, надо примерно наказать.
— Коза деревенская! — цежу сквозь зубы.
— Да, плюнь ты на нее, Арчи! — пытается успокоить меня Тоха. — Ну, сфоткала пару раз Мерс, что с того? Может, она никогда в жизни не видела такой машины.
— Плюнь? Ты сказал: «Плюнь?»
Я хватаю приятеля за грудки и подтаскиваю к себе.
— Мир, дружба, жвачка, пацаны! — вопит Виталя. — Я такси вызвал.
Через несколько минут приезжает аварийка, забирает Мерс, а следом подкатывает и такси. Движение успокаивает, мандраж проходит, хотя все еще кручу наш диалог с незнакомкой в голове. Я опускаю стекло и подставляю лицо встречному ветру. Сзади о чем-то болтают приятели, но я их не слушаю, просто наслаждаюсь теплой погодой и летом.
И вдруг такси резко тормозит на светофоре. Я встряхиваюсь.
— Не дрова везешь, дядя! — ругается Тоха. — Нам вторая авария не нужна.
А я смотрю вперед, где у остановки замер все тот же пригородный Мазик и вдруг дергаю на себя ручку двери.
— Выходим!
К автобусу бегу, не оглядываясь: и так знаю, что приятели торопятся за мной. Водитель прямо перед носом захлопывает двери, но, увидев мое разъяренное лицо, открывает их снова.
Я влетаю в салон, не замечая ступенек, и сразу осматриваю его и тут же сталкиваюсь взглядом с ведьмой. Неожиданно чувствую облегчение, широко улыбаюсь и протягиваю карту кондукторше. За спиной шумно дышат друзья.
— А вы ничего перепутали, молодые люди? — настороженно спрашивает она. — Это ваш маршрут?
— Конечно. Нам тоже нужно в Давыдово, а машина сломалась, — отвечаю ей, она нехотя принимает плату за проезд.
Когда эта троица входит в автобус на промежуточной остановке, я напрягаюсь.
Эмоции бьют через край, доза адреналина в крови зашкаливает и будоражит все тело. Глаза сами расширяются, показывая даже не высшую степень шока, а самый настоящий ужас.
«Что они здесь делают? Зачем остановили автобус?» — мелькают в голове панические вопросы.
Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть их вслух, но Зинка хватает меня за руку. Я встряхиваюсь от прикосновения и смотрю в упор на мажора, который с невозмутимым лицом расплачивается за проезд.
— Варь, Варь, смотри! Это они за нами следили?
Я кошусь на подругу: ее глаза лихорадочно блестят, она возбуждена и взволнованна. Усталость, поступление в вуз, потеря кроссовки и нагоняй от родителей ее уже не интересует.
— Не придумывай! — осаждаю ее горячий порыв.
— А вдруг они мне хотят отдать кроссу?
— На добреньких самаритян эти говнюки не похожи, — едва слышно шиплю сквозь зубы.
— Вечно ты плохое в людях видишь, — фыркает Зинка. — Осторожная чересчур.
— Зато ты безалаберная! Увидела смазливую мордашку и растаяла.
— Да ну тебя!
Зинка надувает губы и отворачивается. Так-то лучше, может, удастся доехать без приключений на свой зад. Сколько раз уже вытаскивала простодушную Зинку из передряг, перечесть.
Но парни спокойно, никого не задевая, наоборот, вежливо здороваясь, проходят между сидений и останавливаются за нашими спинами. Арчи даже не смотрит на меня, словно я пустое место.
Немного расслабляюсь, хотя не понимаю, что этим буратинкам нужно в скромном пригородном автобусе. Ну, сломалась у них машина, вызвали бы такси. Мани-мани есть в кармане. Нет, полезли в автобус. А что дальше?
— Не придумывай, — уже миролюбиво толкаю подружку в бок. — Хотели бы, сразу отдали бы.
— А вдруг они забыли? Или не знали, чья обувь.
— Слушай, ну чего ты пристала ко мне? — Поворачиваюсь всем корпусом к подруге. — Объясни, зачем им нужна одна женская кроссовка? Постебались над нами и выбросили в урну.
— Спроси, Варь! Трудно тебе, что ли? — канючит Зинка.
Ее обиженный голос сверлом проникает в мозг и устраивает там бандитский беспредел.
— Твоя обувь, вот и спрашивай, — упрямо не сдаюсь я.
— Я не умею, как ты, во рту все пересыхает от страха.
Тут я вытаскиваю из сумочки телефон и демонстративно читаю смс. Мне хочется послушать, о чем говорят незнакомцы, а болтовня Зинки мешает.
Но парни тоже перекидываются фразами так тихо, что ни слова разобрать не удается. Зато постоянно чувствую между лопаток колючий взгляд. Рука так и тянется почесать это место, но боюсь даже пошевелиться.
И тут низкорослый парень обращается к Зинке с вопросом. Я напрягаюсь, но старательно смотрю в окно. Подружка стреляет в меня взглядами, но отвечает, растерянно, невпопад, все же тоже не уверена в благих намерениях незнакомцев. Нам еще домой идти от площади. А если они увяжутся?
Я нервно смотрю на время и тянусь к телефону. Папа отвечает сразу после первого гудка. Держа телефон на вытянутой руке, я оборачиваюсь.
— Пап, ты встретишь нас с Зинкой на остановке?
Спрашиваю, а сама в упор смотрю на красавчика мажора. Он прищуривается, в синей щелке мелькают искры.
— А сама до дому не дойдешь? — спрашивает недовольно отец.
— Нет, страшно.
— Ишь, чего придумала!
— И биту с собой захвати.
«При слове «бита» Арчи удивленно поднимает брови, Тоха хмыкает, а мелкий шустрик крутит пальцем у виска.
— Кукушкой поехала, что ли, курица? — громко брякает он.
Это он делает зря: папка сразу настораживается.
— Погоди, а кто там тявкает не по делу? — я включаю громкую связь. — Я этой шавке хвост прищемлю, пусть только покажется на глаза. Доча, жди на остановке, я еще с собой дядьку Павла прихвачу.
Я торжественно сбрасываю звонок, Зинка сидит, раскрыв от удивления рот и хлопая ресницами.
— Девушки, к вам молодые люди пристают? — кричит с переднего сиденья кондукторша и поворачивается к водителю: — Семеныч, тормози! Надо этих паразитов общества высадить.
И тут Арчи встряхивается и впервые подает голос.
— Простите, леди, вы о ком сейчас говорите? — холодно спрашивает он. — Мы едем в Давыдово, никого не трогаем. Наоборот, отпустили такси и сели в автобус, потому что видели, как эта девушка потеряла кроссовку. Хотели ее отдать.
— Да, правда!
Мелкий шустрик вытаскивает из сумки Зинкину кроссу и протягивает ей.
— Это ваше?
— Д-да, — лепечет та.
— Берите!
Зинка медлит, смотрит то на меня, словно ждет команды, то на злополучную кроссовку, не решаясь забрать.
Я смотрю на телефон. А Зинка почему не звонит? Что-то случилось? Трясу головой. совсем спятила! Везде вижу опасность.
Набираю ее номер сама и долго слушаю гудки. Подруга не отвечает, мое напряжение доходит до высшей точки кипения, готова сорваться с места и бежать к Зинке домой. Наконец в ухе раздается щелчок. Слышу частое дыхание, чей-то смешок, настораживаюсь.
— Зин, как дела?
Стараюсь спрашивать спокойно, хотя сердце бухает где-то в горле, а все инстинкты кричат: «Что-то не так!»
— Да нормалек, — весело отвечает подружка.
— У тебя гости? — теперь мне кажется, что слышу несколько мужских голосов.
— Нет, телик работает.
Зинка частит скороговоркой, словно я ее застала за воровством, но я все равно чувствую облегчение.
— А, телик…
Я выдыхаю, даже слезы проступают на глазах. Может, у меня, и правда, крыша едет? В трубке слышится какой-то скрип, чертовски знакомый, потом вроде бы хлопает дверь, а может, и не дверь. Но голоса пропадают.
«Зачем выходить, если можно просто выключить телевизор?» — снова взрывается вопросом один внутренний голос.
«Да у тебя, девушка, паранойя!» — спорит с ним другой.
— Варь, а Варь, я вот не понимаю, — начинает Зинка.
— Чего?
— Сначала ты наезжала на мажоров, а потом защищать их начала. Тебе этот Арчи понравился?
От вопроса вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на мобильник в руке как на змею, распахнувшую пасть.
— Еще чего!
Говорю, а голос не повинуется, дрожит, и сердце опять начинает колотиться быстро-быстро.
— Может, мы зря с парнями так? — продолжает подружка. — Они же нам ничего плохого не сделали.
Волна адреналина бьет в кровь, в груди вспыхивает раздражение.
— Зин, опомнись! Этот Арчи наехал, как танк, потребовал удалить фото.
— Варь, ну ты чо? Сама ему нахамила первой. Да и не просил он убирать снимки, просто хотел посмотреть. Это ты с психу мне всю галерею почистила.
— Я? — сегодня день неприятных открытий. — Зин, неужели ты не понимаешь?
— Например, что? К нам впервые в жизни подкатывали крутые парни, а ты их отшила, как последняя трусиха! Хочешь с нашими деревенскими только тусоваться?
Я прикладываю руку к груди, но не могу унять бешено колотящееся сердце. Делаю несколько вдохов, пытаюсь ответить спокойно, без истерики.
— Не хочу.
— Вот видишь! Ты поступишь в Москву, а я — нет. Где мне найти приличного парня?
— Зин, ты себя слышишь? От таких, как эти мажоры, точно надо держаться подальше. Поиграют и бросят. Слышала же, что мне красавчик сказал?
— Ну, сказал, и чо? Ты тоже много чего сказала. И вообще, все из-за тебя! — Зинка неожиданно всхлипывает. — Из-за твоих дурацких принципов! Да пошла ты в… сортир!
Я слушаю короткие гулки и даже не нахожу нужных слов, настолько ошарашена. Получается, своими действиями я испортила жизнь подружке?
Вот это новость!
Нет, так дело не пойдет!
Я бросаю мобильник на кровать и выскакиваю во двор. Ноги сами несут на улицу к дому Зинки. И что эта дуреха придумала? Совсем спятила? Увидела принцев на белых конях, которые деревенскую простушку возьмут в жены.
Обломись, моя черешня!
— Дура! Идиотка! — выкрикиваю на ходу. — Погоди у меня!
Я резко стучу в ворота, кто-то выходит на крыльцо.
— Зин, это я, Варя, открой.
Слушаю торопливые шаги и притопываю от нетерпения. Калитка распахивается, выглядывает Зинкина мама.
— Варя? — она смотрит удивленно на меня. — А Зина ушла к тебе.
Я теряюсь от шока. Стою и хлопаю ресницами, не зная, что сказать. Как ко мне? Мы же только что поссорились по телефону, встречаться не собирались.
— Ой! — вскрикиваю с досадой. — Наверное, разминулись.
— В смысле, разминулись? — мама Зинки выходит на улицу и оглядывается. — Здесь невозможно разминуться.
Но я ее уже не слушаю, бегу обратно к себе, набираю Зинкин номер.
— Абонент временно не доступен, — отвечает телефонный бот.
— Что б тебе пусто было!
Хватаю куртку и несусь во двор.
— Варь, ты куда? — из беседки выходит мама. — Поздно уже.
— Я сейчас приду.
Вылетаю на улицу, лечу к площади, там лихорадочно оглядываюсь.
Где Зинка может быть? Где?
Дом культуры?
Нет, сегодня четверг, он не работает. Да и свет в окнах горит только в кабинете директора Василия Андреевича.
Магазин?
Там вся компания будет на виду, Зинка туда не пойдет, сразу матери продавщицы доложат.
На утро я просыпаюсь от лучей солнца, бьющих прямо в лицо. Пытаюсь открыть глаза, но получается плохо.
«Странно, я вроде бы закрывала вечером штору», — выплывает из глубины сознания мысль. — Или не закрывала?»
В голове туман, и вообще чувствую себя разбитой, будто заболеваю. Все тело ломит, губы припухли и болят. Еще и тот кошмар дурацкий! Приснится же такое!
Встаю с трудом, да и то потому, что мама сердито зовет из кухни:
— Варя, ты еще долго валяться будешь? Зина уже несколько раз приходила. Что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
Я сажусь, хотя мне уже не кажется, что все нормально. Слишком необычные ощущения во всем теле, да и воспоминания странные. Настолько явные, что не кажутся сном.
И зачем Зинка прибегала? Могла бы и позвонить. Смотрю на экран мобильника: пропущенных вызовов нет. Шаркая по полу, тащусь к зеркалу, смотрю и отшатываюсь. Волосы дыбом, словно у меня начес из восьмидесятых годов, губы красные, опухшие, торчат как лепешки, а лицо все в красных пятнах.
«Неужели так стресс выходит? — с ужасом разглядываю себя в зеркале. — Все, больше никаких переживаний!»
Бочком, чтобы меня не увидела мама, пробираюсь в ванную комнату и привожу себя в порядок. От контрастного душа становится немного легче, но все равно подташнивает. Выхожу в кухню уже вполне в приличном виде.
Вернее, так думаю, что в приличном, а на самом деле…
— Варька, ты заболела? — всплескивает ладонями мама. — О боже! Ты посмотри на себя? Где вы с Зинкой вчера шатались?
— Нигде. Сначала в городе были, а вечером на стадионе пробежались.
— Спятили, девки? — мама толкает меня на стул. — Кто же ночью бегает?
— Мы.
Она придвигает ко мне тарелку с яичницей, я смотрю на кружочки желтков, и приступ тошноты подкатывает к горлу. Мгновенно срываюсь с места и бегу в туалет.
— Варя, что случилось?
Мама суетится за спиной, то подаст полотенце, то подержит тяжелые волосы.
— Если бы я знала, — выдыхаю наконец я.
Она притягивает меня к себе и трогает губами лоб. Я отшатываюсь.
— Ба, доча, да ты вся горишь! Наверное, ротавирус в столице подхватила.
— Ага.
«Ротавирус, как же! — думаю про себя. — Есть один такой, Арчи кличут».
— Марш в постель! И сегодня ни шагу из дома!
Да я и сама никуда не хочу, чувствую себя отвратительно. Сон, похожий на явь, будоражит мозги и выворачивает душу наизнанку. Впервые я сама поцеловала парня. Причем сделала это с бешеной страстью. Мажор будто загипнотизировал меня, свел с ума одним только синим взглядом.
Я проваливаюсь в сон и вырываюсь из тяжелой дремы только ближе к вечеру. В комнате полумрак, на прикроватной тумбочке стоит стакан с водой, лежит термометр.
— Ма-ма… — зову ее тихим голосом.
Прислушиваюсь к себе, к звукам дома.
— Да, доченька, — в спальню врывается мама, а за ее спиной маячит тень отца.
— Есть хочу.
— Вот и славно. А я тебе уже кашку на воде приготовила.
Мама помогает мне сесть, одеться. После ужина я вообще чувствую себя вполне здоровым человеком.
— А у Зинки как?
— Да что сделается этой егозе? Весь день порог обивает, к тебе прорваться пытается.
Я выхожу во двор, сажусь в беседке и набираю номер подружки.
— Да! Варь, как ты?
С первого гудка отвечает та, словно держит телефон в руке. Голос встревоженный, дрожит от волнения.
— Слушай, хреново было, но сейчас все хорошо.
— Я сейчас приду к тебе.
— Хочешь тоже денек в постели поваляться?
— Нет, но…
Мне не нравится поведение Зинки. Совсем не нравится. Обычно живая и смешливая, она не берет такие мелочи, как болячки, в голову. Но сейчас она кажется перепуганной насмерть.
— Вообще не понимаю, что со мной случилось. Вчера же было все нормально.
— Может, дома… отравилась? — с паузами спрашивает Зинка.
— Нет, и я, и родители ели вечером шашлыки. У всех нормально, только я отключилась.
— Ой, главное, все наладилось, а остальное — ерунда.
Подружка говорит бодреньким голосом, а у меня в душе шевелится подозрение и с каждым словом Зинки все набирает силу.
— Зин, а что ты за воду мне вчера дала?
— Я? — на другом конце наступает тишина. Слышу только шумное и прерывистое дыхание. — Обычную воду из магазина.
— Ты ее с собой принесла?
— Ну д-да, бегала же.
— А сама пила?
— Н-нет, не успела, ты помешала.
— Погоди, я сейчас.
Врываемся во двор, запыхавшись, обегаем дом и застываем: в палисаднике топчется папа и косит траву между клумб.
— Вы чего? — поднимает он голову. — За цветами пришли?
— Д-да, — отвечаем хором, просто ничего больше в голову не приходит.
— Хотите Серафиме Альбертовне отнести?
— Зачем?
Папа выключает триммер и удивленно смотрит на нас.
— У старухи сегодня юбилей. Она все же директором вашей школы была.
— Т-точно!
— Гостей много приехало, гудит весь поселок. Даже дочь из столицы прикатила. Говорят, у нее своя торговая компания. Сама в роскоши живет, а мать в деревне держит. И куда мир катится?
Папа снова включает триммер, а мы с Зинкой тайком оглядываемся, еще надеясь увидеть чужой след под моим окном. Увы, земля скрыта под скошенной травой, да и в вечернем полумраке ничего разглядеть невозможно.
— Тогда Серафиме Альбертовне садовые цветы не подойдут.
— Что? — папа поднимает голову.
— Ничего. Пока, пап!
Мы убегаем, садимся в беседке. Наше расследование заходит в тупик. Зинка крутит в руках мобильник, словно ждет звонка, и это меня настораживает. Я протягиваю руку.
— Чего?
Зинка смотрит на меня, подняв брови.
— Мобильник дай.
— Зачем? — она прячет телефон за спину.
— Тогда сама удали номер.
— Ну, Варь! Не сходи с ума! — хнычет подруга.
— Я не хочу больше никаких контактов с этими людьми. Ты видишь, как ловко они сумели нас с тобой поссорить?
— Это ты ерундой занимаешься.
— Ерунда не ерунда, но я хочу все это прекратить.
— Да парни уже уехали в столицу, можешь не волноваться, больше ты их не встретишь.
Зинка демонстративно открывает телефон, нажимает на пару кнопок и показывает мне экран.
— Вот и отлично! — я встаю. — А теперь пошли за бутылкой.
— Зачем? Мы де уже все решили!
— На всякий случай. Это улика против них, будет нам с тобой защитой.
— Да ты точно кукухой поехала, прав был Виталя.
— Зин, не буди во мне зверя, — я пристально смотрю на нее. — Иначе…
— Да пошли уже, пошли, — вскакивает и она. — На сто процентов уверена, что это обычная вода.
Но и здесь нас ждет разочарование: Зинкина мама вылила воду, бутылку выбросила в мусорное ведро, а его вынесла.
Мусорные контейнеры тоже были пусты.
Так ничего не выяснив, мы расстаемся, недовольные друг другом и жизнью в целом. Но теперь я настороже: закрываю на ночь окно в комнате, задвигаю штору и все снимаю на камеру, чтобы утром не засомневаться опять в своих действиях.
«Забудь о мажорах! Забудь! — приказываю себе, уже погружаясь в сон. — Ты больше их никогда не увидишь.
Утром не успеваю я умыться, как звонит подруга.
— Слушай, сегодня юбилей у бабки Серафимы, целый день в поселке будет праздник, — возбужденно тарахтит она. — Василий Андреевич расстарался, хочет чествовать старуху с помпой! Целая программа.
— Неужели?
Я внимательно разглядываю штору, между полотнами которой появился просвет шириной с ладонь. Сейчас он меня интересует гораздо больше, чем массовые гулянья местечкового значения.
— Ага! Афиша висит на доске объявлений, на торгушнике и на остановке. В Доме культуры будет концерт, в магазине — ярмарка и скидки, а в кафе пекут вафли для мороженого.
— Даже вафли? В кафе вафельниц нет.
— Это дочь бабки привезла оборудование и поваров. И угощение для всех будет бесплатным.
— Ого! Вот у кого-то денег куры не клюют.
— А вечером — дискотека. Все наши собираются. Ты в деле?
— Конечно!
В другой момент я бы заплясала от возможности развлечься, но не сегодня. Сейчас я разглядываю окно, створка которого оказывается не закрытой на задвижку. Сердце начинает колотиться так сильно, что кладу ладонь на грудь.
— Зин, беги ко мне.
— Что, что случилось? — пугается подружка.
— Увидишь.
Я отключаюсь и несусь во двор. Мама поднимает голову. Она стоит у будки Бруно и накладывает ему еду.
— Варь, завтрак на столе, поешь сама, — говорит она.
— Мам, ты в комнату мою заходила утром?
Сердце продолжает маршировать по ребрам, я даже не могу вдохнуть полной грудью
— Да, ты спала так крепко, что лишь перевернулась, когда я твое окно открывала. Душно сегодня.
— Душно, — шепчу я и опускаю руки: опять зря всполошилась. Но все же уточняю на всякий случай: — А вчера тоже ты шторы раздвинула?
Эта сельская девчонка не идет из головы. Забралась на чердак, засела там и обустраивается как дома. Ее темные глазищи так и сверлят меня, так и испепеляют взглядом, а я как идиот смотрю на пухлые губы и представляю, какие они на вкус.
Вот и сейчас смотрю, как она удаляется по боковой улице, а в груди будто раскаленным железом жжет. И внутренности пластами выворачиваются наизнанку.
Что б пусто было этой деревенской ведьме!
Бросаюсь следом, забыв о приятелях. Зачем, не знаю сам, отчего-то непременно нужно узнать, где живет эта девчонка. И это желание сильнее меня.
Шагаю быстро, не замечая ничего вокруг.
— Арчи, ты куда?
Меня догоняет Тоха.
— Твоя бабушка, вроде бы, за рекой живет, — напоминает и Виталя.
— Ш-ш-ш! — прикладываю палец к губам.
Девушки вместе с мужчинами скрываются за поворотом. Я дергаюсь следом, но мозг вдруг включается в работу.
«Что делаешь, спятил?» — вопит возмущенно нутро. — В сталкера превратился?»
Я замираю на углу: одно дело шагать в том же направлении, что и заноза, и совсем другое — преследование.
Все же дергаюсь в переулок, но приятели хватают меня за руки.
— Стой! — шипит Тоха. — Спятил? В кутузку хочешь попасть?
И я будто выныриваю из воды на белый свет. Тут же возвращаются звуки и краски дня. Нет, нужно выгнать скандалистку с чердака. Срочно!
— Арчи, не парься, — хихикает вдруг Виталя. — С девочками еще встретимся.
— Как?
— Есть способ.
Что-то на сердце опускается тяжесть. Я прекрасно знаю все подлые приемчики Витали. У него хитрый и изворотливый ум, видимо, природа компенсировала недостаток роста змеиной натурой. Уже много раз мы с Тохой вытаскивали этого мелкого говнюка из передряг, но жизнь его ничему так и не научила.
— Ну?
Я хватаю Виталю за грудки и подтягиваю к себе.
— Эй, ты чего? Грабли убери! — верещит он. — Я просто сунул пухленькой гусенице записку с номером.
— Твою ж мать! Паршивец! — я замахиваюсь кулаком, Виталя приседает. — Сдались тебе деревенские девки? Или думаешь, твой папаша или моя мамаша разрешат иметь с ними шуры-муры?
— А им и не обязательно знать.
— Точно. Где предки, и где мы, — поддерживает Виталю Тоха.
— Ну что нам в деревне делать? — ноет мелкий, пряча глаза. — Скукота! Хотел просто развлечься. Кобылки необъезженные, на городских шалав не похожи.
Слово «кобылки» все дерьмо внутри взбалтывает. Я встряхиваю Виталю за воротник, но Тоха бросается между нами.
— Харэ агриться, Арчи, заканчивай с наездами! На наших девках пробы ставить негде, к любому в койку прыгнут, а это свежачок. Прикольно же. Мы же только поиграем.
— Да пошли вы! Могли бы в столице зад протирать, чего за мной поперлись?
С одной стороны, я понимаю пацанов. Клубы и бары им поднадоели, а здесь в деревне экзотика.
Но с другой…
Все же приехали помочь матери сделать праздник для бабули, не хотелось бы фейсом об тейбл...
— Ага, на Виталю набросился, а сам следом за красотками поперся, — упрекает меня Тоха. — Или ты охранял скандалистку?
На это ответить нечего, я лишь фыркаю и шагаю к мосту.
— Да я просто записку сунул, пухляшка может и не позвонит, — оправдывается Виталя.
«Тоже верно. И чего на парней набросился? — злюсь на себя я. — А все эта ведьма виновата, чтоб ей пусто было!»
Бабушка встречает объятиями. Мы давно не виделись. Я уже и забыл, какая она маленькая и въедливая. С порога начинает поучать.
— И во что это вы вырядились, хлопцы? Вон верзилами какими вымахали, а рванье на себя нацепили.
Она показывает на мои протертые до дыр джинсы от дорогущего итальянского бренда.
— Это, бабуля, — я обнимаю старушку за плечи, — модные нынче тренды.
— Тренды-говенды! Вот я сейчас по ним пройдусь!
Бабуля хватает со стола ножницы и несется ко мне. Я хохочу, уворачиваюсь, подмигиваю друзьям, они тут же включаются в игру. И сразу вспоминаю детство, вечное ворчание бабушки и ее безграничную любовь до самопожертвования.
Когда мама решила заняться бизнесом, бабуля отдала ей все свои накопления, продала солидный особняк, который построил в пригороде столицы дед-генерал. А сама переехала в родительский домик в этом поселке. Ни минуты не сомневалась в своем решении, настолько доверяла любимой дочери. И сейчас наотрез отказывалась возвращаться в город.
— Я уж здесь, по-стариковски, буду век доживать, — отмахивалась бабуля от уговоров.— В поселке все родные люди, поддержат.
Вечером приезжает мама, сидя за круглым столом, мы обсуждаем завтрашний день. Бабушка уже спит, мы планируем ей сюрприз.
— Вы готовы поработать в кафе? — окидывает взглядом нас мама.
Я вскакиваю, смотрю в синие глаза мажора, вижу в его зрачках свое отражение и еще больше бешусь. В чего злюсь, сама не знаю. В качестве официанта он ведет себя вежливо и предупредительно, вот только я в каждом его слове слышу издевку и ничего с собой не могу поделать.
— За козла можешь и в глаз схлопотать, — подлетает с другой стороны приятель Арчи Тоха.
Его лицо перекошено злобой. И тут он замахивается, я вжимаю голову в плечи, зажмуриваюсь: мне внезапно становится страшно до дрожи в коленках. Слышу, как с шумом отодвигаются стулья, как кричат одноклассники, жду удара.
— Остынь! — рявкает голос надо мной.
Осторожно приоткрываю один глаз, выпрямляюсь. Оба мажора стоят рядом, при этом Арчи с силой сжимает руку Тохи.
— Мальчики, что здесь происходит? — выплывает из-за стойки мать Арчи. — Оба немедленно ко мне!
Мажоры, как послушные щенята, поворачиваются к ней.
— Уходим! — Зинка хватает меня за руку и тащит к выходу из кафе.
Я плетусь следом, красная от смущения и растерянности.
— Эй, подождите меня, — вылетает за нами Венька.
Мы идем быстро к остановке: только там можно спрятаться от сердитых взглядов односельчан. Я скандалом испортила им праздник, кто-нибудь обязательно доложит родителям. При этом именно я вела себя безобразно в отличие от гостей.
— Эй, чики, объяснитесь. Что это сейчас было?
Венька хватает нас за плечи и разворачивает к себе лицом. Он возвышается над нами, как каланча, длинный, тонкий, худой, того и гляди ветром унесет.
— Да, Варь, ты белены объелась? Зачем к Арчи пристала? — вопит и Зинка.
— Вы чего? — я изумленно таращусь на друзей, словно впервые их встретила. В голове не укладывается, что они видели причину скандала только во мне. — Это он меня провоцировал.
— Он просто предлагал тебе выбор, все!
— И что принес в результате? Совершенно не то, что я просила.
— Подумаешь, перепутал мужик, — хмыкает Венька.— Отдала бы мне. Я все хаваю. Зачем портить всему поселку настроение.
— Я еще и виновата? Да пошли вы…
Я выскакиваю из остановки и бегу по улице. Слезы злости застилают глаза, ничего перед собой не вижу. Зинка не торопится меня догонять.
— Подруга называется! — бормочу под нос. — Вот и вали к своим мажорам!
Лишь свернув на свою улицу, я замедляю шаг. Первый порыв злости проходит. Сама не понимаю, почему меня так раздражает Арчи. Может, тем, что невероятно красив, будто сошел с обложки журнала? Или тем, что вызывает в душе и теле отклик и далеко не платонический.
Стряхиваю слезы с ресниц, останавливаюсь. Домой идти совершенно не хочется, родители начнут расспрашивать о празднике. Да и когда весь поселок гуляет, трудно усидеть на месте.
Я разворачиваюсь и столбенею: в паре шагов от меня стоит Арчи. Он разглядывает меня и молчит. Просто смотрит синими глазами, и в них уже нет издевки и насмешки, абсолютно серьезный и проникновенный взгляд.
И мурашки бегут по телу от синевы, которая окутывает меня с ног до головы, как пелена, не дает вдохнуть полной грудью.
Арчи протягивает руку, я дергаюсь назад.
— Не подходи!
— И не собирался, — улыбается он нежно уголками губ. — Варя, прости меня, если я тебя обидел. Хотел сделать как лучше.
— Как лучше? — я наконец вдыхаю и снова замираю. — Ты же намеренно принес мне не то, что я заказала.
— Вспомни наш разговор, — серьезно говорит мажор. — Я предлагал тебе варианты, но ты ничего не выбрала. Я принес самое лучшее на свое усмотрение. Разве не так?
— Но…
Я замираю, напряженно прокручивая в голове ситуацию в кафе.
— Вот видишь!
— Я заказала фисташковое, один шарик в вафельном рожке. На память не жалуюсь.
— Правда? Тогда еще раз прости, перепутал с другим заказом. Мир?
Арчи протягивает мне широкую ладонь. Я внезапно пугаюсь и быстро прячу руку за спину. Если его взгляд обладает таким магическим влиянием для меня, то от прикосновения могу и в обморок грохнуться.
— Обойдусь.
— Да ты не парься, Варя мы сейчас уезжаем, больше не встретимся. Забудешь меня как страшный сон. Я номер твой не прошу, на новой встрече не настаиваю. Просто не хочу, чтобы у тебя осталось неприятное воспоминание о нашем знакомстве.
Он говорит, но ладонь при этом не убирает, она так и висит в воздухе, и мне уже ситуация кажется неловкой. Веду себя, как дурочка.
— Варь, этот хлыщ к тебе пристает? — раздается сзади голос.
Я оглядываюсь: соседка выходит к колодцу, гремя пустыми ведрами.
«О боже! Плохая примета!» — мелькает мысль. — Но раз он уезжает, что ж…»
Я вкладываю пальцы в руку Арчи, он слегка пожимает их, а когда начинаю вытаскивать ладонь, он внезапно проводит пальцем по коже, слегка надавливая. По телу будто проносится электрический разряд. Я вскрикиваю, отскакиваю в сторону и бегу к своему дому.
Мы бежим к клубу. Он сияет вечерней иллюминацией. Колонны украшены разноцветными гирляндами, в распахнутую дверь виднеется темный танцевальный зал, заполненный мигающими огнями.
Василий Андреевич, председатель сельсовета, а по совместительству и директор клуба, старается. Он уже не знает, как удержать молодежь на селе, вот и придумывает разные развлечения. Но все равно ученики уезжают, едва окончив школу. Скоро в поселке останутся одни пенсионеры.
Я тоже скоро уеду. А что делать в деревне? Хвосты коровам крутить? Душа поет, рвется к новой жизни, волнение сжимает горло только об этой мысли, ожидание чего-то необычного тревожит душу.
На широком крыльце кучками толпятся такие же, как мы, юные искатели приключений. Они громко переговариваются, смеются, парни небрежно дымят сигаретами, девчонки украдкой, оглядываясь, — вейпами. Где-то бренчит гитара — наверняка диджей Костик развлекает девчат. Общая атмосфера веселья заряжает и бодрит.
— Варь, Зин, идите к нам? — кричит Венька. Его длинная и тощая фигура, кажется, колышется на ветру, как стебель камыша.
— Да пошел ты! — небрежно отвечает Зинка, не до своих сейчас.
Мы крутимся, пытаясь разглядеть среди своих парней приезжих.
— Зин, Кирилла Носонова не видишь? — спрашиваю я.
— Ты его ждешь, что ли? — настораживается Зинка. — Вроде дала ему отворот-поворот в прошлый раз.
— А сейчас передумала.
— Странная ты девчонка, — подруга качает головой. — Как собака на сене: сама не ешь и другим не даешь.
— Ой, не начинай! — я хватаю Зинку под руку. — Ну и черт с ними, с парнями! Пошли танцевать.
Я тащу подружку в клуб. В зале пока пусто, играет медляк, лишь голова к голове кружится несколько пар. Вечер еще только разгоняется, но скоро мальчишки разопьют на задворках клуба бутылку водки, и станет душно от переизбытка молодых, разгоряченных алкоголем, танцами и гормонами тел.
Мы садимся в уголке в ожидании быстрого танца. Узкая юбка ползет вверх, открывая цыплячьи бедра. Я сердито одергиваю ее и сержусь на себя: «И зачем нацепила это дерьмо? Теперь весь вечер буду мучиться».
— Слушай, Варь, ты разве не хочешь вырваться из нашей глуши? — шепчет на ухо Зинка.
— Еще бы! Надо поступить в вуз.
— Тебе хорошо, ЕГЭ сдала на высокие баллы, — с завистью стонет подруга. — А мне, что делать? На рынке торговать?
— Кто тебе мешал учиться? Сама уроки прогуливала.
— Не у всех такие мозги, как у тебя.
— И что?
— Был способ проще, — бросает она небрежно и взбивает пальцами челку.
— Какой? — настораживаюсь я.
— Отдаться одному из мажоров. Только профукали мы его.
— Спятила? Чем же это проще?
— Мы с тобой еще девочки, а толстосумы ценят невинность.
— Кто тебе это сказал? — я кошусь на подружку: вроде не блаженная и не дура, а несет чушь.
— Помнишь Юльку Завгороднюю?
— Ну.
— Она так сделала. Сейчас живет припеваючи в Чехии, муж-дипломат. А поймала его на передок.
Я слушаю вполуха. Эта байка ходит среди девчонок давно. Все хотят вырваться из дома, не прикладывая при этом больших усилий. Хорошая учеба давалась немногим, а поступление в вуз светило единицам. В нашей убогой школе и учителей приличных не было.
Наконец унылый медляк заканчивается, а зал тянутся люди. Мы вглядываемся в лица, но приезжих среди них по-прежнему не видно.
«Ну, и ладно! — встряхиваю волосами я. — Наплевать!»
— Пошли танцевать!
Я тащу Зинку в центр зала. Ритм завораживает, будит тайные желания, тело движется будто бы само, не контролируемое сознанием. Закрываю глаза, отдаваясь полностью музыке и танцу.
— Варь… они!
От толчка вздрагиваю и чуть не теряю равновесие.
— Осторожнее нельзя? — огрызаюсь на подругу и кручу головой.
— Смотри ты! — Зинка дергает за руку. — Не туда! Ты на стойку диджея посмотри. У меня глюки, или это…
Я бросаю взгляд на сцену и замираю, чувствуя, как мгновенно пересыхает горло.
У стойки диджея спиной к танцующим стоят… мажоры и о чем-то разговаривают с Костиком. Высокие, накачанные, одетые стильно во все белое, они кажутся инопланетянами среди деревенской молодежи.
Вот музыка всхлипывает последними аккордами, в зале повисает тишина. Все смотрят на сцену.
— Хорошо, давайте! — неожиданно громко звучит голос Костяна.
Незнакомцы поворачиваются, один из них надевает наушники, начинает колдовать у пульта.
— Блин! — чуть не пищит от радости Зинка. — Красавчики! Вернулись! Ой, Варь! Вернулись же! Интересно, они подойдут к нам или нет? А, Варь?
— Хватит орать, блаженная! — одергиваю подругу я. — Белены объелась?
— Да ну тебя! — обижается подружка.