До сегодняшнего дня я была абсолютно уверена, что держу собственную жизнь под полным и очень жестким контролем.
Ох, если бы я знала, как сильно ошибалась…
Несколько лет назад я поставила для себя цель – разобраться в тайнах своего прошлого, и четко к ней шла, пока в моей жизни не появился он… Человек, заставивший меня взглянуть на происходящее под новым, ранее неизвестным мне углом.
Впрочем, обо всем по порядку.
Всё началось ранним утром…
– Лена… Детка, проснись…
Горячий поцелуй обжигает кожу между лопаток. Я вздрагиваю, когда Никита обводит кончиком языка мои позвонки. Стараюсь от него отмахнуться и хотя бы на минуту продлить сладкий сон, но увы… Его ладони решительно стискивают мою талию, не позволяя излишне трепыхаться.
Одна рука скользит по телу и, добравшись до края огромной майки, любезно им предоставленной, стискивает бедро, а затем и ягодицу.
– Какая же ты сладкая, Лен… – его шепот запутывается в моих растрепанных после сна волосах.
Так и знала, что нельзя оставаться у него дома с ночевкой! Я не привыкла подпускать к себе чужаков слишком близко. В моем случае – чужаки все. Год назад я переехала на новое для себя место, но так и не удосужилась обзавестись новыми друзьями.
Хотя кого я обманываю? У меня и старых-то нет.
С Ником мы познакомились случайно – пересеклись на работе. Он сын нашего главного босса – руководителя следственного управления следственного комитета области. И по чистой случайности недавно стал заместителем начальника одного из следственных отделов. Всё сам.
Поговаривают: он пойдет далеко. А точнее: в пешее увлекательное, если сейчас же не слезет с меня!
– Ты тяжелый, – простонав, извиваюсь под ним и вжимаюсь лицом в подушку.
Если бы он не распускал свои руки, я бы ещё поспала лишних полчасика!
В очередной раз напомнив себе, что подпускать к себе слишком близко кого бы то ни было очень опасно, пытаюсь скинуть его тушу с себя. Мы полгода… встречаемся, и сегодня впервые Ник так разошелся. Возможно, всё дело в том, что обычно я уезжаю домой ещё вечером.
По секрету признаюсь, что за последние двадцать лет это первый случай, когда меня кто-то касается по утрам… С тех пор как умерла мама, приступов нежности у окружающих меня людей не возникало, что, с уверенностью заявляю, – к лучшему.
– У тебя такая нежная кожа, я не могу оторваться… – уже не просто целует, а начинает покусывать.
– Ник! – приподняв голову, собираюсь его отчитать, но не успеваю. Обхватив талию обеими руками, он за секунду меня переворачивает на спину и, навалившись сверху, вжимает в постель. Влажные губы стремительно впиваются в шею. Кожа предательски покрывается сотнями крошечных мурашек. – Прекрати это немедленно! – сдавленно шепчу.
Дыхание перехватывает.
Я стараюсь никогда не думать о своих чувствах к Никите. Жутко боюсь испытывать привязанность к кому бы то ни было. Все, кого я люблю, либо меня оставляю, либо предают. Ещё один шрам на сердце мне ни к чему, но сейчас… Тону в нежности…
– Это ты прекрати трепыхаться, – усмехается. – Сопротивление бесполезно, знаешь же – возьму всё равно. Достаточно того, что вчера вечером меня прокатила.
Каюсь, было такое. Сначала я задержалась на вызове, преступление заурядное, но массовое. Никита стойко ждал моего появления, но уснул, пока я почти час душ принимала. Неудивительно, что сейчас он полон сил и энергии. Выдрыхся.
Судя по внушительной эрекции, впечатавшейся в мое бедро, сопротивление действительно бесполезно.
Мне нравится его взгляд. Жгучее желание, обжигающее мою кожу, будоражит. Не стану говорить избитые фразы по типу: «Никто до него так на меня не смотрел…», но та гамма чувств, что плещется в его взгляде, безусловно благоприятно влияет на мою побитую некоторыми событиями самооценку.
– Черт! Да ну нет! – он едва ли не рычит, когда мой телефон, лежащий где-то поблизости на полу, начинает звонить. – Не бери трубку, Лена, – приказывает. – Даже не думай! Я тебе запрещаю! Пусть все идут на хрен! Ты до двух часов ночи была на работе!
Оу! Он мне запрещает?! Смешной…
Я, конечно же, даже не пытаюсь слушать его.
Скинув с себя тяжелое тело, сползаю с кровати и на ощупь ищу телефон под кроватью.
– Ты его спрятал? – вскинув голову, выглядываю из-под матраса. Награждаю Ника насмешливо-укоризненным взглядом.
– Эти уроды отнимают тебя у меня, – стонет он, откидываясь на подушки. – Мы хотя бы сможем сегодня поужинать вместе? Мне тебя катастрофически мало, Лен. Я устал выискивать время в твоем плотном графике. Секционка, лаборатория, выезды… Для меня вообще есть место в твоей жизни?
Ник мастерски давит на совесть.
Меня спасает только то, что я успеваю найти телефон и вызов принять.
– Да, Геннадий Вячеславович, я Вас слушаю… – говорю громко и четко, давая понять Нику, что стоит помалкивать.
Никто на работе не знает о нашем с ним… близком внерабочем общении.
За несколько дней до пролога…
– Голубчик, ну куда же Вы…
Геннадий Вячеславович, штатный криминалист нашего бюро, болезненно морщится, увидев, как один из оперов затаптывает место преступления своими грязными ботинками.
Согласна, так и хочется негоднику сделать больно! Ну ничего, ещё не вечер.
Парень, вероятно, не слишком смышленый, потому что, вместо того чтобы остановиться, он продолжает наяривать круги вокруг разбитого журнального столика, словно бродячий пес вокруг лакомой, никем не обглоданной косточки.
– Молодой человек, это к Вам обратились, – произношу громче. – Затаптывать место преступления – дурная примета.
Вроде новенький, и простительно ему, но тупизм человеческий раздражает всё равно.
Те опера, кто чуть дольше работают, начинают сдавленно посмеиваться.
– Ко мне? – жертва эволюционной гонки наконец-то в чувства приходит. – А почему дурная?
– Поговаривают, что те, кто так безобразничает, частенько лишается премий и вообще в звании не растет, – произношу спокойно, с толикой безразличия, так как интерес к экземпляру потерян.
Осматриваясь, словно сова кручу головой по сторонам. Начинаю догадываться, что ждет меня какая-то жопушка, так как место преступления, судя по обилию кровавых луж и следов на полу, именно здесь. Но трупа не наблюдается.
– А где? – поймав взгляд знакомого опера Ромы, коротким движением руки рисую в воздухе круг.
– Елена Вахтанговна, Вы только не злитесь… – кажется, ему не хочется быть тем гонцом, что принес непутевую весть.
– Я зря ехала полтора часа? – слегка наклонив голову на бок, прищуриваюсь.
Несмотря на то, что роста во мне от силы сантиметров сто шестьдесят наберется, и веса не много, я точно знаю, что мужчины – в общей своей массе – меня побаиваются. Люди привыкли страшиться того, что не до конца понимают. К тому же гены имеют значение, они у меня термоядерные, и пусть окружающие об этом не знаю, но на клеточном уровне чувствуют.
– Лен, я даже не знаю, как объяснить…
– Говори уж как есть.
– Наш новенький, – взглядом указывает на шального, того самого, что топтался здесь только что, – решил – дело плевое, и, не дожидаясь, вызвал труповозку.
– Это как это? – похоже, я недооценила всей эксклюзивности экземпляра. – Зачем?
– Так там всё понятно, – шальной вклинивается в разговор. – Его собутыльник уже во всем признался.
– Во всем, это в чем?
– Бухали вместе, повздорили, он его и пырнул ножом несколько раз.
– Ты договаривай уже до конца, – Роман усмехается. – Несколько это, по-твоему, двадцать ножевых?
Господи, да он тупее, чем я ожидала…
– Почему нет? Бухие же! – даже глазом не ведет, так уверен в своей правоте.
Как же интеллект украшает человека...
Я не скучаю по прошлому месту работы, но служба в московском бюро судебно-медицинской экспертизы ограждала меня от подобных экземпляров. А здесь он даже не главное моё разочарование. На одном из моих первых дел здесь опера промухали труп. Вот тогда было «весело».
– А Вы, наверное, прогуливали частенько занятия или вообще не учились? Многочисленные удары могут свидетельствовать либо о состоянии аффекта – это сильное эмоциональное возбуждение, либо о желании причинить жертве максимально возможный вред. Либо преступник может оказаться психически нездоров.
– Так он вон там сидит… плачет. С виду нормальный мужик.
– Ну раз нормальный мужик, то не стоило прикасаться к его жертве. Первичный осмотр на месте преступления порой дает больше информации, чем вскрытие в секционном зале, – конечно же, не всегда.
– Я его сфоткал на всякий случай, – парень достает из кармана телефон и ко мне направляется.
– Снимки отдайте эксперту-криминалисту, мне они ни к чему.
– А как же…
Завожусь с такой простоты.
«Дыши, Лена. Он – не главное твое разочарование. Вспомни хотя бы своего деда», – отрезвляю себя.
Спустя минут пять парень вслед за мной выходит из дома, раз за разом предлагая с кадрами ознакомиться. Похоже, насмотрелся отечественных сериалов, в коих мои коллеги и тела осматривают, и отпечатки пальцев снимают, и гильзы на месте преступления собирают. Нет, возможно, в маленьких городках, где специалисты отсутствуют, такое и практикуют, но на деле судебная медицина и криминалистика – две абсолютно разные сферы, но мальчик об этом даже не знает.
– Отвали от неё! – рявкает поблизости до боли знакомый голос, когда мы с шальным выходим на улицу. – Ты кто такой?
Для Никиты обычное дело – общаться с наездом.
Честно сказать, первое время меня это жуть как раздражало. А потом, когда он понял, что именно это меня в нем отталкивает, стал вести себя более сдержанно. Сейчас опять крантик подтекать начал.
Игнорируя перепалку мужчин, направляюсь к своему «мерсу».
Олег
– Вы – это кто?
Мазнув по мне взглядом и не дожидаясь ответа, девчонка – женщиной эту коротышку язык не повернётся назвать – скидывает с плеч куртку и направляется к шкафу, стоящему в углу, куда преспокойно убирает её.
Серьёзно? Настолько нервы крепки?
Я порядком охреневаю. Не такой я реакции на свое появление ожидал.
Это всё? Равнодушный взгляд, спокойные интонации…
Мне, конечно, говорили, что девица будет нестандартная, но чтобы настолько?!
А что ты, Олежа, хотел? Что значит «обычные» в твоем представлении? Это те, кто спустя пять минут после знакомства выпрыгивают из трусов?
Рутина в последнее время зажрала настолько, что даже на философию тянуть начало.
Наблюдаю за девицей, не скрывая своего интереса. Давно такие занятные экземпляры мне не попадались. Да и попадались ли вообще?
Не сказать, что внешность у нее выдающаяся. Небольшого роста, щуплая на вид, хотя за объемной одеждой фигуру разобрать тяжело. Ещё гулька эта смешная…
Но что-то цепляет.
Девушка разворачивается на каблучках и впивается в меня своими огромными черными глазищами.
Чувствую, как из меня дух вышибает, и понять не могу, что за чертовщина со мной происходит.
– Вы наш новый стажер? – выдает на голубом глазу, подойдя к своему рабочему столу. – А где халат, сапоги, перчатки резиновые? Полотняная шапочка, в конце концов? Голову, знаете ли, защищать нужно, если в ней, конечно, есть что-то ценное.
Парни, стоящие за моей спиной, ещё немного и задохнутся, так усиленно стараются смешки подавить.
А я… Торможу люто.
Это она со мной, с Олегом Ястребовым, базарит так?!
Если до этого момента я не собирался запугивать её, то сейчас испытываю дикую потребность поставить зарвавшуюся бабу на место.
Поднявшись с кресла, опираюсь костяшками пальцев о столешницу и вперед подаюсь. Несмотря на то что нас разделяет стол, значительная разница в росте позволяет мне смотреть на нее сверху вниз и выглядеть при этом внушительно.
Вздернув свой немного курносый нос, букашка окидывает меня пренебрежительным взглядом.
– Да сидите Вы, что уж там, – усмехается. – Мне не жалко.
Сама опускается на стул для посетителей. Плавно закинув ногу на ногу, покачивает носком туфли из стороны в сторону.
Понимаю, что девчонка не так проста, как хочет казаться. Уже интересно.
– Где? – задает вопрос.
– Кто где? – продолжаю тупить.
– Резюме, рекомендации, характеристика с прошлого места роботы, – продолжает строить из себя тупую овцу и заодно дебилом меня выставлять.
– Я Ястребов Олег Викторович, – произношу строго.
Пора заканчивать этот цирк. Меня в городе каждая собака знает, однако…
– Адамия Елена Вахтанговна, – девчонка скучающим жестом протягивает свою тонкую ручку.
До меня только сейчас доходит, как глупо выгляжу со стороны. Она расселась вольготно, а я стою поблизости, словно ландорик.
Ястребов, ты, часом, крышей не засвистел?
Это же баба, ничем от других не отличающаяся! Бери себя в руки! Реагируешь на нее словно подросток, впервые оставшийся наедине с телкой понравившейся!
– Ястребов, – повторяю зачем-то.
– Я услышала с первого раза. Ястребов, Вы можете приземлиться, – стреляет глазами на свое кресло.
Охренеть!
Вместо того чтобы осадить мерзавку, я оборачиваюсь к своим уже красным от сдерживаемого смеха парням и рявкаю:
– Вон отсюда пошли!
Они, на счастье, всё ещё помнят, что бывает, когда я теряю контроль над собой. За несколько секунд, не задавая лишних вопросов, скрываются за дверью.
– Зачем Вы так? – уточняет по-прежнему ровно. – Они тоже на собеседование пришли?
– Перестань строить из себя дуру! Какое, к черту, собеседование?
Взяв в руки тонкую папку, в которой лежит образец заключения, подготовленный моим человеком, кидаю её на стол перед этой оборзевшей Еленой.
Она продолжает сидеть, даже не притронувшись к папке.
– Что это? – красноречиво окинув меня с головы до ног пренебрежительным взглядом, устанавливает зрительный контакт.
– Наши пожелания.
В ответ она вопросительно приподнимает бровь.
– Указания к тому, что ты должна написать в заключении. Генрихов Тимур Размикович. Тебе сегодня его привезет труповозка.
Девчонка морщит свои пухлые ярко-красные губки.
Сам не понимаю, зачем так долго пялюсь на её рот.
У нее светлая, на вид очень нежная кожа. Ни грамма косметики, не считая помады этого блядского цвета. Нахрена вымазалась?
– А кто это был? – в кабинет заглядывает реальная стажерка, приставленная ко мне ещё две недели назад. До сих пор не понимаю, как так вышло, что я не смогла отбиться от роли наставника. – Такой мужчина симпатичный… И такой злой, – хохотнув, она прикрывает за собой дверь.
Хорошая девочка. И теоретик прекрасный – всё знает, всё понимает, но как практик – пока отстает.
Дело не в том, что она трупов или крови боится, нет. В судебную медицину люди случайные не попадают. Будущие эксперты ещё на стадии обучения осознают, с чем и как им придется работать. Никаких «ах, так тут трупы…», я ни разу не слышала ни от кого из коллег.
У девушки другой недостаток. Она слишком болтлива.
Кто-то скажет, что я слишком строга, но, когда Лида начинает при вскрытии зависать, вспоминая истории из жизни, мне очень хочется ее придушить.
Возможно, всё дело во мне, я интроверт, как и многие в нашей профессии. У нервной системы есть стандартные защитные функции, и это одна из них.
– Дурачок какой-то, – отмахиваюсь.
Заняв свое рабочее место, регулирую высоту кресла. Этот парнокопытный, судя по всему, так долго ждал, что даже обживаться начал. Козел.
– А я думала, бандит! – Лида выглядит взбудораженной. Словно птичка на жердочке, встрепенувшись, распушает свои перышки.
Я морщусь.
Он ей понравился, что ли?!
Не верю своим ушам.
Нет, я в курсе, что многих девушек прельщают, так сказать, опасные элементы. Но в отличие от многих никогда о последствиях не забываю. Там, где есть смерть, нет места романтике. Мы не в сказке живем.
– Лена, он Вам не понравился? – не унимается Лида.
– Он не на свидание меня звать приходил, – откинувшись на спинку кресла, разглядываю Лиду.
Блондинка, рост средний. Черты лица приятные, я бы даже сказала – миловидные. Рядом с Олежкой она бы смотрелась неплохо, но лучше не стоит. Я ведь злопамятная, могу и подпортить ей стажировку.
– Мне кажется, я его где-то видела…
Она опускается на кресло для посетителей и задумчиво хмурит светлые брови. Достает телефон из кармана рабочего халата, к слову сказать – чистого (вопреки устоявшимся стереотипам, мы не ходим весь день перепачканными в крови), и быстро набирает что-то в поисковике. Секунда – и уже светится, словно выиграла автомобиль!
– Вот! Ястребов Олег Викторович… Бизнесмен… Владелец группы компаний, занимающихся строительством жилых домов и дорог.
– А ты говоришь – бандит. Уважаемый человек, – смеюсь.
Да… Олежа Викторович, ничего необычного в Вас нет. Предсказуемо всё, до зубного скрежета.
Одно непонятно, зачем птица такого высокого полета сама к нам прилетела. Можно было ограничиться прихвостнями.
Пока Лида изучает информацию, я продолжаю мысленно глумиться над мужиком.
Честно? Меня такие наглецы раздражают. Наверное, у меня на генном уровне заложена потребность осаждать таких уродов.
– Вот тут есть информация о том, что его отец в девяностых был криминальным авторитетом… Но сумел легализоваться. Виктор Ястребов, по кличке Ястреб. Предположительно отвечал за поставку оружия на Северо-Западе…
– Его вина не была доказана, – перебиваю свою любознательную стажерку. – Следствие шло много лет, но доказательную базу так и не удалось собрать. Позднее его избрали представителем в Совет Федерации. Я знаю, что это за семья.
– И всё равно выставили его за дверь? – охает она.
– Люблю острые ощущения, – усмехаюсь.
Надеюсь, Олежке хватит ума оставить меня в покое.
Послав его ко мне, руководитель Бюро будто бы поиздеваться решил. Мог ведь решить проблему самостоятельно или назначить на вскрытие другого специалиста. Лидочку, например.
Спустя минут десять мы спускаемся с ней на первый этаж и идем прямиком в секционный зал. Проводим за работой несколько часов. Сначала Лида мне ассистирует, под диктовку записывая данные для заключения, а после я помогаю ей провести вскрытие.
Вечером, когда я уже собираюсь отправляться домой – завтра придется дежурить в составе оперативной группы и надо бы отдохнуть, доставляют труп Генрихова. Тот самый, о котором пекся Олежа.
Обычно вскрытия мы проводим в порядке очереди. Никто не бежит с ножом наперевес исполнять свои обязанности. Но этот почивший вызывает у меня интерес.
– Ты остаешься? – с удивлением уточняет Лида.
– Я одним глазком, – подмигнув ей, снимаю куртку и иду за чистым халатом.
На первый взгляд случай кажется вполне стандартным. Множественные ножевые… Да-да, это тот самый мужчина, труп которого незадачливый оперативник отправил в морг до того, как я на место преступления прибыла. Учитывая все казусы, происшедшие с ним – даже везли его, судя по позднему прибытию, через Москву, и повышенный интерес семейства Ястребовых… Заняться им завтра нужно будет внимательнее.
Когда я добираюсь до своего мерса, на улице уже темно, и машин на парковке – раз два и обчелся. Дежурные специалисты да охрана. Оно и понятно – у большинства сотрудников семьи имеются, зачем им торчать сверхурочно? У нас и так рабочий день не нормирован.
– Твою мать! Лена, что ты творишь?! – болезненно стонет Никита, хватаясь обеими руками за свой нос после моего удара. – Ты меня чуть не убила!
Упс! Ошибочка вышла…
Включив наконец-то в прихожей свет, смотрю на него пораженно.
На его белоснежную рубашку падает несколько капель крови.
Будем считать – на счастье!
В свое оправдание могу сказать, что не умею разглядывать людей в темноте. Упущение, конечно. Но с ним приходится жить.
– Не утрируй. Ты всего лишь получил промеж глаз рукояткой ствола, – отмахиваюсь от него, а у самой до сих пор сердце где-то в пятках валяется. Это же надо было так меня напугать! До чертиков! – Если бы хотела убить, то убила.
Несмотря на внешнее спокойствие, я до сих пор в шоке. Моя квартира – моя крепость, и чужакам здесь не место.
Чужаки…
Лена, у вас вроде как… отношения!
Проходя вглубь квартиры, бросаю сумочку и ствол на мягкую тумбу для обуви. Сама сажусь рядом, принимаясь разуваться.
А я-то думала, дед в гости нагрянул со своей неизменной свитой. Будь они все неладны.
– Откуда у тебя пистолет? – Ник округлят глаза таким образом, что его брови сходятся на переносице. – Зачем тебе оружие?
– Ты ещё про разрешение спроси! – фыркаю. – Ну что ты как маленький? – смотрю на него выразительно. – Лучше расскажи мне, что ты делаешь в моей квартире? Я не давала тебе дубликат ключей и… не приглашала в гости.
Не грубо ли? Впрочем, плевать!
– Я хотел сделать тебе сюрприз.
Несмотря на боль, он сверкает очаровательной улыбкой. Морщится.
Надо признать, у Никиты действительно фантастическая улыбка. Полгода назад я повелась в том числе на нее.
Я долгое время хладнокровие сохраняла, не хотела никому доверять...
А с ним как-то всё завертелось.
У меня никогда не было таких чутких и внимательных партнеров. Откуда им было взяться, если большинство мужиков едва в обморок не падают, когда узнают, чем я занимаюсь в рабочее время?
– Я заехал в наш любимый ресторан. Купил для нас ужин…
Словно в голову мою пробирается и подтверждает наличие у себя положительных качеств. Откинувшись назад, припадает спиной к стене и долго, выразительно смотрит на меня...
Нужно что-то сказать? Только вот что? В том окружении, в котором мне приходилось оказываться раз за разом, сложно было стать высоко чувствительным человеком. Таких на раз-два перемалывает суровая реальность.
Ник, не дождавшись моей реакции, продолжает:
– Как оказалось, не зря. У тебя в холодильнике, как и везде по квартире – идеальный порядок. Стерильно, можно сказать. – «Это он ещё не знает, что и отпечатки пальцев я раз в неделю со всех поверхностей убираю». – Я даже упаковок от ресторанной еды нигде не нашел. Чем ты питаешься?
– Колбаса, – произношу совершенно серьезно. Поднявшись на ноги, иду в ванную. Ник не отстает.
– Ты серьезно? Я ни за что не поверю, – усмехается, решив, будто я пошутила.
Зря.
– Весьма опрометчиво, – ловлю его взгляд в отражении. Он стоит за спиной, наблюдая за мной, пока я мою руки. – В моем, как ты выразился, стерильном холодильнике лежит несколько упаковок сырокопченых колбасок. Этого достаточно.
– Девочки не должны так питаться.
– Девочки, как и мальчики, никому ничего не должны. Люди живут для того, чтобы удовольствие получать от каждого дня, а не для того, чтобы соответствовать чьим-то непомерным ожиданиям, – резко развернувшись, заглядываю ему в глаза. – Жизнь может оборваться в любую минуту. Утром ты собираешься с ребенком идти в парк аттракционов, а вечером тебя уже нет. И плевать всем хотелось, ел ты на завтрак колбасу или паровой омлет.
Я далеко не легкий человек. В арсенале моих тараканов, возможно, и термоядерное оружие имеется. Странно, что Никита, осведомленный об этом, до сих пор не сбежал.
По пути домой я размышляла над тем, зачем руководство столкнуло меня с Ястребовым. И теперь мне кажется, что кто-то за счет меня решил набить себе цену.
Основной отмыв денег идет через периферию. До Москвы бабло уже доходит в более – менее чистеньком виде. Там ведь куда ни плюнь – элита.
Разве могут привилегированные небожители теневыми схемами заниматься? Конечно же, нет! Боже упаси…
Дед – отец моей мамы – не хотел, чтобы я убиралась за пределы МКАД, потому что с моей принципиальностью здесь трудно выжить, особенно в долгосрочной перспективе.
Мало ли что. Как он потом своим товарищам в глаза смотреть будет?
Для человека, долгое время несшего ответственность за внешнюю разведку страны, а после возглавившего новое засекреченное ведомство, целью которого является борьба с организованной преступностью, как на территории страны, так и за ее пределами, репутация – это всё.
Недосмотри за непутевой внучкой – и всё. Подчиненные тебя засмеют.
– Лен, подожди, – обхватив мое запястье и крепко его сжав, Никита не дает возможности выбраться из машины. – Я поговорить хотел.
Пытаюсь вспомнить, зачем я согласилась на совместную поездку? Неосмотрительный шаг. Мало того что нас могут вместе увидеть, и тогда от сплетен будет не отмыться, так ещё и задержусь… Для меня это стресс. Пунктуальность – моё всё.
Оказывается, отношения – это ещё то испытание. С одной стороны, я всё же переживаю о том, что моя привычная холодность может оттолкнуть Никиту. А с другой… Открыться — значит проявить слабость.
«Фу, Лена, ты начинаешь рассуждать, как Михаил Семенович! Дожили!» – даю себе воображаемый подзатыльник.
– Ты серьезно? – усмехаюсь. – Я тороплюсь. Мне топать ещё минут пять.
Я специально попросила его высадить меня в соседнем дворе, чтобы не светиться перед коллегами. Конспирация, блин. Будь она неладна. Нужно было искать себе мужика, с которым мы бы не пересекались на работе.
– Я тебя провожу. Только давай сначала поговорим.
Начинается…
А чего по дороге молчал, будто бы язык отморозил?
– У тебя есть две минуты, – произношу, устраиваясь поудобнее. – Начинай.
Кузнецов смеется.
– И в кого ты деловая такая?
Ох, а вот этого тебе лучше не знать.
– Ник, я действительно тороплюсь. Если дело не срочное, давай пообщаемся позже?
Он неожиданно психует. Ударяет свободной ладонью по рулю, чем вызывает истошный звуковой сигнал. Чертыхается.
– Да когда?! Ты занята постоянно. Это ненормально, тебе не кажется?!
Смотрю на него удивленно. В салоне царит полумрак, но я замечаю, как от напряжения черты его лица заострились. Реально психует?
Признаться, не понимаю, что происходит.
Он ведет себя странно.
– Во-первых, со мной не нужно разговаривать в подобном тоне. Во-вторых, что с тобой случилось, да ещё и так внезапно? Ты сегодня сам не свой. Сначала вломился в мою квартиру, – делаю мысленную пометку обсудить с ним этот инцидент позже ещё раз. Мне такие сюрпризы не по душе. – А теперь намекаешь, что мне работу стоит сменить?
– Вот! Видишь? Ты сама всё понимаешь, – хватка на моем запястье становится стальной. Сдавив так, что вырваться шансов нет, он поглаживает кожу подушечкой большого пальца. – Мне хочется предложить тебе съехаться, но какой в этом смысл, если ты постоянно пропадаешь в морге!
Я даже не знаю, что меня удивляет больше: его желание сделать новый, очень серьезный шаг в наших отношениях, или то, как резко и не понятно зачем Никита решил начать мной манипулировать.
Надо ли говорить, что я подобные выходки не люблю?!
Плавали, знаем.
Дед тоже по ушам мне катался. С грустью в глазах заверял, что я очень на маму свою похожа, а она, в свою очередь, была его копией. Глядя в глаза, клялся, мол, очень жалеет о том, что грубо с ней поступил, раскаивался. На деле же все эти речи были ни чем иным, как попыткой незаметно повлиять на меня, подстроить под свое виденье мира.
Есть люди, которых нельзя прогнуть под себя силой. Чем сильнее давишь, тем самоотверженнее они сопротивляются. В таких случаях нужно хитрость и смекалку проявлять. Вычислить слабое место – оно у каждого есть, и бить прицельно и аккуратно.
Я, как и большинство людей, рано лишившихся семьи, трепетно отношусь к родственным связям.
Когда только попала в детский дом, не могла понять, зачем некоторые воспитанники бережно хранят имеющиеся фотографии родителей, бросивших их или, и того хуже, истязавших до такой степени, что органы опеки вмешались. Четырех месяцев пребывания в казенных стенах мне хватило для переосмысления.
Михаил Семенович, будучи человеком незаурядного ума, забрав меня, первое время вел себя правильно. Впечатление произвел, что надо…
– Лена, ты меня совсем не слушаешь? – Никита тяжело вздыхает, выпуская на прогулку вселенскую грусть. Всячески дает понять, что мое отношение его печалит.
Черт! Снова я увлеклась воспоминаниями!
Нужно будет позвонить старику. Совесть свою успокоить, а то совсем расшалилась.
– Никит, не обижайся… Но момент ты выбрал так себе, – произношу примирительно. – Я завтра дежурю, и, значит, одному богу известно, будет ли время поспать. Я бы предпочла закончить с работой и поехать домой отдыхать.
– Если ты дежуришь завтра, то почему тебя сейчас вызвали? Где сегодняшний дежурный? Что у вас за бардак?
Дотошные мужчины – издевательство природы.
– Потому что я предпочитаю сама осматривать места преступлений, жертв с которых мне на стол доставят. Так картина яснее.
То, что завтра планирую проводить вскрытие Генрихова, вообще не озвучиваю. В дни дежурств в составе опергрупп мы освобождаемся от работы в секционном зале. Но мне, естественно, никто не помешает перерабатывать.
Признаться, я томлюсь в предвкушении. Насколько должен быть нестандартный случай, если пернатый хищник лично почтил меня вниманием?!
Олег
– А если так, то Вы очень солидный мужчина, Олег Викторович, – голос пигалицы до предела пропитан сарказмом. Ещё немного, и она начнет хохотать прямо у меня на глазах. – Я, право, даже не знаю, реверанс отвешивать надо, или Вы и без этого свалите?
Ошалело смотрю на неё.
Ощущения, надо признать, незабываемые. Настолько дерзко со мной никто не разговаривал. Никогда.
Радует только то, что сейчас мы здесь наедине находимся. Покойный Генрихов, будь он неладен, не в счет.
Заткнуть бы ей рот хорошо известным всем способом, только вот в морге у меня не встанет.
– Тебе разве не передали? Я буду присутствовать на вскрытии. Можешь начинать, – награждаю её самым серьезным взглядом, на который только способен.
Сам с себя в шоке. Не думал, что ещё когда-нибудь изъявлю желание вернуться в следственные органы. Много лет назад, учась на юридическом факультете, я проходил практику в местном Управлении СК и после окончания ещё несколько лет посвятил службе.
Когда вся верхушка региона жрет с твоих рук, восстановить документы труда не составляет.
– Если так, то прошу, – кивает, приглашая подойти к столу, на котором лежит труп Генрихова.
Она даже не удивилась? Странно.
– Даже не спросишь, как я здесь оказался?
– Кто я такая, чтобы Вам запрещать? Если Вас пропустила охрана, и начальник следственного управления подписал удостоверение, то… Пожалуйста.
Заноза в заднице, а не девчонка! Она всё так же отвешивает в мой адрес глубокий кивок. Прижимает при этом ладошку к груди.
– Ты прочла рекомендации? – уточняю, хотя и без того знаю ответ.
– По закону никто не вправе оказывать давление на эксперта при составлении заключения. Я, как и все мои коллеги, несу уголовную ответственность за содержание документов, подписанных мною. Поэтому… – склонившись над телом, она пожимает плечами. – Я напишу в заключении то, что посчитаю нужным, а дальше уже разбирайтесь сами, Олег Викторович.
Возразить что-либо не успеваю, потому что девушка, включив диктофон и снарядившись инвентарем, приступает к вскрытию. Для меня не новость, что внутреннему исследованию подлежит три полости: черепа, грудная и брюшная. Но то, с каким хладнокровием она производит секционные разрезы и извлекает органы, несомненно поражает.
– Если с телом по Вашему приказу проводили какие-либо манипуляции, то зря, – спустя некоторое время разрывает повисшую тишину, разглядывая обескровленную сердечную мышцу. – Можете уволить своего спеца. Он зря получает зарплату.
– О чем ты?
– Когда я приехала на место преступления, оказалось, что труп уже увезли. Ясно же, что не просто так? А теперь стала понятна причина, – отвечает спокойно. Берет сердце в руки и как ни в чем не бывало направляется его взвешивать. – Ножевые ранения были нанесены посмертно. Грудная клетка превращена в месиво с целью скрыть первое – смертельное – ранение.
Готов выматериться прямо здесь.
Вся эта затея изначально казалась мне бредовой. Почему нельзя было воспользоваться проверенным способом и просто от тела избавиться? Никто бы этого старого борова не стал искать, а если бы и попытались, то ничего бы не вышло.
Вчера днем мне позвонил отец и сообщил о непредвиденных проблемах. Якобы небольших. Его сестра случайно убила своего мужа, который истязал её много лет. Вдаваться в подробности их семейной жизни смысла не вижу. Терпение кончилось и, сорвавшись, тетка всадила в грудь мужа спицу. Судя по всему, попала «удачно», потому что он тут же рухнул и истек кровью ещё до приезда моего отца.
Достаточно хотя бы немного знать Виктора Ястребова – моего отца, чтобы понять – он никогда не бросит родных в сложной ситуации. Но здесь, похоже, просчитались все.
Неужели, блд, нельзя было нормального эксперта выделить?! Откуда только взялась на мою голову эта выскочка?!
– Идите сюда, Олег, – впервые её голос при обращении ко мне звучит спокойно и миролюбиво. Когда я подхожу и становлюсь за её спиной, Адамия продолжает: – Смотрите, – указывает на извлеченные и разложенные внутренние органы. – Раневой канал прошел через сердце и легкое, слегка задев пристеночную плевру. Её повреждения минимальны. Остаточные, можно сказать. Но их много. Порядка двадцати. А рана, проходящая через сердце и легкое – одна. Мы сейчас говорим об основной ране, повлекшей за собой смерть.
Обернувшись, она смотрит на меня с видом: дескать, я надеюсь, ты хоть что-то понимаешь, слабоумное существо?!
Отчего-то совсем некстати зависаю взглядом на её губах. Сегодня они так же ярко выделяются на её симпатичном лице. Это фишка у девчонки такая?
После мысленного подзатыльника прихожу в чувства.
– Продолжай.
– Множественные раневые каналы при наличии одной раны имеют место быть в том случае, когда погибшего насаживают на орудие преступления, не вынимая его из тела. Но здесь… Насадить на спицу, вгоняя её при этом почти целиком – невозможно. Поэтому можно сделать вывод о том, что убитый упал ничком сразу после удара, насадившись на спицу. Каждое сердечное сокращение приводило к образованию новых повреждений на плевре. Удивительно даже, что ни одним ударом ножа не был поврежден такой маленький раневой канал, проходящий через сердце и легкие. Вы уверены, Ваши люди точно хотели помочь скрыть преступление? По-моему, они Вам только подгадили, – к концу речи её голос становится привычно-насмешливым.
– Что ты хочешь за свое молчание?
Ястребов ждет ответа. Крылья его носа напряженно подрагивают, а челюсти агрессивно сжаты.
Оу… Я его раздражаю?
Это успех!
– Раздевайся, – произношу с беспечной уверенностью.
Потянув за кончик среднего пальца, стаскиваю перчатку сначала с правой руки, затем с левой. Откидываю их на свободный стол. Как ни в чем не бывало расстегиваю и скидываю на пол защитный костюм. Смахнув туда же блокнот и несколько ручек, усаживаюсь на письменный стол.
– Ну ты скоро? – интересуюсь у застывшей «птицы большого полета». – У меня сегодня ещё столько бумажной работы. Нам нужно поторапливаться.
Ошеломлённое выражение лица Ястребова стоит того, чтобы, не побрезговав, строить из себя шлюху.
Мне кажется, или у него вот-вот случится инсульт? Вот уже и асимметрия лица появилась…
Ежедневный контакт с горем, болью и смертью невольно заставляет учиться ценить жизнь, видеть в ней лучшее. Вот сейчас, например, я думаю о том, что плюсы есть даже в сложившейся ситуации. Не придется эту двухметровую гору мышц тащить далеко. Всё близенько: и стол секционный, и морозильные камеры.
– Ты серьезно сейчас? – ведется как пацан. – Прямо здесь?
Он осматривается по сторонам. Нисколько не скрывает своего отношения к моему маленькому царству мертвых.
Кстати, зря. Все мы здесь будем.
А такие, как он – в два раза чаще заглядывают.
– Я же тебе говорю – работы у меня много. В гостиницу поедешь с какой-нибудь другой особой.
Играя челюстями, Ястребов давит на меня взглядом. Я тоже смотрю на него и в какой-то момент с удивлением вижу, как он размашисто шагает в мою сторону.
«Пора заканчивать!» – до меня доходит, что маленький спектакль свернул не туда. Физического контакта с ним в моем сценарии не было.
– Ты куда? – он ловит меня за руку, когда я спрыгиваю со стола. – Струсила?
Я пытаюсь вырвать руку из его лапы и не могу.
Мгновенно почувствовав мою уязвимость, он пользуется ситуацией. Начинает наступать, оттесняя меня к злосчастному письменному столу, с которого я только что спрыгнула.
«Лена, ну ты и дура! Будь неладно твое чувство юмора! Никто его не понимает».
Когда в бедра упираются края столешницы, я немного прихожу в чувства. Что есть сил отталкиваю от себя придурка. Только, вопреки моим ожиданиям, он даже на сантиметр не двигается. Напротив, крепко прижимает меня к себе свободной рукой. После чего отпускает запястье и подцепляет жесткими пальцами мой подбородок. Заставляет вскинуть голову и смотреть ему в лицо.
Хочется зажмуриться, но вместо этого я нахожу в себе силы и смотрю на него с вызовом.
– Руки свои убери, – требую.
До чего бесячий мужик! Понять не могу почему, но раздражает меня своим присутствием. Такое редко бывает со мной. Почти никогда.
– Ты же сама предложила, – усмехается.
– Ирония, юмор, сарказм… Слышал о таких вещах? Хотя о чем это я… Ты же у нас мужчина серьезный… Договариваться пришел, – бросаю на него насмешливый взгляд. Инстинкт самосохранения у меня никудышный, знаю. – Так вот, я тебе ещё при прошлой встрече сказала – иди на хрен. Ещё не родился тот человек, ради которого я буду готова пойти на должностное преступление.
Что он мне предложить собирался? Деньги? У меня их достаточно. Протекцию? Я свою карьеру начинала в том месте, которое мои коллеги венцом успеха считают.
Даже себе мне сложно признаться, чего именно я в жизни хочу. Разве что мир во всем мире и вкусной колбаски. Но первое – не осуществимо, а второе – слишком мелкая плата за то, что он хочет от меня получить.
– Почему ты такая бесячая, а? – наклонившись, рычит мне в губы. – Неужели не понимаешь: я не стану долго возиться с тобой. Ты никто. Просто возьму и…
Договорить он не успевает.
Ему становится больно.
Я, возможно, и небольшого роста, и слабее его в десятки раз, но болевые точки мужчин знаю отлично.
Пока он увлечен запугиванием меня, резко опускаю руку и с силой обхватываю его пах. Крепко впиваюсь пальцами в его внушительную эрекцию.
«С ума сойти! Даже здесь возбудился?» – мелькает в голове неуместная мысль, но тут же меркнет.
Бедняжка даже бледнеет и вытягивается по струнке.
Сдавливаю несколько секунд и отпускаю.
– Если ещё раз решишь меня запугать, приведу твою ценность в нерабочее состояние, – произношу с показным равнодушием. – Ты даже пикнуть не успеешь.
– Мелкая дрянь, – цедит, отшатываясь от меня. Согнувшись, проверяет целостность своего хозяйства. – Ты пожалеешь....
– Мне плевать. Жена твоя жалеть будет. Или не будет, если у вас соседи симпатичные есть.
Незаметно переведя дух, отталкиваюсь от стола. Поднимаю с пола рабочий халат. Только сейчас понимаю, насколько учащенно ухает сердце.
Ладно этому козлу больно, а я то чего?
– Только тебя здесь не хватало. Загляни попозже. Мы сейчас заняты, -Ястребов находится быстрее, чем я.
Смерив Никиту презрительным взглядом, как ни в чем не бывало принимается приводить в порядок свой внешний вид: вправляет выбившиеся после нашего маленького спектакля края рубашки в брюки, одергивает манжеты и стряхивает с них невидимые пылинки. Каждое движение нарочито медленное и вальяжное. Он ведет себя так, чтобы у Кузнецова не осталось никаких вопросов относительно нашего времяпрепровождения.
– Что ты сказал? – Ник хмурится, будто не расслышал сказанного. – В край, урод, обнаглел.
Детский сад. Разве не так?
Я не знаю, что произошло в прошлом, но нужно быть совсем деревянной, чтобы не почувствовать их взаимную неприязнь.
Чувствую себя девицей, которую старшеклассники не поделили. Признаться, так себе ощущения.
Раньше я злилась на деда, дескать, он не позволял мне жить обычной подростковой жизнью. Была вынуждена повсюду таскаться в сопровождении охраны, пусть и незаметной для глаза простых обывателей, но способной убрать нежелательный объект даже без физического контакта.
А вот сейчас я понимаю – это было к лучшему. Нестабильная подростковая психика не пережила бы подобного накала страстей.
– Сейчас мы на моей территории! Пошел вон! – поняв, что Ястребов не проникся, Ник теряет контроль. – Выметайся!
В порыве злости пинает мусорное ведро, отчего его содержимое рассыпается по полу, приводя меня в ужас. Волна колючих мурашек пробегает по спине, устремляясь к загривку. Я невольно ощетиниваюсь.
Ничего особенного, просто я испытываю физический дискомфорт, если на моей территории начинает твориться хаос. Идеальный порядок помогает мне сосредоточиться, в противном случае я постоянно отвлекаюсь на раздражающий фактор.
– Так, успокоились, – проговариваю с обманчивым спокойствием, когда эти двое чуть ли не набрасываются друг на друга. – Либо проваливайте отсюда. Оба. И где-то там устраивайте птичьи бои, – указываю рукой на выход.
Клянусь, осознание сказанного приходит только после того, как слова вылетают у меня изо рта.
Впрочем, стыда не испытываю.
Взгляд Ястребова врезается в мой лоб со скоростью крупнокалиберной пули. Сложно не заметить, как желваки напрягаются под его смуглой кожей.
Почему он так реагирует? Детские травмы? Навряд ли я первая, кто уделяет внимание его перышкам.
Стараясь игнорировать его присутствие, смотрю на Никиту. Мысленно прошу не устраивать спектаклей ревности. Не время сейчас и не место.
– Вы по делу?
Его тяжелый вздох служит ответом.
Честно, в последнее время он ведет себя странно. Очень странно.
– Поговорить хотел.
Поджав губы, награждает Ястребова хмурым взглядом, но последний, нисколько не смутившись, продолжает стоять, переводя взгляд с меня на Кузнецова. Со скрипом, но до господина старшего следователя, кажется, доходит вся абсурдность происходящего.
Он усмехается и, окинув меня взглядом, кривится.
Слова не нужны. Я и так понимаю посыл. Мой выбор не оценен.
Впрочем, снова плевать.
Но рожицу я ему всё же строю ответную.
Всеобщее напряжение становится всё гуще.
– Заключение, Олег Викторович, будет готово позже, – мне всё же приходится взять себя в руки, пока здесь кулачные бои не начались.
Он кивает.
– Лена? – это уже Кузнецов.
Вот же гадство! Смотреть на них приходится снизу вверх, и у меня начинает затекать шея.
– Никита Андреевич, Олег Викторович снова ваш коллега, – от напускной мягкости мой голос звучит приторно-слащаво. – Оказывал мне непосильное содействие при проведении вскрытия.
Сначала Ник прослеживает за взмахом руки и находит взглядом труп, а после резко дергается, и его пылающий взгляд прилипает к Ястребову.
– Ты восстановился? Зачем? Нахрена тебе это, Олег?
Его вопросы остаются без ответа.
– Надеюсь, мы поняли друг друга, – уходя, Ястребов мельком сверкает в мою сторону светло-зелеными глазами.
Это вряд ли…
Когда мы остаёмся наедине, Никита, поджав губы, долго смотрит на закрывшуюся за его коллегой дверь.
– Что он хотел от тебя? – тихо уточняет.
– Правильного заключения.
Ник дергается и смотрит на меня шокировано.
– Ты же не станешь…
Даже обидно становится.
– А я похожа на дуру? Или на нуждающуюся?
– Он тебе денег предложил?
Передергиваю плечами.
Понимаю, что в глубине души жду, что Ник предложит свою помощь. Она мне не нужна, но… Единственные более-менее нормальные отношения я видела, наблюдая за своими родителями. Несмотря на малый возраст, я осознавала: все имеющиеся проблемы решает отец. Будь то засорившаяся канализация, легкое ДТП или тяжелый сезонный грипп.
Ещё до того, как Никита успевает меня разбудить, я приоткрываю глаза и обвожу взглядом просторную спальню, обставленную в скандинавском стиле. Непривычно. Когда я в последний раз спала вне дома? Дежурства не в счет.
Кому-то я могу показаться параноиком, но меня с детства учили ставить на первое место свои желания, интересы и комфорт.
Если бы не Никита, я вообще бы навряд ли смогла уснуть.
Никита…
Неужели я действительно приехала к нему? Даже не верится.
Будем считать: ночью от усталости у меня случилось помутнение рассудка.
«Все нормальные пары ночуют друг у друга, – в памяти всплывают скудные познания о нормальных парах. – Тебе ведь нравится находиться рядом с ним?»
Мне пора бы принять наличие у себя трепетных чувств в его адрес, но что-то мешает. Присутствует внутренний блок, который я списываю на эмоциональную сдержанность и интровертность, присущие мне с детства.
Как утверждала моя коллега с прошлого места работы: таким людям, как я, стоит выходить замуж в раннем возрасте, дескать, есть шанс, что по наивности получится закрыть глаза на недостатки партнера.
Сомнительное утверждение.
В юности я была ещё более дотошной, требовательной и, что греха таить – противной.
Но с Никитой всё как-то иначе сложилось. Порой он и выводит меня из себя, и всё же раздражение быстро проходит… Хотелось бы знать, с чем это связано?
Поняв, что хотя бы в пять утра я не хочу грузиться, переворачиваюсь на другой бок и, устроившись поудобнее, прижимаюсь лбом к его теплому плечу. Ник, не открывая глаз, обнимает меня.
Кажется, даже не просыпается.
Перед тем как уснуть, меня посещает крамольная мысль.
Причины такой благосклонности кроются в желании стать матерью.
Пошло-поехало…
И зачем я себя мучаю? Фу такой быть.
***
– Лена… Детка, проснись…
Горячий поцелуй обжигает кожу между лопаток. Я вздрагиваю, когда Никита обводит кончиком языка мои позвонки. Стараюсь от него отмахнуться и хотя бы на минуту продлить сладкий сон, но увы… Его ладони решительно стискивают мою талию, не позволяя излишне трепыхаться.
Одна рука скользит по телу и, добравшись до края огромной майки, любезно им предоставленной, стискивает бедро, а затем и ягодицу.
– Какая же ты сладкая, Лен… – его шепот запутывается в моих растрепанных после сна волосах.
Так и знала, что нельзя оставаться у него дома с ночевкой! Я не привыкла подпускать к себе чужаков слишком близко. В моем случае – чужаки все. Год назад я переехала на новое для себя место, но так и не удосужилась обзавестись новыми друзьями.
Хотя кого я обманываю? У меня и старых-то нет.
С Ником мы познакомились случайно – пересеклись на работе. Он сын нашего главного босса – руководителя следственного управления следственного комитета области. И по чистой случайности недавно стал заместителем начальника одного из следственных отделов. Всё сам.
Предрассудков по поводу «попутного ветра», способствующего карьере, я нисколько не вижу. Во-первых, это обычное дело для нашего общества. Во-вторых, будь у меня ребенок, я бы тоже ему всячески помогала, почему нет?
Поговаривают: он пойдет далеко. А точнее: в пешее увлекательное, если сейчас же не слезет с меня!
– Ты тяжелый, – простонав, извиваюсь под ним и вжимаюсь лицом в подушку.
Если бы он не распускал свои руки, я бы ещё поспала лишних полчасика!
В очередной раз напомнив себе, что подпускать к себе слишком близко кого бы то ни было очень опасно, пытаюсь скинуть его тушу с себя. Мы полгода… встречаемся, и сегодня впервые Ник так разошелся. Возможно, всё дело в том, что обычно я уезжаю домой с вечера.
По секрету признаюсь, что за последние двадцать лет это первый случай, когда меня кто-то касается по утрам… С тех пор как умерла мама, приступов нежности у окружающих меня людей не возникало, что, с уверенностью заявляю, – к лучшему.
– У тебя такая нежная кожа, я не могу оторваться… – уже не просто целует, а начинает покусывать.
– Ник! – приподняв голову, собираюсь его отчитать, но не успеваю. Обхватив талию обеими руками, он за секунду меня переворачивает на спину и, навалившись сверху, вжимает в постель. Влажные губы стремительно впиваются в шею. Кожа предательски покрывается сотнями крошечных мурашек. – Прекрати это немедленно! – сдавленно шепчу.
Дыхание перехватывает.
Я стараюсь не думать о своих чувствах к Никите. Жутко боюсь испытывать привязанность к кому бы то ни было. Все, кого я люблю, либо меня оставляют, либо предают. Ещё один шрам на сердце мне ни к чему, но сейчас…
Тону в нежности…
Удивительно, она всё ещё свойственна мне?!
– Это ты прекрати трепыхаться, – усмехается и всё крепче и крепче сжимает в объятьях. – Сопротивление бесполезно, знаешь же – возьму всё равно. Достаточно того, что вчера вечером меня прокатила.