Срамота. Кот в деле

Никогда не заговаривайте с незнакомцами в лифтах

— Люмус максима, — выразительно прошептала я во мраке и притопнула. Эхо понесло волшебные слова и звук притопа по коридору, в котором опять лампочки не горели.

Рядом воссияло. Две парные призрачно зеленые гляделки.

— Издрасти, — сказала я глазам после мысленного тьфу-тьфу и чур меня.

Тьма тут же загрохотала, скрежетнула, распахнула зияющую пасть наконец пришедшего с самого верха лифта и окатила меня и глаза потоком света.

Приблудившийся с месяц назад упитанный серый мужчина благородно-уличных кровей спал на батарее в подъезде, подношения принимал с видом «ну так и быть снизойду», смотрел укоризненно, подкрадывался бесшумно, а подкравшись и будучи обнаруженным, молчал многозначительно. И принюхивался.

Калибр у приблуды был такой, что даже принюхивание выглядело угрожающе, про ленивое зевание вообще молчу.

Инстинктивно чуя альфу, к серому уважительно обращались на вы. Даже склочная бабка с первого этажа.

— Изволите ехать, барин? — спросила я у кота.

Меня облили презрением.

Я обтекала. На улице осень и дождь. Непромокаемый плащ промок, зонтик потерялся, в правом ботинке отсырело. Кот сидел, лифт стоял.

Перехватила поудобнее оттягивающую руку посылку, по старинке перевязанную куском шпагата, и дернулась войти. Серый тут же оторвал от пола зад, совершенно сухой между прочим, брезгливо подергал лапами, вступив в натекшую с меня лужу и вальяжно прошествовал в кабину.

Обернулся, дал глазами зеленый.

Вошла.

— «Мне на седьмой, — сообщила я коту, будто намекала на гости, — а вам?

Кот вздохнул, совершил лапой и мордой умывательное движение, напоминающее всемирно известный жест «рукалицо», и отвернулся.

Угол лифта куда интереснее меня? Нахал.

Нажала седьмой, двери сомкнулись, кабина вздрогнула и устремилась ввысь. Я уже предвкушала ужин, чай, диван, как лифт судорожно дернулся и встал. И свет погасил. Затем подумал и включил красноватую тусклую лампочку аварийного освещения.

— Замуровали, демоны, — привычно вздохнула я, прижала кнопку вызова и воззвала в специальные отверстия: — О владыка подземелья, яви силу свою великую и снизойди ко мне, ничтожной, дабы я могла воспарить.

— Снова ты? — плюнул динамик раздраженным женским голосом. — Опять набралась?

Я покосилась на посылку с новыми книгами, за которыми ходила, потеряв во время рейда в почтовое отделение не только зонт, но честь и совесть. Это было частное мнение стоявшей за мной в очереди почти бабушки, которую я отказалась пропустить вперед, потому что ей надо быстрее.

— Набралась, — призналась я лифтерше, чье ворчливое дыхание доносилось из динамика.

— Перегруз, — сообщала она и позволила себе лирическое отступление.

Я удивилась. Не так уж и много было веса во мне с посылкой, тем более без чести и совести, чтобы перегрузить лифт на шесть персон средней весовой категории.

С подозрением покосилась на кота.

Про пушистую кость недвусмысленно читалось во взгляде, поэтому я не стала уточнять количество килограммов. Неприлично и вообще ну его. В свете аварийной лампочки серый выглядел как подручный Гарона, перевозящего души умерших через реку Стикс.

Зачем он вообще в лифт пошел? Не ходил же никогда…

— Ехай, убогая, — снисходительно ругнулся динамик.

— Ничтожная, — поправила я.

Лифт дернулся, аварийное освещение погасло, последние блики мелькнули в зеленых кошачьих глазах. В кромешной мгле кабина снова пошла вверх, и снова встала.

В темноте дышали.

Я сглотнула, вслепую зашарила по кнопкам, затем, бросив посылку на пол, потянулась к створкам. Кот сказал «Мяу» и створки поддались. Не в стороны, вперед.

В глаза ударил свет, я потеряла равновесие и упала в крепкие мужские объятия.

— Срамота! — вопила взявшаяся непонятно откуда пожилая дама в очках.

Уши сворачивались от децибел, дышать было нечем, а в груди спирало, потому что некто в литом нагруднике и щетине страстно меня целовал, до хруста сжимая ребра.

Я рыбкой таращила глаза в полнейшем шоке, пытаясь увернуться от поцелуев и хоть какой-то голос подать, но не тут то было. Рот у меня был занят, а даму — не переорать.

Волосатая же серая сКотья морда ужом просочилась в ногах, уселась в сторонке и с удовлетворением наблюдала за творящимся беспределом.

До меня задним умом начало доходить, что попала я совсем не на седьмой этаж, что дверь, которую я открыла, вовсе не дверь лифта, а значит позади меня совсем не лифт. Но я все равно ответственно попыталась сдать назад, упершись конечностями в проем… шкафа.

После чего что-то, по ощущениям — потолок, обрушилось сверху, в голове дзынькнуло и задребезжало, как в лифте в момент прибытия, и снова стало темно.

Приехали.

Глава 1. Кто, где, откуда

1.1

У почтенной вдовы приятного возраста, дуньи Мажины Колль болела спина и сердце.

Спина оттого, что фамильный шкаф, единственное весомое приданое беспутной и ветреной воспитанницы, был слишком велик и прекрасен. Настолько, что плечистый парень, сдававшийся в наем вместе с телегой и лошадью, никак не мог справиться с мебелью в одиночку. Пришлось помогать. Не только советом и добрым словом, но и за зад придержать, когда парень шкаф в дом вносил.

А сердце болело за горемычную сиротинушку Нею, которая приходилась дунье Колль внучатой племянницей. Кроме дуньи Колль на всем белом свете некому было за несчастной деткой двадцати лет присмотреть и ее же на ум наставить.

Племянницу природа одарила богаче, чем покойные родители имуществом и денежным довольствием, посему довольствоваться приходилось чем Вышние пошлют, а также умом и сообразительностью.

Соображали при помощи шкафа. Вещь была волшебная, заколдованная так, чтобы из отреза ткани делать одежду. В один ящик схемку-выкройку, в другой нужную ткань, а спустя время — готовое платье или плащ, или что душа пожелает, главное правильно составленная схема и верные размеры.

Однако со временем волшебство истощилось. Пользоваться шкафом можно было не больше двух раз за неделю. И то он выдавал через раз либо приличное и подходящее почтенным дуньям и доничи нижнее и верхнее платье, либо кружавчатую похабень, которую только блудницам надевать.

Потешная карусель вместо порядочного чародейства.

Положишь схемку-выкройку скромной ночной сорочки, бязь или сатин, а шкаф выдает газовое или шелковое и с кружевом в таких местах, которые прикрывать требуется, а не на показ выставлять. Срамота да и только.

Так и маялись. Приличное в зале лавки напоказ, остальное за ширмочкой.

К слову, про то, что шкаф волшебный, держалось в секрете. Такие вещи позволялось иметь при себе только настоящим колдунам с грамотой Академии. Приходилось делать вид, что это они с племянницей шьют.

Специальных заказов не брали. Если с размерами шкаф не путался, то с фасоном угадать никак нельзя было.

Как всякая уважающая себя женщина интересного возраста, дунья была немножко ведьмой. Не просто по настроению и мнению менее удачливых или быстрее стареющих соседок, но и по способностям. Волшебный шкаф, даже неисправный, благоволил ей больше, чем собственной законной владелице.

Замечено и проверено, что если Нея ткань положит — получается одна срамота, а если, она, дунья Колль — только со второго на третий. Поэтому дунья Колль всегда сама занималась шкафом, а Нея сидела в лавке и приваживала клиентов. Улыбалась, показывала… И доулыбалась, что один из них ее за ширмой прижал и о том, что прижал, по всему городку разнес.

Кто именно прижал и что там доподлинно случилось, девчонка так и не сказала. А едва дунья Колль спросила построже — разрыдалась, и все равно ни слова.

А слухи пошли такие, что пришлось быстренько лавку втридешево продать и одной телегой со шкафом, котом и безголовой племяшкой бежать из родного Нативо в этот срамной Белло-Пудоре к диаволам на рога. Только и хорошо, что море, и что в межсезонье тут жилье снять — три илира.

1.2

У прекрасного телом (с душой и помыслами случались накладки) ньора Бейлиса Эреди болела голова, сердце и так по мелочи.

Голова очень сильно болела. Начала болеть еще вчера от коварного удара шляпной коробкой, в которой вместо шляп хранили, видимо, семейные тайны, такой сильный был удар.

Чтобы унять боль, Бейлис прямо с места ранения направился наискосок и через улицу в погребок ньора Осте. Вывеска над входом сообщала, что у ньора Осте волшебные наливки, которые излечивают любую хворь. Сердечную в том числе.

Врал, нечестный человек. Ввел в заблуждение.

Теперь голова болела вдвое сильнее, а сердце и не переставало.

С памятью вообще творилось неладное. Тут помню, тут не помню. Последнее самое четкое воспоминание, как он вскочил на лавку и угрожая хихикающим служанкам показать принца сначала рубашку из-за пояса вытащил, потом взялся за ремень… Затем пустота. Не в смысле, что под ремнем пустота, а в смысле, что ничего не вспоминалось.

Возможно, не стоило дегустировать ежевичную после грушевой, грушевую после анисовой и ограничиться гранатовой, красной, как истекающее кровью сердце, смертельно раненое кокеткой и коварной обманщицей Неей. Неразборчивость никогда до добра не доводит.

Но ведь Нею он долго выбирал, были причины, хотя наливок... Тьфу… Прекрасных доничи у Бейлиса среди знакомых водилось порядочно, а вышло, что порядочная — одна. И то Бейлис теперь засомневался.

Ведь уже почти совсем-совсем на все согласилась: и на колечко, и на побег, и даже на доказательство любви до венчания, а сама взяла и уехала из Нативо непонятно куда вместе с нянькой, котом и шкафом, стоило на пару дней отлучиться.

И вот когда он, Бейлис нагнал наконец жестокую красотку, и как был, только из седла, прямо в латах, плаще, пыли и щетине, радостно вбежал в дом, Нея принялась играть в прятки по шкафам. Больше в домике и спрятаться толком негде было.

Доничи на то и доничи, пищат «нет» и «подите прочь, негодник», убегают, а потом, изловленные и раскрасневшиеся от бега, отвечают на поцелуи еще жарче, чем прежде. Потому Бейлис, недолго думая, решительно распахнул шкаф, а кокетка Нея спелым наливным яблочком вывалилась наружу. Наверное, за створки с той стороны держалась.

Глава 2. Круглая сирота

1.1

— Цы-ы-цык-цык-цыц, — вместе с ласковым ветерком неслось с улицы в распахнутое окошко. Легкая занавеска уютно шуршала по подушке. Пахло летом, морем, отпуском, глаза было открывать лениво и сон хороший, вот бы еще голова так не болела.

— Цык-цыц-ки. Си-и-ись-ки! — орнула пичуга.

Обалдеть, концерт. Я прижала дорогое руками. Мало ли что, раз так убиваются. И открыла глаза.

На высоком резном комодике, на стопочке книжек рядом с канделяброй (именно канделяброй, уж очень хитро вывернутая штука) сидела длинноухая, местами плешеватая белка и сосредоточенно жрала. Усатые щеки двигались, усы подергивались, глазки бусинки смотрели прямо на меня. Над ушами, странными, будто бы белка была внебрачно-усыновленной дочерью кроликов, нависал расфуфыренный хвост.

— Дождалась, — сама себе посочувствовала я.

Размах и детализация бреда поражали воображение, но в целом приходились по душе. Тело же лежало на перинах, чувствовалось своим… Особенно голова.

Если бред от больной головы, почему я чувствую, как она болит?

Так. Стойте. Какие белки? Вроде кот был. Здоровый, серый, морда наглая, пролез впереди меня в лифт и все там сломал своими лапкищами.

— Цыц-цык-пи, — продолжала разоряться птица. — Цык-цыц-пи. Пи-и-и… —

Я затаила дыхание.

— Цык, — кратко подытожила пичуга и заткнулась.

Ладно. Цензура есть цензура.

Приступим к осмотру.

Небольшая спальня, кровать, комодик с белкой, креслице. Шкаф в углу. Другой, а не тот, в который я вышла.

Руки вроде мои. Но не поручусь, может просто похожие. А все остальное… Я приподняла одеяло, тонкое и почти невесомое, и скривилась. Не знаю, как выглядят ночнушки у монашек, но кажется вот так.

Ощупала голову. Нашла две шишки и вялую фиалку. То ли меня так неуверенно к погребению готовили и передумали, то ли порадовать хотели, но давно. А как весело все начиналось! Жаль, что закончилось без меня на самом интересном месте.

Рядом с кроватью на табуретке имелся медный таз с водой, кувшин и стопочка полотенец. Одно полотенце валялось рядом с подушкой. Наверное сначала у меня на лбу лежало.

Смысл, если шишки на макушке и затылке?

А тому горячему парню так же досталось, или я за себя и за него огребла, шишки-то две?

Ой, фу-у-у…

Зря я попыталась встать. В глазах потемнело, навалилась душная тошнота, я мгновенно взмокла. Слабость накатила такая, что даже моргать было тяжело, не то что пальцем шевельнуть.

Лежала слушала, как белка скорлупой на пол сорит, а на улице кто-то разговаривает. Что говорят — непонятно, потому что все друг другу мешают. Будто сразу слышишь диалог на иностранном языке, а поверх теми же голосами его перевод на понятном.

Голосов стало меньше, болтовня превратилась в ворчание и переместилась в дом. Добавились звуки шагов. Затем дверь открылась. Шаги приблизились. Глаза открылись.

— А где? — спросила я склонившуюся надо мной женщину. Ту самую, которая вчера про срамоту и разложение моральных устоев орала, когда меня темнокудрый прелестник страстно лобзал и так крепко обнимал, что ребра хрустели.

— Кто где? — глубоким приятным голосом обеспокоенно уточнила она и забегала глазами по сторонам, выискивая подозрительных «кто».

Белку пропустила….

— Всемогущество, несметные богатства, дождь из мужиков, — пояснила я.

Еще вчера, падая в обморок, я все про себя поняла, так что решила на всякий случай уточнить, к чему готовиться: к спасению мира, коронации или внезапному замужу с тройней.

— Что? — У поборницы морали даже очки удивились.

— Ну... Принцы, лорды, драконы?

Кажется, я зря надеялась на устойчивость собственной психики, потому что происходящее словоизвержение было слишком похоже на припозднившуюся истерику, а истерику не остановить, поэтому:

— Эльфы, некроманты? Лопата? Рояль в кустах?

Тётушка выглянула в окошко, с подозрением уставившись на пышно цветущие кусты, которые я заметила мельком во время попытки встать.

Пичуга опять пропела о святом и пошёл дождь. Обычный. Без мужиков. А женщина шлепнула себя по щекам, мне на лоб мокрое полотенце и убежала.

Я только-только успела от полотенца избавиться, как она вернулась. С мужиком.

Я уж было обрадовалась, что для меня. А потом пригорюнилась. Действительно, для меня.

— Бредит, как есть бредит, уважаемый ньор Лакх, — жаловалась тетушка, и в ее голосе явственно пробивались кокетливые нотки.

Понимаю, мужчина приятный, в возрасте, с лучиками в уголках глаз. В рубашке, цветастом жилете и сюртуке, или как оно правильно называется? На плечах блестели бисеринки от дождя, хотя сам дождь прошел так же внезапно, как и начался. Шляпа еще была, которую мужчина снял, когда в дом вошел и держал теперь в руках вместе с саквояжем. Пахло аптекой.

2.2

— А где белочка? — удивилась я, обнаружив, что с появлением мужчины белка не просто пропала, но и мусор за собой убрала.

Глава 3. Здравствуйте

3.1

Начищенный и сияющий, как солнышко, медный поднос со свистом унёсся в кусты. Сливки, ваниль, карамель, шоколад, лента жидкости цвета виски, чашки, блюдца взмыли вверх праздничным салютом и опали, равномерно распределившись по подоконнику, изголовью кровати и подушкам. А проворный, несмотря на внушительный рост, брюнет — по мне. Не щадя спины своей, укрыл долговязым телом, придавив к покрывальцу, даже пискнуть не успела.

Ощущения были не то чтобы неприятные, но слишком недолгие, чтобы я смогла определиться, как реагировать. Зато тётушка просто поражала реакцией.

Ей мало оказалось кубка победителя по метанию завтрака в гостей. Она решила отхватить чемпионский пояс по контактному бою на мокрых полотенцах и бесстрашно набросилась на противника. Как раз тогда, когда совсем не противный, а очень даже милый и симпатичный, только тяжёлый, голубоглазка собирался перейти от просто лежания к каким-то действиям.

Эти глаза напротив загадочно потемнели, у меня екнуло…

— Ах ты паскудник блудливый! — воскликнула моя верная нянька и со свистом вломила красавцу поперёк спины и по шее.

Парень прижал голову в плечи, заелозил конечностями, пытаясь побыстрее покинуть театр военных действий, но запутался длинными ногами в подушках и, вместо красиво уйти, эпично растянулся на полу поперёк комнаты головой к комодику.

На комодике лежал кот. Хорошо лежал. Созерцательно и медитативно. Но по закону жанра и кошачьей природе всё стоящее на краю должно быть сброшено в самый нужный момент. Потому лапонька сделала легонький тыц, и канделябр, взмахнув недожжёнными свечками, поставил точку в битве.

Гость дрыгнул ногой и обмяк.

— Контрольный, — очумело проговорила я.

Парня было откровенно жаль. Молодой, красивый, ноги длинные, целуется хорошо… Костюмчик зелененький вон как ладно на нем, лежащем, сидит.

— А нечего, — добавила дунья, явно не ожидавшая такого вот конца, — по чужим спальням в окошко прыгать сапогами на постель.

Выронила полотенце и с точностью голкипера отправила орудие нападения под кровать. Это не нянька, а чемпион по бытовому многоборью. Она уже нацелилась на канделябр! Глядя на ее решительное лицо и не менее решительно поблескивающие очки, съехавшие в пылу битвы за честь на кончик носа, я вполне была готова услышать предложение по-быстрому прикопать павшего в палисаднике под кустами.

— Цыц-цыц-пи. Пи-и-и… — прощебетало со стороны потенциально погребальных кустов.

На шкафу зашуршало. Оттуда свалилось и поскакало по полу что-то мелкое, ткнулось в подошву жертвы. Орешек.

В одной книжке я как-то читала, что если сильно зажмуриться, а потом резко открыть глаза, можно узреть незримое... Фантомная белка так и не проявилась, зато в проеме бесшумно открывшейся двери возник доктор.

— Ньор Лакх! — очень правдоподобно обрадовалась дунья, растопыриваясь перед лежащим на полу телом всем своим телом и юбкой. — Вы же ушли!

— Услышал грохот и вернулся. Вышние благие! — воскликнул он, решительно оттеснил тетушку от жертвы и перешел к телу: — Это вы его так?

— Нет! Он сам! Вот, на орешек наступил, упал, а канделябр уже потом.

— Тоже сам? — спросил ньор.

— Сам, — в голос подтвердила тетушка, совершив перед грудью движение, будто крест на себе поставила, я ответствовала молча, но выразительно, кот согласно взмахнул хвостом.

Еще бы. Если где-то что-то упало, то просто плохо стояло. Кот ни при делах.

Ньор Лакх тем временем припал на колени и занялся пострадавшим. Шею на предмет пульса брюнету пощупал, поводил руками поверх и потянулся к макушке.

Вот оно как со стороны выглядит! Как серебристое мерцание!

— Ну что? — не выдержала я.

— Цыц, срамница! — прикрикнула на меня дунья Колль, да так действенно, что я в одеяло замоталась.

Действительно, что это я тут в одной ночнушке, когда в комнате полно мужиков, один из которых доктор, второй без сознания, а третий — кот.

— Пациент скорее жив, чем мертв, — констатировал ньор и полез в саквояж.

Резко запахло нашатырем, кот вздыбил шерсть, раскидав книжки, рванул прочь с комода. Чудом не опрокинув таз с водой, он сиганул в окно и канул в кустах.

Проигнорировав кошачью истерику, доктор сноровисто перевернув парня на спину и пристально разглядывая помятое об пол лицо, спросил:

— Это случайно не новый подмастерье плотника? Он еще вчера в погребке ньора Осте всем говорил, что он и есть настоящий принц Бревис Ре. Собирался всем показать, чем настоящие принцы от самозванцев отличаются, тут его и выпроводили. Пока не показал. — Сунул брюнету под нос флакончик и уточнил: — Канделябр сколько раз сам упал? А то шишек две, прямо как у вашей доничи, даже в тех же местах.

— Ы-ы-ы-ы, — застонал стукнутый, доктор покровительственно пошлепал ожившего по чисто выбритым щекам, сам встал и парню помог.

Потом они ушли. голубоглазый все порывался мне что-то сказать, но дунья сделала грозное лицо, да и доктор настойчиво подталкивал парня к выходу. Так что от него мне достался только умоляющий взор, полный боли и страдания, а от тетушки пространная нотация и платье.

Глава 4. И снова здравствуйте

4.1

Как там было в сказке? Дедка за репку, бабка за дедку, а за бабкой вся королевская кодла. Но в моем случае бабка, а точнее, дунья Колль, справилась как мушкетер, одна за всех. Не учла только, что закон Ньютона, он же притяжение, работает во всех мирах одинаково.

Я была яблоко, тетушка — великий физик. Хорошо, что я не на голову ей свалилась. Сложно здесь голову от шишек беречь. Срочно нужен шлем. Всем по шлему. А дунья-то пожилая женщина, хоть бы не убилась…

Я боялась шевельнуться. Нянька подо мной не шевелилась вообще.

Скрипнула, открываясь дверь. Кто-то вошел в дом.

— Эй, — позвала я. — Кто-нибудь…

Какие знакомые шаги…

— А я шляпу у вас забыл, — обреченно сказал ньор Лакх, вздохнул, присаживаясь, и открыл саквояж.

— Как она там? — трагическим шепотом спросила я.

— Встаньте с нее, я посмотрю. Опять два раза?

— Нет, на этот раз всего раз, но вдвоем.

Я попыталась сползти, тетушка тут же ожила, клещом вцепилась в меня и запричитала:

— Как хорошо что вы вернулись, ньор Лакх. Опять! Она опять!

— Что опять? — невозмутимо спросил доктор, прикладываясь к тетушкиной голове.

— В шкаф лезет! — с трагическим надрывом жалобилась дунья. — Ночью вот так же. Только отойду воду холодную взять, а она прыг и туда.

Я попыхтела и дотянулась, подцепила ногами ножку шкафа и принялась отползать, подтягивая себя к мебели. Доктор удачно отвлек няньку микстурой с последующим возложением уже обеих рук. Я вывернулась и на четырех, а затем и на двух, отбежала.

Всем бы столько энергии как этой женщине. День едва за середину, а эта леди совершенство столько всего насовершала.

— Что же вы там так настойчиво искали, доничи? — спрашивал меня доктор, помогая охающей дунье Колль подняться.

Тетушка вновь хваталась то за поясницу, то за пышную грудь, мешая ньору сосредоточится. Процесс затягивался, поскольку мы обе его отвлекали.

— Я? Искала? Я, доктор, вспомнить хотела.

— Что?

— Все. Потому что последнее, что помню, как на меня у этого шкафа коробка упала. Знаете, как говорят, что если что-то забыл, нужно вернуться на то место, где ты это забыл, и оно вспомнится?

— Не слышал. Это у вас на родине так говорят? Вы ведь недавно в Белло-Пудоре. Откуда приехали?

— Из Нативо, ньор. Я же вам рассказывала, — заворчала тетушка, лишенная внимания.

— Я рассчитывал, что доничи Нея ответит, — оправдался тот. — И что совсем-совсем ничего не помните?

— Ничего, ньор. Ничего, никого и себя тоже.

— Бедная девочка-а-а, — завелась дунья, прижимая ладошки ко рту.

— Ничего страшного. Так бывает. Вспомнится. Грамоту же вы не забыли, я видел, вы что-то читали, пока молодой ньор случайно не встретился с вашим канделябром. Просто будете заходить ко мне раз в два три дня, на всякий случай для профилактики.

— Дорого? — уточнила практичная дунья Колль

— Ни одного илира сверх того, что вы уже заплатили мне за первый вызов. А сейчас просто за шляпой вернулся. Так что вы ничего мне не должны, уважаемая Мажина.

Нокаут. Нянька обезврежена. Почти растаяла. Очки таинственно запотели от взволнованного дыхания.

— Как удачно, — вставила я, наблюдая за переглядками ньора и тетушки.

Эти двое явно друг другу симпатизировали. И если тетушка была напориста и наезжала на тактичного доктора катком, то ньор Лакх ограничивался сдержанными улыбками и лукавым поощрительным прищуром.

— Раз уж вы вернулись, ньор, не останетесь ли на обед? — решила форсировать дунья и глубоко вдохнула, качнув всей собой.

— Ур-р-р-р, — сказала я животом и никто не возражал.

Особенно уже нажравшийся травы в палисаднике кот, который просочился в комнату сквозь щель вдвое уже себя. Он идеально изобразил броуновское движение, путаясь в ногах у всех подряд, когда все подряд выходили. А когда вышли, галопом понесся в кухню, распушив хвост павлином и указывая путь. Вдруг кто важный без него нечаянно заблудится и еды не додадут.

4.2

Обед прошел в милой принужденной обстановке. Кажется, доктор уже не рад был, так его тетушка обихаживала.

Я бодренько справилась со своей тарелкой супа и котлетой. И бедному котику ни кусочка не отломила.

Да, смотрел в душу и нервы мотал, делая аккуратный, но ощутимый шкряб по ноге с периодичностью раз в минуту. Очень спокойно. Еще бы, столько валерианы сожрать. Глаза — одни зрачки.

Дунья Колль тем более на него внимания не обращала. Какой кот, когда тут целый доктор с саквояжем и руками из нужного места?

Я решила им не мешать и под благовидным предлогом исчезнуть, и сделала вбрасывание:

— Я пойду, нянюшка Мажина, погуляю.

Не тут-то было.

Глава 5. Что-то не чисто в Атском королевстве

— Спит, — сокрушенно сказали рядом, и я обнаружила, что ко мне бесшумно подошел господин среднего роста с внешностью папы Карло. — Утро где-то проболтался, а теперь два раза струганул и спит. И вот я спрашиваю, зачем мне такой подмастерье, который первый день как работает и уже не работает?

— Зачем?

— Понятия не имею, — вздохнул ньор. — Но табурет приличный сделал.

— И где вы такого отхватили? — поинтересовалась я.

— В погребке ньора Осте.

— Это где он себя за принца выдавал?

— А вы уже знаете? — расстроился плотник. Наверное, он сам мне эту сплетню рассказать хотел.

— А вы представьте, вдруг правда? Настоящий принц вам табурет сделал.

— Шутите?

— Какие могут быть шу?.. — Под навесом мелькнуло рыжее. — Это что?

— Где?

— Вон там, под крышей крыльца. Белка? Ваша?

— Откуда здесь белки, доничи? Померещилось вам. Жарко, а вы ни шляпки, ни платочка не набросили.

Плотник был прав, становилось жарче, а я еще хотела к морю сходить.

Но до чего же хорош, паразит. Любовалась бы и любовалась.

«Паразит» причмокнул губами, будто кого-то во сне целовал, вытянулся в полный рост и руки за голову положил. Луч с волос в завитках стружки переполз на кончики ресниц, рубашка задралась, обнажая живот…

Из-за ограды соседнего подворья чуть приоткрыв рот с жадным интересом к моему «форточнику» присматривалась брюнеточка. Я сообразила, что таращилась на парня точно-также. Вот почему у плотника такой понимающий и снисходительный взгляд.

Погодите, мой? Чур меня. Я сюда не ради подмастерьев попала, я может, мир спасать! Или замуж за благородного лорда. Замуж, конечно, безопаснее.

Лежит тут, пузо вывалил… Срамота!

Фыркнула и отвернулась. Попрощалась с плотником, уверила, что за табуретками — только к нему, и ушла королевой.

На рынке поутихло, стало меньше народа, и я заметила недалеко от выхода вращающуюся тумбу с объявлениями. Штампованные листки перемежались с рукописными: продам, отдам, сдам, разыскивается. Последнее заинтересовало и я отогнула край объявления о том, что кролики это не только ценный мех, чтобы узреть лицо мошенника, афериста и попрателя законов Вышних, за которого королевство Атс и правящий дом Ре готовы отвалить тысячу илиров.

Увы, полное разочарование. Портрет был похож на кого угодно, хоть всех подряд на улице хватай, как плохая ксерокопия плохой ксерокопии. Под словесное описание подходили все ньоры выше среднего роста в возрасте двадцати пяти — тридцати лет с темными волосами.

Чья-то шаловливая ручонка пририсовала портрету усы и рога, а еще чья-то — вереницу уползающих на поля галочек и крестиков, делающих общую сумму вознаграждения космической.

— Пр-пр-нуха интересует?

Голосом прожженного специалиста-консультанта известной косметической пирамиды поинтересовался мелкий, вынырнувший из-за тумбы типус с бегающими глазками и распахнул полы сюртука.

Всякое мне видеть доводилось. Такое впервые. Обе внутренние стороны были сплошь усажены флакончиками с мизинец. Этот эстет теневой торговли уложил их по оттенкам градиентными переходами.

— Эффективные привороты. Всего полтора илира. Любовь до гроба с первой капли или я верну вам ваши деньги.

— А отвороты есть?

— Имеются.

— Дорого?

— Полтора илира.

— Яды?

— Полтора илира.

— Могу я вас угостить?

Астрального брата Борджиа как ветром сдуло. Еще и ведьмой обозвал. Чудак. Я только собиралась познакомиться поближе и спросить, есть ли у них скидка за опт и доставка до подъезда.

Не представляете, сколько о жизни страны и отдельно взятого городка можно узнать, проведя десять минут под тумбой с объявлениями. Узнала что на виллу владетеля сих земель сеньора Пудоре требуется прачка, на виноградники набирают рабочих, в ратуше пройдет благотворительный бал, а подобный Дио проводит изгоняющие молебны за пол-илира по субботам. Что изгоняет — не указывалось.

Но более всего меня развлекла торговка на краю площади.

Я разглядывала памятную табличку с гербом королевства и скупыми сведениями об основании городка, вмурованную в огромный валун рядом с ратушей. Прилично одетая дунья с высокой тележкой предложила мне сначала десерт «сладкий принц» — орехи в вываренном до желейного состояния виноградном соке на шпажке, а потом холодный лимонад.

Взяла лимонад, пить уже хотелось настолько, что я с вожделением поглядывала на фонтан. А «сладкий принц» выглядел слишком провокационно, чтобы приличная доничи стала кушать такое в людном месте.

Вместе с лимонадом я приобщилась к местной легенде.

Когда юному принцу Бревису Ре исполнилось восемнадцать, король-отец устроил масштабные гуляния и охоту. Королевскую, ясное дело. Но когда гости и король с принцем и свитой отправились в лес, налетел страшный ураган. Буря бушевала весь день и всю ночь и многие потерялись. И юный принц тоже. А потом нашелся. Только спустя некоторое время пошли слухи, что принц не настоящий, будто бы настоящий принц так и не нашелся, а этого на трон посадили, чтобы народ не пугать.

Глава 6. Скотьское поведение

Приснится же такое… Прав был плотник, тут днем без головного убора не побегаешь. Напекло.

Сон был настолько реалистичным, что я даже липкие ручонки этого шептуна на себе чувствовала. А вот сделал он что нехорошее бедняжке Нее или нет — непонятно.

Ощущение безвозвратной потери чего-то ценного и дорогого никак не желало отпускать. Я обняла себя любимую покрепче.

Здесь, на вымощенной камнем набережной со сбегающими в лазурную воду ступеньками, поддувало. Интересный климат. В голову печет, а ветер с того берега моря дунет — пробирает до мурашек. Или, может, тут не сезон? Вода-то холодная.

Я была бы не я, если бы не попробовала. Сначала рукой, рискуя бултыхнуться вместе с покупками, потом и ногой, сняв короткий, похожий на гольф, чулочек с ажурным верхом и туфлю. На первой ступеньке еще было ничего, там прогрелось. А вот ступенькой ниже — будто в колодец ногу сунула.

Уронив несколько орешков из развязавшегося мешочка, доскакала до ближайшей скамейки и присела вернуть чулок и туфлю на место, тут меня коварная дремота и поймала.

Казалось, весь Белло-Пудоре притих и отправился на дневной сон, и в голову упрямо лезло слово «сиеста».

Однако гуляю я уже порядочно. Как бы дунья Колль не помчалась меня разыскивать, подняв полгорода. Эта может. Да и неудобно. Она меня за нужными ей зачем-то продуктами отправила, а я пускаю слюни на симпатичных подмастерьев, сплетни собираю и пейзажами любуюсь.

Когда поправляла замявшееся платье, показалось, что заметила краем глаза что-то быстро промелькнувшее рыжее, но нет. Площадка перед спуском к воде была пуста: ни мифических белок, ни орехов, которые я обронила.

Небольшой подъем — две короткие пологие лестницы по пять ступенек — и я оказалась на нужной мне улице. Уточняла у прохожего еще до того, как спустилась к морю.

Указатель имелся, но так обильно зарос вьюнком, что больше был похож на зеленую колонну, наверное, поэтому доктор и не упоминал про него, а сразу сказал обращаться к народу, если заблужусь. Не единожды упомянутый тем же ньором Лакхом погребок тоже нашелся и довольно скоро.

Вывеска сообщала о чудодейственных наливках от любой хвори и обещала лучший отдых на побережье. Выглядело мило. Сам вход в погребок угадывался под аркой, утопленной в каменную стену двухэтажного дома, а снаружи, под тканевым навесом, были выставлены столики. Навес важно надувал пузо и шевелил ажурно вырезанным краем. Столики пустовали.

Снова захотелось лимонада и присесть, но я сделала над собой усилие и отправилась в дом, который, пожалуй, надо начинать называть своим.

Еще раньше, присев на скамейку на набережной, я мельком подумала о возвращении в свой мир. А надо ли оно мне? Ничего у меня там такого не было, чтобы возвращаться. Неуютно мне там было, прямо скажем. Будто я лишняя. Одно утешение — книги. А здесь вон как… С доктором рядышком шла, и ощущение, будто тыщу раз по этой улице ходила вот так же, с корзинкой на руке и здороваясь со всеми подряд.

Сказать спасибо, что ли, этому кошкиному сыну? Ну нет, обойдется.

Кошкин сын меня и встречал. Сидел на террасе, жмурился на солнце, и длинная шерсть ерошилась и шла волной от ветра, как поле пшеницы.

Глаза приоткрылись…

Полный уничижения взгляд, и я отчетливо поняла, что волосы у меня растрепались, платье мятое и вообще, как можно три часа на рынок ходить, когда тут кот некормленый с обеда. И что это там у тебя в корзинке? Я такое не ем, но мне надо.

— Га-а-атико, — мстительно и подражая сюсюкающему обращению тетушки, произнесла я, наклоняясь так погладить задергавшего шкурой серого, чтобы у него уши на хребет съехали, но кот внезапно лег.

Один-один, шерстистый.

— Нея! Где ты болтаешься, негодница?

Тетушка Мажина заметила мое прибытие из окна кухни, выходящего на террасу. Верхние стекла в окне были вынуты и заменены на некое подобие москитной сетки, потому звук проникал хорошо, а саму тетушку я опознала по бликам в очках.

— К морю спускалась, — призналась я очкам и вошла в дом.

Пришлось постоять, чтобы привыкшие к яркому свету снаружи глаза привыкли к полумраку прихожей. Затем отправилась на кухню.

Кот бесшумно скользил следом, а когда я вдруг оглядывалась, сразу садился и делал вид, что он не со мной, как тайный надзирающий, застигнутый на открытом месте.

Дунья Колль взяла у меня корзинку, сдачу, нахмурилась. Я села и опять покаялась. На этот раз в распитии лимонада на площади.

— Так и знала, что не утерпишь.

— Лимонад пить?

— К морю.

— Это почему еще?

— Ох… Я и забыла, что ты забыла… У вас же вилла была на побережье. Не здесь, дальше, в Белль-Фонте. Продали потом. И родители батюшки твоего, вышний свет ему, оттуда родом. Ты до пяти лет в Белль-Фонте жила, плескаться любила, будто тебя русалы подбросили. А лимонад дома надо пить, а не по площадям побираться.

— А тут есть? — восторженно спросила я.

— Лимонад? Вон на льду целый кувшин.

— Да не лимонад, русалы, — торопливо поправила я, уже представляя себе в чешуе, как жар горя, тридцать три… Нет, это как-то много. Пусть один. Один прекрасный плечистый молодец с голым торсом и огромным радужным хвостом, томно возлежащий на камушке. Летят брызги, по голому торсу стекают капли, ясные синие глаза в обрамлении темных ресниц смотрят призывно и многообещающе.

Глава 7. (До)свидание

Каюсь, к вечеру у меня сообразительность сильно меньше, чем с утра, потому не сразу связала «высочество» и ловеласа Эреди.

Столики под навесом у входа в погребок уже не пустовали. «Форточник» мялся неподалеку, будто раздумывал, зайти или не зайти. Он залихватски улыбался двум подружкам-подавальщицам, и взгляд его с упругих прелестей нет-нет да и сползал на большие подносы в руках девчонок. Жажда замучила или воспоминание об утреннем чаепитии аукается?

«А оно нам надо?» — мысленно спросила я у себя. Кошака поблизости не было, внутренний голос молчал, но в свете поступившей информации лучше было повременить с контактами.

Я резко сдала назад, в пышные заросли местного гибискуса, из-за которых только что вышла.

Лучше бы шла как шла.

Парень среагировал на заполошное движение, мигом навелся на новую цель.

Я вбуравилась в кусты, проклиная непроходимое: свою дурость и заросли. Впереди забрезжило. Трещали ветки, платье, пичуги, которым я устроила гнездотрясение, грызла за голые лодыжки злющая южная крапива. Последний рывок к свету…

Под ногой оказалось пусто.

Ой-ой…

Хвать был до того похож на медвежьи обнимашки при выходе из шкафа, что у меня даже сомнения не возникло, кто именно меня…

— Поймал! — радостно сообщил мастер на все руки и полез шею муслякать. А я что? Я ничего. Висю. И в таком положении, что мне от его нежностей никуда.

Обрывчик оказался невысокий, и полметра не будет. Ниже начинались земляные ступеньки, застеленные каменными блинами и небольшие грядки с пряными травами.

Блестели листиками базилик и эстрагон, топорщились лаванда и розмарин, помахивал сиреневыми свечками шалфей, покачивала бледно-лиловыми зонтиками душица, важно капустились ревень и сельдерей, выглядывали из-за пышных кустов мяты и мелиссы скромные цветочки аниса и тмина, жались по краям укроп с петрушкой.

Я прикинулась шлангом в надежде, что спасителю, как коту, надоест играться с дохлой добычей. Но ему не надоедало. Объятия из спасительных перешли в удерживающие, а поцелуи из приветственных в настойчивые. Я запоздало дрыгнулась только для того, чтобы понять — не выпустит стервь, и слегка струхнула.

Помог случай и орех. Свалился не пойми откуда, как дар небес, проскакал по камням.

— Белка! — воскликнула я, нечаянно наподдала «форточнику» затылком по носу.

Парень потерял равновесие.

Мы кубарем рухнули в огород.

— Хы-ы-ы, — простонал ушибленный в очередной раз красавчик и принялся отплевываться от припорошивших лицо мелких лепестков аниса.

— Живой? — я старалась не шевелиться, чтобы не усугублять его подавленное состояние.

— Спина-а-а, — протяжно и жалобно проныл бедолага, собирая бровки домиком.

Очень жалобно, даже погладить захотелось, но я сдержала порыв, ограничившись ценным советом:

— Тебе к ньору Лакху надо, он нянюшкин прострел на раз два полечил.

— Я вот щас сама всех полечу два раза и еще сверху отсыплю! Стыд потеряли! Грядки испаскудили!

Вот она магия в действии. Тут куда ни кинь — кругом волшебники.

Болящий мигом излечился, вскочил кузнечиком, собрал меня вместе с платьем в кулек, проскакал между грядок, призовым рысаком взял барьер заборчика, боком и мной протаранил высокую, но жидковатую зеленую изгородь и на пятках скатился по пологому песчаному склону почти к самой кромке воды.

Я пнула молодца в грудь, и он меня тут же отпустил.

Закатное солнце карамелькой таяло на горизонте, кропило оранжевым морскую рябь. Волны, почесываясь о камушки, щекотали пляж, а меня разобрал дурной смех. Мы с героем похрюкали друг на дружку.

— Белка? — удивился он.

— Орех! Орех упал.

— А! Это у меня, хотите?

Мне тут же предложили несколько добытых из кармана фундучков с надколотой, чтобы легче было очистить, скорлупой. Я отказалась, угощение спряталось обратно в карман, а лицо парня озарилось премилой лукавой улыбкой.

— А я уж подумал, вы вдруг забыли, как меня зовут, Наиси.

— А как тебя зо?..

Кокетливый прищур мгновенно сменил окраску. Мое сердце ухнуло вниз, зарываясь в песочек.

Ощущение провала было глобальным и всеобъемлющим. Во-первых, панибратское «ты», которое определенно здесь не принято в общении между эм и жо. Во-вторых, сиротка Нея вряд ли забыла бы имя красавчика, к которому бегала на свидания тайком от няньки. А в-третьих…

— Бейлис Эреди, — подчеркнуто вежливо произнес парень и протянул руку.

Вовсе не для знакомства.

— Верните мне его. Сейчас же. И больше я вас не побеспокою.

7.2

Ничего себе заявление.

— Я как идиот, когда вернулся, половине Нитиво морды побил за то, что о вас гадости говорили, бросил службу со скандалом, насилу вас разыскал, вне себя от радости навстречу бросился, от вашей няньки тумаков столько получил, сколько за полгода в Доблестных стражах не было, а вы! — наступал на меня парень, и обида в его голосе была искренней и неподдельной. — Вы даже имени моего не помните! Верните!

Глава 8. Подмоченная репутация

— Совсем-совсем ничего не помните? — уточнил нагнавший и пристроившийся рядом парень.

— Отвяжись, — буркнула я. — Пристал, как банный лист к зад…

Я ткнулась носом в грудь внезапно забежавшего вперед Бейлиса, слегка разочарованного, что не услышал продолжение.

— Зачем опять за мной идешь? — устало спросила я.

— Если вы на виллу Пудоре, доничи Фонтен, то я провожу, вдруг собаки дикие или бродяги, как раз к полночи дойдем, а если домой, то вам в другую сторону.

Еще и издевается… Кольцо это треклятое обратно на шею повесил, распустив шнурок с волос. Цепочка-то порвалась. Весь в песке, как в карамельной посыпке. И лыбится. На лице тоже песок. Хочется стряхнуть.

Оно вот так и работает? Это их волшебное притяжение?

— Домой куда?

— Быстрее всего будет через тот же огород. Вон там.

Кивает. Воспитанный. Нет бы пальцем показал.

Впрочем, я, развернувшись, уже разглядела место, через которое мы на пляж вывалились, и пошуршала туда. Бейлис ожидаемо пошел следом.

— Провожать не надо, — ворчала я.

— И не собирался. Еще не хватало от дуньи Колль пинков огрести. Мне просто в ту же сторону.

Ноги переставлялись медленнее с каждым шагом, будто у меня в туфлях по КамАЗу песка. Пришлось остановиться и повытряхивать.

Прямо дышать легче стало.

Бейлис продолжал заглядывать мне в лицо и улыбаться. Сама знаю что выгляжу как растрепа. Неловко даже. А он вдруг:

— Пойдете со мной на свидание?

— Нет. Отстань.

Правда во сне была или не совсем, но лучше поберечься. Мерзкий голос грозил расправой, если стану контактировать с этим типом. Похоже, как раз тогда кольцо и отобрали. Хорошо если только кольцо, которое вдруг нашлось у хозяина. Неужели, действительно, Бейлис? Тогда у него дыра в голове еще позатейливее моей, чтобы самому с собой водиться запрещать.

Ноги нет-нет да и заплетались, и я периодически пошатывалась. Парень так же периодически меня тактично поддерживал, а я делала вид, что не замечаю.

— И все равно никуда вы от меня не денетесь, Нея.

— Почему это?

— Потому что почти вся Лазурная видела, как мы с вами на пляже… гуляли. Слухи пойдут и вы пойдете.

— Вот так, да? Ну-ка стой.

Бейлис тут же застыл. Глаза поблескивали любопытством. А мне в голову пришла запоздалая, как всякая разумная, мысль.

— Цапни меня за плечи вот так и встряхни. Будто бы я тебе гадость сделала. Только без вежливостей этих твоих. Понял?

— Нет. Я девушек не обижаю. Даже когда они…

Схватил без предупреждения. Встряхнул так, что у меня челюсть клацнула и я едва язык не прикусила, прямо как во сне. Даже нехорошо стало. И песок посыпался. А мне всего-то двадцать с небольшим…

Нет, не он. Бейлис выше. Тот, во сне, тоже не среднего роста, но похлипче. И когда на кушетку повалил, не так было, как когда Эреди меня подсек. Легче значительно. Да и руки. У мерзкоголосого типа пальцы, как курьи лапы, длинные и тонкие. Брр… Не то что…

— Все-все, отпускай. Лишь бы полапать… А на счет прогулок — ничего не было! — категорично заявила я

— И что? Люди прекрасно допридумают сами, что захотят. И чем сильнее вы, Нея, станете доказывать свою невиновность, тем сильнее они будут уверены, что все как раз наоборот. Оправдывается и кричит — виновата.

— На собственном опыте знаешь… те, ньор Эреди?

— Вроде того.

Бейлиса явно позабавила моя оговорка.

— Еще скажи, что ты потерянный принц. Вон и колечко волшебное есть.

— Я потерянный принц.

— Доблестные стражи до которого времени посетителей принимают?

— А вам зачем?

— Пойду накляузничаю, и ты от меня отстанешь, — сказала я.

Мы как раз подошли к огородику.

— Ш-ш-ш, тут тихо, а то опять выскочит, — предостерег Бейлис.

Я знаками предложила ему лезть первому, но от поступил иначе — собрал меня в кулек и за четверть минуты проскакал между грядками к кустам на противоположной стороне.

Вот так кустами, благо уже смеркалось, я кралась к дому. Парень, как и обещал, не провожал, а делал вид, что ему просто в ту же сторону, метрах в двух позади и ответственно со всеми здоровался.

Будто назло народа на улице было, как в базарный день на привозе. Хорошо, в сумерках мое мятое платье могло с горем пополам за приличное сойти, однако яркий фонарь на террасе не дал и шанса.

Едва я вошла во двор и оказалась на свету, беседующая с уже знакомым мне плотником дунья Колль застыла с открытым ртом и схватилась за сердце.

— Что, опять?! — выдохнула она и присела на ступеньки.

Плотник недоуменно моргнул, оценил мой вид и отвел взгляд.

— О! — сказал он. — А вот и он!

Глава 9. Золото из нужного места

Надежда, что приставучего Эреди и близко с нашим домом не будет, рассыпалась прахом. Но попозже. С утра мы навестили ньора Лакха.

Дунья Колль собиралась к доктору, как под венец, причем что осматривать должны были меня. Я обошлась умывальным тазом, расческой и лентой в волосах.

За попытку примерить шортики из комплекта получила по рукам и очередные панталоны. Благодарила местных Вышних, что корсеты тут были не как в семнадцатом веке, а вполне цивилизованные, встроенные в платье.

Конструкция держалась за счет множества уплотнительных швов, какой-то хитрой ткани и небольшого числа упругих тонких полос, похожих на порядочный технологичный пластик, на деле оказавшийся костями местного моллюска. Полосы перед стиркой надлежало извлекать, а потом всовывать обратно.

А знаете, мне нравились эти рюшики-цветочки. Идешь вот так павлиночкой по улице, подолом камешки метешь… Ой…

— Платье приподними, бестолковка, будто первый раз юбку надела.

Дунья Колль вышагивала важно, опиралась на тросточку с гнутой ручкой клювом и по сторонам смотрела ястребом.

Перед крыльцом больницы ястреб превратился в цесарку.

Я удивилась волшебной метаморфозе, получила нагоняй за открытый рот и мы вошли.

Пока доктор с нянькой друг дружку приветствовали, я успела дважды рассмотреть приемную, пересчитать грамоты на стеночке и корешки книг, поиграть в «любит — не любит» на стоящих в узкой витрине флакончиках, позалипать в окно, попить воды и сковырнуть из вазы несколько виноградин.

— Кх-кх! — я звучно напомнила, что я тут, когда в ворковании обозначилась короткая пауза.

Прелесть какая. Эти двое краснели как подростки застигнутые за первым поцелуем. Они и правда совсем про меня забыли.

Дунья закудахтала, доктор засуетился и пригласил меня в кабинет.

Мне провели нехитрый тест на кратковременную и долговременную память со словами и картинками, осмотрели побитую коробкой голову. Шишек там уже и в помине не было.

Когда ньор принялся задавать вопросы, как бы между делом, я почувствовала себя как на сеансе у психиатра.

Дотошный доктор отмел физическую причину моей амнезии и взялся за психические?

Я прикинулась шлангом, улыбалась и бухтела, что не помню. Меня отпустили, но я была уверена, что ньор продолжит рыть. К тетушке пристанет, скорее всего. Хих. Вот им лишний повод для встречи.

Прощались они с дуньей Колль так же трепетно, но уже недолго. Доктор был приглашен на обед на недельке и мы вышли.

Обратно к дому дунья шла, будто кол проглотив, иногда вздыхала и замедлялась, потом снова решительно ускорялась.

— Нянюшка, что это с вами? У вас такой вид, будто вы в серебряную ложечку в душевном порыве слямзили, за пазуху сунули, а теперь мучаетесь от совести и потому что натирает.

— Слям… Что? Где ты этой похабени набралась? — надулась дунья, потом сдулась и призналась: — Не ложечку, журнал.

Стрельнула поверх очков по сторонам и полезла рукой под жакет.

— На развороте, — стыдливо отведя взгляд подсказала она.

От журналов в кабинете доктора можно было ожидать занудных статей о пользе подорожника, чудодейственных свойствах активированного угля и профилактики и противных картинок с болячками, но никак не чтива для барышень про сплетни и платья, а на развороте…

— О! — сказала я.

— Именно, — покивала дунья Колль. — Диаволы попутали, Наиси.

Разворот украшала выкройка комплекта белья с укороченными панталонами. Этакий компромисс между чуточку неприлично и вопиюще безнравственно.

— Никаких диаволов, нянюшка, это в вас деловая женщина проснулась, — я перехватила ее руку, которой она собиралась поставить на себе крест. — Не страдайте. Зачем ньору в приемной такое? Только посетителей смущать, а мы этим распорядимся, как следует. И потом, думаете ньор вам этот журнал не отдал бы, если бы вы попросили? Он с виду готов вам не только журнал, но и себя целиком.

— Это все местный воздух, — смущенно опечалилась нянюшка.

— А что с воздухом не так? Хороший воздух. И городок красивый. Называется занятно.

— Какой воздух такое и название. На старом наречии значит «милые непристойности». Вот от того одна срамота на уме.

— Глупости какие. Что плохого в том, чтобы счастья желать?

— Да какое счастье?

— Обычное. Домашнее.

Дунья Колль посмотрела на меня, будто впервые увидела.

— Другая ты стала, Наиси. Еще в Нативо дите дитем, а тут будто вдруг повзрослела. — И тут же поправилась: — По речам — взрослая, а натворила вчера. И я с тобой за компанию. Что вчера, что сегодня. Ты поумнела, а я, наоборот, разума лишилась на старости лет.

— Нечего на себя наговаривать. Какая еще старость? Вон красотка. Доктор глаз не сводит и плотник кренделя выписывал.

— Плотник! — спохватилась дунья Колль.

Мы ускорились.

У калитки, нагруженный характерного вида ящиком-переноской переминался, собирая кокетливые взгляды прохожих девиц разного возраста, не сам плотник, а его «золотой» подмастерье.