Спорим на разбитое сердце?

Глава I

Все произошло этим летом. Оно было вполне обычным — первые несколько недель город купался в теплых ливнях, в остатках прохладного мая; затем пришел зной, и сверкающее над горизонтом солнце, что порой поджигало леса, стало признаком самого горячего месяца — июля. И, наконец, наступил август, милый август. Мягкий, нежный август. Тогда Элинор и познакомилась с ним.

Она жила в небольшом районе, где многие соседи охотно угощали друг друга пирогами с персиком или приглашали на барбекю целые семьи. Напротив нее жила приветливая пожилая пара — Миссис и Мистер Джентл. Справа — женщина, державшая сто шестьдесят три кошки и пятьдесят одну собаку. А слева жила семья, имевшая двоих близнецов, которые целыми днями шумно играли на улице. Пожалуй, они были единственными, с кем Элинор имела не самые приятные отношения. Впрочем, Элинор вообще редко имела отношения с кем-либо.

В августе девушка начала больше времени проводить в беседке у дома, читая стихотворения французских классиков, иногда она болтала по скайпу с друзьями, а ночью, когда солнце совсем садилось, и на его смену приходили огни уличных фонарей, она отправлялась гулять с друзьями, оживляя пустые улицы игристым смехом.

И вот, третьего числа Миссис Джентл застала ее сидящей в одиночестве. Она озарилась своей приветливой улыбкой, осторожно помахав морщинистой ручкой.

— Здравствуйте, Миссис Джентл! — сразу повеселела Элинор, улыбнувшись соседке ответно. — Как ваш сад? Все ли в порядке с розами?

— Ах, сладкая, спасибо-спасибо, все замечательно! — воскликнула она, набрав полную грудь воздуха. — Ты что, опять скучаешь? Опять сидишь одна?

— Вы же знаете, что я никогда не скучаю, — поспешила успокоить старушку Элинор.

— Ты знаешь, наверное, Миссис Грин, живущую на самом конце улице по моей стороне?

— Ага, — спешно ответила девушка, на самом деле, не имея представления, о ком идет речь.

— Она очень милая женщина. К ней совсем недавно, пару дней назад приехал внук. Он очень хороший мальчик., — продолжала Миссис Джентл.

— Ага, — все так же отречено произнесла Элинор.

— Прекрасный мальчик. И ты знаешь, ему очень скучно здесь — он ведь не знает совсем никого. И когда Миссис Грин рассказала ему о тебе, он так захотел познакомиться с тобой, — и пожилая женщина вновь повторила, — понимаешь, очень скучно здесь ему.

Элинор кивнула, думая о том, что ей нужно постирать новые вещи. Мама сказала постирать новые вещи, но в холодной воде, чтобы не сели. Скорее, пока она не вернулась с работы.

— Он хорошо учится. Он очень общительный мальчик, и я сказала, что ты милая девушка. И он так обрадовался, когда узнал о тебе! Ему хочется с тобой познакомиться, ты ведь не против? — все продолжала соседка, обнимая взглядом девушку.

«Нужно постирать вещи до семи часов, иначе не успею, — думала она. Это значит, что как минимум через час я должна закинуть их в стиралку».

— Нет-нет, — торопливо прощебетала Элинор, даже не вслушиваясь в речь.

— Тогда ты сможешь в семь? Он подойдет к твоему дому.

— В семь. Да, — утвердительно кивнула.

Миссис Джентл солнечно улыбнулась, поблагодарила Элинор за ее дружелюбность и пожелала хорошей прогулки. Девушка немедленно отправилась загружать стиральную машину вещами, что велела ей постирать ее мама. «О чем говорила Миссис Джентл? — вдруг вспомнила Элинор, усевшись напротив шумной машины. — Что должно произойти в семь часов и при чем здесь Миссис Грин?». В любом случае, она решила не забивать голову ненужными мыслями, поэтому просто решила подождать семи часов.

Она помнила, что речь шла о мальчишке. Говорила ли она об одном из близнецов, что живут по соседству? Или, кажется, она упомянула внука? Но чего же он хочет от Элинор? Дружбы? Но она не слишком хороша в дружбе с маленькими мальчиками.

В любом случае, она решила схитрить и сказать, что забыла сделать какую-то важную, совершенно необходимую вещь. «Ой, Миссис Джентл, мне так жаль, я совсем забыла, что мне нужно помочь приготовить ужин маме, а еще и погладить вещи, а еще повесить новые занавески в комнату, совсем забыла! Извините, я не могу сейчас поиграть с ним, поболтаю с ним как-нибудь потом, спасибо за понимание, хорошего дня!».

В честь того, что август — последний месяц лета, время летело быстро, разбрасываясь минутами, как ненужными центами. Только и успевай подбирать с пола и забивать ими карманы, чтобы набрать приличную сумму.

— Элинор, — у входа послышался голос мамы, и девушка торопливо спустилась вниз, чтобы помочь ей с пакетами, наполненными свежими продуктами. — Ты уже занималась французским?

— Угу, — неразборчиво промычала та, наткнувшись на подозрительный взгляд женщины. — Да занималась я, честно!

— Хорошо, — она мимолетно улыбнулась, довольная ответом и игрой честности в глазах дочери. — Сегодня папа вернется раньше, так что он решил помочь мне.

Элинор стала чуточку счастливее, окрыленная мыслью, что сможет погулять сегодня подольше, и даже уже направилась к двери, чтобы забрать из беседки смартфон и позвонить друзьям.

— Погоди-ка, — вдруг остановила мама, — ты закинула вещи в стиралку?

— Да!

— Хорошо, — снова повторила она и взглядом позволила дочери отправиться по своим делам.

Элинор вышла на улицу, тихо, будто крадясь, подошла к беседке, взяла в руки телефон, чтобы Миссис Джентл ее не заметила. Она даже прошла полпути обратно, но гаджет начал воспроизводить песню. Звонила соседка, стоящая прямо напротив входа на участок.

— Большое тебе спасибо, что согласилась пообщаться с этим мальчиком, дорогая! Я уверена, что вы поладите! Я у твоего дома, — произнесла та в трубку, но она слышала ее медовый, хрипловатый из-за старости голос вживую.

— Понимаете… — хотела начать отпираться девушка, чувствуя себя так, будто выбрасывает котенка на улицу, — я сейчас выйду.

Глава II

О, как она испугалась! Мало того, что всю ее трясло от холода, так еще и от страха; несмелое сердце, казалось, стучало в висках. Элинор открыла глаза, пытаясь разглядеть силуэт, что увидела пять секунд назад, но вместо чего-то черного и страшного, узнала Августа, чье виноватое лицо было освещено моргающим фонарем.

— Август! — крикнула она, вложив столько эмоций в свой голос, сколько смогла, так, что парень даже не смог понять, что она чувствует сейчас. Он подал ей сухую руку, чтобы та смогла выбраться из пруда. Но вместо того, чтобы принять помощь, Элинор схватилась за нее обеими руками и столкнула его в этот водоем, в котором она оказалась по его милости.

— Я даже не успел извиниться! — возмущенно произнес тот, смахивая капли с лица.

— Ты идиот! — Элинор начала нападать на парня, ударяя его мокрыми холодными руками по плечам и груди. — Думаешь, это было смешно?!Ты должен утонуть в этом жалком лягушатнике, как последний идиот! Я скажу твоей матери, что ее сын утопился в мелком пруду, потому что он не видит границ нормы!

— Успокойся, — Август перехватил ее тонкие дрожащие запястья. — Тебе нужно согреться.

— Нет! — возразила она, пытаясь вырваться, — все, что мне нужно — убить тебя прямо сейчас!

— Элинор, — внушал он бесстрастным голосом, — ты можешь убить меня немного позже. Сейчас тебе действительно стоит согреться.
Гудящий фонарь снова откинул тень света на пруд. Элинор видела, как серьезен был Август, как по его слипшимся от воды ресницам стекали капли, как тихо он дышал, слегка приоткрыв рот. При таком освещении его глаза казались карими и в них сверкала медь.

— Ладно, — нордический взгляд парня привел ее в чувство. Она осторожно вылезла из пруда, пытаясь согреть себя мокрыми руками. Ее одежда также намокла, прилипнув к телу, а тонкий топ на бретельках выдавал отсутствие бюстгальтера на ней, что заставило Элинор прижать руки к груди еще плотнее. Она слабо затянула шнурки на левом кроссовке и медленно пошла вперед.

— Если и дальше будем идти таким шагом, то успеем высохнуть еще до дома, — сообщил Август, наблюдая за тем, как сжавшаяся Элинор неспешно перебирает ногами. — Ну, серьезно. Ты можешь ненавидеть меня, но не ненавидь свое здоровье.

— Какое тебе дело до моего здоровья? — фыркнула она.

— Я знаю, что я о-о-очень виноват перед тобой. Мне правда жаль, что ты упала в этот пруд… и это нормально, если ты злишься на меня…

— Если злюсь? — Элинор тихо усмехнулась, мотнула головой и глубоко вздохнула. — Нет, я не злюсь.

— Ты злишься.

— Нет, Август, ты ошибаешься, — настаивала та на своем. — Если бы я злилась, то ты вряд ли бы сейчас шел рядом со мной. Я просто в отчаянии.

— Хочешь, ударь меня? — вдруг предложил парень, преградив ей путь. — Серьезно, давай, ударь меня, тебе станет легче.

— Не станет. Но ты можешь сделать кое-что другое для меня.

— Хорошо, что? — Август заинтересованно ожидал ответа, в надежде искупить свою вину.

— Исчезни с моих глаз.

Она оттолкнула его рукой и направилась дальше, не поднимая голову.

— Ты слишком впечатлительная и самовлюбленная. Да, ты упала в пруд, но в августе, а не в январе! Упала сама и потащила меня за собой! Но я не злюсь на тебя и не разыгрываю драму, будто искупался в Северно-Ледовитом океане! — крикнул Август ей вслед, не выдерживая драматичное поведение девушки. — К черту! Пари отменяется. Я явно ошибался насчет тебя.

Он вдруг развернулся и пошел в совершенно противоположную сторону от Элинор, которая удивлено обернулась ему вслед. Неужели он действительно оставил ее в покое? Неужели это было так просто — нужно было лишь вывести его из себя? Какое облегчение испытала она! Всего лишь один день в компании Августа заставил ее изрядно понервничать, и, если бы так продолжалось и дальше, Элинор точно не дожила бы до конца лета — ее нервная система была бы полностью разрушена этим самовлюбленным дураком!

Стало легче дышать, проще идти, приятнее жить.

Она вернулась, когда родители уже спали, так что она даже не стала включать свет и принимать ванную, чтобы не будить их. И одежду, все еще влажную, она также не сняла, не расстелила постель, не сняла макияж и не написала друзьям. Просто уснула среди подушек, и никто не укрыл ее мягким одеялом, никто не поцеловал ее в лоб.

Никто не спросил, почему она вернулась домой так поздно, почему на ее лице потекшая тушь, почему ее светлые тускнеющие волосы спутаны, почему она не позавтракала, не улыбалась и не смеялась. Почему же она не выходила на улицу? Не ругала соседских мальчишек? Не помогала соседке слева поймать ее кошку?

Почему никто не спросил ее, как она чувствует себя?

В конце концов, ей пришлось делать то, что она делала обычно: принять ванну, сменить одежду, уложить волосы, снять макияж и нанести новый. Она отправилась читать книги в беседку тоже, как обычно. Она думала лишь о том, как бы поскорее отправиться на пляж с друзьями и хорошо повеселиться. Но, к несчастью, она вспомнила об Августе. Что им сказать, как объяснить, что он мудак и не придет, даже если обещал?

— Назвал меня самовлюблённой, — ворчала Элинор, вспоминая вчерашний вечер. — Он хуже, чем я. Высокомерный мудак. Мудак!

Ее ужасно злило то, что Август, который сам привязался к ней, испортил вечер с друзьями, да еще и напугал ее до дрожи, оскорбил и ушел так, будто она виновата. Будто бы он думал, что она будет жалеть об его уходе. Ну уж нет!

— Здравствуй, милая, — медово-хрипловатый голос, знакомый ей с детства, донесся сквозь низкое ограждение. Показалась милая старушка, ее любимая соседка. Она прогуливалась прохладным вечером, чтобы купить яблоки или еще какие-нибудь фрукты. Миссис Джентл готовила восхитительные пироги, которыми всегда угощала Элинор. — Чего это ты сидишь одна?

— Люблю почитать здесь в тишине, — произнесла Элинор, нежно улыбнувшись соседке.

— Ах, все еще читаешь тот славный романчик? — невзначай поинтересовалась женщина, а затем продолжила допрос, ради которого она затевала эту беседу. — Вы нашли общий язык с Августом? Он тебе понравился? Правда же, он очень любезный парень?

— Ну, на самом деле… — ее улыбка быстро померкла. Август, снова говорят об Августе! Ну, сколько уже можно? Даже не находясь рядом с ней, он выводит из себя.

— Он просил меня не говорить… но, по секрету, он хотел, чтобы я спросила, как ты себя чувствуешь, — старушка глубоко вздохнула, не теряя своего ласкового очарования. — Он беспокоится о тебе, вчера что-то случилось?

— Как я себя чувствую? — повторила девушка, нахмурив брови. Неужели, чувствует свою вину? Поэтому спрашивает, чтобы совесть не мучала? — Ну…кажется, у меня слабость и небольшой жар…

— В самом деле? — Миссис Джентл расстроенно осмотрела девушку. — Я передам. И еще занесу тебе пирог с ягодами немного позже, выпей его с горячим чаем. Твоя мама дома? Она может позаботиться о тебе?

— У нее сегодня ночная смена, но не волнуйтесь, я сама могу…

— Нет, ты что! — соседка перебила ее, ужаснувшись. — Если ты заболела, ты не должна оставаться одна! Я бы позаботилась о тебе, дорогая, но сегодня Мистер Джентл готовится к операции, я должна быть рядом с ним. Я попрошу Августа присмотреть за тобой, если вы так хорошо общаетесь.

— Не стоит, Миссис Джентл! — крикнула вслед соседке Элинор, но та уже торопливо отправилась домой, сделав вид, что не слышала отказ. Девушка устало разлеглась на лавочке, закрывая лицо руками. Ей было непонятно: то ли она так хорошо врет, то ли Миссис Джентл и правда такая доверчивая? Такая заботливая? В любом случае, Элинор поспешила успокоить себя тем, что Августу достаточно поверить на слово Миссис Джентл и отказаться от роли сиделки. И тогда она останется в выигрышном положении: и Августа совесть помучает за то, что она заболела, и на пляже с друзьями отдохнет!

Глава III

Ладонь Элинор была холодной и влажной, несмотря на то что девушка недавно грелась под пушистым оделяем. Теплая крепкая рука парня приятно согревала кожу, пробуждая в девушке необыкновенное чувство спокойствия.

— Август, стой, — она потянула парня обратно, когда он собрался выйти за пределы дома.

— Пожалуйста, Август!

— Отцепишься ли ты от меня наконец? — он вздохнул громко, но в немой тишине вздох отдался эхом в груди.

— Я боюсь темноты. Доволен? Мне страшно. Мне очень страшно, Август.

— Я ничем не могу помочь тебе, — парень предпринял попытку освободиться, но Элинор прижалась к нему еще сильнее, даже не задумываясь о том, насколько они были близки в тот момент. Она чувствовала своим боком, как поднимается и опускается живот Августа при дыхании, как напряженно вздрагивают его мышцы, когда Элинор проводит холодной ладонью по руке, как его взгляд, едва ловящий очертание девичей фигуры, все же окутывает ее странным, будто сомнительным презрением.

— Я помогу тебе, если ты поможешь мне, — заявила Элинор. — Моя мама работает в больнице. Если я свяжусь с ней, то спрошу о твоей бабушке, так что тебе не придется никуда ехать.

— Ты не помогаешь мне, ты помогаешь себе, — однако, Август все-таки перестал пытаться покинуть девушку. Он стоял неподвижно, почти не дышал, словно желая услышать частое дрожание девичьего сердца. Элинор поняла, что больше нет необходимости удерживать парня силой, стоять рядом с этим «мудаком» и умолять его, втаптывая в грязь собственную гордость… но почему он излучал такой приятный аромат безмятежности и мужского одеколона? Разве бывает так, что хочется сбежать и остаться подольше с одним человеком?

— Почему вдруг замолчала? — голос Августа осел бархатной вуалью на уши Элинор. Она сглотнула, собираясь ответить, и, прежде чем с ее уст слетели тихие слова, он расслышал, как разъединились ее карминные губы, застыв в неуверенности.

— А что? — в этой фразе плескалось безобидное лукавство, созданное легкой улыбкой. — Нравится слушать мой голос? Вызывает мурашки?

Он хмыкнул и неожиданно взял руку Элинор, поднесся к шее, ее пальцы нехотя коснулись атласной кожи.

— В следующий раз не говори подобные глупости, чтобы мне снова не пришлось доказывать обратное, — отдалившись от девушки, пояснил парень. — И тебе не кажется, что нужно зажечь свечи, чтобы мы не сидели в темноте?

— Тогда возьми меня за руку.

— Что? — Август поднял брови, слегка удивившись почти приказу.

— Свечи в моей комнате, — она крепко сжала ладонь парня, осторожно рассекая шагами густую темноту, которой был наполнен пустующий дом.

Они шли не спеша, едва замечали перед собой очертания объектов на своем пути. Самым сложным была лестница со ступеньками, потому что Элинор ступала слишком медленно, словно находилась на шатком подвесном мосте, а это раздражало Августа так, что он был готов взять и донести ее на руках, если бы они провозились там хоть одной минутой дольше.

— Когда ты уже перестанешь хватать меня за руку? — поинтересовался тот, наблюдая, как Элинор пытается найти свечи, освещая полки тускнеющим телефон.

К счастью, она успела узнать у мамы насчет бабушки Августа — та не брала трубку, потому что была на процедурах. С ней все хорошо. Мама была насторожена из-за того, что оставила дочь одну в темном доме, и та чуть не проболталась, что не одна. Но, наверное, мама волновалась бы гораздо больше, если бы узнала, что Элинор с Августом.

— Ты думаешь, что я защищу тебя от призраков? — задал новый вопрос парень, получив игнорирование в ответ на предыдущий. — Ни за что бы не стал это делать.

— Козел, — недовольно фыркнула девушка, безрезультатно пытаясь найти свечи в шкафу. — Может, ты сам боишься? Может, это мне надо тебя защищать.

— Да куда уж там, — саркастически заметил Август, развалившись на кровати в комнате Элинор. — Ты боишься очертания растений, о чем речь.

Элинор нашла несколько восковых свечей. Одна из них была совсем маленькая, зажжённая уже не один раз, другая была немного повыше, а третья находилась в стеклянном стакане и пахла сандалом и ванилью. Они спустились на кухню, где нашли спички, с помощью которых подожгли фитильки на каждой.

Гостиная была озарена дрожащим янтарным светом, отбрасываемым от предметов несоразмерные тени. Тепло и спокойно было около маленького пламени свечи, который заколдовывал своим очарованием сознание Элинор, убаюкивал ее мысли и разум, словно предлагая ей почувствовать мирное шуршание горячего огонька внутри себя; словно приглашая ее в век, когда не было электричества, когда не было телефонов, когда молодая пара влюбленных людей смотрела друг на друга сквозь призму ласкового огонька, то и дело норовящего потухнуть, превратившись в тонкую струю дымка, охватывающую мрак.

Август наблюдал за ней: за ее оживленным взглядом, за глазами, сверкающими так, как сверкают они у детей, увидевших радугу; за губами, подобные цветущим плодам вишни после весеннего дождя — еще незрелыми, но чарующими; за пшеничными волосами, рассыпанными по голым плечам, пряди, которые нежно гладили ее лицо, и те, что она осторожно убирала, касаясь светлого лба тонкими ухоженными пальцами. Во всех ее чертах, насколько бы обычны они ни были, находилось что-то, на что хотелось смотреть, как она смотрела на пламя свечи — до тех пор, пока охватывают светом.

Он был расстроен, даже рассержен на себя за то, что так хорошо запомнил лицо Элинор находясь в полумраке. Молчание угнетало его еще больше, потому что, когда Элинор молчала, когда не смотрела на него так, будто желает передавить его сонную артерию одним лишь грозным взглядом, она была милой. Она была симпатичной, должен был он признать. Август поспешил успокоить себя тем, что когда он увидел ее впервые, то также нашел ее внешность привлекательной. Но он не смел допустить мысли, что она была красивой. Нет, лишь симпатичной. И только.

Глава IV

— Все это делал ты?! — она почти закипела от злости, ее брови стали грозными, рот скривился в негодовании, и все это выражало чувство предательства на лице.

— Я, — Август не очень-то и понимал, зачем ей врет. С одной стороны, он сам уговорил девушку на подобное развлечение, но с другой — он знал, что Элинор довольно пуглива, несмотря на то что ведет себя очень нагло. — Не думал, что ты так сильно испугаешься.

— Да ты… — она вздохнула, отстранившись от парня с чувством похожим на тот стыд, когда тебе говорят дать пять и намеренно промахиваются. — Ты… бесчувственный мудак! Лжец. Знал, что так будет и хотел, чтобы это нас сблизило? Типа вот я, обнимаю тебя, а ты утешаешь — какой хороший парень? Тебе так весело, да?

— Какая же ты глупая, если правда думаешь так, — Август фыркнул, как кот, вглядываясь в темноту. — И, может быть, тебе кажется, что твои слова всегда звучат обосновано, но ты говоришь так спешно, что не успеваешь подумать над сказанным. К счастью, я могу это сделать за тебя. И вот, над чем тебе нужно подумать сидя здесь совершенно одной в пустом, лишенном света, доме: «Почему я одинока настолько, что даже в минуты страха от меня отворачиваются те, кто пытались помочь?».

После этих слов Август хлопнул входной дверью, больше не роняя звуков, за которые могла бы уцепиться Элинор в те страшные мгновения, когда она осталась одна наедине с собой и со своим страхом. Она больше не просила парня остаться, потому что была слишком горделиво делать такое после его поступка. И он бы все равно не остался.

Правильно ли это было со стороны Августа уйти после того, как он немо пообещал ей маленькую защиту всего на одну ночь, словно давний друг? Нравственный выбор, вероятно, один из самых сложных выборов, но тем не менее, он считал, что поступил правильно, когда остался в доме. «Просто, на всякий случай, если с ней случится что-то действительно очень серьезное…», — мотивировал свои действия он, бесшумно сев у двери. Он уже видел, как плакала Элинор, но не знал, что она плачет редко, несмотря на то что у нее часто есть причины. Может, она плакала из-за страха, он не знал. Но она злилась на себя, злилась на всех оттого, что она чувствовала себя целым океаном, бушующим, диким и горячим, как ядро Земли, но закованным в какой-то стеклянный круглый аквариум. Ах, если бы кто-нибудь заметил ее волны, ее игристую пену, мягкие гребни, ее глубину и красоту! Но никто никогда не пожелал знать, что она такое на самом деле. Элинор чувствовала, что никогда не разобьет это стекло до конца, пуская лишь мелкие трещины в попытках выбраться из западни собственных мыслей.

Первые десять минут она прерывисто плакала, не двигаясь с места. Элинор желала заглушить все остальные пугающие звуки, уйти в себя, чтобы не видеть темноту, царившую вокруг. На удивление Августа, вдруг Элинор замолчала, в последний раз громко хлюпнув носом. Тишина стала пугающей и неизвестной и для него. Он подумал, что ей стало совсем плохо, что она упала в обморок или и вовсе задохнулась в собственных мелких слезинках. Август с замиранием сердца подошел к дивану и осторожно коснулся нежной кожи — холодная!

— Элинор? — позвал он, наклоняясь к ее лицу, ожидая чего-то неожиданного и пугающего, как в хоррор-фильмах. Она взвизгнула, вздрогнула, точно винтажная хрупкая шкатулка с пыльным механизмом. Ее руки обхватили плечи Августа, так неуверенно, будто сомневаясь, что они реальные и материальные, прямо перед ней, прямо сейчас!

— Ты остался? — в ее риторическом вопросе чувствовалась радость, напоминающую именно ту радость, когда, например, от упавшего дорогого бокала отлетает лишь маленькая частичка вместо того, чтобы этот же бокал разбился вдребезги. — Ты останешься? Август? Ты останешься, если я скажу, что была неправа?..

— Т-ш-ш, — он мягко обхватил ее ледяные руки, будто немо отвечая надежде, таившейся на все еще карминых девичьих устах, и убрал их со своих плеч. Голос ее утих, померк, перешел на шепот.

— Я бы хотела все тебе рассказать, все, что думаю, чтобы наутро злиться на себя за все, что ты теперь узнал, за то что не умею держать себя в руках, — она почти бесшумно говорила, быстро и едва разборчиво, — Август, мне не по себе, потому что ты, наверное, хороший игрок в любовь. Хорошо играешь в жизнь. А я нет.

— Говоришь какие-то глупости, — его голос звучал мягко, будто вобрав в себя ноты заботы во время паузы, возникшей на несколько секунд после монолога девушки. — Ты, наверное, просто испытала сильный стресс, поэтому так ведешь себя. Может, мне стоит позвонить твоей маме, чтобы она приехала? Или лучше я отвезу тебя в больницу, тебе совсем плохо. Холодная, как лед, и все еще дрожишь.

— Зря ты затеял все это, — промычала Элинор. Дыхание становилось ровнее, хотя оно все еще было отчетливо слышно.

— Ты о чем? — непонимающе спросил парень.

— Пришел сегодня. Зря, — повторила она и встала с дивана, закутанная в плед.

— Я буду пить вино. А ты?

— Нет, — Август категорично махнул головой, последовав за девушкой. — И ты тоже не будешь.

Элинор хотела протестовать из последних сил — такова ее натура, но неожиданно ее тело оторвалось от земли и очутилось на чем-то еще более крепком. На руках Августа, который уверенно нес ее на второй этаж, слегка удивленный тому, что девушка даже и не пыталась вырваться.

— Я зла, — бесстрастно сообщила Элинор, испуганно держась за шею парня. Странно, но ей нравилось это чувство, дарующее ощущение безопасности. Ее и раньше носили на руках, но это было раздражающе и неприятно, словно она какой-то глупый щеночек, которого можно потискать в любом момент.

— Лгунья, — саркастично заметил Август, усмехнувшись. — Сегодня тебе почему-то очень нравится висеть на мне. В чем дело? Хочешь узнать название моего одеколона?

Элинор хотела фыркнуть и ответить какой-то колкостью, но пришлось озвучить более насущный вопрос.

— Зачем ты несешь меня… в спальню, — она смущенно кашлянула, а затем очутилась на собственной кровати. Ощущение было такое, словно она спустилась с небес на ненавистную землю. Чувство окрыленности пропало, как и силы. Теперь Элинор невольно сравнивала себя с пудингом, качающимся из стороны в сторону из-за внешнего воздействия.