Сталь

Глава 1

Сталь

UNSECRET – Wake Up World (feat. Ruelle)

По мотивам реальных событий.

Все герои книги вымышлены

и являются плодом больного воображения автора

(или плодом воображения больного автора).

Глава 1

Аврора

Я ухожу от тебя, а не к кому-то, – что-то такое я услышала от мужа – уже бывшего – три месяца назад, а сегодня его девчонка выкладывает фотографию с орущими на всю ленту двумя полосками. Наверное, только сейчас я наконец осознаю, что прошло уже несколько недель с тех пор, как в моем паспорте обосновался штамп о разводе. Лишь теперь понимаю, что между нами действительно все.

И о чем я думала? Мне двадцать семь лет, а наивно ждала, как дура, что поймет, приползет, и я еще решать буду казнить его или помиловать. Нам ведь было хорошо вместе, у Ромы не было повода бросать меня, так ведь? Так?

Жалкая, жалкая Аврора.

Бармен уже не спрашивает, молча подливает шампанское в бокал – сладкое до скрежета зубов, как я люблю. Рома, мой бывший муж, точно бы пристыдил. До сих пор вспоминаю, как на одном из первых совместных ужинов он заявил мне, что при такой богемной внешности вкус у меня совершенно дурной. Тогда я долго возмущалась, мы много и увлекательно спорили, а теперь я, возможно, даже соглашусь. Мужчин я по жизни выбираю точно не тех. Честно признаться, мне непросто. Я держалась все это время, держусь, хотя иногда хочется просто утонуть в жалости к себе. Вот как? Как меня угораздило вляпаться во второй раз? Фантомная боль слева в груди напоминает о прошлом, но я быстро избавляюсь от наваждения. Думать о Роме и его новой пассии не так больно, как о…

Я часто моргаю, чтобы глаза перестало щипать, и снимаю обручальное кольцо, которое носила до сих пор. Сама не отвечу почему: то ли по привычке, то ли из-за слепого упрямства, с которым верила, что Рома одумается и вернется. Горько ухмыльнувшись себе под нос, я бросаю золотой ободок в бокал и наблюдаю, как он медленно тонет.

– Я его не знаю, но он полный придурок, если заставил вас плакать, – слышу над головой.

Устало улыбнувшись заботливому бармену вместо ответа, я прошу налить что-нибудь покрепче. Правда, к десяти, когда у стойки собирается целая толпа жаждущих напиться, его вежливости хватает лишь на то, чтобы сменить рокс на новый. У виски, кстати говоря, оказывается такой же горький вкус, как и у всей моей никчемной жизни.

Вечер пятницы набирает обороты, но напоминание в телефоне вовремя возвращает меня в реальность, где я торжественно обещала противной начальнице в свой выходной день спасти радиостанцию, на которой работаю. Завтра в восемь утра мне придется провести новостной эфир вместо заболевшей Оли, а это значит: приехать в семь, чтобы подготовиться, выйти в половину седьмого и встать хотя бы – хотя бы! – в шесть. Если я не лягу в ближайшее время, то даже мой личный внутренний жаворонок завтра будет бессилен.

Решительно и смело спрыгнув со стула, я тотчас замираю: картинка двоится, пол уходит из-под ног, еще и горизонт завален. Черт, а пока я сидела, казалось, что алкоголь вообще не действует меня. Я аккуратно присаживаюсь обратно и пытаюсь вспомнить, когда ела в последний раз. Тщетно. Открываю приложение, чтобы вызвать такси, но сегодня удача явно обходит меня стороной: обычные тарифы оказываются недоступны, и мне предлагают воспользоваться машиной бизнес-класса за баснословную сумму. Кто-то справа сильно толкается, и я еле удерживаюсь за край стойки. Мне становится не по себе. Меня все еще покачивает и минуту спустя, поэтому я больше не сопротивляюсь мысли скорее сбежать отсюда в собственную крепость, где я смогу нырнуть в розовую шелковую пижаму и сладко уснуть. Согласно и не жалея денег, я жму кнопку вызова такси. Не хочу думать об этом сейчас, завтра начну, хорошо?

Буквы плывут, но уже через пару мгновений на телефон приходит оповещение, что ко мне подъезжает черный мерседес. Я обращаю внимание на умирающую батарею и молюсь про себя, чтобы ее хватило хотя бы найти автомобиль. Расплатившись за последний – и точно лишний – бокал, я пробираюсь через душную толпу и наконец оказываюсь на улице. Вдыхаю глубже, но мне кажется, что речной воздух пьянит лишь сильнее. Я едва удерживаюсь от шальной мысли стрельнуть сигарету у ребят, подпирающих стену рядом, и почти радуюсь, когда наблюдаю, как наполированная карета бизнес-класса останавливается прямо напротив входа. Шаг, второй, третий, и я уже ныряю на заднее сиденье, откидываюсь на спинку и крепко-крепко обнимаю себя, чтобы не развалиться на части раньше времени. С облегчением сбрасываю туфли на высоком каблуке, которые за три года надела только второй раз и которыми, естественно, растерла ноги.

– Можем ехать, – не без раздражения говорю я водителю, потому что машина по-прежнему не двигается с места.

После громких басов в баре тишина меня угнетает. Она отравляет пространство, заставляет ерзать по сиденью и не чувствовать положенного комфорта кожаного салона, за который я, между прочим, плачу. Я открываю глаза и наклоняюсь чуть вперед, чтобы тут же замереть и протрезветь в один миг.

– Ты! – срывается с моих губ против воли.

В полутьме салона глаза, которые я вижу в зеркале заднего вида, кажутся практически черными, как сама ночь, пусть я и помню их настоящий цвет – синий. Выбритый затылок выглядит непривычно, зато я легко узнаю косой шрам у него за ухом из далекого прошлого. Дрожь пронзает все мое тело, пропуская электрический заряд сквозь сердце.

Глава 2

Аврора

Моя Мишель – Темная вода (feat. Шура Би-2)

Когда ко мне приходит полное осознание того, кто сидит за рулем, отчаяние стремительно расползается по венам, заставляя паниковать и одновременно с тем замереть в страхе. Нет, ну почему это должно было случиться именно сейчас, сегодня? Мы ведь многие годы жили в одном городе, ходили по одной землей и не встречались. Мы существовали на чертовых разных орбитах. Что пошло не так? Я совершенно не в форме, мне больно, и я предательски слаба. Я пьяная и жалкая. Мне страшно и при этом стыдно за себя. Страшно потерять перед ним лицо, а его пристальный взгляд испытывает, проверяет на прочность. Стыдно, потому что я думаю о том, как Егор красив и как возмужал, вместо того чтобы бежать сверкая пятками, пока он не стер в порошок и без того надтреснутое сердце, которое уже не залечить до конца.

Моя ладонь тянется к двери, будто под водой, я даже ощущаю сопротивление воздуха. Дергаю ручку и трясу головой, чтобы избавиться от тумана. Дверь, к моему ужасу, не поддается, и меня накрывает новая волна паники. Я судорожно бью пальцами по панели и пытаюсь найти выход, чтобы спастись от разъедающего чувства пустоты и одиночества, которое преследовало меня почти восемь долгих лет и которое я отрицала ровно до сегодня.

– Выпусти меня, – рычу сквозь зубы, не оборачиваясь. Я знаю, что он за мной наблюдает, как хищный кот за глупой мышью.

Мгновение спустя щелкает центральный замок, и мне удается распахнуть дверь. Прямо перед движущимся автомобилем. Черт! Я падаю обратно в салон и тяжело дышу. Злюсь на себя за резкость и невнимательность, злюсь на него за напряженную тишину. Меня отчаянно бесит тот факт, что от поступка Ромы мне и на четверть не так больно, как от…

– Сбежишь или поедем? – голос Егора впивается острыми шипами в грудь, заполняя мысли.

Я усмехаюсь – эта иллюзия выбора до смешного фальшива. Он знает, куда надавить, чтобы моя гордость взыграла, слишком хорошо знает. Он и сейчас издевается, а я делаю вид, что это не задевает меня. Стиснув зубы, я сажусь ровнее и встречаю в зеркале заднего вида его обжигающе холодный взгляд. Замечаю небольшие морщинки в уголках глаз и темные тени, которые залегли ниже. Внутри что-то зловеще клокочет: я до чертиков счастлива, что у него ничего не вышло. Что он работает чертовым водителем, а не пилотом, как мечтал. Эта мысль придает мне сил, чтобы вздернуть подбородок и улыбнуться, сверкая зубами. Не только он знает слабые стороны.

– Так и будем стоять? Может, я опаздываю, – говорю совершенно плоским тоном без намека на ураган, бушующий внутри. Я в его эпицентре, и я спокойна. По крайней мере, пытаюсь делать вид.

Егор на короткий миг сводит брови к носу, но уже в следующий принимает правила игры.

– В пол-одиннадцатого? Интересно, куда?

– Не твое дело.

Если бы он пошутил про Золушку, спешащую домой к полуночи, я бы его треснула, наверное. Думаю об этом, а потом вновь вспоминаю, кто передо мной, и прыскаю вслух – он бы так глупо не пошутил. Это если не считать, что у него вообще проблемы с юмором.

После того как мы все-таки выезжаем на дорогу и некоторое время плавно двигаемся вперед под размеренный стук дождя, я снова слегка расплываюсь. Когда первый шок отступает, я вновь ощущаю бурлящий в крови алкоголь, вновь медленно моргаю и сильнее зеваю, поглядывая на водителя, о котором с давних пор и мечтать не смела. Я ведь и правда долго… назовем это «переживала» (страдала, скорее). Было сложно, я даже думать не хочу о том времени, когда осталась одна, но я ведь и правда сумела перелистнуть страницу. За все годы я ни разу не искала его социальные сети, не пыталась узнать о нем, не пробовала писать или звонить. Его имя было под запретом у родителей дома, правда, это не мешало мне просыпаться посреди ночи в слезах. Даже когда мы жили с Ромой, подобное случалось пару раз. Шесть, если быть честной, и каждый я помню слишком хорошо, но я справлялась.

Вот только вся уверенность разбилась в пух и прах после одной встречи. Сейчас, в давящем молчании обрисовывая взглядом контуры его широких плеч, наверняка не без помощи горячительной смеси в моем организме, я понимаю, что сама себя обманывала. Просто заклеила зияющую дыру на сердце пластырем и притворилась, что так надо. Чтобы выжить. Без него.

– Эй, – я вздрагиваю, заметив неладное, – ты проехал поворот. Придется делать крюк. У тебя навигатор не работает или в поездку включена экскурсия по ночному городу?

Ну, судя по цене, вполне могла быть включена.

– Барахлит иногда, – спокойно отвечает он на мою пламенную речь, отчего я еще больше вскипаю. – Скажи точный адрес, проверю.

Я называю, и он чуть меняет маршрут. Завороженная стуком дождя, я молча наблюдаю за дорогой в окно, когда тишину в салоне нарушает звук стандартной мелодии, какие часто стоят на рингтоне. Не у меня.

– Слушаю, – произносит он, прежде чем я успеваю увидеть имя звонящего на экране его телефона, но по истеричным нотам в динамике без труда догадываюсь, что звонок личный. – Да, уехал. В следующий раз выйдешь заранее, у меня нет на это времени.

Его тон обжигает холодом: если я полагала, что со мной он говорил жестко, то была не права. Но даже этот факт не спасает от жгучей ревности, которая затмевает здравый смысл. Когда машина подъезжает к круглосуточному супермаркету, я резко вскакиваю на месте и хватаюсь за подголовник.

Глава 3

Егор

passmurny – Падаю вниз

Я выдыхаю сигаретный дым, прохладный воздух гуляет мурашками по распаренному после душа телу. Пытаюсь удобнее устроиться на узком подоконнике и в очередной раз жалею, что при ремонте объединил лоджию с кухней: площади прибавилось, удовольствия – нет.

Закончив, я не забочусь об экологии – выбрасываю окурок из окна высотки и наблюдаю, как светает. Паршивая вышла ночка, а утро еще паршивее. Из-за работы и так весь режим сбился, сплю я в последнее время очень плохо, еще и она свалилась мне на голову. Сегодня, чтобы провалится в сон, даже насилие над грушей не помогло, хоть я и пытался выбить из себя весь дух. Ничего не спасло от нашествия мыслей.

Охренительный предполетный отдых, что могу сказать. Я смотрю на микроволновку, где горят электронные часы, затем бьюсь затылком об откос и на минуту прикрываю глаза. Вспышка, и опять в голове этот ее хмельной взгляд, горящие щеки, губы, которыми тянется ближе, а я могу только наблюдать, позволяя играть в игру, которую сама себе придумала.

– Сука!

Я спрыгиваю на пол и задеваю пепельницу, подаренную Русланой, наверняка дорогую. Та бьется о плитку и раскалывается на две части. Да и черт с ней, все равно не пользуюсь.

Еще раз на часы – я потерял пять минут. Мне пора собираться на работу, а значит – задвинуть все посторонние мысли как можно дальше.

По зазубренной схеме: достать из холодильника заказанные с вечера контейнеры с едой, из шкафа – готовый комплект формы с фуражкой. Сумка с документами уже дожидается меня в коридоре, но я, как всегда, перепроверяю содержимое. Повесив пропуск на шею, я замираю на пару секунд перед зеркалом, чтобы поправить галстук и пальцами зачесать волосы, которые начинают виться – знак того, что необходимо срочно записаться на стрижку. Но с таким планом работ даже сдохнуть мне было бы некогда.

После меня ждет привычный путь в аэропорт, только сегодня, чтобы не заснуть, я ставлю музыку повеселее и заезжаю на заправку за кофе.

– Вам как всегда? – улыбается милая блондинка, выгибая спину так, чтобы обратил внимание на ее грудь.

– Нет, сегодня двойной.

Все сегодня иначе, через жопу. Ведьма одним появлением принесла хаос в мою жизнь.

Припарковавшись у здания аэропорта, я не спешу – допивая двойной эспрессо, подкуриваю сигарету и разглядываю еще хмурое небо. А когда спустя десять минут захожу в брифинговую, издалека слышу знакомый голос и невольно улыбаюсь. Оглядываю комнату, киваю в знак приветствия девочкам из экипажа и нахожу источник.

– А вот и мой любимы летчик-залетчик! – заливаясь смехом, громко выдает Даня, одетый в форму МЧС.

Мы знакомы с ним много лет – с армии еще. Не виделись несколько месяцев, наверное, пока тот гонял по программе ООН на вертолетах в Африке.

– Не могу сказать о тебе того же, – серьезно отвечаю я ему, а друг толкает в плечо, после чего все-таки жмет мне руку и хлопает по спине.

Этот день становится чуточку лучше. Но не настолько, чтобы промолчать, когда я вижу развалившегося на диване второго пилота.

– Здравствуйте, Е-егор Фердинандович, – заикаясь, произносит тот и вскакивает на ноги, чтобы протянуть ладонь.

– Погоду узнал? – я сразу перехожу к делу, а у него глаза бегают. Недавний стажер спохватывается и на всех парах несется к синоптикам. – Набрали одних идиотов, – рычу я под нос.

– Да не пугай ты народ, – ржет с меня Гончаров, а потом наклоняется ближе, чтобы слышал только я: – Недотрах или клиника уже?

– Заеба… – кашляю, потому что говорю вдруг слишком громко, привлекая внимание, – устал я, Даниил Александрович.

– Так сама судьба, что свела нас здесь, – начинает торжественно, отчего я не сдерживаюсь и смеюсь, – твердит, чтобы мы встретились и, – чуть тише, – надрались в щепки!

– Товарищ командир, – прерывает Анжелика, как указано на именном бейдже, – мы стартового врача прошли, брифинг провели.

– Хорошо, спасибо, сейчас подойду к вам. – Я бросаю взгляд на двух других членов экипажа, парня и девчонку, которые тихо сидят в креслах, будто приготовились к собственной кончине. Меня боятся?

– Ладно, товарищ командир, – ухмыляется Даня, – на связи, мне тоже пора. Вернусь – у нас стрелка забита, и клал я на твой важный график.

Распрощавшись с Гончаровым, я, к счастью, чувствую прилив сил. В моей жизни не так много людей, которые меня заряжают.

А встречи с некоторыми и подавно выжимают все соки.

Вика, работающая на старте врачом, цокает и недовольно качает головой, когда меряет мой пульс после кофе и выкуренных сигарет.

– Вариант моей нормы, красотка. Сама знаешь, – улыбаюсь я так, как нравится ей, но она сегодня тоже не в духе, закатывает глаза.

– Ты меня под плаху подведешь, – злится, но вместо девяноста пяти, которые насчитал сам, пишет семьдесят в журнале, где я расписываюсь о том, что жалоб нет.

– Прости, больше так не буду.

– Ой, иди уже.

Я по-быстрому рассказываю бортпроводникам о сегодняшнем рейсе в Сочи – загрузке, особенностях вроде полета над водой, общего времени. Все на автопилоте. И лишь проехав весь аэродром до нужной стоянки, лишь оказавшись на перроне, я вдыхаю еще влажный после ночного дождя воздух и наконец ощущаю, что меня отпускает. Именно сейчас, в этот момент, стоя напротив самолета, я ощущаю бесценную свободу – от бесконечно тягостных мыслей, предрассудков, проблем. Да, вся моя жизнь в трещинах и сколах за исключением этого самого времени. Потому что здесь я точно знаю, что и кому должен. Здесь появляется смысл, которого в остальное время почти нет.

Глава 4

Аврора

Mary Gu – Ненавижу города

О, момент пробуждения ни с чем не спутать. Я в один миг понимаю, что оно состоялось. Еще один уходит на то, чтобы вспомнить вчерашний вечер и простонать в голос. Боже! Едва пошевелившись, дабы перевернуться на бок, я хочу взвыть от острой боли в висках, но сдерживаюсь и запрещаю самой себе любой намек на жалость.

Правда, все мысли мигом улетучиваются, когда я, сощурившись, приоткрываю глаза. Потому что чертовы часы на прикроватном столикепоказывают шесть утра. Точнее, пять минут седьмого, что означает – я ужасно проспала. Впервые в жизни про-спа-ла!

Где вообще мой телефон и почему не сработал будильник? Я ведь всегда ставлю около десяти сигналов и точно помню, что делала это вчера задолго до алкотрипа.

Ладно, разбираться во всем этом нет времени. Я бегу в душ, на ходу поблагодарив моего внутреннего – хоть и потрепанного – жаворонка, который все-таки заставил меня проснуться, и тут же громко и нецензурно выражаюсь, приложившись ногой о порожек. Ненавижу спешку.

Ненавижу, но все же умещаю утреннюю часовую программу водных процедур в двадцать минут и ровно в половину падаю – именно так, падаю – в корпоративное такси, которое покорно ждет меня во дворе. С влажными волосами и без грамма косметики на лице я крепко зажмуриваю глаза и врезаюсь затылком в подголовник, чтобы выдохнуть хотя бы на минуту.

Виски яростно пульсируют, и вместо нормального приветствия я еле слышно бурчу водителю глухое «здравствуйте». Затем ныряю в сумочку за консилером, хотя секундой позже, взглянув в карманное зеркало, понимаю, что меня спасет только маска Пожирателя смерти.

Бесполезно, но я все же предпринимаю попытку скрыть мешки под глазами, добавив пудры с румянами, а когда лезу за блеском, что затерялся где-то на дне, очень внезапно нахожу мертвый телефон, про который забыла. Полная картина вчерашнего вечера наконец складывается в голове.

– Извините, у вас можно немного зарядить мобильный? Просто чтобы включился, – обращаюсь я к водителю. Тот недовольно морщится, но протягивает мне шнур.

Так и не накрасив обветренные губы, я перевожу пустой и рассредоточенный взгляд в окно, потому что впускаю в мысли Егора. Чего делать было категорически нельзя.

Он всегда действует на меня, как отрава. Как парализующий яд, который убивает медленно и жестоко. Я даже думать начинаю иначе, теряю контроль. С его появлением в моей жизни – таким коротким и, казалось бы, незначительным – весь свет сменяется непроглядной тьмой. Да он сам как тьма, воплощение зла. Ненавижу! Всей душой, которая так истосковалась по нему и болит.

Черт, я чувствую, как подступают слезы, и быстро моргаю – нельзя раскисать. Экран моего телефона очень вовремя загорается приветственным яблоком, и я тотчас тяну к нему руки. Для чего? Убедиться в том, что уже давно поняла. Может, даже и сразу, еще вчера, но, приправленная приличной дозой алкоголя, намеренно позволила всему случиться.

Дрожащими пальцами я открываю смс-уведомления, и да – вижу пропущенные звонки.

Да, я вижу отмененную поездку в такси и снятые за ожидание деньги.

Да, понимаю, что Егор точно не работает водителем и у бара явно кого-то ждал.

Да, не меня. Девушку – я сейчас толком и не вспомню вчерашнюю поездку, но тот визг из динамика еще долго не сумею забыть.

Боже мой.

Зачем тогда села ко мне в машину? – звучит в голове голос Егора.

Стыдно-то как! Почувствовав, как горят щеки, я сползаю по сиденью вниз. Сильно впиваюсь ногтями в ладони, оставляя следы в виде полумесяцев на коже, и прикрываю глаза. А там, за гранью реального, меня уже поджидает его величество мистер Гад со шрамом на загривке, который заработал в уличной драке: его полоснули острым горлышком бутылки, когда он вступился за меня.

И, кстати, он был вчера без очков, неужели операцию сделал? Хотя чему я удивляюсь: если «мерседес» его, то почему он коррекцию зрения сделать не мог?

Отвлекаясь на все эти мелочи, я избегаю главного. Я не могу не признать, что Егор стал еще более красивым, мужественным и при этом совсем чужим. Мне становится очень грустно, потому что прежние чувства накрывают меня с головой, как ни сопротивляюсь. И, чтобы не утонуть в них, я забираюсь очень глубоко на задворки памяти, где хранятся самые болезненные воспоминания, которые режут будто бы наживую.

Щелчок, и я почти чувствую, как пекут содранные коленки и локти – результат побега из дома после двухнедельного заточения. Еще один, и вроде бы даже ощущаю пронизывающий ветер, задувающий в пустые карманы тонкой кофты. Кажется, я даже помню вкус соленых слез и отчаяния, которое съедало меня изнутри, когда, дойдя пешком через весь город, я ждала у его дома, чтобы кто-то вышел поздним вечером из подъезда и впустил меня – у Егора никогда не работал домофон, а звонить соседям я постеснялась.

Все вспоминается так просто, что я удивляюсь, как мне вообще удавалось держать это взаперти. Особенно тот самый миг, разделивший мою жизнь на до и после: когда я постучала в его дверь, а ее открыл не он. Когда сам Егор, пришедший на мои крики, оттолкнул, прогнал меня и пожелал больше не видеть.

– Приехали, – режет звенящую тишину голос водителя, отвлекая от затхлых запахов отделения полиции из воспоминаний.

Глава 5

Аврора

Моя Мишель & Dose – Пташка

Мне плохо. Виски снова простреливает, руки дрожат, в горле застрял ком, потому что… да потому что это Егор! Он действительно стал пилотом и только что посадил самолет в гребаном поле! Несколько часов назад я целовала его в машине, а сейчас он… Что с ним?

Поддавшись слабости, я закрываю дверь в туалет и разблокирую экран, нахожу его имя в списке контактов и некоторое время смотрю на номер, с которого много лет ждала звонка. Стыдно признаться, но даже после всего мне не хватило сил заблокировать или удалить его. Я просто не смогла.

Не ведая, что творю, я нажимаю кнопку вызова, чтобы… что? Он ведь давно мог сменить номер и… Черт! Идет гудок! Один, второй. За ними приходит осознанный шок, и я трусливо отключаюсь. Быстро ставлю режим «не беспокоить» и прячу телефон в карман вместе с позором, чтобы, даже если он…

Ты правда думаешь, что он тебе перезвонит?

Я усмехаюсь собственной глупости и, смочив раскрасневшееся лицо холодной водой, возвращаюсь в каморку, чтобы обсудить с Женей выходки нового гендиректора самыми ласковыми словами. Мне нужно сосредоточиться хоть на чем-то, чтобы до смерти не замучить себя мыслями о Егоре и его возможной участи.

Новости выходят каждый час, и все они об одном. К одиннадцати в чате радиостанции слушатели уже зовут меня голосом «чудесного приземления».

Я благодарю бога, что заранее не планировала на сегодня никаких занятий с учениками в языковой школе и уже скоро буду отдыхать, потому что запас сил и энергии на исходе. Правда, перед долгожданной свободой нас всех в обязательном порядке собирают на незапланированную летучку. По воле Жанны Борисовны сотрудники, у которых сегодня выходной, уже подключаются к нам по видеосвязи, а сама актриса опаздывает на собственный бенефис.

Забившись в угол ближе к двери, я подпираю стену спиной и смотрю очередные видео с места происшествия – если пару часов назад это было необходимо для выпусков, то сейчас я просто не могу остановиться, мне нужна любая информация. Все это – спасенные жизни и распластавшийся в поле самолет – одновременно кажется настоящим чудом и самым жутким кошмаром. Особенно для тех, кто боится летать (как я). Особенно учитывая тот факт, что на борту был Егор. И не просто на борту – за штурвалом!

Женя толкает меня в бок, как раз когда в кадре появляется лицо Егора.

– Улыбаешься так. Нравится герой?

Вот и как он все это подмечает?

– Мы… знакомы, – запинаясь, я пытаюсь оправдать себя.

– Вот и прекрасно! – вместе с хлопком двери и резким порывом ветра в наш разговор вмешивается ненавистный мне голос Жанны Борисовны, с назначением которой моя жизнь стала аду подобна. И почему Вениамин Матвеевич решил вернуться на родину и бросил меня на растерзание этой особы?

– Что прекрасно? – огрызаюсь я, даже не стараясь скрыть недовольство, а Жанна Борисовна видит это и бесится. Уж очень она любит, когда перед ней пресмыкаются.

– Нам нужна любая эксклюзивная информация.

– И при чем здесь я? – спрашиваю уже у ее спины. – У меня выходной, план эфира на понедельник согласован, так что я поеду спать. Если вы не возражаете, – последнее предложение звучит из моих уст с явной издевкой, сама же я встаю и, довольная собой, собираюсь покинуть это сборище.

– Возражаю, – она накаляет обстановку своим заявлением. – На понедельник план эфира изменен. Лазарь возьмет на себя утреннее шоу, – гендиректор кивает в сторону смазливого протеже, который бесит меня едва ли меньше, чем его хозяйка.

– Вы шутите? Это моя программа! Я веду ее два года!

– Кажется, в названии «Good morning show» нет имени Авроры Невской.

Женя осторожно сжимает мою ладонь, и я вынужденно кусаю язык, чтобы не перейти на крик. Жанна Борисовна давит на больное, а я дышу, словно разъяренный бык перед красной тряпкой.

Трижды черт бы ее!

– Я не отдам передачу.

Она не может ее просто забрать, такие решения согласовываются с высшим руководством, а я бы уже знала… ведь знала бы?

– Значит, к понедельнику предоставишь десятиминутный блок об аварийной посадке. Успеешь – проведешь эфир вместе с Лазарем, нет – можешь писать заявление.

Вот же сука!

Махнув затянутым на макушке хвостом, как у коровы, она отворачивается и начинает рассказывать о других изменениях в расписании, а я чувствую на себе взгляды – все ждут моей реакции, которую я глотаю вместе с ненавистью к ней.

– Может, хватит бодаться? – дернув за рукав, Женя шепчет на ухо мне. – Она в любом случае победит, потому что ты под ней. Веди себя осторожнее. Она же спит и видит, чтобы найти повод избавиться от тебя.

– Не дождется! – приглушенно рычу я, пытаясь сложить в голове хоть какой-то план, и заранее осознаю, насколько он безнадежен.

Итак, с Лазарем я разберусь потом – этого тупицу обыграть не так уж сложно, он сам себе яму выроет. Сейчас бы придумать, как успеть записать ролик в короткий срок и без материала.

– Что собираешься делать? – спрашивает Женя, потому что искренне за меня переживает, и я вымученно улыбаюсь ему. Устало выдыхаю и прикрываю глаза, понимая, что придется.

Глава 6

Егор

Юля Паршута – Останешься

А мысли, оказывается, охренеть как материальны. Захотел утром подстричься – теперь будет такая возможность, учитывая, что летать мне до завершения расследования точно не придется. Недели три минимум, и это лишь навскидку.

За почти шесть лет летной работы у меня случались инциденты, но подобного масштаба – никогда. Продираясь через гребаные заросли метра три в высоту, я внимательно осматриваю самолет и фиксирую в голове повреждения без эмоций, которые сейчас неуместны. Все потом. Сейчас важнее задымление в оторванном правом двигателе и растекшееся вокруг самолета топливное пятно – нужно сообщить об этом немедленно.

Я забираюсь по распластанному на земле надувному трапу обратно в салон и хлопаю по плечу парня-бортпроводника, имени которого не помню. Тот приятно удивил меня, что бывает нечасто: пока старшая билась в истерике, начал эвакуацию по моей команде и направил пассажиров подальше от самолета, уложившись в установленное время.

– Ты молодец. Пострадавшие есть?

– Нет вроде бы. Серьезно точно никто не ранен – все ушли своим ходом, живые и здоровые. Так что молодец – это вы.

Я ухмыляюсь дерзкой молодости: пацан-то совсем зеленый, но при этом со стержнем, сильный духом. Надо глянуть бы в задании на полет, как его зовут – таких ребят нужно знать в лицо.

– Ладно, забирай девочек и вперед, мы – за вами. И пересчитайте всех пассажиров, чтобы…

– Принято, – понимает меня с полуслова, – аптечки возьму и пойдем.

Когда спустя минуту парнишка вместе с двумя бортпроводницами скрывается через хвостовые двери в зелени, я замираю в проходе самолета еще на пару мгновений. Смотрю вдаль и с трудом осознаю, что метрах в трехсот начинается дорога, за ней – промышленные сооружения. Всем нам чертовски повезло, и мне в первую очередь. Если бы условия были другими… даже думать об этом не хочу.

Вернувшись в кабину, я сразу же связываюсь с диспетчером – сообщить о том, что жертв нет.

– Все пассажиры и бортпроводники эвакуированы, вы нашли наше местоположение? Мы включили радиомаяк.

– Аварийные службы оповещены и уже на подходе. Укажите ваши точные координаты для минимизации времени поиска, – трещит в наушниках бесстрастный голос.

Мы передаем все данные, собираем документы, а перед тем как покинуть борт, я с грустной тоской глажу перепачканный влажным черноземом фюзеляж самолета, который сослужил отличную службу.

– Т-товарищ командир, – запинаясь, обращается ко мне Олег, а я молча жду продолжения, – нам придется писать объяснительные и… насчет шасси…

– А что с ними?

– Ну мне писать, как было, или…

– Пиши правду. Самописцы все равно вскроют.

Когда мы добираемся до автострады, я не успеваю почувствовать радость от того, что все сто четыре пассажира пребывают в полном здравии, не ранены – за исключением мелких царапин и легких вывихов – и аплодируют нам. Мне не удается даже дух перевести, потому что появляется первая пожарная бригада, за ней – комбайны, которые скашивают поле для удобства работы спасателей. Пассажиров отправляют на автобусах в аэропорт, следом разворачивают оперативный штаб. Моего присутствия требуют одновременно в разных местах, и я готовлюсь разорваться, блть.

Через час или два – я их даже не замечаю – на месте уже работают бесконечные комиссии, группы, транспортная прокуратура и следственный комитет. После прибытия важных лиц с корочками, все сливается в одно большое пятно. Я не обращаю внимания на свою рассеченную бровь, пока кто-то из медперсонала не настаивает на первой помощи и не заклеивает мне лоб. Затем нас всем экипажем грузят в минивэн и везут на освидетельствование.

Ребят, к счастью, несильно мучают, а вот нам с Олегом приходится и в трубочки подышать, и в баночки поссать. Это помимо того, что обоим кровь пускают, лишь бы убедиться, что никто не пьян, не болен и не обдолбан.

Дальше в кабинете начальника по безопасности полетов все члены экипажа пишут объяснительные с пошаговыми действиями во время аварии. Собрав личные данные бортпроводников, их наконец отпускают. Нас же, торжественно отстранив от полетов, ведут на перекрестный допрос.

Полет длился всего девяносто пять секунд, а от него столько проблем!

В душной каморке три на три я сразу стягиваю галстук-удавку и в очередной раз повторяю по настойчивой просьбе все, как было: без сомнительных подробностей и предположений – только голые факты.

Да, через пять секунд после взлета столкнулись с птицами. На бортовом компьютере сработала сигнализация, и левый двигатель отказал.

Да, подали сигнал бедствия и приняли решение вернуться в аэропорт. Я принял – долететь можно было и на одном моторе.

Да, запросили обратный заход и даже получили разрешение от диспетчера, но самолет перестал набирать высоту. Резко упали обороты уже в правом двигателе, перевод на максимальный режим не помог – начался помпаж.

Да, на оценку ситуации у меня ушло три секунды и еще пять, чтобы из-за стремительного снижения самолета принять решение приземлиться прямо в поле.

Да, я – в полном здравии и в своем уме – решил садиться перед собой на фюзеляж без шасси. Да, это был мой осознанный выбор, несмотря на инструкции, которыми я пренебрег – по документам посадка вне аэродрома должна осуществляться с выпущенными стойками.

Глава 7

Аврора

Юля Паршута – Останешься

Егор перезванивает утром, будит меня в воскресенье в шесть, мать его, утра! Правда, если скажу, что не рада его звонку, совру – сонная улыбка рвет щеки, я даже чувствую их натяжение. Загоревшееся имя на экране отбрасывает в прошлое, где я была счастлива просыпаться с мыслью о Егоре, но, быстро восстановив в голове хронологию событий последних дней, я перестаю улыбаться и принимаю вызов. Как раз когда тот сбрасывают.

Черт!

Я заставляю себя сесть на кровати, несколько раз откашливаюсь и делаю зарядку для губ, как будто на работе и готовлюсь к эфиру. Выждав контрольные пять минут – на большее меня не хватает – и искусав все пальцы, я перезваниваю. И в ожидании ответа вздрагиваю от каждого гудка, который неприятно бьет по ушам.

– Здравствуй, – произношу я первое, что приходит в голову, и тут же кривлюсь. Наверное, звучит слишком официально после того, как я пила с горла шампанское в его машине.

– У меня мало времени, давай на чистоту, – таким жестким голосом можно подавиться, – что тебе нужно?

От каждого сказанного слова я сильнее стискиваю зубы, потому что хорошо знаю этот его тон: Егор всегда говорит требовательно и нетерпеливо, когда того что-то сильно раздражает. И сейчас, по всей видимости, его раздражаю я.

Самое интересное, что этот факт меня не расстраивает. Напротив, мне нравится, что я вызываю у господина Стали хоть какие-то чувства. Нет ничего страшнее его равнодушия, которое я сполна ощутила на себе.

– Ты меня слышишь? Аврора?

Мое имя гулко звучащим голосом запускает в груди легкие вибрации, а те медленно утекают (именно «у-уте-ека-ают», как в песне Мумий Тролля) вниз. Привет, утреннее возбуждение, давно не виделись, кстати.

– Что? Да. – Я пытаюсь сбросить наваждение и вернуться к серьезному разговору. На кону вообще-то моя карьера. – Ты был прав, да, мне нужен материал. Любой материал по аварийной посадке в поле.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не могу говорить об этом с прессой до конца расследования.

– Я не какая-то пресса, – огрызаюсь ему.

– Ты поняла, о чем я.

С Егором никогда не прокатывали эти женские штучки – ни заигрывания, ни обиды, он всегда оставался холоден к моим слезам и оперировал фактами с причинно-следственными связями. Но, возможно, и я тогда была слишком юна и неопытна. За эти годы я все же успела и замуж сходить, и научиться кое-чему.

– Ты можешь что-нибудь придумать. – С моей стороны это не вопрос, а утверждение.

С его – усмешка. Это ведь хороший знак?

– Если захочу, – говорит приглушенным голосом, а затем, точно знаю, выдыхает сигаретный дым. Мое бурное воображение доносит этот запах через чертов динамик.

Я никогда не курила, даже не пробовала, и я не любила, когда это делали другие, но – парадокс – обожала наблюдать за тем, как курит Егор. Пожалуй, в эти минуты я могла бы писать с него картины, если бы, конечно, умела рисовать. С сигаретой во рту или между пальцев он казался мне особенно порочным и задумчиво сексуальным. Настоящей загадкой, которую я так и не сумела разгадать.

– Если захочешь, – повторяю и подтверждаю его слова, понимая, что моя судьба снова в его руках. Разница лишь в том, что на этот раз я не буду умолять.

Затянувшееся молчание сжирает всю мою уверенность и непоколебимость. Я кусаю губы в кровь – чувствую металлический привкус. Уже открываю рот, чтобы извиниться и забыть этот диалог, как страшный сон, но Егор меня опережает.

– Приезжай в аэропорт через полтора часа. Ждать не буду.

В смысле? Какой аэропорт?

– Но мне завтра на работу.

В аэропорт ехать минут сорок, если не больше.

– Ночью вернешься обратно.

И конечно спросить я ничего не успеваю – ни что вообще с собой взять, ни где мне его искать, потому что Егор вешает трубку.

Господи, как же сильно он меня бесит! И как я терпела его закидоны раньше?

Через один час и десять минут я стою в зале аэропорта с небольшой дорожной сумкой, с которой обычно езжу в командировки, и – на всякий случай – с загранпаспортом в документах. Мечтая о банановом капучино вместо всего этого, я гляжу на яркие лампы, покачивающиеся под потолком, и пытаюсь понять одно – почему я здесь?

Ну, наверное, в первую очередь, потому что мне важна моя работа. Мой путь на радио был долгим и довольно тернистым, но я не жалею ни о чем ни на один миг.

Я бросила мехмат на третьем курсе, имея в отцах профессора математики – смело, да? Скорее, конечно, безрассудно, учитывая, что я неплохо соображала в точных науках, но на тот момент просто физически ненавидела то, что происходило в моей жизни. Это был мой протест против всего, в том числе против строгого отца и вечных запретов. К его ужасу и позору всей семьи, я осталась с неоконченным высшим, но уже через год неплохо зарабатывала репетиторством английского и испанского языков, которые хорошо знала с детства – тут тоже без родителей не обошлось.

Я гордилась собой впервые после расставания с Егором и выздоровления, но моему отцу было глубоко плевать на это – он по-прежнему не разговаривал со мной, объявив мне бойкот. Что касалось моей мамы, она всегда была очень хорошей, да почти идеальной женой и конечно же не имела собственного мнения. Она всегда повторяла слова отца, будто не знала других, всегда оставалась на его стороне и никогда – на моей, поэтому у меня не было союзников.

Глава 8

Аврора

Мне, наверное, лучше прикрыть рот, чтобы не выдать эмоций, но тот просто не слушается. Лишь помотав головой, я прихожу в себя, быстро встаю ровно – втягиваю живот, расправляю плечи и вздергиваю подбородок. Уже когда Егор подходит совсем близко, я демонстративно вскидываю бровь, заметив у него в руках только портплед и небольшой стильный рюкзак под кожу. А у меня с собой даже сменное белье – не спрашивайте зачем.

– И зачем я здесь? – подхватив его манеру говорить без вежливого обмена приветствиями, интересуюсь я.

– Составишь мне компанию на одном увлекательном мероприятии, – говорит он расплывчато и толкает к стойке бизнес-класса в обход очереди простых смертных с билетами в эконом.

Мне бы, может, и стало некомфортно под их прожигающими взглядами, если бы я наконец не осознала, что Егор совершенно точно не шутил и мы в аэропорту не просто так. Речь идет о реальном полете.

Я отрицала эту мысль, пока собиралась к нему, отрицала и по дороге сюда, а потом меня отвлекали философские размышления о прошлом. Я была до последнего уверена, что мы никуда не полетим – ну что за глупость? Думала, у него просто есть повод встретиться со мной именно здесь, а сумку на всякий случай взяла.

Глядя на Егора сейчас и чувствуя подступающую истерику, я из последних сил надеюсь, что, может, с ним мне будет проще пережить этот ужас. Потому что один-единственный раз, когда я летала по работе в Санкт-Петербург, у меня случилась паническая атака, из-за которой нас с Женей – звукооператором – чуть не высадили из самолета. Наверное, не нужно говорить, что обратно я возвращалась почти двое суток на поезде.

Не люблю сама себе ставить диагнозы, но, скорее всего, я жуткий аэрофоб. И это подтверждает ком в горле, который, разрастаясь, перекрывает дыхание, когда Егор просит у меня паспорт.

Черт!

Прячу глаза – они уже на мокром месте, роюсь в сумке с минуту и дрожащими руками передаю ему документы. Мне нечем дышать. Я оттягиваю ворот блузки и только сейчас слышу его спор с представителем авиакомпании и девушкой за стойкой.

– Но мест нет, у нас и так перепродажа, – лепечет та, потупив невинные глазки. – Экипаж полетел самой ранней Москвой, там еще были варианты, а здесь…

Неужели мои молитвы услышаны? Все, я готова ехать домой!

– Ну тогда я пойду, – бормочу под нос.

Я не собираюсь ждать, мне уже пора, а с эфиром что-нибудь придумаю. Если понадобится, напишу заявление Жанне Борисовне, как она и мечтает, у нас ведь не единственная станция в городе, в конце-то концов?

Уже разворачиваюсь на пятках, когда Егор хватает и удерживает меня за запястье. Чертов лев, вцепившийся в загривок… кого они там едят? Антилоп? Неважно, я не могу пошевелиться.

– Не мне вас учить, как оформляются билеты, когда очень нужно кого-то отправить. Сам генеральный пожелал, чтобы я летел, значит, вы найдете места нам обоим, – говорит он с нажимом, и я уже вижу, как прогибаются перед ним люди.

Он всегда получал то, чего хотел.

Проходит минута, которую я отсчитываю по секундам. Я успокаиваю нервы тем, что ничего попросту не выйдет – мне не сумеют найти билет. Ну не в багажник же они меня посадят?

– В бизнес-классе есть неподтвержденная регистрация, – тихо шепчет девушка, после чего представитель уходит куда-то с нашими паспортами и телефоном, зажатым между ухом и плечом.

– Меня можно уже отпустить, – не своим от испуга голосом пищу я.

Егор смотрит на меня, затем на мою руку и наконец высвобождает ее.

После я еще долго отрицаю происходящее – когда мы проходим досмотр и останавливаемся у гейта к вылету, когда Егор предлагает кофе и бросает меня на несколько минут одну, а за стеклом взлетают и садятся самолеты.

Я отрицаю все, пока мы не начинаем спускаться по рукаву прямо в пасть к этому монстру с крыльями.

Егор идет впереди, а я смотрю ему в спину, чтобы не видеть, как под ногами ходуном ходит пол. Нет, я точно схожу с ума. Коленки дрожат. Я жмусь к стеночке и пытаюсь поспевать за ним, но потом вижу проход в самолет и… боже, нет.

– Егор, я, кажется, забыла в аэропорту…

– Что? – рявкает он. – Паспорта у меня. Что-то важное?

– Д-да… телефон, кажется.

Он, не останавливаясь, продолжает продвигаться вместе с толпой и достает свой мобильный, а в следующий миг уже у меня из кармана начинает петь на разрыв солист «Imagine Dragons». Черт!

– Видимо, телефон нашелся.

Если бы Егор еще покрутил у виска или закатил глаза, было бы более эффектно.

Он отворачивается, а я, не сдержавшись, кривляю умника и тут же замечаю его ухмылку в отражении окошка на двери телетрапа – он все видел, черт возьми.

Но мне почти все равно, я по-прежнему до невозможного сильно боюсь.

Как с Егором заигрывает стюардесса на входе – мне плевать. Как я падаю в кресло бизнес-класса, прижав сумку к груди, – тоже. Зато звук, с которым закрывают двери, и голос командира, говорящего в салон о том, что мы летим во Внуково, – вот это я уже помню и осознаю.

Глава 9

Аврора

Elvira T – Об лед

Мне горько. Вместе с тем я ощущаю соль на губах с тонким привкусом дыма и сладости – хорошо знакомое чувство, как и в тот день, когда Егор дал понять, что я ему больше не нужна.

Худший день в моей жизни.

В девятнадцать лет со своей безусловной любовью я даже мысли не допускала, что Егор сумеет отказаться от меня, но он смог. Встал в ряд с теми, кто с самого начала не верил в нас: с моими родителями, окружающими его девушками и друзьями, которые, не скрывая, смеялись надо мной, когда я провожала их Стального в армию, а после ждала еще целый год.

Егор вернулся, но легче не стало – бесконечные подколы в компании, завал с моей учебой и на его работах, вечная нехватка денег и совсем не стальные нервы. Но мне казалось, мы справлялись. Егор же посчитал иначе. Он затрахался – так он сам сказал – тянуть нас и решил, что без меня ему будет проще. А сообщил об этом самым дурацким способом – по смс.

Неужели я не заслужила большего?

Я была наивной и не верила, что можно так легко все бросить. Я пришла к нему домой, несмотря на запреты родителей, хотела убедиться, что это какая-то шутка, розыгрыш, что он врет – меня устроила бы любая причина. А убедилась только в том, что все сообщения были правдой, когда обнаружила на пороге его квартиры вместо будущего пилота, который днями и ночами готовился к поступлению в летное училище, девушку – одну из тех, кто вечно крутился рядом.

Ее лицо я не забуду никогда, оно будто отпечаталось на сетчатке глаза – я даже сейчас с легкостью ее опишу. Она была – и это самое отвратительное – в его футболке. В той самой, которую, оставаясь ночевать на съемной квартире с дырявыми окнами, вечно таскала я. В той самой с небольшим розовым пятном на груди от красного вина, что пролила именно я.

Я была маленькой и не придумала ничего лучше, чем устроить скандал – такой, который не хотела бы повторять никогда. Я рыдала взахлеб, кричала ужасные вещи и пыталась целовать Егора, будто желала ему что-то доказать, но он лишь отталкивал меня и просил – нет, требовал – вернуться домой.

Помню, как он с силой оторвал от себя мои руки, оставляя на запястьях следы, как оттолкнул – я врезалась в противоположную стену, как бросил жестокое и ледяное «уходи», но меня даже это не остановило. Я полностью обезумела.

Я еще долго и громко колотила в дверь, а потом разбила камнем его окно и тихо плакала на лавочке под подъездом, замерзая с приходом ночи. Соседи вызвали полицию, но Егор больше не вышел ко мне – ни когда меня пытались успокоить, ни когда требовали заткнуться, ни когда прибывшие сотрудники усадили меня, уже замученную и обессиленную, в машину и отвезли в дежурную часть.

Потом было много всего, особенно проблем. Было непросто собирать по крупицам гордость и возводить вокруг разбитого сердца стены, тем более когда организм наотрез отказался принимать пищу и довел себя до истощения. Было сложно, но я все поняла.

Я больше ни разу не побеспокоила Егора.

Чего я не понимаю теперь, так это почему он мучает мои губы, выворачивая наизнанку душу и заставляя переживать самые темные кошмары снова, а я сама, вместо того чтобы оттолкнуть, подаюсь навстречу и позволяю его языку проникнуть в мой рот, чтобы целовать, целовать, целовать…

Вместе с возбуждением от его посасывающих движений и зубов на моей нижней губе приходит холодная трезвость, которая с размаху лепит пощечину. Я отталкиваю Егора от себя, чтобы вздохнуть – кислород полезен для работы мозга. Толкаю его в грудь, хотя легче было бы, наверное, крейсер сдвинуть.

Губы Егора красные, и на них моя слюна. Глаза блестят, зрачки расширены – кажется, съели всю радужку. Волосы чуть взлохмачены так, что кудри падают на лоб. Я боготворю и ненавижу эту картину, потому что, уверена, не сотру ее из памяти без заклинания забвения.

Егор что-то говорит, но я не разберу – в ушах шумит, долбит давление.

– Что?

– Мы взлетели и все еще живы.

Что?

Когда мысль простреливает висок, я тянусь к окну и, приподняв шторку, вижу бескрайнее голубое небо. Мы взлетели? Да мы, черт возьми, летим! Боги, из груди через горло вырывается то ли всхлип, то ли вскрик.

– Анют, принеси нам шампанского, – я слышу насмешку в голосе Егора, когда тот обращается к стюардессе, и вновь оборачиваюсь к нему. Он кажется мне еще красивее и мужественнее в свете того, что мы живы. И почему я сразу не заметила свежий шов у него над бровью?

– Больно? – спрашиваю невпопад.

Он в ответ мне хмурится, будто не понимает, а я очень осторожно касаюсь кончиками пальцев его лба и аккуратно провожу над ранкой. Какое мне шампанское? Я и без того будто пьяная. Это все страх в бурной смеси с адреналином – они поджаривают мозги. А еще страсть к жизни и осознание того, что я жива – ну хотя бы на полтора часа горизонтального полета.

У меня по-прежнему слезятся глаза, горят щеки и дрожат руки, но я чувствую себя гораздо лучше, почти хорошо. Я чувствую себя полной жизни, а вот Егор, напротив, кажется мне каменным изваянием. Даже сейчас, когда, трогая его кожу, я получаю мелкие разряды тока, он ничем не выдает эмоций. Он будто бы обладает окклюменцией, помните эту штуку из Гарри Поттера? Когда твои мысли и чувства спрятаны за стенами, бесконечно высокими стенами, и никто другой не может добраться до них.

Глава 10

Аврора

Леша Свик – Плакала

– А если его нет? Времени? – Я делаю нервный глоток, и напиток едва не застревает в горле. Откашливаюсь и неопределенно машу в сторону иллюминатора. – С этой стальной громадиной, которая летает на какой-то магии, в любой момент может произойти что угодно. Кому, как не тебе, знать.

И будто бы в подтверждение моих слов, мы начинает резко падать!

– Воздушная яма, – спокойно комментирует Егор через пару секунд, а я спешу убрать руку на колено, потому что вместо кожаной обивки вцепилась в его предплечье.

– Да это кратер какой-то, а не яма, – бурчу под нос, отдаю пустой бокал стюардессе и проверяю, все ли в порядке за окном, кроме заваленного горизонта.

Еще бы я понимала что-то.

Далее следует объявление о начале обслуживания, и экипаж выкатывает тележку с напитками в салон. Как раз в этот момент я снова слышу два пугающих сигнала. Что это значит? Мне кажется или пахнет горелым? Я резко поднимаю глаза на Егора, к которому подходит Анюта и что-то шепчет на ухо.

Черт возьми, что происходит?

– Мы падаем?

– Нет, по мне всего лишь соскучились друзья. Ты справишься без меня пять минут? Я зайду в кабину поздороваться, – он окидывает меня странным взглядом, – и обязательно проконтролирую, чтобы все показатели были в норме.

Да он издевается! Я вижу это по расслабленной линии челюсти и закравшейся ухмылке в уголках его губ.

– Конечно справлюсь!

А когда Егор покидает кресло, прикрываю глаза и начинаю отсчет.

Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Девяноста пять, девяноста шесть…

Люди каждый день летают, и ничего.

Сто восемьдесят один, сто восемьдесят два…

Егор вон в поле сел – и живой. С ним я в безопасности.

Двести девяносто восемь, двести девяносто девять…

Черт, да где он?

Я встаю, потому что больше не могу сидеть на месте. Ну, если честно, сначала дергаюсь вперед и заваливаюсь обратно, так как пристегнута ремнем безопасности (а после не меньше минуты пытаюсь понять, как из этой удавки вырваться). Затем я спешу в направлении уборной, откуда выходили люди, и, заперев за собой дверь, тяжело дышу. Ничего не трогаю – замираю перед зеркалом. Выгляжу, если честно, ужасно: зрачки, как у наркомана со стажем, ярко-красные щеки, еще и поросячий нос – это, конечно, к делу не относится, но тем не менее факт. Ненавижу свой нос.

Запах химии раздражает ноздри. На вид чисто, но я представляю, сколько здесь микробов. Салфеткой опускаю стульчак, чтобы тот не смущал меня, и тщательно мою руки с мылом. И как в этой коробке метр на метр можно заниматься сексом? Фу.

Мои мысли прерывает внезапный толчок, который бросает меня к раковине – а потом еще один, и еще. Случайно нажав на кран, я хватаюсь за пластиковую ручку вместе с тем, как включается табло, требующее вернуться на место. Но как тут можно сдвинуться вообще?

Елейный голос стюардессы – видимо, Анюты – сообщает, что нет повода для беспокойства, что самолет проходит зону турбулентности, но как здесь не паниковать?

Мы падаем, падаем, падаем. Я это нутром чувствую!

Вжимаюсь в стену, стискиваю пальцы сильнее, прикрываю глаза и молюсь.

Я никогда не была набожной. Пару лет назад, помню, проходила при церкви специальные курсы, чтобы стать крестной для дочери родной сестры Ромы. Вы только не подумайте, что его родственники очень любили меня, так сложилось лишь потому, что накануне крестин все разругались между собой в пух и прах. В общем, тогда я выучила несколько молитв и даже Библию прочла. В связи с чем, кстати, у меня осталось много вопросов. Например, как продолжился род человеческий после Каина и Авеля, если из женщин в запасе имелась только Ева, или зачем Бог попросил Авраама убить своего сына – разве безусловная любовь требует доказательств?

Еще больше этих отдельных моментов меня удивил батюшка, который на одной из таких лекций, заявил, что греховные желания – это норма, и в пример привел его влечение ко мне. Поэтому, думаю, понятно, что я несколько скептично отношусь ко всей этой высшей силе, но сейчас, несмотря ни на что, я молюсь, молюсь и молюсь…

– Рори, – о, этот звук!

У меня галлюцинации, не иначе. Так меня звал только Егор, когда был особо нежен со мной. Или я умерла и попала в рай? Потому что я уже почти согласна…

– Рори, – настойчивее.

А затем меня трясут за плечи. Я ощущаю прохладные ладони на своих раскаленных щеках и распахиваю глаза.

– Ты решила вступить в клуб десятитысячников?

– Что?

Егор здесь, мы вдвоем в закрытом пространстве. Места совсем нет, он возвышается надо мной, поглощая несчастные метры. Его запах перебивает любой другой, и я забываю, что еще минуту назад собиралась разбиться.

Воздуха не хватает, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, чтобы не коснуться его грудью. Он так близко, что я ощущаю его дыхание на губах.

Глава 11

Аврора

NЮ – 18

Спустя пару минут я, посвежевшая и с дежурной улыбкой, с которой обычно веду утренние эфиры, выхожу из уборной, чтобы застать Егора за милой беседой с Анютой. Интересно, а форма стюардесс специально так сшита, что вот-вот треснет, или стоит написать анонимную жалобу руководству этого прекрасного создания?

Мерзкая особа эта Анна – я вижу на ее лице сплошное притворство. Хотя обо мне, кажется, она думает примерно то же самое.

Егор ей кивает, а затем, бегло оглядев меня, отступает с прохода и пропускает вперед.

– Все хорошо? – спрашивает, когда мы возвращаемся на места. – Если бы я знал, что ты так боишься летать, не звал бы.

– Ничего, все в порядке. Это все ради работы.

Мягкая линия его бровей тут же ломается, и лицо Егора сразу становится грубее.

– Конечно, работа, – впрочем, как и голос.

До начала снижения я успеваю выпить еще один бокал шампанского, а когда самолет заходит на посадку, снова прикрываю глаза и изо всех сил стараюсь глубоко и ровно дышать. Только вся гребаная медитация летит к черту, потому что Егор накрывает мою руку своей. Я смотрю на него, а он делает вид, что не замечает.

– Скажи, ты в Бога веришь? – спрашиваю его после очередной серии пугающих до дрожи сигналов и толчков.

– Есть такая шутка, что на падающем самолете нет атеистов, – отвечает он, и снова не на мой вопрос.

К моему страху, мы еще около получаса кружим над аэропортом из-за загруженности воздушного пространства, как сообщает командир в салон твердым и спокойным голосом. Их этому в летных школах учат? Жаль, что это не работает, потому как даже после полета я ощущаю себя будто в тумане – бреду через зал, заплетаясь в ногах, не вижу куда. Я не слышу, как Егор зовет меня, поэтому он хватает мой локоть и просто направляет в нужную сторону. Что-то бурчит про то, что мы не успеем закинуть вещи, потом говорит с кем-то по телефону, а выйдя на улицу, усаживает вместе с собой на заднее сиденье такси.

Наверное, только спустя полчаса пути, когда перед глазами мелькает берег реки и красивые церковные шпили, я перестаю быть пустой оболочкой и понимаю, что я в Москве. Тут же прилипаю к окну, потому что дальше Южного я, кроме моря и Питера, никуда толком и не ездила. А сейчас я в столице, где, кстати сказать, живет Нелли, которая каждый месяц зовет меня в гости.

– Все, дальше не проеду, – слышу я водителя, остановившегося перед шлагбаумом.

– И на том спасибо. Выходим.

Что? Я на инстинктах хватаю сумку и следую за Егором, а затем ежусь от холода под пронзительным порывом ветра – здесь явно прохладнее, чем на юге, но я об этом, конечно, не подумала.

Зато белье взяла с собой.

Я ненавижу мой внутренний голос.

Задираю голову и сразу узнаю это место – это же телебашня! Что мы здесь делаем? Ответа я, как всегда, не получаю, зато уже через пару минут Егор толкает меня к контрольно-пропускному пункту, где, сообщив фамилию, показывает паспорт, а меня называет своим «плюс один».

Я его плюс один. На центральном телевидении России. Боже мой.

Внутри, едва мы заходим, я теряюсь от гула, движения, спешки и толпы. Здесь снуют люди с бесчисленным количеством оборудования, камер, перед которыми я всегда теряюсь. Радио – это другое, там меня никто не видит, а вот перед объективом у меня немеет язык.

После одного звонка Егора встречает женщина, затянутая в строгий костюм и с целой кипой бумаг в руках. Она повторяет, что ему пора спешить к гримеру, потому что церемония награждения начнется через полчаса. Затем к нам приближается несколько человек в летной форме, которые улыбаются Егору и приветствуют его.

В этой суматохе все забывают про меня.

– Вы сможете проводить девушку в зрительный зал? – обращается он к женщине, указав в мою сторону. – Я сам найду дорогу.

– Мы ему все покажем! – наперебой галдят девушки в форме, пока парни лишь молча кивают.

Я уже ненавижу стюардесс, кому они вообще могут нравиться?

– Без проблем, но нужен временный пропуск, – сообщает та, что всеми командует.

– У меня не…

– Вы подавали заявку?

– Я н-не… – заикаюсь, как пятиклассница.

– Вы же сумеете что-то придумать? Мне сказали, вы можете все. – О, я вижу, как Сталь включает свой фирменный шарм.

И три, два, один…

– Конечно, – соглашается женщина и оценивающе смотрит на меня. – Подождите пару минут, я вернусь и подскажу, где вам оставить вещи и… все остальное.

Я нервно сглатываю.

Что-то происходит. Все расходятся в разные стороны по разным делам и, возможно, местам, а я все еще перевариваю информацию и пытаюсь понять, как оказалась здесь, на какой-то закрытой церемонии, куда попасть даже мечтать не смела.

– Егор! – я зову его вслух по имени, по-моему, впервые с нашей встречи у клуба.

Он останавливается, как-то услышав меня в этом невообразимом шуме, и выжидающе смотрит. Парни говорят, что подождут его на лестнице, уводят девушек, тогда Егор возвращается на несколько шагов ко мне и молчит.

Глава 12

Аврора

Я не люблю громкие фразы, но, кажется, это был самый лучший день в моей жизни. Потому что после подробного интервью на центральном телевидении с включенными телемостами мы оказались в Кремле! Я даже на Красной площади ни разу не была, а тут сразу Кремлевский дворец, где под прицелом камер в торжественной обстановке, зачитав указ президента о награждении, Егору и всему экипажу вручили Золотые Звезды Героев России. Еще и сам председатель правительства!

Не представляю, как Егору удалось везде протащить меня за собой, но я была рада такой возможности, как ничему и никогда. Уверена, это будет самый лучший репортаж в моей карьере, и пусть Жанна Борисовна удавится! Завтра рано утром запишем и склеим выпуск с Женей перед эфиром – уже договорилась, он в предвкушении, как и я.

После всех мероприятий я жду Егора на улице и рассматриваю людей, фотографирующихся на фоне храма Василия Блаженного. Может, тоже селфи сделать? Одергиваю себя в страхе, что командир Сталь увидит и засмеет – а он может. Представляю, как здесь красиво, когда стемнеет. Видела в интернете картинки с Центральным универмагом в огнях – волшебно. Если бы у меня было хоть пару часов прогуляться, я бы с удовольствием! Но я мало представляю нас с Егором на вечернем променаде. К тому же он не называл точного времени обратного вылета. Эх…

Чтобы отвлечься и не загрустить, я набираю Нелли, которая как раз обитает в Москве. Та очень негодует, что я не сообщила заранее о приезде – если бы я еще сама знала! Жалуется, что по пробкам ко мне только часа через три доедет, но после вдруг сообщает, что собралась лететь в Южный на свадьбу к двоюродной сестре. А там и ее отец, скорее всего, будет. Может, увижу их обоих – я так радуюсь!

– Как раз расскажу тебе, почему стоит трижды подумать, прежде чем беременеть, – шутит она на прощание и угрожающе смеется, как будто это фильм ужасов.

Я мало представляю матерью ту бойкую, озабоченную лишь карьерой девчонку, которую я знала, но уверена, она будет хороша в этой роли, как и в любой другой. Есть тип людей, у который все и всегда получается. И еще один такой человек как раз направляется ко мне, устало потирая лоб.

– Поехали, – его хватает только на короткое обращение. Он даже не дожидается моего ответа, просто уходит вперед. Я молча семеню следом, разглядывая широкую спину и то, как перекатываются его мышцы под тонким слоем рубашки.

Егор снял всю авиационную атрибутику – на нем нет погонов и фуражки с кокардой, даже галстука, но при этом он все равно остается командиром. Как у него это выходит? Или это я такая слабая, что ведусь?

У дороги нас ожидает такси – такое же, с каким я перепутала его машину, черный «мерседес». Мы едем в тишине около часа, и я могу наблюдать, как загораются уличные фонари вдоль дороги – фантастическое зрелище. А на самом деле, я делаю все, лишь бы не подглядывать за Егором, который откинул голову назад и сидит с закрытыми глазами весь путь до… гостиницы?

Глядя на сияющую голубую вывеску пятизвездочного отеля, у которого мы паркуемся, я напрягаюсь каждой мышцей в теле. На ресепшене меня пробирает лютый страх, и я все еще не могу выдавить из себя ни слова, когда Егор отдает наши паспорта администратору. Только в лифте решаюсь открыть рот.

– А мой номер где?

Вместо ответа я получаю снисходительный взгляд. Ясно-понятно.

Выйдя следом за Егором на самом верхнем этаже, я замедляю шаг и уже придумываю повод спуститься обратно. Подумаешь, ну подожду его в холле – там очень удобные на вид диваны. Неужели я несколько часов не потерплю?

– Заходишь? – с привычной издевкой в голосе, даже несмотря на явную усталость, спрашивает Егор, и я просто не позволяю себе отступить, как бы сильно ни мечтала сбежать. Не после всего.

Он замирает перед открытой дверью, а я разгоняюсь и, чтобы не дышать с ним одним воздухом, быстро проскальзываю в номер.

– Мне нужно в душ, а потом пойдем поужинаем, – летит мне в спину, пока я ищу хотя бы один укромный уголок в просторном номере, где все как на ладони.

Сбросив обувь, прохожу в противоположную сторону от широкой двуспальной кровати, которая одним видом смущает меня, и бросаю сумку на комод.

– Спасибо, – собравшись с силами, выдавливаю я из себя чуть ли не по слогам, но знаю, что должна это сделать – поблагодарить. И снова слышу смешок.

Да что с ним не так?

– Спасибо на хлеб не намажешь.

Что за избитые, стариковские фразочки?

Я медленно оборачиваюсь и наблюдаю, как товарищ командир вопросительно приподнимает брови, замерев в нахальной позе прямо напротив…

Да что ты пялишься на эту кровать? – Это голос моего подсознания или трусы из сумки визжат?

– Я, кажется, уже говорила, что ты… – начинаю злиться.

– Должен тебе? – Егор кривит нос и губы. – Я ничего и никому не должен, а вот тебе пора забыть детские обиды и жить дальше.

Что? Я теряю дар речи.

Детские обиды? Он назвал мое разбитое и растоптанное в хлам сердце детскими обидами?

Стискиваю зубы и ощущаю боль в скулах. Кажется, даже слезы подступают к глазам, но я ни за что не расплачусь сейчас перед ним.

Глава 13

Аврора

ANNA ASTI – Феникс

Три яростных стука оглушают грохотом, но я все равно выдыхаю с улыбкой. Я довольна как никогда: я за закрытой дверью, в безопасности и хотя бы раз переиграла его.

– Эй, – Егор бешено дергает ручку, – ты надолго?

– Да! – кричу я и совсем не спешу двигаться.

Знаю, что он злится, и мне это нравится. Остановив взгляд на заполненной разноцветными флаконами полочке рядом с джакузи, я даже собираюсь рассмотреть вариант в самом деле расслабиться ненадолго. А когда нахожу на полотенцесушителе халат из материала, похожего на венскую вафлю, и инструкцию, как пользоваться гидромассажем в этом почти-бассейне, решаю пожертвовать прической и принять полноценную ванну – все равно на голове бардак из-за влажной погоды.

Использовав почти все имеющиеся ароматные гели и пену, я набираю горячую воду и роюсь в сумке, которую волшебным образом утащила с собой. Достаю оттуда наушники, простым двукратным стуком по ним включаю музыку и с безумной улыбкой скидываю одежду на пол – божественно. Сквозь ноты знакомой мелодии слышен возмущенный голос и стук, но я не обращаю никакого внимания: с тихим шипением забираюсь в джакузи и напеваю себе под нос заученные слова.

Все хорошо, я в безопасности.

У нас с Ромой был только душ, а в моей нынешней квартире, которую мне дарили родители, вот так не полежишь – нужен ремонт. Поэтому я получаю настоящее удовольствие от процесса и не замечаю, как летит время. Вода уже давно остыла, кожа на пальцах сморщилась, но меня это не останавливает. Я по десятому кругу подряд слушаю песню про феникса и раз за разом со всей душой бормочу такие колючие, зарифмованные фразы. Вообще я редко слушаю русскую музыку, но именно этот сингл на репите и уже затерт до дыр.

– Я согласилась забрать только опыт, но эту боль не оставлю себе*, – только произношу слова куплета, как шестое чувство заставляет распахнуть глаза. Нутром ощущаю вторжение в мое личное пространство.

Пряный цитрус слишком легко проникает в ноздри – злое лицо Егора прямо напротив.

– Довольна? – спрашивает одними губами. Я читаю по ним и лишь после догадываюсь снять наушники.

– Ты совсем охренел? – не стесняясь, задаю встречный вопрос. Сейчас я как никогда полна сил и, хоть и чувствую себя уязвимой, спрятана за броней из обильной пены.

А еще я знаю Егора Сталь. Он, может, с виду и такой грозный, но ничего мне не сделает. Я хорошо помню, как когда-то за городом, на даче у друзей, облила его водой из шланга – тот пищал, как девчонка.

Скрестив руки на груди, чтобы отгородиться сильнее, я дую губы и приподнимаю брови – скорее всего, даже похоже на него, но Егор вместо ответа подходит еще ближе и садится на край ванны. На плечи накинута рубашка, края которой тонут в воде. Его грудь размеренно двигается вверх-вниз, и это зрелище завораживает похлеще прыгающих в костре искр.

– И когда ты превратилась в такую суку? – приглушенно, будто сквозь зубы задает вопрос.

Напряжение растет, но мне все равно.

– Спустя пару лет после того, как ты меня бросил, – звучит хлестко, и я почти горжусь собой.

Егор удивленно хлопает глазами – явно не ожидал, что я подниму эту тему. Да я и сама не ожидала, но мне чертовски нравится его – пусть и секундная – растерянность. Теперь я понимаю, куда давить, чтобы вывести его из зоны комфорта, и ради победы готова на все.

– Не нравится? – провоцирую дальше, нарываюсь.

Это странное чувство – будучи почти без макияжа и без прически, ощущать такую силу и власть. Оно пьянит лучше кислого шампанского из бизнес-класса.

Егор протягивает ладонь и касается моих волос, заправляет прядь за ухо. Я держусь, чтобы не отклониться, не отреагировать, впиваюсь ногтями в предплечья. Должно быть все равно. Должно быть.

– Мне нравилось, когда они были длиннее, – хрипит он низким, будто после секса, голосом, и мои губы непроизвольно распахиваются.

О чем он? Что? Мысли чертовски путаются.

Кто-то в очередной раз не ответил на вопрос, а придумал ответ на свой собственный.

Сообразив, я с размаху бью его по руке и ловлю взгляд, скользнувший по моей груди.

– Мне плевать на твое мнение.

Вранье!

Он нависает надо мной жуткой тенью, как коршун. Его руки от меня по обе стороны, рубашка мокнет сильнее, а я злюсь все больше – на него, на себя, на коварную судьбу, которая заставила меня сесть у бара в тот чертов «мерседес»! Я теряю терпение и дьявольски резко тяну его за манжеты вниз.

Егор Сталь прямо в штанах заваливается в мыльную ванну. На меня!

Его вообще хоть чем-то можно смутить?

Он даже глазом не ведет, в то время как я жалею об этом дурацком порыве ежесекундно. Я сделала хуже только себе: он обжигает выдохом мои губы, и возбуждение простреливает между ног. Это я стону или здесь спрятался полудохлый котенок? Боже, котята, умирающие котята, грейпфруты – нужно думать о чем угодно, кроме…

– Ты тоже раньше нравилась мне больше, – застает врасплох простой фразой.

Глава 14

Аврора

Когда, высушив и даже слегка уложив волосы, я крашу ресницы и выхожу из ванной комнаты, Егора в номере уже нет. И слава богу. В непосредственной близости рядом с кроватью «кинг-сайз» он пугает меня больше, чем Жанна Борисовна, угрожающая выкинуть мое шоу из эфира. Или меня из шоу.

Проведя экстренный сеанс дыхательной йоги, которая ни черта не помогает успокоиться и настроиться на деловой лад, я захожу в лифт и нажимаю кнопку второго этажа, где, судя по указателям, расположен ресторан. У входа меня уже встречает девушка в строгом костюме.

– Вас ожидают? – спрашивает она с вежливой улыбкой.

– Да, мужчина… – отвечаю я и не успеваю продолжить, чтобы описать Егора, как у той загораются глаза. Кажется, она и без меня знает, о ком идет речь – Сталь по-прежнему завораживает девчонок.

Да ты и сама на крючке, – нашептывает голос в моей голове, пока я следую за администратором через весь зал.

На крючке, да не поймана, – зло шепчу я самой себе в ответ.

Егора я замечаю издалека, его сложно не заметить. Он восседает за угловым столом, как на троне, рядом с ним стоит пустая чашка эспрессо и больше ничего. Когда он слышит нас и поднимает глаза, то сразу встает, чтобы помочь мне придвинуть стул – сама галантность. Девчонка, которая оставляет передо мной раскрытое меню, чуть не захлебывается слюной от зависти, а я ничего не могу поделать с собственной злостью: на него, на себя, на нашу случайную встречу и дурацкий номер с громадной кроватью.

Только вот больше всего я бешусь из-за того, что не согласилась тогда уехать из бара с парнем, который в начале вечера пытался оплатить мой счет. Он был симпатичным и вроде бы не похож на маньяка. Я бы переспала с ним, помучилась угрызениями совести, потому как случайные связи не для меня. Поплакала бы из-за Ромы и его малолетки, но зато уже была бы в строю, а не сидела напротив Егора в полном замешательстве и откровенно не понимая, чего хочу больше – перелезть через стол, чтобы впиться в его губы, или воткнуть вилку ему… да куда угодно!

Он ловит мой взгляд у своего рта и бесстыже ухмыляется.

– Я не делал заказ, так что выбирай.

А? Что? Точно, нужно поесть. И будто в продолжение этой мысли раздается протяжный урчащий звук моего желудка, который перебивает даже джазовые мотивы из колонок и от которого я чертовски краснею.

– Пытаешься меня споить? – только бы отвлечь внимание от себя, я киваю на бокалы, куда подошедший официант разливает вино.

У меня нет проблем с алкоголем, но Егор, по всей видимости, думает иначе. Хотя мне вообще-то должно быть по боку, что он там думает, а я все равно, блин, переживаю.

Сталь на контрасте со мной кажется таким потрясающим – взрослым, мужественным и совсем не похожим на того неотесанного дерзкого мальчишку пусть и старше на пять лет, в которого я когда-то была влюблена. Он не Стальной. Сейчас напротив меня сидит самый настоящий командир Егор Сталь, и пора бы эту мысль уже принять. Но это все еще не повод растекаться перед ним ванильной лужей.

– Хочу выпить за скромное спасение твоей блестящей карьеры, – довольно уколов, выдает он и поднимает в воздухе бокал, а у меня аж зубы сводит.

Так вот об этом он думает? Значит, вот что это – только его вечное желание всех на свете спасти?

Я помню пса, которого много лет назад он подобрал, вы́ходил и оставил жить у матери за городом, после того как щенка избили и испачкали в краске. Он назвал его Бо, как Боинг, и это пушистое, словно медведь, существо, оказавшееся породистым Хатико, отплатило ему безграничной любовью.

Так я, получается, тоже Боинг? Этого он от меня ждет? Благодарности?

Становится мерзко на душе, во рту появляется привкус горечи.

Егор недолго ожидает. Не обращая никакого внимания на мою явную реакцию, он делает глоток, а я демонстративно отставляю бокал в сторону.

– Меня не надо спасать, – цежу я сквозь зубы, и наши взгляды скрещиваются, как пушки ковбоев с Дикого Запада, но нам обоим приходится прервать дуэль на пару минут, чтобы заказать еду.

– Почему? – Егор продолжает первым. Он задает, казалось бы, очевидный вопрос с непроницаемым лицом. – Тебе нужна была информация, у меня был для этого ресурс. Сама же сказала – если бы я не захотел, то не сделал этого. Не помог бы тебе.

– Так это процессия по искуплению грехов? – бью прямо в лоб намеками о прошлом.

А что мне еще остается в неравном бою?

– Ты можешь считать это чем угодно, – отвечает он плоско.

Егор спокоен, а я нервно поправляю волосы и чешу запястья.

– Я благодарна тебе, – произношу пафосно как никогда, просто потому что обязана так сказать, – но надеюсь, на этом наше взаимодействие закончится.

И я сама с трудом не кривлюсь от наигранной формальности моей речи. Я правда не знаю, как иначе поставить жирную точку в этой холодной войне.

Которую ты ставить совсем не желаешь.

Для протокола: я искренне ненавижу гнусавый голос моего разума. Его, черт возьми, не проведешь.

Глава 15

Аврора

Charlotte Cardin — Like It Doesn’t Hurt (feat. Husser)

Когда приносят еду, я немного отвлекаюсь, потому что у меня появляется новый повод понервничать. Я делаю вид, что ковыряю салат, даже что-то режу в нем и подношу вилку ко рту, но не ем. У меня всегда так – в стрессе срабатывает какой-то затвор, и кусок не лезет. Тем более горло сводит напротив того, с кого все это началось.

Я не виню Егора, я ведь сама сделала это с собой, но обида меньше не становится.

В детстве я была довольно пухлой. Даже когда мы начали встречаться со Стальным, я комплексовала из-за веса, хотя сейчас, глядя на старые фотографии, я понимаю, что напрасно изводила себя диетами. Стесняться мне было нечего – на снимках я выглядела здоровой и счастливой, с красивыми округлыми щеками и налитой грудью. Не такой, как сейчас, усохшей копией. Только кто бы мне тогда объяснил, что голодание вплоть до обмороков с последующими периодами обжорства, до добра меня не доведут.

После ухода Егора я замкнулась в себе, и мое недомогание приобрело по-настоящему нездоровый оттенок. Мне было очень плохо, и в какой-то момент я отказалась есть совсем. А потом за ночь опустошила холодильник, и меня увезли на скорой. Хотелось бы сказать здесь – конец истории, но это было только началом.

Лечилась я долго и нудно. Оказалось, заново учиться принимать пищу так, чтобы она задерживалась в организме дольше пяти минут, – дело непростое. В моем анамнезе появилось много новых незнакомых слов вроде нервной анорексии и булимии в сочетании с депрессией. Меня лечили капельницами и психотропными препаратами.

Я выкарабкалась, но даже сейчас, спустя много лет при длительном недосыпании и стрессе самая вкусная еда может волшебным образом иметь вкус пластмассы. Иногда у меня пропадает аппетит, иногда наоборот – чувство голода нападет очень внезапно, но я стараюсь держать себя в рамках. Сейчас я уже понимаю, что на кону слишком многое, у меня есть психотерапевт. Срывов не было больше трех лет.

Не было…

– Значит, радио? – Егор вырывает меня из зыбучих песков воспоминаний. Он говорит, с умным видом разрезая стейк, пока я вилкой ловлю по всей тарелке кедровые орешки и подолгу жую каждый из них. – Я так понимаю, для тебя это серьезно, раз ты посвятила этому всю себя.

У нас тут соревнования по красноречию, да? Приподняв вопросительно бровь, я жду продолжения.

– Бросила мехмат, – напоминает он мои же слова, – шантажировала меня.

– Даже не пыталась, – влезаю я с комментариями, которые Егор игнорирует.

– Я слышал твои ночные эфиры. Нужно действительно любить то, что делаешь, чтобы не спать ночами напролет. Уж я понимаю, о чем говорю.

Подождите, что? Он слышал? Мои ночные эфиры? Это же было давным-давно! Я даже застываю с открытым ртом, так меня поражают его слова. И, кажется, на моем лице можно прочесть все вопросы бегущей строкой.

– Я очень часто ездил ночами на работу и обратно. Твои передачи слушать было веселее, чем музыку, от которой клонило в сон.

Боже, он и правда слышал? Я судорожно – и бесполезно – пытаюсь вспомнить, что могла болтать и могла ли говорить что-то о нем. Но меня отвлекает одна-единственная мысль: он слушал. В то время как я избегала его всеми силами, он слушал меня. Я и правда маленькая обиженная девчонка.

Запивая съеденный лист салата, похожий по вкусу на воздух, я молю сладкое вино, чтобы оно быстрее развязало мне язык, а то пока приходится выдавливать из себя каждое слово.

– Ты говорил в интервью, что тебя нельзя назвать героем, хотя все это признали. – Задумавшись, я верчу тонкую ножку бокала между пальцев и пытаюсь найти подсказки в заломе бровей и пристальном взгляде Егора. – Что за ложная скромность?

Какая-то неизвестная эмоция вспыхивает и тотчас гаснет в его глазах. Он кривит губы, будто ему неприятно или даже больно.

– Я просто выполнял свою работу – ни больше, ни меньше, – отвечает твердо, и в его словах ни капли сомнения. – Я сделал, что смог, и не факт, что нельзя было лучше. Уверен, многие на моем месте…

– Ты всех спас, победителей не судят.

– Мне повезло, – упрямо возражает Егор. – Всем нам повезло. Я принял решение, которое противоречит инструкциям – сел вне полосы без шасси. Я вылетел с предупреждением о птицах – хотя о них у нас предупреждают почти каждый раз. Сделай я что-то иначе, и исход был бы другой. Лучший, худший – я не знаю.

– Ты знаешь.

По глазам вижу – он знал.

– Не уверен. Вся эта ситуация – счастливое стечение обстоятельств: поле, влажная после дождя земля, непробитые баки, колодец, который мы удачно проскочили при посадке, и дорога, до которой, к счастью, не дотянули. Убери что-то одно, и все мое, наше геройство полетело бы к чертям собачьим.

Егор говорит очень эмоционально, на повышенных тонах. Я замечаю, как напрягаются и краснеют его скулы, а еще как на него оглядываются девушки, сидящие от нас через пару столиков. Егор и в двадцать кружил всем головы, а сейчас… Сейчас в нем и подавно чувствуется природный стержень. Стальной. Сила – не напускная, настоящая. Твердость и мужество. Этот Егор не одну меня сводит с ума.

– Скромный, опытный, удачливый, привлекательный, – сделав намеренную паузу, усмехаюсь я. – Не знала бы тебя лучше, подумала, что ты идеальный мужчина.

Глава 16

Аврора

В лифте, куда мы заходим вдвоем, очень жарко. Так не должно быть. Я чувствую, как сначала по шее, а потом и спине стекает капля. Между нами не меньше метра, но я будто бы кожей ощущаю Егора, она горит под его темным взглядом.

Я смотрю только перед собой, а Егор смотрит на меня – уверена в этом.

Зачем. Он. Это. Делает?

Что в его голове? Там для меня беспроглядная тьма и ни одного указателя. Одно ясно – для Егора наше прошлое слишком незначительная деталь, чтобы портить возможность приятного времяпровождения в настоящем.

Черт.

Я не владею собой и своими мыслями. Я ведь прекрасно понимаю, что хочу его и он об этом знает.

Что будет, если сейчас все случится?

В номер я захожу первая. Тотчас упираюсь глазами в идеально застеленную кровать и облизываю пересохшие губы. Егор наблюдает за мной, не моргая. Руки в брюки, непробиваемое выражение лица, но на предплечьях – я и не заметила, как он закатал рукава – выступают напряженные вены. Он не так спокоен, как хотел бы казаться.

Чтобы не спасовать, не забиться от тихой истерики в углу, я опираюсь плечом о стену и, потерявшись мыслями где-то в районе его шеи, пытаюсь думать о растяжках на своей груди и бедрах из-за постоянных скачков веса, лишь бы отвлечься, протрезветь. Не от алкоголя – сколько я там выпила, от дурмана. Но даже это не спасает.

Все мысли циклятся на одном – я хочу подойти и поцеловать его. Я не могу отрицать это желание, хоть вслух и не признаюсь. Нервно заправляю пряди за уши – привычка с работы, чтобы волосы не мешали надевать наушники – и чаще дышу.

Егор Сталь официально вызывает тахикардию.

Все его взгляд, чертовски проникновенный, до мурашек. Когда хочет, он смотрит так, будто ты та единственная – всегда это умел. Вокруг могут быть десятки девушек, но кажется, что видит он лишь тебя одну. И это самая сладкая ложь.

Я разуваюсь, потому что ноги устали на каблуках, пусть и невысоких. Прохожу в комнату босиком по прохладной плитке и почти ощущаю блаженство. А Егор пялится, задрав брови к кудрявой челке.

– Есть тапочки, – он кивает в угол, где лежат две нетронутые упаковки с вышивкой отеля.

– Мне и так хорошо, – отвечаю я, пока флешбэки накрывают один за другим.

«Нет ничего сексуальнее девушки в твоей майке и босиком», – доносится его голос из прошлого.

Да, но вот только он не уточнил, что девушка-то может быть любой.

Я отвожу взгляд и прячусь в скорлупе – от защитного панциря не осталось и следа. Да и та трещит, когда я рядом с собой чувствую запах его парфюма – терпкий, пряный, с тонкими вкраплениями цитруса и древесных ноток. Я не оборачиваюсь, не смотрю, держусь из последних сил. Из-за непривычной укладки волосы падают на лицо, щекочут шею и скулы, а Егор так внезапно поправляет их – так же, как это делаю я.

Он. Меня. Касается.

Егор проводит костяшками по оголенному плечу, и мой вздох звучит слишком громко.

Что ты делаешь? – я хочу кричать этот вопрос ему в лицо, но не буду повторяться в который раз, потому что знаю, что не получу нормального ответа.

– Ты красивая, – звучит хриплое в тишине.

– Раньше, по твоим словам, была красивее, – парирую я, сопротивляясь до последнего.

Он качает головой.

– Не перевирай. Не такая строптивая ты была, поэтому…

Егор не заканчивает, но я слишком хорошо помню его слова о том, что раньше я нравилась ему больше.

Проходит секунда или бесконечность – время течет странно, нелинейно в компании Егора, когда я осознаю, что он наклоняется ко мне. Сердце замирает в томительном ожидании, и я знаю, что это произойдет.

Легкий мазок губами по моим, и в груди раздается взрыв. Жар растекается по телу мощной волной, низ живота почти вибрирует от ярких спазмов. Я чувствую язык между моих губ – горячий, влажный – и мгновенно проваливаюсь в самое пекло. Я отвечаю ему. Медленно, почти лениво касаясь, я ощущаю шероховатость губ и яркий аромат запрета, раздирающий ноздри. Такой насыщенный с привкусом сладкого вина.

Егор целует меня, а я ему, черт возьми, отвечаю! Что может быть ужаснее? Прекраснее этого точно ничего не придумаю. Я отвечаю ему – именно так.

Он здесь главный. Его рука ложится, даже врезается в мою шею, сжимает на ней пальцы в кольцо и привлекает ближе к себе. Я совру, если скажу, что мне не нравится. Я в восторге от его силы, власти, доминирования. Мне всегда нравилось это в нем, но сейчас особенно. Он подавляет меня в самом возбуждающем смысле. Подчиняет себе и заставляет забыть обо всем.

Господи, как меня вообще зовут?

Я точно знаю, куда дальше движется этот поцелуй. Мы не катимся, мы просто летим по наклонной. Его губы уже перемещаются на мою шею, а я сжимаю бедра, чтобы унять желание, потому что там все дрожит – даже не просит, требует его. Но вместе с тем без его губ я вспоминаю, как еще час назад или около того тонула в ванной. Ну а раньше – в слезах.

Я не смогу.

Не так.

Глава 17

Аврора

Его глаза завораживают. Сейчас они словно горят темнотой. Без очков ему, конечно, гораздо лучше. Я не сдерживаю улыбки, она получается без хитрости и посторонних мыслей, и тянусь, чтобы поцеловать его в щеку.

– Я рада, что у тебя все получилось, – говорю вроде бы обо всем и о частном, а тот ухмыляется в ответ.

Его рубашка сейчас натянута на груди и при каждом вдохе расходится, оголяя темные волоски. Радужка почти целиком черная, губы блестят. Я остаюсь довольна. И пусть я, возможно, выглядела и похуже, вынырнув из ванны, но наши чувства, уверена, схожи.

Облом – он такой.

– Через полчаса выезжаем, – говорит мне Егор, чуть охрипшим голосом, прежде чем подхватить свой рюкзак и выйти, оставив меня в номере.

Один – один. Именно этим я забиваю голову, чтобы не думать, как самолет набирает высоту.

В целом обратный перелет проходит гораздо лучше. Я почти спокойна. Ну подумаешь, сердце колотит в ребра сто тридцать ударов в минуту. Зато я не кричу, чтобы меня выпустили, не лезу к Егору, я вообще стараюсь не думать о нем. Мы ведь расстанемся совсем скоро и не увидимся больше. Не нужно.

А взлетать ночью вроде бы даже не так страшно. Почти ничего, кроме огней, не видно, я могу представить, что смотрю в звездное небо. Еще и Егор отвлекает дурацкими шуточками – он ведет себя так, будто ничего и не произошло.

А что случилось-то?

Я шлю лесом свой внутренний голос и включаю телефон, чтобы вызвать такси – да, мы приземлились и, представьте себе, живы!

– Я помню, где ты живешь, подвезу. Пошли, – зовет Егор, и я послушно следую за ним, продлевая собственную агонию. Я иду за ним все дальше и дальше от освещенной части аэропорта и пассажирской парковки.

В голове проскакивает мысль, что он собирается где-то здесь, в темном закоулке, закончить начатое в номере (или я мечтаю об этом), но уже скоро я замечаю его «мерседес» и молча сажусь в него. На переднее сиденье – не хочу показывать страх.

Правда, этот путь домой все равно кажется самым тяжелым из всех. Наверное, потому что я хочу есть, спать, а еще секса. И ничего из этого мне не светит, так как холодильник дома пустой, вставать уже через полтора часа, а симпатичному пилоту, который доставляет меня, словно посылку, по указанному адресу, я отказала сама.

– Пришли мне туфли курьером, – говорю Егору, лишь мельком глянув в его сторону и отрезая другие возможности, чтобы вновь пересечься в этом мире.

Хватит с меня.

Может, я выдумываю – в машине темно, а может, он кивает мне, но дома, завалившись на кровать, я даже не успеваю подумать об этом – отключаюсь, просто упав на кровать, в один миг.

Встаю я, как и предсказывала себе, очень сложно. На этот раз даже не пытаюсь спасти внешний вид – концентрируюсь на кофе и заметках, которые я накидала вчера. Пока одеваюсь, прослушиваю официальное интервью Егора на диктофоне и запоминаю интересные детали: пусть награждение и показывали в вечерних новостях, подробного выпуска ни у кого еще нет.

Мы зададим жару.

В студии Женя творит магию, когда склеивает выпуск прямо по ходу записи. Я даже успеваю прослушать его перед утренним шоу и внести небольшие правки, а потом сбросить на согласование Жанне – жабе – Борисовне. А как ее по-другому назвать, если к двенадцати дня она так и не появляется на работе?

После я с трудом уберегаю себя от уголовной статьи во время эфира, потому что смазливое протеже нашего гендира по имени Лазарь, которого навязали мне в соведущие, безбожно тупит, а еще вечно лезет перебивать меня. И это не просто непрофессионально, это вообще за гранью! Я ненавижу этого слизняка, но обещаю себе разобраться с ним позднее. Сейчас я…

– Ты видела? – Женя ловит меня сразу после трехчасового эфира, почти врезавшись на ходу, и начинает тыкать экраном в лицо.

– Что? Подожди, дай хотя бы в уборную сгонять. Иначе будет…

– Читай! – забив на возможность аварийной ситуации, он заставляет меня пробежать глазами по ссылкам с кричащими названиями.

«Герой или убийца?»

«Командир был пьян?»

«Правда глазами очевидцев»

Ничего не пойму.

Я листаю приложенные к статьям фотографии и видео и совсем ничего не понимаю. Какая правда? Какой убийца? Столько вопросов, на которые у желтой прессы имеются свои ответы.

Я перематываю видео с дорожных камер, где автомобиль Егора резко виляет на трассе, переключаю подробный фотоотчет у ночного клуба и магазина, откуда Сталь выходит с бутылкой в руке.

Что за?

– Черт! – шиплю я, так как знаю настоящую правду, но прекрасно понимаю, как это может выглядеть со стороны.

Фейковые новости – хуже вирусов.

Я отвлекаюсь, когда мой телефон начинает звонить в кармане. Достаю и вижу имя Егора – того самого, которого обещала оставить во вчерашнем дне.

– Да? – отвечаю не сразу. Отвечаю я тихо и слегка раздраженно.

– Нам надо встретиться, – не принимающим возражений тоном, заявляет он.

Глава 18

Аврора

Karen Elson – Believe

Я незамедлительно выезжаю по адресу, который называет мне Егор. Не знаю, куда спешу, но аж спотыкаюсь на лестнице и дважды по дороге к такси. Списываю все на разыгравшийся интерес, но голосок внутри так и нашептывает, что я просто фанатично желаю увидеть товарища командира снова.

Ну и пусть.

Удобно усевшись на заднем сиденье и заткнув подальше посторонние мысли, я пытаюсь упорядочить в голове известные мне факты. Это сложно, но я настырно продираюсь к истине, которая, уверена, где-то рядом.

Итак, фотография машины Егора у бара во время предполетного отдыха, где отчетливо видны его номера. В этом он, конечно, сам виноват, нечего было там ошиваться, когда тебе положено спать перед рейсом. И да-да, я знаю, что во мне говорит банальная ревность, но правда ведь на моей стороне, разве нет? Не приехал бы он за своей истеричкой, что, надрываясь, орала ему в динамик, не было бы этого всего.

И ты бы не получила материал, который спас твою задницу.

И ты бы не поцеловала его снова, как мечтала многие годы.

И я бы нормально спала, а не сходила с ума каждую божию минуту! И не ехала бы сейчас непонятно куда и непонятно с какой целью! Меня до дрожи бесит мой внутренний голос – я, хоть убейте, не устану это повторять.

Ладно, что мы имеем дальше? Видео с камер дорожного наблюдения, как все тот же небезызвестный автомобиль резко тормозит посреди дороги в центре города, а потом заворачивает к супермаркету. А оттуда есть уже другая запись, как за пару минут до закрытия Егор выходит из магазина с бутылкой алкоголя. Меня из-за тонированных окон его машины, конечно, не видно, поэтому все кажется… ну, довольно странным, да.

Я знаю, что при желании – или имея определенные знакомства – получить доступ к таким данным несложно, но… кому это понадобилось? Кто так точечно отобрал материал, который бьет по репутации конкретного человека – Егора? Или это заговор против всей авиакомпании? И зачем столько усилий, учитывая, что посадка прошла успешно? В моей голове это все не укладывается. Я будто что-то упускаю.

Если шерстить интернет дальше, то можно увидеть, как черный «мерседес» заносит на пустой дороге влево. Качество записи плохое, но на какую-то секунду на видео мелькает бутылка, а вот меня, перебирающуюся на переднее сиденье, не разобрать совсем. И это нехорошо. Конечно, все притянуто за уши, но для любого жадного до сплетен среднестатистического читателя очень даже складывается в цельную картину событий.

Черт, нужно обо всем поговорить с Егором. Может, у него есть какие-то соображения на этот счет.

На всякий случай я пишу другу, айтишнику, чтобы порылся в деле. Если кто-то сумел достать эти фото и видео, то можно отыскать и другие. Например, хотя бы со мной – они бы отсекли множество вопросов и поставили точку в скандальных обсуждениях. Я даже готова обнародовать свою личность во имя благой цели, потому что чувствую вину. Не должна, наверное, но чувствую. И совсем не потому, что обвиняют близкого мне человека. Скорее, я за справедливость, которой здесь и не пахнет. Егор достаточно пережил и очень немало сделал, чтобы теперь его имя обваляли в грязи какие-то сволочи, которые гонятся за наживой.

Когда мы, преодолев полуденные пробки, наконец останавливаемся у бизнес-центра, Егор встречает меня у входа. Точнее, не встречает – он просто курит в стороне, глубоко задумавшись и глядя куда-то вдаль, пока я медленно выхожу из машины и направляюсь к нему, изо всех сил оттягивая момент встречи.

Страх подбирается по спине прямо к горлу. Шаги становятся неуверенными, пальцы дрожат, отчего приходится спрятать руки в карманы. Я не должна быть здесь, я не хочу, я себе обещала, но…

Ты хочешь, не лги.

– Здравствуй, – произношу я тише, чем обычно звучит мой голос, будто в надежде, что Егор меня не услышит.

И он в то же мгновение оборачивается ко мне, на полном ходу врезаясь синим взглядом. Он пристально рассматривает меня и даже не скрывает этого, но я ведь тоже замечаю отросшую щетину на его обычно гладких скулах, залегшие тени под глазами и резко обозначившуюся морщинку между бровей, которая не исчезает, даже когда он вроде бы перестает хмуриться. Удовлетворив любопытство или что бы то ни было, Егор кивает мне, а затем бросает такое же негромкое «пошли».

И опять дурацкий лифт, в котором нечем дышать, опять тонкий запах специй и цитруса, что преследует меня, опять его белые рубашки, обтягивающие торс. Сейчас, именно в эту секунду, мысль о том, что я бы забыла Егора Сталь, просто приняв такое решение, кажется мне откровенно смешной.

«Просто» уже не получится.

Но я сумею. Точка.

– Может, ты объяснишь в двух словах, что меня ждет и зачем я понадобилась? – говорю, когда створки лифта расходятся на шестнадцатом этаже. – Ситуацию в целом я понимаю.

Я стойко выдерживаю его взгляд, в котором замечаю явное удивление. Неужели он думал, я приеду неподготовленная? Но ухмылка, следом проскользнувшая в уголках его губ, говорит, что он знал – я справляюсь.

– Ситуация слегка вышла из-под контроля, – сдержанно отвечает мне, и я понимаю, что он очень преуменьшает масштаб проблем, если вызвал меня. – Может понадобиться твоя помощь.

Глава 19

Аврора

Garrett Nash – i hate you, i love you (feat. Olivia O'Brien)

Я уже вылетаю из кабинета, когда слышу, как Егора просят задержаться. Ему говорят что-то про разбор полетов и прокуратуру, но мне неинтересно. По памяти добежав до лифта, я бесконечно часто жму кнопку вызова, но тот тащится с самого низа с постоянными остановками. Так чертовски медленно!

Слишком медленно.

Позади раздаются шаги, и я легко догадываюсь, кто стоит за спиной.

Возникает острое желание сказать Егору какую-нибудь гадость или хотя бы колкость – за все то, что я тут по его вине пережила, но меня отвлекает звук входящего сообщения. Я замечаю на экране имя того самого компьютерного друга, который пишет очень странные вещи, на которые я отвлекаюсь.

По его словам, ситуация подозрительная: снимки и видео с камер явно подтерты. Нет ни одного доказательства моего присутствия на временном участке, где я сидела впереди рядом с Егором. Как будто меня и не было с ним.

Что вообще происходит?

Я даже не сразу понимаю, что Егор обращается ко мне, настойчиво повторяя мое имя.

– А? – переспрашиваю я, а лифт-то уже остановился на первом, и Егор ждет меня за его пределами.

– Я подвезу, – выдает он привычную фразу.

И мне бы отказаться, сепарироваться от него, да вызвать, черт возьми, такси! Но я послушно следую за Егором, как будто иначе нельзя.

Правда, даже сидя в его «мерседесе», я не могу успокоить жужжащий рой мыслей в своей голове. Происходящее не дает мне покоя. Я не могу перестать думать и чувствую напряжение Егора.

– А у тебя нет идей, кто бы так усердствовал, чтобы подставить тебя? – интересуюсь я у него.

Ну, мало ли.

Он же медлит с ответом, будто бы в самом деле перебирает варианты.

– У меня… нет.

– Ты что, – вдруг догадываюсь, – тоже считаешь, что я замешана?

Да как он…

– Нет, – обрывает этот виток мыслей, – не считаю. Я считаю, что должен был соблюдать предполетный отдых, вместо того чтобы изображать рыцаря в сияющих доспехах. Ну, или трезвого водителя.

Я прыскаю.

– Тебя никто не принуждал. Ты вообще мог высадить меня прямо там, у бара.

Егор поворачивается ко мне на светофоре.

– Знаю.

– И рыцарь, кстати, из тебя так себе, – не могу сдержаться я, чтобы не добавить.

– Ага.

Меня до колик раздражает его это «ага».

– Ну что?

– Ничего.

– Да говори ты уже! – требую я, потому что меня бесит дурацкая недосказанность.

– Ничего, сказал же!

Егор как раз заворачивает ко мне во двор, когда я вспыхиваю синим пламенем. Этот его стальной тон слишком похож на тот, что из прошлого. Но я больше не позволю ему так со мной разговаривать.

– Если тебе есть что сказать мне, то самое время! – почти кричу я, отстегивая ремень и разворачиваясь к нему всем корпусом. – Вместо того чтобы «агакать», можно открыть рот и нормально поговорить, как обычно это делают взрослые люди!

– О чем? – следом взрывается он. Неужто сталь достигла температуры плавления? – О том, что ты ходячая катастрофа? О том, что каждый раз портишь мне жизнь?

Да что он…

Ладонь врезается в его колючую щеку еще до того, как я успеваю подумать, что делаю. Я, конечно, против физического насилия и лучше бы, наверное, не стоило мне распускать руки, но я сейчас не буду об жалеть об этом. Не перед ним. Он не посмеет обвинять меня во всех смертных грехах. Я не навязывала ему свое общество. Я виновата во всем происходящем не больше, чем он.

Пылающий синий взгляд прожигает мою кожу – в тех местах, я уверена, она даже плавится. Мои пальцы пекут. Его щека стремительно краснеет.

– Пошел ты, – рычу я под нос и выскакиваю из машины прежде, чем Егор хотя бы чем-то ответит.

Ничего не хочу. Знать его не хочу. Думать о нем – тем более!

– Да постой же ты! – догоняет меня злой голос уже где-то совсем рядом, и меня резко разворачивают на сто восемьдесят градусов.

Егор. Прямо к себе. Я не успеваю дойти до подъезда каких-то два шага.

– Отвали от меня! Я помогу, раз пообещала, но больше мешать твоей распрекрасной жизни не буду! – выплевываю ему в лицо, а он все равно меня не отпускает. Вцепился щупальцами в запястье и держит.

– Ты мешаешь мне жить одним своим существованием, – произносит он почти грубо, но приглушенно, опустив огромную пятерню на мою шею, точно удавку, и приблизив так, чтобы я слышала.

И что это должно значить? Лишь один из нас выживет?

Яркие при дневном свете глаза Егора оказываются прямо напротив моих. Я стою так близко к нему, что вдыхаю его раздражение и делюсь своей ненавистью. А после нас, точно магниты, намертво притягивает друг к другу – губы врезаются почти на взлетной скорости.