- Инна-а! Ин-ка-а-ааааа! - самозабвенно выводил под окном девчоночий голос.
Инна, она же Миледи, протерла заплаканные глаза и выглянула. Под окном размахивала руками и голосила одноклассница Констанция:
- В 15-30! Быстро, а то опоздаем!
Почти не дыша, в глубине души боясь поверить услышанному, выскочила во двор.
- Третий ряд! - подружка помахала голубыми билетиками.
Счастье было НЕВЕРОЯТНЫМ, особенно после того, как долгое время пытались поймать это блаженство по разным клубам. В кинотеатрах "Трех мушкетеров" не показывали, первая волна сеансов прошла до того, как их класс пошел в школу, и ко второй они тоже были мелковаты. У многочисленных клубов, разбросанных по районам Москвы, с афишами беда была, часто о фильме можно узнать в день сеанса, или, что уже показывали. С клубом "Коммуна" повезло отчаянно. Дважды. То есть, трижды. Первый раз, когда узнали о том, что "Трех мушкетеров" дают. Второй, когда Инне удалось достать билеты, которые почти тут же умудрилась потерять, вот, растяпа. А третий - когда Вера сумела раздобыть денег и купить вожделенные пропуска к счастью.
Свет погас, едва влетели в зал, и чуть не получили инфаркт вместе с инсультом, и не только они, а битком набитый ребятами зал, когда на экране замаячило: "Невероятный Иегудиил Хламида", и начались вступительные титры и кадры из фильма про Максима Горького. Минут через пять поняли: ужаснувшая никчемушная ерунда - вместо журнала, а через десять, когда появилась долгожданная заставка, и пошел стилизованный под готический шрифт список заграничных актеров - выдохнули. И началось волшебство, просто невероятный КРЫШЕСНОС.
Потом было много всякого разного: радости, горести, болезни, потери. Не уже было страны, что подарила незабываемое детство, но память о том самом счастье для повзрослевших мальчиков и девочек осталась на всю последующую жизнь. Та память, что стала сильнее Времени.
Инна редко погружалась в школьные воспоминания. Целую жизнь назад остался начитавшийся «Трех мушкетеров» пятый «Б», примерив на себя героев Дюма и перейдя на романные имена, на всю оставшуюся жизнь став Бэкингэмом, Тревилем, Королевой, Ришелье, Кавуа, де Вардом, Винтером, Кэтти, Фельтоном, не говоря о тех самых четверых и их верных слугах. Когда были задействованы и едва упомянутые в романе личности, в ход пошли исторические персонажи, по невезению ускользнувшие от сюжета, но имевшие право присутствовать, если не вокруг, то около. Мальчишки сражались на палках, превратив в подобие Пре-о-Клер пустырек неподалеку от школы, позади крохотной кафешки, окрещенной «Сосновой Шишкой». Чудом не пропущенный в суете школьных будней радиоспектакль внес посильную лепту, и они запели: «Трусов плодила наша планета, все же ей выпала честь — есть мушкетеры, есть!» задолго до того, как родилось «Пара-пара-парадуемся». Удалось раздобыть пластинку, передаваемую из рук в руки, и теперь, ночью разбуди, они не перепутают слова:
Другу на помощь,
Вызволить друга,
Из кабалы, из тюрьмы —
Шпагой клянемся,
Шпагой клянемся,
Шпагой клянемся
Мы!
Смерть подойдет к нам,
Смерть погрозит нам
Острой косой своей —
Мы улыбнемся,
Мы улыбнемся,
Мы улыбнемся
Ей!
Скажем мы смерти
Вежливо очень,
Скажем такую речь:
«Нам еще рано,
Нам еще рано,
Нам еще рано,
Лечь!»
Если трактиры
Будут открыты —
Значит, нам надо жить!
Прочь отговорки!
Храброй четверке —
Славным друзьям
Дружить!..
Поголовье девочек самовыражалось скромнее, обмениваясь вырезками из журналов с картинками дам в старинных платьях и пробуя силы в рукоделии с целью воспроизведения старомодных туалетов из подручного материала. Французская жизнь продолжалась в школе и дома: Толька Бэкингэм был безнадежно влюблен в королеву, Вовка Тревиль, к месту и не очень, осознавал капитанское положение, Юрка отвечал у доски исключительно, как Портос, и был склонен к силовым упражнениям не только на физре. Женька-Атос философски реагировал на влюбленность записашихся во фрейлины одноклассниц, а с лица Арамиса Борьки даже на выгуле собственного пса не сходила тонкая улыбка. Митька Селезнёв, в бою на палках отстоявший почетное звание Д’Артаньяна у претендента, проживал жизнь не хуже гасконца. Яшка Фельдман в выпавшей на долю роли Фельтона в эпопее долго не участвовал - после памятного киносеанса он умудрился сломать ногу и до весны пролежал в гипсе, чудом не оставшись на второй год.
Одна пока еще никем не подкрепленная леди Кларик пребывала лишь на страницах Дюма. Незадействованное в романе слово «проститутка» пугало соискательниц до коликов. Наконец, староста класса Инна Панина, игнорируя ошеломленные глаза пятиклассников, приняла на себя имя графини Винтер. Отныне ее основным занятием стало продумывать контраргументы в спорах о признанной демонице, пытаясь найти вразумительное оправдание тому, что Миледи вытворяла на страницах романа. Потом неожиданно для самой девочки сочинился полноценный опус о наладившейся личной жизни Атоса с занесенной средневековым ветром в мушкетеры провинциальной девицей с весьма непростой биографией. Законченное творение юная писательница порвала на кусочки, сочтя получившуюся у нее версию не слишком убедительной.
К концу восьмого класса у не пожелавших или не сумевших продлить беззаботное детство в виду альтернативных видов образования, увлечение стало постепенно сходить на нет. Зато у остававшихся в школе открылось второе дыхание - ввиду открывшихся вакансий, а Игра в мушкетеров продолжилась на новом уровне. Бессменный сосед по парте предпочел ПТУ, о чем Инна узнала не сразу, умудрившись где-то подхватить ветрянку перед самым началом каникул. По выздоровлении налет на затерявшуюся в коммуналке комнатушку Митьки ясности не внес – парня не оказалось дома. Раздосадованная девочка отложила попытку отговорить друга от опрометчивого решения, но встретиться с Д’Артаньяном до осени не удалось. Первого сентября на митькино место уселся возвысившийся до графа де Варда кардинальский гвардеец Сашка, ошеломляя собственным видением героев романа Дюма и подкрепляя фантазийный натиск бренчанием на гитаре, так что, через некоторое время Миледи посмотрела на графа уже совсем другими глазами.
К концу четверти ее первый раз в жизни вызвали в кабинет директора, где помимо хозяйки школы и прячущей глаза классной руководительницы, девочка увидела тетку из РОНО, посетившую их во время последней контрольной. Встретившись с суровым взглядом чиновницы, Инна оробела окончательно, и дальнейший разговор прошел, как в тумане. Собственно, происходящее и беседой-то назвать было сложно: школьницу категорично и безаппеляционно поставили в известность, что 9-й «Б» в текущем учебном году непозволительно снизил успеваемость и дисциплину, за что Инна Панина, как староста класса, несет персональную ответственность. Отныне ей вменяется в обязанность лично следить за уровнем подготовки класса к урокам, строго пресекая попытки списывать домашние задания. Инна ужаснулась – в таком случае, она, вне всякого сомнения, столкнется с резким похолоданием доброй половины класса, но директрисса наседала, тетка из РОНО гипнотизировала взглядом, а классная руководительница, сложив руки на коленях, будто не слыша, уделяла повышенное внимание складкам на собственной юбке. Туманное обещание впредь ревнивее относиться к обязанностям старосты класса директрису не удовлетворило, и девочку отпустили, только вырвав обещание самой никому не давать списывать. Насилу выбравшись, она осторожно затворила за собой дверь в директорский кабинет и осталась стоять, привалившись к ней спиной – ноги обратно в класс идти не хотели. Смахнув набежавшие слезы, встретилась с сочувственным взглядом немолодой секретарши.
- Учись похуже, - тихо проговорила женщина и застучала по пишущей машинке.
Инна недоуменно вскинула брови, и едва расслышала сквозь стук клавиш:
- Медаль не дадут.
Девочка начала понимать: в паралельном классе на медаль и, как следствие - гарантированное попадание в ВУЗ, шла дочка партийного начальника районного масштаба. Две награды в одном выпуске - под большим вопросом. В другую школу в девятом классе не выдавишь, а с панталыку сбить, чтобы училась похуже в нервозной обстановке пытаются. За любителями списывать бдить, конечно, не собираюсь, а обратившихся лично ко мне стоит вежливо пригласить совместно готовиться к урокам, что уменьшит количество доброжелателей. А что еще остается? Учиться похуже не получится, я не смогу мычать у доски. Может, иногда делать ошибки в письменных заданиях? Мама, точно, расстроится. А, вообще, с какой стати? Как умею, так и учусь! Если в выпуске не одна отличница, обеспечьте еще награду. Жалко, серебряные медали отменили - дают кучу похвальных грамот. Осталось, только, в рамочку – и на стенку!
Одноклассники пережили нововведения лучше, чем Инна думала, но тут непредвиденно испортились отношения с некоторыми учителями. Чуть не схлопотав двойку за пропущенный урок, она насилу втолковала разъяренному физруку, что по приказанию директрисы вместо физры ее отправили на олимпиаду по математике. По весне учитель прицепился по поводу пропуска его занятий уже по болезни – в учебной части затерялась справка из поликлиники. Пришлось обращаться за копией документа и выслушивать, что в регистратуре думают по поводу растерех. По осени примоталась русичка, умудрившись снизить оценку по сочинению за лишнюю, по ее мнению, запятую в цитате классика. Правоту удалось отстоять, предъявив первоисточник, но отметку училка соглашалась исправить, только если ученица напишет новую письменную работу на головоломную и очень спорную тему. Пришлось писать, не ведясь на провокации и не рискуя высказать отличную от рекомендованной хрестоматией точки зрения. Приключилась еще пара-тройка подобных случаев, уже по другим предметам, но разочаровывать маму, махнув рукой на занижение отметок, не хотелось, и, сцепив зубы, Инна получила школьный аттестат со всеми пятерками. У ее конкурентки четверок оказалось целых две – видимо, когда пение и рисование закончились, родители еще не заручились поддержкой РОНО, но на результат отметки по неосновным предметам не повлияли, и в тот год наград в школе таки дали две.
Как и полагалось медалистам, сдав на пятерку лишь профильный экзамен, Инна поступила на факультет вычислительных машин выбранного института, а ее соперница, пролетев мимо высотки на Ленинских горах, как фанера над Парижем, удовлетворилась менее престижным высшим образованием. Сплетен, как деточкин афронт родители пережили, тогда ходило немало.
Олимпиаду успела посмотреть не только по телеку, впервые появляясь дома в то время, которое находилось на грани приличия – если не совсем поздно вечером, то где-то около того. Город блистал чистотой, порядком, улыбками москвичей и гостей столицы, всем своим видом гарантируя безопасность в любое время суток. В Москве было столько милиции, что никакому криминальному элементу, видно, в голову не приходило привлечь к себе внимание. Выпусники умудрились попробовать невиданное баночное пиво – банка на четверых, жвачки, фанту, кока-колу, а также другие западные продукты в крошечных, вроде бы как, игрушечных, упаковочках. Семья соседей успела набрать импортной еды впрок, и по истечении срока хранения продуктов оказалась в больнице, что не мешало позже с гордостью демонстрировать упаковки образцов европейской пищевой культуры. О пустых пачках из-под зарубежных сигарет, украсивших сервант, и этикетках от спиртных напитков и говорить нечего: аккуратно отмоченные от бутылок, они с особым шиком были выклеены на внутренней стороне комнатной двери - публичная демонстрация выпитого в местах общего пользования одобрения в коммуналке не получила.
На похороны Высоцкого они с Сашкой попали, успев проскочить перед мордами милицейских коней перед самым оцеплением. И еще несколькими днями раньше умер Джо Дассен, навсегда оставив незаполняемую пустоту в сердце. А улетающий в небеса Мишка вызвал искренние слезы и непреходящее сожаление, что так быстро закончилось «время чудес».
Де Вард загремел в машиностроительном на вечерний, и, как следствие - в весенний призыв, а после учебки, по немыслимому везению, в Германию, явившись в отпуск с иноземными подарками. После дембеля заграничный граф инженерного профиля было заикнулся о свадьбе, но иннина мама неколебимо стояла на своем – надо подождать, пока дочь кончит 4-й курс. Будущая теща собиралась отдать дочурку замуж по первому разряду: приданое ждало своего часа в старом чемодане, белое платье шилось по картинке из немецкого каталога, а бывшая «Сосновая Шишка» заказана на нужный день. Инна носилась, как на крыльях, впрочем, слегка смущаясь, что ее обычно застенчивый, скромный Сашка стал распускать руки, норовя правдами и неправдами прижать к себе, а, воспользовавшись отсутствием мамы, попытался перейти к супружеским отношениям. Влюбленная невеста, может, и позволила бы, но проживавший в отдельной квартире граф не учел главное: в коммуналке за девчонкой - глаз да глаз. Недобро зыркнув на бесцеремонно ввалившуюся соседку, донельзя огорченный жених был вынужден отступить, препровожденный до входной двери нечасто вылезающей из комнаты Яковлевной. Тетя Шура, оглядев заалевшую девушку, прочла обстоятельную лекцию на тему: вот, мол, когда поженитесь, тогда и все остальное.
Один из остававшихся до свадебного торжества, трагичный в своей обыденности день, она потом вспоминала невнятными, драными кусками. Мама, пошептавшись с соседкой на кухне, выскочила из дому в самый дождь, без плаща и зонтика, а, вернувшись - ни кровинки в лице, с посиневшими губами, упала на старенький диван. Пожилой доктор с примчавшейся скорой поставил горчичник лежащей с закатившимися глазами женщине прямо на сердце и, выгнав дочь из комнаты, вместе с медсестрой что-то долго делал с ее мамой. Наконец, появившись в коридоре, с засученными рукавами, с отдернутым от шеи халатом и съехавшим набок галстуком, прыгающими губами неловко выговорил: «Прости, девочка». А она все не могла понять, за что извиняется седой мужчина в белом халате, и почему мама лежит, с головой накрытая старенькой простыней, которую заплаканная медсестра не позволяет убрать с омертвелого маминого лица.
Тетя Шура потянула к себе и на пару с Яковлевной норовила напоить остывшим чаем, удерживая чуть не силой. Услыхав захлопнувшуюся за медиками входную дверь, Инна с прострелившей виски болью, наконец, осознала произошедшее и, подчинясь, как кукла, проглотила щедро накапанную валерьянку. Последующие дни слились в один, заполненный хлопочущей по организации похорон тетей Шурой и не отходящей на минуту, тихонько бормочущей слова утешения Яковлевной. Только, когда кладбищенские грузчики взялись за гроб, она спохватилась: жених ничего так и не знает. Соседка, не глядя в глаза, сообщила: жених уехал, неизвестно, куда и зачем. Окаменевшая девушка включилась только на поминках, услыхав от подвыпивших теток, что на прошлой неделе в Грибоедовском ЗАГСе Сашка женился на той, что в параллельном классе получила медаль, а в качестве свадебного подарка молодым вручили ключи от квартиры и путевку по Черному морю. Неловко смахнув со стола тарелку с винегретом, Инна повалилась на стул и очнулась уже в собственной постели, под двумя одеялами. Дотащившись до туалета, услышала скрипучий голос соседки:
- В Грибоедовский, поди, давно заявку подал, там который месяц на очереди стоять. А сам, не будь дурак, шасть – и в районный ЗАГС, Инке голову поморочить, глядишь, обломится. И наборы продуктовые на свадьбу по приглашениям в двух местах получить. Ушлый, засранец!
И, с омерзением в голосе, ответ тети Шуры:
- Хорошо, я успела не дать сопливому уроду девчонку испортить, сволочь, мать сгубил: не пережила, сердешная, известия про дочкиного жениха.
- А ты зачем грех на душу взяла, глаза матери открыла?
- Она, уж, знала, добрые люди все выложили. Думаешь, лучше было бы голову ей морочить?
Инна поплелась к себе, и целый день пролежала под одеялами. Назавтра ее выдернули из постели, растолковав, что сирота до окончания учебы должна озаботиться добыванием хлеба насущного. Тетя Шура договорилась в своем садике, что студентку примут на полставки, а в первые дни она поможет ей убираться. С подработкой на кафедре в дополнение к той зарплате Инна дотянула до получения диплома - красного, как мечталось маме, и первого жалованья.
Близких родственников не осталось, осколки немногочисленной родни после войны разбросало по Советскому Союзу, прекратив семейную переписку. Ровесницы уже успели обзавестись ребенком, а то, не одним, и при встрече Инна старалась, чтобы ее не заметили – отвечать на вопросы о семье не хотелось. Одногрупник, по распределению очутившейся в одном НИИ, с завидным постоянством делал предложение, которое она, наконец, решилась принять, сосредоточившись на том, что семью надо создать, а еще родственников себе нарожать. Фамилию оставила свою – в память о родителях.
Она и не заметила, когда все пошло не так, списав супружеское охлаждение после появления дочери на усталость молодых родителей. О послеродовой депрессии тогда мало кто слышал, уж, никак не ее свекровь, в свое время свалившая заботы о новорожденном сыне на старших и без оглядки выпорхнувшая из кратковременного декрета на волю. Мать мужа проживала вместе с его отчимом, что не мешало супружеской чете то вместе, а то порознь, частенько появляться в оставленной сыну квартирке под предлогом помощи. Родственное участие и поддержка, как правило, сводилось к надоедливым нравоучениям и невразумительным, не всегда уместным советам из довоенной Книги по домашнему хозяйству, что терпеть полагалось безропотно.
Иногда казалось, что это были два совершенно разных человека: муж до ее декретного отпуска и он же, ставший отцом. Не было такого, когда они поженились, или она не замечала? Теперь не видеть было невозможно: вернувшийся с работы супруг производил впечатление существа какого-то высшего порядка, отличного от нормального человека, вернувшегося с работы. Последней каплей в перманентном выносе инниного мозга стали ежедневные, почти на грани скандала, выяснения отношений с молодым мужем. Камнем преткновения, как ни странно, являлось, меню ужина, неизменно поджидавшего хозяина дома после работы. Иногда вместо гречки или риса муж заявлял, что он будет, как человек, картошку, то, непредсказуемо – наоборот, зачастую требуя компот вместо чая, или еще что, в этом духе. Снабжение семьи продуктами в небогатой на них Москве, с личного предложения, лежало конкретно на отце семейства, а робкие возражения кормящей матери, что готовит из имеющегося набора продуктов в доме, оставались без внимания. К завтраку супруг весомых претензий не имел, видимо, на тот момент не совсем проснувшись. Все было бы смешно, если б не было так грустно, и, выслушивая эту мутотень день за днем, молодая мать испытывала ощущение гигантского капкана, захлопнувшего без надежды на спасение. Она вдруг осознала, что потеряла собственное имя – супруг обращался к ней, никак не употребляя его – только на ТЫ, и все. Много позже, умудренная жизнью женщина уяснила, что происходящее являлось бессовестным вторжением в ее личное пространство, токсичностью и склонностью к абьюзу, и сам скандал – следствие, а не причина. Абьюзеры совершают свое эмоциональное насилие системно и регулярно, это их сущность, неотъемлемое свойство личности, а не ситуация в отношениях. Перестать себя так вести они не могут или не хотят, и важно вовремя понять, что близкий человек, увы, насильник. Остается лишь принимать решение, готова ты с этим мириться или нет. И что делать дальше. Нехитрую эту азбучную истину она осознала много позже, а тогда поступила, как попавшее в западню животное, отгрызавшее собственную лапу: собрала вещи и вернулась домой, в свою коммуналку. Пережив не скорый, но тяжкий визит разобиженного мужа, потом его матери, с претензиями к унесенному совместно приобретенному имуществу – и где только они его нашли в их с дочкой личных вещах? - Инна объявила мужа и свекровь бывшими. Приняла к сведению: на помощь, в том числе, материальную, рассчитывать не стоит, и досрочно вышла на работу, потому как детского пособия едва хватало в день на пакет молока и средних размеров батон хлеба.
За помощь в овладении новой техникой выклянчила у начальницы направление на курсы без отрыва от производства. Получив вожделенную корочку и положенную запись в трудовую книжку, новоиспеченная бухгалтерша задумалась о будущем, представлявшимся ей в виде постоянной работы в НИИ. Государство не оставит флагмана оборонки без денежных вливаний, а подработку можно поискать в нарождавшихся, как поганки после обложного дождя, кооперативах. Найти место при отсутствии опыта - дело непростое, и она принялась наведываться в Бюро по трудоустройству, однажды пронаблюдав современный вариант поиска работы. На должность в небольшом кооперативе, на неполный день, претендовал десяток женщин. Отбором заправлял сотрудник Бюро, пообещав сообщить адрес работодателя первой, добежавшей до угла улицы. Соискательницы рванули наперегонки, а Инна плюхнулась на ступеньки, жадно хватая воздух. Организатор забега с презрением глянул на отказницу и, пожав плечами, важно удалился.
- Сукин сын, - раздался давно не слышанный голос. - Привет, Миледи!
В адидасовсом спортивном костюме, пестром турецком свитере и шикарных ботинках, во все тридцать два зуба улыбался Митька Д’Артаньян.
- Господи, Селезнёв!
- Сколько не виделись-то, леди Кларик?
- С восьмого класса.
- Не, еще пару раз было!
- Не помню…
- Где тебе! Хочешь, наваляю козлу?
- На пятнадцать суток захотел?
- Да ну! Встречу культурно, после работы, провожу поближе к дому, никто и…
- С ума сошел?
- А что, похоже?
- Ладно тебе, Мить, его в детстве уронили, вот, и выпендривается, сведения-то о вакансиях - у него. Хозяин жизни. Нашей!
- Человек должен быть хозяином своей жизни, а этот гунявый…
- Хрен с ним, еще свернет себе шею. Ты-то как? Где, что?
- Да так, кручусь. А ты?
- В нашем НИИ, курсы кончила, бухгалтерские, да без знакомства, поди, устройся…
- Блат, он и в Африке блат! А как на личном фронте?
- Свободна, как та Африка!
- Во, как!
- Дочку ращу.
- Понятно. Ты у себя?
- Ага.
- Загляну на днях и раньше.
Митька не появился ни на днях, ни позже, а в начале ноября, торопясь проулочком из садика, куда опять устроилась убираться, увидела две темные фигуры. Одна, со всего маха, молотила ногами другую, без движения лежавшую на заалевшим снегу. Инна застыла на месте, закричав что-то невразумительное. Не оглянувшись, хулиган бросился наутек. Приволакивая занемевшую со страху ногу, она кинулась к лежащему, пытаясь приподнять залитую кровью голову, и едва расслышала, как разбитые губы прошептали:
- Ин…
Фонарь качнулся от ветра, позволив опознать пострадавшего:
- Митя, Митенька…
Селезнёв сел, схватившись за нее, и едва не завалился набок.
- Можешь встать, до дому доведу?
- Домой нельзя…
- Ко мне по лестнице не дойдешь.
- И к тебе нельзя.
- Во что же ты вляпался, балда!
- Еще какая…
- Встать можешь?
- Давай попробуем…
- Сиди тут!
Она бросилась в садик - иначе никуда его не дотащит, и вернулась с двумя детскими санками, связанными веревкой. Митька криво усмехнулся окровавленным лицом, Инна хлюпнула носом и, осторожно перевалив на санки сцепившего зубы парня, впряглась в получившийся транспорт. Дотащив ношу до задней двери садика, оглянулась и вздохнула с облегчением: поваливший снег занес их следы, и так едва различимые в темноте. Нырнув еле переставлявшему ноги Митьке под мышку, сумела довести его до умывальни, где усадила на пол и метнулась за санками. Заперев дверь, занялась оказанием первой помощи. Стянув с пострадавшего кожанку, поблагодарила рано начавшуюся зиму: под курткой оказались два свитера, смягчившие удары ногами. Отмыв кровь с митькиного лица, заверила себя, что все не так плохо, и наскребла в носовой платок лед из холодильника. Селезнев вздрогнул и попытался подмигнуть уцелевшим глазом:
- Миледи Инна…
- Молчи уж, гасконец! Завтра, уже сегодня, суббота, потом воскресенье. Садик закрыт, пару дней можешь отлежаться. Я пока домой сбегаю, у меня водка есть, и еще аптечку прихвачу.
- Спасибо, леди Кларик! Буду должен!
- Уголечками на том свете…
- Нет, зачем же…
- Тебя мало били? Добавить?
- Чего ты, в самом деле, я ж не денег предлагаю…
- Еще не хватало! У меня, по-твоему, глаз нет? Кожанка - дорогая, свитера – каждый в три моих зарплаты. Домой - нельзя! И бьют тебя насмерть! Ты - бандит, Митенька?
- Может, кооператор?
- Ага, рядом лежал!
Селезнёв расхохотался, поморщился, опять хохотнул, не сводя с нее одного глаза:
- Как была, глазастая. И смелая! Другая, завидев, что какого-то бьют, с ходу ноги сделала.
- Все такая же дура! У меня – дочка, а я в драки ввязываюсь.
Вернувшись с медикаментами, увидела, что Селезнёв прикорнул, но тут же вскинулся, едва она переступила порог. Влив в него полстакана водки, разукрасила парня пластырем и зеленкой, сделав еще больше похожим на жертву автомобильной аварии. Оставив кое-какую снедь, появилась уже следующей ночью. Похожий на оголодавшего циклопа Митька встретил радостно, но Инна пресекла попытки побалагурить:
- А ты чего в девятый класс не пошел?
- Так и не узнала?
- Нет…
- У географички в кабинете назавтра красить должны были, пособия в учительскую отнести послала, вместе с сыном завуча. А пока я карты в шкаф запихивал, эта срань болотная у исторички со стола кошелек сперла.
- Да ты что!
- Ага, и в трусы засунул. Историчка вернулась, кошелька хватилась. Закрыла в учительской и с физруком обоих догола раздела. Я, понятно, как стеклышко, а у него между булок кошелек зажат.
- Ты-то причем?
- Свидетель. Велели из школы убираться, а чтоб помалкивал, носом ткнули, что у завуча муж - парторг в НИИ.
- Не поняла?
- Дом-то наш ведомственный, мать с работы уберут, на улице останемся.
- Мне сказать слабо было?
- А ты чего могла?
- Ну, не знаю…
Год начался скачущими, как блохи от ДУСТа, ценами и очередями на все про все - строго по талонам. Иннины карточки отоваривала Яковлевна или тетя Шура, добавляя к их уже совместному хозяйству доппаек в виде остатков питания садовских детей. Уборщице такого счастья на работе не предлагали, она и взяла бы для дочки, а дома детские остатки есть стеснялась. Третья соседка и ее муж держались особняком и появлялись на кухне в отсутствие других жильцов, не показывая, что из чего они себе стряпают.
Выходными она стучала на пишущей машинке, прерываясь на погулять с дочкой, а ночами, заслонив от девочки свет старенькой настольной лампы, шила и перешивала детские вещи, все больше превращаясь в конвейерный механизм, не оставлявший ни времени, ни сил, что находила благом, не дававшим поселяться в голове мыслям о Митьке. О будущем тоже не размышляла, бездумно плывя по течению тогдашней жизни, запамятовав, что судьба и на печке найдет.
Выбравшись в ближайший «Детский мир», где, по слухам, собирались выкинуть детские колготки, и, рискнув не оплатить проезд, на беду, нарвалась на контролеров. Слезы, заведомо не впечатлив видавших виды теток, готовы были хлынуть градом: штраф съест почти все, что наскребла на колготки. От неминуемой катастрофы спасла женская рука, протянувшая трамвайным гарпиям затоптанный билетик, а знакомый голос не дал впасть в истерику окончательно:
- Инночка, голубушка, как я рада вас видеть!
Проморгавшись, безбилетница разглядела преподавательницу с бухгалтерских курсов и смущенно буркнула:
- Я тоже.
Женщина, улыбнувшись, сходу взяла быка за рога:
- Дорогая, у вас есть время на подработку?
- Подработку?
- По части бухгалтерии.
- Что нужно делать?
- Репетиторствовать.
- ???
- Видите ли, Инночка, вы были моей лучшей ученицей. Мне, к несчастью, везет далеко не всегда: выданный по прослушивании курса документ, увы, не отражает степени усвоенных знаний.
Инна, по-прежнему не понимая, превратилась в слух.
- С течением времени некоторые слушатели хотят пройти курс снова, но производственная и личная занятость не всегда оставляют возможность для занятий. Нужен находящийся в материале, чтобы составить необходимый уровень консультаций с учетом специализации предприятия. Вы не могли бы уделить толику времени, разумеется, за достойную плату, одной из моих учениц?
- Конечно, могу, - выпалила Инна и получила номер телефона.
Подшефная оказалась неглупой девушкой, подзапутавшейся в кооперативной бухгалтерии, и, перенеся мытье детсадовских полов на ночное время, она, трижды в неделю, помогала навести порядок в бумагах, при случае консультируясь с главбухшей НИИ, не возражавшей против повышения производственной квалификации подчиненной. Даже расщедрилась на пропуск в научно-техническую публичку, принимавшую читателей в объятия и по субботам. Инна пыталась благодарить начальницу чайными вкусностями, всякий раз отвергаемыми с наказом нести дочке. Переполняясь чувством признательности, она больше прежнего горела на работе, повесив на себя, что только можно.
Когда подопечная навострилась обходиться самостоятельно, без добавки к бюджету не оставила, рекомендовав знакомой, пустившей репетиторшу в неожиданный оборот, и огорошив обещанием платить за работу вместо ее дочери в недавно созданном кооперативе. Девушка производила впечатление совершенно сырой, отстраненной от бухгалтерии, и пришлось озвучить, что в НИИ занята пять дней в неделю. Ушлая мамаша мигом закрыла ей рот: в кооперативе – шестидневка, дочь будет собирать, с чем не справится. Репетиторша, за субботу разгребая завал - ключевое слово: «НЕГЛАСНО», еженедельно будет получать на руки определенную сумму. Озвученная цифра заставила сдаться, оставив сомнения при себе и подписаться на нечто, отчасти смахивающее на подлог. Отметив, что девица не хватает звезд с неба, и подработка может продолжаться достаточно долго, подпольная работница бухгалтерского фронта, подкрепляя силы жалованьем, не сравнимым с иститутским, начала функционировать в режиме нон-стоп.
До генеральной уборки руки дошли только на майские. Протирая косяк двери во вверенную жилплощадь со стороны коммунального коридора, за что-то зацепилась тряпкой. Прищурившись, разглядела глубоко вошедшую в дерево заржавленную иголку, в народе называемую «цыганкой». Прикинув, что руками не вытащишь, толкнулась к тете Шуре:
- Иголка в косяке, без клещей не достану.
- Какая иголка? – подхватилась соседка. Оглядев торчащий заржавленный хвост, сурово уточнила:
- Руками не трогала?
- Нет.
- Молодец!
- Да что-такое-то?
- Порча это, девонька!
- Чего-чего?
- Порча, сглаз, пагуба, напасть, поруха, озева, поняла?
- Не очень…
- Что ж ты бестолковка такая! Одно слово, городская! В деревнях испокон века на болото бегали да всяко-разно уделать могли, а кто, по боязни, не сам – умельцам кланялся.
Вчерашняя комсомолка озадаченно похлопала глазами, силясь вникнуть, о чем толкуют, и, лишь переварив тихонькие, емкие и глубокосодержательные объяснения присоединившейся к ликбезу Яковлевны, начала соображать, недоумевая, кто и зачем мог устроить подобное в квартире.
Тетя Шура, вперившись взглядом в соседнюю дверь, рявкнула на весь коридор:
- Чужой кто был?
Соседка выскочила в едва запахнутом халате, загородив проход широкой спиной в целях недопуска мужа к общению, и перешла в визгливое наступление:
- К нам чужие не ходят, мы только своих пускаем!
Тетя Шура, ухватив распалившуюся тетку за широкий рукав, чуть не носом ткнула в косяк:
- А это что?
Горлопанка близоруко вгляделась в опасный предмет и, охнув, хватилась за сердце:
- Никого, Шура, не было, никого, хоть у мужа спроси! Васечка!
Мужичонка, наполовину выглянув из двери, с космической скоростью закивал, не сводя глаз со своей половины:
- Гостей давно не водилось!
- «Цыганка» давно и торчит, ржавая, - стояла на своем тетя Шура. Дернув опасный предмет клещами так, что отломился кусочек косяка, она отнесла его в туалет, трижды спустив воду.
Васечка, облегченно выдохнув, пустился в разговоры:
- Никого не было, участковый по квартирам ходил, еще по зиме, как мертвяка в проулке нашли.
- Какого мертвяка? – раскрыла глаза Инна.
- Побитого, с головой простреленной.
Она недоуменно глянула на тетю Шуру, негодующе замахавшую на трепача руками:
- Оно тебе надо было, всякие страсти поминать!
- Да кого убили-то, теть Шур?
- Приезжего какого-то. А участковый дознался: он в пятиэтажке у садика квартиру снимал и с вашими, что в ПТУ пошли, водился. Я тебе и сказывать не стала - вкалываешь день и ночь, виданное ли дело, всякие ужасы выслушивать.
Инна побелела: неужели это Митька расквитался со своим обидчиком? – и, свернув уборочную компанию, выскочила на улицу, в чем была, а на кухне, едва за ней хлопнула дверь, собрался стихийный женсовет, возглавляемый тетей Шурой.
- Кто помнит, когда в коридоре красили?
- До перестройки еще, когда Институт последний раз ремонт делал.
- У Паниных косяк не меняли?
- Нет, только у входной двери.
- До них эти жили, как их… забыла…
- Незлобные они, вряд ли, гостинец оставили, чай, квартиру люди получили.
- Да, смирные. Городские, опять же. Хотя… в тихом омуте… Пашка Панин, как въехал, так и началось. Инне год был - отец погиб, квартиру не дали, чуть на улице не остались. Мать прихварывала, свадьба сорвалась…
- Ты, Шура, думаешь, «цыганку» еще до Пашки воткнули?
- Кто ж знает? Напастей у Паниных хватало!
- У всех хватало. На кладбище институтских могил не сочтешь.
- И то, правда. Я, скорее, на свекровь бывшую грешу – та еще злыдня. И в квартире бывала. Могла!
Васечкина жена припомнила, как однажды пустила в квартиру мать несостоявшегося жениха. Постучала тетка в панинскую дверь - никого, повернулась и ушла, а сделала ли чего, кто знает, и спрятала лицо от соседок – лучше промолчать.
Тетя Шура вынесла вердикт:
- Значит так, бабоньки: все осмотрим, вдруг еще пакость какая затесалась. Нет – и, слава богу!
На улице послышался пронзительный женский крик, слившийся с перепуганным ребячьим, пролетело что-то большое и тяжелое, да не одно. Встревоженные соседки кинулись к кухонному окну. На асфальте, заливая кровью, ничком лежало женское тело, рядом, со свернутой набок тоненькой шейкой - детское, а ветках деревьев, густо облепивших дом, оглашая двор пронзительным ревом, трепыхалось еще одно, совсем маленькое.
Инна влетела в селезневскую квартиру, но соседка дальше порога не пустила, протрещав, что Митька давно не появлялся, его мать съехала к родне, куда, не сказала, но в комнату, наказав вовремя платить, пустила. Присев на лавочку у подъезда, засомневалась, что Митька стал убийцей найденного в проулке парня, избитого, прежде чем застрелить. Оружие у Селезнёва было, но до конца не верилось, что друг детства мог взять и лишить кого-то жизни. Может, убитый из пятиэтажки сам в какие-то бандитские разборки попал, а Митька тут и вовсе непричем?
От тягостных раздумий отвлек тревожный вой скорой, завернувшей за угол дома, и высыпавшийся из подъезда народ, бегущий в ту сторону. Протолкавшись через толпу, увидела, как на носилки, прикрыв простыней, кладут соседку этажом выше, ее дочку, а худенький санитар снимает с дерева истошно ревущего младшенького. Ей стало дурно: они часто вместе гуляли с детьми, и недавно соседку, еще не вышедшую из декрета, бросил муж. Как сквозь вату, расслышала, что самоубийца, взяв детей на руки, бросилась с крыши, попав с девочкой прямо на асфальт двора. Выпавшего из рук сынишку спасли развесистые, посаженные еще до войны, деревья, если пацаненок выживет - в детдом сдадут. Не сопротивляясь подскочившей тете Шуре, она поплелась домой. Увиденное, если не вышибло мысли о Митьке из головы, то отодвинуло на задний план, и, обняв дочку, еще долго не спускала ребенка с рук.
Мамаша опекаемой девицы была довольна, что не сказать о репетиторше, вернее, номинальном главбухе. Временами подопечная смотрела волком, будто вожделея указать на место, куда и рада бы поставить, да пока никак нельзя. Инна, перелопатив гору работы за не желавшую въезжать в бухгалтерию дурынду, стиснув зубы, напоминала себе, что не все жалуют тех, кто умнее, и готова была молить не бога, так черта, чтоб этот денежный ручеек не иссякал.
Не вылезать из читального зала необходимости больше не было: за помощь в освоении компьютера библиотекарши позволяли брать литературу на дом. Забивая голову премудростями и осваивая всё - от учебников экономических вузов до правительственных постановлений, становилось легче. Освобожденные от контроля цены росли день ото дня, и уже никто не вспоминал ельцинское «лягу на рельсы». Иногда, будто гадая, открывала потрепаный номер «Юности», и Федот-стрелец ни разу не подвел, предельно отражая выпавшую накануне субботу:
«Ну-кось, душу мне излей, отчаво ты черта злей?
Аль в салате по-милански не хватает трюфелей?»
Вдоволь насмеявшись, насколько филатовские строчки отражают подопечную, выбрасывала вздорную девчонку из головы, целиком погружаясь в расчеты и прикидки, а также заполнение соответствующих бумаг. Охамев окончательно, ученица умудрилась свалить на нее бухгалтерию полностью, изредка утруждаясь печатанием срочных платежек да неутомительными походами в банк. В одну из суббот производственный процесс прервался нежданным приходом директора:
- Это кто писал?
Изображавшая занятость девица, вскочив по стойке смирно, озвучила предъявленную заявку на канцпринадлежности: «Копирка, штрих, две ручки, карандаш, ластик», - и, ткнув пальцем в свою соседку, возложила миссию отвествовать начальству.
- В прошлом месяце не подавали. И хорошо бы «Электронику» вернули, забрали неделю назад…
Директор смотрел, не мигая. Инна оробела и, в целях убалтывания рассерженного начальства, осторожно продолжила:
- Иначе придется на счетах считать, или на логарифмической линейке.
- И на ней можешь?
Репетиторша уверенно кивнула.
- Твоя работа?
Под нос была сунута Главная книга и несколько бумаг, которые подпольный главбух вынужденно признала своими.
- Эта коза только платежки печатает?
Обе бухгалтерши произнесли в один голос:
- А…э…
Директор вперился взглядом, как следователь на допросе, и сунул Инне платежную ведомость:
- У тебя такая зарплата?
Она посмотрела на сумму, за которую расписывалась два раза в месяц, и кивнула, но мужчина и не думал отвязаться:
- Сколько из них ты получаешь на руки?
Назвать втрое меньше?
- А остальное?
Деваться некуда, отвечать пришлось:
- Сказали, ваше распоряжение.
- Кто сказал?
Инна подняла глаза на подопечную, молчащую, как рыба об лед.
- Пошла вон!
У подпольной главбухши вырвался сдавленный вскрик.
- Да не ты, она!
Директорский палец, как острие копья, был направлен на остолбеневшую нахалку:
- Уволена, я сказал! Вон, сию же минуту!
Ошеломленная девица собрала вещи и выкатилась за дверь, а прислуга за все с ужасом ожидала решения своей судьбы.
- С сегодняшнего дня главбух – ты! Зарплата, как у той курицы.
Женщина испугалась еще больше – директор не походил на доброго самаритянина.
- Я открываю новое предприятие, главным бухгалтером будет жена. Обучишь, чему следует. Зарплата – отдельно, в половину от этой. Вопросы есть?
Стало понятнее: за полторы зарплаты надо вести две бухгалтерии. Выбирать не приходилось, еще повезло, что директорский гнев обрушился не на нее.
Жизнь вошла в свою колею: вечерами они с дочкой просиживали рядышком, каждая за своей книжкой, по ночам Инна мыла полы, по субботам справляясь с бухгалтерской работой. Новая подопечная была внимательна, неглупа и, как губка, впитывала знания. Воскресенья целиком и полностью были посвящены ребенку, и она купалась в материнстве, впервые за последнее время, обретя некоторую почву под ногами. Дочка росла спокойной и послушной, а мать, отдавая отчет в зыбкости нынешнего спокойствия, потихоньку оттаивала.
Бэкингэма с супругой она встретила на выходе из метро, в подземном переходе. Герцогская чета ожидала угощения из модернизированного в духе времени автомата с газировкой. Вследствие непрерывно растущей цены платить за воду нужно было продавщице. Та дергала за веревочку, лишенный монеток автомат срабатывал, а в подставленный стакан лилась вожделенная влага. Цапнув воду первой, бывшая Хозяйка с улицы Феру сделала пару глотков и, скривившись при виде одноклассницы, сунула стакан мужу, давая понять, что за прошедшие годы ничто не изменилось. Инна про себя усмехнулась: в школе теперешняя герцогиня, потеряв надежду привлечь внимание Атоса, спровоцировала одного гвардейца на безнадегу: вызвать на дуэль лучшего мушкетера в полку. Фехтующий с семи лет Атос вызов принял с отсрочкой, и целую неделю тренировал самонадеянного балбеса держать шпагу, то бишь, ее деревянное подобие, в руках. Дуэль по отношению к наглецу закончилась милосердно. Когда в третий раз его шпага отправилась в полет, публика постановила: «Харэ»! Женская половина провокаторшу не простила, устроив стихийно организованную «темную». На дополнительных по русскому зловредные девчонки, когда негодяйка готовилась у доски перечислить синонимы слова «заботиться», наперебой начали громко подсказывать. «Ублажать, окучивать, глядеть в рот, кружить вокруг на полусогнутых, виться вьюном, вилять хвостом» и подобное, что подразумевало отношение к Атосу. На словах «лизать заднее место» растерявшейся русичке пришло в голову заменить оказавшееся с душком «заботиться» на невинное «подруга». Каскад подсказок трансформировал «жену – подругу жизни» через «хозяйку дома» и «домовладелицу» в «кулачиху» с упоминанием «Кабанихи». Только раздавшийся звонок спас от уготовленного позорища и училку, и ученицу. Инна занятия для отстающих не посещала, о произошедшем узнав постфактум, что ее не спасло, но основной гнев Хозяйки с улицы Феру и разные пакости периодически обрушивались на голову Королевы, повинной в любви герцога Бэкингема и еще пары мушкетеров, а более всего - Атоса. Это был любовь воспитанных за границей, поначалу не всегда четко ориентировавшихся в советской действительности детей военных, благосклонно воспринятый одноклассниками благодаря личности самих влюбленных. Романом их отношения назвать сложно: после занятий он читал девочке выдержки из тогдашнего своего кумира Сенеки, или других любимых авторов, а потом, подхватив ее портфель, шел провожать, чтобы наутро приветствовать изящным полупоклоном, и смотреть на них было приятно. В восьмом классе родители получили квартиру в другом районе, но, тратя почти час на дорогу, Атос появлялся в школе одним из первых, подтянутый, опрятный и, что греха таить, до невозможности красивый - самый интересный мальчик в школе. Кончилась эта любовь ничем: провалившись в архитектурный, Женька загремел в армию, а Королева не дождалась, и эта совершенно житейская история до сих пор заставляла Инну сожалеть о несбывшейся сказке. Армия помешала еще нескольким романам, чего не сказать о самом Бэке. Устав страдать по исчезнувшей из его жизни Королеве, он неожиданно женился на бывшей Хозяйке с улицы Феру, или это она прибрала его к рукам, но выглядела пара гармонично.
Миледи поздоровалась первой:
- Привет, ребята!
Бэк доброжелательно отозвался. Инна, по-умному не заметив будто проглотившую, как акула лимон, герцогиню, задала пару вопросов об одноклассниках и перешла к главному – О Митьке. Герцог ответить затруднился, но отослал к Атосу, что, женившись на девочке из соседней школы, переехал в их район обратно и держал продуктовую палатку возле универсама.
Женькино рабочее место отыскалось неподалеку от входа в магазин, посреди нескольких таких же палаток, бодро торгующих сухой китайской лапшой, банками тушеного мяса, бутылками с разноцветным алкоголем и сигаретами поштучно. Пачка при этом выходила раза в два дороже, но те, у кого на целую не хватало, покупали одну-две сигареты, тут же быстро прикуривая. Они со смаком делали первые затяжки, а лица их при этом были счастливыми и слегка виноватыми.
Атос ей обрадовался и даже предложил по дешевке голландский «Рояль», уверяя, получится четыре, а то пять бутылок качественной сорокоградусной: спирт он покупает с золотой полоской, не размениваясь на вредные для здоровья, красные и синие. Инна, вежливо отказавшись под предлогом, что не пьет, перевела разговор в нужное русло. Бывший граф де Ла Фер поведал, что сам он Дарта не видел, но его жене Митька недавно попадался, вполне себе в норме. Тревиль – в ЖЭКе монтером, институт бросил, семью кормить надо - у них с мадам де Ланнуа дочка, Портос – на флоте, командир чего-то там на подводной лодке, у Арамиса выставка готовится, и жена - тоже художница, Милка Буа-Траси за Генку Кавуа замуж вышла, у Констанции - дочка. Женька выпаливал об их классе уже известное, и еще нет, будто страшась вопроса о Королеве, но Инна и не собиралась сыпать ему соль на рану. Пообещав заходить, она заспешила домой, а бывший Атос еще долго смотрел вслед, пока, отодвинув в сторону, из окошка палатки не высунулась супруга.
Дома ожидал сюрприз в виде притомившегося в ожидании директора, раздраженно сетовавшего на спаренный телефон: дозвониться невозможно, вынужден был заехать наудачу, и провел полтора часа в компании тети Шуры, не рискнувшей оставить незнакомца одного в комнате. Бормоча извинения вперемежку с пояснениями, что звонить лучше утром или к ночи, когда угомонятся спаренные подселенцы, Инна обеспокоенно гадала, что привело домой начальника, не торопившегося переходить к делу. Выпивая которую чашку чая, он уточнял, как продвигается обучение жены бухгалтерской науке. Дипломатичный ответ, что будет справляться сама, но не завтра, гостя заставил поморщиться. Следующий вопрос начальства откровенно застал врасплох:
- Денег хочешь?
- За что?
- Будешь информировать, что в кооперативе жены делается. Подробно.
- Зачем вам?
- Много будешь знать, скоро состаришься.
Директор тыкал, не называя по имени, Инна, в ответ, не торопилась величать провокатора по имени-отчеству. Мутный разговор принимал дурной оборот, и она повторила:
- Зачем вам?
- Не твоего ума дело! И чтоб помалкивала!
- Простите, я так не могу!
- Дура!
Инна предпочла не отвечать. Директор подскочил так близко, что почувствовала на лице его дыхание, и, уставясь прямо в глаза, произнес, выделяя каждое слово:
- Платить буду МНОГО!
Она замотала головой.
- Идиотка, козлина придурошная, курва, совок сраный!
- Вам лучше уйти.
- Пожалеешь!
Инна молча закрыла за поганцем дверь, и призадумалась, стоит ли поставить в известность жену о предложении шпионить, но не нашла слов, как поведать. Признаваться не пришлось, едва вошла в дверь, ученица с визгом выставила обратно:
- Если думаешь, раз мы разводимся, к мужику приставать можно и домой заманивать, дрянь ты этакая!..
Вслед полетело тяжелое пресс-папье.
Беда не приходит одна. Она обрушивается со всех сторон, затягивая, как в налетевший смерч, что вертит, крутит в смертельно узкой воронке, оторвав от земли в столбе пыли и обломков, заливая рот ледяной водой или засыпая поднятым песком и поражая вспышками молний, пока, потеряв ориентиры, где верх, где низ, в животном ужасе не осознаешь, что унесен далеко-далеко, а, если повезет, отделаешься совсем не легким испугом. В считанные дни она лишилась и мытья полов, принятого садовскими нянечками на себя, и основной зарплаты – сокращение в оборонке набирало новые обороты. Опечаленная главбухша, клеймя теперешнюю действительность, задним числом выклянчила у начальства приказ о назначении Инны исполняющей обязанности ее заместителя, обещая наилучшие рекомендации.
Дни потянулись, похожие один в один: получить направление, в отведенный срок смотаться, куда пошлют, получить отказ - место, как правило, уже было занято, или так сообщали по неведомым причинам, вернуться обратно в Бюро, и дальше по кругу. В бесконечных очередях перед кабинетом женщина почерпнула, что на работу стараются принимать по знаку Зодиака, для лучшего слияния с имеющимся коллективом. Ходить на смотрины надо по гороскопу, в неудачный день, все одно, не возьмут, и стоит ежевечерне прислушиваться к телевизорным прогнозам, а лучше найти бабку - поворожить наудачу. Инна внутренне отмахивалась, но тактично благодарила доброхотов, а дома, с ужасом заглянув в худеющий на глазах кошелек, по телефону лишний раз торопилась оповестить знакомых, что ищет работу. Осознавая, что безработных на Москве немало, со всех ног бросалась с новым направлением на любой конец города, тратя последние деньги на транспорт, а не на своих двоих - обувь стоила дороже. Люди встречались разные, в мешанине чужих, не всегда доброжелательных лиц, в калейдоскопе должностей, подписывающих бумаги, она чувствовала себя потеряшкой со всеми вытекающими. Обрадовалась однокласснику, исполняющему обязанности охранника в предприятии с громким названием. Вход изукрашен разнокалиберными вывесками, будто присосавшимися пьявками. Мушкетер ответной радости не проявил, угрюмо вперившись в предъявленное направление:
- Ин, ты можешь к этому уроду не ходить?
- Я пособие потеряю!
- Говорят, этот гад пристает по-черному, не дашь – напишу, что сама отказалась, с пособия снимут.
- И все знают?
- Ну, некоторые…
- А начальство?
- Фиг их знает. В общем, я тебя предупредил, а ты, как знаешь.
- Спасибо, учту.
В кабинете с табличкой «Отдел кадров» вальяжно развалившийся за столом начальник в заграничном пиджаке с искрой и белых носках, с интересом зыркнул на посетительницу, остановив похотливый взгляд на шее:
- Направление давай!
Будучи настороже, драгоценную бумагу из рук не выпустила, ожидая продолжения. Кадровик поднялся с места и продефилировал ближе. Спрятала направление за спину. Мужчина прищурился:
- Это как понимать?
- У вас есть вакансия?
- У нас, как в Греции, все есть! Правда, не для всех!
- А для кого же?
- Для особо одаренных, кто таких, как я, уважить сумеет!
- Как именно?
- Ты, дура, что ли?
Кадровик дернулся положить руку на грудь, она со всего маха хлопнула по тянущейся к ней лапе:
- Руки прочь, мерзавец!
- Да я тебе сейчас…
Двинув поганца локтем в бок, Инна успела выскочить за дверь, пока облеченная властью скотина не успела повернуть ключ, и понеслась по коридору, на ходу читая таблички: «Транспортный отдел», «Диспетчерская», «Бухгалтерия». Ворвавшись в комнату «Приемная» и проигнорировав подскочившую с места, что-то вякнувшую секретаршу, устремилась к двери с надписью «Директор», рванув, будто за ней гнались черти. Сидевший за столом человек с седеющими волосами поднял голову и уставился ярко-голубыми молодыми глазами, в которых Инна не заметила агрессии, лишь недоуменное удивление, а после - ожидающее внимание. Уже не в силах остановиться, грозно рявкнула:
- Вы директор этого бардака?
Мужчина, помедлив, сознался:
- Я - директор.
- У вас здесь, что, в бордель набирают?
- Простите?
- Не прощу! Начальник отдела кадров требует интимных услуг за подпись на направлении Бюро по трудоустройству!
- Не понял…
- Ах, так вы не в курсе? А еще директор называется!
- На какую должность вы претендуете?
- Бухгалтера, со знанием вычислительной техники.
- У нас нет такой вакансии.
- Вот, пожалуйста!
Инна, на всякий случай, издали, показала направление и тут же прижала к себе:
- У меня диплом инженера-программиста и бухгалтерские курсы. Исполняла обязанности заместителя главного бухгалтера в оборонном НИИ.
- Сокращение?
- Так точно!
- Вакансия появится через неделю-другую, на нашем филиале. Зайдите…
Не дав директору договорить, закричала:
- Не могу через неделю, срок - три дня, я пособие потеряю!
Не сдержав удыбки, мужчина продолжил:
- Зайдите к секретарю, она отметит направление и через неделю свяжется с вами.
Не веря счастью, Инна выскочила за дверь, напоследок расслышав, что директор велел вызвать начальника Отдела кадров.
Ожидание обещанного звонка тянулось томительно долго, она успела получить направление в небольшой кооператив, заскочив наудачу еще в парочку мест. Возле универсама наткнулась на пьяненького Атоса, ведомого под руки беременной женой. Не ответив на приветствие, торговка пожаловалась:
- Ящик водки разбил, теперь платить! У, несчастье мое!
Инна благоразумно промолчала.
- У соседей Атосом собаку зовут! Породистая! На развод держат.
Бывшая Миледи опять удержалась от комментариев, но, заметив, что остекленевший взгляд заросшего щетиной подобия графа де Ла Фер становится осмысленным, тихонько спросила:
- О Мите Селезнёве ничего не слышно?
Супруга дернула его дальше, но Женька, заупрямившись и выписывая ногами кренделя, с мычанием замотал головой. Тогда, полуобернувшись, она со злостью бросила Инне:
- Все ходишь, выспрашиваешь! Убили твоего Митьку!
- Как… убили? Кто?
- Как, как? Обыкновенно как, в тюрьме!
- Кто сказал?
- Ты его не знаешь! – огрызнулась торговка, и поволокла свою нетрезвую ношу дальше, отчетливо пробурчав в адрес бывшей одноклассницы мужа: «Милядька дефективная».
Не в силах идти домой, Инна долго сидела на стылом парапете, подставляя залитое слезами лицо зимнему злому ветру: в их классе - уже вторая смерть, бетюнская аббатиса - еще при советской власти. На Селигере ночью на палатку сосна упала, Алка - насмерть, а ее парню - ничего.
Сидение на набережной наутро вышло боком: наутро заложило горло, побаливала поясница, и, с трудом растоптавшись, Инна потащилась сдать отмеченное отказом направление во второй половине дня, наткнувшись на запертую дверь Бюро, где красовалось лаконичное объявление: «Прием только до обеда. Травят тараканов». Она без сил опустилась на ступеньки, не ответив выглянувшему охраннику, сочувственно пробасившему: «Завтра приходи». Если бы так! Назавтра пойдет четвертый день с получения направления - снимут с пособия, как неявившуюся.
Кое-как добредя до дому, с рыданием повисла на тете Шуре, въехавшей в ситуацию немедля. Соседка, сдернув пальто, потащила в комнату и, намешав чего-то в стакан, заставила выпить, а после, подставив тазик, повторила процедуру. Уложив на диван и водрузив соседке на лоб мокрую тряпку, непререкаемым тоном вызвала скорую, до того запугав молоденькую врачиху, что та выдала больничный, почти не глядя. Ошарашенная спасением Инна прижалась лицом к гладящей по волосам руке:
- Я отцу твоему перед несчастьем говорила: Паша, не ходи на работу, раз на сердце муторно, возьми больничный. Эх! Не послушал! Ты, Инночка, поспи, дочку я сама приведу.
Не в силах разодрать слипающиеся ресницы, обессиленная Инна погрузилась в сон, и в первый раз приснился ТОТ САМЫЙ: реденький, с небольшими проплешинами, лес, вдалеке - голоса и лай собак. Боком на бешено скачущей лошади молодая женщина в старинной одежде, следом - мужчина, в допотопном одеянии попроще. Одним движением он хватает несущееся животное за повод, другим - выталкивает женщину из седла. Взмахнув руками, та падает на землю, лицом вниз, и лежит, не двигаясь. Из-за дерева навстречу злодею выбегает другая женщина. Бросив на землю сдернутый плащ, остается полуодетая, в рубашке и нижней юбке. Лошади жертвы нападения удается выдернуть повод и ускакать. Напавший пускается вдогонку, кинув кинжал и веревку сообщнице. Та перерезает шнуровку на одежде пострадавшей и рывком пытается стянуть корсаж. Он сдергивается, обнажая у не шевельнувшейся жертвы все плечи до середины лопаток. На поляну выскакивает еще всадник, тоже в старинном одеянии, и, спрыгнув слошади, с криком бросается к женщинам, отшвыривая ту, что пыталась раздеть лежащую на земле. Воровка замахивается кинжалом, мужчина выбивает оружие, она пытается его ударить. Почти что промахивается. Еще попытка напасть. С противника летает шляпа с пером. Он перехватывает женские руки и заламывает сзади. Бандитка, молча, старается укусить. Мужчина разворачивает лиходейку спиной, рубашка сползает с ее левого плеча, открывая уродующее женскую кожу клеймо. Атакуемый коленом прижимает бешено рвущуюся нападавшую к земле, разрывает на ней рубашку и связывает обрывками руки. Рывком поднимает с земли, тащит, полуобнаженную, к большому дереву. Клейменая пытается сопротивляться, и, продолжая волочить ее по земле, он кулаком бьет женщину в лицо. Побежденная обвисает в мужской руке, тотчас швыряющей ее к большому дереву. Сообщник грабительницы с пойманной лошадью выскакивает на полянку. Победитель, едва глянув на всадника, хватает валявшуюся на земле веревку, делает петлю и накидывает лежащей в беспамятстве налетчице на шею. Перекидывает конец веревки через толстый сук и тянет, не замечая, что впопыхах накинутая удавка оказалась широковатой для шеи женщины. Пропущенная под подбородком веревка - наискосок через щеки, сдвинулась на затылок, и голова казнимой готова выскочить из петли. Но нет - тело дернулось, и голова начала приподниматься. Ее пособник, пришпорив лошадь, оказывается у дерева, назначенного виселицей, выпрыгивает из седла и, схватив камень, наносит вершителю казни удар по затылку. Тот падает ничком, выпустив из рук конец веревки. Голова воровки стукается о землю. Она на мгновение приходит в себя – видно, как глаза с ужасом распахнулись, но тут же уходит в глубокий обморок. Соучастник хлопает ее по щекам. Женщина не шелохнулась. Он хлестнул сильнее - раз, другой, третий. Спасенная рвано выдохнула, но в сознание не пришла. Мужчина подбирает валявшийся на земле кинжал, перерезает петлю на шее женщины и освобождает ей руки. Подбирает сброшенный пособницей в начале сцены плащ и оглядывается на потерпевшую. Та, по-прежнему, недвижима. Злодей кидается к ней, хватает и укладывает поперек седла, лицом вниз. Вскакивает на своего коня, усадив спереди себя завернутую в плащ подельницу. И - прочь с полянки, удерживая за повод лошадь с все еще недвижимой жертвой нападения.
Лежавший на земле мужчина приходит в себя и садится, держась за голову. Оглядывается, видит, что кругом больше никого нет. Поднимается, спотыкаясь и пошатываясь, бредет к своей лошади. На полянку выскакивают трое всадников с собаками. Тот, кого ударили камнем, поднимает с земли обрывок рубашки преступницы и, свистнув псам, взбирается в седло. Рвет с места во весь опор. Остальные бросаются следом.
Пробудившись с тяжелой головой, наполненный скачками, погонями, жутким зрелищем казни через повешение Сон наутро вспоминала кусочками, толком не все запомнив. Следующей ночью сновидение повторилось снова, оставив впечатление одной из серий незнакомого, смахивающего на мыльную оперу сериала, что смотришь с середины, без начала и конца, не всегда понимая происходящее: кто, что, откуда, зачем и почему. Пригрезившиеся мужские лица казались незнакомыми, а вельможа-палач походил на Жоржа Декриера, только помоложе и не такой ожесточенный, как бордосец в роли Атоса. Женщины, будто близнецы - похищенная и казненная, смутно напоминали кого-то, виденного, отнюдь, не старинной одежде. Открыв глаза поутру, она еще долго находилась под впечатлением приснившегося – совсем, как от лент Бордери. Рассматривая иллюстрации домашнего томика «Трех мушкетеров» - с надписью: «Моей дочурке в день двенадцатилетия», уверилась в своей догадке: персонажи Сна, отчасти напоминая любимую книгу, несомненно, относились к первой трети века семнадцатого, вдоль и поперек изученного в период мушкетерской эпопеи и по неведомым причинам вторгшегося в изнуренный выживанием мозг много лет спустя. Укладываясь спать, подумала: вдруг цветное сновидение посетит еще раз? Как выяснилось, не ошиблась, припоминая и подмечая ранее укрывшиеся от нее подробности, будто просматривая на медленной скорости знакомую кинокартину. Сновидения отвлекали от мыслей о безработном будущем и о Митьке. Зациклившись на той или иной детали грез, она была им благодарна, как не очень близким приятелям, чье нежданное посещение в трудный час приносит внезапное и непредсказуемое отдохновение. Пересказать свои сонные фантазии уже внимательно присматривающейся к ней тете Шуре она не рискнула и все не спускала с рук ластившуюся девочку, довольную присутствием мамы дома.
Звонок с предложением работы раздался ровно через неделю, и, ответив на несколько вопросов, Инна настороженно постучала в дверь Отдела кадров. Вместо оборзевшего насильника нашла приятную женщину средних лет, споро и без мытарств оформившую в бухгалтерию, на неполный день и с испытательным сроком. Согласившись - разве в ее положении можно позволить крутить носом? – она почти с радостным сердцем и легкой душой приступила к служебным обязанностям, оказавшись по уши заваленной работой. Некоторые документы были на французском, крепко усвоенном со школы, а позже в институте - отнюдь, не со словарем, и въедивая главбухша, еще присматривающаяся к новенькой, заметно потеплела. Окончание испытательного срока принесло полный оклад и новое предложение: начальнице требовалась помощь во французском и по компьютерной части. Похоже, репетиторство становилось постоянным спутником ее трудовой деятельности. Такое положение совсем не тяготило, что всегда заметно окружающим, так или иначе располагая к себе – а кто же любит умничающих выскочек и зазнаек с задранным носом?
Сон приснился еще не раз, она со счету сбилась, сколько, длясь все дольше и внося новые штрихи. Теперь, безо всякого затруднения, Инна могла припомнить упряжь лошадей и детали одежды, оружие и саму полянку, где проходило сновиденческое действо, лесок, собачий лай в отдалении. Она попыталась придумать предисторию разворачивавшихся перед глазами событий, прикидывая, кем приходятся друг другу те четверо, и что могло привести к разыгравшейся трагедии. Необыкновенное сходство женщин наводило на мысль, что злодейка не просто хотела ограбить жертву, а, возможно, подменить собой, где-то, в каких-то обстоятельствах, для чего и нужно было платье жертвы. Разбойница полураздета, может, подмена должна быть произведена шустро? Одним пыхом и со скоростью молнии в средневековые шмотки не переодеться, даже с учетом того, что корсета на жертве не было. Его на скачки, вроде бы, не надевали. Стоп, какие это скачки в лесу? Галопируют по полям. Привиделась же сцена средневековой охоты? Похоже на то.
Преступлению помешал выскочивший на полянку Вельможа, с которым воровка вступила в нешуточную схватку. Определенно, Аристократ, как есть, с большой буквы – тут к гадалке не ходи. Сначала он просто пытался обуздать взбешенную девушку, а, когда на левом плечике клеймо обозначилось, двинул кулаком и - за веревку. Клеймо – штука серьезная по тогдашним временам. Девушка – преступница? Так и есть, застал за грабежом… кого? жены, возлюбленной? Не похоже, что просто знакомой. Того, кто лошадь ловил, не опасался, а то спиной не поворачивался бы. Второй грабитель свой? А он сзади камнем по голове! И еще в начале всадницу наземь скинул. Вельможа, очнувшись, преследовал лиходеев с собаками. Догнал? А женщины живы остались? Приговоренная могла не умереть – она и повиснуть не успела. Бандит ускакал с обеими: жертву грабежа через круп ее лошади перекинул, а клейменую держал сам. Небезразлична дамочка гангстеру, или ценна чем-то. Сообщницу из петли спас, а другая ему зачем? Получается, планы не поменялись?
Увиденное во сне напоминало пресловутую охоту в «Трех мушкетерах», разве что, отдельными моментами, которые никак не хотели складываться во внятную картину, заставляя гадать, отчего и на что мозг реагирует почти каждую ночь повторяющимся Сном. Размышления по поводу сновидений отходили на задний план на работе и возвращались, едва входила в подъезд, а на выходных крутились в голове, не обрываясь домашними делами, скапливающимися за неделю.
Выскочив за хлебом, Инна наткнулась на соседа сверху, почти на четвереньках ползущего на этаж. Ахнув от изумления - репутации пьяницы у него не было, помогла дезориентированному мужчине подняться. Взвалив на плечи, дотащила до квартиры, где сдала на руки разгневанной жене, сходу завопившей: «А ну, гад, дыхни»! Было собралась уйти, но застыла на месте, когда очухавшийся гад в красках стал описывать супруге и появившемуся соседу, как попал в обстрел
- Поди, до сих пор стреляют, что ж там делается, люди добрые! Война самая настоящая! И эти, которые со свастикой на рукаве! Один с гранатометом, как прицелился! А у милиции - только дубинки! И Руцкой с балкона: «Все, кто может держать оружие – на штурм мэрии и Останкина!
- Что тебя, дурня, туда понесло!
Словесный понос очевидца вопли жены прервать не сумели, зато удалась соседская попытка перетянуть внимание на себя: - Смотрю, «Ротор» «Спартака» уделывает, 1:0, а тут – диктор с Останкина: телецентр захвачен!
В коридор выскочил еще один обитатель квартиры:
- Внук писателя речь толкает!
Народ бросился к телевизорам, а Инна осталась у входной двери. Передавали, что Ельцин разогнал Верховный Совет – переругались они там, как собаки. Так и до гражданской войны недалеко. Только этого не хватало!
В квартиру постаралась войти спокойно, незачем бабушек пугать, работающий телевизор только у Васечки с женой, а они – на даче, дома завтра к вечеру будут. Иннин транзисторный приемник обычно оставлялся на кухне, а в этот раз, как бы, случайно, оказался в комнате. Яковлевна зайти постесняется, а ее репродуктор давно хрипел и кашлял, как чахоточный. Тете Шуре новости на работе обсуждать будет недосуг. Вот, и не надо!
На ноябрьские собралась на кладбище, соседки говорят: раз мясопустную и Троицу пропустила, на Димитриевской родителей навести. Держа дочку за руку, пошла по извилистой дорожке среди могил, отмечая, сколько добавилось новых. Неподалеку от оградки Паниных – свежая могила старушки из соседнего подъезда, что в прошлом году, облизнувшись, как кошка, привязалась к Инне на кассе универсама: «Смотрю, ты сыр берешь, и сметану»! Она тогда от смущения неловко спрятала в сумку продукты, и было рванулась на выход, не сразу сообразив отломить бабушке кусочек эдамского.
Закончив прибирать родительскую могилу, привычным взглядом скользнула по соседнему ряду захоронений, где лежали погибшие при исполнении служебных обязанностей в оборонном НИИ. Немало их было, знакомых имен. Если в их доме дрожали стекла, даже дети понимали – может прибавиться еще одна вдова. Сокрушенно покачав головой: совсем Кэтти отца забыла, Инна повыдергала разосшуюся траву и протерла выцвевший портрет на соседнем обелиске.
На раздавшийся в дверь звонок Васечка не отреагировал: они никого не ждут. После второго «Дзы-ы-нь!!!» был вынужден оторваться от дивана. В дверях - парень с цветами:
- Здравствуйте, Инна дома?
- Нету.
- А когда будет?
- Не доложилась!
- Передайте ей, пожалуйста. Скажите, Митя Селезнёв заходил.
В Васечкины руки попали цветы и полиэтиленовый пакет с красивой картинкой. Мотнув головой в знак согласия, он закрыл дверь и поплелся к себе - удовлетворять женское любопытство:
- Там кто?
- Селезнёв какой-то, Митя.
- Из третьего подъезда?
- Шут его знает.
- А цветы кому?
- Прынцессе.
- А в сумке чего?
В пакете оказалась большая коробка конфет и игра «Ну, погоди!». Пожалев, что не Тетрис, Васечка открыл коробку и пристроился на диване – не беда, если он немного поиграет. Конечно, это тебе не ананасы с яблоками в ряд строить, но Волк с Зайцем тоже сойдут. Мужчина увлекся настолько, что не сразу расслышал зов супруги, развешивающей на балконе выстиранное белье, а, глянув вниз, увидел недавнего визитера:
- Он?
- Он.
- Точно, с третьего подъезда. Явился – не запылился! Соседи, уж, на его комнату и рот раззявили – мать-то давно съехала, думали, им достанется, а тут – на тебе!
- За комнату платили?
- Да нет, думали, так быстрее у Селезневых отберут, за неуплату.
- А жили там?
- Понятное дело, она сама им ключи оставила.
- Ну, и дураки!
- Митька появился, жировками оплаченными помахал, вещи соседские в коридор выкинул, дверь на замок, и был таков!
- Говорю ж, олухи!
Продолжить играть жена не дала, а, усевшись рядышком на стул, семейное общение продолжила:
- Подарки-то не дешевые!
- Тебе-то что?
- Вдруг женихается?
- И чо?
- А ничо! Инку замуж возьмет, комнату со своей на квартиру сменяет, а нам невесть кого подселят.
- Да чего сразу замуж-то? Видела, с кем он во дворе лясы точит? С шалавой из второго подъезда!
- В жены не берут, у кого семеро по лавкам. К той бегать будет, а на Инке женится.
- Нам-то чего, мы с этого года в твоем НИИ третьи по очереди, может, квартиру раньше дадут?
Его супруга спрятала глаза: по весне институтские дома перестали быть ведомственными, всем по почтовым ящикам уведомления разложили, ЖЭКовские теперь они, и ее многолетняя очередь на жилье приказала долго жить. Васечкин завод помалкивает, как пить дать, дело к тому же идет. Какие могут быть квартиры, если ничего не строится? Про письма администрации Института жена Васечке не обмолвилась – как бы чего не вышло. Мужик в самом соку, глядишь, отдельной жилплощадью и поманят. Бросив мужу: «Я - щас», тетка выкатилась во двор:
- Митя! Митя!
Парень недоуменно обернулся, а его собеседница неохотно испарилась.
- Ты – мальчик хороший, я тебя еще вот каким помню, лучше с такими не водись!
- Да мы просто…
- Я не про ту, к Инке нашей не ходи больше!
- Почему?
- Есть у нее один, директор ейный, домой приходил.
- И что?
- Вроде, замуж зовет.
Васечкина жена соврала, не моргнув глазом. Был директор-то? Был! А, насчет замуж, кто их разберет? Сейчас главное – кавалера отвадить. Инка сама налево не пойдет, все книжки читает.
Следующий сон был из той же оперы: барышня, в одном платье, бредет по средневекой улочке, стуча зубами. К окошку сунулась, потом к другому – дом старинный, вахверковый. Постучала. Священник выскочил, молодой, красивый, в дом повел. Девушка - та самая, с летней охоты. Которая, похищенная или приговоренная? Показалось, пахло гарью, но разве во сне есть запахи?
Этот сон больше не снился, зато зачастил тот, охотничий, дополняясь подробностями: что до той полянки было, как охотники собирались, начало самое. Стало понятно, почему у похищенной девушки лошадь понесла: злыдень что-то сунул под седло в конюшне перед выездом.
Разворачивающийся на глазах детектив увлекал донельзя, она сожалела, если ночь не приносила продолжения истории, по-прежнему недоумевая, что могло бы вызвать эти невероятные сюжеты. По науке, по ночам мозг полученную днем информацию переваривает, а людские сны являются продолжением дневных забот и размышлений. Но где Инна Панина, а где народ средневековый? Добро бы раз-другой приснилось, бывает, наверное, а тут тебе, что ни ночь – очередная серия. Отыскав в библиотеке книжку на сновидеческую тему, она принялась вникать в проблему.
Сон - проекция подсознания, которое обрабатывает полученную информацию, пока мы спим. Оно наводит порядок в хаосе из мыслей, чувств, впечатлений, а наиболее важные выводы передает сознанию с помощью снов, являющихся результатом упорядочивания внутренним «я» заблокированной сознанием информации.
А почему заблокированной?.. Ага, зависит от физического и психоэмоционального состояния, в котором ложимся спать и общего состояния здоровья. Когда сознание стремится запамятовать что-то, с нашими убеждениями несовместимое, но без забытого - никак и никуда, тогда снятся кошмары. Страхолюдством ночное костюмно-историческое представление не назовешь, оно вроде цветного кино, наподобие «Прекрасных господ из Буа-Доре» или «Анжелики».
Мы можем быть искренне уверены, что понимаем сон, но это не более, чем иллюзия: в действительности, мы слышим голос собственной логики. Не торопитесь, дайте сновидению «дышать», разрешите приходить мыслям и ощущениям, что будут возникать в связи с увиденным. Они могут казаться не связанными со сновидением, но очевидный смысл сна — ширма, за которой скрыты более глубокие «сообщения» бессознательного. Необходимо замечать детали — в них зашифрована основная идея. Изменениями вида и формы предметов, созданием странных ситуаций бессознательное дает подсказку: искать надо здесь.
Ладно, пускай снится, может, и дойдет, что к чему?
Считается, что странные по содержанию сны может вызывать низкая геомагнитная активность Земли, а когда она повышается, то сны нормализуются сами по себе. Похоже, в отношении меня у старушки планеты геоактивность провалилась книзу надолго. Поспрашивать, как у других дело со снами обстоит? Может, не все так бурно реагируют? Или помалкивают? Нет, распросы насчет сновидений выглядят как-то не очень…
Предполагается, но пока не полностью доказано, что на содержание снов влияют различные сорта сыра. Жалость какая, сейчас - самое время для разнообразия видов сырной продукции!
Несколько критериев, по которым можно «раскусить» сон:
1) В состоянии повышенного беспокойства и тревоги по поводу ситуации, на которую не можем повлиять, мы видим во сне то, чего боимся: смерть близких, расставание с любимым человеком, потерю дорогой нам вещи, себя в унизительной ситуации, ссору, как кто-то обижает. Сюжет сна не связан с беспокоящей наяву ситуацией – «любимый» во сне человек, на самом деле - далекий знакомый, делами которого мы не интересуемся. Постарайтесь расслабиться, отпустив ситуацию. От Ваших усилий, увы, ничего не зависит.
Увы, не зависит.
2) Если у человека есть скрытые болезни, во сне он часто видит, что вызывает чувство омерзения, отвращения – сырое мясо, дохлую рыбу, внутренности, язвы или раны на теле.
У меня ничего такого.
Подобные сны, особенно повторяющиеся, призывают обратить внимание на здоровье – пройти медосмотр, изменить питание, заняться оздоровлением организма.
Как найду время и, особенно, деньги, так и займусь.
3) Когда накапливается большое количество проблем, которые предстоит решать в сжатые сроки, потратив много физических сил, человек пребывает в интеллектуальном и эмоциональном перенапряжении. Его мозг «взрывается» от постоянного думанья. Это состояние может быть разрушительным для здоровья, тогда вмешивается «доброе» подсознание и спасает от истощения с помощью сновидений. Во сне мы вдруг видим, как то, над чем бьемся, легко разрешается само собой. Мы получаем, что хотим и к чему стремимся, испытывая легкость и радость, а просыпаемся отдохнувшими, готовыми действовать. Такие сны не сбываются буквально, а спасают психику от перенапряжения. Они означают, что все получится, но усилия приложить придется.
Мой мозг мне красивые картинки показывает, чтобы на текущих проблемах не зацикливаться? Ну, спасибо мозгу! А насчет приложения усилий, разве я против?
4) Вещий сон – особая категория сновидений, которые проливают свет на события в реальности или предупреждают о том, что случилось или может случиться. Признак вещего сна – коллективная символичность, мы видим приблизительно одинаковые по содержанию вещие сны. Измена мужа часто воплощается в такой сон: жена видит другую женщину в его комнате, известие о чьей-то смерти приходит после сна о том, как рвется нитка, леска, струна. Неприятности предвещают большие ямы или глубокие водоемы, в зависимости от того, смогли или нет, Вы преодолеть эти препятствия, положительную или отрицательную развязку реальной ситуации.
А что бы значила моя средневековая отсебятина?
5) Ничего не значащий сон: хаотично сменяются картинки, события и лица, нет логики, эмоций, похоже на дешевый бессюжетный боевик, а просыпаетесь разбитым и уставшим. Происходит с занятыми напряженным интеллектуальным трудом, вынужденными держать в голове много информации и ведущими сидячий образ жизни. Такие сны снятся от недостатка физической и переизбытка интеллектуальной деятельности.
Надо будет в парке побегать, где только время взять?
Будьте внимательны к сновидениям. Изучайте символическое значение снов – коллективное и индивидуальное. Вы сможете лучше понять свое состояние, а также разобраться во внешних жизненных ситуациях.
Вскоре ей стало не до ночных видений - посреди рабочего дня, прямо у себя в кабинете, умер принявший на работу директор. Вместе с ним приказало долго жить и Совместное Предприятие. Получив невеликую подачку по увольнении, Инна невесело пошутила, что районное Бюро по трудоустройству стало ее постоянным местом обитания. Выгребая вещи из стола, неожиданно услышала слова: «Инна, задержись!» с совершенно мюллеровской интонацией, вроде: «А вас, Штирлиц, попрошу остаться!»
Начальница, с непроницаемым лицом, взяла длинную паузу, безмолвно глядя в глаза, будто гипнотизируя, и, наконец, открыла рот:
- Что собираешься делать?
Инна пожала плечами, что можно понять, как, «Не знаю!» или как «Куда ж, кроме Биржи труда?». Главбухша на поводу не пошла, вопрос настойчиво повторив. Риторический ответ: «Искать работу!» вызвал у Мюллерши неопределенный хмык, оставляющий поле для широкого толкования, пуститься в которое Инна себе не позволила. Вежливо склонив голову и потупив глаза, она ждала продолжения, не собираясь соревноваться в длительности паузы, что как-то само собой выходило, и повисшее в воздухе молчание начальница прервала первой:
- На учет встанешь все равно, первое время с зарплатой будет напряженно, а, когда дело пойдет, впоследствии тебе все компенсируют.
Возможностью засыпать рекрутершу вопросами Инна не воспользовалась, лишь подняла глаза, давая понять, что ожидает объяснений. Покоробил сам тон до сих пор не позволявшей себе так разговаривать главбухши - не водилось за ней раньше. Мюллерша роняла слова, будто с высоты даже не положения, а какого-то совершенно недостижимого уровня, как хозяйка с прислугой или барыня с крепостной, с твердой убежденностью в своем праве, вызывая стойкие воспоминания о «Хижине дяди Тома». Молчаливое, без тени видимых эмоций, терпеливое ожидание дальнейших разъяснений произвело на нанимательницу положительное воздействие. Снизив градус посыла агрессии, она продолжила более спокойно. То, что Инне удалось удержать лицо, Мюллерша поняла, как выражение согласия на предложение, отпустив без комментариев.
Дома открыла томик Пушкина:
«Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой,
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов».
Окончание хрестоматийного произведения понравилось еще меньше:
«Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?»
Перечитав с детства знакомые строки, сосредоточилась на сути полученного предложения. Подумать было, о чем. Подготовка документов на открытие новой фирмы, которую главбухша была намерена зарегистрировать по домашнему адресу, возлагалась конкретно на Инну - параллельно с постановкой на учет по безработице для получения пособия, которое ПОКА будет являться ее единственным источником дохода. Компенсация за проделанную работу в размере ста долларов будет выплачена, лишь только когда новая аудиторско-консультационная фирма начнет приносить прибыль.
В задачи предприятия с одиозным названием «Леди-бухгалтер» входила не только контрольно-ревизионая работа по обращениям хозяев и соучредителей, озабоченных выяснением собственного положения и минимизацией налогов. Планировалось нечто особенное, потрясающее масштабным размахом и лихой бессовестностью. Мюллерша щепетильно обозвала профиль фирмы неслыханным термином «фискальный рекрутинг», ввергавшим одним названием в некоторый ступор или средней тяжести кататонию. Найти сотрудников также вменялось в обязанности Инны - в очередях Бюро по Трудоустройству. Они будут трудиться на дому, получая пособие от государства, в ожидании обещанного вознаграждения от новоиспеченной фирмы. Расплывчатость формулировки сроков получения жалованья настораживала не только заведомым обманом Службы занятости. Улита едет, когда-то будет! Работу сделай, а деньги – как бог подаст.
Критерием отбора сотрудников являлось отсутствие экономического или бухгалтерского высшего образования одновременно с имеющимся стажем работы и знанием вычислительной техники. Такой момент позволяет держать в крепкой узде ценных работников в виду невозможности их легального лицензирования, как аудиторов, и дальнейшего подтверждениях профессиональной квалификации, что способствовало тотальному закрепощению ввиду химеричности найти другую работу. И это было еще не все!
Надомную работу можно рассматривать, как подработку, если основную работу, пускай даже, малооплачиваемую, таки имеешь, а что делать нетрудоустроенным или когда срок получения пособия закончился? Тут начиналось самое интересное! Держать трудовые книжки сотрудников на фирме не предполагалось: вкалывай неоформленным, или, где сможешь, пристраивай сам, чтоб рабочий стаж шел. Если повезет, возьмет под крылышко место, где будет проходить заказанный аудит, ровно на время оказания услуг. Годится, кроме одного «но»: необязательности легального проведения проверки. Тогда получишь в трудовую биографию должность старшего помощника младшего дворника. Вот, счастье-то привалит, ешь - не обляпайся!
Негласная дрессура сотрудников, заполучивших тепленькое местечко с неплохим окладом по блату, не имея необходимых профессиональных знаний, также рассматривалась, с полным соблюдением конфиденциальности и ответственности за разглашение. Припомнив опыт в качестве подпольного главбуха, Инна поняла: стоит радоваться, что наказывать за нарушение секретности и корпоративной этики «фискального рекрутинга» светит рублем, а не похлеще, к примеру, физическими мерами воздействия на проштрафившихся с целью устрашения остальных.
На небольшой площадке возле универсама народ развлекался выступлениями самодеятельных артистов, не гнушавшихся оплатой своего творчества. Одни играли на маленькой, как у циркового клоуна, концертной гармошке, временами уступая сцену скрипке и виолончели, немолодая пара в потрепанных народных костюмах сплясала лихого комаринского, а после принялась голосить частушки на злобу дня. «Перестройка - мать родная, хозрасчёт - отец родной, нафига родня такая лучше буду сиротой»! Не в бровь а в глаз!
Больше всех хлопали и накидали мелких монеток парнишке со смешным хохолком, с виду дошкольнику, который, слегка картавя, исполнил несколько детских песенок. Молодое дарование сменил долговязый, очень худой мужчина, смахивающий на какого-то артиста, может, и он сам, декламирующий стихи собственного сочинения:
«У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей…»
Инна почувствовала, как перехватило горло, и не глядя, расписалась в подсунутой под руку тетрадке, где собирали подписи против развала Советского Союза. Их голоса, навряд ли, что изменят, но повернуться и уйти не хотелось до чертиков. До кома в горле и чешущихся кулаков! Грузный, лысоватый мужчина, поставил подпись и сообщил в пространство, что у него уже и «Злости не хватает!», разбитного вида молодуха переспросила: «Тебе одолжить?» Зрители грянули невеселым смехом, раскатившимся по импровизированному зрительскому залу и слабым эхом вернувшимся от окружавших домов.
Инна заторопилась в НИИ, получать дубликат послужного списка. Прошло гладко, без лишних вопросов: потеряла трудовую книжку и потеряла, повезло, что бланк раздобыла, у них кончились.
Возле дома окликнула Констанция, достававшая нехилых размеров живот из недр автомобиля:
- Привет, Миледи, а я второго жду!
- Поздравляю, Вера!
- Хорошо, что тебя встретила! На свадьбу пойдешь, свидетелем?
- К тебе?
- Типун тебе на язык, говорю, второго ждем! Деверя господь сподобил, а я, как видишь, не в товарном виде.
- К деверю свидетелем?
- К невесте, черти б ее взяли! Думали, отделались от прибалтийской шалавы, который год не якшались, а тут еённому кобелю случку не дают, бо хозяйка без гражданства осталась.
- Собака-то причем?
- Деверь у нас добренький, бывшую пожалел: как, бедненькая, в таком государстве живет-может!
- Он ее к себе забрать хочет?
- Еще чего! Ей в Риге медом намазано: дом свой, машина, что у бывшего отсудила, имущество. Она гражданство наше спит и видит, а там жить подгребается. Родилась не в Латвии, государство кукиш и показало.
- Я и не знала, что в Прибалтике такое.
- Хорошо, если дом по реституции не отберут – строились сами, а с землей, на которой стоит, неясно. Смеху будет, если что!
- Н-да…
- Она с прицепом - сыну десять, к нашему дурню примоталась, а он и рад, дубина стоеросовая. Отмечать свою дурость в ресторане собрался, деньги девать некуда.
Брата Вериного мужа Инна помнила не очень хорошо, но, сочтя намерения жениха достойными, перевела разговор в практическое русло:
- Мне надеть нечего.
- Я дам, подгонишь.
- Подарок…
- Тоже дам, айда ко мне.
Платье пришлось ушивать капитально, но, входя сначала в ЗАГС, где все прошло по-скромному и деловито, а после в ресторанчик на Сретенке, Инна чувствовала себя подобающе возложенной миссии. Гостей немного, одна пара с чудовищных размеров телефоном, сильно напоминавшим армейскую рацию. Названивали, почем зря, демонстрируя окружающим благосостояние. Банкет отличался размахом, она пожалела, что ела закуски с хлебом – знать бы, что вкусностями завалят. После мяса по-боярски, засыпанного орехами слоем в палец, решилась передохнуть и между тостами выскользнула в дамскую комнату, а на обратном пути, случайно глянув в соседний зальчик, встретилась глазами с бывшим супругом. В малиновом пиджаке, с толстенной золотой цепью на шее, расположившись, нога на ногу, за богато накрытым столом, он что-то вдумчиво и неспешно втолковывал такому же ядовито-пиджачному соседу. Она заторопилась отвернуться, но по-тихому проскочить не удалось. Бросив оппонента, муж подскочил из-за стола и возник перед ней, не давая обойти себя в узеньком коридоре:
- Кого я вижу! Не ожидал!
Мужчина возвышался, беззастенчиво шаря глазами по ней, упакованной в чужое платье, а внутри все сжималось от самцового взгляда, приправленного ощущением умственного превосходства.
- Что ты здесь делаешь? Еще и такая…
Он отвязно крутанул указательным пальцем почти перед носом:
- Фу-ты, ну ты!
Инна пожала плечами, давая понять: вопрос бессмыслен - что делают в ресторане? – и, просочившись вплотную к стенке, услыхала брошенное сквозь зубы:
- Ну, ты даешь!
Выдержав продолжение банкета, лишь пригубливая из бокала за новобрачных – яства не лезли в горло не только от сытости, позволила отправить себя на такси. У своего подъезда разглядела знакомый малиновый пиджак:
- Давай поговорим!
- О чем?
- О нас!
- Никакого мы давно нет!
- Как нет? У нас – дочь!
- Давно ли ты о ней вспомнил?
- Я и не забывал! Просто, понимаешь, обстоятельства.
- Понимаю, счастливо оставаться!
Ее схватили за руку:
- Чего ты, в самом деле?
- Дай пройти!
- Ты все еще моя жена!
- На бумаге!
- Хотела, давно б уже развелась!
Это было правдой: она не хотела идти в суд, чтобы, купаясь в грязи, клянчить грошовые алименты, которые еще, поди, получи. Если бывший муж официально не работает, ему и милиция - не указ. Наслушалась историй в безработных очередях: коли мужик бессовестный, ничто не поможет. Через плечо бросила бывшему мужу и отцу:
- Мне все равно!
- У, ты, какая!
Хазановская фраза в исполнении бывшего супруга впечатление не произвела, и, выдернув захваченную конечность, она схватилась за ручку двери, но спастись бегством не удалось. Изобиженный мужчина прижал дверь ногой:
Уже светало, когда она проснулась с колотящимся сердцем - сон приснился совсем страшный. Потихоньку пробравшись на кухню, глотнула ледяной, заломившей зубы, водички из-под крана, припомнила подробности сновидения и, цепенея от догадки, раскрыла «Три мушкетера». Похоже на сцену клеймения Миледи! У Дюма палач всего пару фраз выдал - в Армантьере, а тут целое кино. Уволок от колодца, потащил в лес, коленом к земле прижал, чуть не головой в костер, железяку раскаленную выхватил и девушке в плечо впечатал. Какой отчетливый запах горелой плоти! Несчастная еле вскрикнула, наверно, сразу сознание потеряла. Инна давно уже обратила внимание: ее сны не были беззвучными - речь, топот коней, лай собак, шорохи, иногда и обоняние включалось.
А как девушка встала, когда очнулась! Сначала на четвереньки, потом, кое-как, держась рукой за ствол деревца, на колени... она себе на спину поглядеть пытается? Там пятно алое... клеймо? Стоит, качается, рукой за деревце держится... пошла на заплетающихся ногами, кривясь на левый бок! И каким это девичье лицо было! Неописуемым!.. Что за склянка у нее в руках? А, тот громила оставил. Подлечиться? Заботливый!
Какой это мужчина из сарая вышел? Проспал, пока девушку клеймили, а потом ухаживать начал? Нет, он же сказал: «жена»… едут в Монлюсон… а она географию знает, чешет, как по-писаному: Руан, Мелён, Немур… муж интересный, но одет, не так, чтобы… для маскировки? Да ну, по всему, простой парень. И что за друг-предатель? Она сказала: «Это сделал лилльский палач, а осудили заочно, без присутствия». Может ли быть девушка Анной де Бейль? Муж называл ее Анной-Шарлоттой. Если Вельможа-охотник – это граф де Ла Фер, не похоже, что на клейменой он женат. А кто тогда похищеная? И сообщник грабительницы? Что, вообще, произошло на той охоте?
Во сне многое шиворот навыворот, не как в книге прочтешь или в кино увидишь, вот, и «Три мушкетера» снятся не так, чтобы один в один. О чем же мне мозг во сне сообщает?
Расшифровать послания бессознательного поможет практика осознанных сновидений. Укладывайтесь спать, сформулировав, на какой вопрос хотите получить ответ. У изголовья положите блокнот с карандашом. Сновидения имеет свойство быстро улетучиваться, постарайтесь записать сразу после пробуждения, именно так, как идут, не пытаясь додумывать, усложнять и рационализировать. Бессознательное общается с нами, как маленький ребенок – с помощью простых слов и понятий. Отследите телесные ощущения, с каким чувством вышли из сна, что испытали – страх, любопытство, или были возбуждены. Когда хотят разгадать символику сна, нужно проанализировать события последних 7-10 дней, в которые и произошло то, что явилось триггером для данного сновидения.
Видно, сегодняшним триггером была встреча с бывшим мужем. А записывать, однозначно, стоит. Инна быстренько набросала с пол-листа, как в институте на лекции - скорописью собственного изобретения, отложив на потом конспектирование предыдущих сновидений – развалившиеся дочкины ботиночки требовали принятия срочных мер. Она мысленно поставила себе пятерку, что накануне успела выцарапать у Мюллерши обещанную сотню зеленых. Да, она обманывает платящее пособие государство, но не должно ли оно предоставить работу женщинам с детьми, если алиментов не видать, как собственных ушей?
Обувку пришлось взять на вырост: с соседки при обмене неподошедших сыну сапожек запросили чуть не четверть стоимости. Остаток денег потратила на продукты. Доллар взлетел, значит, цены поднимутся, надо закупаться впрок, а то Черным не только Вторник покажется, а все дни недели.
Свежеиспеченное предприятие «фискального рекрутинга» заработало с места в карьер. Не только Инна оказалась завалена работой, а и тройка новых рекрутов, что она присмотрела в бесконечных очередях в Бюро. Одна оказалась на улице после избиения коллегой, опасавшимся, что сократят вместо нее – заставлял написать заявление об уходе. Поиски правды у начальства принесли увольнение по сокращению, а не по собственному желанию. Подлец остался безнаказанным -милиция руки умыла. Другая оказалась жертвой внешности, что в Москве пруд пруди, но именно этот типаж вызывал нездоровое оживление у заместителя директора по хозяйственной части. Мерзавец отслеживал жертв на входе и выходе, возле охраны, и в течение дня по коридорам дефилировал, отмечая, кто попадется, а потом гнобил, как Гитлер евреев. Фамилию фашиста вместе с названием организации Инна, на всякий случай, в памяти отложила. История третьей могла показаться смешной: начальник отдела, в который ее направили, потянув воздух носом, неожиданно спросил: «Какими духами пользуетесь?» Ответ: «Злато скифов», на день рожденья подарили» не устроил категорически, а лепет бедной женщины, что сменит духи или обойдется без них, заставил от ее услуг отказаться - работодатель, видите ли, уже не мог воспринимать соискательницу подходящей для вакантного места. Офигеть, да и только!
Поток заказов объяснялся просто: сестра Мюллерши работала в налоговой, обеспечивая клиентами, попадавшимися, как повезет - не только с ними, а и с местом для оказания услуг. Чистая лотерея, особенно, государственные предприятия, приватизированные с сохранением территории и оборудования, сдаваемые в аренду расплодившимся, как тараканы, частникам. Дубликат трудовой книжки, отданный на растерзание заказчикам, напоминал ей гребенку с выломанными зубьями. Многократные записи об увольнении со скачкообразными временными промежутками и с записями о сокращении производили отвратное впечатление. Вынеся себе благодарность за предусмотрительность, она нашла, чем заполнить настоящий документ. Нестарый еще дядечка, с переменным успехом занимавшийся торговлишкой, был отловлен в налоговой. Бедняга сидел за соседним столом, умоляя одуревшую инспекторшу о подсказке для совершенно сырого отчета, заверяя, что еще возле нее посидит и правильно, как положено, все сделает. Ниспосланной Провидением помощью горе-счетовод проникся, найдя в иннином лице решение своих документальных проблем, и с благодарностью в виде жалованья и неучтенных остатков коммерции оформил ее главбухом. У коллег по Мюллерше, положившись на их благоразумие, Инна тактично не выясняла, заботятся ли те о подобающем отражении своей трудовой деятельности.
Сон про девушку и священника был кратким, а послевкусие от застрявших мозгу клочков грез несимпатичным и малоприятным, как от пилюли, раскушенной вместо мятного драже по ошибке. Целебрант к ней определенно неравнодушен, смотрит, как на мадонну, а про нее так не сказать: спокойна, взвешена, рассудочна, что-то втолковывает. Скрытничает? Жульничает? Интересничает? Показалось? Что-то там определенно было. Флирт по-монастырски? Искушение праведника? Розыгрыш? От скуки, что ли? Девица, сдается, не промах. Не только грабежом промышляет, а и к служителям церкви клинья подбивает. У них обеты и все такое, что, правда, некоторым совсем не мешало, но конкретно этого совращаемого было жаль - не похож на блудодея. В нем есть что-то от Франциска Ассизского, скорее, в исполнении Микки Рурка, а то обычно постарше изображают. Девица очень похожа на ту грабительницу с охоты, только помоложе, вроде бы. Она – не она?
Новое задание не включало в себя ничего особенного – исправить навороченное предыдущим бухгалтером, не привлекая внимание директора, что ж, бывает! Одновременно заказчица, она же предшественница, подгонит еще кормушку, со сдачей пустой отчетности, потому как ей - недосуг. Бонус: зарплата будет попадать непосредственно в карман исполнителя. На этот счет красавишна ошибается, вычитают процент в пользу хозяев, но и остаток неплох. Приступить к работе, не дожидаясь сдачи годовой отчетности? Молодец, барышня, далеко пойдешь! До Нового года всего ничего, ты, сударыня, по сей день зарплату отполучала и еще огребешь, себе замену приведя. Если кто со стороны, непременно входной билет с директора запросит, и тебе облом выйдет.
Трудовую книжку? Пожалуйста!
Не нравится? Хы-гы!
Почему часты увольнения? Краткосрочных заданий навалом.
Это нельзя показывать? Что ты говоришь?
Прийти по совместительству? Добрая знакомая подруги? Ну-ну!
И сколько же я должна отъишачить на твоего босса?
Пока сам не выгонит? Как совместителя, в связи с принятием постоянного работника?
А если я ему подойду? Продолжать в том же духе?
С таким мы еще не сталкивались. Опасается, руки-ноги переломают за качество работы?
Мой паспорт? Да, на!
Кто у меня муж? Хм, а тебе что за дело?
Это кто?
Отбояриться или не стоит?
Надо про этого деятеля почитать, глядишь, пригодится. Меня бог миловал, а девчонки жаловались: бывает, пристают. Жену крутого мужа могут стороной обойти, чтоб без эксцессов.
Завтра и начну.
Уже сегодня? Горит, что ли?
Директор, он же хозяин мелкоооптовой торговлишки особого впечатления не произвел: молодой, невысокий, интеллигент, но не рохля, одет с иголочки, стрижка под римлянина. Не красавец, но симпатичней крокодила. Пальцы тонкие, длинные, не спортсмен, но без брюшка. Пиджак, слава богу, не малиновый, под ним - футболка, кольца обручального нет. Глаза черные, как у Арамиса: зрачок едва виден, и неспокойные. Нервный? Торговля - дело такое, пролететь на раз-два. Ну, бог дал - бог взял, если каждый раз зацикливаться, то в ящик сыграть недолго.
Что тут у нас? Разберемся, где наша не пропадала? А везде пропадала!
Экономика должна быть экономной, как у матушки Леонида Ильича: ксерокс – на ладан дышит, кладовщица – товар на бумажку записывает. А мой комп где?.. Как?.. А, то-то вся бухгалтерия рукописная, на бланках из канцелярской лавки. Придется бумаги к Мюллерше таскать, вроде, на дом работу беру. Как еще директор посмотрит? Они все любят, чтоб у них на глазах отсвечивали, а работать когда? И на чем? На пальцах? На счетах? Калькулятор, хоть, дадут или свой принести?
С дышащим на ладан состоянием бухгалтерии, управилась быстро – проблема коренилась в пещерном уровне организации процесса, вперемежку с прокрастинацией исполнительницы. Сколько народу чистописанием занимается, программы еще далеко не везде – ничего, работают, и не за твою зарплату, милочка. Удачи тебе на новом месте. Попутного ветра, синяя птица!
Что-то откладывать не получалось – тетю Шуру турнули существовать за счет государства, а с пенсией, как и у Яковлевны, перебои. Сновидения в покое оставили, но почему-то все чаще хотелось – кошмар! - расхохотаться колокольчиком, с лилейными переливами, субтильно и шелковисто. Или стрельнуть глазками, как в «Летучей мыши» - «в угол, на нос, на предмет». Списав всплеск гормонов на запоздавшую весну, она утыкалась в бумаги, прогоняя мысль, что, не удержавшись, как бы невзначай, дотронется до директора, передавая документы. Или однажды с собой не справится, когда, пропуская вперед, он едва не касался спины, придерживая дверь, чтобы, пренебрегая всегдашней конфиденциальностью, увести на переговоры с клиентами.
Инна пыталась купировать внеслужебные темы, но, переходя на язык времен ее юности, не свойственный концу девяностых, Валерий умело и неотвязно вовлекал в диалог, заставляя помыслить об увольнении, а семнадцатого числа российский мир перевернулся, невзирая на елицинское «точно и твердо» и «все просчитано». Как в Васюках: все ходы записаны?
Дефолт к поискам работы не располагал, вынудив остаться на месте, а через некоторое время устремленный на нее мужской взгляд сменился на бронетанковую тяжесть смотровой щели. Можно было лишь гадать о причине столь глобальных метаморфоз, но ледяная броня, которой себя окружило начальство, трещин и брешей не допускала, оставаясь для Инны непреодолимой. Доллар поднялся до немыслимых высот, кто стремился иметь хоть какую работу, сидели на месте, как пришитые суровыми нитками. Мюллерша распустила за свой счет, чуть позже рухнул торговый дядечка, прекратив выплаты на неопределенный срок. Хватающейся за голову Инне, с тремя иждивенцами на руках, оставалось, сцепив зубы, дожидаться общего улучшения экономической обстановки, вознося молитвы богам древности и современности, чтобы директор, с которым продолжало твориться необъяснимое, странное и страшное, сменил гнев на милость. Валерий, судя по всему, элементарно не мог находиться с ней в одном помещении, срываясь с места, едва главбух показывалась в дверях, и во второй
Три огромные, поперек себя шире тетки - легче перепрыгнуть, чем обойти, ворвались в их полуподвальный офис, напрочь переплюнув оперативников ФСБ, и устремились к Инне, что она не на шутку струхнула:
- Панина Инна Павловна?
- Это я.
- Вам велено показать нам все имеющиеся документы вашей организации.
- Кем велено?
- Вашим директором.
- А сам он где?
- Не имеем возможности ответить на вопрос.
- Вы, вообще, кто?
- Представители аудиторской фирмы. Вот договор на проведение тотального аудита.
- Тотального?
- Именно!
- Первый раз слышу, аудит, и есть аудит, все проверяется.
- Хорошо, что вы понимаете.
Инна взглянула на договор – подпись директора, сегодняшнее число.
Как это понимать? Она полностью утратила доверие? Личные отношения и производственные – две большие разницы! Где он нашел этих хабалок? Концлагерь отдыхает, на эсэсовок смахивают. Фашистки проворно рылись в ее шкафу, выволакивая на свет божий черные короновские папки, заваливая стол бумагами из папок потоньше и вызывая ассоциации с санкционированным обыском. Директор трубку не брал, и она покорилась, прикидывая, как потом разбирать погром. Ее проверяли странно, по-пустому приматываясь, к чему можно и нельзя. Всего за пару часов она выслушала, что белое – даже не черное, а серо-буро-малиновое в крапинку, ажник, в полосочку. Выходило, что лично она погубила процветающую торговую фирму необоснованными и неквалифицированными действиями, которые в самом ближайшем будущем повлекут за собой неотвратимые и тяжелейшие, со всех точек зрения, последствия. Вконец растерянная Инна, шарахаясь, как от своры озверевших от безнаказанности псов, безуспешно пыталась узнать, чем вызваны столь безаппеляционные заявления. Кроме потока тупой и безоглядной глупости, перемешанной с заведомо провокационными, не имеющими под собой никакой жизненной почвы и противоречащими друг другу, откровенно дикими, до коликов нелепыми претензиями, она ничего не уяснила и терпеливо ожидала окончания кошмара. Когда банда налетчиков, нацепив роскошные шубы, уже готова была отбыть, атаманша процедила сквозь зубы, что аудиторское заключение будет вручено директору сегодня же, с подробным описанием прегрешений и провинностей, а также преступных деяний, совершенных главным бухгалтером организации. Инна начала запихивать разворошенные бумаги в шкаф, но оказалось, что террор еще не исчерпал себя до конца, и ей насильно всучили визитку:
- Вас, несомненно, уволят, Инна Павловна!
- Дальше что?
- Готовьте четыреста долларов.
- На предмет?
- Когда-нибудь вам удастся устроиться.
- И что?
- Позовете проверить предыдущего бухгалтера.
- Зачем?
- Повысить собственную зарплату. Аудиторское заключение вам поспособствует.
- Каким же образом?
- Оно будет подобающим. Входной билет вам обеспечен.
-???
Видя, что ее решительно отказываются понимать, атаманша принялась разжевывать, как дебильному ребенку:
- Мы сумеем скомпрометировать вашу предшественницу, получите гораздо больше, за исправление всех ее недочетов, которые мы озвучим, в письменном виде, разумеется.
- Вот как!
- И заметьте, с полного одобрения и восприятия вашего нового начальства!
Инна переварила самое невероятное предложение, что в жизни слышала, и, сумев удержаться, чтобы не двинуть по приблизившейся на досягаемое расстояние харе, вкрадчиво уточнила:
- А Валерий Андреевич заплатил за мою публичную экзекуцию?
- Конечно, и намного больше, вам хорошую скидку сделали. Помните нашу доброту.
- Благодарствую, век не забуду!
У нее хватило сил улыбнуться жирной гадине, но, осознав, что, если срочно не выпьет горячего сладкого чаю, до дому не доберется, Инна поплелась за кипятком.
Кладовщица подняла глаза и, поколебавшись, выдавила:
- Вы сами виноваты, Инна Павловна!
- Это в чем же?
- Вы на недруга Валерия Андреевича одновременно работали, а сами ему ни словечка.
- Какого недруга?
- Кореш его бывший, еще со школы. Как кошка про меж них черная пробежала – они горшок об горшок. Сделки друг у друга перебивать стали. Наш поначалу не сильно злобился, потом озверел, конечно, а как из налоговой письмо пришло, что мы вместо своего чужой отчет прислали, догадался, что вы его секреты выдаете, и в разнос пошел.
Мюллершины девчонки при отправке адреса перепутали? Ну, она им даст!
- Почту секретарша вскрывает, почему ко мне не подошла?
- Не сообразила, подпись ваша, а что отчет чужой, не туда. Вам на стол положила, а Валерий Андреевич углядел.
- И когда это письмо пришло?
- По осени.
- Что же директор меня так долго терпел?
- Может, думал, вы ему сами сознаетесь? Он у нас хороший, добрый, к вам - со всей душой.
- Добрый?
- Если в сердцах чего натворит, потом извиняться будет.
- Угу, угу!
- Может, не сразу, подождать надо. Вы ему скажите - бес попутал, он и отойдет.
Бес попутал на конкурента работать? Немудрено, что за шпионку посчитали. А как у предыдущей бухгалтерши отношения с вражеской стороной складывались? С чего обе фирмы с себя спихнула?
Секретарша догнала у метро, поведав, что с завтрашнего дня велено не приходить. Заглянув во врученный конверт, Инна увидела, что расчет произведен хуже некуда – не выдали и половины положенного. Протестовать? А смысл? Директор денег добавит? После этакого аудита? И куда теперь? Ха-ха, на уголке постоять? Много не дадут, а конкуренция почище бухгалтерской. Молоко за вредность ночным бабочкам положено? На хлебном ларьке - объявление: «Требуется рабочий. Мужчина или женщина. Можно по совместительству». Замечательно! Половая принадлежность работника - по совместительству! Невесело отсмеявшись, она сообразила, что еще одна работа, хоть, и копеечная, осталась - недруг Валерия пока не уволил. Он послание из налоговой получил? Почту там сама из общей отбирает, не пропустила бы. Заехать, проверить?
В ее бухгалтерской биографии был первый Новый год, что Инна встретила еще по-советски, не обремененная заваленным письменным столом. Просидев с соседками чуть не до рассвета – бабушкам, наконец, принесли пенсии, укладываясь в постель и загадав себе новое средневековое сновидение, сразу уснуть не сумела. Перед глазами стояло лицо Валерия, каким видела до разлучивших их событий. Охватившее отчаяние сотрясало донельзя, заставив давиться невыплаканными слезами и метаться по дивану, то утыкаясь в подушку, то отбрасывая одеяло. Подобного не испытывала даже при известии о гибели Митьки, и, кажется – о, ужас! – после похорон мамы. Пытаясь собрать мысли в пучок, она силилась вспомнить, что знает о своем бывшем начальнике, кроме паспортных данных, и не могла сообразить, что заставляет ощущать, будто душа – в клочья. Из полунамеков и обрывков разговоров сложилось впечатление: Валерий с младых ногтей - видимо, фарцовкой, сумел сколотить себе какое-никакое состояние. Деньги он предусмотрительно держал в приобретаемом, благодаря личным связям за форменный бесценок, конфискате, успешно и споро миновав долларовые катаклизмы бурунной эпохи. На торгаша не похож? Как посмотреть, вон, что на прощанье устроил. Нельзя просто уволить, раз, доверять перестал, надо было еще прилюдно высечь напоследок? А обобрать при расчете? Фу!!! Ни в чем себе не отказывайте, Валерий Андреевич, на недовыплаченное мне жалованье! Высказавшись на воздух, она сумела уснуть, но тоска и отчаяние не проходили.
Новогодние праздники не подошли к концу, когда всерьез озабоченная тетя Шура скомандовала:
- Пошли, Инна! Только попробуй отказаться!
- Куда?
- К бабке. Отшептать!
- Что-что?
- А то я не вижу, ты сама не своя. Надо было к ней сводить, как иголку в косяке нашла, а я, дура старая, побоялась – не пойдешь. Комсомолия! Сейчас, надо будет, силком поведу!
- Теть Шур, ты чего?
- Надо иди, Инночка, - прошуршала Яковлевна, - беда будет.
- Какая беда?
- Какая – не знаю, а будет. О дочке подумай.
Последний аргумент показался весомым, но идти ворожить? К незнакомой бабке?
- Как я чужому человеку про себя рассказывать стану?
- Тебе и не надо будет, сама распишет, что да как. И знаешь ты ее, помнишь, на музыку в Дом культуры тебя водили. Нянечкой она работала, на пенсии нынче, а живет там же, в общежитии, комнату ей дали отдельную.
На музыкальные занятия ее водили недолго, пианино было не по карману, и маме пришлось распрощаться с мечтой. Как она ни старалась, нянечку не вспомнила, но соседки отказа не принимали. Посмеиваясь над бабушками, Инна позволила отвести себя в старенькое общежитие, где на первом этаже еще с до войны располагался заводской Дом Культуры.
Ворожея показалась старше, чем Инна могла подумать, не бабкой, вернее, не бабкой от слова «совсем». В простом ситцевом платье, самодельном, но недурно сидящем на ладной, ничуть не старческой фигуре, в аккуратных домашних туфлях. Возраст выдавали покрытые пигментными пятнами руки - узловатые, натруженные, да обведенные темными кругами глаза на умном, без тени простоватости лице, обрамленном седыми прядями, разделенными пробором в ниточку. Пока гостья, усаженная за покрытый кружевной скатертью круглый стол под тяжелым абажуром, осваивалась, стараясь незаметно оглядеться в комнатке с большим мужским фото в синей рамке, кроватью с шарами, горой подушек и накрахмаленными подзорами на постели, допотопным шкафом, прячущим за стеклянной дверцей корешки с золотым обрезом, зингеровской машинкой, превращенной поставленным сверху зеркалом в подобие туалетного столика, хозяйка не отводила глаз. Внимание не казалось назойливым, наподобие рентгеновского, а отрадным, как от летнего закатного луча, под который влечет подставить усталое лицо.
- Жаль, что так долго шла ко мне, девочка, - проговорила ворожея.
Инна не нашлась, что ответить, и с некоторым беспокойством ожидала продолжения.
- Пораньше бы, сейчас долго сходить будет.
- Что сходить?
- Порча твоя. Вон, сколько черноты накопилось.
Гостья растерянно хлопнула глазами:
- Я не очень во все это верю.
- Дело твое, верь – не верь, она свое дело делает.
Инна перевела глаза на иконы в углу. Верующая? А сама шаманит? Или как все это назвать?
- Если все так, помочь мне можно?
- Непременно помогу. Воду с собой дам, умываться будешь.
- И все?
- Остальное сама сделаю.
- А…
- Уйдет, плохое-то. А каяться пойдут – не всем верь, люди разные.
- Кто пойдет?
- Кто сможет. Или как сможет. И когда.
Не утерпела:
- Валерий…
- Объявится еще.
- Мы с ним… будем вместе?
- Как сама пожелаешь.
- Виноват он передо мной.
- Захочешь – простишь.
- А смогу?
- От тебя зависит.
- А…
- Сны и дальше видеть будешь. Непростые они.
- Как это?
- Узнаешь. Не скоро.
Ворожея достала из шкафа большую банку с водой, открыла стеклянную крышку и недолго пошептала на воду, иногда взглядывая на притихшую Инну.
- Вот, держи.
Банка была тяжелой, и казалась скользкой, прижав к себе, чтобы не выронить, Инна открыла рот:
- А…
Ворожея утомленно отмахнулась:
- Не беру я денег.
- Спасибо!
- После спасибо скажешь. Если успеешь.
- Как это?
Женщина усмехнулась:
- Я - не вечная.
- Ой…
- Иди, девочка, устала я.
Осторожно переставляя ноги, чтобы не уронить банку, она выскользнула за дверь. Фантасмагория! Ладно, умываться не трудно! Может, правда, чем черт не шутит, когда бог спит?
Дом, милый дом, встретил забытым голосом телевизора: тетя Шура, вызвав монтера чинить розетку, произвела ревизию давно молчавших телеприемников. Ее «Авангарду» был сменен выключатель и вилка в шнуре, у инниной «Чайки» какие-то лампы, а «КВНу» Яковлевны обещан подержанный трансформатор на 127.
- Много взял?
- Нисколько. Привет тебе передал, от капитана… забыла, фамилия не русская.
- Тревиль?
- Вот-вот!
Инна улыбнулась:
- Надо зайти спасибо сказать.
До жилконторы удалось добраться только к вечеру – подарки Деда Мороза еще не кончились. Торговый дядечка, отдуваясь, втащил большую коробку:
- Ничего, что монитор без ноги? Можно будет книжки подложить.
- А…
- Pentium! – с гордостью выговорил даритель. – Принтер - заправленный. И модем имеется. А карточек – целых два десятка, на пока хватит, потом еще дам. Теперь дела пойдут!
- У нас телефон спаренный.
- Расспарь, какие проблемы?
Вовка Тревиль, с паяльником в руке, нашелся в отдельном закутке ЖЭКа, заставленном разнокалиберной техникой.
- Привет, Миледи! Сижу, починяю примус, никого не трогаю, - улыбнулся бывшей однокласснице.
- Подходяще устроился!
- А то! У меня и обмен есть, старое на новое. Если годный видак принесут, поменяю твою чернушку на цветную, будешь дома кино смотреть.
- Спасибо, Володя!
- Да не за что, обращайся!
- Свое дело открыть не хочешь?
- Налоги платить? Нет, я - по старинке, баш на баш.
- Наших кого видел?
- На днях к Атосу выбрался.
- Как он?
- Пьет. По-черному! Ей-ей, как сам граф!
- Графушка не водку, он вино пил.
- Может, потому и не спился. Я бутылку открыл, а в стакан женькин попасть не могу.
- Почему?
- У него рука ходуном ходит.
- Кошмар какой!
- А то! Но посидели недолго, кобра быстро разогнала – не жалует наших. На Старый Новый год Митьку с собой возьму…
- Какого Митьку?
- Д’Артаньяна…
- Селезнева?
- Ин, ты чего?
- Сказали, убили его в тюрьме. Давно, еще до того, как Белый Дом штурмовали.
- Кто сказал?
- Жена атосова.
- Вот, стерва! Нарочно, что ли? Чтоб ты не ходила? Она ко всем бабам ревнует.
- Как он?
- Митька-то? Не забурел, такой же. Учиться пошел, на юриста, говорит, дело нужное. Не иначе, как после отсидки поумнел.
- Так он сидел?
- По хулиганке присел, еще дешево отделался. Пока на нарах загорал, жена сына на его мать скинула и в заграницы намылилась. В модели. Говорят, в журнале напечатали. Чай, не первую русскую задницу голой позырили.
- А ребенок?
- Митька, не будь дурак, пацана на себя оформил, мало ли!
Инна вздохнула: вот, почему Селезнев не пришел, как обещал. Ну, жив-здоров, и, слава богу!
- Ин, ты, вроде, бухгалтер?
- Вроде.
- У жены в клинике главбухша слиняла, замша мычит чего-то, разобраться надо, они на ушах стоят.
- Разобраться могу.
- Да, еще… Я б к Сашке на свадьбу не пошел…
- Это быльем поросло, Володя!
- Вот, и ладушки!
Капитанша Тревиль, в девичестве мадам де Ланнуа, в белом халате и крахмальной шапочке, повела на верхний этаж бывшей советской клиники косметической хирургии мимо разноперых торговых вывесок:
- Арендаторы?
- Только за счет них и живем!
- Как дочка?
- Невестится, ухажеров гонять не поспеваем.
- Строго вы как!
- Я, пока Вовка служил, с ней намыкалась, пускай отдохнет подольше. А твоей десять скоро?
- Она у меня смирная.
- В тебя пошла?
- Не дай бог!
Затюканная замша, с красными, не то от слез, не то с недосыпа глазами больше мешала, чем помогала, а четверо теток – на столах ни одного компьютера, зыркали по-разному: кто с надеждой, а кто не по-доброму, но ей не привыкать, и, обложившись бумагами, Инна принялась вникать в ситуацию. Истина начала вырисовываться скоро: денежные средства пропали в лопнувшем банке, но почему клиникой по договорам не плачено? Чего ждали? Штрафы за просрочку копили? Что банк мутный, вся Москва знала. Как фамилия главбухши? Хорошее дело! Ее теперь с банкиром с собаками не сыщешь. А организации что теперь делать? Варианты есть?
Оставив банковские хищения следственным органам, Инна сосредоточилась на выведении клиники из плачевного состояния, предоставив конкретный бизнес-план, не упустивший ни одной мелочи - от получения дополнительных платежей по договорам, непременно в условных единицах, учитывая подскочивший до небес курс, до принудительного выселения злостных неплательщиков. Освобожденные помещения предлагалось предоставить организациям со специализированными услугами, которые можно оказывать клиентам в дополнение к косметологии: консультационные, астрологические, стилистические, с целью превращения клиники в оздоровительно-реабилитационный центр широкого профиля на заграничный манер. Доклад на руководство впечатление произвел, но комментарии: «Бухгалтер в России – больше, чем бухгалтер!» или «Есть такая профессия – предприятие защищать!», заставили скривиться. Фильм «Офицеры» она любила, но что взять с капиталистов? Буржуин, и в Африке буржуин!
Недруг Валерия после праздников новую фирму открыл, но упорно держал пустой, и, получая жалованье, Инна никак не могла отделаться от мысли, как или чем ей придется расплачиваться. Не может же он деньги на ветер бросать, чтобы лишний раз уесть соперника, сведя его главбуха из стойла? Или может? В архивном шкафу порылась в папке с отчетами. Вместо распечатанной на мюллершином принтере копии осеннего баланса увидела ксероксную. Дырки от степлера на подколотой почтовой описи были неаккуратными, как от повторного прикрепления. А где первый экземпляр? Выслан по адресу Валерия Андреевича? Налоговая чужой отчет не приняла, вернув с ругательным сопроводительным письмом? Отчет по фирме Валерия пришел вовремя, сверку перед фашистками делала. Ее подставили, чтоб конкуренту напакостить? Донесли на главбуха, обслуживающего оба предприятия?