— А вот ее? Ее слабо?
— У, Тима, это мы уже проходили, — подмигиваю я другу.
Замечаю, как его брови лезут на лоб, он недоверчиво косится на меня и сужает глаза.
— Сдурел? Сколько ей? Двенадцать?
— Восьмикласница-а-а-а, — напеваю я и улыбаюсь во все тридцать два.
Тима фыркает, делает вид, что мои похождения ему отвратительны, но я-то знаю правду: уважает меня, набирается опыта, хочет брать с меня пример, но боится. Ничего, мы это исправим. Все он может.
— А эта как тебе? — продолжает игру Тима, играя бровями.
— Лапуля, свободна в пятницу? — выкрикиваю я и закусываю нижнюю губу, балдеют они от этого.
Вот и она, порозовела, завелась, девочка. Перекидывает волосы на другую сторону и лучезарно улыбается мне.
— В восемь?
— В девять, — дразню я ее.
— Заметано, — кивает она и дефилирует мимо, точно супермодель.
Округлившиеся глаза Тимы провожают ее тонкую фигурку, голова уже прокрутилась до упора.
— Тимоша, — мягко говорю я ему и кладу руку на его плечо, — шею сломаешь. Задниц, что ли, раньше не видел?
Он смущается, посылает мне сердитый взгляд, но тут же возвращается к игре.
— Так, посмотрим. А вот эта?
Мы вместе громко гогочем, потому что «этой» оказывается наш общий друг Федор.
— Над чем ржем, кретины? — добродушно спрашивает он и запрыгивает к нам на подоконник.
— Да вот я понять не могу, — говорит Тима, тыкая в меня пальцем, — он – бог, что ли? Все девчонки с ума по нему сходят. В чем секрет?
Федор на голову ниже меня, но умен не по годам. Мне даже интересно, что он ответит.
— Опять в эту хрень играете? — усмехается Федя. — Штука в том, что вы выбираете не тех девчонок. У этих смазливых телок каждые выходные турне по клубам. Думаете, Матвейка – единственный и неповторимый? Да для них любой красивый мальчик – единственный. Но только на одну ночь.
— Что ты хочешь сказать? — миролюбиво интересуюсь я, хотя на самом деле чувствую, как на меня накатывает волна злости.
Потому что Федя задел за больное, рану перцем посыпал, урод. Рожу бы ему начистить, но тогда придется объясняться. А я не собираюсь распахивать перед ним душу, не стоит он того. Да и никто не стоит.
— Я хочу сказать, — терпеливо продолжает Федя, — что ни одна нормальная девчонка не клюнет на тебя.
— «Нормальная» это как? — встревает Тима.
— Без тонны косметики на лице, умная, преуспевающая в учебе, серьезная девочка.
— Типо этой? — ухмыляюсь я, кивая головой в сторону.
Химичка идет по коридору ровным шагом, расправив плечи и прижимая к груди стопку книг. Юбка-карандаш соблазнительно обтягивает ее бедра, а верхняя пуговка на рубашке расстегнута. Эх, если бы не эти дурацкие книги.
— Козлы! — с чувством выдает Федор. — Это же моя сестра!
Я кошусь на Тиму, ожидая поддержки, но он завис. Видимо, тоже рассматривает пуговки на ее рубашке. Татьяна Викторовна устроилась к нам в школу сразу после окончания универа. Красотка, ничего не скажешь. Да и над Федором поприкалываться всегда весело.
Тима переводит на меня мрачный взгляд.
— Перебарщиваешь, Мат, — серьезно заявляет он.
— Да ну вас! — отмахиваюсь я.
Федор тем временем хватает меня за локоть, пытается привлечь мое внимание.
— Вот она, — говорит он с усмешкой.
Я поворачиваю голову и морщусь. Этого еще не хватало.
— Плакса? — пренебрежительно спрашиваю. — Ну уж нет!
Тут даже сложно фантазировать. На мой взгляд, какое-то бесполое существо. Вечно в мешковатой одежде, волосы торчат в разные стороны, не слышало оно, что ли, о расческе? Неповоротливый, неряшливый гном. Вот, кто такая Плакса.
Федя качает головой, и я замечаю эту его противную улыбочку, которая возникает на его лице, когда только он знает правильный ответ.
— А ведь Плаксой ее сделал ты, — произносит он почти с упреком.
— Что с того? — огрызаюсь я, глядя на то, как эту с позволения сказать «девчонку» сбивает с ног какой-то парень и даже не останавливается, будто бы она бестелесный призрак.
— А то, — учительским тоном продолжает Федор, — что все ее проблемы начались с тебя. Тебе с ней ничего не светит, что бы ты ни делал.
— Я и не собираюсь ничего делать, — отзываюсь я холодно. — И вообще, знал я, что ли, что она разрыдается тогда? Я же просто пошутил!
Тима сверлит меня взглядом, хочет что-то сказать, но боится потерять мое расположение. Иногда меня бесит его нерешительность.
— Да говори уже!
— Оставьте вы ее в покое, — мямлит Тима, опуская глаза, — девчонке и так досталось. При всей школе опозорилась, кличку эту дурацкую получила, по-моему, она достаточно настрадалась.
Некоторое время мы все молчим. Потом Тима спрыгивает с подоконника и улыбается нам. Догадываюсь, что он хочет попрощаться и ускользнуть на свои любимые занятия по боксу. Но Федя его прерывает. Резко поворачивает ко мне голову и пронзает меня взглядом.
— Тогда и хвастаться завязывай, — серьезно говорит он, — будто ты можешь уложить любую. Терпеть не могу лжецов!
Я натягиваю на лицо улыбку и наклоняюсь к нему так близко, что теперь мне отчетливо видны все его прыщи.
— Я знаю, что ты делаешь, Федя, — говорю я спокойно, — но на провокацию не поведусь. Плакса – не мой уровень, ясно?
Я тоже слезаю с подоконника и, не глядя на друзей, топаю по коридору.
— А, по-моему, ты просто боишься! — кричит мне в спину Федя, а я заталкиваю в уши наушники и делаю громкость на максимум.
Подготовка к олимпиаде по алгебре доконает меня. Не сплю уже вторые сутки. Но оно того стоит. Иду к своей цели, несмотря ни на что. Я собираюсь стать лучшей. Хочу поступить в хороший универ на бюджет и забыть об этой ненавистной школе. Это все, что меня заботит.
Выхожу из библиотеки и сталкиваюсь в дверях с Оксанкой.
— Ты что? — изумляюсь я. — Разве ты не обратишься в прах, если переступишь порог?
Оксана цокает языком и поджимает губы, якобы обиделась. Потом игриво шлепает меня по заду и обнимает за плечи. От нее разит каким-то дорогущим парфюмом.
— Я тебя искала, — заявляет она. — Мне скучно! Пойдем в кино?
— Оксан, ты же знаешь, не до того мне.
— Опять нужно готовиться к очередной учебной фигне? — вздыхает она.
— Олимпиада по алгебре, — напоминаю я.
— Ла-а-адно, пай-девочка, хотя бы сделаем кружок вокруг школы?
Погода стоит чудесная. Весеннее солнышко греет совсем по-летнему. Замечаю бабочку, первую в этом году, показываю ее Оксане.
— О, я их обожаю! — она хлопает в ладоши. — Давай догоним?
Не дожидаясь моего ответа, она уже летит за бабочкой. Очарование Оксаны в том, что порой она ведет себя, как ребенок. Я улыбаюсь и устремляюсь за ней. Нахожу ее на детской площадке за школой. Кроме нас здесь никого нет, и хорошо, иначе бы нам прилетело от беспокойных мамочек. Оксана забралась на горку и замерла на деревянной площадке под треугольной крышей. Слежу за тем, как она манит меня рукой к себе. Вздыхая и еще раз осмотревшись по сторонам, взбираюсь на горку и останавливаюсь рядом с ней. Бабочку сносит потоком воздуха, и она взмывает в небо.
— Вот, блин! — с чувством говорит Оксана. — Не рассмотрела?
— Не успела.
— Очень красивая! — мечтательно произносит Оксана. — Ну ладно, пошли отсюда.
Я уже двигаюсь к лестнице, когда подруга хватает меня за локоть.
— Замри, — шепчет она, — пригнись, пригнись!
Я послушно усаживаюсь на корточки и посылаю Оксане вопросительный взгляд. Она прикладывает палец к губам и указывает головой куда-то вбок. Чуть-чуть приподнимаю голову и замечаю двух парней, стоящих у забора. К ним поспешно шагает третий. Я узнаю их. Все они – наши одноклассники. Двое шушукающихся у забора – Федор и Матвей. А спешащий к ним парень – Тимофей. Теперь я понимаю, почему Оксана так занервничала. Влюблена она в этого Тимофея по уши.
— Они говорят о тебе, — шепчет Оксана и хмурит брови.
Теперь и я прислушиваюсь. Они осматриваются по сторонам и, не заметив никого поблизости, повышают голоса.
— Согласен я, только успокойся, ладно? — говорит Матвей и проводит рукой по волосам.
Я закатываю глаза и сквозь щель между разноцветными досками продолжаю наблюдать за ним. Тот еще самодовольный придурок. Кроме внешности, ничем не богат. Хотя, ошибаюсь, отец, кажется, у него какая-то шишка. В общем, внешность и брендовые шмотки. Пустышка.
— Рад, что ты передумал, — отвечает Федор, хлопая друга по спине. — Ставлю пятак, что Плакса тебе не даст!
Знала я, что Федя любит всех подначивать, но своими глазами никогда не видела. Противно до одури, если честно. Мне хочется выйти из нашего укрытия и как следует им накостылять, только вот я не смогу. Не зря они прозвали меня Плаксой. Никогда не умела постоять за себя. Да и с этими… даже пытаться не стоит.
Оксана кладет руку мне на колено и кривит лицо. Сочувствует мне. Понятное дело, на нее таких пари не заключают. Она своя.
— Пфф, готовься расстаться с денежками. Скоро я узнаю, что эта неудачница прячет под своей плащ-палаткой!
Кажется, меня сейчас вырвет. Парни отвратительно хохочут, хоть уши закрывай.
— Конечно, ага! Скромница отделает тебя как надо, только полезь к ней! — голос Федора удаляется, хорошо, значит, они уходят.
— Это я ее отделаю! — слышу я раскатистый бас Матвея.
И тишина… длящаяся ровно секунду.
— Ужас какой, Леська! — Оксана прикладывает руки к щекам и снова хмурится. — Как же им не стыдно!
— Угу, — бормочу я, — не стыдно. Твой, между прочим, с ними заодно.
Оксана сердито встряхивает кудрями.
— Тима ни слова не сказал, — бросает она сухо.
— Вот именно, — отзываюсь я. — Вот именно.
Не люблю, когда меня недооценивают. Уж не знаю, чего добивается Федя, бросая мне вызов, сейчас мне плевать на его выгоду от всей этой затеи. Этот всезнайка думает, что мое самолюбие так просто уязвить? Что ж, он ошибается. Никакая девчонка не сможет втоптать меня в грязь. Теперь уже нет.
Пока я широко шагаю по школьному коридору, Федор стоит, прислонившись к стене и следит за мной любопытным взглядом. Он уверен, что Плакса меня отвергнет, я же знаю, что – нет. На мне синяя рубашка, подчеркивающая цвет моих глаз, и черные джинсы. Я неотразим.
Пока я иду к ней, несколько знакомых девчонок строят мне глазки. Я им киваю и подмигиваю, отчего они весело взвизгивают и перешептываются между собой. Тима прав, они сходят по мне с ума. И да, в основном, дело в моей внешности. В отличие от Феди, я не вижу в этом ничего плохого. Он считает девчонок, с которыми я провожу время, поверхностными куклами, и что? Он думает, что на свиданиях ведут высокоинтеллектуальные беседы? Эх, Федя, отличник Федя, так хорошо учится, но ничего не знает о реальной жизни.
— Привет! — говорю я.
Плакса сегодня выглядит ужаснее обычного. Или мне просто так кажется, потому что так близко я к ней еще не подходил. Непонятная длинная юбка до пола из подозрительного шуршащего материала, голубая растянутая водолазка. Волосы заколоты в тугой пучок, из которого торчит погрызанный карандаш.
Она сидит на лавке, копается в своей бесформенной сумке и не обращает на меня ни малейшего внимания. Я замечаю ехидный взгляд Феди и быстро отвожу глаза.
— Как насчет потусить сегодня вечерком? — непринужденным тоном продолжаю я.
Тогда она поднимает на меня глаза. Они у нее практически черные, надо же. Необычные. Это меня немного стопорит, поскольку я не ожидал увидеть в ней ничего красивого.
— В семь, — твердо произносит она, а на моем лице расцветает победоносная улыбка.
Конечно, она не устояла. Вот Федька охренеет! Мне уже не терпится выложить ему все.
— В восемь, — теперь я снова чувствую себя хозяином положения.
Я вдруг понимаю, что на самом деле немного сомневался, клюнет ли она на удочку. Зубрилки – существа непонятные. Не уверен, что они в принципе умеют развлекаться.
— В семь, — повторяет она, не сводя с меня черных глаз.
Я крепко стискиваю зубы, но продолжаю дружелюбно ей улыбаться. Рыбка на крючке, и это главное.
— Чудно. В семь так семь. Я за тобой заеду.
После этого быстро удаляюсь, тем самым оставляя за собой последнее слово.
Федя даже не скрывает своего торжества. Широко улыбается мне.
— Ну что, отшили тебя, красавчик?
Я демонстрирую ему выражение глубочайшей скорби. А потом резко обнажаю зубы в хищном оскале.
— Да сейчас! Согласилась, как миленькая!
Федя меняется в лице, таращит на меня глаза. Я беззаботно посвистываю, наслаждаясь моментом. Утерли тебе нос, Федя, прими это!
— Гони бабло, — мурлычу я.
— Рано, — хмурится Федя. — Может, она не придет. Решила пошутить над тобой.
Я посылаю ему насмешливый взгляд.
— Ты меня видел? Придет, конечно. Зато я буду совсем в другом месте с совсем другой девчонкой.
— Ты, кажется, не совсем уловил правила игры, — лекторским тоном говорит Федя. — Спор заключался не в этом.
Я выдыхаю воздух через нос и хмурю брови.
— Типа тебе недостаточно того, что она согласилась на свидание?
Федя и не думает отступать, смотрит на меня, как учитель на двоечника.
— Спор заключался не в этом, — повторяет он, как будто я идиот, не понимающий с первого раза.
— Она же страшная! — взрываюсь я. — Не собираюсь я с ней…
— Что тут у вас?
Тима приземляется рядом и швыряет на пол свой рюкзак.
— Операция «Красавец и Чудовище» началась, — улыбаясь, сообщаю я Тиме и обнимаю его за плечи, но взгляда от лица Феди не отвожу.
Федор ухмыляется и качает головой. Тима напрягается, начинает ерзать на подоконнике.
— Вы никак не успокоитесь, да? — бурчит он.
— Пусть золотой мальчик приложит немного усилий, — таким приторным противным голоском отзывается Федя, и мне хочется втащить ему. — А то привык, что ему все достается на блюдечке.
Мне не нравится, что я ведусь на его манипуляции, но ничего не могу поделать. Я хочу, чтобы он усвоил одну вещь: в этой школе я царь и бог, и любая девчонка будет моей, если я того захочу.
— Спорим, она будет моей? — на этот раз я обращаюсь к Тиме. Хочу, чтобы и он поучаствовал вместо того, чтобы молча осуждать меня. Я же вижу, ему любопытно.
Тима нервно дергает головой и опускает взгляд.
— Я не буду в этом участвовать.
— О, ведь мы такие правильные, — дразнит его Федя.
— Да заткнись ты, — говорю я, — не хочет – и не надо.
Дома я заваливаюсь на кровать и достаю свой блокнот для рисования. Картина так и стоит перед глазами, нужно только выпустить ее на бумагу. На некоторое время я перестаю быть собой и полностью погружаюсь в процесс.
— Ты что, плакала? — спрашивает мама обеспокоенно.
Я опускаю глаза и судорожно стараюсь выдумать какую-то отговорку. Мама ставит передо мной тарелку с горячим омлетом и садится напротив. Выжидает.
— Просто не выспалась, — я пытаюсь натянуть на лицо дружелюбную улыбку.
— Может, расскажешь, что случилось? — доверительным тоном просит мама, пока я ковыряю вилкой омлет.
Вздыхаю. Поднимаю глаза на маму. Она смотрит на меня по-доброму, как в детстве, когда я валялась в постели с высокой температурой, а она всеми возможными способами пыталась меня развеселить. Вот и сейчас у меня такое ощущение, будто бы она собирается включить мою любимую «Русалочку» и вручить мне коробку с пирожными.
— Устала? — продолжает задавать вопросы мама. — Много задают, да? Переутомилась?
— Да не в учебе дело! — неожиданно для самой себя выпаливаю я. — Дело… в другом.
— В чем же? — хмурит брови мама.
Я не знаю, как ей сказать. Меня выбил из колеи тот подслушанный нами разговор парней. Они с таким пренебрежением говорили обо мне, так у них все просто. Кто их воспитывает, если они позволяют себе делать подобные ставки? То есть, затащить девчонку в постель – для них просто развлечение, игра. О чувствах девушки они даже не думают, это неважно. Мне противно, просто до тошноты! А самое поганое то, что они спорили на меня.
Я знаю, что парни меня сторонятся, даже не так, они просто не замечают меня, будто бы я – невидимка. Так было всегда, и я к этому привыкла. Но с тех пор, как я получила свое прозвище, разрыдавшись на сцене, кое-что изменилось. Теперь одна половина школы меня игнорирует, как и раньше, а вот другая – в открытую смеется надо мной. В некотором роде я стала популярна. Все знают, кто такая Плакса. А некоторые, особо одаренные, даже заключают омерзительные пари.
— Есть один парень, — говорю я и вспоминаю самодовольное лицо главного красавчика Матвея Калиновского, — вернее, даже несколько. Они…
Мама смотрит в сторону, поджимает губы.
— Обижают тебя?
Киваю, ухмыляюсь. Все-то она знает. Грустно, конечно. Если я заговорила о парнях, значит, скорее всего, они меня обижают. И ведь не поспоришь, она права.
— Не обращай внимания, Леся, и они отстанут. Ты у меня – умница и красавица, а они слишком избалованны и глупы, чтобы понять это.
Я чувствую, как мое лицо напрягается, сердце бьется чаще.
— А если не отстанут?
— Тогда я пойду к директору.
— Только не это, мама! Я же уже не ребенок! Я уже достаточно взрослая, чтобы самой во всем разобраться.
— Не вздумай с ними ругаться, дочь. Ты только сильнее их раззадоришь.
— То есть, ты предлагаешь мне ничего не делать? — сердито спрашиваю я, поднимаясь из-за стола.
Мама ласково улыбается мне, и я вижу по ее глазам, что этот разговор закончен. Она знает, что я поступлю именно так. Я всегда так поступаю. Я просто не умею защищаться, меня этому никто не научил.
Я замираю и несколько долгих секунд всматриваюсь в мамино лицо.
— А если я стану играть по их же правилам? — высказываю я мысли вслух. — Если ненадолго стану такой, как они?
— Не выдумывай, дочь.
В этих словах я слышу нечто другое. «У тебя не получится, — вот что говорят мамины глаза. — Даже не пытайся». И именно в это мгновение я принимаю решение рискнуть: хоть раз в жизни сделать неправильный выбор.
В школе я весь день сижу, как на иголках. Знаю, что рано или поздно он подойдет. И, конечно, он подходит.
Я замечаю его приближение краем глаза и делаю вид, будто сосредоточенно что-то ищу в сумке. Я ужасно нервничаю, мне даже приходит в голову отказаться от этой идеи и последовать совету мамы: просто игнорировать его.
— Привет! — здоровается со мной Матвей, но я не реагирую. Я все еще пытаюсь упорядочить мысли, но без успеха.
— Как насчет потусить сегодня вечерком?
На этот раз я собираюсь с силами и поворачиваюсь к нему. Я волнуюсь так, что у меня подрагивают пальцы, и я засовываю руки в карманы. Смотрю прямо ему в глаза, надеюсь на то, что сумела скрыть свое волнение. Он даже не догадывается, что я в курсе их с дружками грязных в отношении меня планов. Эта мысль успокаивает меня.
— В семь, — отвечаю я спокойно.
Кто бы мог подумать, что у меня получится? Сама в шоке!
Замечаю его торжествующую улыбку. Представляю, каким альфа-самцом он чувствует себя сейчас. Наверное, думает, что Плакса безмерно счастлива получить приглашение на свидание от такого красавчика, как он. И пусть. Я научу его уважать девушек. Не позволю издеваться над чувствами других!
— В восемь, — развязно поправляет он меня.
Я все еще смотрю на него. Неужели он и правда думает, что я согласна на все, лишь бы провести с ним один вечер? Видела я девчонок, с которыми он проводит время. Они чуть ли не пятки ему облизывают. Неудивительно, что он считает себя выше всех на свете.
— В семь, — повторяю я, хочу, чтобы он понял, что я тоже не пальцем делана.
Он быстро соглашается и обещает за мной заехать. Уж не знаю, откуда он возьмет мой адрес, да это и неважно.
Достаю вспотевшие ладони из карманов и искоса поглядываю на то, как Матвей движется к своему дружку. Знаю я, о чем они там болтают, козлы. С облегчением делаю глубокий вдох. Рядом со мной усаживается Оксана и приветливо улыбается мне.
— Что это сейчас было? — любопытствует она.
— Калиновский, — небрежно пожимаю плечами.
— Ты думаешь, я могла его не узнать? — напирает Оксана. — Что ты ему сказала? Надеюсь, не стеснялась в выражениях, посылая его?
— О. Я согласилась на свидание.
— Ты сделала что?!
— Оксан, — говорю я сердито, кивком головы указывая на Матвея и компанию, сидящих на излюбленном подоконнике, — посмотри на них. Как думаешь, о чем они говорят? Не отвечай. Они говорят обо мне: о том, как развели маленькую Плаксу. Видишь, они смеются. Только это сейчас. А потом смеяться буду я!
— Что ты задумала, Леська? — с придыханием спрашивает подруга, таращась на меня во все глаза.
Припарковался возле подъезда. Жую мятную жвачку и листаю фотки в Инстраграме. Представляю, каким скучным будет этот вечер. Тянет свалить отсюда, но нельзя. Хочу, чтобы Федька наконец заткнулся и признал свою неправоту. Я – Матвей Калиновский. Меня хотят все без исключения!
Конечно, я не потащу Плаксу в койку, делать мне нечего. Думаю, я выиграю спор и без этого. Сделаю пару компрометирующих фото, и Федька выложит мне обещанные денежки. А главное, его пренебрежительный взгляд сменится на уважительный. Задумываюсь о том, на кой хрен пытаюсь впечатлить этого прыщавого молокососа. Прихожу к выводу, что дело не в Федьке, дело в самом вызове. Я доказываю самому себе, что справлюсь с любой девчонкой, даже страшненькой и закомплексованной.
Мимо проходит мамашка с коляской. Выразительно пялюсь на ее зад. Фигня. Что с ними происходит после рождения мелких спиногрызов? Глаза тускнеют, грудь обвисает, походка становится тяжелой, спина – сутулой. Трагедия, одним словом.
А вот за мамашкой семенит еще одна фигурка – вот это уже совсем другой коленкор. Худенькая, хрупкая, при параде. Невыносимо хочется забить на Плаксу и склеить эту девчонку, поехать с ней в клуб, отдохнуть как следует. Пялюсь на часы, потому что смертельно устал ждать эту зубрилку. Не появится сейчас, пошлю все далеко и надолго, оторвусь по полной в компании той крошки. И плевать на Федю с его подколами.
Не успеваю додумать мысль, как пассажирская дверь открывается, и ко мне в машину запрыгивает это чудесное видение. Вот уж кто действительно без комплексов. Ослепительно улыбаюсь ей своей коронной улыбкой. Где-то я ее уже видел.
— Добрый вечер, Матвей, — говорит она, и я подскакиваю на месте как ужаленный.
Да быть того не может! Я пялюсь на нее на все глаза. Чертовщина какая-то! Чушь полная! Но нет, это и в правду Плакса. Только вот тюнингованная, стильная, версия 2.0.
— Пла… Олеся? — изумляюсь я, и мой голос скрипит, как несмазанная телега.
Она неодобрительно смотрит на меня, затем уголок ее ярких красных губ все же ползет кверху. Ей нравится, что она застала меня врасплох. А вот мне – нет. Нужно брать себя в руки.
Пытаюсь отвести взгляд от ее лица, и мне это удается. Теперь я таращусь на ее колени. Сдается мне, я первый парень из школы, которому это удалось. У нее красивые ноги. Меня так и тянет заорать на нее, спросить, сумасшедшая она, что ли, раз прячет такое сокровище под своими любимыми уродскими юбками в пол?!
Конечно, я этого не делаю. Перевожу взгляд на собственные руки и тихонько делаю глубокий вдох.
— Мы поедем или как? — спрашивает она.
— Да. Едем.
Облизываю пересохшие губы. Ловлю себя на мысли, что я волнуюсь. Я! Волнуюсь! Совсем из ума выжил. Хотя это понятно. Я понятия не имею, о чем с ней говорить.
— Тебе ведь нет восемнадцати, — ворчливо начинает она, когда мы выезжаем на оживленную трассу, и мне сразу становится легче, передо мной все та же Плакса, — каким образом ты водишь машину?
— Не бери в голову, — мягко отзываюсь я, — я вожу с десяти лет. Папка научил. Тебе не о чем беспокоиться.
— Гм. Посмотрим.
— Посмотришь, — улыбаюсь я, вдавливая педаль газа в пол. — Куда бы ты хотела пойти?
— Удиви меня.
Я кошусь на нее, поднимаю одну бровь, но она смотрит перед собой. Ее руки сжаты в кулаки, щеки бледные. Мне хочется взять телефон и сделать фото, Тима с Федей мне просто не поверят. Плакса, блин, красотка!
На первое свидание я всегда их привожу сюда. Клуб «Синий дым». Здесь мрачно, многолюдно и большой выбор разноцветных коктейлей. Девочки такое любят.
— Что будешь? — наклоняюсь к ее уху, чтобы она слышала мой голос, утопающий в потоках громкой ритмичной музыки.
— Колу со льдом! — отвечает она, так же приближаясь к моему лицу.
Я засматриваюсь на ее ключицы. Черный топ на ней позволяет мне увидеть многое, очень многое. Она замечает мой взгляд и обнимает себя за плечи. Ей неуютно. Для меня это очень плохо. Нужно срочно исправлять ситуацию. Я заказываю виски со льдом и коктейль дня. Называется «Пьяная роза». Колу она может и дома попить. А сейчас нужно немного раскрепоститься. Это для ее же пользы. Сомневаюсь, что она была в клубе хоть раз в жизни.
Беру напитки у бармена и устанавливаю перед ней высокий бокал с розовой жидкостью и кусочком грейпфрута на ободке. Она вопросительно смотрит на меня и плотно сжимает губы. Я подмигиваю ей и поднимаю свой стакан. Она не просто не следует моему примеру, она разворачивается и движется к выходу, пробираясь сквозь плотную толпу потных и разгоряченных тел. Я с раздражением выпускаю воздух из ноздрей, осушаю стакан одним глотком и устремляюсь за ней.
Нагоняю ее уже на улице, она без особого успеха пытается снять бумажный браслетик, который ей нацепил мой знакомый на входе и который предназначается для свободного поглощения алкоголя.
Не успеваю сказать и слова, как она обдает меня ледяным взглядом.
— Я невнятно выразилась? — спрашивает она злобно. — Я, кажется, просила просто колу. Если ты не будешь уважать мои желания… Ай, ладно, не знаю, чего я ожидала.
— Ты просила удивить тебя, — терпеливо отзываюсь я.
Она издает громкий смешок и смотрит на меня, как на тупого ребенка.
— Да. Я так сказала. Но ты не удивил. Ты, Калиновский, ничем не отличаешься от других, думаешь только о себе! Зря я согласилась на это свидание.
— Это точно! — огрызаюсь я. — Никакие шмотки не превратят тебя в нормальную девчонку!
Она еще несколько секунд пялится на меня, затем разворачивается и уходит. Сплевываю на землю и быстро шагаю к машине. Все настроение угробила, маленькая идиотка!
Сижу в машине, потирая лоб. Сплоховал, конечно. Сам виноват. Этот ее прикид сбил меня с толку. Совсем забыл, какая она правильная. Не стоило пытаться ее споить. Обычно это работает, но, блин, это совсем не обычный случай!
В боковом зеркале замечаю какое-то движение. Ну, нет. Да как же так?! Плаксу окружили какие-то пьяные козлы, руки к ней свои тянут. Черт. Черт! Где ее мозги?! В таком виде шляться по дорогам в полном одиночестве! Правильная, блин. Умная.
Меня трясет. Судорожно ищу телефон, чтобы вызвать полицию, но нигде не могу найти крохотную сумочку, которую мне одолжила Оксана. Нет ее, и все тут.
Поднимаю глаза как раз в тот момент, когда Матвей падает на землю. Прикрываю рот рукой и вжимаюсь в сидение, потому что тот тип, что только что одним ударом уложил Калиновского, теперь движется к машине. Он останавливается возле пассажирской двери и пробует ее открыть. У него не выходит, ведь двери я заблокировала. Тогда он наклоняется к окну и, плотоядно глядя на меня, жестом просит меня приоткрыть окошко. У меня ощущение, будто бы я проглотила по меньшей мере полкило камней. Не могу дышать. Задыхаюсь. Только бы он не разбил окно.
Некоторое время он стоит возле машины и глазеет на меня. Слышу, как его дружки зовут его по имени. Толян. Они хотят уйти. Один из них боится, что «Толян завалил красавчика». О, Господи. Не могу поверить, что со мной это происходит.
Они удаляются. Становится легче дышать. Наклоняюсь вперед и вижу тело, лежащее на асфальте. Матвей не двигается. Мне страшно.
Я открываю дверь машины и бегу к нему. Он не реагирует на свое имя, но дышит. Слава богу, дышит.
Озираюсь по сторонам в поисках помощи, но вокруг только пьяные компании. Эти люди меня пугают. Они могут оказаться такими же, как этот Толян.
— Калиновский!
Я со всей силы отвешиваю ему пощечину, и он распахивает глаза. Первое, что он говорит – грубое матерное слово. Оно и не удивительно. Из его разбитой губы сочится кровь.
— Встать можешь? — спрашиваю я, все еще осматриваясь по сторонам. Мне кажется, что эти упыри могут вернуться. Хочу убраться отсюда поскорее.
Вместо ответа на мой вопрос, Матвей проводит рукой по губам и, заметив следы крови на руке, морщится. Потом встает на ноги и поднимает на меня глаза, полные бешеной ярости.
— У тебя кукуха совсем улетела? — орет он, грубо хватает меня за руку и тащит к машине. — Ты нормальная, нет?! Нельзя в таком виде расхаживать по здешним улицам, если не хочешь подзаработать! Ты собиралась домой идти пешком?!
— Отпусти меня! — я безуспешно пытаюсь вырвать свою руку, но Матвей и не думает разжимать пальцы. — Пусти, я сказала! Да отстань ты!
Он заталкивает меня на пассажирское сидение и с силой захлопывает дверь, обходит машину и садится на место водителя. Нажимает кнопку блокировки дверей. Снова переводит взгляд на меня.
— Если хочешь свалить с провального свидания, вызывай такси, ясно?
Его голос уже мягче, но все равно он зол. Я потираю руку, которую он недавно так сильно сжал, киваю головой. Чувствую, что еще одно слово – и я расплачусь.
— Твое? — он кладет клатч Оксаны мне на колени и заглядывает в мои глаза.
Я снова киваю и опускаю ресницы. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. Хватит уже, все насмотрелись.
— Ну, тише, — произносит он на удивление спокойным голосом. — Уже все позади.
— Спасибо, — бормочу я и чувствую, как слезы отступают. Не в этот раз.
— Да не за что, — ухмыляется он. — Не мог же я тебя бросить.
— Вообще-то мог бы, — говорю я, искоса поглядывая на него.
Он вдруг наклоняется ко мне, и меня снова на секунду бросает в дрожь. К счастью, он этого не замечает. Его интересует бардачок, а вовсе не я. Он достает оттуда влажные салфетки и усмехается, глядя как я отодвигаю колени ближе к двери.
— Да не съем я тебя, — улыбается он и морщится от боли, на его губе появляется капелька крови.
Я чувствую запах его одеколона, и у меня почему-то кружится голова. Наверное, все из-за стресса. Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья, стараясь привести дыхание в норму.
— Ты правда думаешь, что я мог бы оставить тебя одну в такой ситуации? — недоумевает Калиновский. — Такого ты мнения обо мне?
Приоткрываю глаза и наблюдаю за ним, пока он этого не видит: слишком увлечен извлечением пастилки жвачки из упаковки. Красивый он. Ужасно симпатичный. Глаза у него не голубые, не блеклые, как у рыбы, а синие, яркие, как будто бы он носит линзы. Волосы густые, темно-каштанового цвета, красиво уложены, несмотря на потасовку с гопниками. Кожа идеальная, на пару оттенков темнее моей, без единого изъяна, хотя нет, есть один небольшой белесый шрам, на подбородке. Чувственные губы, обворожительная улыбка. Если бы он не знал о том, насколько красив, был бы вполне приличным человеком.
— Хочешь? — спрашивает он, и я сглатываю слюну. Потом понимаю, что он говорит о жвачке и успокаиваюсь: мысли читать он не умеет.
— Нет, спасибо.
— Ты в порядке? Сильно испугалась?
— Хватит вопросов, ладно? Просто отвези меня домой.
Едем мы молча. Изредка поглядываю на Матвея, но его лицо непроницаемо. Думает о чем-то своем. Наверное, жалеет, что все пошло не по плану, и соблазнить меня не удалось.
— Эй! Ты пропустил поворот! — возмущаюсь я, провожая глазами светофор. — Мой дом в другой стороне!
Матвей бросает на меня короткий серьезный взгляд и выдает:
— Мы едем не домой.
— Как не домой? — верещит Плакса и подпрыгивает на сидении. — Останови машину! Немедленно останови!
Усмехаюсь, глядя на ее перекошенное лицо. Несмотря на то, что несколько минут назад я по-рыцарски защищал ее от местной гопоты, она считает меня самим дьяволом, восставшим из ада. Не хочет больше ни минуты оставаться наедине со мной, но мне плевать, если честно.
Если бы я отвез ее домой, как и обещал, больше бы мы не встретились, а я так не хочу. Мне надо впечатлить ее, изменить ее мнение обо мне, причем срочно, иначе – все пропало. Федька еще год будет издеваться надо мной. Да и самому себе такой прокол я не прощу.
— Не истери, ладно? — прошу я, изо всех сил пытаясь скрыть нарастающее раздражение. — Заедем в одно место, а потом – домой.
Олеся как-то странно на меня смотрит, и мне становится не по себе. Хоть я и отвернулся и давно слежу за дорогой, чувствую ее обжигающий взгляд на своей щеке. Слышу ее тихий вздох, и мое лицо перестает гореть. Помимо практически черных глаз есть в ней что-то не от мира сего: будто бы что-то сверхъестественное, хоть я и не верю во всю эту муть.
Приехали. Жму на тормоз, ставлю авто на ручник и вылезаю из машины. Знаю, что она пойдет за мной, куда ей деваться? Уже стемнело, а здесь ни одного источника света, кроме звезд и желтой растущей луны.
Я немного напряжен, потому что не собирался осквернять мое священное место присутствием Плаксы. Эта мысль пришла ко мне в последний момент, и я решил, что это – самый простой выход из сложившейся ситуации. А сейчас пожалел. Пусть так было не всегда, но теперь – это место только мое.
Но уже поздно. Когда я разворачиваюсь, замечаю, что Плакса уже взобралась на плато. На ней нет обуви, и я содрогаюсь при мысли, что она лезла сюда босиком. Наверняка, изодрала все ступни.
Она замирает и округляет глаза.
— Это… Это потрясающе.
Хмыкаю и слежу за ее взглядом. Она говорит о закате. Нигде в городе нельзя рассмотреть его так, как здесь. Это плато на возвышенности – мое любимое место. Отсюда видно все самое важное, и ничто не мешает.
— Полосатый закат, — говорит Олеся полушепотом, — мой любимый.
Я с удивлением поворачиваюсь к ней, потому что ни разу не слышал ни от кого ничего подобного. Звучит бредово. Но загвоздка вот в чем: она дословно высказала вслух мои мысли. Ведьма, не иначе.
— Нравится, значит? — отвожу от нее взгляд с трудом, если уж быть совсем откровенным.
Закат сегодня, действительно, потрясный, но то, как она на него смотрит… Так, Калиновский, возьми себя в руки! Походу некисло тебя по башке приложили.
— Очень, — соглашается Олеся. — Как ты нашел это место?
Стискиваю зубы. Догадывался, что она спросит, вроде бы был готов, но все равно ощущения паршивые. Гребаные воспоминания. Не хочу об этом думать. На фиг надо!
— По случайности, — быстро говорю я и перевожу тему. — Не пожалела, что приехала сюда со мной?
— Хммм? Да не знаю. Ноги мерзнут.
Ноги у нее мерзнут! Это место – моя отдушина. Мой личный островок рая. А у нее ноги мерзнут. Тьфу ты, блин.
— Поехали домой, — сердито говорю я и направляюсь к склону, покрытому сырой травой.
— Еще минутку, ладно? — просит она, не глядя на меня, а я тем временем неодобрительно кошусь на ее босые ноги.
— Ноги, значит, замерзли? — ехидно переспрашиваю я, когда она начинает двигаться в мою сторону. — А ты обувь носить не пробовала?
— Ай! — взвизгивает она, по всей видимости напоролась на камень, оно и неудивительно. — Ты самый умный, что ли?! Эти туфли сводят меня с ума, а ты хочешь, чтобы я в них по горам лазила!
— Ладно, не ори, — в два шага оказываюсь возле нее.
— Что ты… А ну поставь меня на землю! Ты что творишь?!
А Плакса, оказывается, легкая, как пушинка. Перекидываю ее через плечо, как мешок с картошкой, и тащу вниз. Она мечется, как пойманная рыбешка, извивается, по спине молотит кулачками. Не больно, но спускаться мешает здорово. И так мало чего вижу под ногами, а равновесие удерживать с дрыгающимся грузом на плече оказывается сложновато.
— Ты в своем уме?! — визжит она где-то там сзади. — Здесь же охренительно крутой склон!
Сглазила, как пить дать. Потому что именно после этих ее слов я цепляюсь ногой за траву и заваливаюсь вперед. Она вопит во все горло, у меня глаза лезут на лоб. Мы кубарем летим вниз. Теперь и я присоединяюсь к воплям Олеси. Наш испуганный хор из ругательств меня оглушает. Или это земля, оказавшаяся внезапно прямо перед моим лицом. Не знаю. На мгновение меня вырубает, потом резко прихожу в себя. Я больше не слышу воплей Плаксы, и мое сердце совершает кувырок в груди. Доигрался. Молюсь всем богам, чтобы она не сломала шею. Пытаюсь подняться на ноги, когда до моих ушей доносится нечто странное. Смех. Она ржет, как сумасшедшая кобыла. С похрюкиванием и подозрительными звуками, отдаленно напоминающими икоту.
— Жива? — зачем-то спрашиваю я, проводя рукой по губам. Снова кровь. Да и ладно уже. Главное, что эта ненормальная не переломалась.
Еще несколько секунд смеется. Заразительно, блин. Не могу удержаться и присоединяюсь к ней. Теперь мы хохочем во все горло, как ненормальные. Странный вечерок, ничего не скажешь.
Калиновский останавливает машину возле моего подъезда. Пока он паркуется, я с ужасом обнаруживаю, что перепачкала не только одежду Оксаны, но и сиденье машины Матвея, не говоря уже о коврике под ногами. Видимо, я меняюсь в лице, поскольку он говорит с усмешкой:
— Не парься, я тоже насвинячил.
Стараюсь скрыть свое удивление, ведь мне казалось, что Калиновский – из тех парней, что дорожат своей машиной больше, чем, к примеру, своим здоровьем.
Матвей выглядит помятым, но довольным, как кот. По-видимому, такой вечер пришелся ему по вкусу. Что же до меня… Не знаю. Ощущения необычные. Для меня это в новинку: столько времени проводить с парнем. Да еще и с главным красавчиком школы. Мне не удалось его толком узнать, но некоторые открытия я все же сделала.
Первое. Он не боялся испачкать руки, хотя раньше я думала, что такие парни чуть ли не больше всего на свете пугаются одной возможности того, что их внешность хоть как-то пострадает. Его губа немного распухла и все еще кровит, а ему хоть бы хны. Удивительное дело.
Второе. Он не пытался по-хамски ко мне приставать, хотя я была готова к такому повороту, даже предусмотрительно взяла с собой газовый баллончик, который занимал почти все место в крохотной сумочке Оксаны. Между прочим, он бы очень мне пригодился, когда меня окружили те бугаи, но, разумеется, на тот момент сумка была невесть где. Со мной так всегда.
Третье. Он не собирался отступать. Этот чертов спор был для него важен. Чувствую это всеми фибрами души, он отвез меня на то свое место только, чтобы усыпить мою бдительность и пробудить во мне что-то вроде благодарности за сей щедрый жест. Надо сказать, у него получилось. Это место действительно заворожило меня.
От мыслей меня отвлекает серьезный взгляд Калиновского. Он давно припарковался и теперь смотрит на меня и чего-то ждет. Догадываюсь, чем заканчиваются все его свидания. От меня он этого не дождется.
— Спасибо, что подвез, — говорю я исключительно деловым тоном и едва заметно киваю.
Момент немного нервный, потому что я знаю, что ужасно выгляжу. После нашего падения со склона, в моих волосах застряли сухие ветки, а колготки порвались в нескольких местах. А он же, напротив, выглядит, как бог. Все ему нипочем, аж бесит. Волосы правда тоже растрепаны, но отчего-то это ему даже идет.
— Спасибо, что составила компанию, — беспечно отзывается он и отводит глаза.
Понял, что этим все и закончится. Я открываю дверь и вылезаю из автомобиля. Он окликает меня по имени, и я поворачиваюсь. Протягивает мне несчастную миниатюрную Оксанину сумку. Удивительно, что я все-таки верну ее владелице.
Принимаю сумку из его рук, и наши пальцы соприкасаются. Быстро отдергиваю руку, потому что ощущения странные: между нами пробежала эта чертова искра. Робко поднимаю глаза, и натыкаюсь на торжествующую улыбку Калиновского. Он понял, что я попала на крючок, и радуется. Погано!
Я не успеваю ничем ответить на это его выражение лица, потому что, когда я собираюсь с мыслями, его машина уже скрывается за поворотом. Надо же было мне так облажаться в конце! Дала слабину, и он тут же это почувствовал, как хищный зверь улавливает запах страха своей жертвы.
Обреченно топаю к подъезду и злюсь на саму себя. Вся эта катавасия затевалась с целью переубедить Калиновского, дать ему понять, что он полный придурок, если считает, что любую девушку так просто совратить милой улыбочкой и идиотским подмигиванием. Игра окончена, и победа в этот раз осталась за ним. Но будет и второй раунд. И на этот раз в дураках останется он.
Как можно тише проворачиваю ключ в замке и на цыпочках захожу в квартиру. На кухне орет телевизор, и мама звенит посудой. Я быстро сбрасываю ненавистные туфли и бегом по коридору несусь в ванную. Я успеваю задвинуть щеколду, когда мамин голос зовет меня.
— Я сейчас! — кричу я, стягивая грязные и рваные колготки.
Если мама увидит меня в таком виде, истерики не миновать. Она думает, что все это время я провела в библиотеке. Узнай она, что вместо этого я была на свидании с мальчиком, у нее случился бы нервный срыв, я в этом даже не сомневаюсь. А тут еще и мини-юбка, рваные колготки и растрепанные волосы. Да она просто с ума сойдет!
Моя совесть начинает жрать меня изнутри. Вообще-то я не привыкла врать маме, но повод показался мне весомым. Нельзя вечно игнорировать обидчиков и пускать все на самотек. Иногда полезно менять привычки.
Несмотря на сотню отговорок, тяжесть в груди никуда не девается. Стоя под горячими струями воды, я размышляю о том, хороший ли я человек. Мама всегда мне говорила, что я отличаюсь от остальных, что во мне так много добра и света, и я верила ей. Но теперь я уже не так в этом уверена. Даже сейчас я чувствую, как толпа богатеньких разгильдяев затягивает меня в свои ряды. Никогда я не хотела быть похожей на них. Но сегодняшний день… Было здорово не думать о будущем один вечер. А ведь они так живут постоянно.
После того, как я закончила начальные классы, нам пришлось переехать в другой район. Мама тогда сказала, что в этой школе все будет по-другому, потому что в ней учатся в основном избалованные ребятишки с богатыми родителями. Но зато образование здесь гораздо лучше. Она уверяла меня, что проблем не будет, если я не стану обращать внимания на издевательства и подколы со стороны одноклассников. И какое-то время она была права. Меня, конечно, дразнили, но я была в состоянии вытерпеть их издевки. Несмотря на их деньги и гарантированное шикарное будущее, это были злые дети, по-настоящему жестокие, которые принимали только таких, как они сами. Остальные же были для них просто заводными куклами, которые существовали лишь для их развлечения.
Из всего этого стада только один человек каким-то образом остался неиспорченным. Оксана умудрялась не портить отношения ни с нами (эдаким средним классом или «нищебродами», как про таких, как я, говорили за спиной), ни с ними (капризными избалованными беспечными прожигателями жизни). Она была золотой серединой: в дорогой брендовой одежде, но милой и вежливой с школьниками в шмотках с рынка или сэконд хэнда. Мне повезло сдружиться с ней. Больше достойных людей в школе я не видела.
Кто бы сомневался, что она втюрится в меня. Снова и снова прокручиваю в голове момент, когда она отдернула свою руку от моей, как будто она не дотронулась до меня, а сунула пальцы в розетку. Я видел, как тогда ее лицо изменилось: она испугалась, не ожидала от себя такого, зато я ожидал. Что поделать, что я так действую на особей женского пола?
Пока еду до дома приказываю голосовому помощнику позвонить Феде. Представляю, как он расстроится, когда узнает, что я все же выиграл. Не захочет расставаться со своими денежками, будет упрямиться, но с истиной не поспоришь: он продул, а я победил.
С улыбкой слушаю долгие гудки. Где его черти носят? Или уже и трубки от меня брать боится?
Наконец, отвечает:
— У аппарата.
На фоне, как обычно, слышны визги детишек и вопли его уставшей, вечно сердитой матери.
— У меня сегодня весь день чешутся уши, — весело говорю ему, — даже не знаю, к чему это. Может, к деньгам?
Некоторое время он молчит, поэтому я слушаю, как на том конце провода его мать отчитывает Федину младшую сестренку за то, что она пыталась сожрать батарейку. Весело там у него.
— Гонишь! — после долгой паузы выдает он.
— Ни в коем случае, — протягиваю я, останавливаясь возле дома и краем глаза замечая машину отца. — Я произвел на нее неизгладимое впечатление, поверь мне. Дрожала, как осиновый лист.
— То есть, ты ее… — непонимающим голосом мямлит Федя. — Уже?!
— Да ну тебя, — огрызаюсь я. — Нет. Тут другое. У нас любовь.
Отключаю громкую связь, глушу мотор и вылезаю из авто.
— Федя, ну скажи ей! — прямо в трубку ноет ребенок, и я корчу рожу, потому что это было уж очень громко.
— Детский сад какой-то, — бормочу я.
— Завтра, Мат. Обсудим все завтра, — быстро говорит Федя и обрывает связь.
Меня это нисколько не удивляет. Федор стесняется своей семьи, это я уже давно понял. Если я живу в шикарном частном доме, то он ютится в крохотной двушке с отцом, матерью, сестрами и братом. Все об этом знают, но он все равно пытается скрывать данный факт.
Дверь в дом оказывается незапертой. Не успев снять куртку, слышу звенящий голос матери:
— Убирайся к черту!
Морщусь и медленно снимаю верхнюю одежду. Интересно, что на этот раз? В отличие от маминого голос отца спокойный и размеренный. По-моему, он не повышал голос никогда, уж таков он есть. У него суперспособность: он может опустить человека ниже плинтуса, при этом воздержавшись от лишних эмоций.
— Раньше ты была другой, — говорит он даже как-то печально.
— Раньше ты не таскал в дом всякую дрянь! — парирует мама, и я слышу звон разбитого стекла.
Что-то новенькое. Останавливаюсь возле открытых дверей в зал и прислоняюсь к косяку. Мама разбила дорогую китайскую фазу. Отец флегматично поглядывает на осколки, но ничего не говорит.
— В дом? — спрашиваю я, хмуря брови. — Серьезно?
Мама вздрагивает и закрывает лицо руками. Отец поворачивает ко мне голову и адресует мне усталую улыбку.
— Разумеется, нет, сын. Ты же знаешь, как мама любит преувеличивать.
— Ты обещал! — всхлипывает мама, пряча лицо. — Обещал, что больше этого не будет!
А это уже показательный номер для меня. Слезы, сопли, мольбы. Мама – святая, а отца уже заждалась раскаленная сковорода где-то там внизу. Как же достало это все.
Разворачиваюсь и быстро двигаюсь к лестнице. Отец перехватывает меня возле первой ступеньки.
— Не бери в голову, ладно? Снова на нее что-то нашло. Успокоится. Все будет в порядке.
— Да неужели? — резко отзываюсь я и стремительно поднимаюсь к себе.
Не хочу сейчас с ними говорить. По отдельности еще куда ни шло, но когда они вместе – это сущий ад. Никогда не понимал, зачем люди остаются вместе, если так ненавидят друг друга?
Падаю на кровать и достаю альбом для рисования. Это мне всегда помогает, чтобы восстановить душевное равновесие. Хорошее настроение как ветром сдуло. Открываю свой последний рисунок, и меня немного отпускает. Еще долго разглядываю его прежде, чем погрузиться в сон, так ничего и не нарисовав.
Просыпаюсь от того, что все мои кости страшно ломит. Уснула прямо за столом, упав лбом на раскрытую тетрадь. Подготовка к олимпиаде съедает почти все мои силы. Вернее, съедала. Вчера я толком не позанималась, похоже, что уснула практически сразу. По крайней мере, новых решенных задач на бумаге не возникло.
Мысленно ругая себя за безрассудство, смотрю на часы и теперь ругаюсь вслух. Уже восемь часов! Опоздаю в школу! Вот уж чего не хватало.
Мама встречает меня на кухне совсем не приветливой улыбкой. Вчера мы немного повздорили из-за туфель, которые я забыла спрятать с остальной одеждой Оксаны. Я сказала, что взяла их у подруги, чтобы примерить, но мама, похоже, учуяла в моих словах ложь. В общем, спать мы разошлись недовольные друг другом.
Иногда у меня создается впечатление, что мама слишком уж меня опекает. Всю жизнь она мне внушала, что нет ничего важнее учебы, и я не смела ей перечить. Учиться мне нравилось, и мама всегда меня поддерживала в этом и помогала, чем могла. Но, глядя на нее сейчас, у меня возникает какое-то противное ощущение. Она смотрит на меня так, как будто я не оправдала ее ожиданий. Либо мне это показалось со сна. Потому что в следующее мгновение она уже сладко улыбается и молча протягивает мне мою любимую кружку с кенгуру, от которой исходит приятный травяной аромат.
Делаю внушительный глоток и расплываюсь в улыбке.
— Чудесный вкус! Спасибо, мама.
— Утро не доброе? — усмехается она. — Ты должна была выйти из дома пять минут назад.
— Проспала, — бросаю короткий взгляд на часы, делаю еще один глоток и поспешно ставлю кружку на стол.
Поворачиваюсь спиной и собираюсь нестись к входной двери со всех ног, но мама не дает мне этого сделать.
— Постой, Лесь. Наш вчерашний разговор не дает мне покоя.
— Да. Мне тоже. Неприятно вышло.
Вообще-то времени для беседы с мамой у меня нет, но просто так отвернуться от нее и уйти я не могу. Воспитание не позволяет. Терпеливо жду продолжения ее речи.
— Разумеется, ты можешь развлекаться, — туманно говорит мама, отвечая на какой-то незаданный вопрос. — Я вовсе не против прогулок. И каблуки… Ты можешь носить каблуки, если тебе хочется. Но, по-моему, ты достаточно высокая и так. Разве нет?
Метр с кепкой. Очень высокая. Почти что жираф. Я начинаю раздражаться, потому что стрелки на часах неумолимо бегут вперед.
— Мы можем отложить этот разговор? — прошу я, сдерживая нервные нотки в голосе.
— Да, конечно. Прости, что задержала. Беги.
Вылетаю из дома, на ходу застегивая пальто. Оказывается, на улице во всю льет дождь, а я и не подумала взять зонт. Тихонько ругаюсь и перехожу на бег трусцой. Вообще-то в спорте я не сильна, так что выдыхаюсь уже на следующей улице. К счастью, останавливаясь перед пешеходным переходом, замечаю Оксанку, которая стоит под ярко-желтым большим зонтом и внимательно изучает пузыри на луже.
Окликаю ее по имени несколько раз, и после третьей попытки она все же поворачивает голову ко мне. Перекричать шум дождя оказывается непросто, да и мой голос сам по себе тихий.
— Леська! — обрадованно восклицает подруга, прижимает меня к себе и берет под локоть так, чтобы зонт защищал нас обеих от упорного вертикального ливня. — Погода классная, правда?
Пока мы переходим дорогу, она весело щебечет о красоте природы, а я отвечаю ей неловкими кивками головы и мычанием, потому что сама в этом ничего красивого не вижу. Дождь всегда наводит на меня тоску.
На тротуаре она неожиданно замирает, и я поднимаю на нее непонимающие глаза.
— Я трещу о какой-то ерунде, — говорит она с упреком, — когда говорить должна ты! Я совсем забыла спросить о вчерашнем. Ну а ты-то? Ты-то чего молчишь? Как все прошло?!
От нетерпения у нее расширяются накрашенные глаза и трепещут ресницы.
— Я расскажу, только давай не будем стоять на месте. Мы опаздываем.
Оксанка закатывает глаза и насмешливо косится на меня. Она не понимает мою страсть приходить в школу пораньше, говорит, что важна каждая минута сна, и нечего тратить драгоценное время на лишнее сидение в школе.
Вкратце пересказываю ей наше вчерашнее «свидание» с Калиновским. Оксана победоносно улыбается, когда слышит о том, какой эффект произвел на золотого мальчика мой наряд; морщит нос, когда я рассказываю ей о клубе и о том, как Матвей всучил мне алкогольный коктейль; выкатывает глаза, когда слышит о гопниках, окруживших меня, и о моем своевременном спасении.
— Целое приключение! — выдыхает подруга, когда я замолкаю: о том, что чуть не потеряла ее сумку, я решаю умолчать. — Получается, Матвей – твой герой? Кто бы мог подумать!
— Герой?! — недоумеваю я. — Да он бы сделал все, чтобы выиграть пари. Готова поспорить, что, если бы не это, он бы и пальцем не пошевелил ради моего спасения!
Оксана посылает мне недоверчивый взгляд и хмурится.
— Я в этом не уверена, — заявляет она. — Ты видишь в людях только плохое.
Понимаю, почему она так говорит. Увидела своего ненаглядного, поднимающегося по ступеням в школу. Тимофей в два прыжка оказывается рядом с другом и с удовольствием жмет ему руку. Калиновский отвечает на рукопожатие и притягивает его к себе, хлопая по спине. Сразу же вспоминаю последний взгляд Матвея перед тем, как он вчера уехал, и его усмешку победителя. Брр.
Хочу попросить Оксану идти чуть-чуть помедленнее, переждать, пока они зайдут в школу. Уже не боюсь опоздания, уже все равно. Мне совсем не хочется сталкиваться с ними, но Оксана наоборот тянет меня вперед изо всех сил. Переубедить ее не получится.
— Привет! — кричит подруга, когда мы оказываемся рядом со ступенями в школу.
Тимофей дружелюбно смотрит на нас, машет рукой и возвращается к разговору с Калиновским. Последний удостаивает нас короткого кивка.
Когда мы заходим в школу, лицо Оксаны омрачено печалью. Она пытается это скрыть за широкой улыбкой, но у нее плохо получается.
— Что было дальше? — спрашивает она с интересом, пока мы раздеваемся, очевидно, чтобы избежать моих расспросов о ее кислой физиономии.
— Можно пройти? — спрашивает Плакса.
Мне кажется, или она избегает встречаться со мной глазами? Это хороший знак. Отвешиваю ей театральный поклон и отступаю в сторону.
— Прошу вас, мадмуазель.
Вообще-то я думал, что она проторчит в классе до вечера, но мне сегодня везет. Ждать пришлось совсем недолго. На мою выходку она реагирует тихим вздохом и торопливо удаляется по коридору, шурша излюбленной длинной юбкой. Сразу же вспоминаю ее колени и ухмыляюсь про себя.
Затем быстро прощаюсь с моей внезапно возникшей собеседницей (они всегда появляются из неоткуда) и несусь за Плаксой.
— Убегаешь от меня? — спрашиваю, поравнявшись с ней и переходя на шаг.
— Делать мне больше нечего, — грубит она в ответ.
— Какие у нас планы на сегодня?
— У нас? — бросает она через плечо.
— У нас, — улыбаюсь я. — Вчера все пошло наперекосяк, нужно это исправлять.
Она резко тормозит и сверлит меня глазами. Я даже успеваю подумать о том, что она откажет, такой у нее серьезный и суровый взгляд. И я оказываюсь прав.
— Мне некогда, — решительно говорит она, убирая выбившуюся прядь волос за ухо. — Нужно заниматься.
— Можем позаниматься вместе, — предлагаю я, про себя раздражаясь на эту зацикленную на уроках заучку.
Она хмурит брови и продолжает пилить меня прищуренным взглядом. Затем вдруг наклоняет голову и резко спрашивает:
— Зачем?
Я теряюсь, но только на секунду. Если бы она знала, какие у меня на нее планы. Если бы знала, что это из-за меня она получила свое прозвище, и теперь половина школы перешептывается и смеется за ее спиной… Но она не знает.
— Что «зачем»? — строю из себя дурачка.
— Зачем тебе это? — невозмутимо продолжает она. — Пригласил бы ту девчонку, которая только что слюни на тебя пускала.
Это мне нравится. Не могу скрыть улыбку, растекающуюся по моему лицу. Увидев мою довольную физиономию, Плакса кривится и срывается с места.
— Ревнуешь? — снова догоняю ее. — Не стоит. Поклонницы всегда где-то поблизости. Что уж тут поделать, если я так красив?
У Плаксы такое выражение лица, будто бы ее сейчас стошнит. Она качает головой и молчит. Когда мы доходим до дверей из школы, она поворачивает голову ко мне:
— Ты не ответил на вопрос.
Хмыкаю и отворачиваюсь от нее.
— У кого-то совсем плохи дела с самооценкой, если нужен ответ на этот вопрос.
— И все же? — я ждал, что она смутится, но не тут-то было. Надо же.
— Ну, допустим, ты мне интересна.
Она сбавляет темп и заглядывает в мое лицо. В ее черных глазах пляшут озорные огоньки. Внезапно я чувствую себя утратившим контроль, и мне это совсем не по вкусу.
— Хорошо. Позанимаемся вместе, — милостиво соглашается она, и мне хочется удавить ее.
Как же так случилось, что она вынудила меня сказать эти слова? Конечно, это все не в серьез, но все же как-то противно. Больше никто не превратит меня в слабака и слюнтяя. Несмотря на все недостатки моего отца, в некоторых вещах я его понимаю. Он не придает значения мимолетным связям. Для него это эмоциональная разрядка, выплеск негатива, не более того. Может быть, именно поэтому, возвращаясь домой к семье, он такой спокойный и хладнокровный. Может быть, так и надо. Хотя я все же считаю, что при таком образе жизни обзаводиться семьей – страшная ошибка. Потому что от последствий не скроешься.
Я отмахиваюсь от сумбурных мыслей и слежу за тем, как Плакса сворачивает в библиотеку и придерживает для меня дверь. Я застываю на месте и сдвигаю брови.
— Ты серьезно?
Она равнодушно пожимает плечами и заходит внутрь. Я сердито выдыхаю через нос, глядя на то, как за ней закрывается дверь. Мне в очередной раз безумно хочется свалить отсюда, забить на чертово пари и пойти в какой-нибудь клуб. Вместо этого я забегаю в библиотеку вслед за Плаксой и хватаю ее за локоть. Она вздрагивает от неожиданности и посылает мне хмурый взгляд. Замечаю, что толстая дама-библиотекарь не сводит с нас глаз, и наклоняюсь ближе к умнице и отличнице.
— На улице прекрасная погода, — говорю я, — солнышко светит, птички поют, весна, а ты собираешься торчать здесь? Мы могли бы позаниматься на свежем воздухе. Здесь вообще проветривали когда-нибудь?
Библиотекарша вперевалочку уже движется в нашу сторону. Щеки Плаксы быстро краснеют. Она нервно дергает плечом, избавляясь от моей руки, и вылетает из библиотеки. С улыбкой показываю толстухе на прощание знак мира в виде буквы V и двигаюсь в сторону двери. У нее такое выражение лица, будто бы это не библиотека, а церковь, а я – демон, решивший заглянуть на огонек. Забавно.
Мое приподнятое настроение портит Плакса, налетевшая на меня, как только я оказался в коридоре.
— Что ты творишь? — злится она. — Если учеба тебя не интересует, оставь меня в покое!
Молча следую за ней, развлекая себя тем, что глазею по сторонам. Все классы закрыты, только дверь в кабинет химии чуточку приоткрыта.
— Интересно, есть здесь хоть один человек, способный зайти в библиотеку и не умереть со скуки?.. — ворчит Плакса себе под нос.
— Ничего не имею против библиотек, — отзываюсь я, — но предпочитаю ходить туда один. Считаю, это место священно и совсем не предназначено для болтовни.
Плакса, по-моему, от такого заявления дар речи потеряла. Того и добивался. Заливать красиво я умею и даже горжусь этим. В ее взгляде что-то меняется. Неужели кто-то начинает меня уважать? Замечает мою ехидную ухмылочку и тут же отводит взгляд.
— А ты, кстати, совсем не умеешь общаться, — заявляю я.
Ожидаю, что она станет защищать себя и протестовать, но в ответ она только фыркает.
— Я ведь не просто хочу с тобой делать домашку, — терпеливо продолжаю я. — Я хочу узнать тебя, а ты тащишь меня туда, где за разговоры бьют по рукам линейкой.
Она усмехается и качает головой. Полдела, считай, сделано. Я почти ее рассмешил.
В этот самый момент мы проходим мимо приоткрытой двери класса химии. Та вдруг распахивается, и из кабинета выносится Тима. Он едва не сбивает с ног Плаксу. Если бы я вовремя не загородил ее собой, она бы снова собирала пыль с пола.