Стипендиатка для капитана

Глава 1

Лилиана

Первый и главный закон моего существования в Harmon International University (HIU) был высечен в моём сознании огнём и ледяной логикой: никогда, ни при каких обстоятельствах не пересекаться с Тремя Королями.

HIU был не просто университетом. Это был памятник амбициям, возведённый из стекла, стали и векового красного кирпича. Кампус раскинулся на холмах, откуда город открывался как игрушечный макет. Здесь были свои парки с японскими клёнами, лаборатории с именами на мемориальных табличках («Центр инноваций семьи Ротшильдов»), стадион, напоминающий космический корабль, и даже искусственное озеро с лебедями.

Всюду ощущался запах денег — не вульгарный, а изысканный, как аромат старинных книг в дубовых шкафах, дорогой кожи новых рюкзаков и свежескошенной травы, которую подстригали каждые три дня.

Я, Лилиана Милтон, находилась здесь на особых условиях — благодаря стипендиальной программе. Мой мир состоял из конспектов, аромата молотых зёрен в кофейне «Бинго», где я работала, и тихой, но постоянной борьбы за то, чтобы не уступать остальным.

А их мир располагался на вершине пищевой цепи кампуса. Три Короля. О них говорили шёпотом, с нескрываемым восхищением. И главным среди них, безусловно, был Коул Блэк.

Если кампус представлял собой королевство, то Коул был его бесспорным монархом. Капитан баскетбольной команды «Соколы» — не просто звезда, а живая легенда. Наследник империи недвижимости, чьё состояние стало темой городских легенд. Он не ходил — он шествовал, и пространство вокруг него словно подстраивалось под его присутствие.

Два метра безупречного телосложения, отшлифованного многочасовыми тренировками; тёмные волосы, всегда выглядевшие небрежно растрёпанными с идеальной точностью; карие глаза, взирающие на мир с ленивым, врождённым превосходством.

Внимание девушек к нему было не просто заметным — оно казалось естественным законом природы, подобно гравитации. Они вздыхали при его появлении, строили планы, чтобы привлечь его взгляд, и охотно прощали ему всё: холодность, высокомерие, частую смену спутниц. Он был центром вселенной HIU — и прекрасно это осознавал.

Рядом с ним неизменно находились двое других.

Алекс Волдерхольд — воплощение холодного, расчётливого ума. Будущий титан Уолл‑стрит уже в двадцать лет. Он редко улыбался; его светлые, почти белёсые волосы всегда были безупречно уложены, а взгляд серых глаз словно сканировал окружение, мгновенно оценивая стоимость, выгоду и риски. Он выступал стратегом, тенью и казначеем их маленькой монархии.

И Нолан Рейвс — наследник медиаимперии, сибарит и циник. Он был публичным лицом троицы в соцсетях, мастером эпатажа и светских скандалов. Обладая идеальной улыбкой, хищным прищуром карих глаз и едким чувством юмора, способным как развеселить, так и уничтожить, он наслаждался вниманием и славой. Именно он превращал их выходки в легенды.

Мой мир и их мир должны были оставаться параллельными вселенными — пока не столкнулись в одно роковое утро в кофейне «Бинго».

Я стояла за стойкой после бессонной ночи, пытаясь вспомнить формулу. И тут дверь открылась с тем напором, с каким обычно входят хозяева жизни. Их появление было подобно вспышке света.

Первым вошёл Нолан — громко смеясь над чем‑то в своём телефоне; его дорогой пиджак был небрежно накинут на плечи. За ним — Алекс, оценивающим взглядом окинувший помещение, будто составлял смету каждого предмета. И между ними… Коул.

Он вошёл не спеша, словно поглощая всё пространство вокруг. В простой серой футболке баскетбольной команды и тренировочных штанах он всё равно выглядел так, будто сошёл со страниц глянцевого журнала. Мышцы плеч и предплечий перекатывались под тканью при каждом движении. Его взгляд — тот самый, ленивый и всевидящий — скользнул по залу, на мгновение задержался на мне (без интереса, словно я была частью интерьера) и тут же переместился на друзей.

От него веяло такой непоколебимой уверенностью и силой, что воздух в кофейне, казалось, сгустился. Я невольно замерла, чувствуя, как сердце глупо и предательски заколотилось. Это был не просто красивый парень — это была сила природы. И прямо сейчас эта сила была не в духе.

— Три американо со льдом, — бросил Нолан в мою сторону, даже не глядя. — Побыстрее.

Я кивнула, стараясь скрыть дрожь в руках. Сосредоточилась на кофемашине. Только бы не ошибиться. Только бы они ушли.

Я готовила второй американо, когда Коул, обсуждая с Алексом какую‑то игровую тактику, резко жестикулировал. Его мощный локоть неожиданно задел мою руку.

Всё произошло за секунду. Питчер выскользнул. Кипяток и лёд, словно в замедленной съёмке, обрушились на панель управления кофемашины — и на футболку Коула. Раздалось шипение, щелчок — и машина замолкла.

Тишина повисла густая и звенящая.

— Боже, — фыркнул Нолан, уже снимая происходящее на телефон. — Это точно попадёт в тренды.

Алекс лишь приподнял бровь, изучая последствия аварии с видом учёного, столкнувшегося с неожиданным экспериментом.

А Коул… Он медленно перевёл взгляд с мокрого пятна на своей футболке на меня. Его лицо, секунду назад оживлённое спортивным азартом, стало каменным. В его глазах не было…

Именно то выражение, которым, вероятно, одаривают слугу, разбившего фамильную вазу.

Глава 2

Лилиана

Тишина, которая накрыла кофейню после их ухода, казалась громче любого взрыва. В ушах звенело. Я стояла, вцепившись пальцами в стойку так, что ногти впивались в ламинат. Всё тело трясло — сначала от ярости, потом от леденящего душу страха. Адреналин отступал, оставляя после себя неприятную, липкую слабость в коленях.

«Стальные яйца для девочки».

«Ага, Нолан, иди к чёрту. Иди и подавись своим видео».

Я обернулась к кофемашине. Моя прекрасная, капризная, дорогая как крыло самолёта «итальянка» стояла с поникшей панелью. Мёртвая. Я подошла ближе, осторожно коснулась чёрного пластика. Он был тёплым. Как труп.

В голове застучал навязчивый, панический ритм: пять-ноль-ноль-ноль-ноль-ноль-ноль. Цифры плясали перед глазами. В кармане у меня лежало тридцать семь долларов и мелочь на автобус. Стипендия — только через две недели.

«Ты хотя бы представляешь?»

Его голос. Низкий, спокойный, пропитанный таким… неоспоримым превосходством. Он даже не разозлился. Просто констатировал факт моего ничтожества. Меня снова передёрнуло. Жаркая волна стыда и злости обожгла лицо.

— Представляю, ублюдок, — прошипела я в тишину, стиснув зубы. — Представляю цену каждой секунды, которую я тут провожу, отрывая от учёбы. Представляю стоимость твоей дурацкой футболки, которую можно купить на мою месячную зарплату. Прекрасно представляю.

Нужно было действовать. Сейчас. Пока не явился мистер Дональд от поставщиков. Я схватила тряпки и бросилась вытирать лужу с пола. Вода просочилась под стойку, капала с полок. Я работала быстро, яростно, смахивая с лица что‑то мокрое — то ли пот, то ли предательские, глупые слёзы.

Нет. Никаких слёз. На таких, как он, не плачут. На них злятся. И выживают.

Дверь в подсобку открылась. Вошёл мистер Дональд с коробкой сиропов. Его добродушное лицо мгновенно помрачнело, когда он увидел мои тщетные попытки воскресить Лазаря из металла и пластика.

— Лилиана… Что… что случилось?

Я выпрямилась, откинув со лба мокрую прядь. Говорить правду было страшно. Но врать — бессмысленно. Половина кампуса, наверное, уже видела сторис Нолана.

— Коул Блэк, — выдохнула я. — Он… задел меня. Нечаянно. Питчер выпал — прямо на кофемашину.

Мистер Дональд молча подошёл, осмотрел повреждения. Он не кричал. Лишь вздохнул — глубоко и устало. Это оказалось хуже крика.

— Боже правый, Лили… — Он провёл рукой по лысеющей макушке. — Ты же знаешь, кто он. Знаешь, кто его отец. Они спонсируют весь университет.

— Это был несчастный случай, — пробормотала я, ненавидя свой подобострастный тон. — Он резко повернулся…

— Неважно, — перебил он мягко, но твёрдо. — Важно, что это произошло на твоей смене. Дорогостоящая техника. Страховой случай. — Он посмотрел на меня, и в его взгляде была не злость, а жалость. Мне снова захотелось провалиться сквозь землю. — Правила для всех одни, Лили. Мне придётся тебя отстранить. На месяц. Без оплаты. И я должен буду написать объяснительную в управление кампуса.

Отстранение. Месяц без денег. Объяснительная.

В голове мгновенно пронеслись последствия: не куплю новый конспект по эконометрике, придётся питаться дошираком из столовой, отложить поездку домой на день рождения мамы… Ком в горле стал размером с яблоко.

— Я понимаю, — выдавила я. Голос не дрогнул. Слава богу. — Я… я заплачу за ремонт. Как‑нибудь.

— Не говори глупостей, — он покачал головой. — Страховка покроет. Но, Лили… — Он понизил голос. — Держись от них подальше. От всей этой золотой троицы. Они живут в другом мире. А в их мире такие, как мы, — расходный материал. Просто пыль на их идеально отполированных ботинках. Не становись пылью.

Его слова были горькими, как полынь, — и такими же правдивыми. Я кивнула, не в силах ничего сказать.

Когда он ушёл, договорившись по телефону с сервисом, я закончила уборку на автопилоте. Руки сами выполняли движения. А в голове крутилась одна мысль: «Пыль. Просто пыль».

Коул Блэк смотрел на меня именно так. И, чёрт побери, я позволила. Нет, я даже не позволила — я сама поставила себя в это положение.

Стипендиатка. Официантка.

Экономичный сектор. Чёрт возьми, как я ненавидела этот термин!

Именно тогда, вытирая последнюю каплю со стойки, я увидела его. Он лежал в лужице у самого края, почти неприметный: чёрный кожаный ремешок, матовая стальная пластинка. Я потянулась и подняла браслет.

Браслет Коула Блэка.

K. Б. Сокол.

Он оказался тяжелее, чем казался. Кожа — сочная, дорогая, пахла кожей и… им. Тем же ароматом морозного леса и чего‑то неуловимого, что всегда витало вокруг него. Я сжала браслет в кулаке — пластинка врезалась в ладонь.

Первый импульс — выбежать, догнать, сунуть ему в это высокомерное, красивое лицо. Избавиться. Стереть инцидент. Вернуться к своим делам, к своему выживанию.

Но я не двинулась с места.

Он не просто унизил — он отменил меня. Как шум. Как неудобство.

А что, если… Что, если я не стану просто шумом, который стихает?

Глава 3

Лилиана

Дверь моего общежития «Башня Персея» (ирония судьбы — названной в честь героя, но выглядевшей как бетонный пенал для бедных родственников) захлопнулась за мной, отсекая внешний мир. Я прислонилась спиной к холодной деревянной поверхности, закрыв глаза.

Тишина. Гробовая, густая тишина моего крошечного мира — после того шума, того напряжения, что осталось там, за стеклянными стенами спорткомплекса. Только сейчас, в безопасности этих голых стен, я позволила себе разжаться. Дрожь, которую я сдерживала всё это время, прокатилась по телу волной. Я медленно сползла по двери на пол, обхватив колени руками. Лоб уткнулся в колени. Дышалось тяжело, будто я пробежала марафон.

В носу всё ещё стоял его запах — дорогой, холодный, мужской. Смешанный с запахом хлорки из душа и той непоколебимой уверенностью, что, казалось, пропитывала сам воздух вокруг него. «Пыль». Слово жгло изнутри, как кислотой.

Я подняла голову, оглядывая свою комнату. Две односпальные кровати, застеленные простеньким казённым бельём. Два старых стола, заваленных книгами. Вид из окна — не на озеро с лебедями, а на задний двор и мусорные контейнеры. Запах — не парфюма, а дешёвого освежителя воздуха, пыли и старого ламината.

Это был мой мир: реальный, тесный, потрёпанный. И именно сюда, в эту самую точку вселенной, долетел приказ Короля.

Я заставила себя встать. Подошла к своему столу. На нём лежал открытый учебник по эконометрике, конспекты, кружка с остывшим чаем. Рядом — фотография меня с мамой и сестрой, сделанная прошлым летом на нашей старой даче. Мы смеялись. Просто. Искренне. Без необходимости что‑то доказывать.

Резкий, болезненный ком встал в горле. Боже, как же я хотела сейчас туда — туда, где меня не называли «экономичной», где мои амбиции не были поводом для насмешки, а моя злость — признаком неблагодарности.

Мой ноутбук — верный товарищ по несчастью — мигнул индикатором. Я машинально ткнула в тачпад. Экран загорелся, открыв почтовый клиент. И там, среди писем от преподавателей и рассылок библиотеки, ярко горело одно новое, ещё не прочитанное:

От: Александр Вольдерхольд

Тема: Кейс для анализа. Проект «Микрофинанс». Сроки и данные.

Он не стал ждать до завтра. Алекс, эффективный и безжалостный, как машина, уже прислал ловушку. Приговор.

Я щёлкнула по письму. Открылся сухой, безличный текст с перечнем условий, ссылкой на огромный архив «грязных» данных и жёстким дедлайном — 14 дней.

«Удачи в анализе. Надеемся на ваш „свежий взгляд“.

А. В.»

Надеются, что я сломаюсь. Надеются увидеть, как я буду метаться, как не справлюсь, — и тогда они (Коул, Алекс, все они) смогут с чистой совестью поставить на мне жирный крест. «Видели? Говорили же. Пыль. Шум. Недостойная».

Я уставилась на строки с цифрами, на диаграммы во вложении. Это была неподъемная задача: слишком много переменных, слишком мало времени, бюджет — издевательски мал. Любой нормальный человек сказал бы «нет». Спасовал.

Но я уже сказала «да». Прямо ему в лицо. Прямо в логове Соколов.

Я медленно выдохнула. Слёзы, которые щипали глаза, высохли, не успев пролиться. Вместо них внутри поднялось что‑то другое — упрямое, колючее. То самое, что заставило меня огрызнуться в «Бинго».

«Докажи, что ты не собака».

Ладно, Коул Блэк. Ладно, Король.

Я подвинула стул, села за стол. Прищурилась, глядя на данные. Потом открыла чистый документ и начала делать первые пометки. Не из чувства долга и не из желания им что‑то доказать. А потому что отступать было некуда.

Это был мой коридор. Моё поле. И если они думали, что я сломаюсь от первого же препятствия, то ошиблись в самом главном.

Я выросла не в теплице. Я пробивалась сквозь бетон. И этот кейс — просто очередной слой дерьма и камней, который нужно разгрести. Не для их признания. Для себя. Чтобы, когда всё это кончится, я могла посмотреть в зеркало и не увидеть там испуганную «пыль».

Я включила музыку — что‑то громкое, агрессивное, без слов. Налила свежего чая. Расправила плечи.

Игра была принята. Не на его условиях — на моих. Я буду играть не чтобы выиграть у него. Я буду играть, чтобы выиграть у самой себя. А он, со всем своим богатством и властью, будет просто зрителем на моём личном, дерзком марафоне выживания.

Первая строчка анализа легла на экран. Потом вторая. Мир сузился до яркого света монитора, цифр и этого тихого, жгучего желания сделать невозможное — просто назло всем им. Назло всему этому прекрасному, безжалостному университету. Назло самому Коулу Блэку.

***

Час спустя я сидела, уставившись в экран, с ощущением, что мне только что мысленно надавали пощёчин. Данные Алекса были не просто «грязными». Это была полная катастрофа: неструктурированные таблицы из десятка разных источников, записи рукописных анкет, отсканированные с пятнами кофе, противоречивые цифры по микрозаймам за пять лет, пропуски в ключевых полях.

Это была не задача — это было издевательство, красиво упакованное в Excel‑файлы.

Первая волна паники была ледяной и тошнотворной. «Я не справлюсь». Эти слова пронеслись в голове — яркие и соблазнительные. Можно было всё закрыть, написать Вольдерхольду «извините, не могу», выключить свет и зарыться под одеяло. Принять своё поражение. Смириться с ярлыком «пыль», который теперь казался не оскорблением, а просто констатацией факта.

Глава 4

Лилиана

Ровно в 6:55 я стояла перед пустой баскетбольной ареной «Соколов». Воздух внутри был прохладным, пах краской, резиной и… усилиями. Сотни тысяч потраченных здесь часов витали в тишине. Мои дешёвые кроссовки жалобно скрипели по безупречно натёртому паркету. Я чувствовала себя иконоборцем, ворвавшимся в храм.

Он появился ровно в семь — не из раздевалки, а с центральной линии, будто материализовался из утреннего тумана за огромными окнами. В чёрных компрессионных лосинах и серой майке, взмокшей от первой тренировки. Мяч он вёл одной рукой; его удары о паркет отдавались в тишине гулким, ритмичным эхом — как отсчёт времени до начала чего‑то неизбежного.

— Не опаздываешь. Уже прогресс, — его голос, слегка хриплый от нагрузки, прозвучал громче, чем ожидалось. Он не подошёл ближе, остановившись в нескольких метрах, продолжая легко вести мяч между ног, не глядя на него. Его глаза изучали меня — мой спортивный костюм, мою напряжённую позу. — Расслабься. Я не съем тебя. По крайней мере, не в первую же встречу.

— Я не для того пришла, чтобы расслабляться, — парировала я, заставляя себя расправить плечи.

— Вот и отлично, — он резко поймал мяч, зажав его на бедре. — Потому что проект — это не только цифры на бумаге. Это дисциплина. Тайминг. Умение видеть поле и предугадывать действия противника. В нашем случае — противника в виде бюрократии, глупости и инерции. Так что забудь про конференц‑залы. Твоя новая рабочая зона — вот она.

Он жестом обозначил пространство корта.

— Мы будем… играть в баскетбол? — недоверчиво спросила я.

— Мы будем думать, как игроки, — поправил он. Он начал медленно обходить меня по кругу, и я невольно повернулась к нему, следуя взглядом. — Проект — это матч. У тебя есть команда? Нет. Ты — соло‑игрок против пятёрки. У тебя есть тайм‑ауты? Нет. Есть только игровое время. Фолы? Будут постоянно. Твоя задача — не просто забросить мяч. Тебе нужно переиграть. И для этого нужно понимать игру изнутри.

Он внезапно сделал рывок и лёгким, почти небрежным движением бросил мяч прямо в меня. Я инстинктивно поймала его на груди, и сила броска заставила меня сделать шаг назад. Кожа мяча была тёплой и шершавой от его ладоней.

— Вот твой «проект», — сказал Коул. — Что будешь делать?

— Я… проведу его к цели, — ответила я, сжимая мяч.

— Как? — он стоял неподвижно, заложив руки за спину, как тренер. — Покажи. Дриблинг. От щитка до щитка.

Я сглотнула. Баскетбол? Я последний раз держала мяч в школе на физре. Но отступать было нельзя. Я неуверенно ударила мячом об пол. Он отскочил криво. Я сделала несколько неуклюжих шагов — мяч едва не ушёл из‑под его контроля.

— Слабовато, Лилиана! — крикнул он, и в его голосе прозвучала знакомая издёвка, но теперь в ней был оттенок азарта. — Твои оппоненты выбьют его у тебя на первом же заходе! Сильнее! Контролируй его! Он — твоя идея. Ты ему позволяешь болтаться как попало?

Я стиснула зубы, сосредоточилась, ударила сильнее. Ещё раз. Мои движения стали чуть увереннее. Я дошла до противоположного щита, развернулась.

— А теперь обратно! Быстрее!

Я побежала, ведя мяч, уже немного привыкнув к его ритму. Когда я была на середине пути, он внезапно шагнул мне наперерез, перегородив дорогу широко расставленными руками. Я резко остановилась, едва не врезавшись в него. Расстояние между нами сократилось до сантиметров. Я запыхалась, он же дышал ровно, глубоко, и от него исходил сконцентрированный жар. Его глаза смотрели прямо в мои.

— Вот тебе и первое препятствие, — произнёс он тихо, и его взгляд скользнул по моему вспотевшему лбу к губам. — Непредвиденное. Агрессивное. Что будешь делать? Сдашься? Или обойдёшь?

В его взгляде была не только проверка. Там была искра — та самая, опасная и магнитная. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки, и это было не только от напряжения игры.

— Обойду, — выдохнула я.

— Как?

Я не отвечала. Вместо этого я сделала резкое движение плечом влево, а затем быстро повела мяч правой рукой, пытаясь проскочить справа. Он среагировал молниеносно, шагнул в ту же сторону — и наше плечо коснулось плеча. Тёплый, твёрдый контакт, мгновенный и обжигающий.

Мяч у меня выбили, но он даже не посмотрел на укатывающийся снаряд. Он смотрел на меня. Мы стояли так близко, что я видела капельки пота на его висках и золотые искорки в тёмной глубине его глаз.

— Наивный финт, — прошептал он. Его дыхание коснулось моего лба. — Но дерзкий. Мне понравилось. Однако в следующий раз… будь хитрее.

Он медленно, будто нехотя, отступил, разорвав это напряжённое поле. Поднял мяч с пола одним лёгким движением.

— Ладно, с базовым пониманием проблем всё ясно, — сказал он уже более деловым тоном, но хрипотца в голосе осталась. — Теперь стратегия. Обойди меня ещё раз. Но в этот раз… не просто беги. Заставь меня поверить, что ты пойдёшь в одну сторону. Иди в другую. Весь наш проект — это один большой финт. Мы показываем одно, а делаем другое. Поняла?

Я кивнула, всё ещё пытаясь отдышаться и отогнать навязчивое воспоминание о тепле его тела.

— Да.

— Тогда покажи.