Нежная мягкая кожа ощущалась всем прислонившемся лицом и обхватывающими руками. Она внушала что-то родное, стародоброе, будто объятие родной матери. Как проснулся, осознание пришло почти сразу, но отпускать глаза, что забились внутрь черепа - совершенно не хотелось.
Он обнимал её ноги так долго... Просто лежал на этом холодном полу, лицом в низ, боясь поднять свою голову вверх и взглянуть ей в глаза. Больше всего он боялся услышать её смех и взглянуть ей в глаза, в этот самый сложный период своей жизни.
А если бы и осмелился, то весь мир бы шатаясь, плавал в его зрачках из стороны в сторону, сливаясь с соленной жидкостью его глаз. Он бы ничего не увидел. Будто не глаза, а донышки мутных бутылок водки из мусорки детской площадки.
Першило в руках, в мыслях было так много слов, но лишь одно молчание с комом в горле говорило больше всего. Она это понимала. А он все обнимал её за ноги, как малое дете, прижавшись к груди матери-пола.
- Y! Y! Y! Y!...(Y - игрик) - Единственное, что он вновь и вновь произносил.
Это было её имя.
Через несколько минут, успокоившись, он лежал чего-то ожидая, может хотя бы звука от нее. Однако, взамен лишь были звуки приближающихся шагов в коридоре. Вот, сейчас этот кто-то войдёт в комнату, скажет: "Пожалуйста, покиньте комнату, вам здесь бесполезно быть", и он должен будет уйти. А ему хочется оттянуть этот момент, промолчать как можно больше с ней, ходя просто рядом бесконечно по кругу.
Но к сожалению к их комнате приближалось несколько пар ботинок. Он быстро встал, отряхивая с себя всю прилипшую к темно-зеленой кофте пыль с чуть засохшими капельками крови. В один момент, непонятно было ли это в реальности, но он вдруг услышал от нее...
- "Кажется... в тебе как будто нет искры...".
Он замер, с глаз капали слезы, что так мешали взглянуть правде в глаза. Она сказала это так, со смешком, не в серьёз. Глоток воздуха. Он встал перед ней на ноги.
Тело болело, как и голова. Скорее всего он провалялся в её ногах несколько часов.
Справа стоял стол, на котором лежали сигареты. Он взял одну. После того, как из него вышел дым, он всё же свёл точку своего взгляда вперед, куда не хотел до конца смотреть.
Перед ним сидел труп девушки на старом деревянном стуле со спинкой. Яркий свет из окна сзади неё светил прямо в глаза. Она сидела за столом с конвертом и ручкой. Больше ничего в комнате не было, даже обоев. Всюду провода, ржавчина и дырки вместо розеток.
Этично ли было спать с ней?
Вдруг, сзади послышался какой-то звук, то ли постучали, то ли хлопнули дверью, он повернулся. Вход в комнату был заперт на замок, а за замочной скважинной уже доносились несколько голосов, которые накладывались друг на друга. По итогу наружу выплеснулась самая большая волна мужского бархатно-низкого от сигарет голоса:
- Можно...можно ли к вам войти?!
Поворот. Дверь. Ручка. Открытие.
- Извините – только и вымолвил он, отводя взгляд в сторону.
Все мужчины зациклено смотрели в центр этой всепоглощающей своей пустотой комнаты. Это естественно и понятно. Кто-то из них увидел свою мёртвую дочь, кто-то свою мёртвую сестру, а кто-то мёртвую внучку. Для этих мужчин у него в голове была только одна мысль. Но как им объяснить, что это уже было не то? Что теперь это лишь мёртвое тело, что лежало с приподнятой головой и застывшим (неподвижными) зрачками.
В итоге он сказал - Ну вы и так всё понимаете... - ока всё стояли в ужасе, он лишь положил заляпанный кровью нож в руки седого старика, чей взгляд бегал из угла в угол. Быстрым шагом пошёл вон из этого дома, прикрыв за собой дверь.
На улице достал телефон. Он набрал два номера, но сказал и там, и там одно и тоже, только на разных языках. Человеческом и деловом. Вначале деловой.
- Полиция. Адрес такой-то такой, выезжайте. Вы знаете почему я вам звоню. - Не дождавшись ответа, скинул трубку, и выкинул телефон обратно к себе в карман брюк.
Второй звонок уже был на ходу, можно сказать на охотничьем шаге. С извинениями, хриплой грустинкой в голосе, с сочувствием. Звонок был адресован мужу трупа. В конце телефон все также был брошен в карман.
Нервы прыгали, в горле чесалось. Ноги сами механически вели домой, через человейники, метро, набережную. Домой.
Сам не понимая как, но в руках уже был пакет. Он вошёл в свою комнату, сбросил уличную одежду... Час, и он с жидкостью в руках, два и он с жидкостью в глазах и три, он валялся на полу своей комнаты, ожидая появления силовых органов, в приходе которых он не сомневался уже ни на секунду. Нигде жидкости уже не было.