Стылый ветер, не свойственный началу сентября, задувал под просторный кардиган. Лида поёжилась, запахнулась и поспешила в гостеприимно распахнутые двери супермаркета.
– Лидия Константиновна, здрасте! – раздалось за спиной, уже в ярко освещённом зале, среди прилавков с разноцветными фруктами – пёстрыми яблоками, сочными грушами, ароматными грейпфрутами и круглобокими, обещающими сочную, сладкую мякоть арбузами.
– Здравствуйте, – она оглядела подопечных. Вытянулись за лето, загорели. Семёнов и вовсе подтянулся, превратившись в интересного юношу. Не скажешь, что пару лет назад был худым, низеньким парнишкой, вечно хмурым и с сопливым носом.
– Мы из клуба идём, – затараторила двенадцатилетняя Маша, самая младшая в устоявшейся компании более старших детей. – Дверь закрыта, объявлений нет. Нас ведь не закрыли?
«Клуб» – муниципальный центр дополнительного образования для детей и подростков. Именно там, на второй работе – на должности заместителя директора, а по факту педагога – Лидия Константиновна познакомилась с ребятами.
– Нет, что ты, – Лидия улыбнулась, поспешила успокоить волнующуюся девчушку, пресечь нарастающий гул недовольства. – Клуб продолжит работать в обычном режиме, составлено расписание, вся информация на сайте. Приходите в понедельник.
– Хорошо. Спасибо! – понеслось разноголосое, где-то почти взрослое, где-то пищащие, звонкое. – До свидания!
– До свидания.
Взгляд упал на краснобокие, на вид сочные яблоки. Смертельно захотелось шарлотки по бабушкиному рецепту, с корицей. Лида выбрала несколько плодов, взвесила и, довольная, пошла вглубь супермаркета. Отлично. Вот и занятие на вечер нашлось. Придёт домой, приготовит ужин, испечет шарлотку – всё это под сериал, – перед сном почитает, и день закончится. А утром отнесёт остатки почти не съеденной шарлотки в центр психолого-педагогического сопровождения – основное место работы. Молодые специалисты будут рады лакомству.
Грохот чего-то падающего совсем рядом отвлёк от выбора сыра. Лида рефлекторно отскочила в сторону, огляделась. Стоявший рядом прилавочек-холодильник был сдвинут в сторону, толкались охранники, орали на кого-то внизу, находящегося за прилавком. Через секунду, буквально из-под ног здорового мужика в чёрной форме охраны рванул белобрысый пацанёнок, бросая на ходу недопитую банку с йогуртом. Розовая жидкость разлилась по полу, на ней тут же растянулся тот самый здоровенный охранник, изрыгая ругательства на весь белый свет.
Толпа зевак с интересом наблюдала, как четыре лба сначала ловят щуплого малого, а потом трясут его, под отчаянные мальчишеские вопли:
– Пустите, дяденька! Пустите! Больно, больно! А-а-а-а! Помогите!
Лидия не стала досматривать представление, быстро подошла к суетящейся толпе и потребовала объяснить, что происходит. Мальчишке на вид было лет десять, может быть двенадцать. Ветровка распахнута, карманы вывернуты, содержимое школьного рюкзака вывалено на пол. Не похож парнишка на вора, а если и стащил что-то – это не причина настолько вопиюще нарушать закон, применять физическую силу к ребёнку.
– Что происходит? – обратилась она к одному из охранников.
– Отойдите, женщина! – рыкнул тот в ответ.
– Я спрашиваю, что происходит?
– Вора поймали! Не видно, что ли?
– Всё, что я вижу – прямое нарушение законодательства.
– Да он полмагазина вынес!
– Я только йогурт взял, и шоколадку! – завизжал парень. – Вы права не имеете! – он продолжил выдирать собственное тщедушное тельце из лап охранника в форме с потёками злосчастного йогурта.
– Так, – Лидии надоело представление. Смотреть на льющиеся слёзы мальчишки не было никаких сил, даже если это крокодильи слёзы. – Перед вами несовершеннолетний, в первую очередь вы обязаны вызвать родителей или опекунов ребёнка, потом представителей правоохранительных органов. Допрашивать, досматривать несовершеннолетнего гражданина без участия родителей, опекунов, педагога не имеет права никто, включая полицейских.
– О правах заговорили, – здоровенный уставился на Лидию, она на него. Пришлось задрать голову, но взгляда она не отвела. – Эти гады по мелочи полмагазина обнесли! Кто за это платить будет?
– Я заплачу, – прорычала Лида, нагнулась, подняла помятую грязную банку из-под йогурта. С клубникой.
Выхватила мятый батончик шоколада из ладони мальчишки, другой рукой схватила парнишку, ещё раз убедительно проговорила все статьи административного и уголовного кодекса, которые нарушили «блюстители порядка», и двинулась к кассам. Сердобольная старушка, топтавшаяся всё время конфликта рядом, причитая, собрала канцелярию из школьного рюкзака и протянула всхлипывающему парнишке.
– Голодный, поди, – вздохнула бабуля, зеваки сочувственно закачали головами. Время сложное, в стране кризис, сколько таких вот мальчишек и девчонок отирается на улицах, пытаясь перехватить по мелочи, пока родители работают с утра до ночи за копейки. Ребёнок на то и ребёнок – ему сладкого хочется, шоколадок, жвачек, йогуртов.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил пострадавший парнишка на выходе из супермаркета. – Я пошёл, – на этом, видимо, запас хорошего воспитания закончился.
– Никуда ты не пойдёшь, – Лидия крепко держала за худое запястье. – Звони родителям, с ними отпущу.
– Отец на работе, – парень попытался вывернуться.
– Мама?
– Нету у меня матери, понятно?!
– Понятно. Не надо орать. Значит, звони отцу, – она и глазом не повела на заявление «нету матери», хотя сердце болезненно сжалось. Нету мамы… Бравирующему несчастьем пацану не нужна жалость. Ни показная, ни искренняя, никакая.
– Занят он.
Лидия Константиновна пригляделась к парнишке. Невысокий, щуплый, светлая чёлка, свисающая на тёмно-карие глаза. Одет чисто, со вкусом, не простенько. Совсем не похож на любого из подопечных Лидии Константиновны. Школьный рюкзак, наверняка, стоит дороже, чем вся одежда на ней, включая сумку с покупками и нижнее бельё. Явно из финансово благополучной среды мальчишка. Дети из таких семей в возрасте десяти – двенадцати лет не ходят по улицам без сопровождения. Сбежал из дома?
Всю неделю Лида не на шутку нервничала, ругала себя за помощь незнакомому парнишке. Нет, не за саму попытку, она была абсолютно убеждена в своей правоте там, в супермаркете, однако последующие события заставляли непроизвольно сжиматься и ждать неприятностей.
Кем бы ни был его отец, очевидно, при желании, он мог доставить массу неприятностей «похитительнице» сына. От уголовного преследования до увольнения с волчьим билетом с обоих мест работы.
Дело даже не в том, что на следующее утро её трижды – пока спускалась с четвёртого этажа – спросили обеспокоенные соседи про шум в квартире. И не в том, с каким энтузиазмом местные гопники рассказывали о двух «крутых тачилах», припарковавшихся ненадолго в их всегда тихом, непритязательном дворе.
А в ауре, которая витала вокруг Ивана… этого Ефремовича. Чёртовой ауре, которая никак не хотела выветриваться из тесной кухоньки однокомнатной квартирки, как, кажется, и стойкий запах парфюма. Игра воображения, не более. В размеренной жизни Лиды не происходило значимых, просто запоминающихся событий больше восьми лет, а здесь, за несколько часов – столько всего. Вот и мерещился парфюм, аура какая-то мистическая.
Очевидно, будь Фролов заинтересован в «наказании», минимум от профессиональной репутации Лидии Константиновны не осталось бы уже и воспоминаний. Нужно просто забыть произошедшее как дурной сон, продолжить жить своей степенной, как шаги галапагосской черепахи, жизнью.
В молодости Лиде, как и любой восторженной, верящей в лучшее девушке казалось, что жизнь полна если не чудес, то прекрасных событий. Подумать только, столько всего на свете существует! Континенты, страны, города, океаны, люди, животные, чувства, наконец. Любовь, надежда, вера в лучшее. Нет, не вера – убеждённость в том, что лучшее обязательно произойдёт с ней.
Сейчас, спустя годы, Лида могла лишь пожимать плечами, вспоминая собственные мысли. Континенты, страны, океаны существуют, но вряд ли ей предстоит увидеть своими глазами хотя бы сотую часть из них. Скромного заработка раньше хватало на небольшие вылазки по родной стране, сейчас и об этих крохах впечатлений стоило забыть. Люди – везде люди. Какого бы цвета кожи и разреза глаз у них не было – всего лишь люди. Состоят из слабостей, страхов, иногда пороков, почти всегда одиночества. А чувства? Любовь? О любви для себя Лида не думала. Любовь – удел молодых.
Жизнь Лидии катилась из года в год, повторяя ежедневные события с точностью хронометра. Подъём, приёмные часы в центре психолого-педагогического сопровождения, беседы с обеспокоенными родителями, работа с детьми, ничего не значащие беседы с коллегами. Во второй половине дня – время в «клубе». Оживлённое, насыщенное событиями, впечатлениями девчонок и мальчишек от дошкольного до старшего подросткового возраста. Совместные театральные постановки на праздники, чаепития, экскурсии в периоды особой щедрости муниципалов. Но всплески радости, хорошего настроения, немотивированного оптимизма, которые приносила работа, были будто взяты напрокат. Стоило выйти за порог клуба, и Лида оказывалась всё в том же хронометрично нарезанном участке времени – в собственной жизни.
Иногда Лида свою жизнь сравнивала со стеклянным шаром. Никчемная, в общем-то, безделушка. В детстве плавно вращающиеся снежинки, окутывающие яркие фигурки, казались настоящим волшебством, со временем пришло понимание, что кружащиеся снежинки всего лишь пластиковая крошка в глицерине, а потом и вовсе сувенир превратился в ничего не значащий пылесборник.
Так проходили будни. На выходные она уезжала в благоустроенный дачный посёлок. Не потому, что любила природу или тяготела к грядкам. Там, в одноэтажном домишке, расположенном в глубине участка в шесть соток, постоянно жил родной дед Лиды, поселившийся там ещё до смерти бабушки. Общими усилиями они когда-то утеплили и укрепили дом, обновили печь, построили русскую баньку, два небольших сарая для хозяйственных нужд. В одном из которых бывший работник НИИ обустроил курятник и поставил несколько клеток с кроликами.
Деда, Анатолия Макаровича Кондрашова, Лида старалась навещать каждую неделю, привозила продукты, лекарства, наводила порядок в скромном быте пожилого человека. Летом честно отрабатывала повинность на грядках, несмотря на то, что дед никогда не заикался о помощи. Восьмидесятилетний Анатолий Макарович был бодр для своих лет, на здоровье не жаловался, но Лида никак не могла отделаться от ощущения утекающего времени, глядя на единственного родного человека, от страха за него.
Периодически она порывалась продать дачу, влезть в долги, купить квартиру недалеко от своей, – вернее той, что по закону принадлежала ей, а по совести, была дедушки с бабушкой, – перевезти старика поближе к себе и медицинской помощи. Дед истово возражал.
– Дедуль, – увещевала она время от времени хмурящегося старика. – Сюда скорая едет два-три часа. Ты ведь не молоденький у меня.
– Молоденький, не молоденький, смерть не выбирает, – отговаривался дед. Лида лишь вздыхала.
Прав дедушка, на все сто процентов прав. Смерть не выбирает. Родители Лиды погибли совсем молодыми, обоим не исполнилось тридцати лет. Они увлекались туризмом, особенно водным. Катамараны, байдарки, каяки. На одном из сплавов в горной местности и погибли. Лиде тогда едва исполнилось четыре года, она осталось круглой сиротой. Опеку над ней взяли бабушка с дедушкой – родители папы. Мама была из многодетной семьи, родственники с той стороны поначалу вспоминали о маленькой девочке – отпрыске многочисленного семейства, – но постепенно общение сходило на нет. Кое с кем Лида перекидывалась дежурными поздравлениями на Новый год или Рождество в социальных сетях. Большинство же родственников не знала ни в лицо, ни по имени. Дедушки с бабушкой с той стороны не стало в Лидины восемнадцать лет, об этом она узнала уже после двадцати. Позже поняла, что многочисленная родня боялась, как бы родственница не подала заявление на свою часть наследства. Словно там действительно было что делить.
Лида спешно шла домой, никаких срочных дел не было. В магазин тоже не нужно, когда живёшь одна, большую часть времени проводя на работе, продукты расходуются медленно. Подгонял пронизывающий ветер и начинающийся дождь. Пока капли задувало резкими порывами, брызгало на светлый плащ как из пульверизатора, но того и гляди ливанёт. Небо заволокло красноречивыми свинцовыми тучами. Так некстати напомнившими Лиде цвет глаз Ивана… Ефремовича.
На детской площадке напротив подъезда толкались мальчишки. Лидия бросила беглый взгляд, почти никто не знаком, кроме Вовы Петрова из тридцать пятой квартиры и двух новеньких ребят из клуба – приходили всего три раза на авиамоделизм, пока не обжились. Стояли, что-то эмоционально обсуждали, повышали голос, потом и вовсе в ход пошли толчки друг друга в грудь, живот – намечалась драка.
– Идите-ка по домам, – вмешалась Лида.
– Иди куда шла, тётя! – раздался ломающийся голос долговязого подростка.
– Не тронь её! – тут же вмешался Вова Петров.
– А то чо?
– Узнаешь!
И снова крики, ругань, начинающаяся драка, основной мотив которой звучал просто и старо, как двор, в котором всё происходило: «это наш двор», «это наша площадка», «это наша территория».
Когда на шум начали выглядывать в окна любопытные соседи, а местная гопота невзначай подтягиваться к месту событий, чтобы вмешаться в случае надобности, ведь и они считали, что отстоять «нашу территорию» – дело чести, конфликт Лидии удалось загасить. Долговязый парень с приятелями отправился восвояси, впрочем, не чувствуя себя побеждённым. Проигран бой, а не война.
Лида лишь вздохнула. Посмотрела вслед уходящей компании. Они пересекли двор поперёк газона с пожухшей травой, примятой начинающимся дождём. Перескочили через детские качели-кораблики. Бравируя, пнули песок в яркой, установленной летом песочнице для малышей. Прошлись гуськом друг за другом по краю бордюра между проезжей частью и тротуаром. Замешкались, будто увидели что-то, остановились, с интересом разглядывая. Через секунду из прилегающих к тротуару кустов выскочил мохнатый комок, больше похожий на медвежонка, чем на собаку, рванул в сторону проезжей части, прямо под колёса желтобокого такси. Двор пронзил визг, от которого застыла в жилах кровь.
Все, кто был на детской площадке, рванули к машине, там уже суетилась компания долговязого и таксист. Щенок отчаянно скулил, пытался подняться на лапы, заползал дальше от пугающей его суеты под дно автомобиля. Водитель бегал вокруг, ругаясь, что опаздывает на вызов, и чёрт с ним, с кутёнком. Мальчишки кричали, что не дадут отъехать с места, пока не вытащат щенка из-под колёс, долговязый распластался по грязному асфальту, пытаясь достать скулящего пострадавшего.
– Ник, ну что? – кричали ему со всех сторон.
– Давай, мы с той стороны, – спешил на помощь Вова Петров. – Тёмыч пусть лезет, он мелкий.
– Меня мать прибьёт… – плакал Тёмыч. – Форма но-о-о-овая!
– Эх, ты! – кричал кто-то, падая на колени, пытаясь нашарить несчастного щенка под брюхом автомобиля.
– Сейчас! – услышала Лида знакомый голос. Этот-то что тут делает? Снова сбежал от отца?
Неизвестно откуда взявшийся Марсель растянулся по земле, шлёпнувшись прямо в лужу, игнорируя светлую ветровку, стоившую наверняка дороже одежды всех собравшихся вместе взятых.
– Тащите меня! Тащите! – раздалось из-под машины, ноги в кедах с белой подошвой замолотили по асфальту, отбрасывая брызги из лужи. Марсель отчаянно пытался выбраться, елозя животом под автомобилем. Раздавался ужасающий скулёж щенка, от которого всем окружающим хотелось реветь в голос.
Долговязый схватил одну ногу, Вовка другую, подоспевший местный алкоголик потянул сначала за штанину, а потом за показавшийся ремень форменных брюк. Через мгновение, улыбающийся от уха до уха, в разорванной, грязной одежде, с расцарапанным от соприкосновения с асфальтом лицом, Марсель прижал к себе визжащий чёрно-коричневый комок и деловито сплюнул:
– Напокупали пузотёрок! Поехали, – это мальчишка бросил водителю такси.
На мгновение Лида увидела перед собой не грязного, тщедушного, белобрысого мальчишку, а его отца, от воспоминаний о котором нехорошо сжималось в груди. Настолько уверенно говорил Марсель, не принимая во внимание даже теоретическую возможность возражений. Водитель, как мышь, услышавшая дудочку, кивнул и отправился за руль. Галдящая толпа расступалась. Вот тебе и классовое неравенство с пелёнок. Рождённый исполнять, командовать не может.
– Вы поедете со мной? – вдруг обратился к Лидии Марсель.
– Зачем? Куда? – Лида понимала, что, скорее всего, в ветеринарную клинику… Скорее всего, но ведь не точно.
– Взрослый, наверное, будет нужен. Договор составить, и вообще… – будто смущаясь, пролепетал пацанёнок.
– Поехали, – Лида кивнула, забралась на заднее сидение, рядом устроился Марсель, так и не выпустивший притихшего щенка из рук. Мальчишка, явно боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не беспокоить пострадавшего, нагнулся и зашептал слова утешения в мохнатое ухо, словно пёс мог его понимать. А может и мог? Притих ведь, пригрелся.
До первой ветеринарной клиники добрались через десять минут, Лида выскочила из машины, быстро изложила администратору суть проблемы, та ответила, что ни дежурных хирургов, ни рентгена у них нет, посоветовала несколько адресов, в том числе на приёме со светилом ветеринарии.
Уже через час это самое светило, оказавшееся мужчиной около пятидесяти лет, с выразительным именем Исаак Яковлевич готовил поступившего хвостатого пациента к операции. Оперируемый оказался беспородным щенком примерно двухмесячного возраста, вряд ли домашним, колтуны на шерсти и блохи говорили о сложной судьбе малыша. Подопечный обещал вырасти в крупного пса, если, конечно, операция и реабилитация пройдут успешно.
По поводу операции Лида не сомневалась, пока сидела в приёмном покое, изучила регалии и клиники, и Исаака Яковлевича. А вот реабилитация… Требовалось пребывание в клинике не меньше полутора недель, плюс лечение, уход, медикаменты. На круг выходила сумма, равная отпуску на недорогом курорте. Кое-какие сбережения у Лиды были, но спускать их на безродного щенка, когда деду ежемесячно требуются лекарства, необходимо утеплить крышу домика, поменять плиту, купить обновки на зиму, в конце концов...
Они зашли в сетевой ресторан. Ивану Ефремовичу было так же неуютно, как и Лиде, но, очевидно, по другой причине. Она не часто посещала подобные заведения. Редкие вылазки с приятельницами не в счёт, последний раз выбиралась в ресторан два года назад, почти три – перед новым годом. С коллегами изредка ходили в камерное кафе напротив клуба, в основном потому, что им разрешили приносить свой алкоголь – владельцем был отец троих детей, не первый год посещающих муниципальные кружки. Стоимость бутылки вина по ценам кафе, даже на пятерых, казалась неразумной тратой, со своим напитком счёт не так шокировал бюджетных работников.
Иван Ефремович же, похоже, никогда не заглядывал в подобные заведения, словно посреди миланских бутиков оказался в секонд-хенде. Он растерянно оглянулся, чем-то удивлённый, быстро сориентировался, вежливо обратился к хостес, и уже через пару минут они сидели за удалённым столиком напротив высокого окна с широким подоконником, уставленным растениями и деревянными яркими кубами, увитыми светящейся гирляндой.
Кто смотрелся более нелепо в интерьерах заведения со средним чеком, Лида затруднялась сказать. Она – в свитере из тонкого трикотажа и серых брюках, купленных на распродаже в прошлом году, или Иван Ефремович – весь внешний вид которого кричал, что он может купить всё меню, официанта, хостес и здание, в котором находится ресторан.
– Бургер и картофель-фри, – ткнул в красочное изображение Марсель – единственный из троих, кто чувствовал себя в своей тарелке, когда подошёл официант.
– Возьми что-нибудь человеческое, – Иван Ефремович посмотрел на сына в упор.
– И пасту с томатами, – недовольно буркнул мальчишка под почти одобрительный кивок отца.
– Сливочный суп с угрём, – неуверенно проговорил Иван Ефремович. – И филе судака… – он вопросительно посмотрел на официанта, словно не был уверен, что подадут именно судака, потом перевёл взгляд на Лиду.
– Поке с лососем, – произнесла она первое, на что упал взгляд.
Заказали чай, сок, морс, добавили пиццу. Официант отошёл, предупредив, что заказ подадут через двадцать минут, оставив после себя неуютное молчание. Не нужно было соглашаться на совместный ужин. Дурацкая идея.
Лида терялась под изучающим взглядом спутника, скользившим по ней с бесцеремонной основательностью. Не раздевая, нет, но цепко, будто замечал всё – и неуютно сжатые колени под столом, и сложенные в замок руки, и желание сейчас же встать и уйти.
– Я вас так и не поблагодарил, – проговорил Иван Ефремович, глядя на Лиду. – Спасибо, что помогли.
– Не за что, – она на секунду растерялась. – Щенку действительно была нужна помощь.
– Я про Марселя, про тот случай…
– А, ох, – спохватилась Лида. Собственные слова показались ей верхом нелепости, бестактности. Господи! Никто же не подумал, что щенок – это Марсель? Обдало жаром и одновременно леденящим холодом. – Не за что.
– В какой школе ты учишься? – чтобы хоть как-то сгладить неловкую паузу обратилась Лида к Марселю.
– Сто семидесятой, – толком не прожевав ответил парнишка.
– Математическая, информационных технологий? – уточнила Лида.
– Я сам поступил! – с вызовом взвился Марсель, словно Лида могла усомниться в этом.
Сто семидесятая школа, находившаяся неделеко от дома Лиды, набирала учащихся в пятый класс по результатам экзаменов. Конкурс не меньше, чем в МГУ, только никаких платных мест не предполагалось, как и поблажек при поступлении.
– Не сомневаюсь, – кивнула Лида. Директор сто семидесятой был на редкость принципиальным человеком, которого районный комитет по образованию терпел исключительно за заслуги его учеников, поднимающих статистику района на первое место по городу.
– Марсель очень способный, – кивнул Иван Ефремович. – Только ленивый и недисциплинированный, – добавил он твёрдо, сверля сына взглядом.
– Ну и что? – с вызовом ответил парнишка, пожал плечами и впился зубами в гамбургер.
В такой нервной, наэлектризованной обстановке прошёл ужин. Лида едва справилась со своей порцией и парой глотков зелёного чая. От предложения подвезти до самого дома категорически отказалась. Задержаться в салоне автомобиля, вдыхать аромат парфюма, чувствовать на себе взгляд Ивана… Ефремовича стало выше её сил. Нервное напряжение грозило вылиться в большую неловкость. Необходимо проветрить мозг и остудить тело. Именно тело, которое буквально плавилось под серым, свинцовым, пронзительным взглядом. Лида выбралась из авто и оставшееся расстояние прошла пешком, ёжась под мелким, моросящим дождём.
Дома сразу легла спать, сил не осталось даже на душ. Всю ночь по телу пробегали забытые мурашки, от которых Лида распахивала глаза и смотрела в темноту, вспоминая свинцовый взгляд, чёртову ауру – подавляющую, мужскую. Прикосновение ладони к ладони – вежливое, вынужденное. Иван Ефремович подал руку, открыв дверь машины, Лида протянула свою, не прятать же за спину, как в третьем классе. Зачем-то посмотрела на пальцы правой мужской руки – не мозолистой и одновременно твёрдой, надёжной, – остановившись на безымянном, что не осталось незамеченным Иваном Ефремовичем.
Господи, вот что она себе вообразила?! Обычное стечение обстоятельств, элементарная вежливость со стороны мужчины. Кто она такая – тридцатипятилетняя учительница с такой же неустроенной личной жизнью, как её жалкое жилище, а кто Фролов Иван Ефремович – владелец компании, занимающейся чёрной металлургией, входящей в первую десятку списка Форбс.
Надо взять себя в руки, выбросить из головы и самого владельца компании, и свинцовый взгляд, и безымянный палец без кольца. Всё пустое. Даже если Иван Ефремович свободен, во что не верилось абсолютно, Лидия Константиновна определённо не предел его мечтаний.
Утром Лида чувствовала себя разбитой, но всё-таки более уверенной, чем накануне вечером. Пришла даже нелепая мысль заняться, наконец, личной жизнью, чтобы внутренности не сжимались от единственного прикосновения мужской ладони. Ни на что не претендуя, как говорится, для здоровья. Да и на что она могла претендовать? Хорошие мужчины давно заняты, женаты или состоят в прочных отношениях. Остаются не пойми кто – либо злоупотребляющие алкоголем, либо странные личности, не выросшие из неформальных увлечений юношества – музыканты, экстрасенсы, отбитые на голову ЗОЖники, маниакально подсчитывающие БЖУ. Или просто бабники, которым, в общем-то, неважно, женат он или нет, такие всегда готовы покувыркаться со скучающей дамочкой. Лида никогда не рассматривала последний вариант, слишком хорошо помнила, каково это – оказаться обманутой женой.
На дачу Лида собиралась хаотично. Заскочила домой, поймав себя на пылающих щеках, решила было, что заболела, лихорадит, хотя умом понимала – всё дело в волнении. В злосчастном «до завтра». Целый день дёргалась, выглядывала в окно, прислушивалась к голосам в клубе, ожидая твёрдый, при этом с накануне проскочившими бархатистыми нотами голос. По дороге домой нервно оглядывалась, ругая себя, у подъезда остановилась, оглянулась, замерла, ожидая чего-то, только потом приложила «таблетку» к кнопке домофона.
В ветреную, дождливую погоду на дачу Лида всегда надевала купленную лет семь назад ветровку-парку цвета хаки. Длиной по колено, с капюшоном, множеством тесемок, заклёпок на поясе, рукавах, у шеи – никакая непогода не прорвётся. Сейчас почему-то выбрала легкомысленную стеганую курточку и такие же пудрово-розовые текстильные кроссовки. Дважды почистила зубы, крутилась у зеркала, вспомнила о тоне для лица, духах, купленных на прошлое восьмое марта – если верить консультанту, то аромат составляли белая фиалка, гелиотроп, сирень, мускус, кала, амбра и ваниль, – быстро нанесла блеск для губ. Долго смотрела на себя в зеркало, не узнавая в женщине с блеском глаз, с взлохмаченной причёской себя, в итоге разозлилась, умылась, не снимая верхней одежды, и рванула на улицу. Электричка через сорок минут, времени оставалось в обрез.
Дурость! Дурость! Дурость! Навоображала себе.Придумала.
Рюкзак оттягивал плечи, тележка подпрыгивала на колдобинах дворового покрытия, считавшегося асфальтом, мелкий дождь сыпал в лицо. Носки кроссовок быстро потемнели, ветер пробирался под воротник куртки, обхватывая колющими порывами голую шею, волосы жили своей жизнь, то закрывая лицо, то вставая дыбом под порывами ветра.
– Лидия Константиновна, – услышала она над ухом у пешеходного перехода, ведущего к метро. От неожиданности подпрыгнула.
Иван Ефремович не спрашивал, не выражал удивление, сомнение, радость от встречи. Озвучивал факт, известный Лиде с начала осознания себя. Она – Лидия Константиновна.
– Слушаю вас? – Лида уставилась на стоявшего у раскрытой пассажирской двери мужчину.
На этот раз костюм на нём был другого цвета, наверняка другого модельного дома, часы другие, лаконичные, с кожаным ремешком, а парфюм тот же, и чёртова аура – сбивающая, дезориентирующая, – всё та же.
– Прошу, – это не прозвучало как приглашение, просьба, вопрос. Констатация факта. – Я велел своему водителю нарушить правила дорожного движения, – он показал глазами на светофор и зебру, перекрытую чёрным автомобилем, тоже другим. В ветеринарной клинике, в ресторане Фролов был на другой машине. Выше, больше, агрессивней вальяжного, роскошного седана, перекрывшего пешеходный переход.
Иван Ефремович подошёл к Лиде, забрал из рук тележку, снял с плеч рюкзак, устроил в багажнике, в котором, кажется, с моменты выпуска ничего никогда не находилось.
– Садитесь, – повторил он, Лида покорно забралась на заднее сидение, холодея внутри от происходящего, больше не похожего на обычную благодарность. Ни на что не похожее, кроме очевидного: Иван… Ефремович ухаживал за ней.
Лида вытянулась по струнке, пристраиваясь у окна, Фролов сел с другой стороны. Между ними, на светлой кожаной обивке лежал букет из пяти белых хризантем. Одиночные пушистые головки были уложены одна на другую, стебли перевязаны длинной лентой – просто, лаконично, такая же констатация, как всё, что произносил и делал Иван Ефремович.
– Вам, – он улыбнулся, машина плавно тронулась, Лида продолжала смотреть на цветы. Огромные шары источали сладко-горький аромат, перемешивающийся с мужским парфюмом и её духами. В этом запахе хотелось искупаться, вываляться, как кошка в валериане, а потом слизывать с себя остатки.
– Спасибо, – Лида выдавила сдержанную улыбку, на большее не хватило.
Салон прорезал звук рингтона, Иван Ефремович прокрутил в ладони телефон, с раздражением нахмурил лоб, резко ответил:
– Фролов, – несколько мгновений были милостиво даны собеседнику перед тем, как безэмоционально произнести: – Позже.
Позже не получалось, следующие двадцать минут салон погрузился в слова, в которых Лида понимала мало или не понимала вовсе: обогащение, выплавка, прокат. Известковый флюс, коксовый газ. Стоимость чего-то на чём-то. Цифры, от которых могла закружиться голова, если иметь представление, о чём шла беседа. Валюта? Акции? Ценные бумаги? Цена за килограмм, тонну?
За это время водитель обернулся всего один раз, тихо уточнил, куда именно необходимо Лидии Константиновне. Именно так: Лидии Константиновне. Задал навигатору маршрут, через двадцать минут припарковался у вокзала, рядом приткнулся здоровенный внедорожник, видимо охраны. Водитель открыл дверь, достал тележку и рюкзак, вежливо помог устроить ношу на спине пассажирки, после чего она рванула в сторону пригородных касс, не понимая, на что надеется сильнее – опоздать на электричку, выйти с растерянным видом через десять минут, встретив на парковке седан Фролова, или умчаться подальше… От себя.
На электричку не опоздала, зашла в пятый вагон, устроилась у окна, наконец, выдохнула. Сердце истерично колошматилось о грудную клетку, руки подёргивались, дыхание сбивалось, чувственное волнение накатывало волнами. Лида обхватила холодными ладонями горящие щёки.
Фролов? Почему именно Фролов? Если начинать задумываться о плотской стороне отношений, то улыбчивый сантехник, на днях приходивший чинить смеситель, более реальная кандидатура. Иван Ефремович… точно так же можно вспыхнуть, представив в неоднозначной ситуации Дэвида Ганди, например. Дэвид не подвозил её к вокзалу, не дарил цветы, она не почувствует, каким парфюмом он пользуется, только Фролов не становится ближе от того, что всё это произошло.
Всё было странным, сюрреалистичным, пугающим. В голове, как вспышки, мелькали обрывки криминальной хроники, помноженные на мелодраматичные романы о любви, которые время от времени читала Лида, как сказки на ночь в детстве. Она крепко зажмурилась, попыталась выровнять дыхание, если продолжит в том же духе – появится на даче с шальным взглядом и румяными щеками, что вряд ли скроется от дедушки, которого совсем не хотелось волновать.
Происходящее смущало Лиду. Невероятное, буддийское спокойствие Фролова в маршрутке. Беседа со случайно встреченной соседкой Тамарой Степановной – приятельницей бабушки, – та, не смущаясь, разглядывала спутника внучки покойной, назидательно предостерегла вслух:
– Смотри-ка осторожней. К Сергеевым такой же хлыщ захаживал, всё просил участок продать, а как получил от ворот поворот, дача-то и сгорела. Слышала, апартаменты строят за рекой? Дорогу через посёлок проложат, ваш дом на одной линии с Сергеевыми – там дорога и пройдёт. Митрич лично план видел!
– Буду осторожней, – буркнула Лида, для верности кивнув.
Тамаре Степановне, бессменно занимающей пост секретаря председателя, постоянно виделись заговоры против драгоценного СНТ, тогда как никому болотистый клок земли между лесом и живописной речкой не был нужен. Апартаменты – элитный жилой комплекс благоустроенных, огромных квартир действительно строили на другом берегу речушки, с той же стороны был подъезд с трассы, ведущей в город, проведены коммуникации, в том числе газ, который в СНТ не провели. Никто не станет покушаться на сотки обывателей, прокладывать дорогу в три дуги, строить мост через реку, когда в округе достаточно удобных участков под строительство, однако Тамара Степановна – убеждённый адепт теории заговоров и от веры своей отказываться не собиралась.
Позже – присутствие Ивана… Ефремовича на участке дедушки. По тому, как Фролов оглядывал маленький домик, аккуратные грядки, теплицу, клумбы, хозяйственные постройки, было трудно понять, какое впечатление произвело нехитрое хозяйство пенсионера. Скорей всего он был в ужасе, но виду не подал.
Лида смотрела на тёмно-зелёный дом, с двумя окнами в торце, небольшой верандой с ромбовидными деревянными фрамугами в окнах, виднеющийся тюль в проёме двери – спасение от летающей живности, высокое, покосившееся крыльцо. Краска на фрамугах обновлена весной, сам дом красили несколько лет назад, цвет не успел выцвести, облезть. Привычно, аккуратно, почти добротно.
– Проходите, – Лида собралась духом, кивнула на дверь и остановилась у крыльца.
– Одну минуту, – согласился Иван Ефремович, Лида же заскочила в дом, проверить, всё ли там в порядке.
Надежды на то, что на потолке материализуется люстра из хрусталя, а полы станут мраморными, не было, хотя бы убрать разбросанную дедом одежду или садовый инвентарь посредине кухонного стола.
Дедушка сидел на диване-книжке у входа, водил пальцем по экрану телефона, что-то читал сквозь толстые диоптрии очков. Анатолий Макарович, несмотря на лета, освоил смартфон, пользовался интернетом, был подписан на исторические, военные ютюб-каналы, сверял посадки с лунным календарём и известным в узких кругах специалистом в области садово-огородных премудростей.
– Приехала, – утвердил дед, поднялся, чтобы поприветствовать Лиду и замер, глядя поверх её головы.
– Добрый вечер, – услышала Лида за своей спиной. В триллерах случаются напряжённые моменты, когда герой фильма понимает, что за спиной стоит опасность, боится обернуться, оттягивает неизбежность. Примерно это и почувствовала Лида, застыла внутри и снаружи, не в силах побороть неловкость.
– Добрый, – отозвался дедушка. – Коль не шутишь, – он перевёл вопрошающий взгляд на вдруг покрасневшую, как подросток, внучку.
– Фролов Иван Ефремович, – из-за спины Лиды появился гость, сделал несколько шагов к пенсионеру во фланелевой рубахе, заправленной в тренировочные штаны, протянул руку для приветствия.
– Кондрашов Анатолий Макарович, – ответил крепким рукопожатием бывший сотрудник НИИ. – Чего в дверях топчешься? – перевёл взгляд на внучку. – Приглашай гостя. А я, пожалуй, баньку затоплю, раз такое дело, – дедушка выразительно прокряхтел и скрылся за дверью.
– Простите, – Иван… Ефремович обратился к Лиде. – У вас не найдётся зарядки к телефону? – он протянул аппарат, Лида в недоумении посмотрела на модель, следом на спрашивающего. Он действительно думает, что у них может быть зарядка к такой модели?
– Вы не взяли зарядку? – зачем-то спросила она после молчаливого отказа. Конечно, он не взял зарядку, наверняка о зарядке телефона Фролова думает отдельно нанятый человек.
– Да, как-то не догадался, – смущаясь, проговорил Иван… Ефремович, нервно взлохматив пятернёй волосы.
– Возьмите мой, – Лида полезла в сумочку, чтобы протянуть телефон гостю.
– Спасибо, – он подержал смартфон всего секунду, вернул, вздохнув. – Не помню телефон водителя, не приходило в голову запоминать, – неуверенно добавил.
– Как же вы домой доберетесь? – опешила Лида.
– На электричке? – в унисон тону спрашивающей ответил Фролов.
– О, – она замерла. В истории с разрядившимся телефоном было много сомнительного. Несостыковок, натужности. Лиде показалось, что она общается не с сорокапятилетним самодостаточным мужчиной, а с подростком, ищущим оправдание прогулам. Промолчала. – Что ж, оставайтесь на ночь, – ответила единственное, что было уместно в данном случае.
– Спасибо! – искренне поблагодарил Иван… Ефремович.
Остался. Снял пиджак, устроил на спинке стула, часы положил на кухонный стол, поинтересовался, какая помощь требуется, у Лиды такового не нашлось, и Фролов отправился на улицу, к дедушке.
Лида металась по кухне, не понимая, что необходимо сделать в первую очередь. Устроить букет, подаренный Фроловым? Убраться, в надежде придать помещению приличный вид, или начать готовить? В итоге уселась на диван, чувствуя неясное опустошение. Почему, собственно, она волнуется? Она дома, на своей территории, гостей не ждала, а если бы ждала, вряд ли ринулась бы делать косметический ремонт в кухоньке, менять стеновые панели у столешницы на голландскую плитку, линолеум на паркет из ценных пород дерева. Лангустов и элитный алкоголь покупать бы не стала.
Ужин получился скромный, именно такой, какой планировала с самого начала, до появления Фролова. В ход пошли кабачки, урожай которых нужно было съесть, картофель, дежурные соленья, пожарила карасей – не зря дед наловил и почистил.
Лида по обыкновению устроилась в своей комнатке. Других вариантов не было. Всего в доме было три комнаты и кухня. Одну занимал дед, вторая всегда считалась Лидиной, а в третьей хранился непонятный хлам, которым не пользовались последние лет пятнадцать, однако дедушка считал каждый гвоздь, моток тесьмы или кусок резины неприкосновенной ценностью.
Короткое время замужества «кладовой», которая, по факту, была самой просторной и светлой комнатой, пользовалась Лида. После развода перебралась обратно – в маленькую комнатушку с одним окном, письменным столом, шкафом вдоль стены, двухъярусной кроватью и печкой, – самое отапливаемое помещение дачи. Уж очень холодной была большая комната, в прямом и переносном смысле.
Зимой в «детскую» перебирался дед, когда приезжала Лида, они спали в одной комнате, на двухъярусной кровати. Маленькое помещение быстро отапливалось, долго держало тепло. На остальное время дед устраивался в комнате, где раньше жил с погибшей супругой.
Сейчас в комнате детства Лиды, на втором этаже двухъярусной кровати, лежал Фролов Иван… Ефремович. Хозяйка же комнаты не находила себе места, ворочаясь с бока на бок, вздыхала, изо всех сил стараясь не шуметь, что со скрипучим матрасом было невозможно. До этого дня Лида не задумывалась о том, что кровать может издавать столько звуков одновременно.
Лежала, уставившись наверх, и думала, что, должно быть, сошла с ума. Всё происходившее с момента, как она встретила Фролова у пешеходного перехода, до той минуты, когда дедушка отправился спать со словами «разберётесь тут сами», было очень, очень странным.
Лида не могла быть готовой к тому, что останется один на один с человеком из списка Форбс. Ни к тому, что он окажется из этого списка, ни к тому, что это будет мужчина, ни тем более, что мужчина этот такой привлекательный.
Иногда, что греха таить, Лида мечтала о том, как останется наедине с мужчиной. Он будет целовать её, оставляя след от лёгких, почти невесомых ласк по всему телу. Она – отвечать смелым порывом. Только в грёзах мужчина был… обыкновенный, а сама мечтательница не одета в ночную сорочку по колено из плотного трикотажа, с широкой оборкой по подолу, и в шерстяные носки. Были в её арсенале и соблазнительные неглиже, и очаровательные пижамы, только всё это оставалось в городе лежать на полках без дела. Дома Лида спала в футболках. На даче в простых сорочках, в любой момент можно выскочить на кухню или в уборную, без страха мелькнуть трусами перед дедушкой или соседями. Ночнушка – почти платье.
О том, в каком виде находился Иван… Ефремович, Лида старалась не думать. Хватило звука пряжки ремня и молнии на брюках, когда она лежала, уткнувшись носом в стенку, изображая спящую мышь. Происходящее до боли в подреберье напоминало то, что уже было с Лидой однажды. С поправками на возраст, но повторялось почти точь-в-точь.
Своё восемнадцатилетние Лида праздновала на даче, были приглашены школьные подружки, ставшие студентками, новые приятельницы с первого курса педагогического института, куда она легко поступила. Несколько молодых людей, в основном спутников подружек, за исключением пары одноклассников и Олега. Последний был старше всех, приехал за компанию с новым парнем Багузиной Марины – подружки детства.
Олег только переехал в большой город, до этого жил и работал в райцентре дотационного региона. Устав от безденежья, рванул на заработки, снимал на паях с коллегами комнату двенадцать метров, в ближайшее время собирался арендовать квартиру, а то и купить – так он говорил тогда.
Конечно, нелепо сравнивать тощего двадцатипятилетнего парня из провинции с дырой в кармане и сорокапятилетнего привлекательного мужчину из списка Форбс. Лида сравнивала. В ту ночь, когда все улеглись, Олегу досталось место на втором ярусе кровати в комнате Лиды. Почему вышло именно так, Лида тогда не задумывалась. Но испытываемое чувство неловкости, духоты от понимания, что совсем рядом посторонний мужчина, иррационального, непонятного стыда было схожи с тем, что она чувствовала сейчас.
Разница происходившего тогда и сейчас была разительной. Олег стремительно разделся до трусов, заставив именинницу густо покраснеть, взлетел на второй этаж и оттуда травил анекдоты. Фролов же выключил свет, тяжело, выразительно вздохнул, в полной темноте щёлкнул пряжкой ремня. Но неловкий стыд был тот же. Сильнее! В восемнадцать она была глупой девчонкой, знавшей о мужчинах по рассказам подружек. К совершеннолетию Лида подошла, не имея за плечами даже школьной влюблённости. В тридцать пять ей было стыдно не только за скромный опыт, но и за собственный стыд!
Тогда, после целого фужера шампанского, она уснула почти сразу, слушая в пол-уха приколы гостя, большая часть из которых заставляла смутиться, а не улыбнуться. Проснулась от жара, стало невыносимо горячо, особенно спине и тому, что ниже. Спросонок не сразу поняла, что Олег завалился рядом, задрал ночную сорочку, вдавился всем своим телом в обнажённое Лидино.
– Дай! – горячо дышал он в ухо, пока Лида в ужасе пыталась выбраться из мужских лап. – Разок, дай, – повторил он, стаскивая с неё бельё.
– Нет! Нет… – истерично зашептала Лида, выворачиваясь как уж, готовясь, если придётся, заорать на весь дом.
– Чего такого-то? – с обидой протянул Олег.
– Того, – Лида отползла подальше, насколько возможно на односпальном месте.
– Не было ни разу, что ли? – удивлённо ввернул гость.
– Нет!
– У-х-ф, – не то удивился, не то возмутился, а то и обрадовался Олег. Лида не поняла, важнее было то, что он отпрянул, выпростался из-под одеяла, отправился к себе наверх.
Первый раз с Олегом произошёл через месяц, в квартире бабушки с дедушкой, когда те уехали на дачу. Он купил цветы, торт «Прага» и бутылку сухого вина. А она не почувствовала ничего, кроме лёгкой боли и глухого разочарования. Потом, со временем, Лиде начала нравится близость с Олегом, но самое первое, нестираемое воспоминание почему-то осталось о той, самой первой встречи с мужской похотью на первом ярусе кровати в собственной комнатушке. Воспоминание о собственном стыде, страхе.
Рабочий день завершился, Лида немного задержалась – последний приём длился дольше положенного. Первоклассник не справлялся с новыми нагрузками. Долгая беседа с взволнованной мамой помогла выявить причину проблем, оставалось дело за основным – признание родительницей этой причины. По мановению волшебной палочки проблемы не решаются, а именно такого подхода ждут родители с завышенными требованиями в отношении собственных детей.
Зашла в комнату отдыха. Помимо сносных дивана и пары кресел, там стоял небольшой холодильник, микроволновка и электрочайник. Мало кто обедал в кафе или бистро, трудились в центре психолого-педагогического сопровождения в основном молодые специалисты, кто-то ради опыта, кто-то с целью найти учеников для частных занятий. Зарплата у начинающего педагога – слёзы. Бизнес-ланчи в бюджет большинства не вписывались.
С удивлением увидела приятеля студенчества. Он учился на математическом факультете, Лида с подружками – на психологии. Они давно не виделись, кажется, последний раз пересекались через семь лет после выпуска. Мизурин Димка – неунывающий, обаятельный блондин, – встречался с Багузиной Мариной, той самой, что когда-то познакомила Лиду с Олегом. Впоследствии Димка и Марина сыграли красивую свадьбу, слетали в свадебное путешествие на Мальдивы, – всё в кредит, – а спустя полгода развелись.
– Привет, – Димка встал, удивлённо уставился на зашедшую. – Отлично выглядишь! – светло-голубые глаза выражали восхищение от встречи и того, что видит. – Сто лет не виделись!
– Привет, – Лида улыбнулась в ответ. – Какими судьбами?
– По личному вопросу, – не смущаясь, Димка кивнул в сторону Марии Семёновны – выпускницы педагогического института.
Симпатичная, двадцатидвухлетняя девушка. Стройная, высокая, с копной волос до пояса, наращенными ресницами, пухлыми губами. Такой типичной внешности, но разве имеет значение индивидуальность, если девушке всего-то двадцать лет. С возрастом появляются особенности, которые любая представительница женского рода с радостью бы скрыла, но увы, это невозможно. Молодость прекрасна сама по себе, без глупого бахвальства: «это не лишний вес, а избыток изюминки».
– Чайник горячий, Лидия Константиновна, – с улыбкой пропела Мария Семёновна.
– Спасибо, – Лида кивнула, опустилась в кресло.
Что-то царапнуло под ложечкой. Что именно? Почему? Лида не смогла бы ответить. За подругу не обижалась. Три года назад Марина выглядела довольной своей жизнью, о первом муже вспоминала со смехом, без налёта недовольства. О ревности, даже мимолётной думать вовсе смешно. Несмотря на объективную привлекательность Димки, Лида никогда не воспринимала его как парня, и сейчас мужчину в нём не видела.
Достаточно высокого роста, спортивного телосложения. Брюшко сквозь тонкий серый джемпер не проступало, светлые волосы не поредели, напротив, актуально подстрижены, подтянутый, интересный, оценила она внешность Мизурина.
– Прогуляюсь, – она отставила заваренный чай в сторону. – Погода отличная, – будто оправдываясь, буркнула Лида, кинув взгляд к окну. По стеклу скатывались капли серого, промозглого дождя. – Всем пока, – махнула рукой, у двери остановилась: – Была рада увидеться, – кинула в сторону удивлённо приподнявшего брови Димки.
Вышла на улицу, порыв ветра мгновенно развеял иллюзии о хорошей погоде, если бы они и были. Лида накинула капюшон, дёрнула собачку молнии под подбородок, рванула к автобусной остановке в надежде скрыться от пронизывающих порывов и холодного дождя. Хорошо бы успеть в магазин за продуктами до начала работы в клубе, чтобы не тащиться потом домой поздно вечером. Если первым придёт автобус в сторону клуба, что ж, займётся журналами. Широкий выбор досуга, что и говорить.
– Лида! – не сразу заметила, как из остановившегося кроссовера доносилось её имя. – Лид, а-у! – Димка улыбался от уха до уха, открыв дверь. – Садись, подвезу.
Причин отказываться с ходу придумать не смогла, да и глупо убегать. Была бы веская причина, а с глухим неясным недовольством, точно никак не связанным с Мизуриным, считаться глупо. Последние дни не высыпалась, вот и лезет ерунда в голову.
– Привет ещё раз, – кивнула она, устраиваясь на переднем сидении.
– Чего убежала, как ужаленная?
– Тебе показалось, – она наигранно округлила глаза. – Мешать не хотела, на работу спешу…
– Ясно, – Димка на минуту сосредоточился на дорожном движении, выруливая от остановки. – Кому мешать? – словно только услышал Мизурин. – Погоди, погоди, ты решила, что я и Маша?
– Мария Семёновна, – для чего-то поправила Лида.
– Мария Семёновна, – в тон ответил Димка. – Моя родная племянница. Старшего брата помнишь? Уехал в Новый Уренгой.
– Нет.
– Неважно. Прислали учиться ребёнка, я приглядываю в полглаза. В двадцать лет, сама помнишь, взрослые лишь по паспорту, а по уму, – Дима выразительно махнул рукой. – Мария Семёновна, – он снова фыркнул. – Сменила номер телефона, а матери забыла сообщить. Пришлось отправиться на поиски потерянного чада.
– Хорошо, что чадо нашлось, – Лида натужно улыбнулась.
– Слушай, с какого часа у тебя работа?
– Сегодня с семнадцати, – автоматически, позабыв, что она «спешила», ответила Лида.
– Заедем пообедать? Поболтаем, сто лет не виделись, – Димкин взгляд, тёплый, добродушный, как в юности, скользнул по Лиде, особенно не останавливаясь на деталях, при этом очевидно отмечая перемены, произошедшие с приятельницей.
– Куда?
– Вот отличное место, – он показал на вывеску того самого сетевого ресторана, в который относительно недавно её позвал Фролов после происшествия со щенком. Борщом. Надо же имя придумать!
Лида нахмурилась, при этом согласилась. Димка всегда тепло относился к Лиде, она к нему тоже. Они отлично ладили когда-то, болтались по городу в одной компании, ели мороженое. Пили вино, сидя на лавочке в парке, заедая жуткими беляшами, с которых капало прогорклое масло. Почему бы не вспомнить прошлое, не поболтать немного? В последнее время она никуда не выбиралась, ни с кем не контактировала, а с кем случилось пообщается – заставил чувствовать неловкость.
Уже вечером пришло сообщение с незнакомого номера. Лида оторвала взгляд от экранных страстей, пробежала по строчкам:
«Добрый вечер. Не отвлекаю?»
«Нет»
«Как прошёл день?»
«Отлично. Репетиция затянулась, царица Осень заболела, пришлось ставить замену»
О предстоящем концерте подопечных Лида рассказала Мизурину. Торжество назначено на субботу, через пару недель после дня учителя. План мероприятий пришлось сдвигать из-за экскурсии на страусиную ферму. Муниципалы предоставили выбор, возможность отложить, но хотелось вывезти ребят, пока стоит пусть и относительное, но всё же тепло. Провести концерт успеется.
Экран погас, десятиминутная тишина после ответа становилась гнетущей. Отчего, Лида не смогла бы объяснить. Мало ли, на что человек отвлёкся, Димка не обязан поддерживать беседу в мессенжере. Конечно, начал он. И закончил тоже – он. Всё правильно.
«Спасибо за компанию в обед», – написала Лида и отложила телефон в сторону.
Чтобы не маяться ожиданием отправилась на кухню, проинспектировала холодильник, бросила размораживаться куриное филе, вспомнила, что есть рыба, филе убрала, достала рыбу. Сполоснула чашку, постояла минуту глядя в окно, ещё раз сполоснула чашку. Только потом отправилась в комнату, чтобы увидеть всё тот же молчаливо-тёмный экран.
Разозлилась сама на себя. Волнуется, как школьница, получившая по ошибке валентинку от красивого мальчика. Надо будет, сама напишет Мизурину. Тем более – ей не надо. В отношениях, даже в лёгком флирте она не заинтересована. Абсолютно.
Придумала ерунду из-за недосыпа последних дней. С тех пор, как Фролов закрыл калитку, Лида ощущала какую-то потерю, неудовлетворённость, словно должно было произойти нечто важное, знаковое, и не сложилось. «Важное» и «Знаковое» – несостоявшийся роман с представителем списка Форбс? Становилось смешно от нелепых мыслей, смешанных чувств.
Дурость! Дурость! Придумала… навоображала.
Ванна с пеной помогла прийти в себя. Лида с удовольствие выпила чаю с мятой и растянулась на свежем постельном белье. Почти в забытьи протянула руку к телефону, проверить будильник. Мигающий значок мессенжера показал цифру три. Подряд три сообщения:
«Надеюсь, с царицей Осенью ничего серьёзного»
«Чем Вы занимаетесь?»
«Боюсь, произошло недопонимание. Я не мог составить вам компанию в обед»
Лида перечитала несколько жалких строчек. В том, что «произошло недопонимание», она убедилась ещё на первом «Вы». «Чем Вы занимаетесь?» Мизурин никогда не называл её на «вы», и не существовало причины начинать.
«Вы ошиблись номером», – быстро ответила она, упав на подушку. Вот и славно, вот и разрешились сомнения. Пусть Мизурин Димка останется приятелем юности, в прошлом, именно там, где ему место. А минутное замешательство Лида спишет на промозглую погоду, осень, застрявший в памяти аромат отцветающих астр.
Телефон ответил мгновенно, Лида посмотрела на экран:
«Я не ошибся, Лида»
«Кто вы?» – тут же набрала она.
«Фролов», – получила неожиданно ожидаемый ответ. Иногда человек не понимает, что он ждёт событие или весточку. Не осознаёт, насколько это важно ровно до того момента, пока не получает.
«Откуда вы узнали мой номер?» – задала она глупейший вопрос. Наверняка Фролов, при желании, может узнать не только телефон, но и размер обуви, и уровень гемоглобина у неё в крови. Что угодно!
«Это не сложно» – мгновенно ответил Фролов.
«Всё же. Чем вы сейчас занимаетесь?» – прилетело следом.
«Вы пьяны?» – озвучила Лида единственное оправдание, пришедшее в голову, объясняющее интерес Фролова.
В ответ получила череду сообщений, складывалось впечатление, что писал Иван… Ефремович быстрее, чем Лида успевала прочитать. Искусственный интеллект какой-то, а не человек.
«Нет, но пятьдесят грамм коньяка не помешали бы. Не люблю самолёты»
«Гамбург. Аэропорт»
«Хочу пригласить вас в театр», – в сообщение была добавлена ссылка на статью об одной из самых ожидаемых премьер года в театре оперы и балета в ближайшую пятницу. От названия оперы, имён выступающих, приглашённых лиц немного закружилась голова. Лида никогда не была заядлой театралкой, но, чтобы не знать некоторых личностей, нужно находиться в информационном вакууме. Слухи о ценах на подобные мероприятия пугали даже заядлых меломанов, покупающих билеты на ярусы – не так отчаянно бьёт по карману, зато эстетическое удовольствие в полном объёме.
«Аfter party после премьеры»
«После, если пожелаете, ужин»
«Далее программа на ваше усмотрение»
«Что скажете?»
«Лида?»
«?»
И что на это должна была ответить Лида?
«Лида, у меня перелёт в Токио, надеюсь на ваш ответ до взлёта»
«Хорошо», – набрала Лида. Действительно, почему бы и…
«Dress code black tie»
Отлично, Лидия Константиновна, остаётся надеяться, что твои почки ещё в приличном состоянии, чтобы выручить за две достаточно денег, чтобы приобрести одно-единственное платье…
Интернет услужливо подсказал, что единственный доступный вариант соблюсти дресс-код black tie для Лиды – отказаться от приглашения Ивана… Ефремовича. Сказаться больной, а лучше мёртвой, чтобы наверняка.
На выручку пришла приятельница. Когда-то они с Ольгой, или как она предпочитала называть себя, Лялей, хорошо дружили. Потом она вышла замуж, родила погодок и надолго выпала из вида подружек по студенчеству. Ляля преподавала в университете промышленных технологий и дизайна, некогда лёгкой промышленности. Учила молодых модельеров, поддерживала креатив и дарования. Создавала собственные коллекции, пыталась продавать собственноручно скроенные наряды через интернет. Ляля – натура, несомненно, талантливая, но, как и многие творческие люди – неорганизованная, отношения с бизнесом у неё складывались намного хуже, чем со студентами и креативом.
– Приезжай! – взвизгнула Ляля в трубку, когда Лида позвонила «просто поболтать», а заодно поделиться проблемой. Надежды на помощь приятельницы она особенно не питала. Здравый смысл подсказывал, что кустарные творения не могут соответствовать black tie.
Лида всё-таки устроилась, водитель услужливо закрыл дверь, авто плавно и бесшумно тронулось, едва вдавливая пассажиров в кресла. Мелькнул знакомый пейзаж, выглядящий иначе из окна машины представительского класса. Будто изображение на 3D экране. Реалистично, и в то же время – нереально.
– Добрый вечер, – услышала она голос Ивана… Ефремовича.
Пришлось повернуться, как в замедленной съёмке перед глазами проплыл салон, обитый светлой кожей, подсветка приборной панели, затылок безучастного водителя и, наконец, слева от неё – Фролов. Конечно, одетый согласно дресс-коду black tie. И ему точно наряд подбирала не самопальная Фея Крёстная.
– Вы прекрасно выглядите, Лида, – на удивление мягко произнёс Иван… Ефремович. Голос обволакивал уступчивостью, такой же обманчивой, как мелькнувшая откровенная заинтересованность, граничащая с физическим желанием, в мужском взгляде.
Она почувствовала, как мужская ладонь обхватила её запястье, большой палец невесомо погладил тонкую кожу, скользнул в центр ладони, очертил круг. Пальцы – уверенные, тёплые, скрывающие собственную силу, обхватили тонкие пальцы Лиды, чуть сжали, словно подбадривая. Жест сексуальный, выбивающий дух и поддерживающий в то же самое время.
Здание театра окутывала мягкая ночная подсветка, у входа толпились меломаны, терпеливо дожидающиеся открытия. Один за другим подъезжали автомобили, они плавно останавливались, распахивались двери, выходили дамы в вечерних нарядах, с приклеенными улыбками, и мужчины с дежурными приветливыми выражениями лиц. Лида, под руку с Иваном… Ефремовичем была одной из тех, перед кем услужливо распахнули двери, пока страждущие попасть на громкую премьеру стояли на стылом ветру.
Пожалуй, не хватало толпы репортёров, вспышек фотокамер, красной дорожки от дверей авто до зрительного зала, официантов в белых пиджаках, разносящих высокие фужеры с искрящимся шампанским. Примерно этого ожидала Лида.
На деле всё было почти привычно. То же фойе, капельдинеры на своих местах, приглушённый гул голосов. Отстранённые, вежливые беседы. Улыбки – почти приветливые. Взгляды – иногда заинтересованные. Речи – сдержанные. Выдавали статус события лишь туалеты дам, бьющий по глазам статус их спутников и охрана в штатском – почти незаметные парни, и всё равно отличающиеся от основной массы приглашённых.
Скорей всего, Лида точно так же отличалась от присутствующих, как охранники, водители, капельдинеры в форменных костюмах, но никто не позволил себе косого взгляда или неровного слова. Или Лида, поглощённая происходящим, придавленная чёртовой аурой Ивана… Ефремовича, окутанная его парфюмом, окунаясь в лёгкое чувственное переживание от скольжения мужских пальцев по её запястью, не замечала очевидного.
После первого звонка презентабельная публика поспешила в зал, после третьего шум дисциплинированно стих, погас свет, началось представление.
Грандиозная постановка произвела на Лиду оглушающее впечатление. Она не считала себя любительницей классической музыки, слушать оперное пение под приготовление шарлотки никогда не приходило в голову. Но то, что слышала, видела, ощущала всем телом – пробирало до костей, до спёртого дыхания, до детского, поистине искреннего восторга. С первых минут представления, когда внутренне приготовилась стоически изображать заинтересованность, она провалилась в действие, жила и умирала на сцене. В какой-то момент поймала себя на том, что от переживаний обхватила плечи руками, следом почувствовала прикосновение мужской ладони к своему колену, расслабилась и снова улетала в другой мир.
Афтепати промелькнуло быстро. Честно говоря, Лида не успела ни на чём заострить внимание. Смутно знакомые лица, знаменитости мелькали, как в калейдоскопе. Иван… Ефремович – Лида никак не могла заставить себя перейти на предложенное в начале вечера «Иван», – не выпускал из виду спутницу, если она и отходила на несколько шагов. Ей было откровенно не по себе среди знаменитостей, женщин в шикарных нарядах, сдержанных мужских взглядов. Подспудно она ждала подвоха, того, что время от времени появляется в новостных лентах о подобных мероприятиях. Пьяного дебоша, вызывающих поступков, желчных комментариев. Несмотря на доброжелательную, расслабленную для всех участников обстановку, Лида чувствовала, как что-то внутри напрягается, натягивается, как струна, готовая лопнуть от нечаянного движения, звука, слова.
Шампанское становилось поперёк горла, закуски не вызывали интереса. Артисты вводили в ступор. Страшно представить уровень известности некоторых, а они ходят от гостя к гостю, почтительно улыбаются, порой откровенно подобострастно.
К Фролову, словно к цезарю, режиссер – знаменитый на весь мир своим постановками, – время от времени, подводил солистов. Те перекидывались вежливыми благодарностями, делали сдержанные комплименты Лиде, воздерживаясь от откровенной лести, однако, всем, включая шикарные интерьеры, было очевидно, кто хозяин положения и ситуации. И это всё сильнее давило на психику. Отвлечённые разговоры с дамами, имена которых смешались в единую массу, не могли отвлечь от происходящего.
– Интересное платье, – иногда делали комплимент наряду Лиды.
– От Кристи Марана, – с готовностью, приклеив к губам улыбку, отвечала Лида, надеясь, что творением молодой, талантливой девушки заинтересуются.
Впрочем, объективно оценить собственный внешний вид Лида так и не смогла. Она словно зависла в невесомости, в пространстве между неустроенной прихожей в панельной однушке и комфортабельным салоном автомобиля. Не вписываясь никуда.
– Пара дежурных фотографий, и мы свободны, – шепнул на ухо Фролов, деликатно обхватив талию Лиды. Все его движения, взгляды, слова были исключительно сдержанны, дистанцированы, в то же время любому становилось понятно, с кем пришла его спутница, с кем и, главное, как он проведёт остаток вечера, даже если она сама в этом не была уверена.
Фролов быстрым шагом отошёл от Лиды, направился к собирающейся группе артистов, приглашённых и фотографов, которые, к слову, не сновали по залу, навязчиво фотографируя всё и вся, а находились в стороне, делая лишь постановочные снимки. Корреспондента, показавшегося присутствующим некорректным, тут же вывела из зала охрана. Естественно, гости афтепати фотографировались друг с другом, делали селфи, делились происходящим в социальных сетях, особенно дамы, спешащие запечатлеть себя в знаменитых интерьерах или с молодыми красавцами – артистами. Информационный поток о мероприятии регулировался гостями, а не устроителями, и тем более не корреспондентами.
Настал день концерта в честь дня учителя. Месяц работы прошёл не зря. Малыши старались вовсю, читали стихи, разыгрывали сценки, средние и старшие не отставали. Родители и приглашённые педагоги искренне аплодировали юным артистам и Лидии Константиновне. Позже было чаепитие, радостное поедание тортов, домашней выпечки, в том числе Лидиной, поздравления в неформальной обстановке, довольные мордашки младших школьников и серьёзные – старших.
В итоге рабочий день затянулся, клуб Лида закрыла около девяти вечера. Погода стояла на удивление безветренная, небо, затянутое хмурыми тучами, не сыпало дождём, воздух будто застыл, чем-то неясным напоминая тёплый летний вечер. Будто бабье лето по ошибке заглянуло.
Накануне звонил Димка Мизурин, звал в кино. Вышла третья часть популярной франшизы, грешно пропустить первую неделю проката. Потом приятно провести время, прогуляться, сходить в ресторан. Лида отказалась, сослалась на мифическую занятость. Сил на второе провальное свидание за неделю не было. Почему оно должно быть безуспешным, она и сама не понимала, просто ограждала себя от очередного разочарования.
– Может быть, позже, – произнесла она вслух, давая про себя обещание, что обязательно воспользуется приглашением.
Смешно сравнивать Мизурина и Фролова. При всех очевидных плюсах Ивана Ефремовича, Димка давал ему фору хотя бы тем, что рядом с ним Лида не балансировала, как канатная плясунья, держа в одной руке зонтик, а в другой неразумно дорогую обувь.
Просто нужно время, чтобы выбросить из головы сомнительное приключение с представителем Форбс, тем более, за прошедшие дни он не давал о себе знать. Не звонил, не присылал сообщений. Очевидно, что вечер с чамрочной учительницей он посчитал ошибкой. Что ж, тем лучше для всех. И для Ивана Ефремовича, и для Лиды.
В конце концов, чем могла закончиться интрижка с Фроловым? Лишь большим разочарованием. Лиде хватало тех, что уже имелись в её жизни, незачем плодить очередные горькие выводы. Не для чего искать подтверждение тому, что и так известно. Приклеивать на доску визуализации очередную картинку несбыточного будущего.
– Лида! – услышала она окрик за спиной, как подтверждение собственным мыслям.
Зажмурилась, перевела дыхание, на секунду зацепилась взглядом за грязно-бурое граффити на обшарпанной стене пятиэтажки. Мелькнувшая надежда, что обозналась, ошиблась в тусклом освещение дворовой территории, растаяла. Неужели нельзя пройти мимо? Сколько лет прошло после развода? Семь? Восемь?.. Да, восемь.
– Здравствуй, Олег, – обернулась она, натянув дежурную улыбку. Взгляд невольно скользнул на стоявшую рядом с бывшим мужем девочку, похожую на своего отца. Те же карие глаза, нос с небольшой горбинкой, пухлые губы. Красивая девочка. Во второй класс должна перейти…
– А я думаю, ты, не ты? – восторженно проговорил Олег.
– Я, – кивнула она. Что скажешь? «Нет, не я»?
– А мы вот… – бывший показал глазами на коляску впереди себя, там устроился карапуз около двух лет, в синей шапке, наползающей на глаза, с огромным помпоном. – С Максимкой Сашу встречали с танцев, – кинул взгляд на дочку, без всякого интереса рассматривающую знакомую папы, крутя в руках голубой рюкзак с изображением балерин в воздушных пачках, больше похожих на фей или волшебниц.
– Молодцы, – интересно, что именно Олег ожидал услышать в ответ на свой отчёт?
– Жена неделю, как родила, так что пока всё на мне, – добавил он.
– Поздравляю.
– Девочку. Алёной назвали.
– Хорошее имя. Ты прости, я спешу. Ещё раз поздравляю.
– Спасибо. А я вот только вспоминал тебя, думаю, рядом живём, а не видимся никогда… Странно.
– Па-а-а-ап, – недовольно протянула Саша, не понимая, какую услугу оказывает Лиде.
– Идём, идём, – поспешил ответить Олег, толкнул коляску впереди себя, напоследок окинув бывшую жену липким, как клейкая лента для мух, взглядом, останавливаясь на губах, бёдрах едва прикрытых курткой, ногах в узких брюках.
Лида поморщилась, развернулась, поспешила домой, мысленно отряхиваясь от встречи, клейкого взгляда, навязчивых воспоминаний. От жалких мыслей о несправедливости мироздания, понимания – что-то дало сбой, а она никак не могла понять, что именно. Ответить себе на простой вопрос: «Почему? Какого чёрта?»
О том, что у Олега есть любовница, стало известно за полтора года до развода, почти за два. Узнала банально, наткнулась на переписку в социальной сети – щедро открытый браузер на странице диалога не оставил Лиде шанса для самообмана. Муж не отнекивался, признался, что увлёкся коллегой, заигрался, заврался, но в ближайшее время завяжет с порочной связью.
Лиде нужно было выставить мужа за порог, плюнуть на старших подруг по несчастью, утверждавших в один голос, что семью необходимо сохранить, что развод – это позор, пожизненное клеймо на женщине. Да и потом, все гуляют. Перебесится Олег, вернётся.
Сколько слёз Лида пролила в те полтора года, знала лишь она. От родных заплаканное лицо прятала, улыбалась в глаза близким, терпела склизкие смешки брата Олега, пренебрежительные реплики, взгляды. Старалась быть хорошей женой, ведь должен муж понять, кого он любит на самом деле. Он и понимал, так казалось Лиде. Говорил, что любит, что она, Лида – добрая, порядочная, самая-самая лучшая. Бросал любовницу, клялся в верности, просил прощения, становился ласковым, нежным, потом снова задерживался после работы, придумывая предлоги один нелепее другого.
Лида верила Олегу, как не верить мужу? Кому же тогда доверять? Старалась усерднее. Только что она могла знать о мужчинах? Позже подтвердилось – ничего. У неё был один образец семьи перед глазами, как казалось, самый верный. Бабушки и дедушки. Сколько лет вместе прожили, подумать страшно! Бабушка всегда учила, к приходу мужа должен быть готов обед, квартира убрана, вещи наглажены. Женщине нужно выглядеть опрятно, так и говорила «опрятно», одеваться скромно, а не как «непутёвая девка, на которую смотреть стыдно».