Тридцать первое декабря. День выдался хмурым и бесцветным, будто сама природа экономила краски перед праздником. Виктор проснулся на диване. Не ото сна - от похмельной жажды, которая сверлила виски и сковывала тело свинцовой тяжестью. В квартире стоял ледяной, промозглый холод. Батареи под окном были еле тёплыми. Может, их отключили за долги, а может, мир просто остыл вместе с его душой.
Он поднялся, и взгляд упал на гирлянду, бесформенной кучей лежавшую на столе. Когда-то она озаряла его жизнь. Рука сама потянулась к вилке. Вставил в розетку. Несколько лампочек на середине ленты отчаянно мигнули раз, другой - и погасли, словно сделав последний вздох. Виктор с силой шлёпнул по пластику ладонью.
- Ну пожалуйста… - прохрипел он.
В ответ - молчание.
И тогда память, этот жестокий кинематограф, выдала самый яркий кадр из прошлой жизни. Комната, пахнущая мандаринами и ёлкой. Он, молодой и сильный, подбрасывает дочку Аленку к потолку, и она визжит от восторга. А Любка, его Любка, с улыбкой подходит к розетке: «Готовы? Зажигаю!» Щелчок - и гирлянда вспыхивает сотней разноцветных огней, озаряя их общее счастье…
Резко выдернув вилку, Виктор отшвырнул гирлянду. Она с треском ударилась о ножку стула, и со стола вместе с ней улетел елочный шарик, рассыпавшийся сотнями переливающихся осколков на полу. Это была та самая, последняя уцелевшая игрушка - синий стеклянный шар. Он так и не решился его выбросить раньше. Как не решался выбросить и пустые бутылки из-под портвейна, стоявшие на подоконнике мрачными памятниками его падению, или окурок, навечно вмурованный в застывшую на тарелке кашу.
Нужно было выпить, руки дрожали. Последние деньги Виктор отложил вчера, пряча их от самого себя. Но сегодня он уже позабыл о намерении копить, откладывать, чтобы рассчитаться со всеми долгами.
Двор встретил его пронизывающим ветром. Виктор направился к ларьку, но путь ему преградила стая бездомных псов - тощих, злых, с жёлтыми глазами. Они уже давно хозяйничали здесь, чувствуя безнаказанность. Виктор остановился. Ему было всё равно. Он бы просто обошёл, но в этот момент заметил, что собаки загнали на детскую горку какого-то парня.
Тот был странно одет для зимы - в тонкой осенней ветровке и кедах. За спиной - потертый рюкзак. И он не паниковал, а… разговаривал с собаками.
- Пожалуйста, уходите, - говорил он чётко и громко, как на уроке. - Я не сделал вам ничего плохого. Агрессия - это неконструктивно.
Собаки, ощетинившись, отвечали низким рыком. Одна, самая крупная, сделала выпад. Парень отпрянул, прижавшись к холодному металлу горки.
В Викторе что-то ёкнуло. Старая, забытая ярость, которую он годами глушил алкоголем, вдруг прорвалась наружу.
- А ну, сволочи! - зарычал он так, что у него самого перехватило горло.
Он схватил валявшееся рядом дырявое ведро, в которое летом соседка с первого этажа садила цветы и с рёвом бросился вперёд. Собаки, отвлечённые от своей жертвы, с лаем окружили его. Виктор отмахивался ведром, как щитом, пятясь к горке. Лай, визг, клубы пара изо рта, летящий снег - всё смешалось в каком-то абсурдном, диком танце. Наконец, он оказался на горке рядом с парнем.
- Ты чего, одурел совсем? Мороз, а ты в кедах! - прохрипел Виктор, задыхаясь.
Парень смотрел на него с нескрываемым восхищением. Его лицо было худым, а глаза - невероятно ясными и добрыми.
- Вы… вы как рыцарь! - воскликнул он. - Это настоящее чудо!
- Чудо, блин… - Виктор с силой швырнул ведро в приближающихся псов. - Идиот… Они бы тебя разорвали.
Собаки, поняв, что добыча не так проста, отступили, нехотя удаляясь вглубь двора.
- Меня зовут Стас, - представился парень, спускаясь с горки. - А вас?
- Виктор, - буркнул тот, отряхиваясь и пытаясь разгладить разорванную собаками штанину. – Вот черт, разорвали… А других и нет… Идёшь куда-нибудь или стоишь?
- Я… я ищу точку для наблюдения за вечерним салютом, чтобы обратиться к Деду Морозу и новогодним духам с просьбой - серьёзно сказал Стас. - А вы?
- А я за зельем волшебным иду, - мрачно усмехнулся Виктор и тронулся в сторону ларька.
Стас без колебаний последовал за ним, как преданный щенок. У ларька Виктор купил две бутылки самого дешёвого пива. Одну он протянул Стасу.
- На, согрейся.
Стас с ужасом отшатнулся, будто ему предложили яд.
- Нет-нет! Это зелье печали! Оно гасит внутренний свет!
Виктор уставился на него.
- Какой ещё свет?
- Новогоднее чудо не приходит к тем, у кого потухшие глаза, - убеждённо заявил Стас, глядя на Виктора своим чистым, прямым взглядом. - Это главное правило.
Виктор лишь фыркнул, сунул одну бутылку в мятый пакет, который вытащил из кармана, а вторую, открыв дрожащими руками, принялся жадно пить, стоя на морозе.
От ларька дорога вела через центральную площадь, где развернулся большой ёлочный базар. Виктор, опустив голову, пытался пройти мимо быстрее, но Стас замер на краю дороги, заворожённый.
- Смотрите, - прошептал он. - Какая красота! Здесь пахнет чудом!