Станция "Самосуд"

Предисловие

Они жили в странное время. Ни вражды, ни дружбы, все такое смутное и непонятное. Громким словом «война» было названо несколько серьезных стычек между людьми и колдунами. Этого оказалось достаточно, чтобы последние поняли — с ранее беззащитными людьми придется считаться. Развитие науки и техники шагало семимильными шагами, быстро превратив мечи и луки в ружья и револьверы, кареты сменялись шумными автомобилями, медицина перестала базироваться на бабке-шептунье и подорожнике. Само собой, не одномоментно. Просто колдовская аристократия поняла это только после всаженных в нее пуль. Бойни продолжались в течении года и завершились мирным договором на условиях компромисса.

С той поры прошло больше десяти лет. Шаткий мир со скрипом продолжал существовать. На бумагах все было красиво. В законах — красивыми словами желанное равноправие, запрет дискриминации. В городах и селах красивые цифры о смешанном населении. По радио — красиво вещают о совместных достижениях. Только в головах все было не очень красиво. Сложно за каких-то несколько лет перейти с «второсортных» и «тиранов» к «братству». Но на бумагах-то все замечательно!

В этом мире они не должны были встретиться. Две девицы. Одна из семьи мечтающих об аристократизме колдунов. Вторая — дочь учителя и инженера. Слишком разные в головах были предрассудки. И, словно в насмешку, их свели воля случая и собственная нелюдимость.

Ранняя весна. Даже в этом маленьком городке при старинной магической академии почти везде растаял снег. Рида, девчонка тринадцати лет, бодро шлепала по грязным лужам. Еще полчаса назад она сидела в тепле дома и лениво препиралась с младшим братом, начитавшимся каких-то местных сказок. А теперь вынуждена переться на старое кладбище за городом, чтоб утереть нос наглому мальчишке, посмевшему обозвать ее трусихой на ее вполне резонное нежелание идти проверять эти сказки. Весенняя прохлада отрезвляла, но вернуться назад не позволяла какая-то особо мерзкая форма гордости. А спустя несколько пройденных резных надгробий и статуй домой, в общем-то, возвращаться перехотелось.

Место вовсе не казалось страшным и гнетущим. Скорее наоборот. Оно дарило своеобразное чувство умиротворения. Тишина, спокойствие, прозрачный холодный воздух. Вокруг ни души. Лишь произведения искусных кузнецов и скульпторов. Она замедлилась, с интересом разглядывая их работы. В какой-то момент разум тихонько шепнул, что тишина уже давно не абсолютная — ее бессовестно разрезала чуть рваная мелодия. Стараясь ступать настолько бесшумно, насколько это было возможно, она двинулась в сторону звука. Впереди, на полуразрушенной бетонной скамье сидела девочка в темно-синем пальто, похожем на суконное платье. Из-под шапки виднеются волнистые светлые волосы, отдающие в рыжину. Тонкая, бледная рука ловко орудует черным смычком по струнам упершейся в каменную дорожку виолончели. Лицо сосредоточено, чуть поджаты губы. Пальцы второй руки с трудом зажимают струны.

— Почему ты играешь здесь?

Девочка вздрогнула и исподлобья глянула на нежданную собеседницу. Низкий рост, цветастая курточка, аляповатый вязаный шарф и бежевая меховая шапка, из-под которой неопрятно торчат влажные от пота короткие темные пряди.

Рида смотрела прямо на незнакомку и не отводила глаз. Живой интерес и ничего более.

— Мертвецы не задают глупых вопросов, — фыркнула она в ответ, откладывая смычок в сторону.

— Оу, — протянула Рида, — очень остро! Было бы еще умно…

Ее одарили раздраженным взглядом.

— Ты мешаешь мне заниматься.

Смычок ударил по струнам, извлекая глухой и особенно громкий в кладбищенской тишине звук. Явно отказываясь чувствовать себя незваной гостьей, Рида поморщилась и подошла ближе, разве что не подсаживаясь.

— А ты не отвечаешь на мой вопрос, — она безразлично пожала плечами. — Ни один человек в здравом уме не попрется просто так в холодину на заброшенное кладбище. Тем более — для занятий музыкой.

— Только что ты назвала себя ненормальной, — беззлобно усмехнулась девочка.

— Ну… — голова в бежевой шапке чуть склонилась к плечу, — мне тринадцать. Бабушка говорит, что все тринадцатилетки странные.

— Вот как? Это все меняет!

— И все же, почему ты тут? — она села рядом и наклонилась вперед, заглядывая в серые глаза собеседницы. — Ни в специальной школе, ни дома… а тут.

Юная виолончелистка отвела глаза, пробубнив «Это не твое дело!». Но должной реакции не последовало: на нее все так же испытывающе смотрели.

— Это сложно, — холодно отозвалась она.

— Ну, с утра я была достаточна умна, чтобы понимать человеческую речь, — насмешливо улыбалась Рида.

— Я просто хотела побыть одна.

— Попроще местечко не пробовала найти? Парк там, заброшка… — музыкантка бросила на нее испепеляющий взгляд.

Девочка примирительно подняла руки и замолчала, но уходить не собиралась. Она просто сидела и болтала ногами, как ни в чем не бывало. Будто не она сейчас выпытывала у незнакомого человека детали личной жизни. Она будто излучала спокойствие. Которого никогда не было в жизни юной виолончелистки. Слишком искренняя, слишком открытая… Незаметно для себя она и сама начала открываться:

— Надоело, что родители трясутся надо мной, как над дорогой хрустальной вазой, — тихо говорила она. Собеседница не реагировала, хотя было видно, что она слушает. — Я не маленький ребенок. Но они никогда не слушают. Самое дорогое и самое безмолвное, — ее голос затихал еще больше. — Когда они уже поймут, что я — не их билет в счастливую жизнь… — слова перебивались едва сдерживаемыми слезами. — Что мной нельзя просто распоряжаться, как захочется! — неожиданно громко произнесла она и тут же осеклась.

— Прости, что? — неловкая улыбка.

— Н… нет, ничего… Не обращай внимания…

Рида резко поднялась и сделала несколько шагов вперед, остановилась и через плечо посмотрела на смущенную девочку.

— Знаешь, ты красиво играешь, — задумчиво сказала она и хитро улыбнулась. — Я у бабушки в ссылке еще надолго и завтра приду сюда. Хочешь одиночества — придется поискать другое место! Но если тебе нужен кто-то, кто тебя выслушает, приходи после полудня, — под удивленный взгляд маленькой колдуньи она направилась прочь. Однако в последний момент обернулась, чтобы небрежно бросить: — Кстати, мое имя Рида!

Шаг первый: Вызов

Двенадцать лет спустя. Рейнхарм, дом Вильи Бренан.

— Тяни сильнее!

— Да куда сильнее? Еще чуть-чуть и у тебя ребра треснут! — сдувая темные пряди с собственного лица, Рида из-за всех сил тянула ленты, упершись коленом в поясницу подруги. — На кого вообще рассчитан этот чертов корсет? Он, что, на китовом усе?!

— Да, — прохрипела и без того стройная колдунья, чуть ли не на коленях стоя возле старого диванчика. — У меня других нет. Так что заткнись и тяни!

В зал из-за шторы заглянул высокий молодой парень — при полном параде и с чемоданом. Темные глаза оценивающе окинули представшую картину, и загорелое лицо тут же скривилось в отчаянно уставшем выражении.

— Дирижабль через двадцать минут отходит, так-то, — выдохнул он. — Вы можете пошустрее собираться?

— Собранные мы, собранные, — почти прорычала Рида. — Последние штрихи… И вообще, Дори, — она особенно выделила имя, зная, как брат не любит это сокращение, — или помоги, или не мешай, — парень только открыл рот, чтобы что-то ответить, но девушка продолжила: — Хотя, лучше иди вперед. Попросишь подождать пару минут, если что.

— О да! Весь мир вас бросился ждать, — саркастично протянул Дориан, скрестив руки на груди.

Рида повернула к нему голову, на мгновение отпустив ленты, и, четко разделяя слова, проговорила:

— Подождут, не переломятся. Я от них чертежи двигателя месяц ждала!

— Сумки сами унесете?

— Да-да, иди уже, не стой над душой, — пробубнила она, с болью глядя на шнуровку. — С бабушкой попрощайся!

Уже не слушая ответа, Рида вновь потянула за ленты, извлекая из многострадальной тушки Илинеи еще пару хрипящих звуков.

— Иль, может, сообщим твоей матери, что корсет давно перестал быть орудием пыток? Серьезно, я слышу, как твои легкие рыдают.

— Удачи в переговорах, — фыркнула она в ответ. — Значит так, я сейчас выдохну, а ты тяни так, будто болты свои затягиваешь. Готова? — Рида кивнула. — Раз, два, три!

Раздался треск ткани. «Качественный дельвийский корсет» разошелся по швам, а следом за ним разошлась менее качественная нервная система Риды. Вдохнув поглубже, под отрешенный взгляд подруги она швырнула уже бесполезный элемент гардероба в сторону окна и подошла к комоду. Широкий, кожаный корсаж полетел уже в сторону пытающейся отдышаться блондинки.

— С этим сама управишься, — довольно улыбнулась Рида и вышла из зала.

В итоге «длительные сборы» резко закончились, и девушки быстро зашагали по улице, стремясь нагнать набравшего порядочную скорость Дориана. Они неслись мимо аккуратных домиков одной из центральных улиц. Впереди уже показалась станция, однако, Дориан, похоже, уже был внутри. За низким, отделанным металлом строением виднелся белоснежный корпус дирижабля, готовящегося к отбытию. Небольшая группа горожан потихоньку исчезала в темноте станции, проходя на посадку. У дверей дежурила парочка вооруженных людей в форме и выборочно осматривала багаж пассажиров, а иногда лениво подпинывала задерживающихся в дверях.

— Опоздаем, опоздаем… больше ныл, — усмехнулась Рида, прибавляя ход.

— Скажешь ему это, когда на места сядем. Сейчас реально без нас отправятся, — Илинея нервно тряхнула головой.

Раздался свист, оповещающий об отбытии. Девушки переглянулись, закинули сумки на плечо и помчались, крича что-то невразумительное работникам станции и размахивая свободными руками. Сотрудники бездействовали. Лишь легкая насмешка касалась их лиц. Однако дирижабль не спешил взмыть в воздух: на станции было какое-то странное копошение. Довольные заминкой девицы припустили еще сильнее, несмотря на сбившееся дыхание, и были уже у самых дверей. Когда раздался взрыв.

Вспышка пламени, и поднявшееся за ним облако дыма. Невыносимый грохот закладывал уши. Взрывная волна выбила стекла в окнах, кого-то зацепило осколком, выводя из транса. Пламя быстро охватывало прорезиненный корпус. Откинутые на землю девушки невидяще смотрели на поднимающийся столб дыма. Шок сменялся паникой. Кричащие и бьющиеся в истерике люди, маги, отчаянно пытающиеся сообразить хоть какую-то защиту. Первыми в себя пришли сотрудники и стали, как на учениях, быстро и методично уводить со станции всех уцелевших. Кто-то пытался связаться с пожарной частью.

С диким воплем из окна вывалился контролер, тут же начавший кататься по земле, пытаясь сбить пламя. Где-то вдали слышался вой сирены. Люди из ближайших домов высыпали на улицы, лихорадочно глядя то на станцию, то друг на друга, в надежде, что кто-нибудь что-то сделает. Из толпы вылетела женщина и вырвала из рук сотрудника мальчика лет десяти. И внезапно над хаосом разнесся нечеловеческий крик:

— Дориан!!!

Сумки полетели на землю. Единым движением Рида подскочила на ноги и, схватив какую-то тряпку, ломанулась внутрь. Однако сотрудник станции резко схватил ее за руку и оттянул на себя:

— Совсем мозги растеряла?!

Девушка бросила на него затравленный взгляд и крикнула ему в лицо:

— Там мой брат! — она вырвала свою руку из захвата мужчины и, тихо выплюнув: — Отойди, придурок! — проскочила между людьми.

— В здании еще остались люди! — крикнул охранник нескольким коллегам, отгонявшим людей от станции.

— Мы же всех вытащили!

— Дура одна забежала!

Илинея зацепилась за его рукав и встала с земли. Решительный взгляд. Она выставила руки вперед и, не обращая внимания на протесты, начала читать заклинание.

— Ты хочешь, чтоб она точно задохнулась?!

Она опустила руки и повернулась к охраннику, едва сдерживая слезы.

Треск перекладин, готовых обрушиться в любую секунду. Снаружи доносится ругань Илинеи, которая требовала или что-то предпринять, или отойти и не мешать. Ни черта не видно! От дыма слезятся глаза и першит в горле, и даже повязанная на лицо тряпка почти не помогает. Маневрируя между скамьями, Рида прорывалась к дирижаблю сквозь пылающий ад, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. Кислорода стало катастрофически не хватать.

Шаг второй: Место преступления

Утро следующего дня. Рейнхарм. Академия магических искусств им. Л.Тариони

Так и не попавшую на конференцию Илинею загрузили занятиями буквально через день. Вымотавшаяся после пяти лекций к ряду, она кое-как доползла до кафедры, чтобы наконец-то передохнуть и нормально поесть. Мертвым грузом она упала в кресло за своим столом и тяжко вздохнула на все помещение. Кто-то из молодых преподавателей сочувственно посмотрел на коллегу. Пусть физически она не пострадала, но бедняжка пережила такое потрясение! Можно же было дать ей пару дней, чтоб отойти! И все в этом духе буквально витало в воздухе, стоило кому-нибудь посмотреть на девушку. Никто не хотел бы видеть себя даже на ее месте, не говоря о местах поближе. И если раньше никто особо не обратил бы внимания, то сейчас, когда «авария» случилась чуть ли не под самым боком, событие в той или иной мере прочувствовали все. Прочувствовали и мерзенько перешептывались, обрывая разговор при виде профессора Девраиль. Впрочем, раздражающей силы такого «сочувствия и понимания» хватило где-то до третьей лекции, после которой девушка была способна сосредоточиться только на одной вещи, которой стала работа. А сейчас возможность прислушиваться к окружению и вовсе канула в лету.

Лишь после плотного обеда девушка стала замечать – чего-то явно не хватает. Она несколько недоумевающе обвела кафедру взглядом. Задумчиво выдохнула и поманила рукой зарывшегося в бумажках лаборанта-старшекурсника — уж что она твердо знала, «старшаки» всегда были в курсе всего, иной раз опережая по осведомленности преподавателей и охранников. Особенно, если дело касалось слухов.

— Да, профессор? Что-то случилось? — молодой рыжий парнишка подошел к ее столу и чуть наклонился.

— Я тут уже несколько часов и никто не пытается целенаправленно испоганить мне настроение… — задумчиво проговорила Илинея. — Где Чарльз? Его с самого утра не видно, даже скучно как-то стало.

Лаборант оглянулся на мило беседующих преподавателей, бросил взволнованный взгляд на дверь и недоверчиво глянул на девушку.

— Вы разве не знаете? Вы же должны были вместе лететь на конференцию.

Лицо Илинеи мгновенно посерьезнело. Весь год она выбивала у администрации академии разрешение на участие в этой конференции, однако про других участников от их учреждения ничего не слышала.

— Он… — медленно начала, отчаянно боясь подтверждения своих опасений, девушка. Взгляд глаза в глаза.

— Попал в эпицентр, — тихо ответил студент, — его с трудом опознали. Боюсь, это все, что мне известно.

— Ясно.

Между ними повисло тяжелое, напряженное молчание.

— Можно, я пойду? Еще работы много… — неловко промямлил парень, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, да, иди, конечно, — голос прозвучал отстраненно.

Чарльз никогда ей не нравился. Склочный характер, отталкивающая внешность, отвратительное подобострастие к вышестоящим. И тысяча и одна колкость к новеньким в коллективе. А к девушке старый секретарь ректора прицепился особенно сильно, превратив «плевание ядом» друг в друга в ежедневный ритуал. Однако, несмотря на сильнейшую взаимную неприязнь, смерти она ему не желала. Тем более такой смерти. По телу пробежались неприятные мурашки. Будто в комнате разом стало холоднее. Резко захотелось встать и умчаться подальше. Ни домой, ни к родителям, ни даже к бабуле Бренан, а как можно дальше от этого городка. О смерти можно красиво рассуждать, расписывать и шутить, но когда она проходит рядом с тобой, становится не до философии.

Девушка бросила нервный взгляд на изящную коробочку часов, прекрасно понимая, что в этом нет смысла. До практикумов еще почти два часа. Домой она попадет уже после заката. Еще это дурацкое расследование! А ведь сама же и предложила… Впрочем, это нужно, как минимум, Риде. Просто, чтобы ничего не найти и успокоиться. Почему-то случайность и бесконтрольность происшествия нервировала куда меньше.

Весь день прошел, как на иголках. И если обычно девушка про такие дни думала «Прошел, и замечательно!», то сейчас дела обстояли иначе. Возвращение в крошечную квартиру, из тех, что выделяла академия преподавателям, на причины беспокойства никак не повлияло. Словно в трансе Илинея сбросила сумку на пол, не разуваясь, прошла к кровати и рухнула лицом в подушку. Из головы не шла новость о смерти коллеги. Больше, потому что девушка стала прислушиваться к разговорам, в которых хоть как-то упоминался Чарльз. Ни коим образом она не винила себя, но подсознание больно кусалось, говоря, что все это неспроста. Нечто, что напрочь выбивалось. Не соответствовало. Что-то в обстоятельствах его смерти не давало ей покоя.

Из сумки на девушку сиротливо смотрели тетради с результатами практических работ, которые еще предстояло проверить. А с учетом договоренности с Ридой, сделать это стоило сегодня, чтобы освободить весь следующий день под скандалы, интриги и теории заговоров. Мысли о работе отрезвляли. Раздался заглушенный подушкой полувздох-полустон, и, полежав еще минут десять в надежде, что подушка ее задушит и ничего делать не придется, Илинея поднялась с кровати.

— Что ж, посмотрим, насколько далеко я ушла от старших курсов, — криво улыбнулась она, предвкушая часы нудной и монотонной работы.

А в доме бабули Бренан с самого утра кипела жизнь. Преимущественно, из-за Дориана. Из-за травм парень не мог передвигаться от слова совсем. Не высыпающаяся уже вторую ночь подряд Рида чуть заторможено шла с кухни с подносом еды и невольно радовалась, что руки брата особо не пострадали. Она поставила поднос на журнальный столик с кованными ножками и замерла, глядя в одну точку на стену, на время потеряв связь с реальностью. Дориан бросил на поднос, стоящий слишком далеко, полный тоски взгляд. Громкий, обреченный вздох. Девушка вздрогнула. Нервно повернулась к брату лицом и подошла ближе, схватив под плечи и медленно подтягивая к спинке кушетки. Парень зашипел от боли. Прозвучали невнятные извинения, и ему на колени аккуратно поставили желанный поднос с завтраком. Рида устало шлепнулась на диван. А ведь сейчас только утро. Все же стоило ему душевно вправить мозги и заставить остаться в больнице! Вилья, конечно, всячески порывалась помочь внукам, однако «взрослые лбы», как они про себя отзывались, не хотели лишний раз напрягать старушку.