…Любовь не знает убыли и тлена.
Любовь - над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь - звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь - не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы…
Шекспир. Сонет 116.
В первый раз девочка услышала о нем лет в восемь – от сестры школьной подружки, пересказавшей малявкам «Три мушкетера» с подробностями и зигзагами сюжета, о которых и не подозревал автор. Не прочитай она сначала книгу, а ограничься просмотром зарубежной киноверсии произведения, не говоря об отечественном сериальном шедевре, возможно, вся ее дальнейшая жизнь сложилась бы иначе. На свое счастье или беду – как посмотреть, школьница познакомилась с графом де Ла Фер, опрометчиво женившимся на заклейменной девушке с объемным багажом темного прошлого, в русском варианте первоисточника.
Изложенная добросовестным переводчиком советского периода, история произвела неизгладимое впечатление на детскую душу, заставив перерыть все досягаемые места в поисках подлинных исторических сведений о полюбившемся герое романа плаща и шпаги, не обходя вниманием и зарубежные источники. Продираясь сквозь дебри чужого языка, не пренебрегая приведенными ссылками на латыни - сетевой переводчик в помощь, она все больше проникалась доселе невиданным чувством к жившему столетия назад жителю средневековой Франции, еще не подозревая, как называются те эмоции, что охватили ее с головы до пят. Копия портрета юного графа, имитирующая живопись ручной работы - в смешанной технике, с нанесенной масляной краской штрихами поверх напечатанного принта, заказанная за немыслимые деньги, которые копила не один месяц, отказавшись не только от жизненно необходимых детских потребностей, отныне навечно поселилась в ее комнате.
Задумчивое лицо юноши, запечатленного с книгой в руке, стало первым, что девочка видела по утрам, открыв глаза. Она могла до бесконечности вглядываться в детали картины, изображавшей сидящего возле статуи юношу в лучах закатного солнца на фоне обитой зеленоватым шелком стены, украшенной охотничьими трофеями. Школьнице даже казалось, что черты лица запечатленной на картине скульптуры в стиле «à la grecque» (греческом)похожи на ее собственные. Исторического подтверждения подробностей женитьбы беррийского аристократа, как и сведений о дальнейшей судьбе графини, не отыскалось, а в глубине веков оказалось утеряно и само ее имя. Последним приютом супругов стало семейное кладбище неподалеку от Блуа, возле разрушенного во время Революции родового замка. Там же были похоронены их сын, несколько внуков и правнуков.
Юная фанатка беррийского графа не прекращала рыться в поисках новых сведений и однажды наткнулась на обширный сайт, где в режиме живого журнала, умудренные жизнью и не очень, дамы и кавалеры – и таковые случались, вели многочасовые беседы о творчестве Александра Дюма. Одни высказывались между делом, для других виртуальные посиделки стали смыслом жизни, третьи мерялись интеллектом. Кто-то графоманил, иные писали серьезные произведения о том, что хотел сказать писатель в своем неувядаемом романе, а что получилось озвучить. Одни не соглашались с мнением автора по поводу судьбы его литературных детей, другие с упорством маньяка пытались осчастливить любимого персонажа. Атосу, видимо, ввиду неудавшегося брака, устно и письменно грозились устроить личную жизнь в немыслимых вариациях - толи от любви, а то и от ненависти – потому как, в реале рыцари встречаются настолько редко, что вероятностью можно пренебречь, или не попадаются от слова «совсем» - как динозавры. Кого-то было приятно читать, кого - не очень, а которого - никак.
«Три мушкетера» стояли особняком среди целого ряда произведений французских романистов, и о «феномене Атоса» в сетевых дебатах упоминалось раз сто или двести. Часть юной аудитории литературной гостевой со временем переключилась на обсуждение самих дюманов, поскольку некоторые казались почти современниками предметов дискуссии и, явно, слабее современных девчонок разбирались в жизни и любви. Плодами подобной постановки вопроса предсказуемо явились язвительные высказывания возрастных почитательниц, в пылу дискуссии зачастую переходящих допустимые границы. Молодежь реагировала соответственно, и одна из теток умудрилась получить в ответ, что «романами плаща и шпаги» ВСЕРЬЕЗ (выделено большими буквами) увлекаются не позднее окончания школы, а если потом – трудное детство было, либо личной жизни маловато, или, вообще, не случилось. Анна могла, по этой части, кому угодно фору дать, класса с пятого, а то и раньше - отсутствием популярности среди мальчиков она не страдала, но сердечная склонность к герою романа не проходила. Девочка отказывалась именовать ее «Атосоманией» - мушкетер короля интересовал ее гораздо меньше титулованного аристократа.
Ровесницы со временем переключились на актеров, спортсменов, ученых, космонавтов, а она все пыталась представить, будто это на ней, а не на пресловутой Миледи, женился потомок Куси и Роганов с Монморанси впридачу. Жили бы супруги долго и счастливо, исхитрись она попасть к графу ДО ТОГО, как в деревеньке Витри появился беглый кюре с любовницей. Слегка посмеиваясь над собой, школьница сосредоточилась на биографии, подходящей для проживания в средневековой провинции, и однажды наткнулась на документ, написанный на староанглийском языке в сопровождение французского перевода на оборотной стороне листа. Озадачившись аспектами средневековых свидетельств о рождении, Анна уяснила, что ребенок должен быть записан в церковную книгу именно в том приходе, чьим прихожанином являлся один из родителей. Новорожденная дворянка Ann-Charlotte Mary de Bueil (Энн-Шарлотта Мэри де Бюэй) получила английское свидетельство по месту регистрации, дополненное переводом на французский язык уже другим, несколько корявым почерком. Англия – понятие обширное: это и католический север, и Шотландия со связями с Францией, а также островная Ирландия. Как католик из Франции оказался в сердце английского королевства – в самой гуще протестантов? По месту проживания супруги по фамилии Buckson? Или малышка появилась на свет по месту вояжа или командировки отца? Можно ли считать ее этнической француженкой, отвлекаясь от матери-англичанки?
Анна сравнила обе стороны документа: фамилия в английском варианте значилась, как de Bueil (де Бюэй), а во французской редакции – deBeille (де Бейль). Второпях или же по невнимательности, английское написание фамилии матери девочки Buckson на французском выглядело, как Backson, а двойное имя ребенка превратилось в два: Anne и Charlotte. Переводчик не поставил между ними тире, добавив после Ann лишнее «e». Имя Мария также носило следы разночтений: во французском варианте первоначальное Marieбыло исправлено на Maria. Пришлось покопаться в словаре женских имен. Согласно латинской форме написания имен французское Marie заменяемо на английское Maria и наоборот, но изначальное Maryдолжно было остаться неизменным. Имена Ann (Энн) и Anne (Анна), наравне с написанием Anna, словарем европейских имен признавались синонимами.
Средневековая девица заинтересовала и, потратив немало времени на поиски, удалось найти ее имя в списке погибших поврежденного землетрясением монастыря небольшого тирольского городка. Девушка находилась там больше десяти лет, дальнейших сведений о родителях обнаружить не удалось, и можно предположить, что имело место раннее сиротство. Мать умерла при родах: явление для тогдашнего времени - частое, отец - от болезни, и наследницу сдали в монастырь алчные родственники, или же вдовец женился вторично. С глаз долой падчерицу сплавила мачеха, может, без всякого приданого, что обеспечило послушнице невеселую жизнь в монастырских стенах. Могла хлебнуть горького через край, а на все про все и пары десятков лет жизни не отпущено. А не могли девчушку объявить бастардкой? Свидетельство о рождении заверено неразборчивым автографом какого-то английского попа, перевод – без подписи, тяп-ляп мастера. Эх, Anne Charlotte Mary, земля тебе пухом, а образец дворянской метрики теперь есть, будет, чем одноклассниц умыть.
Отобрав у подружки сувенир из заграничной поездки - вручную изготовленный лист бумаги, Анна изготовила подобие чернил. Перепачкалась, пока сажу намешала. Пера, кроме вороньего, не нашла. Попробовала начерно на обычном листке, чтоб рукотворный раритет не испортить. Старательно копируя не только текст самого свидетельства, а и почерк обоих средневековых писарчуков, изобразила метрику по-английски, а на обороте - на французском, сохранив то же написание имен и фамилий, как найденном образце. При долговременных розыскных мероприятиях по отысканию следов франко-английской девицы обнаружилась картинка со средневековой дамой, на удивление похожей на саму Анну. Она установила изображение заставкой на Phone, сшила похожее платье, и ее новогодним дефиле оказались потрясены не только одноклассники.
Проблема выбора профессии не стояла - по окончании школы девушка поступила в Институт Истории, решив посвятить жизнь изучению раннего периода Нового Времени в Западной Европе.
Девушка едва дождалась начала занятий, чтоб покопаться в институтской библиотеке и узнать как можно больше о беррийском аристократе. Набрала в строке поиска «граф де Ла Фер» и оторопело уставилась на результат: страница удалена или переименована. Отметила, что не так давно. Выяснила, что статья может быть изъята, если написана на незначимую тему, являлась личной страницей заблокированного участника с провокационным ником, нарушала авторские права, создана для обхода ограничений режима поиска в другой статье, утратила актуальность или была создана, как временная или служебная. Выбор, однако, богатый!
Набор «Comte de La Fère» и смена букв в обеих редакциях с заглавной на строчную не сильно помогли, правда, результат поиска видоизменился и выглядел уже так:
Ато́с (фр. Athos, он же Оливье, граф де Ла Фер, фр. Olivier, comte de La Fère; ок. 1599) — королевский мушкетёр, персонаж французского писателя Александра Дюма.
И никаких тебе ссылок на потомка Куси, хотя Ангерран Седьмой представлен во всей красе. Развернутое описание многочисленного потомства сеньора де Куси, де Марль, де Ла Фер д’Уази де Креси Сюр-Сер и де Монмирай прерывалось на графе де Ла Фер, упокоившемся около 1619-го (наследник Оливье был лишь помечен красным). Далее род Ла Феров, начиная с Рауля Огюста Жюля де Бражелона (1633-34?), бесперебойно продолжался до гибели в эпоху революционного террора последнего из потомков. Да что ж такое?
Вернулась к предыдущему ответу. Под куцей парой строк про Оливье де Ла Фера значилась Миледи де Винтер(фр. Milady de Winter, перенаправление с Графиня де Ла Фер), наиболее известная, как Миледи — вымышленная героиня романаАлександра Дюма «Три мушкетера», злодейка, обольстительница, шпионка кардинала Ришелье, одна из главных антигероев романа, супруга Атоса в прошлом. С романом Дюма все понятно, а где же сам беррийский граф? Поразмыслив, лишила графушку потомственного титула и огорченно окинула глазами результат: предлагалось создать страницу «де ла Фер» - выделено красным, и дальнейший текст: (страницы, начинающиеся с этого названия) и (ссылающиеся на это название) - такого же цвета. В сердцах щелкнула по кровавому, режущему глазкурсиву. Страниц с таким именем вообще нет? Что за чертовщина? Прошла по разноцветным ссылкам в скобках. Ничего! Да как же так?
Открыла Бэкингэма, через Анну Австрийскую вырулила на историю с подвесками и, увы - опять лишь на Атоса, героя романа Дюма. Потомственный беррийский аристократ будто испарился из материалов институтской библиотеки. Не помогли ни ключевые слова, ни полная справка, ни разнообразные уловки в строке поиска: отыскать вожделенного графа не удавалось. Не желая отступать перед неожиданно возникшими, никак не предвиденными трудностями, угостила библиотекаршу прихваченными из дому вкусностями, и та, растаяв, как шоколадка, подсказала: нужно зайти к родне или друзьям неопознанных субъектов, чтобы, переходя по открытым ссылкам, найти своего потеряшку. Родственники и их многочисленные потомки опять вывели на ссылку-призрак огненного цвета. Круг замкнулся! Ох, ничего себе!
Разглядев расстроенное лицо студентки, библиотекарша предложила обратиться к сетевому администратору библиотеки. Тот с ходу огорошил, что первокурсникам для просмотра некоторых ссылок требуется разрешение факультета Всеобщей истории, которое должны завизировать несколько кафедр. Средневековые тайны до сих пор не протухли?Кафедра источниковедения – в общем, понятно, истории языкознания – допустим, а что такое эниология? Ее просветили, что это комплексная, полидисциплинарная наука, самостоятельная научная дисциплина, призванная изучать объективные феномены, процессы, закономерности слабого энергетического и информационного взаимодействия и вещественного круговорота в природе и обществе, включая человека, социальную и биологическую сферы, биообъекты, физические поля, технику и технологию. Век живи – век учись! Метод биолокации… метод кинезиологии… считывать необходимую информацию с Информационных Полей, получать опыт различных миров, ранее живших цивилизаций, эгрегоров и применять информацию для практической деятельности… УФО, НЛО и т.п.? Аномальные явления? Но причем здесь, вообще, кафедра Истории этой самой эниологии? К графу, что, инопланетяне прилетали? Ага, на летающей тарелке покатали!
Сунуться в лапы сотрудников разрешающих кафедр новоиспеченная студиозка не рискнула, но вопрос, что скрывалось в институтском архиве, покоя не давал. Если б не секретность, которую развели на пустом месте, возможно, Анна отложила поиски своего графа. Теперь почудившийся запах, если не сенсации, то жареных фактов – пикатных, остреньких, с душком или клубнички, навел на мысль о трудоустройстве на кафедрах, дающих право на допуск в архив. Вакансий для студентов не нашлось, но удалось установить доверительные отношения с одной из секретарш, усердно помогая с рассылкой учебных материалов и составлением расписания занятий. Наконец, «воздастся терпеливым» - сработало. Женщине потребовалось отлучиться по личным делам, и, оставшись в ее кабинете, Анна беспрепятственно сунула нос в кафедральный компьютер. Успешно справившись с паролем – почти все сумела подглядеть, остальное удачно домыслила, нашла заветное имя.
Медленно – медленно, пальцы от предвкушения разгадки тайны не гнулись, открыла недоступные ранее ссылки и осталась разочарована. Младший сын, в одночасье ставший наследником и графом, прожил долгую по тем временам жизнь, имел сына и внуков - некоторые сыграли видную роль в истории Франции, о супруге – ничего, кроме даты бракосочетания и предположительного года смерти. Снимки развалин замка в Бражелоне, где граф прожил три с лишним десятка лет, часовни, сложенной в семнадцатом веке, и кладбища, на котором покоилась семья Ла Фер – вот, и все, что, кроме доселе неизвестного портрета графа, составляло ее добычу. Анна долго вглядывалась в изображение, на котором графу Оливье было хорошо за сорок, и ловила себя на мысли, что понимает атосоманок прошлого, настоящего и отдаленного будущего. Одна из фотографий места упокоения Ла Феров была смазанной, добиться четкости изображения не удалось. Ссылка на исходный файл дала небольшое изображение надгробия самого графа. Увеличила размер: обрез снимка пришелся на середину соседней могильной плиты, левый угол которой проиграл схватку со Временем и обвалился. Кроме даты рождения и смерти - в один год с графом, удалось разглядеть только «née… ova»(урожденная ... ова). От имени перед частью титула с фамилией - «…mtesse de La Fère» остался лишь хвостик «…ne». Окончание девичьей фамилии графини – не французское, кто она была по национальности? Будь в запасе немного времени, попробовала бы поискать, что в том историческом периоде выпадет на «née …ova», но девушка рисковать не стала, пока оставив происхождение графини нераскрытой тайной, и правильно сделала – секретарша вернулась раньше оговоренного времени.
Позже, перерыв всю Сеть вдоль и поперек, наткнулась на снимки бражелонского кладбища, сделанные много лет назад одним из потомственных дюманов. Надеясь разрешить загадку графини, умудрилась познакомиться с наследником фотографа, очаровав настолько, что удалось попасть домой, где ее вниманию были предложены часть семейных раритетов, в том числе, еще неопубликованные снимки семейного кладбища Ла Феров. Фото надгробия жены графа вышло не совсем удачным, но угол плиты обвалился меньше и начало фамилии, невзирая на изрядную щербину на могильном камне, удалось прочитать. Графиня - «née Belova»? Неужели, русская? Может, ее семью занесло во французское королевство в период Смуты? Беррийский граф древнего рода не мог жениться, абы на ком, и его супруга должна иметь благородное происхождение. Это тебе – не авантюрно-любовный роман, тут, по слухам – не годится. Поиски были основательными:Калужское дворянство… Киевское… Лифляндское… Московское… Симбирское… Тамбовское… но все упомянутые роды относились к более позднему времени. Фыркнула: если что,она сама – урожденная Belova, жалко, предки подкачали, и с голубой кровью не повезло.
Вскоре их группу начали мучать разнообразными тестами по странной методике. Некоторые выглядели бессмысленно, но Анна, добросовестно помогающая секретарше, снабжалась правильными ответами на вопросы. Одной из первых, в числе немногих, девушка получила предложение пройти обучение по специальной программе, с сокращением времени студенческих каникул и прочих дней отдыха, чтобы закончить курс раньше положенного срока. Насколько именно, оговорено не было – все зависело от личного вклада обучающегося, кроме того, было обещано гарантированное зачисление в аспирантуру. Подписав длинный договор о переводе на сепаратное обучение, удивилась дополнительному соглашению, потребовавшему неразглашения подробностей учебного процесса. После окончания обучения студенты поступали в распоряжение одной из институтских кафедр, на который должны были отработать в течение пяти лет. Этот пункт не смутил - распределение на работу казалось несомненным благом, а право работника продлить договор могло только радовать.
Будущих историков готовили на совесть: помимо основновных предметов, в курс обучения входили латынь и греческий, логика, риторика, философия, схоластика, история костюма, танцев, не говоря о разносторонней физической подготовке, включавшей даже конные мероприятия. Спустя некоторое время, подписав еще гору грозных бумаг о соблюдении секретности, Анна, наконец, получила представление о деятельности загадочной Кафедры Истории эниологии. Помимо проверки исторического факта психофизических феноменов, не имеющих научного объяснения и находящихся за пределами современной картины мира, вроде, телепатии, полтергейста, левитации и тому подобных, кафедра изучала историю перемещений во времени, на деле, активно их осуществляя!
Голове было от чего пойти кругом: граф из предмета неясных мечтаний становился вполне досягаемым, почти осязаемым, и в закружившуюся девичью голову пришла безумная, можно сказать, невероятная мысль. А вдруг, «née Belova» - это я сама? Анна по-французки «Anne», и «…ne» - хвостик от французской редакции моего имени? А если у меня получилось выйти замуж за любимого, попав в его время, мало ли что Дюма там сочинил? Никто в глаза не видел найденных в Королевской библиотекв мемуаров. Мог автор и выдумать их для возбуждения читательского интереса. Архивы семьи Ла Фер утеряны во время Революции. Случись мемуарам графа где-то всплыть, такая находка показалась бы чудом не только Александру Дюма. Не зря он приглашал видеть в нем, а не в графе де Ла Фер источник удовольствия или скуки. А «Воспоминания г-на Д’Артаньяна», вообще, сомнительны, стоит только почитать материалы исследователей этих записок.
Единожды придя в голову, сумасшедшая мысль не давала покоя, настоятельно требуя проверки. Она твердила себе: кто хочет – найдет, возможно, упуская из виду, что зачастую можно принять желаемое за действительное. Искомое, конечно, нашлось, но - почти случайно, когда наткнулась на репортаж о выставке неизвестных европейских портретов, сенсация: предположительно, прижизненных, в числе которых значилось изображение Анны Болейн. Открытие казалось настоящей интригой – сохранилось мало ее изображений, а те, что имелись - противоречивы.Почти все портреты королевы, прогневавшей своего мужа, были уничтожены, чтобы забыть ее и стереть из памяти людей. Автор статьи был уверен: образ супруги Генриха Восьмого - подделка или более поздняя фантазия на тему «Мать королевы Елизаветы». Также категоричен он был и в отношении других находок, излагая выводы, основанные лишь на внешнем впечатлении.
Журналист оттолкнул своей безапелляционностью, и, едва задержавшись на нескольких громких именах, Анна уже собиралась закрыть галерею обсуждаемых образов, как взгляд задержался на портрете времен молодого Луи Четырнадцатого. Выполненное на холсте изображение неопознанной знатной пары, найденное неподалеку от французско-немецкой границы в запасниках малоизвестного музея, привлекало внимание изящностью работы. Картина нуждалась в реставрации: лак, покрывающий краски, со временем пожелтел и потемнел, убивая цвета, а не только градации оттенков, но разглядеть персонажей было можно. Мужчина в черном костюме, оживленном белым отложным воротником рубашки, выглядывающей из-под рукавов и на талии, не сводя глаз с лица женщины, бережно вел ее по дорожке сада, нежно поддерживая под руку. Его спутница - в светлом, украшенном цепью бантиков платье, с легким кокетством откинув за головку пышное белое перо и чуть отведя взгляд в сторону, безмятежно улыбалась, доверчиво отдав руку своему спутнику.
От полотна струилось нечто такое, чему девушка не сразу нашла название, купаясь в исходивших от картины флюидах. Герои сюжета выглядели далеко не юными, едва вступившими в жизнь, а прожившими ее бок бок, сохранив молодую свежесть чувств и трепетное дыхание искренней Любви. Анна увеличила размер изображения и почувствовала, как перехватило горло. Мужчина принадлежит к роду Ла Фер – несомненно: те же фамильные черты, что на сохранившихся портретах графа, а женщина, явственно, похожа на меня - такие же пропорции лица, фигуры, Стоит признать, что на старинной картине запечатлена я сама и мой граф. Сомнений и опасений больше быть не может: любимый ждет только меня! И чудом отыскавшаяся работа неизвестного художника – порука в том, что все получится.
Полные сведения про Оливье недоступны, с чего бы институтское начальство отказало студентам в открытом доступе, оставив довольствоваться книжным мушкетером Атосом? Что непотребного мог вытворить беррийский граф? Или дело не в нем, а это мне удалось попасть в прошлое, вызвав какие-то подозрения? Будь они обоснованными, без вариантов, отчислили бы или, судя по дате закрытия архива, не приняли в Институт. Стоит лишь попасть к нам на несколько лет раньше, чтобы не допустить намеченную эмиграцию. Значит, против меня не было ничего конкретного, но надо быть осторожней вдвойне и даже втройне!
Путешествия студентов в прошлое осуществлялись совместно с инструктором, и Анну не раз выводили прогуляться по Вест-Энду и Пикадилли. «Повезло» прокатиться по Темзе, нанюхавшись местного колорита и получив ощутимое представление о местных реалиях. Количество поклонников, и не только в студенческой среде, росло с каждым днем, добавляя уверенности, что средневековому аристократу деваться будет некуда. Продолжение учебы не интересовало – как сравнить положение аспирантки Института Истории со статусом жены беррийского графа? Но получать образование она продолжала с прежним усердием, хотя в знании действительности, куда намеревалась отправиться, уверенность крепла, и девушка прогулялась с инструктором по Новому мосту, не ощутив тревожности или напряжения. По части запахов и прочего антуража Сена, без сомнения, недалеко уехала от Темзы.В Бурже ожидает та же картина, хотя он намного меньше столицы. Как пить дать, беррийским осквернителям окружающей среды, удалось добиться такого же успеха, как и другим средневековым обитателям. В буржском регионе пересекаются несколько рек, и сама местность болотистая - со всеми последствиями. Надеюсь, в графском замке эта проблема решена, но надо посмотреть сведения по ирригации и обслуживанию старинных поместий – пригодится для благоустройства замка и его окрестностей.
Свадьба состоится в июне 1620-го. Следует появиться в Берри где-то за полгода, а там - делай, что должно, и будь, что будет. Основное - ориентир на результат: вижу цель, а препятствий и в упор не вижу. По архивным данным буржской епархии кюре деревни Витри скончался за неделю до Рождества, и появление не осведомленной о печальном событии воспитанницы пострадавшего от землетрясения тирольского монастыря, на время восстановления обители отосланной к ближайшему родственнику, служащему близ Буржа, не вызовет подозрений. Приказавший долго жить кюре от новоявленной родни не отопрется. Мне, конечно, позволят на некоторое время остаться в доме усопшего после долгой дороги, а там представится масса возможностей познакомиться с графом и очаровать настолько, что вопрос возвращения, откуда приехала, будет снят с повестки дня. До появления нового кюре – несколько месяцев, а по приезду ему только и останется заняться венчанием хозяина этих мест с родней предшественника.
Фальшивая метрика со временем приняла солидный состаренный вид и станет порукой в моем дворянском происхождении. Сомневающимся стоит лишь запросить указанный приход, и вышлют копию, что еще лучше - на руках окажется подлинный документ. Вряд ли, удастся доказать, что не мой собственный: кто в глаза видел девочку, совсем малышкой отправленную черте куда? Списки погибших в Халле составлены много спустя после катаклизма – тут не подкопаешься, ошиблись, и все дела. Кто из тирольских овец божьих поедет во Францию опознавать воскресшую из мертвых воспитанницу, отдавшую предпочтение мирской жизни с беррийским графом вместо служения богу? Отслужат молебен во здравие божьим чудом спасенной, и дело с концом.
Выклянчив на кафедре курсовую работу по буржскому университету, в дополнение к библиотечному материалу девушка получила лишь обещание предоставить в ее распоряжение запись предыдущего «выхода в поле» пары ребят под видом приезжих, желающих пройти обучение в знаменитом учебном заведении. Попытка самой попасть в Бурж, будто, для сбора дополнительных сведений не удалась: куратор мотивировал отказ отсутствием женского образования. За двоечницу меня держит? А то, я не в курсе, когда эмансипация дошла до той степени, что позволила женщинам учиться. Можно же было легализовать меня в университетском городке, как гостью, приехавшую навестить родственника-студента!
Негодование и просьбы, подкрепленные самыми немыслимыми обещаниями, профессора не смягчили, оставив при своем мнении. Осталось смириться, облизываясь в ожидании буржской видеозаписи, как кот в предвкушении сметаны.
Подкорректированный в связи с возникшими трудностями первоначальный план нацелил куратора на парижскую художественную выставку королевской гильдии французских живописцев. Помелькав на вернисаже, Анна намеревалась незаметно избавиться от инструктора и добраться до Берри на перекладных, но ребром вставал финансовый вопрос. От Буржа хватило бы заплатить вознице колечком с ярмарки хэнд-мейда, якобы, по рассеянности не снятым перед отправкой, адорога от Парижа требует обеспечения, куда серьезней. За побрякушки из костюмерной дадут немного, если, вообще, примут. Серьги или нагрудное украшение заметят, а плоское кольцо легко спрятать под перчаткой. Золотое, с насечкой и без камня – не годится, в Институте могут принять за обручальное, и перед отправкой весь мозг вынесут, почему в известность кафедру не поставила. На брюлики покупательной способности не хватит, а от российского ширпотреба средневековый ювелир зависнет: вид нетипичный, фианит сочтет подделкой, чем он, собственно, и является. Надо посмотреть в ломбардах, среди барахла может попасться что-то стоящее.
От идеи побега с выставки королевских живописцев пришлось отказаться - мероприятие показалось наставнику приемлемым намного позже нужного времени. В архивах удалось найти и маршрут следования карет с подходящим днем отъезда из Парижа, и расчетное время прибытия, но требовалось еще объяснение, почему из Халле ее отправили в столицу Франции, а не прямо в Берри. Стоило найти парижского родственника, устроившего приезжей от ворот поворот.
Единственным кандидатом на роль отказника показался Онора де Бюэй, маркиз де Ракан, позже прославившийся своими Les bergeries - пасторалями, где царила смесь изысканной галантности, модной при дворе, и любовной метафизики в духе отеля Рамбуйе. Допустим, в Париже маркиза не нашли, или Бюэй отказался от кузины, сочтя однофамилицей. При таком раскладе монастырской воспитаннице лишь оставалось через полстраны метнуться к буржской родне. Подробно излагать версию отказа родственника не буду, предоставив любопытствующим лицезреть горькие слезы бедной сиротки. Для полной убедительности одной метрики маловато, надо запастись документом для пересечения границ. Образцов для копирования – навалом, тут – ничего сложного. Благородные путешественники, в отличие от низших сословий, были освобождены от детальных описаний личных данных, места постоянного проживания, цели передвижения и срока действия паспорта. Единой формы документа не существовало: его выдавали разные ведомства, и сопроводительное письмо может иметь произвольный вид - тирольской аббатисе французские порядки неведомы.
Закончив с загранпаспортом, Анна переключилась на поиски оснований для отправки именно в нужное время - куратору просто так голову не заморочишь. Удача стороной не обошла, подкинув идею порыться в каталогах аукционов, где творения малоизвестных или вовсе неизвестных мастеров приобретались за сравнительно скромные суммы лишь на основании акта экспертизы. Имей они дополнительно документальные доказательств подлинности, цена лота, не говоря об исторической ценности, была бы гораздо выше. Девушка не ошиблась: глаза куратора загорелись плотоядным огнем, несомненно, повысив ее собственную ценность, как будущего хронавта, на целый порядок. Замысел был прост, как апельсин: одно из полотен, недавно выставленных на публичные торги выступающим при поддержке Института музеем частных коллекций, предположительно, было написано малоизвестным парижским мясником, рисовавшим натюрморты в целях отдохновения от основной деятельности и никогда не выставлявшимся - принадлежа к Гильдии торговцев, самоучка не имел на то права.
Его сын, не сумев попасть в Королевскую Академию живописи и скульптуры, стал полноправным членом Академии Святого Луки. Недавно найденное письмо художника к сестре опознавало «Утро в мясной лавке», как работу их отца, и утверждало, что среди посетителей выставки, прошедшей после праздника Непорочного Зачатия Девы Марии, находились высоко оценившие картину. Ее дальнейшая судьба оставалась неизвестна, возможно, она хранилась в семье, долгое время спустя отметившись в составе приданого родственницы соседей живописца.
Анна предложила отправиться в Париж в конце второй декады декабря 1619-го года, и приобрести натюрморт, о чем в продажной книге, хранившейся в архиве художественной Академии, появится запись с описанием картины, и она идентифицируется не только по письму сына. Купленное полотно можно будет продать, еще раз документально закрепив факт его происхождения. Излагая свою идею, девушка надеялась, что подарить ее исполнение кому другому не позволит совесть преподавателя, отправив в Париж именно ее.
Улучив подходящий момент, она избавится от сопровождающего, и, найдя укромный уголок, перенесется в знакомый парижский портал. Пока инструктор будет искать ее: на выставке, в портальной квартире или Релокационной Института, она пересидит в соседней гостинице, откуда в назначенный день отправится в Бурж, подгадав свое прибытие к Рождеству. В теплом плаще не придется мерзнуть, когда будет добираться до Витри, и она не покажется в деревне в старомодном зачуханном платье, произведя на любимого самое благоприятное впечатление – для мероприятия живописцев в костюмерной ее, несомненно, оденут подобающе.
С предложенной Анной датой парижского вояжа вышла незадача: куратор объявил, что в прошлом она должна появиться не позднее первого дня выставки, что означало почти недельное пребывание в гостинице в ожидании кареты на Бурж. Девушка позволила себе не согласиться – после побега с выставки из Парижа надо убираться, как можно скорее, но мотивировать куратора отложить «выход в поле» не удалось. Расстроенная, она покинула профессорский кабинет, но почти тут же вернулась: пришла в голову мысль отодвинуть дату появления в Париже упущенной выгодой приобретения картины: полотно могут отдать намного дешевле, чем в первый день выставки. Подняв руку, чтобы постучать в дверь, она услышала, как куратор обсуждает планируемый вояж, видимо, по Phone. Успеют?Только один день?Не раньше весны двадцать пятого? Повышенное внимание полиции? Королевская свадьба! Что именно почти до Фронды? Лифт идет! Может, мимо? Черт, сюда! Девушка юркнула на лестницу и спустилась на несколько ступенек. Нам не говорили, что портал в прошлое работает не всегда. Что, Дом-портал испаряется? Периодически! Выходит, если пущусь в бега, смогу вернуться не раньше 25-го? Я и не собираюсь, но, если что? Интегратор перенесет обратно в день отправки, вдруг, в Релокационной засекут, что я на пять лет постарела, и как объяснить? Да, ну, не придется, мандраж – в сторону, все будет хорошо!
В Институте хронавтами занимались костюмерная, оружейники и ТПО – Техподдержка, где, кроме прочего, перед выходом «в поле», получались интеграторы, осуществлявшие переход по заранее утвержденному маршруту. Подружиться с одним из ТПОшников оказалось несложно: он был прибран к рукам в несколько дней, но пришлось, и чаи распивать с домашним вареньем, и на прогулки походить, между делом, уточнив тонкости обращения с интеграторами. У инструктора далеко не все разглядишь, а прибор студентов – увы, ведомый. Чтобы попасть, куда требуется, следует после активации получить отправленные инструктором или озвученные для ввода голосовым или контактным набором координаты, включающие дату и время прибытия в выбранный наставником оптимальный портал перемещения. Данные таймера по нахождению «в поле» и отбытию вводились отдельно. Свой интегратор выдается студентам на случай непредвиденных осложнений на маршруте: при возникновении опасности можно переместиться обратно самостоятельно, используя заложенный реверс. Если квадрат иконки ближайшего портала вместо зеленого станет красным – сигнал, что туда нельзя, прибор, минуя перевалочный пункт, отправит напрямую в Релокационную комнату Института.
Флиртовать с ТПОшником Анна продолжила, поделившись мечтой: по окончании обучения дорасти до инструктора, и ухажер продолжал выдавать ценные советы, на которые, возможно, не имел права. Последний раз инструктор пользовался красным интегратором вместо белого, надо узнать, есть ли функциональное отличие приборов или только цвет корпуса другой. В долгий ящик она откладывать выяснение не стала, заявившись, едва поклонник вышел на дежурство. Не успели заварить чай, ввалился незнакомый парень за интегратором. Дежурный оставил обоих в комнате, называемом предбанником, нажав кнопку рядом с металлической дверью и открывая проход в тамбур, ведущий к хранилищу, куда дорога любому, кроме сотрудника ТПО, воспрещена: засечет камера над дверью, мало не покажется, хорошо, если просто отчислят. Воспользовавшись отсутствием хозяина кабинета, незнакомец попытался приклеиться, что девушка списала на возбуждение перед выходом « в поле», но из вредности сделала вид, что до нее не доходит. Наглец не успокоился, бесцеремонно схватил ее чашку с чаем и, отхлебнув, уронил на пол ложку, скорей всего, намереваясь под столом заглянуть ей под юбку. Анна такой возможности нахалу не предоставила, подхватив ложку первой, но поднимая глаза, случайно взглянула снизу на стоящий перпендикулярно к стене стеллаж, перекрывающий входную дверь в комнату и образующий крохотную прихожую с вешалкой и входом в туалет – надо думать, для создания приватности. Кому понравится целый день сидеть на прострел между дверями, даже, если обе закрыты?
Ей показалось, что уставленный книгами и несколькими интерьерными безделушками предмет мебели выглядит как-то иначе. Чем именно, сообразить не получалось - немилосердно отвлекал токующий, как тетерев, приставала, и возврат дежурного она восприняла со вздохом облегчения. Попив заново заваренного чая с конфеткой и обсудив цвет корпуса интегратора, девушка было откланялась, но, обойдя стеллаж с обратной стороны и уже взявшись за ручку двери, сообразила, что привлекло ее внимание: на второй снизу полке, рядом с забавной глиняной головой человечка на подставке, чуть ниже уровня ее талии, под стопкой лежащих книг, было… что же именно? Лежи это что-то ближе к уровню глаз, она бы, наверно, скользнула взглядом и вышла, а тут… Анна скосила глаз на дежурного: уткнулся в свой Phone, и, подчеркнуто хлопнув дверью, сделала вид, что вышла. Парень, не повернув головы, сказав несколько слов, и, оставив средство связи на столе, скрылся за дверью хранилища, а она, медленно протянув руку, потихоньку приподняла уголок нижней книги: на полке лежал необычного цвета интегратор. Девушка не поверила собственным глазам и, не показываясь из-за стеллажа, чтобы не попасть под угол обзора камеры над дверью тамбура, потянула к себе находку. Прибор строгой отчетности спрятан на самом виду? Быть не может, это – шутка, развод, розыгрыш, чистой воды надувательство! Вопрос только, кто, кого и зачем мистифицирует, изготовив настолько правдоподобный муляж?
Дотронулась до кнопки включения: на лицевой панели высветился зарядный круг и куча иконок, среди которых обнаружился светящийся голубым глазком маршрутизатор. Нет, не бутафория! Нажала стилизованный под глобус с белой сеточкой значок. Открылось меню поиска координат, карта местности с красным указателем места, текущая дата и время. Мысль получить заветные цифры перемещения в Бурж, здесь и сейчас, осенила моментально. Не надо будет, глотая дорожную пыль, сутками трястись в допотопном экипаже, ночуя в жутких клоповниках, и терпеть прочие неудобства средневековых пассажиров, рискующих здоровьем за свои же кровные. Набрав на сателлите нужные цифры, она перенесется из Парижа в Бурж, сохранив приготовленные для оплаты дорожных расходов украшения - чтобы не выглядеть в глазах графа голодранкой. Прикинула нужное время для появления в городе: зимой темнеет рано, хорошо бы добраться до Витри засветло.
Анна приготовила Phone, чтобы сфоткать координаты, и осторожно дотронулась до указателя места. На панели прибора высветился белый вопросительный знак. Такое она уже видела, когда один из студентов ради смеха схватил чужой интегратор, и умная машинка сразу отказалась работать на неидентифицированного юзера. Изменив тембр голоса, девушка ляпнула: «Анна де Бейль» - свой ник из Сети, хоть и не была уверена, что прибор отреагирует, как на «Сим-Сим, откройся». Не сдаваться же просто так, запихнув нечаянную находку обратно под гору всякого хлама? На панели опять выскочил подбор маршрута с активированной картой, но, кроме «1619», она произнести ничего не успела. Послушался шум открываемой двери - дежурный возвращался на место. Девушка влипла в стенку, зажав себя между вешалкой и стеллажом. ТПОшник, быстро набрав несколько строк в своем Phone, опять удалился в хранилище. Анна поморщилась: дурацкие правила, в спецхран с Phone нельзя! Она снова схватилась за интегратор, но прибор злорадно показал желтый значок, похожий на канцелярскую скрепку с длинным хвостом-стрелкой. Едва удержавшись, чтоб не чертыхнуться, проигнорировала окаянную иконку, смахнув пальцем с экрана, и вернулась к поиску координат. Едва озвучив заветную дату и нужное время, оглянулась на входную дверь: неужели, кого-то принесло именно сейчас? Показалось! Опять вернусь к поиску, но зловредный прибор нахально показывал уже красный знак вопроса. В раздражении нажала кнопку возврата, но мерзопакостный агрегат больше не реагировал, самовольно выйдя из диалога и демонстрируя деактивированный маршрутизатор. Фуфло и хренотень! Еще б комбинацию из трех пальцев в диалоге изобразили, как троллинг-фэйс! Развели дурацким муляжом, как малолетку! Знать бы, кто! На ТПОшника не похоже - у него пороху не хватит. Не факт, что кошмарят именно меня, но лучше помалкивать, что купилась, а то заклюют. Спрятав никчемную находку на место, она выскользнула за дверь, криво улыбнувшись коридорной камере.
Куратор обещание сдержал с лихвой, предоставив в распоряжение студентки целых две записи «мужских» выходов в поле: в буржский университет и орлеанский. После детального ознакомления предыдущими вояжами Анна сделала вывод: ни в Берри, ни на Луаре портала не имеется, иначе зачем бы парням тащиться через половину Франции? Для бешеной собаки семь верст не крюк? Что ж, придется близко познакомиться со средневековым междугородним сообщением!
Выйдя на парижскую улицу из подъезда дома-портала, они погрузились в большую, местами обшарпанную карету без стекол – окна были лишь забраны занавесками, и девушка мысленно поблагодарила костюмершу, что та перед вояжем тепло ее одела – «малый ледниковый период» позднего средневековья в воздухе еще чувствовался. Она погрузилась в планы побега: чтобы инструктор моментально не нашел, она установит в своем сателлите режим молчания. Такие тонкости студентам не открывались, но зря она, что ли, тратила время в ТПО? Благополучный исход мероприятия обещали размещенные за корсажем - рядом с интегратором, метрика, паспорт и маленький ридер, под завязку набитый справочной информацией, которая на первых порах может пригодиться в Берри. Гаджет, размером с пудреницу, был фаворитом среди школьников и студентов - не из дешевых, но идеален для письменных экзаменов. Крошечный наушник электронной шпаргалки надежно прятался в ухе, а функция подавления шума обеспечивала чистый звук и безопасное списывание. Взамен стилуса ридер удовлетворялся птичьим пером, а попадись на глаза аборигенам, его примут за небольшую шкатулочку, но лопнут - не откроют.
На подъезде к мосту через Сену выстроилась вереница возов и карет. Инструктор, высунувшись, озадаченно обозрел средневековую пробку и велел кучеру свернуть в переулок. Они свернули вправо, еще поворот, тут раздался сначала скрип, потом сильный треск, и карета остановилась, чудом не завалившись на бок. Инструктор, велев оставаться в карете, выскочил на улицу. Анна выглянула: сокрушенно качая головами, они вместе с кучером, впереглядку, осматривали отвалившееся колесо, сиротливо лежащее на обочине дороги, пытаясь понять, можно ли поставить его на место или, все же, надо идти разыскивать новый экипаж. Вдруг инструктор крикнул: «Анна, домой!» и схватился за шпагу. Вот, спасибо, я щас! Быстро вытянув прибор из-за корсажа, девушка нажала значок реверса, но вместо знакомого парижского портала очутилась возле дымящихся останков вахверкового здания. Ночью. В холод. Почти в мороз. Но не в темноте.
Закашлявшись от дымного воздуха, девушка перевела взгляд на соседний, еще пылавший вахверк. Пламенные языки вырывались из окон обоих этажей, и на ночной улице было светло, как днем. Сзади послышался оглушающий треск, что-то тяжелое ударило в спину, сбив с ног и заставив выпустить интегратор из рук. Она с воплем вывернулась из-под свалившейся балки и содрала загоревшийся плащ. Ее надежда на возвращение домой, истекая каплями пластмассовых слез, валялась поверх горящего мусора, оставив посреди квартала пылающих остовов домов и еще дымившихся развалин, совершенно не представляющей, где она находится. Анна попыталась заставить ставший в тупик мозг функционировать не то что в аварийном, а хоть в каком режиме. Меня, безусловно, будут искать! Повелевший вернуться домой инструктор справится с неведомо возникшей угрозой, или избежит ее, благоразумно нырнув в портал. Увидит, что в портале подопечной нет, и перенесется в Институт. Нет и там. Что он будет делать дальше?
Сзади послышались тяжелые шаги, она обернулась: приближался огромный мужик совершенно зверского, разбойничьего вида с наполовину обгоревшей бородой. Девушка бросилась бежать, споткнулась о наполовину обугленные куски дерева, стукнулась коленом и упала, едва не угодив лицом во все еще горячий пепел. Вскочила на ноги, опершись о лежащее перед ней бревно, и вскрикнула от жара, проникшего через перчатку. Догнавший мужик поймал сзади за юбку, развернул к себе лицом и схватил за руки. Сдернул перчатки и потянулся за серьгами. Поняв, что сейчас он их вырвет вместе с мочками ушей, Анна умоляюще замотала головой и сняла сережки, отдавая по одной. Разбойник сунул награбленное за пазуху и усмехнулся. Она вскрикнула. Детина грозно рявкнул: «Ta gueule!»(Заткнись!) и влепил ей пощечину. Девушка отшатнулась, но нанести удар в пах не решилась – с силой не получится, помешает длинная юбка, только разозлив. Ударила по ушам ладонями, сложенными лодочкой, добавив в глаза — «козой» из указательного и среднего пальца, и припустила по улице, перепрыгивая через горящие деревяшки. Противник проревел вслед: «Merde!» (Дерьмо), но догонять, к счастью, не стал.
Осознав, что погони не слышно, Анна рискнула остановиться, перевести дыхание и оглядеться. Город, похоже, незадолго до моего появления стал жертвой огромного пожара.Кругом – сгоревшие вахверки, несостоявшийся насильник одет в одежду средневекового покроя, вякал по-французски. Если это - Франция, то, какого года? Вообще, какого века? Ушибленное колено болело все сильней, заставляя идти медленно, почти брести, осторожно обходя валявшиеся посреди улицы останки бушевавшего пожара, еще мигавшие огненными язычками. В конце улицы пожарные применили верный метод остановки огня — разрушение зданий, видимо, момент спасти город не был упущен,и прокопали ров, отделяющий нетронутые огнем дома. В одном из окошек горел неяркий свет, она тихонько заглянула: молодой священник в потрепанной сутане, осторожно придерживая за плечи полусидящую на кровати женщину, поил ее из большой глиняной кружки. Рядом, на той же постели, спала соседка. В огромной длинной комнате Анна разглядела и другие кровати, стоящие одна за другой вдоль стен, тоже со спящими по двое. Священник, осторожно уложив женщину, поправил ей одеяло и, взяв стоящую на столе свечу, вышел в соседнюю комнату. Девушка заглянула и в это окно: святой отец, сев за стол, начал бережно перелистывать страницы лежащего перед ним фолианта. Решилась постучать в рассохшуюся раму. Священник встретился с ней глазами, что-то спросил. Она только покачала головой - от холода губы не слушались. В себя пришла, сидя у горящего очага, завернутая в порванное в нескольких местах одеяло. Едва прикоснувшись, ей отвели упавшую на лицо прядь: «Я - отец Жюль, дитя мое». Она, наконец, смогла рассмотреть лицо, мягко обрамленное волосами, глаза, как на старинных иконах, или Туринской плащанице, брови вразлет, четко очерченные губы. Красивый! Анна пила что-то горячее, налитое отцом Жюлем, куталась в одеяло и соображала, что же ей сказать. Ничего не придумав, она горько разрыдалась. Священник гладил по голове, шептал слова утешения. Она слушала, уткнувшись в ладони и шмыгая носом, а он ласково кивал ей. Анна не помнила, как назвала свое имя, запамятовала, как перестала плакать, не удержала в голове, как кончилась эта бесконечная ночь. В комнату вошла молодая монахиня, с молоком и хлебом. Ах, как вкусно!
Сестра Полин проводила к кровати, помогла снять платье и уложила, на счастье - одну, отдыхать. Анна, не рискнув сунуть под подушку свои сокровища - документы и ридер, окунулась в сон. Проснувшись к полудню, еще долго лежала с закрытыми глазами и слушала, что происходило вокруг. На соседней кровати, в жару и бреду, металась роженица, сестра Полин то перевязывала ей грудь, то меняла мокрую тряпку на лбу. Рядом мужчина стонал во весь голос, жалуясь, как сильно обгорел в огне, кто-то, охая и шаркая ногами, прошел мимо кровати, обдав тяжелым запахом немытого тела. Когда старческий голос рядом умиленно произнес: «Спаси вас бог, отец Жюль!», она открыла глаза.
Куда она попала, выяснилось из разговоров пациентов госпиталя, а дату Анна уточнила у отца Жюля, прикинувшись, что подводит память, и чуть не вскрикнула от радости. Священник убедил ее прилечь отдохнуть, чтобы не мешать возвращению воспоминаний, и девушка без конца повторяла про себя, все боясь поверить: не было б счастья, да несчастье помогло!Кто бы мог подумать! Мечтала? Получи, можно сказать, в оригинальной упаковке. Получи и распишись, теперь ты здесь на ПМЖ: хочешь-не хочешь, до двадцать пятого года домой не вернуться - портал закрыт! Это знак! Определенно, знак самой судьбы! Ждите меня, граф де Ла Фер! Я буду, как только, так сразу! Восторг и ликование приостановило соображение, что загодя прикупленное в ломбарде кольцо осталось у грабителя: оно было немного великовато и сдернулось с пальца вместе с перчаткой, а, кроме пострадавшего в пожаре платья и бесполезного в данный момент ридера у нее ничего нет. Правда, на этой мысли девушка не зациклилась, полагая, что раз все так удачно складывается, то проблему переезда в Берри она решит. Оливье, любимый, ради НАС, я придумаю что угодно!
Версию присутствия в городе пришлось немного подправить – вместо почившего кюре из Витри в ней стало фигурировать имя почтенного горожанина, несколько лет назад перебравшегося из Турне, и вместе со всей семьей не пережившего прошлую огненную ночь. Незадолго до пожара их дом посетила молодая девушка, кто именно – соседи узнать не успели, и теперь терялись в догадках, куда гостья делась потом. Анна, понадеявшись, что это так и останется тайной, решилась пойти ва-банк.
К вечеру приехала патронесса Дома графини, где и находился госпиталь - невестка епископа Лилля Франсуа Ван дер Бурша. Прежде чем по просьбе отца Жюля помочь потерявшей в пожаре родных приезжей девушке-дворянке, зловредная тетка устроила не то смотрины, не то осмотр товара, после вынеся вердикт: пока не найдутся еще родственники, Анна должна отправиться в Тамплемар, но не воспитанницей - слишком велики расходы, а на послушание. Мадам Магдалена сама не сможет пожертвовать вступительный взнос, но уверена, что аббатиса не откажет. Монастырь бенедиктинок находился в полутора лье от госпиталя, и «отец Жюль, к величайшему сожалению, не сможет наставлять Анну каждый день», но патронесса не сомневалась – «девушке помогут усвоить монастырский Устав, чтобы в начале своего пребывания в обители не нарушить заведенного в ней порядка и дисциплины. Самое главное - смиренная почтительность!» Ага, как же, спешу и падаю! Вот же, крыса средневековая!
Анне невероятно повезло, что она умела рукодельничать, хотя, и не сказать, что особенно любила. Предъявив свое изрядно уделанное платье, как собственноручно пошитое, она с удовлетворением отметила, что исполнять уготованное послушание, вывозя грязь и гробясь на черной работе, ей не грозит, как бы мадам Магдалена ни надеялась. В келье, которую отныне предстояло делить с сестрой Полин, удалось найти укромный уголок, чтобы спрятать ридер. Ушлая соседка его быстро нашла, но, как ни старалась, открыть плоскую коробочку не сумела, а документы Анна всегда держала при себе. Отца Жюля девушка видела достаточно часто, почти каждый день. В обители его любили - мы всегда любим тех, кто любит нас. А молодой священник, несомненно, любил всех, кого навещал: послушниц, монахинь, аббатису и даже мадам Магдалену. Анна часто ловила на себе его взгляд, и затруднялась признаться самой себе - понимать ли, как на нее смотрят? Еще в детстве, в бумажной, зачитанной до дыр книжке, вычитала: «Никогда не совершай ошибки! Если кто-нибудь проявит к тебе сочувствие, симпатию и преданность, удивит благородством характера, цени это, но не перепутай с… чем-то другим». Перепутать, по правде говоря, хотелось, особенно, в ее обстоятельствах, да и перепутать ли? Сестра Полин рассказала, что отец Бонне был рукоположен еще осенью, но до сих пор ждет прихода. Без протекции место получить трудно, но благочестие и скромность святого отца расположили к нему епископа, а мадам Магдалена обещала, но сколько нужно еще ожидать, и предположить нельзя. Анна припомнила, что до приезда нового священника в Витри пройдет еще несколько месяцев, и решилась сказать, что по дороге в Лилль слышала, будто в деревне близ Буржа умер старый кюре. Отец Жюль написал бывшему семинарскому куратору, в настоящее время - канонику буржского епископа. По его просьбе монсиньор Андре Фремьо ходатайствовал об отце Жюле перед графом де Ла Фер, в чьих владениях расположен приход, осталось дождаться ответа самого сеньора.
Новой послушнице полюбилось рукодельничать в беседке, возле самой реки. Вдали на левобережье виднелись постройки пригородов Лилля, и Дёль раздваивалась на два рукава, поместив растущий город между ними, а здесь, у монастырских стен, было тихо и почти безлюдно. Отец Жюль шел к ней очень быстро, почти бежал: «Граф де Ла Фер пригласил меня занять место кюре в Витри, я пришел проститься». Девушка припомнила его воскресную проповедь: «Любовь - не просто состояние души, а способ развития личности, в котором, увы, многие люди никогда не продвигаются дальше начала", и подумала: «Любопытный взгляд на почти запретное здесь чувство. А если б он не был священником и не дал обета безбрачия?» Покопавшись в памяти, она нашлась, что ответить: «Любовь друг к другу мы отдадим Богу, направив все свои чувства на тех, кто в этом нуждается, на страждущих. Наша привязанность не превратится в обычную слабость, вместо того, чтобы быть источником силы». Отзывом святого отца был свет в его глазах, этот удивительный негасимый свет.