Статус: свободен

Глава 1

ЭЛИНА

Чужой город. Чужие улицы. Чужие дома. Даже квартира чужая.

Сев перед ноутбуком и поставив рядом на стол чашечку ароматного зелёного чая с жасмином, я открыла браузер и в строке поисковой системы напечатала: «Конно-спортивные клубы города N».

– Мама, что ты делаешь? – спросила дочь, подбежав ко мне с любимой мягкой игрушкой в руках.

– Мы с тобой тут совсем одни, Мариша, поэтому надо заводить друзей. Да? Как ты считаешь? – наклонившись к ней, я поцеловала её в макушку.

– Ага. Я так скучаю по лошадкам, – опустив глаза, с досадой сказала она.

– Так вот я сейчас как раз ищу конюшню, в которую мы смогли бы ходить как можно чаще, – улыбнулась я дочери, потрепав её пушистые волосы.

– Ой, круто! – подпрыгнула она от радости. – Значит, мы скоро вернёмся к той же жизни, что и раньше?

– Обязательно! Вот, смотри, – я повернула к ней экран и показала красочные картинки с изображением холёных лошадей, – как тебе этот конно-спортивный клуб?

– Красивые лошади. А он далеко?

– Нет. И я уже прочитала отзывы. Везде пишут, что это лучший клуб в городе.

– И мы туда будем ходить на занятия? И просто в гости? – ещё больше обрадовалась Маришка.

– Ну, разумеется, будем. Если нам понравится, – подмигнула я довольной дочери.

И действительно, первое впечатление было именно таким. Чистый, опрятный холл с красивым кафелем на полу и бревенчатыми стенами внутри. Уютное кафе с террасой в маленьком саду и внутренними окнами, выходящими на корд в большом и светлом крытом манеже для тренировок верховой ездой. Ухоженная территория в два гектара, на которой расположены мангальные зоны, беседки для отдыха, открытые корды с мягким и чистым песочным грунтом. Коротко постриженный зелёный газон, пение птиц, цветущие палисадники с красными, жёлтыми и белыми розами, небольшой фонтан, журчащий в тишине среди яблонь, вишни и сирени. Всё это создавало ощущение внезапного попадания в сказочную страну, из которой не хочется возвращаться в обыденную реальность.

– Добрый день, – ко мне подошла миловидная девушка, волосы которой были заплетены в красивую длинную косу, – вы у нас впервые?

– Да. Мы хотели бы взять пробные уроки верховой езды, – ответила я, всё ещё разглядывая обстановку вокруг.

– Ага. Понятно. А у вас есть навыки? – внимательно приглядываясь ко мне, уточнила она.

– Кое-какие имеются. Понимаете, мы совсем недавно переехали в ваш город, и поэтому только знакомимся с конными клубами. Но нам хотелось бы найти тот, в которой будем чувствовать себя как дома.

– Вам повезло, – улыбнулась девушка. – Вы нашли то самое место. Уверена, вам понравится у нас. Чувствуйте себя как дома, а пока давайте я вам всё покажу. – И Катя – так звали инструктора по верховой езде – энергично зашагала вперёд, зазывая нас вслед за собой.

Мы последовали за ней, но вдруг мой взгляд упёрся в высокого, примерно в сто восемьдесят сантиметров или чуть выше, мужчину, довольно смуглого, с тёмными, как смола, шевелюрой, выглядывающими из-под бейсболки симпатичными, я бы даже сказала красивыми, чертами лица. Он стройный и чем-то невероятно притягательный. На нём был надет добротный спортивный костюм, подчёркивающий слаженность его фигуры, на ногах – ридинги, или высокие кожаные сапоги для верховой езды, а на его ладони обтягивали чёрные митенки, застёгивающиеся на запястьях рук, на одной из которых блестели мужские часы. Он спокойным и доброжелательным, но при этом строгим и требовательным голосом давал указания рабочим, не забывая обойти и посмотреть каждый денник с лошадью.

– Коля, этих двух – Агата и Стэна – надо заново подковать. Они послезавтра уезжают на соревнования, – показывая рукой на рядом расположенные денники, скомандовал он. – А Стэллу сегодня не угощать подкормом: она вчера двойную дозу съела по чьей-то халатности, – немного сурово продолжил он.

Шаг за шагом мужчина подходил всё ближе к нам, то потрепав за ухо одного коня, то погладив гриву другому, то похлопав по мощной жилистой шее третьего. Заметив меня, он выдержанно поздоровался, а затем улыбнулся, отслеживая глазами траекторию моего движения.

Когда все владения были осмотрены, нам предложили сесть верхом на одну из лошадей.

– Тань! – крикнула Катя через всё крыло конюшни. – Запряги Боню! На ней поедут.

– Девушка, – обратилась я к ней, – а можно мне верхом вон на том жеребце? – и показала на блестящего и бьющего копытом коня насыщенного шоколадного оттенка со звёздочкой на лбу.

– На Крокусе? – с сомнением спросила она. – Ну, я даже не знаю… Это надо у….

– Можно, – совсем рядом послышался мягкий и приятный мужской голос. – Только под моим контролем. Хорошо?

Я обернулась и увидела рядом того самого молодого человека, который недавно привлёк моё внимание.

– Станислав, – мужчина протянул мне руку в знак знакомства.

– Очень приятно. Элина, – любезно ответила ему и улыбнулась.

– Выводите Крокуса, – чётко произнёс мой новый знакомый. – А Вы, Элина, наденьте шлем. Чистые косынки лежат в контейнерах рядом с амуницией, – любезно обратился ко мне Станислав. – Вашей девочке я бы посоветовал сесть на Яшу. Это наш пони. Он очень спокойный и ласковый. Не забудьте угостить его сахаром из вашей коробки.

– Спасибо, Станислав, – добрым взглядом поблагодарила я его. – Тогда я готовлюсь и жду вас.

Катя поджала губы, но выполнила данное ей указание.

Отведённое для езды время Станислав следил за моим удобством, комфортном и безопасностью. Он наблюдал за мной, не скрывая своего интереса.

– А когда вы впервые сели в седло? – спросил он, помогая слезть с коня.

– Это было двенадцать лет назад. Мне тогда исполнилось двадцать лет, и я вместе со своим двоюродным братом ездила на конную прогулку по берегу моря. Это произвело на меня неизгладимое впечатление, а точнее, сами животные. С тех пор я уже не могу прожить без этого и недели! Хочется ощущать специфический запах лошади... Мне кажется, у них замечательный натуральный парфюм. Такого не встретишь больше ни у одного животного.

Глава 2

СТАС

Я всегда был любимым сыном родителей, так как ни братьев, ни сестёр у меня не было. Мама моя, Нина Николаевна, работала ветеринарным врачом на советском коневодческом предприятии. В капиталистические времена оно обанкротилось, и его выкупил один предприниматель, у которого уже было несколько подобных конюшен на территории европейской части России. Мама так и работала всю свою жизнь на этой конюшне, она любила животных, а в особенности лошадей, что и передалось мне по нашим с ней общим генам.

Мой отец, Андрей Георгиевич, был простым слесарем на заводе. В его окружении не ценили собственное здоровье, любили посидеть в компании за кружкой пива или, того хуже, чекушкой водки или самогона, из-за чего отец часто выпивал со своими коллегами после очередной смены.

Мама души не чаяла в своей работе и находила отдушину именно в ней, каждый раз брав меня с собой, как только я приходил домой со школы. Когда я подрос, то уже сам отправлялся на конюшню, даже не удосужившись занести домой ранец и переодеться в более простую и удобную одежду. Мать не успевала стирать школьные брюки и рубашки, а также чистить мою обувь, ведь по возвращении домой всё, что было на мне надето, полностью покрывалось пылью от опилок, налипшей стружкой сена или вообще запачкано навозом. Обувь я тоже не жалел, утопая по щиколотку в весенней грязи в леваде. Левадой называют ограждённую территорию, в которой лошади находятся на открытом выгуле в любое время года.

Несмотря на то, что всё там напоминало частые и страшные случаи ушибов, переломов рёбер и ног, падений, сопряжённых со смертью, что жизнь человеческая иногда висела здесь на волоске, и с нею играли, как с мячиком, – в этом светлом коридоре конюшни встречались больше лица весёлые, слышались по преимуществу шутки, хохот и посвистывание.

Я с ума сходил от запаха сена, приходя к матери на работу. Часто забывал учить уроки, потому как мне было совершенно не до них. Да что уж там говорить – они мне были абсолютно не интересны. Мальчишки из класса не понимали моего увлечения. Тогда конный спорт в нашей стране считался не таким уж престижным занятием, и, тем более, особенное недоумение у них вызывало то, с каким удовольствием я чистил копыта лошади от забившихся и спрессовавшихся в подкову древесных опилок, носил до образования грыжи тяжёлые мешки с овсом, катал по конюшне тюки сена, чтобы разложить их потом в каждый из денников, носил воду в флягах в то время, когда отключали электричество, потому что в этот момент водоснабжение тоже вдруг прекращалось. Суровые девяностые годы всё же давали о себе знать...

Но мне было плевать на мнение других. Я раз за разом, день за днём приходил туда, помогал конюхам с их работой, сам седлал лошадей, а потом с великим удовольствием сам на них ездил, поднимая пыль из-под копыт на просёлочной дороге вдоль комплекса конюшни.

Учителя всё больше ругали меня за безалаберность и безответственность. Мама, вздыхая, разводила руками, так как понимала, что исправить меня уже невозможно, как и запретить мне бывать на её работе вместе с ней.

– Сынок, Стас, ты совсем забросил учёбу… Пойми, ты уже взрослый, и должен сам отвечать за свои поступки, нести ответственность за принятие своих решений. Я очень много работаю и не в состоянии следить за тем, чтобы ты вовремя приходил на занятия, не прогуливал уроки, выполнял домашние задания и приносил в класс все положенные учебники и тетради, – подсев ко мне поближе, тихо сказала она, погладив меня по голове.

– Мама, ну зачем мне эта история и литература? Ладно ещё биология и математика с русским… – отвечал я, возмущаясь школьной программе. – Ты вот знаешь историю? Она тебе пригодилась?

– Сынок, нужно быть разносторонней личностью, – убеждала меня она, – ты должен учиться, потому что от этого зависит твоё будущее.

– Я хочу работать на конюшне. Я хочу стать директором той фермы, где ты, например, работаешь, – упирался я. – И для этого мне не нужна ни литература, ни история. И уж тем более рисование или черчение.

– А вот здесь ты ошибаешься, Стасик. Особенно здесь нужно черчение и та же история. Потому что, не зная истории развития конного спорта, ты не знаешь ничего. Вот так, дорогой мой. Подумай над этим. – И мама ушла, оставив меня доедать уже остывшие макароны с котлетой и подливой, которую я так ненавидел.

Так было до тех пор, пока я не увидел ЕЁ. Она пришла в наш класс, когда я учился в шестом. Девочку, в которую влюбился, звали Оленькой. Оленька сразу же понравилась не только мне, но и остальным мальчишкам. У неё были длинные русые волосы, заплетённые в две шикарные косы, большие карие глаза и вздёрнутый носик, горделиво возвышавшийся над пухленькими, сложенными бантиком губками. Оленька красиво вышагивала по коридорам школы, виляя бёдрами. Это заставляло всех, кто ей симпатизировал, засматриваться на неё, я же не знал, как сделать так, чтобы она обратила на меня внимание. Особенно переживал по поводу того, как такая фифа отнесётся к моему увлечению – езде верхом и уходу за лошадьми. Но однажды я всё же решился подойти к ней.

– Привет, Оля! – Я по своей наивности не знал, что девочки, оказывается, очень хитрые создания.

– Привет. Я забыла, как тебя зовут, – призадумалась она.

– Стас,– смущаясь, ответил я.

– Ой, точно. Ну привет, Стас!

Она смотрела на меня своими большими карими глазами и ждала от меня новых фраз, но я, как истукан, не мог выговорить ни слова.

– Я хотел пригласить тебя покататься на лошади, – вдруг выпалил то, чего не планировал.

– На лошади?! – изумлённо переспросила она. – Я ни разу не каталась на лошади.

– А я тебя научу. Это знаешь, как здорово! – воодушевился собственной идеей я. – Моя мама работает ветеринарным врачом на конюшне. Мы можем поехать к ней после уроков.

Оленька немного поморщилась, а я при этом испытал жуткое напряжение в мышцах. Правда, потом она, подумав минуту, сказала:

– А давай. А там есть сеновал? – и исподлобья поглядела на меня.

Глава 3

Мой роман со спиртным начался, как уже понятно, рано, развивался бурно и к сегодняшнему дню полностью завершён. Наши встречи тогда были нередкими, даже очень частыми, зато сейчас уж точно не приносят удовольствия.

Сам я впервые попробовал алкоголь – это было горькое пиво, – когда мне исполнилось лет шесть. Было застолье на нашей даче, и кто-то из взрослых позволил мне сделать один глоток золотистого напитка. Гости пили его большими кружками, с наслаждением и смачным причмокиванием. Конечно, как и ожидалось, у пива оказался отвратительный вкус. Горькое, жгучее, противно пахнущее. На сладкую газировку, которая нравилась мне в детстве, это было совершенно не похоже. Я подумал, что у взрослых несколько извращённый вкус, раз они получают удовольствие от этого странного пойла.

Но алкоголь всё равно притянул меня, потому что был атрибутом таинственной взрослой жизни всех моих сверстников. Подобно многим детям, мне очень хотелось поскорее вырасти. А вырасти – это значит: водить автомобиль, как у двоюродного дедушки Яши; курить папиросы, как дядя Лёня; пить алкоголь, как все взрослые, которых я знал.

Спиртное употребляли не только в жизни, но и в книгах. И в компьютерных играх. И даже в мультиках. В кино, наконец, где самый могучий герой мог, ни разу не поморщившись, осушить стакан водки или виски. Потом он расправлялся с врагами и целовал красавицу.

Даже в сериалах, которые смотрела моя мама, любой американский миллионер, едва зайдя домой, тут же подходил к бару. Он булькал в тяжёлый стакан что-то из графина и жадно пил, словно без этого не мог начать говорить.

Я помню, как шёл на кухню, наливал в стакан простой воды и залпом выпивал её, делая вид, что это алкоголь. Неудивительно, что когда немного подрос, выбрался из-под пристального внимания мамы, и у меня появились хоть какие-то карманные деньги, я с интересом и трепетом попробовал спиртное в компании школьных друзей в том самом подъезде своего дома. Это были коктейли в жестяных голубых банках – джин-тоники. А ещё персиковые, апельсиновые, ягодные коктейли. Они казались почти такими же вкусными, как газировка. Да, в послевкусии чувствовался странный оттенок жгучей горечи, но несколько ложек сахара и сильные ароматизаторы почти целиком подавляли его. Самое приятное — эти коктейли кружили голову и позволяли чувствовать себя смелым, бесшабашным, взрослым. Мы покупали одну банку на двоих-троих и пили по кругу.

Жизнь тем временем подкидывала новые доказательства того, что пить – это правильно. В школе моим любимым писателем стал Сергей Довлатов. Я перечитывал его книги одну за другой и до сих пор знаю некоторые произведения почти наизусть. Весёлые довлатовские сюжеты были немыслимы без спиртного. Вокруг спиртного всё и вертелось! Почти любая история начиналась с похода за бутылкой. Похмелье было описано как неизбежный спутник писательской жизни. И то, что Довлатов умер сравнительно молодым мужчиной от цирроза печени, меня как-то не трогало.

Постепенно моя психика была подавлена. Я не считал, что для меня самой большой проблемой алкоголя является то, что он постоянно отнимал энергию и делал меня слабее. Совершенно незаметно, за месяц-другой из жизнерадостного, энергичного человека я превратился в подавленное, нервное существо.

Приходя в школу, мы обязательно оказывались в центре внимания. Директор лично приходил в класс спросить о состоянии нашего здоровья: «Как самочувствие, алкоголики?». В этот момент мне не было стыдно, я даже не могу передать словами, какие чувства испытывал. Наверное, первый раз в жизни на меня посмотрели как на человека, который тоже, оказывается, умеет совершать залихватские поступки.

Я стал меняться отнюдь не в лучшую сторону. Пьянки и гулянки постепенно вошли в обыденный рацион моего времяпрепровождения. Дни рождения, праздники одноклассников, даже в столь юном возрасте, уже не представлялись без хмельного сопровождения. Конечно, официально, дома и при родителях, мы с друзьями не позволяли себе такую роскошь. Прятались в подъездах, на лавках и в беседке детского сада, откуда частенько нас забирал милицейский патруль. Заводилу этих мероприятий уже считали меня, а про свои комплексы я, собственно говоря, тогда давно позабыл. Просто становился тем, кем стеснялся быть в силу своей застенчивости. Алкоголь развязывал язык, помогая наладить отношения с противоположным полом. С помощью него совершались поступки, о которых на трезвую голову страшно было даже думать. Он избавлял от страха и внутренних переживаний. Мир был исключительно прекрасен, всё вокруг сияло радужными красками. Все проблемы, по сравнению с общей эйфорией, казались малозначительными.

Моя любовь Оленька вместо чего покрепче потягивала в стаканчике пиво или коктейль из жестяной банки. Она не курила, но уважала тех, кто ведёт «взрослую» жизнь, считая их не такими скучными, как все остальные мальчишки.

Учёба катилась вниз. Однажды мама пришла домой в слезах, ни слова не проронив передо мной.

– Мама, почему ты плачешь? – спросил её, потому что любил мать больше всех на свете, но тогда ещё не до конца понимал этого.

– Стас, у тебя большие проблемы в школе. Ты отстаёшь по всем предметам. Классный руководитель утверждает, что тебя ждёт второй год обучения в том же классе. Седьмой класс, Стас! Седьмой класс! Ты ещё на начальном пути своей жизни, а уже губишь её спиртным и сигаретами, – уже громко говорила она, а я стоял и, повесив голову вниз, не смел смотреть на неё. – Думал, что я никогда ничего не узнаю?! Вот тут-то ты прокололся! Я давно следила за тобой. Ты перестал ходить на конюшню – этого достаточно, чтобы заподозрить неладное. Кто тебя вовлёк в это?! Отвечай – кто?!

– Мама, я уже взрослый… – попытался оправдаться перед ней.

– Ты ещё ребёнок! Глупый и неоперившийся птенец! Это всё гены твоего отца! Как я могла пропустить это?! Как?! – истерила она, разбив при этом кружку, которую с силой отшвырнула к стене.

Впервые я видел её такой, но это, к сожалению, не произвело на меня сильного впечатления. Мне нравились мои новые увлечения, мои новые друзья, мне нравилось зажимать Оленьку за углом школы, целуя её в мягкие губы. Мне нравилось всё, но вскоре кое-что понравилось ещё больше – травка…

Глава 4

Одной рукой прикрывая крестик, а другой – придерживая челюсть, лёгкой походкой я смело входил в мир наркоманов и обдолбанной молодежи. Меня подгоняло любопытство и сильный приторный запах, обволакивающий квартал, который мой незрелый ум определил как «кто-то курит травку, кто-то, кого уже много». Вдобавок к этому моё половое созревание настаивало на том, что мужской организм должен лицезреть молодое женское тело.

– Стас, давай сложимся и закажем проститутку? – предложил, немного краснея, Саша, мой новый друг.

Колька давно перестал общаться со мной. Ему не были интересны компании, в которых крепко употребляли алкоголь, с удовольствием курили табак и уж тем более – баловались наркотиками. Он не отвечал на мои звонки на домашний телефон, он больше не сидел со мной за одной партой и не приветствовал меня утром у входа школы.

– Давай, – тут же согласился я. – А сколько это будет стоить? И где мы её найдём?

– Знаешь Витьку из соседнего двора?

– Знаю.

– Он познакомился с барыгой, который держит девочек на проспекте Туполева. Поехали сегодня туда?

– Только давай ещё Кирю с собой возьмём. Втроем солиднее.

Первые две проститутки, увиденные мной в каком-то помещении бывшего завода, были столь прекрасны, упруги и наги, что я невольно присвистнул. То и дело вместе с клубами сладкого дыма из-за угла выкатывались компании, у которых градус радости и вселенской любви здорово зашкаливал и рвался наружу в виде залихватских песен и всеобщих братаний. С видом монаха, впервые оказавшегося в женской бане, я прошёл дальше. Тут же стоял какой-то абмал, который предложил покурить травку.

– Я тоже буду, – нерешительно сказал ему, протянув вспотевшую ладошку с мятыми деньгами.

– Бери, парнишка, – ответил здоровенный амбал и поставил передо мной большой пластиковый стакан, наполненный маленькими закрутками.

– Я первый раз, – помявшись, сказал я, – какая здесь дозировка и ожидаемый эффект?

– Эффект очень индивидуальный. Выкуришь одну штуку, посиди, почувствуй, может, уже и хватит… Больше трёх штук сегодня не кури. Гуд лак, малыш?

Фраза «индивидуальный эффект», с одной стороны, пугала своей непредсказуемостью, а с другой – ею же и манила. На меня посыпались советы, сколько надо держать в себе и как аккуратно надо затягивать. Я затянул горький дым, он был намного крепче сигаретного. Пока держал, хотелось быстрее его выдохнуть. Так я сделал ещё три затяжки и передал косяк дальше своим товарищам. Стал ждать, но никакого эффекта косяк на меня не оказал.

«Обман, – подумал я. – Или я такой крепкий?»

В это время к нам подошла девушка. Она казалась мне настолько привлекательной и сексуальной, что у меня закружилась голова. Вскладчину, насколько у нас хватило карманных денег, мы заплатили барыге, чтобы приблизиться к женскому телу, пахнущее другими мужчинами. Когда я дотронулся до неё, то мне тотчас стало противно, и я сразу вспомнил об Оленьке с её длинными косичками и о больших карих глазах, в которых готов был тонуть. Зато Сашка наслаждался видом, при этом успевая прошарить руками по интимным местам девушки. Он мял ладонями её грудь, которая, напряглась от его настойчивых и даже немного грубых прикосновений.

– Саня, пойдём отсюда. Мне не по себе, – тянул его за рукав я.

– Ты чего? Мы же деньги заплатили! – завозмущался он и уходить явно не собирался.

– Ну и хрен с этими деньгами. Невелика потеря, – не унимался я.

– Ну, хочешь – выйди, меня подожди на улице.

– А дальше куда пойдём?

– К Юрке поедем. Его родителей нет дома. Там покутим.

Я вышел на улицу и вдохнул свежий воздух. Оленька не выходила из головы, а потому решил, что когда приеду домой, то непременно позвоню ей и скажу о том, как она мне нравится.

А мадам лёгкого поведения, отработав свои деньги, ушла к другому клиенту. Сашка вышел довольно счастливый, и, обменявшись впечатлениями о казавшейся нам невероятно упругой груди путаны, её плавных формах линии талии и бёдер, мы теперь уже направились на ближайшую остановку.

– К Юрке? – спросил я, чувствуя, что самокрутка, которую выкурил, наконец, начинает действовать.

– Ага, – кивнул Сашка. – У него дома никого из старших нет: предки на работе, а сам Юрка уже давно дома.

Обшарпанная пятиэтажка, в которой жил наш одноклассник, располагалась в спальном районе города, в котором частенько можно было встретить подвыпивших стариков или находящуюся по кайфом молодежь. Из взрослых дома оказались только его старший брат со своими двадцатилетними друзьями, разливающими по большим пластиковым стаканам дешёвое пиво. Вдруг брат одноклассника вытащил пакетик и пачку старых сигарет без фильтра.

– Пацаны, давайте косяк закурим? – предложил он, а я с сомнением посмотрел на это, так как предыдущая сигарета не оказала на меня никакого воздействия.

– А сколько сделать можно? Давайте, вообще-то я не против, – с явным интересом подхватил Сашка.

– На пару косяков хватит, – заверил его Юрка.

Мы начали изготавливать самодельные сигареты с травкой. Получилось два косяка на семь человек. Я сначала сомневался, ведь у меня такая семья, в которой с детства учили, что наркотики – это зло и всегда нужно их сторониться.

Из нашей компании в семь человек только двое пробовали лёгкие наркотики впервые. И здесь же мне также объяснили, как нужно правильно курить и держать этот горький дым в себе, ну а если что-то пойдёт не так, то не следует обмороки и сцены закатывать, лучше сохранять спокойствие.

Затянувшись, мне стало очень тяжело дышать, так сильно я никогда не кашлял – будто в лёгкие засунули что-то острое и крутили им внутри, а потом вдруг ощутил непередаваемый кайф и чувство лёгкости. Телу стало настолько приятно, что хотелось, чтобы у меня выросли крылья, и я полетел ввысь, к пушистым облакам. Одновременно во мне почему-то проснулся нешуточный голод. Еда показалась мне очень вкусной, особенно печенье, которое лежало в стеклянной вазочке на кухонном столе. Вот в этом-то я и увидел настоящее удовольствие. И хотя сладости не очень любил, но печенья съел достаточно много, несмотря на то, что оно было с прослойкой жирного крема, который с раннего детства ненавидел.

Глава 5

Амфетамины. В двенадцать лет это было новое для меня слово, до этого я не знал, что у него много названий. В общем, Толик получил моё согласие, сделал ещё одну дорожку. Я понюхал и уже через полчаса почувствовал, будто мою голову кто-то колет острыми иглами, а затем и всё тело… Однако эти ощущения принял за болезнь. Озноб ведь – признак вирусной инфекции…

Домой приполз в четыре часа утра, когда мама уже не могла найти себе места, обзвонила всех моих одноклассников, все больницы и морги. Она кричала, плакала и взывала к моей совести, а я просто побрёл в своё подростковое логово и рухнул на чистую, отглаженную простынь.

Поначалу так и не понял принципа действия амфетаминов, и мне захотелось узнать, что они дают человеку. Тогда я сделал самую роковую ошибку в жизни, решив ещё раз попробовать этот яд, чтобы вновь постигнуть ощущения после его приема. После очередной или нескольких дорог амфетаминов я так и не почувствовал на себе их эффекта. Зато друзья марафонили спидами регулярно. Марафонить – значит, безпрерывное употребление наркотиков, от нескольких дней вплоть до недели, без перерыва на сон.

– Стас, вообще-то нюхать – это выбрасывание денег на ветер, – начал однажды издалека разговор Толик. – Лучше уколоться, чтобы понять, каково это. Я сам уже несколько раз пробовал. Никакой зависимости нет, а есть кайф, которого не описать словами. Экстази и амфетамин по сравнению с героином — детский лепет.

Меня немного пугали уколы, но я доверился ему и согласился принять наркотик ради него. И никогда не забуду этого безвольного согласия. Того, что навсегда изменило мою жизнь, превратив её в гниющую кучу отходов.

Эффект после укола был неприятным, даже пугающим: через три секунды я почувствовал себя настолько плохо, как ни разу не чувствовал после самой продолжительной пьянки, будто снова под кожей всей головы бегут тысячи маленьких насекомых, а потом они начали распространяться по всему телу. Моё сознание помутнело, ноги и руки стали ватными, речь – неразборчивой. Одним словом, как будто я выпил минимум три бутылки водки. Потом меня начало ломать, и мне не понравилось то, как я отвратительно себя чувствовал – поклялся больше никогда не употреблять эту дрянь.

Я кололся только спидами, примерно раз в неделю. Так, доза за дозой, Толик по-прежнему общался в нашей компании, только теперь уже превратившись в барыгу — он продавал нам наркотики, пока у меня были деньги. Когда же средства от продажи игровой приставки, дисков, плейера и наушников, магнитофона закончились, я начал тащить из дома всё, что попалось под руку. Например, я выудил из маминой шкатулки золотые серьги, а потом долго искал их по дому вместе с ней, лживо сокрушаясь о потере…

Оленька к тому времени стала мне ближе, но сама держалась от наркоты подальше. Однажды я решил ей признаться:

– Оля, я колюсь.

– Как это – колешься? – Она была шокирована моими словами.

– Ну, меня затянуло. Это такой кайф…

– Ты ни с кем не пользовался одним шприцом? – испуганно спросила она, потому что даже в силу своего юного возраста уже была наслышана о том, чем это может грозить.

– Нет, – честно ответил я.

– И что дальше?

– Не знаю. У меня нет денег на дозы.

– Что ты колешь? Героин?

– Один раз было… Перец мне не понравился, – сухо ответил я. – Оленька, я, кажется, тебя люблю.

– Ты? – она подняла на меня свои большие карие глаза и вновь опустила их, пряча свой взгляд. – Извини, но в мои планы не входит дружить с мальчиком-наркоманом.

После этих слов меня бросило в жар. Я не верил своим ушам, что та, ради которой я вошёл в плохую компанию, оттолкнула меня, назвав мальчиком-наркоманом. Это было самой большой обидой, какую кто-либо мог нанести мне. В моей больной голове вдруг что-то переклинило, появилась мысль о том, чтобы вновь уколоться, хотя я тут же стал отгонять эти мысли: денег на дозу больше не было. Через пару дней после этого злополучного признания в любви я всё-таки зашёл к Толику, предложив ему свой dvd-проигрыватель, который мама подарила мне на день рождения, и попросил его дать мне пакетик с героином. Тот тут же согласился. Это стало отправной точкой в мой страшный путь зависимости от тяжёлых наркотиков.

Школу я перестал посещать совсем. Не появлялся на уроках, прогуливал контрольные работы, за что и был оставлен на второй год.

Когда мама, наконец, заметила что-то неладное, я уже основательно подсел на героин, проводя всё свободное время на квартирах таких же, как и я, наркоманов. Родители, я видел, совсем растерялись — их единственный сын, прекрасный наездник, их надежда и опора — наркоман! Даже отец, который спивался, был резок и твёрд: «Никаких наркотиков в семье!» Они запирали меня в комнате, а я вылезал через окно. Они поставили решётку, а я вырывался силой и убегал, пропадая на несколько дней. Теперь я понимаю, сколько горя принёс им тогда. Родители находили меня в притонах и возвращали домой. Начался кошмар.

А один раз после дозы героина в подвале старого многоэтажного дома, где собирались все мои «друзья», я проснулся от того, что в ушах стоял невероятно громкий звон, щёки горели, спина и грудь почему-то были мокрыми, будто попал под дождь. Я поднял глаза, и передо мной, наклонившись, стоял человек, лица которого я не разглядел: всё в моих глазах было расплывчато и темно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

Я не помню, что ответил ему. Не понимая, где нахожусь и что происходит, спросил у него:

– Кто вы?

– Я врач скорой помощи.

– А что вы тут делаете?

– Ты поедешь в больницу?

– Зачем? – продирая глаза, спросил я. – Я ведь нормально себя чувствую, у меня ничего не болит. Только вот лицо почему-то ноет...

– Хорошо, тогда я зафиксирую отказ. А где твои родители?

– Дома… наверное… – неуверенно ответил я, хотя уже предполагал, что мама вновь ищет меня по всем притонам, а затем с большим трудом расписался на листе, толком не видя ни одной строчки.

Глава 6

Главное у вора в этом деле – смыться раньше, чем хозяин имущества обнаружит его за совершением преступления. Владелец квартиры пройдёт по прокуренному лестничному пролёту «хрущевки», мысленно облагает матом находящихся пролётом выше курящих соседей, вставит ключ в «гнездо» и, попытавшись открыть замок, поймёт, что его квартира открыта.

Первой мыслью будет – «забыл закрыть».

«Не-е-е...», – ответит память и логика, а видеомонтажёр из головы (ну, тот, который быстро находит все видеоролики в памяти) прокрутит утренний момент закрытия замка с фразой «у меня всё записано»... Он даже не станет проверять следующий замок – просто опустит ручку, и дверь отворится... Понимание к нему придёт сразу, а с ним и что-то похожее на разочарование, такое чувство, будто его без согласия записали в клуб по интересам, в который он не хотел вступать, но: «Добро пожаловать! Ты в клубе!»

Не заходя в квартиру, вдоль коридора можно было увидеть выпотрошенные кладовку и шкаф с обувью... Взломщики, и я в том числе, не закрыли после себя ничего, хотя дверцы обувного шкафа очень мешались в узкой прихожей. Из этого уже можно было сделать вывод, что мы, как взломщики, были худыми.

Хозяин квартиры вызовет полицию, опросит вышеупомянутых соседей, которые, естественно, ничего не видели и не слышали.

Пробравшись до конца прихожей, чтобы оценить масштабы урона, он увидит полуразложенный диван с валяющимися рядом вещами, которые были спрятаны до следующего лета. Сквозь полуоткрытую дверь спальни – свой мирно стоящий на тумбе телевизор. И его логика, вступив в сговор с паранойей, выдаст: «Они ещё внутри!». А художник-моделлер в голове нарисует щетинистого здоровяка, стоящего спиной к стене напротив, и ещё одного в туалете, держащего ручку двери и внимательно прислушивающегося к звукам снаружи, а затем ещё одного...

Мы оставили везде включенные лампы. Картина в доме была похожа на то, если бы любой кошке на пару часов дали человеческое тело – все без исключения дверцы шкафов и тумбочек были открыты и с полочек сброшено всё, что там стояло, за исключением посуды. Вещи, предметы были на полу, по всей квартире валялись пустые коробки. Чтобы кошка хозяина квартиры нас не смущала, мы закрыли её в одной из комнат, откуда потом доносилось жалобное мяуканье.

Из квартиры вынесли многое: компьютер, единственное золотое украшение с цепочкой, которое висело на видном месте, старую видеокамеру, кучу мелкой электроники средней стоимости, заначку владельца в сто долларов, которую мы отыскали в кладовке. Всё было сделано очень профессионально: замки вскрыты отмычкой без видимых следов и повреждений – этим в нашей компании занимался строго определённый человек, – следов оставили мало, методично прошлись по комнатам, перевернули всё верх дном, проверили все каноничные закладки и тайники, включая щель дивана и шкаф с сантехникой под умывальником. Нас интересовали конкретно деньги, потому что ими было легче расплачиваться за героин, но и остальными вещами мы не брезговали – брали всё, что дорого стоило и что можно было быстро продать или обменять на несколько очередных доз наркотика.

Вскоре я и сам стал торговать зельем. Я начал этим заниматься потому, что в доме уже не было денег. Один мой кореш предложил мне поработать на него – продавать марихуану. Я согласился без какой-то задней мысли, хотя незадолго до этого услышал о том, что одного из торговцев обокрали, пристав нож к горлу. После того неприятного происшествия я долго и тщательно всё обдумывал, но взяла верх другая мысль – мне срочно нужны деньги. Страх перед какой-то опасностью отошёл на задний план, хотя когда в первый раз встречался с клиентом, мне было очень страшно.

От полиции опасность исходила в том случае, когда я начинал работать слишком нагло, забывал о правилах предосторожности: часто мелькал в одних местах и «толкал тему» в скоплениях людей. Я нашёл своих постоянных клиентов, продавал им марихуану и экстази, но вскоре мне предложили продавать кокаин и героин. С кокаином мне было не так страшно, как с героином. Кокаин – это когда к тебе подъезжают солидные люди, устоявшиеся в этой жизни, которые имеют свои фирмы, приличные машины и частные дома в элитных районах. И подъезжают они к тебе всего лишь в пятницу-субботу, потому что ты только в эти дни должен работать - так говорят «старшие». За пару дней зарабатываешь на несколько доз для себя. Конечно, это был неоправданно большой риск, но иначе я бы не вытянул. А героин… героином, как оказалось, очень опасно заниматься. Ко мне подходили люди, у которых непонятно что в голове – они, наверное, уже были и не людьми вовсе, а ходячими трупами. Такими же, как и я. Им было всё равно, они за дозу могли убить меня. Они знали, что есть «кайф», у них не было денег, они просили в долг, а я на свой страх и риск отказывал.

Кто знал, может, меня в тот же вечер ненароком мог бы кто-нибудь убить ударом по голове или ножевым ранением в спину. Когда у меня не получалось продавать героин из-за того, что были перебои с поставками, я переходил к другому «старшему», за что жестоко наказывался физическим насилием.

Я не считал, что сам разрушаю общество, потому как никого не убивал, никого не заставлял покупать у меня эти наркотики, люди сами приходили ко мне, и это выбор каждого. Но я замечал, что убиваю самого себя. Давно убил. Пять лет медленной смерти. До тех пор, пока этому не положил конец его величество случай.

***

Всё шло как обычно, своим чередом. Я покупал наркотики и продавал их, а потом на эти деньги покупал себе дозу героина. Но однажды мне позвонил старый знакомый, с которым мы раньше учились в школе, только потом он переехал с родителями в другой район города. В общей сложности мы уже год как не общались…

– Стас, это ты? – послышался знакомый говор в трубке домашнего телефона.

– Да. А кто это? – спросил с напряжением в голосе.

– Это Радим. Ты помнишь меня?

– О, привет. Как жизнь? – из вежливости поинтересовался я.

– Дело есть. Ты там же живёшь?