***

Ким Сохи не злилась. Если только самую малость. Разве можно всерьёз думать о тех, кто причинял ей боль в далёком прошлом, когда она считалась странной? Тихая девочка, посмевшая громко возразить обидчикам-задирам, напугавшая их угрозами расправы. После всех тычков и насмешек она получила желаемую тишину и почти — свободу. Но все они были детьми, детей сложно судить. А обиды — ложатся шрамами и лишь шлифуются с годами, вряд ли исчезая насовсем. Так смогут ли эти дети из прошлого, чьи жизни сложились успешно, осознать свою причастность к тому, что Ким Сохи совершила сейчас? Нет. Ведь проще порадоваться везению, что сумасшедшая, с которой довелось учиться, натворила дел далеко от них. Они ещё детьми подозревали, что так будет, и вот сбылось.

Ложь.

Сохи подавила улыбку и смотрела в объектив камеры прямо, не пряча взгляд. Ей и в самом деле не хотелось вспоминать и проклинать одноклассников. Она устала их винить, устала оправдывать, устала пытаться понять. Она не хотела меняться дальше — почему мир не встанет на её сторону? Почему этого приходится добиваться? Ей — приходится.

Впрочем, Сохи подозревала, что её никто из тех, прошлых, не узнает. Маска закрывала её лицо, и только глаза виднелись ясно. Но кто из её случайных знакомых рассматривал её глаза? Кто способен распознать их из миллионов похожих?

Сохи смотрела, а камера медленно опускалась, захватывая в кадр красные потёки на шее и плечах, промокшую рубаху, липшую к телу. На маске тоже красовались точки брызг, их рассмотреть сложно, но они были.

— Улыбнись, — подсказал оператор.

Сохи поняла его. Изогнула невидимые под маской губы в надменной усмешке, чтобы в глазах блеснула безуминка — крохотный штрих, не позволяющий трактовать красное иначе.

В кадр попали голые колени, ровно стоящие одна возле другой. Голые ноги потянулись бесконечностью, на них тоже красное, стекающее по коже, капающее на пол, застеленный клеёнкой. И огромный нож, лежащий поперёк коленей, лишь чуть скрытый продуманной «случайной» складкой запачканной рубахи. Пальцы не касались лезвия, расслабленно свисали по бокам, но на рукоятке виднелись отпечатки уверенной хватки — для тех, кто разбирается.

— Отлично! Ты прекрасно справилась, Сохи, — оператор выключил камеру и радостно улыбнулся. — Сейчас пересмотрим, но я уверен, что получилось как надо. Ты чудо, Сохи!

Ким Сохи моргнула, изображая улыбку, которой не было. Так она тоже умела. Но оператор отвернулся, лелея камеру и снятые кадры. Его мысли унеслись к ноутбуку, на котором он собирался отсматривать и монтировать снятое. Ким Сохи тихонько вздохнула, не спеша убирать острый нож, действительно опасный, и вставать. Пак Мёнхо, оператор, может захотеть что-то переснять, правда Сохи продолжала сидеть, мокрая из-за искусственной крови, не поэтому.

Мёнхо не обязательно знать, что Сохи не пришлось играть. То, что ему хотелось увидеть, ей хотелось выпустить на свободу, на представившееся мгновенье. Не думала, что и эти давние переживания пригодятся. Обида, застарелая и отзывающаяся притупившейся болью, гнездилась глубоко-глубоко в душе, не мешая Ким Сохи жить. Ведь прошлое это прошлое. Тень. Стоит перешагнуть место, на котором споткнулась, и идти дальше. И её обидчики… Они выросли и забыли про странную девочку — нет, про девочку со странностями! Они точно не задерживались в далёком моменте, для них несущественном. Даже когда маленькая Со схватила лезвие и приставила к шее одного из этих… детей.

Крохотная полоса проступившей крови под тонким лезвием. Тогда Сохи осознала, что способна ответить реальной болью задирам. Их кожа вовсе не так непробиваема, как их насмешки. Тончайший порез, заживший потом удручающе быстро, заставил мальчишку дрожать в её руках. И правильно — Сохи хотела, чтобы он понял… Понял… Нет, уже не вспомнить, о чём думала маленькая Со, когда защищалась. В тот момент она не боялась, эта роль перешла другим. Вот что пьянило! Кружило голову. Возносило выше звёзд.

— Иди сюда! — позвал Мёнхо. Восторг прозвучал так отчётливо, что Сохи решила отложить нож и мысли о прошлом и встать. — Ты очень красива, — прошептал Мёнхо с благоговением.

Сохи фыркнула. В кадре она в маске, волосы слиплись, рубаха мокрая, смятая и совсем не подчёркивает изгибы тела, чтобы любоваться им.

— В твоём воображении, — не удержалась она от насмешки. Пак Мёнхо ей нравился, она потому и соглашалась помогать, играя мелкие роли в его постановках. Почти нигде не появлялось её лицо полностью открытым, они оба осознавали, что ей бы не рисковать своей репутацией, если она желает прославиться как актриса. Мёнхо же предстоял куда более долгий путь к вершинам славы и признания мастерства. Ким Сохи просто раньше начала карьеру.

— Неправда, — отозвался Мёнхо без капли обиды, — ты красива. Ты просто не видишь, не туда смотришь.

Сохи стояла рядом и смотрела точно туда же, куда и Мёнхо. По экрану как раз плыли голые ровные колени, угловато-округлые, трогательно-строгие, сомкнутые и придавленные весом ножа. Ничего такого, что восхитило бы. Обычные колени.

— Смотри, какая линия запястья. Ты изумительно точно попадаешь в образ, будто мысли подсматриваешь!

Сохи стащила мешающую маску. Лицо устало, что на него давит, прилипая, тонкий картон, обклеенный тканью. В кадре — а Мёнхо запустил запись сначала — смотрелось эстетично и уместно, но кожа протестовала, требуя свободы.

— Хочешь меня? — буднично спросила Сохи, удивляясь, что смогла удержать голос ровным и вообще осмелилась спросить. Мёнхо дышал к ней явно неровно, но ведь как к актрисе, да?

Загрузка...