Страсти по-деревенски

Глава 1

Утро началось по обыкновению с крика Прохора, петух у бабы Мани был старый, но горлопанистый, да и все уж давно привыкли. В суп не годился, но ходил гоголем среди вверенных ему кур, а потому выдала ему женщина имя, и каждый в деревне знал, о каком Прохоре речь.

- Чтоб тебя, - выругалась Клавдия, которая за всю ночь уснула раз пятнадцать, да столько же и проснулась из-за храпа любимого Борьки. – Да не храпи ты, - ткнула в который раз благоверного в спину, переворачиваясь на другой бок.

Не выспалась, а потому не в духе, внутри что-то колотится, трепещет, только муж спит крепко, выводя рулады горлом.

- Боря, - не выдерживает Клава, резко поворачиваясь и раскачивая мужчину на кровати.

- А? – сонно вздрагивает он. – Чего?

- Вставать пора, - вздыхает жена, смотря на будильник, которому звенеть через полчаса, только всё равно не уснуть.

- Ага, - только сказал Боря, и тут же вновь послышался храп.

И как у него только это выходит? Порой, не доскажет фразу, как слышно, что человек уснул. Борька вообще был чемпионом в этом деле. Если б устраивались конкурсы, почётное первое место всегда было бы его. Он мог спать везде. Сядет в кресло, глядь – спит, а если ляжет, точно спит. И куда в него только этот сон влезал.

- Вставай, - сжав зубы, вновь раскачивала мужа Клавдия. – Всю ночь не давал спать, окаянный, - зевнула широко.

А впереди целый рабочий день. Коровы сами себя не подоят. Она поднялась с кровати и босыми ногами прошла до зеркала. Растрёпанные русые волосы, жиденькие, зато натуральные, тонкие губы, зато широкая кость, скрывающаяся за ночной рубахой в мелкий цветочек. Доярка. Не красавица, да только и Борька с брюшком и залысиной.

- Не доярка, а оператор машинного доения, - упёрла руки в бока Клавдия.

Окно было раскрыто, летний воздух ласково трепал белую ажурную занавеску, день зарождался. Где-то вдалеке мычали её подопечные, прошуршала колёсами машина, и Прохор, в третий раз захлопав крыльями, закричал на всю округу.

Деревня была небольшая, домов семьдесят, а потому все как большая дружная семья. Хотя нет, постойте, была одна история, взбудоражившая Климовку. И начиналась она вот так.

- Валь, а Валь, иди чего скажу, - послышался женский голос, и Валентина не сразу рассмотрела Зинаиду: сухопарую пятидесятилетнюю знакомую, жившую в десяти домах от неё.

- Привет, Зин, - заулыбалась Валя, и на лице отражалось раннее весеннее солнце, зацеловав щеки и лоб до веснушек. – Чего случилось-то.

- Случилось, - жевала губы соседка, подзывая рукой ближе. Не кричать же на всю округу, что Федька Валькин к Варьке таскаться надумал.

- Ну, - подошла Валентина.

Сумки оттягивали руки, а купила-то нужное, по мелочи. Хорошо ещё, что огород свой, экологически чистые овощи да зелень выращивают, такого нынче днём с огнём не сыскать. А то заполонили китайцы рынки, пластмассу и помидоры из одного сырья делают.

- Глянь чего скажу, - шептала Зинаида, выдавая интерес горящими глазами.

- Федьку твоего видела час назад.

- Разве ж то новость, - усмехнулась Валентина, отстраняясь. – Я уж думала, правду чего скажешь.

- У Варьки-вдовы, - сложила руки на груди, победоносно смотря на собеседницу. А вот я тебя как, шах и мат.

Валентина проморгалась и поставила сумки на землю, прикидывая, что сейчас Фёдор должен поле боронить, и могут ли у него быть какие дела с Варварой.

- Я б на твоём месте туда бежала, - нагоняла страстей Зинаида. – Они уж, небось, ко второму акту перешли.

- К какому акту? – не поняла женщина.

- Ну это, - округлила глаза сердобольная информаторша, намекая на интим.

Зашлось сердце у Валентины, да неужто на старость лет бес под ребро? Ну, не такая, конечно, и старость, мужику ещё и пятидесяти нет, только ж раньше за ним подобное не водилось. Семьянин хороший, муж покладистый, даже не пьёт почти, ну так ежели только по праздникам. Отец примерный, вон Сашку каким вырастил, показал, зачем руки надобны да из какого места расти должны, а Маринку вообще на руках носил до совершеннолетия, а тут на тебе.

- Ты беги, - давала план действий Зинаида, - я сумки постерегу, никто не заберёт.

- Домой уж снесу.

- Какое домой?! – удивлённо вскрикнула «подруга», - пока туды-сюды батоны свои носить будешь, они уж закончат! Тебе что важней, булки аль собственный мужик?

- Мужик, - неуверенно сказала Валентина, которая никак в себя не могла прийти.

Что делать, как жить, как людям в глаза смотреть.

- Ну, - прикрикнула Зинаида, и Валя побежала.

Только недалече бежать, в деревне всего пять улиц, да шестая недостроенная. Примчалась и встала как вкопанная, делать-то что не знает. Косынку с шеи сняла, жарко и отчего-то душить стала. Трактора нет, а ну как обманула Зинаида, обозналась. Будь что будет, извинится, если что. Рванула калитку, собака под крыльцом забрехала, да только старая, для проформы голос подала.

Дверь тоже незакрытой оказалась. Откинула тряпку, что от мух дом скрывала, да ступила пару шагов. А пол-то чистый. Вернулась, разулась и обутки в бок поставила, чтоб не мешались. Прислушалась, тишина какая. А что, если хозяйка в огороде спину гнёт, а она гостем незваным, коршуном к ней заявилась. Только ступила дальше, как половица скрипнула.

- Ну иди уж, Федь, чего застыл? – смеётся кто-то из комнаты.

«Ах ты ж такая».

Сузились глаза, сжались зубы да кулак, что силу внутреннюю в себя вбирает.

- Здрасьте, - заходит вальяжно Валентина, пока сердце в груди чечётку выстукивает от страха и злости.

- Ты чего здесь? – Варвара прикрывается серыми от времени простынями.

Когда-то они ж в приданное белыми поступали, а теперь прикипелись к другому белью да телу, и цвет сменили. А кто ж добротное без дыр выбрасывает? Это ж токмо городские дурью маются.

Тело рыхлое, ну это так Валентине кажется, хочется, чтоб соперница похуже была, чтоб не было никакого оправдания мужу. Волосёнки тощие, а глаза страшные с кругами. Хочется такой Вале Варьку видеть, да только коса у ней с руку и длинная, вон как волосы по плечам струятся, глазищи огромные, сейчас даже больше, чем обычно, от страха, видать. И годков на пяток меньше, чем Валентине.

Глава 2

- Мамочки, - Варька прижала ко рту ладонь, не отводя взгляда от мужчины.

- Да замолчи! - шикнула Валентина, переходя из состояния аффекта в себя саму. Не каждый день мужа табуреткой по голове бьёшь, да и вообще она такое никогда не практиковала.

Она отставила деревянный стул и вытянула голову, пытаясь рассмотреть «убитого».

- Живой? – тронула ногой, высматривая признаки. – Федь, - позвала опять, но мужчина молчал.

- Что теперь будет-то? - схватилась за голову Варька. – Откуда ты только взялась, - бросила колкость в соперницу.

- Да уж двадцать пять лет, как взялась, - отозвалась та, раздумывая, что делать. – Давай звони, - приказала женщине. – И оденься уж, - скривилась, увидев оголившееся бедро.

- В полицию?

Валентина уставилась на неё, прожигая взглядом.

- Милицию, - передразнила. – Фельдшеру нашему звони, Гришке, пусть посмотрит.

Послышался собачий лай, и две женщины переглянулись друг с другом.

- Кого ждёшь? – спросила Валентина.

- Никого, - испуганно отозвалась растрёпанная Варька. – Даже тебя не ждала, а ты вон, припёрлась. Незваный гость, хуже этого, - она вспоминала поговорку, - монгола, в общем.

- Ну иди, - шипела Валентина, наклоняясь к мужу и оттаскивая его с прохода так, чтоб из другой комнаты его видно не было.

- Так я ж голая.

- Ну, оденься, - шептала Валентина, кряхтя под весом. С виду худой, а так просто с места не сдвинуть, вдвоём надо.

- Мам, ты дома? – послышался голос Василия, и Варька обомлела.

- Ему никак видеть вас нельзя, - запричитала, вскакивая с места, и Валентина увидела соперницу целиком.

И чего Федька позарился на такую, у неё ж из женского только волосы. Выпуклостей почти нет.

Накинула Варька халат, перешагнула через Федьку и, выйдя, шторки задвинула, будто двери закрыла.

- А чего не на работе? - поправляла волосы. Нащупала в кармане заколку, убирая ненужную копну под замок, поправила халат.

- Пообедать забежал, - уселся за стол. – Дай поесть.

Варвара покосилась на свою комнату, не зная, как выпроводить родного сына из дома. Нет, сын любимый, только сейчас, ох, как не вовремя.

- Бутерброд сделаю, - нашлась хозяйка.

Движенья быстрые, будто боится опоздать. А из комнаты послышался стон.

- Кто-то в доме? – вскинул брови Василий.

- Да ну, одна, - отмахнулась. – Окно открыла, с улицы, наверное.

Валентина прислушивалась к разговору на кухне, когда Фёдор пришёл в себя. Он замычал, чувствуя боль в затылке, но жена тут же зажала ему рот.

- Тихо, - прошептала, и он удивлённо уставился на неё.

Обвёл взглядом комнату. Нет, всё верно, не их дом, у Варьки он. Пощупал ноги. Так и есть, в трусах, которые Валентина на 23 февраля подарила. Стыдно-то как, надо было другие надеть, уж сильно она эти любила, нехорошо вышло. Голова нещадно болела, будто чем тяжёлым по ней прошлись. Он сел на полу, и Валентина только теперь поняла.

«А почему она вообще тут прячется?»

- Здравствуй, Василий, - появилась на кухне, будто из-под земли выросла.

- Здрасьте, - удивлённо воззрился тот на женщину.

Стоит перед ним будущая тёща, подбоченившись, а у них с Маринкой любовь сильнющая, что зубы сводит. Может, сейчас открыться, мол, любят друг друга, свадьбу играть будут, раз дело такое, и вот она прямо перед ним.

- А вы тут как? – наконец до него доходит, что мать бледная стоит, застыв с котелкой колбасы в руках. Тётя Валя подругой матери никогда не была, да и спрашивал, есть ли гости, отчего темнила?

- Через дверь, - усмехается Валентина. – Новости тебе, Васька, принесла. Важные.

- А вы откуда знаете? – вскакивает парень с места, ошарашенно смотря на женщину. Неужели Маринка матери открылась?

Валентина опешила, не ожидала такой прыти, хотела вывалить новость ему на голову, про мамашку непутёвую, да такое ощущение, что знает всё и без неё.

- Как откуда? – выдохнула Валентина.

Неужели вся деревня в курсе, как Федька сюда наведывается, а ей одной только сегодня добрая соседка глаза открыла? Дай Бог ей здоровьичка.

- Мясо, - хлопает себя по лбу Валентина, вспоминая, что голень куриную из магазина несла, хотела в морозилку бросить, чтоб потом мужу приготовить, на будущее, а его, может, и нет этого будущего.

- Какое мясо? – не поняла Варька, у которой сердце в пятки ушло. Прижала к себе колбасу и глазами хлопает. Попала так попала. И о чём толкует сын, видел Федьку и молчал?

Всё через одно место с этим Федькой, возвращаться надо.

- Ну раз, вы всё знаете, - продолжает Васька. – Быть влюблённым вместе.

Валентина потеряла дар речи. Медленно хлопая глазами, перевела взгляд на Варьку, а потом обратно на сияющего, как медный пятак, Василия.

- Это чего такое? – растерянно пожимает плечами она, не ожидая подобного финала. – Это чего ж получается, у вас вся семейка такая? Ничего святого!

Качает Валентина головой. Нечего здесь делать, пущай сами меж собой разбираются, а ей ещё котлеты крутить. Хотя, шиш теперь Федьке, а не котлеты, обойдётся.

- Да погодите, - останавливает в дверях Васька Валентину. – Вы отчего не согласны?

- Я? – не может поверить в наглость она. – Я чего не согласная? – ищет поддержки в бесстыжих Варькиных глазах, а та сама, не чай Валентина, кумекает чего-то в уме, сама не поймёт ничего.

- Пропадите пропадом, - говорит Валентина, а у самой голос дрожит. Что за молодежь пошла! Наливаются слёзы. Предали, помоями облили, так теперь ещё и радостно ей вопросы задают, чего это она тут несогласная. А чему радовать? У них-то счастье, хотя, неизвестно, кому повезло.

- Забирай, папка тебе новый будет.

- Какой папка, - внезапно улыбка сходит с лица парня.

- Васька, ты иди, на работу опоздаешь, - перебивает мать.

Варвара развернула сына, а сама никак с колбасой не расстанется.

- Уж и обед прошёл, вон времени сколько.

- Погодь, - не даёт он себя выпихнуть из дома. – О чём тёть Валя толкует?

Глава 3

- Ну, мам, - рыдала Маринка в ладоши, закрывая заплаканное лицо.

Вернулась домой, а мать ей допрос с пристрастием устроила. Новостей, хоть отбавляй. Во-первых, отец теперь с ними жить не будет, а во-вторых, счастье её свозь пальце утекло, а она ничего и не делала, сразу сказала Ваське, чтоб до свадьбы руки не распускал.

- А мне, думаешь, не тяжело? – утирала нос Валентина одной рукой, вертя другой мясорубку.

Котлеты всё ж делать пришлось. Слёзы выступили на глазах, и Валентина сама не понимала, кто в том замешан: Федька, ирод окаянный, или лук.

Проводила взглядом Ваську тогда, который бросился за новоиспечённым отцом в огород, развязки дожидаться не стала. И так глупо выглядит. Вышла за ворота, косынку на место повязала и пошла домой.

А около сумок её уж не только Зинаида стоит, а полдеревни, будто и не рабочий день, а праздник какой на улице. Ну, кому праздник, а кому похороны семейной жизни.

- Ну чего там? – на правах первой поинтересовалась Зинаида, завидев Валю, и остальные уставились на женщину, чтоб из первых уст всё узнать.

- Там он, - махнула рукой, не желая распространяться в подробностях, и народ покачал головой.

- Чевой сказала? - прислонил руку к уху глухой Семёныч.

- Изменя’т, - крикнула в ухо баба Маня, разворачиваясь и семеня дальше по улице.

- И чего делать будешь? – заглядывала в глаза Зинаида., пока Валентина поднимала ставшие ещё более тяжёлыми сумки, будто не только усталость на плечи навалилась, а вся четверть века, что провела рядом с мужем.

- Котлеты готовить, - бросила через плечо.

- Из мужа? – ахнула Зинаида, которая никогда мужа-то и не имела.

- Из свинины, - ответила, смотря исподлобья на неё Валентина. - Да ну тебя, - покачала головой, направляясь домой. – Нашлась на мою голову.

Конечно, Валентина так не думала. Зинаида ей глаза открыла, а так бы, кто знает, сколько ходить дурой по деревне.

Зинаиде так и не повезло, хотя она говорила, что, наоборот, везение - это не иметь мужика. Жила она в родительском доме одна, неумолимо приближаясь к отметке в пятьдесят. Признаться, Федька её не любил, будто меж ними чёрная кошка пробежала, и она ему той же монетой и отплатила.

- Ну, мам, - не унималась Маринка, когда хлопнула дверь и на пороге, держа картуз, в штанах появился Фёдор.

Маринка, поджав губы, сверлила отца взглядом, а на лице краснел нос, пока у отца темнел синяк под глазом. Видать, Васька всё ж догнал.

- Привет, - поздоровался с домочадцами.

- Виделись, - зыркнула Валентина, вытирая слёзы передником.

Не хватало ещё, чтоб он их на свой счёт принял.

- Котлеты делаешь? – потянул носом воздух мужчина, завязывая разговор, пока жена активно крутила мясо.

- А чего, Варька не накормила? – вскинула брови. – После непотребства-то надо силы восстановить. Колбасой бы угостился, видала целую котёлку.

- Валь, - кивнул он на Маринку.

- А чего? - остановилась женщина, немного удивляясь. – Я тебя обелять не стану. Натворил дел – сам девке объясняй, чего ей с Васькой теперь не по пути.

Фёдор посмотрел на дочку.

- Ты не торопись, молодые ещё, - мягко сказал, ища союзника.

- Замуж выйди, - продолжила мать, - вот тогда в койку к Ваське и прыгай.

- Валь!

- Фёдь! – на его манер прикрикнула она на мужа. – А тебе идёт, - расплылась в улыбке, глядя на фингал. – Надо б симметрию подправить, - прикидывала она, ехидно щурясь. – А вот и симметрия, - кивнула на сына, входящего в дом. Смурной, видать, и до него новости долетели. Тут же полчаса надо, чтоб в округе народ знал, чего случилось.

Вон, к примеру, у Гальки корова отелилась, а у телёнка вместо двух ушей три. Так двадцать минут не прошло, как все друг другу пересказывали, а тут вон какие страсти.

- Чего пришёл? – подошёл к отцу вплотную Сашка. – Бери вещи и проваливай.

Разговор короткий. Хоть и любил Сашка отца, да только мать в обиду давать не собирался. Слышал, как ей кости перемывали, домой шёл, раздумывая, что с отцом делать будет.

- Ты с отцом так не говори! – предупредил Фёдор.

- А не то что?

Что именно не то, Фёдор придумать не успел, потому что послышался голос Семёныча.

- Федькааа, - звал он призывно. – Федька.

- Иди, - кивнула головой Валентина. – Тебя зовут.

- Ну чего? – недовольный Фёдор показался из окна.

- Инструмент отдай, - прищурился дед.

- Какой инструмент?

- Помнишь, в прошлом году топор брал. – Верни.

- Семёныч, какой топор? - не понимал Фёдор, у которого и без топора жизнь рушилась.

Красивая Варька, молодая, ну не прям совсем, уже висит кой-чего, но ещё ничего. Любовь взыграла. Он же на неё ещё при живом муже засматривался, а потом, как траур сошёл, разговорились. Слово за слово, на чай позвала с намёками, оголодала, а из мужиков холостых в деревне только дед Семёныч, да и тому 75 исполнилось. Вон всей деревней в прошлом году отмечали.