Страсть в наследство

Пролог

 Мужчина провел рукой по голове, зачесывая назад густые седые волосы. Но непослушные пряди лезли в глаза. Мешали видеть. А потом больно цеплялись за массивный жёлтый камень печатки на мизинце при повторном движении рукой... Нервы. Мужчина всегда так делал, когда нервничал. И всегда волосы цеплялись за кольцо.

– Сколько она уже в наказании? – спросил он.
Голос мужчины дрогнул на последнем слове вопроса, и гулкое эхо повторило это несколько раз. Прозвучало зловеще, мужчине и так было не по себе... Но он поднял глаза и ещё раз посмотрел на девушку, застывшую в статичной позе. Белое платье плавно развевается. Но здесь нет ветра... 

 На секунду мужчине показалось – девушка неживая. Ненастоящая. Скульптура. Само совершенство: ладная фигура с тонкой талией и плавными изгибами, темные струящиеся локоны, аристократически бледная кожа, голубые, ближе к синему – глаза. Теплые, как море? Или холодные, как лёд? Широко распахнутые. В них грусть, тоска и боль... Такая чужая и такая знакомая... Мужчина смотрел и не верил своим глазам...

 Она! Вот, не касаясь ногами земли, застыла в воздухе. Парит... На правой ноге окова на тонкой цепи, кажется, лишь она и удерживает девушку от полета...

 Она! Как будто сошла с тех проклятых картин... Они преследуют его всю жизнь. И ему казалось – ненавидит. Вот за все. За всех.

– Век, – неожиданно ответил скрипучий голос из ниоткуда. Мужчина дернулся, огляделся – ответившего поблизости не было. Но голос звучал совсем рядом, так близко... Вокруг темно. Лишь тело, парящее над мужчиной, словно освещается изнутри. Сияет, манит, зовёт...

– А сколько ей осталось?

– Столько же, – вновь ответил тот же голос. Шепеляво и громко.

 А мужчина вновь уставился на девушку, мысленно считая.

 Двести лет... Вот это наказание! Заслужила ли она это? За то, что сделала?

 Груз вины опустился мужчине на плечи. Так давил, терзал. Хотя он понимал и знал – не он виноват. Но алая жидкость, которая сейчас так быстро бежит в его венах, имеет память. Наследственную. И она помнит... Столько лет прошло... Столько несчастных судеб... Столько страданий, тоски...

 Столько лет...

 И ещё должно пройти столько же?

 Слегка неуверенно седовласый шагнул к девушке, протянул руку, словно хотел прикоснуться. Нет, не достать. Да и не должен он к ней прикасаться, не имеет права. Поздно. Для него.

– Я хочу выкупить ее наказание, – как можно уверенней сказал мужчина. Опять посмотрел на девушку, в ее лицо и... Ее веки дрогнули в этот момент! Да! Он готов был поклясться!

– Цену вы знаете, – с нотками усмешки раздался ответ.

 Мужчина кивнул, потому что и вправду знал, его предупредили.

 Он набрал в лёгкие побольше воздуха. А потом медленно выдохнул. Он уже решился. За тем и пришел. Сперва сомневался, но увидел девушку, и все сомнения растаяли в жгучих потоках его крови. 

 Он сделал шаг назад. Сердце сжалось от тоскливой боли. От понимания: не увидит он, что и как будет... Но эта жертва необходима. 

 – Я на все согласен. Мне все равно осталось недолго,  – прошептал мужчина и обречённо добавил: – А ему она нужна...

Глава 1

 Всё-таки это очень странно – ничего о себе не помнить.

 Вообще ничего.

 Кто ты, как тебя зовут... У человека должно быть имя. И фамилия. И даже отчество – имя отца, которое ты носишь всю свою жизнь. Я не знаю ни одного, ни другого, ни третьего.

 Не знаю, кто мои родители. Друзья, приятели... враги... 

Где я родилась, выросла, жила... Чем занималась.

Училась. Работала. И было ли это?

 Нет воспоминаний. Ничего. Пустота и темнота. Ни лиц, ни образов, ни очертаний...

 Жить и не знать своего прошлого – страшно. Может, я сделала кому-то что-то плохое? И так сработало подсознание, спасая и защищая?

 Но особенно страшно становится, когда ты начинаешь думать, пытаешься вспомнить. И не можешь! Причем я знаю названия тех или иных вещей, понимаю значение слов, определений, явлений. Знаю, как называются предметы.

Но откуда я это знаю – не помню.

Из-за этого ощущаю себя бездушным запрограммированным роботом, созданным кем-то... Но ведь для чего-то?

 Хотя иногда, вспышками, вспоминается что-то. Из-за запахов, слов, жестов и движений людей в памяти проскальзывают мгновения... Но так быстро, что я не успеваю понять и полностью вспомнить этот момент. Да и эти воспоминания, скорее, эмоциональные. Я просто чувствую: страх, злость, радость, счастье. И все так перемешано. Запутано. 

 Одно скажу точно: я не только разговариваю на русском – я ещё на нем думаю. Значит, мои корни здесь, как сказала Раиса Ивановна.

 Но я могу быть и украинкой, и белоруской. Да и в России очень много национальностей. А сама страна огромная... И отсюда появляются другие вопросы: откуда я, из каких именно мест, жила я в городе, в деревне, в квартире, в доме?

 Ответов нет.

 Врачи удивлялись. Потому что не могли понять причины моей диссоциативной амнезии – такой диагноз мне поставили. У меня ни травм, ни сопутствующих заболеваний. Кажется, они мне даже не верили. Столько процедур и тестов со мной провели. Даже гипноз пробовали. Но он на меня не действует. Редкий я случай. 

 Я слышала шушуканья медсестер: барышня – то есть я – скорее всего, притворяется, сбежала от кого-то, прячется. Когда меня нашли, на правой щиколотке был синяк – якобы меня удерживал кто-то насильно и я жертва... Но нет! Я точно не жертва! Не помню, но ощущаю.

 С первого же дня меня беспокоил вопрос – есть ли у меня дети? Но после визита к гинекологу выяснилось – нет.  И приблизительный биологический возраст мне поставили 25 лет. Здоровье, кстати, у меня отменное. Гинеколог даже пошутил – зачать, выносить и родить могу хоть в космосе...

 А ещё очень странно, что меня не ищут. Две недели в больнице, чуть больше месяца я тут... Ну не может быть такого, чтобы не искали. У меня же есть прошлое? Кем я была в нем? Была ли кому-то нужной? Необходимой? И если да, то где этот человек? Кто этот человек? Или люди? 
Любила ли я? Почему-то при этом слове сердце тоскливо сжимается... Предали? Обманули?

Бросили? Если да, то почему? За что?

За что мне это? Почему это случилось со мной?

– О чем задумалась? – голос Раисы Ивановны возвращает меня из навязчивого мира мучающих меня вопросов. И я смотрю в улыбающееся, даже какое-то лукавое лицо человека, что сидит напротив. Сидит ровно, с прямой осанкой. Глаза ее блестят, румянец на щеках. Я присматриваюсь внимательней и впервые задумываюсь: сколько ей лет? Шестьдесят? Да, не меньше. Однако женщина она ухоженная, статная, всё ещё красивая. Как всегда накрашена, даже губы, стойкой коралловой помадой. На руках свежий аккуратный маникюр, с лаком цвета в тон губам. 

 Она поправляет седую завитую прядь, пряча ее за ухо. А я замечаю, как за плечом Раисы Ивановны, на фоне колючего забора, плавно колышется цветущая ветка.. На ней – бeлыe крyпныe цвeтeния c poзoвыми крaпинками. По форме цветы напоминают свечи... Это каштан. Но почему-то поздно зацвёл, обычно в мае.

Вот откуда я это знаю?

 – Твой ход, милая, – с легкой усмешкой говорит Раиса Ивановна, кивая на стол.

 И я перевожу взгляд вниз, на шахматную доску. Белые клеточки, черные, фигуры... Сознательно мы играем сегодня в шахматы в первый раз. Но я знаю, что видела шахматы раньше... Играла? Умею?

 Тут же что-то маячит в глубинах разума, переключается, заставляя вспоминать... Дебют, рокировка, гамбит, гарде... Ладейник. Да! Ладьей и пойду, потому что так правильно...

И я делаю ход. На автомате. Раз, два...

– Шах и мат, – произношу я. 

 Раиса Ивановна смахивает рукой с доски своего черного короля, но не с досадой, и заявляет:

– Значит, и в шахматы ты играть умеешь, – женщина оглядывается, щурится, присматривается к выходу из корпуса. А потом достает из кармана пёстрого халата пачку тонких сигарет и коробок спичек. Прикуривает с таким наслаждением. С ним же выдыхает первую порцию дыма. 

– Вы поддались специально, – заявляю я.

– Конечно, хотела проверить, умеешь ли ты играть, знаешь ли правильные ходы... – фыркает она. – Шашки, домино, всевозможные карточные игры... Мы столько уже всего попробовали. И во все ты умеешь.

 И это правда, за последнюю неделю, что мы с ней начали общаться, во что мы только не играли. Даже в лото. Оно, кстати, меньше всего мне нравится.

– О, может, нарды ещё попробуем? – предлагает Раиса Ивановна.

– Зачем? – улыбаюсь я.

– Ну, во-первых, вдруг тебе это поможет что-то вспомнить? – отвечает она и опять оглядывается. – А во-вторых, так не скучно хоть. А то мне здесь не с кем играть... Психи кругом.

Глава 2

Руслан

– Всем спасибо! Все свободны! – произношу я, встаю из-за стола и резко направляюсь к выходу.

 Мне не терпится скорее покинуть зал заседания.
Ненавижу все эти совещания. До зубного скрежета. До нервного тика. А особенно ненавижу собрания акционеров, на котором – да на каждом – Иван Евграфович не упускает возможности с иронией подметить, что я ещё "зелен" – рано мне, видите ли, сидеть в кресле директора, на которое он метит сам...  Советы даёт постоянно. Намекает, что он справится лучше, предлагает передать ему право на наши с братом акции. Вот ещё! Это наш семейный бизнес, и если бы не дефолт девяностых, хрена с два бизнес стал акционерным. Вынужденное решение отца, которое спасло семейное дело.

 На простые совещания дядя Ваня – как просит сам Иван Евграфович себя называть – не приходит. Но требует отчетов. Я бы давно послал его на все буквы алфавита, но он акционер с большим пакетом акций. И я не имею права отказать. Вот и сейчас тороплюсь отправить ему по почте отчёт. И дело не в том, что я просто хочу отстреляться. Пожаловаться хочу. На протежированного дядей Ваней нового поставщика, из-за которого, собственно, и состоялось внеплановое совещание. И мы приняли решение разорвать контракт, причем получится это сделать без выплат неустойки... Лазейки в договорах найти можно всегда, главное – знать, где искать.

 По пути к кабинету меня пытаются несколько раз тормознуть всевозможные начальники отделов. Но я отмахиваюсь, отвечая, что нет времени, решайте сами, а если не можете – оформляйте все в письменном виде. Чашка кофе – вот что мне сейчас надо. Остальное подождёт.

 В приемную одновременно со мной заходит Елена Александровна. Некогда она была секретаршей отца, теперь – моя. Все усмехаются, что она досталась мне по наследству. Лет ей уже шестьдесят, давно пора на пенсию. Но у меня трепетное отношение к этой женщине, помню её, ещё когда был пацаном. Да и с работой она справляется, даже все современные технологии освоила. Видел я тут ее страницу в Инстаграмме. А какой кофе она варит! Никто не сравнится.

– Доброе утро, Руслан Алексеевич, – с улыбкой здоровается она, на ходу стягивая с тонкой шеи полупрозрачный шарфик и пристраивая черный пакет на свой стол. – Кофе с корицей? 

– Доброе, да, жажду вашего фирменного кофе, – улыбаюсь я в ответ и толкаю дверь своего кабинета.

 Здесь темно. Жалюзи опущены. Медленно подхожу к окну и вскоре впускаю яркий солнечный свет в просторное помещение.

 Сажусь в кресло, включаю компьютер. Когда он загружается, открываю документ и быстро печатаю отчёт Евграфовичу, во всех красках расписывая нюансы и возникшие проблемы. Пусть знает, кого советовать.

 А может он специально его подсунул, этого поставщика? Чтобы потом обвинить меня в оплошности и некомпетентности как руководителя?

 А что, твою мать, может. Но и я уже кое-чему научился. 

 Найти новых поставщиков не проблема. Две страницы формата А4 желающих. Но теперь пусть их сначала проверит мой человек. Надежный. Это я тоже указываю в отчёте. 

Стук в дверь. Я громко отвечаю:

– Войдите! – и тут же в кабинете появляется Елена Александровна. С подносом в руках. На нем призывно дымится чашка с кофе. И волшебный запах заполняет пространство. Но не только кофейный и коричный, ещё и сдобный.

– Я вам тут ещё круассан принесла. Сама пекла, – женщина широко улыбается, ставит поднос на стол передо мной. Елена Александровна часто меня балует своей выпечкой. Вкусной, домашней.

– Спасибо, – киваю я.

 Она опять улыбается и покидает кабинет. А я, отправив документ по почте, приступаю к завтраку.

 Как только я делаю последний глоток кофе, слышу сигнал телефона. Достаю его из кармана. Звонит Ромка, и я сразу снимаю трубку.

 Но вместо приветствия слышу вопрос:

– Ты ее нашел? 

– Кого?

– Дану.

 Я закатываю глаза и начинаю злиться... У меня появляется желание запустить телефон в стену! Дана, Дана, Дана... Сколько можно?

– А она разве потерялась? 

– Я же тебе говорил... Ее надо найти. Ей сейчас плохо, одиноко...

– Рома! – не сдерживаясь, рявкую я, но во время беру себя в руки. Раз. Два. Три. Четыре. Пять... Десять. Не стоит срываться на брата. Последствия могут быть ужасные.

 Я набираю в лёгкие побольше воздуха и уже спокойно спрашиваю:

– Где ее искать прикажешь?

– Там, где цветут каштаны, – отвечает брат.

Твою ж!

– А подробнее?

– Это все, что я знаю, – с грустью отвечает брат и кладет трубку. Сжимаю телефон в руке, замахиваюсь. Но, за секунду передумав, резким движением смахиваю чашку со стола. Она звонко падает на пол и разбивается. В кабинет тут же влетает Елена Александровна. Смотрит внимательно сначала на меня, потом – на разбитую чашку. После чего молча собирает осколки и уходит.

 А я откидываюсь на спинку стула. Зря психанул. Это уже не первая чашка. И не только чашка. И не только на работе. Домработница Нина уже несколько сервизов сменила... 

 И все из-за этой Даны, чей образ преследует не только брата, но уже и меня... Но фишка в том, что никакой Даны в природе не существует. Она – плод воображения моего брата. Причем такой, сука, навязчивый, продуманный. Сначала она была знакомой Романа, потом тайной возлюбленной. Затем она вроде как ответила брату взаимностью и даже стала его женой... И рассказывает об этом Ромка так реалистично! 

Глава 3

 После визита телевизионщиков прошла неделя. Сюжет про меня показали на следующий день. Но толку от него оказалось мало.

 Приходило трое людей. 

 Первой была женщина, потерявшая пять лет назад дочь. Она показывала фото, действительно, сходство есть. Но... Девушка старше меня. На шее у нее родимое пятно, у меня – нет. Женщина так смотрела на меня, руки тряслись, в глазах слезы. Рассказывала про своего ребенка, а ведь мы все остаёмся детьми в глазах родителей, с такой нежностью и болью... Все не хотела уходить и никак не соглашалась поверить, что я – это не она.

 Женщину мы провожали в слезах, они были у всех, а я ещё с уверенностью подумала, вытирая глаза: дочь живой она не найдет...

 Вторым был юноша, решивший, что я его первая любовь, которую он не видел с окончания школы. Тоже показывал фотографии. На нее я была похожа разве что цветом волос и глаз... Что я не его первая любовь, и юноша, и я поняли почти сразу. Но тут же уйти парень посчитал неэтичным. Мы мило пообщались минут двадцать.

 А вот третий визитер был самым странным. Я его заметила, когда мы с Раисой Ивановной играли на улице в карты. Он наблюдал за мной, беседуя с медсестрой Катей. Вот она как раз и рассказала мне потом, что он мной интересовался, все спрашивал и спрашивал: кто, как оказалась, уточнял про диагноз. Денег ей даже заплатил... Катя честно призналась, что рассказала ему все, что знала. Потом мужчина ещё приставал с подобными вопросами к другому персоналу, даже Семеныч выделил ему время.
Но почему он не подошёл ко мне? Мог бы и со мной пообщаться, поговорить...

 Сейчас мы с Раисой Ивановной сидим в саду и обсуждаем моих визитеров, периодически прерываясь на разгадывание кроссворда:

– Оборот речи, непереводимый дословно на другой язык, шесть букв, начинается на "и", – читает Раиса Ивановна.

– Идиома, – отвечаю я с ходу, Раиса Ивановна вписывает слово и спрашивает дальше:

– Деление компаса, четыре буквы...

– Румб.

– Греческая русалка, пять букв...

– Наяда.

Раиса Ивановна смотрит меня из-под очков.

– Вот откуда ты это знаешь?

 Знать бы мне самой. Просто слова вспоминаются на автомате, сами собой. И поэтому в ответ я лишь пожимаю плечами. Раиса Ивановна снимает очки, кладет их поверх журнала с кроссвордом. Немного отодвигается от стола и вдруг заявляет:

– Беспокоит меня тот мужик, последний. На бедного и переживающего родственника совсем не похож, на влюбленного тем паче... 

 Соглашаясь, я киваю. Он меня тоже беспокоит. При взгляде на него мелькнула мысль: он не тот, за кого себя выдает. Но почему – не знаю. Мой мозг или подсознание все чаще и чаще играет со мной в странную игру: вот тебе информация, а ты сама догадайся, откуда и зачем тебе она.

– Слушай, милая, а может, ты в какой криминальной истории замешана?

– Не знаю, – пожимаю я плечами.

– Эх, всё-таки хорошо тебе. Не помнить... Там, в прошлом, всякое может быть. Знаешь, как мне иногда хочется о чем-то забыть...

 Женщина отворачивается, ее нижняя губа подрагивает. 

– Раиса Ивановна, – обращаюсь я ласково, – я давно хочу у вас спросить...

– О чем? – резко поворачивается она.

– Почему здесь нахожусь я – понятно, а вот что здесь делаете вы? Как попали?

 Раиса Ивановна обычно не откровенничает. Редко от нее дождешься ответов на личные вопросы. И так не только со мной. Но сейчас она, видимо, решилась:

– А попала я сюда благодаря детям своим. Видите ли, я стала для них обузой. А что? Все, что можно, я им дала. Решили они сделать из меня сумасшедшую.

Я хмурюсь от услышанного:

– Но это же...

– Поганенько, да. Хорошо, что в овощ не превратили. А то сын пытался подкупить медсестричку одну. Но я ее во время раскусила. И, слава богам, есть у меня кое-что, отложенное на черный день. На длинный такой день, лет на десять растянется, – говорит Раиса Ивановна с сарказмом и улыбкой, но я чувствую и понимаю: ей больно.

– А внучка? – спрашиваю я. Теперь хмурится Раиса Ивановна:

– Какая внучка?

– Дочка сына, единственная ваша внучка, она же вас так любит.

– Откуда ты это знаешь? – с усмешкой интересуется Раиса. – Я ж тебе не рассказывала... И видеть ты ее не могла. В последний раз она меня навещала ещё до твоего появления здесь...

– Разве? – искренне удивляюсь я и вдруг понимаю: да, Раиса Ивановна мне ничего такого не рассказывала. И внучку ее я не видела... Но я это откуда-то знаю. Что любит и...

– Она хочет вас отсюда забрать. И заберёт.

 Раиса Ивановна хмурится и вдруг дёргается, мне на секунду кажется, что ей плохо. Но нет. Она залезает в карман очередного пёстрого халата и достает из него телефон. Старый, кнопочный. Удивлённо смотрит на экран, потом на меня.

 Я почему-то улыбаюсь, а Раиса Ивановна с лёгким недоумением снимает трубку. Начав разговор с банального "алло", женщина тут же меняется в лице – улыбается, да так, как я ещё ни разу не видела.

 Чтобы не мешать, я встаю из-за стола и отхожу на несколько шагов, иду ближе к забору. Медленно, играючи ступаю по сочной траве... Хочется сбросить обувь и погулять босиком! Несмотря ни на что, здесь так красиво и воздух свежий...

 Здесь когда-то был сад, фруктовый: яблони, груши, вишни. Его вырубили, оставив лишь пару деревьев. Зачем?

 Стоп! Вот откуда я это знаю? Причем точно, уверенно так. 

Глава 4

 Голова раскалывается. Даже таблетка не помогает.

 Я ставлю автомобиль в гараж и через него захожу в дом. На громкий хлопок со стороны столовой появляется Нина. Увидев меня, домработница улыбается.

– Добрый вечер, – здоровается она.

Я киваю, потирая виски на ходу. Миную гостиную и собираюсь подняться на второй этаж.

– Сейчас Саша прийти должен, – бросаю я через плечо Нине. – Пусть поднимется.

– Хорошо, – слышу в ответ.

 Поднявшись, на несколько секунд замираю у двери своей комнаты. Но кошусь на соседнюю, комнату брата. Не знаю, зачем и почему, я делаю к ней шаг. Открываю и захожу, оставив дверь открытой нараспашку.

 Несмотря на то, что брат отсутствует уже почти две недели, в его комнате пахнет свежестью. А ещё лавандой. Любимый аромат Ромы. Говорит, он его успокаивает и помогает настроиться на нужный лад. Даже одну из стен брат выкрасил в лавандовый цвет. Лично меня он напрягает, я бы не смог жить в комнате со стеной такого цвета.

 Но есть и другая причина моего напряжения – именно на этой стене висят картины. В несколько рядов, в шахматном порядке... Картины, написанные братом.

 Я пододвигаю кресло-качалку – ещё одна блажь брата – в центр комнаты и ставлю его напротив лавандовой стены. Сажусь. Поочередно смотрю на каждую картину. Внимательно. Тщательно. Словно пытаюсь увидеть то, чего раньше не видел.

 На всех одна и та же девушка. Вроде обычный типаж: четкий овал лица, темные волосы, светлая кожа, голубые глаза... Но столько в них всего! На каждой картине разные эмоции, которые брату удалось передать именно глазами. Я как будто не на нарисованные портреты сейчас смотрю, а на фотографии. Такие живые, настоящие...

 У брата всегда был талант к рисованию. Но вот портретизм никогда не был его сильной стороной. Ни я, ни отец у него так не получались, как получается она. Дана.

 Вымышленная женщина брата, ставшая нашим кошмаром.

 До сих пор не верю, что она существует... Если бы сам не увидел тот сюжет.

 В доме звенит дверной звонок. Но я не поднимаюсь с кресла, а продолжаю сидеть, прислушиваясь. Мужской голос, голос Нины, шаги внизу, потом скрип нескольких ступеней – дому требуется ремонт, как раз хотел этим заняться. Когда по звукам понимаю, что человек поднялся на второй этаж, выхожу из комнаты.

– Добрый вечер, – здоровается Саша, приближаясь ко мне. Лицо сосредоточенное, равнодушное. Он почти всегда такой – мало эмоциональный.

 Я здороваюсь в ответ и киваю на дверь, за которой находится кабинет. Мы поочередно заходим и садимся за небольшой стол, друг напротив друга.

– Рассказывай, что узнал, – даже чересчур требовательно прошу я.

 Саша кивает, открывает свою сумку и достает из нее планшет. Снимает блокировку, кладет его на стол и начинает рассказывать, периодически подсматривая в планшет.

– Девушку, которая вас интересует, нашли два месяца назад, первого мая, она бродила вдоль водохранилища, на востоке города... 

– Какого мая? – с удивлением перебиваю я, решая, что ослушался.

– Первого, – повторяет Саша.

Я хмурюсь от недоумения. Надо же, какое совпадение!

– Ну так вот, – продолжает он. – Она бродила вдоль водоема, в одном белом платье, причем в мокром. Хоть погода и стояла уже теплая, но не настолько. В общем, на нее обратила внимание парочка молодых людей, гулявшая с собакой. Подошли. Выяснилось, что девушка ничего не помнит: ни где она находится, ни как здесь оказалась, ни своего имени и ничего из своего прошлого. Девушка выглядела прилично: чистая, ухоженная, речь не скандированная, четкая, на наркоманку не похожа.  Парочка отвела ее в ближайшее отделение полиции. Там она написала заявление, которое приняли, девушку сфотографировали, внесли в базу потеряшек и отправили в медицинское учреждение. В больнице ее осмотрели врачи, взяли анализы, положили в стационар. Две недели девушка провела там. Ей поставили диагноз: диссоциативная амнезия, при которой забываются факты из личной жизни, но сохраняется память на универсальные знания. Диссоциативная амнезия обычно является результатом психической травмы, однако ни травм, ни заболеваний, предшествующих этому, у девушки обнаружено не было. Абсолютно здоровый человек, примерно двадцати пяти лет...

 Двадцати пяти лет. Ровесница Ромы. И именно столько его Дане... Как-то всё странно это. Очень странно.

– На теле нет следов от пластических операций? – интересуюсь я.

– Нет, – качает головой Саша. – Ни следов, ни прочих шрамов. Татуировок и родимых пятен – и тех нет. Оттого и описать ментам девушку трудно было – никаких опознавательных примет. "Неизвестная в белом платье".

– Ясно, – киваю я. – Сейчас она там же, в больнице?

– Полтора месяца назад девушку перевели в специализированную лечебницу... Я съездил туда, и, по сути, это учреждение не муниципальная психиатрическая больница на окраине города. Находится под патронатом неравнодушного мецената, чей отец болен синдромом Корсокова, это разновидность амнезии, при которой человек не может запоминать текущие события при частичном сохранении памяти на прошлое… 

Я хмурюсь от ненужной информации и спрашиваю:

– Что ещё о девушке можешь сказать?

– Красивая, – улыбается Саша, но буквально через секунду его лицо вновь становится сосредоточенным, он опускает голову, листает планшет и говорит: – Начитанная, явно образованная. Знает несколько языков: английский, французский, немецкий и... Азербайджанский, – я в удивлении приподнимаю брови, и мне тут же поясняют: – В лечебнице этой младшим персоналом работает девушка из ближнего зарубежья, однажды ей плохо стало и начала она кричать на родном языке, никто ничего не понял, а вот ваша неизвестная тут же перевела, что сказала азербайджанка... Ещё она разбирается в лекарствах, диагнозах. Вполне возможно, что у девушки есть медицинское образование.

Глава 5

 После отъезда Раисы Ивановны мне становится грустно. В этот же день. Такая тоска за себя, но при этом радость за нее. Раисе Ивановне хорошо будет с внучкой. С ней ей повезло. Заботливая, любящая... Она внешне очень похожа на бабушку. 

 Уезжая, Раиса Ивановна старательно сдерживала слезы, я чувствовала – она переживает за меня. Даже поцеловала на прощание. И оставила свой номер телефона. Но я пока не звоню. Надо привыкать находиться здесь без нее.

 Я почему-то уверена – мне не впервой. Привыкать.

К одиночеству уж точно... 

Хоть и трудно. 

 Общаться мне не с кем. Я пыталась заговорить с одной девушкой за завтраком. Но она на контакт не пошла и молча пересела за другой стол. Медсестры, да, общаются, но у них своих рабочих дел полно.
Вот я и провожу большее количество времени на воздухе. Книжки и кроссворды мои спутники на эти два дня. А ещё я, кажется, измерила шагами всю территорию сада.

 Трава приятно щекочет ступни. Я опять гуляю, босиком. Мне нравится, от этого появляется лёгкое, едва уловимое чувство объединения с природой. Мне даже кажется – я заряжаюсь энергией. Она проникает во все клеточки, питает меня. Наполняет силой. И тела, и духа.

 А ещё я лелею надежду вновь окунуться в то видение, что было у меня здесь. Я хочу увидеть и разглядеть того мужчину, спешащего мне на встречу в чужом цветущем саду. Наша встреча была так важна для него... А может, и для меня?

– Аня! – кричит Катя, я оборачиваюсь – медсестра стоит на ступеньках нашего корпуса и машет мне рукой. – К тебе приехали!

 От фразы медсестры я улыбаюсь. Может, на этот раз ко мне наконец-то приехали мои близкие? Сердце в предвкушении начинается бешено биться.

 Подхожу, нет, почти подбегаю. У лестницы надеваю шлепанцы и поднимаюсь. Ноги ватные, а руки трясутся...

– Кажется, на этот раз тебя нашли, – улыбается медсестра, берет меня под руку и ведёт в здание. Больше она ничего не произносит, лишь продолжает загадочно улыбаться. Мы проходим по широкому коридору и сворачиваем. Минуем столовую и небольшую открытую комнату, в которой работает телевизор. Сворачиваем ещё раз и тут же оказываемся перед дверью кабинета главврача. Катя стучит, мы слышим ответ "входите", и сразу после этого моя сопровождающая открывает дверь.

 Я захожу одна, неуверенно и медленно, почему-то не решаясь поднять опущенные в пол глаза. Хлопок за спиной заставляет дёрнуться – и меня волной накрывает шлейф терпкого мужского одеколона. Нет, не Семеныча. Запах принадлежит другому человеку.

– Это за тобой... – произносит главврач. Я поднимаю голову, смотрю на него. Как он довольно улыбается и кивает на мужчину, сидящего за большим столом по его правую руку. 

 Перевожу взгляд с диким чувством тревоги. И встречаюсь глазами с глубоким, серо-голубым взглядом, принадлежащим мужчине, чей запах и накрыл меня. Ему лет тридцать. Светлые волосы, прямой нос, бантик розовых губ, на них – лёгкая улыбка, от которой на щеках появляются небольшие ямочки... Их видно даже через небольшую и аккуратную щетину.

– Здравствуй, – здоровается он и смотрит так внимательно, как будто видит в первый раз. А потом тихо произносит: – Дана...

– Дана, – повторяю я, и это слово, это имя, сорвавшись с моих губ, теплым и ласковым потоком заполняет пространство вокруг!

 Меня охватывает странное чувство, хочется и смеяться, и плакать одновременно. Ведь я понимаю: Дана – мое имя! Мое! Я нашла его. Теперь знаю.

 Становится легче. Как камень с души сваливается. Теплый поток теперь разливается по телу. Ноги подкашиваются, и я чуть не падаю, мужчина успевает вскочить и поймать меня, а потом помогает присесть на стул рядом с собой. А я ловлю его запах, его взгляд. И руки у него такое крепкие, сильные, горячие...

– Вижу, свое имя ты узнала, – елейно произносит Семеныч. Перед ним на столе лежат документы, которые он сейчас убирает в коричневую папку и пододвигает ее светловолосому мужчине. Все это подмечаю боковым зрением, ведь мы с мужчиной продолжаем смотреть друг на друга. И оба с одинаковым интересом. Что-то знакомое есть в нем, но такое прозрачное, неуловимое...

 В груди колет. Сильно и опасно. Я его знаю! Но не узнаю.

Кто он?

Друг? 

Брат? 

Любимый???

Не чужой. Не недруг.

 Между нами искрит что-то, необъяснимое и напряжённое.

– Имя, да, узнала, – киваю я, не отводя взгляда от серо-голубых глаз, чьи зрачки слегка расширяются. И я вижу в них свое отражение. – А вот вас – нет... вы кто?

– Ты... – поправляет мужчина сипло, откашливается и, разрушая наш зрительный контакт, отвечает: – Я брат твоего мужа. Меня... зовут Руслан, брата – Роман.

 Хмурюсь. Мужские имена мне ничего не говорят. Совсем. Не было таких ощущений, какие появились от моего имени.

 И он сказал "брат мужа"?

 Значит, у меня есть муж?

 Безумие какое-то! Быть замужней и не помнить этого. Не помнить мужа и не помнить своих чувств к нему.

 Невольно смотрю на свою правую руку... Там могло быть когда-то кольцо? Не понимаю свою эмоциональную реакцию. Не чувствую ответа.

– А почему мой муж сам не пришел? – интересуюсь я с недоумением.

 Семеныч переглядывается с мужчиной, в его лице подобный вопрос.

 Руслан теребит браслет золотых часов на запястье, а я смотрю на его руки – все мышцы напряжены. И только сейчас, поднимая взгляд выше, обращаю внимание, что на мужчине кипельно-белая футболка, обтягивающая его торс. Широкие плечи, широкая грудь...

Глава 6

Руслан

 Мне некомфортно. И жутко неудобно, даже стыдно.
Я же вру! Вру этой девушке, которая ничего о себе не помнит...

 Наверное, это очень странно. То, что она чувствует. Не помнить себя, свою жизнь... Мне, конечно, верить ей трудно. Но и не верить нет причин.

 А точно не помнит? Осталось у меня ещё сомнение, которое, черт тебя дери, рассеивается, стоит мне посмотреть на ожившую фантазию брата.

 Вот она – сидит сзади. Смотрит в окно. Я рассматриваю ее исподтишка, через зеркало заднего вида. Вид у нее сейчас непонимающий и заинтересованный. Она кусает губу, мило хмурит бровь и смотрит в окно.

 Темные локоны обрамляют лицо. Кожа светлая, почти прозрачная. Лишь на щеках румянец, как мазок пастельного мелка, растушеванного пальцем.
В жизни она точно такая же, как на картинах. Да, признаю очевидное – красивая... 

 Черт! Как я ненавидел эту красоту, положенную братом на холсты. Каждую новую картину ещё больше и больше. Однажды я даже порвал один портрет, на котором Дана парила над землёй. В белом платье...  Эта картина буквально пугала меня, будила странные чувства. Я сжёг в камине порванные в порыве злости и ненависти куски бумаги. С удовольствием смотрел, как они превращаются в пепел. Мечтал, чтобы вот так же сгорел образ. Раз и навсегда!

 А теперь боюсь смотреть на нее, потому что, когда смотрю, не могу отвести взгляда. Она светлая какая-то. Немного отрешенная. Воздушная... Это настолько мило, настолько зачаровывает. Что становится не по себе.

– Я могу посмотреть свои документы? – аккуратно спрашивает девушка, коснувшись моего плеча. Я невольно оборачиваюсь. На секунду...

 Вот это волна! Вот это взгляд! Ее глаз... У нее, живой и настоящей. Глаз, горящих застывшим холодным огнем. Говорят же, что они – зеркало души. И я действительно будто бы вижу в них что-то необъяснимое, загадочное... 

 Мимикой, если человек обманывает, можно сыграть, а вот глазами?

 Все, не смотреть на нее. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к ее реальности.

– Конечно, – отвечаю я и, не глядя, протягиваю девушке папку, которая лежит со мной рядом, на пассажирском сидении. В папке документы: паспорт, медицинская страховка и свидетельство о браке. Все оформлено задним числом. И заплатил я за это приличную сумму. Спасибо Саше и его связям.

 Она берет документы, перебирает и достает свидетельство о браке. Рассматривает внимательно. Я вижу это, периодически бросая на девушку взгляд через зеркало. И я понимаю, почему ее заинтересовал именно этот документ – в свидетельстве много информации. Девичья фамилия, дата рождения, бывшая прописка... Над этими пунктами я ломал голову дольше всего. Место рождения выбрал северней и как можно дальше от наших мест, чтобы не было желания туда съездить. Фамилию и отчество самые простые – Иванова и Александровна.

 Но теперь, по документам, она носит фамилию мужа. Нашу фамилию. Троцкая. Троцкая Дана Александровна.

 Кстати, удивительно, что, когда я произнес имя "Дана" в кабинете главврача, оно произвело на нее такое впечатление. 

 Неужели это правда ее имя? 

 Так, черт побери, бывает?

– У меня скоро день рождения, – подмечает девушка, продолжая изучать  документ. Я киваю. И дату эту выбрал не случайно – каждый год Рома отмечает день рождения Даны именно в этот день: покупает торт и шампанское, ставит в гостиной цветы, просит накрыть стол... Помешательство на грани сумасшествия. Но я к нему, по большому счету, привык.

– Где мои родители? – звучит жалобно вопрос.

– Не знаю, ты из детдома, – сухо отвечаю я. Да, такая легенда. Грустная, но вполне себе распространенная.

 Она молчит. Думает. А потом смотрит на меня через зеркало, когда наши взгляды встречаются, она интересуется:

– Как я оказалась в этом городе?

– Вроде приехала учиться.

– И где я училась? На кого?

– Не знаю, – произношу я и демонстративно отвожу взгляд. Процент некомфорта зашкаливает. Моего некомфорта. Мне противно все это говорить. Мы с Сашей думали про диплом о высшем образовании. Но какую указать специальность – неизвестно. И Ромка никогда про это не говорил. "Дана может и умеет все", – вот это все, что я знаю и помню.

 Девушка... (Черт! Она – Дана! Надо приучить себя называть ее так. Даже мысленно) Дана ёрзает на месте. Видимо у нее много вопросов, но она видит и понимает, что я не особо настроен на них отвечать. Однако спустя пять минут она все же просит:

– Расскажи мне про меня все, что знаешь.

 Я ждал этой просьбы. Но все равно к ней не готов сейчас. Круто поворачиваю руль, съезжая с трассы. Делаю вид, что меня очень интересует местная дорога.

– Мы с тобой практически не общались, – отвечаю. –  Я, признаться честно, знаю о тебе немного.

Глубокий вздох в ответ. 

– Тогда расскажи мне про моего мужа, про Рому, – просит она вдруг.

 Черт! Это так легко и так сложно одновременно. Легко перечислить его положительные качества  – их много. Сложно рассказать, чем он отличается от других.

 Но это придется сделать. И лучше раньше, чем позже. Однако начинаю я с положительного в общепринятом смысле:

– Он добрый. Трепетный и заботливый. Искренний, говорит то, что думает... 

– Чем занимается?

– Художник, – фыркаю я и добавляю: – Точнее, мультипликатор. Ведёт канал в интернете, выкладывает свой собственный мультипликационный сериал. Про ангелов, за основу взял сюжет дилогии Бернара Вербера.

Глава 7

 Когда Руслан сказал, что мой муж страдает от эпилептических припадков, меня это не испугало. Почему-то... Такое ощущение, что я про это много знаю. Как они начинаются, как протекают, что нужно делать, как помочь... Это не так страшно, как кажется, как думают люди. С этим можно жить. Да, больно когда страдает твой близкий... Руслан явно дал мне понять, что я ушла из-за болезни мужа. Но это же не причина бросать любимого человека? Я бы точно не бросила. Любимого...

 А если он не любимый?

 Меня ещё немного настораживает другое. Из всего нашего общения с Русланом, как он себя ведёт, как он отвечает, точнее, не отвечает на конкретно поставленный вопрос, у меня создалось такое впечатление, что он меня... недолюбливает. Вот только я не понимаю, почему и за что? 

 Хотя...

 Это очень похоже на ревность. Первое определение всего его поведения, которое пришло мне в голову... Я чувствую, он ревнует... своего брата? Ко мне? Так выражается у этого человека братская любовь?
Конечно, ее не сравнить с другой любовью, например, к мужу или жене. Это совсем разное, и я понимаю – братская сильней, потому что она никогда не пройдет. Она есть всегда. Ведь нет никого ближе брата или сестры. Одна кровь, общая история... Не знаю, что или кто может ее разрушить.
Не я... Мне это зачем?

 Так дело в ревности или действительно Руслан сказал правду, и мы с ним просто мало общались? Нет у меня причин доверять этому Руслану. Но и нет причин не доверять.

Он не знает меня, я не знаю его. Логично? Да!

Но и у этого, наверное, есть причина? Жить в одном доме и не общаться – это странно. Для меня, во всяком случае.

 Дом, кстати, очень красивый. И большой. Из гаража мы попадаем в просторный холл, который плавно перетекает в гостевую комнату. Большой стол, по краям стулья с резными спинками, стеклянная дверь мансарды, занавески слегка колышутся от приоткрытого окна. Напротив меня камин, над ним – картина, милый пейзаж с розами. Мне нравится. Мне даже это как будто знакомо... И уютно.

– Кто ещё здесь живёт? – спрашиваю я. Громко. Потому что стою довольно далеко от Руслана, обнимая себя за плечи. Мне так комфортно, хотя я понимаю этот жест – словно я защищаюсь. При этом осознаю – защищаться здесь мне не от кого.

 Руслан наливает у камина в пузатый бокал янтарную жидкость из бутылки с красной этикеткой. Оборачивается, смотрит с прищуром.

– Не считая работников, живём мы здесь втроём, – отвечает он и делает глоток, от которого хмурится. – А раньше с нами жил ещё и наш отец.

– А где он сейчас?

– Умер, в этом году, – отвечает, делая ещё один глоток. – Первого мая.

 В груди так колет. Очень больно и натянуто тонкой стрункой. Она звенит, вызывая вибрации во всем теле.

– Меня нашли в этот день... – признаюсь я. – Жаль, что я не была рядом с мужем в такой трудный момент, – ловлю взгляд Руслана, смотрит он исподлобья, настороженно, и под этим взглядом я раскаянно повторяю: – Мне, правда, жаль.

 Руслан фыркает. 

– Ты же не виновата... – произносит он. Но так, что я вдруг неожиданно чувствую – виновата! Только в чем? Меня не было тогда, я не помню...

 Хочу подойти к брату мужа, но не решаюсь сделать и шага. Отвожу взгляд и тихо задаю вопрос:

– Как он умер? 

– Сердечный приступ. У него было больное сердце. 

– А ваша мама? – спрашиваю я аккуратно.

– Наша мама тоже умерла, давно, – отвечает Руслан.

 Мне тоскливо за братьев. Однако у них есть близкий человек, родной. У меня нет. А если и были, я об этом не знаю и не знала. Ведь Руслан сказал, что я из детдома.

Решаю перевести тему:

– А как мы с Ромой познакомились?

– Про это лучше спросить у Ромы.

 Такой ответ не удивил. Руслан старательно не отвечает на вопросы по поводу нас с мужем. И мне лишний раз кажется, что что-то здесь не так.

– Как ты считаешь – я его люблю? – вырывается у меня вдруг. Руслан смотрит на меня таким пронизывающим взглядом, будто бы хочет заглянуть внутрь, в душу, в сердце...

– Я знаю точно, что он тебя любит. Безумно... – говорит он, переводя взгляд. – Потерпи, он скоро приедет и расскажет тебе все, что ты хочешь знать. 

 Я киваю и улыбаюсь. Надеюсь, эта встреча расскажет мне больше. Надеюсь, Рома поможет мне все вспомнить.

 В холле слышится стук каблуков, мы с Русланом одновременно оборачиваемся и видим, как в гостиную входит женщина. Волосы собраны в идеальный пучок, на носу очки в тонкой оправе. На женщине белая с коротким рукавом блуза и тёмно-коричневая юбка-карандаш. В руках – поднос.

 Зайдя в комнату, женщина смотрит на меня, резко останавливается, разводит руки, как от испуга, и поднос летит на пол.

– О боже... – шепчет она, уставившись на меня.

 Руслан хмурится, представляя:

– Это Нина, домработница. 

Я киваю женщине, она повторяет мое движение.

– Простите, – женщина отводит взгляд и опускается на колени, чтобы собрать то, что уронила.

 Собирает медленно, руки ее слегка трясутся. А ещё она изо всех сил сдерживается, чтобы не поднять глаза... Чтобы посмотреть на меня?

Почему такая странная реакция?

– Что-нибудь желаете? – собрав все уроненное на поднос, интересуется Нина и бросает взгляд на Руслана.

– Дана? – спрашивает у меня он. Нина слегка дёргается, услышав имя. А я негодую, не понимая. 

Глава 8

Руслан

– Нина, я же просил... – начинаю я шепотом и кошусь на дверь мансарды. 

 Дана отходит от дома. Антон замирает у крыльца и наблюдает. Антона я нанял специально. Да, наблюдать... Черт, следить за этой девушкой! Он человек новый в этом доме, многого не знает. Да и не должен.

 Мне пришлось на всякий случай уволить всех, кто здесь до этого работал. Кроме Нины. Прощаться с ней я не готов. Она столько лет с нами. Можно сказать – заменяла нам мать. Ромке-то уж точно. Нина пообещала, что ничем не выдаст. И вот тебе – такая реакция при виде этой девушки.

– Простите, я просто... – начинает причитать Нина.

– Я растерялась, увидев ее... Как же она похожа... Это невероятно... Такое ощущение, что...

– Я предупреждал, что похожа, – перебиваю, качая головой. – Постарайся и запомни – она жена Ромы. Та самая, о которой он твердил столько лет. Та самая Дана...

 Нина отряхивает подол чистой юбки, выпрямляется, как по струнке смирно, и говорит:

– Я справлюсь. Привыкну.

– Очень тебя прошу... Это ради Ромы.

 Нина понимающе кивает. И вдруг косится в сторону сада.

 Здесь скулит Айша. Протяжно так, что становится не по себе... Раньше она издавала подобные звуки, когда уезжал Ромка. Его она как-то особенно любит. А сейчас скулит уже неделю, каждый день. Да и ведёт себя странно, никого не подпускает близко, от прогулок отказывается. Даже ест с неохотой, скалясь на того, кто приносит ей еду. 

 Собака шикарная в плане охраны. Но она уже немолодая, да и с жутким характером. Все, кто живёт или бывает в доме, ее боятся. Ещё бы! Семьдесят сантиметров в холке, шестьдесят килограммов. Это зверь. Как на вид, так и в поведении. Алабай – и этим все сказано.

 Антон, к счастью, один из тех, кто собаку не боится. В его резюме было указано ОКД – основы кинологической дрессировки. Так что в последние дни именно ему я поручал собаку. Но даже он справлялся с Айшей с трудом.

– Руслан Алексеевич! – зовёт меня с улицы Антон, и я, слыша в его голосе настороженные нотки, тут же выхожу. – Мне стоит вмешаться? – кивает он в сторону забора, я перевожу взгляд и вижу такую картину: Дана стоит напротив собачьей будки, а Айша лает, остервенело, пытаясь сорваться с цепи. Но Дана, вместо того чтобы испугаться и уйти, видя такое поведение собаки, подходит ближе и запускает тонкие пальчики в сетку забора вокруг будки.

 И вдруг... Айша прекращает гавкать. Несколько секунд они просто смотрят друг на друга, а потом Дана открывает едва заметную дверцу, ведущую на огороженную территорию.

Твою ж мать!

Вот что она делает?!

 Я быстро спускаюсь по ступеням, бегу к ним. За мной – Антон.

 Кричу на ходу:

– Уйди оттуда!

 Но меня не слышат. Смелая и чокнутая девушка уже заходит и... Опускается на корточки перед собакой. А Айша ведёт себя странно: сначала садится, а потом ложится Дане под ноги, виляя обрубком своего хвоста.

 Что, черт тебя дери, происходит?

 Мы с Антоном переглядываемся и, замедляя бег, молча подходим.

– Сколько ей лет? – не оборачиваясь, спрашивает Дана, когда мы останавливаемся рядом.

– Семь, – отвечаю я.

– Ей плохо, – сообщает девушка. Айша продолжает покорно лежать, а Дана, совершенно не боясь, спокойно гладит собаку по голове. – У нее что-то болит... Можно? – спрашивает Дана у собаки. И я, и Антон наблюдаем за этим с недоумением. И я бы сам не поверил, если бы не увидел – Айша отворачивает морду и позволяет Дане ее ощупать! Никогда и ничего подобного она не позволяла посторонним. Голову, шею, спину и лапы. Дана ощупывает животное аккуратно, на вид, я бы даже сказал, профессионально, а собака при этом не издает ни единого звука.

– Лапа... – произносит Дана, поглаживая правую заднюю конечность Айши. – Сустав... – задумывается на несколько секунд и выдает: – Похоже на артрит.

– Артрит? У собаки? – с усмешкой спрашивает Антон.

– Да, – невозмутимо отвечает Дана. – Ещё собаки диабетом и простатитом болеть могут.

– Ну, простатит Айше не грозит, – продолжает усмехаться Антон.

 Усмешку Дана не замечает и категорично заявляет:

– Ей надо к врачу.

 Думаю буквально секунду. Смотрю на собаку... Черт! Я же видел, что с ней что-то не так. Но были дела важнее.

 А теперь мне даже немного стыдно... Мне стыдно перед собакой!

– Слышал? – рявкаю я на Антона. – Принеси намордник, Нина знает, где он. Повезешь Айшу в ветеринарку. 

 Злюсь на себя и понимаю, что тупо отыгрываюсь на парне. Ведь ничего подобного не входит в его обязанности. Однако от моего рыка Антон молча семенит к дому. Придется выдать ему аванс.

 Антон возвращается быстро, неся в руках кожаные ремни. Дана надевает намордник и ошейник на собаку, пристегивает короткий поводок и выводит Айшу. Она, рыча, косится на нас, но, стоит Дане ее погладить, собака тут же успокаивается. Чудеса какие-то!

 Антон загружает собаку в машину, которую я выделил ему персонально. На всякий случай, для поездок Даны. 

 Я объясняю, как доехать до ближайшей ветеринарки, и даю деньги. Когда машина выезжает со двора, возвращаюсь к Дане.

– Я ветеринар? – спрашивает она вдруг. Я пожимаю плечами, при этом думая: а может? Может она быть ветеринаром? Осматривала Айшу она явно со знанием дела. Да и Саша говорил, что у нее может быть медицинское образование.

Глава 9

Сердце замирает от увиденного.

Я смотрю на картины и в каждой узнаю себя...

Да, это я!

Невероятно!

 Портреты как будто живые. Точнее я на них такая. Запечатлена в движении, а не статично. Словно поймана, застукана. Неожиданно. На каком-то улыбаюсь, на каком-то грущу или смущаюсь с улыбкой на лице. Я же могу отличать свои эмоции. Особенно в глазах. Особенно на этих портретах. 

– Это Рома написал? – уточняю я, хотя уже знаю ответ.

– Да, – произносит Руслан. – Я же говорил – брат тебя безумно любит. 

 Взглянув на эти  портреты, понимаешь – да, любит. Я понимаю, чувствую, вижу... Только по-настоящему любящий человек мог написать такое. И этот человек – мой муж... Как жаль, что я его не помню. И как жаль, что здесь нет картин с его изображением.

 Рассматриваю все картины по очереди, долго, внимательно, Руслан мне не мешает, стоит и молча наблюдает. Хотя я и чувствую от него вибрации, похожие на лёгкое недовольство.

 Одна картина особо привлекает мое внимание, на ней я в голубом платье, поверх надет белый передник, стою на фоне голубого дома с белыми колоннами. Понимаю – это тот самый дом, который привиделся мне сегодня.

– Где написана эта картина? Что это за дом? – спрашиваю я. 

– Не знаю, – пожимает плечами Руслан. – Да и скорее всего, эта картина плод воображения брата, – он фыркает и добавляет: – Рома любит фантазировать и переносить свои фантазии на холсты.

 С досадой хмурюсь. Ведь я решила, что именно этот дом привиделся мне неспроста. Что-то он значит. Он должен существовать...  Да и одежду похожую я тоже уже видела. Точнее себя в ней, в том саду с незнакомцем.

 Было это или все увиденное тоже плод уже моего воображения, подсмотренного у мужа на картине?

– Когда мой муж возвращается? – спрашиваю тихо, продолжая смотреть на картину с голубым домом. Он не отпускает. Притягивает взгляд... И будит во мне что-то щемящее, теплое... Нет, это не фантазия, я точно знаю этот дом. Я точно в нем была когда-то.

– Возможно, послезавтра, – отвечает Руслан и делает шаг к выходу. Таким образом он намекает, что нам надо покинуть эту комнату. Но мне не хочется. А хочется побыть здесь подольше и рассмотреть не только картины, но и всю обстановку.

 Однако я следую за братом мужа, стараясь за несколько секунд оглядеть комнату. Кровать, двуспальная, большой стенной шкаф, стул и стол с компьютером, кресло-качалка... И запах лаванды. Тонкий, вкусный... Я люблю этот запах.

 Руслан останавливается у комнаты, которую назвал моей.

– Может, ты хочешь переодеться? – спрашивает он вдруг, оглядев меня. Спортивные штаны, растянутая футболка и резиновые шлепанцы-вьетнамки. Да, в этом виде в таком доме я смотрюсь нелепо. Даже домработница Нина выглядит намного лучше. – Принять душ? В каждой комнате отдельный санузел. 

– Хорошо, спасибо.

 Я подхожу к двери тянусь к ручке, в этот момент Руслан делает то же самое. Буквально на секунду наши пальцы касаются друг друга. Мы одергиваем руки, как от удара тока.

– Через полчаса спускайся к ужину, – бросает Руслан и спешно направляется к лестнице. Я провожаю его взглядом, потирая ладонь. Такое ощущение, что она горит. С осторожностью нажимаю на ручку, и открываю наконец-таки дверь. 

 В комнате темно – плотные шторы сдвинуты. Через них не пробивается ни лучика света. А ведь на улице всё ещё светло. Первым делом подхожу к окну и раздвигаю шторы. Небольшое помещение тут же наполняется теплым светом. Теперь я могу осмотреться.

 Весенняя – так можно охарактеризовать комнату. Много сочных и ярких оттенков зелёного, в основном в текстиле: шторы, подушки, покрывало и пушистый ковер посреди помещения.

 Я не узнаю комнату, хотя признаю: мне здесь вполне комфортно. 

 Кровать большая, двуспальная, она даже больше, чем в комнате Ромы. Слева прикроватная тумбочка, на ней светильник с кружевным зеленым бра. Над кроватью висит тряпичное полотно, на котором изображен заход солнца... Почему я решила, что заход? Может быть восход?

 В рисунке преобладают темные цвета, но это не нагнетает. Наоборот, в этом есть что-то романтичное. С моего ракурса кажется, что влюбленные наблюдают за тем, как садится солнце... Да! Это определенно закат.

 На противоположной стене, ближе к окну, почти неприметная дверь. Рядом с ней стенка с телевизором, книгами, какими-то милыми безделушками: статуэтки, свечки... Но здесь нет фотографий. Вполне возможно, что в современном мире мало кто хранит бумажные снимки, все в основном в цифровом виде. Но и компьютера в комнате тоже нет.

 Стенка заканчивается высоким угловым шкафом. Подхожу к нему, распахиваю дверцы и смотрю внутрь. Сверху две полки со сложенной одеждой, снизу несколько пар обуви, а посередине шкафа идеальный ряд нарядов на вешалках... Как много одежды! И какая она разная, здесь просто изобилие различных цветов и тканей... Провожу по вешалкам рукой, едва касаясь пальцами. Неужели я все это ношу? Например, это синее короткое платье с баской на талии? Или это красное, длинное в пол, но с открытыми плечами и спиной. А жёлтое? Такое яркое, что глаза устают смотреть. Есть ещё розовое, кружевное. Белое, в зелёный мелкий горошек с пышной юбкой... Все это очень красиво. Но ничего не говорит о стиле хозяйки. Ничего не говорит обо мне.

 Лезу на полку со сложенной одеждой. Джинсы, юбки, футболки и блузы... Вот это уже ближе ко мне, что ли... 

 У стены, что ближе к прикроватной тумбочке, стоит трюмо. На нем два серебристых чемоданчика: один большой, другой раза в два меньше. Подхожу, невольно ловя свое отражение сразу в трёх зеркалах, и открываю маленький чемодан.

Глава 10

Руслан

– Собаке нужно ставить уколы, – произносит Антон. Я пристально смотрю на Дану. Она после последней фразы Антона вдруг задумчиво озирается и произносит, даже слишком уверенно:

– Я могу ставить.

– Точно? – интересуюсь я и получаю в ответ кивок, а потом она спрашивает, обращаясь к Антону:

– Где сейчас Айша? 

– В будке.

– Ей нельзя переохлаждаться, будку надо утеплить, – заявляет она. Хочу возразить – какое переохлаждение летом? Но не решаюсь, а она словно это понимает и предлагает: – Достаточно постелить там что-то.

 Зову Нину и прошу что-нибудь придумать. Она уходит, а мы стоим в ожидании. Смотрю на девушку и в очередной раз за сегодняшний вечер подмечаю, как ей идёт это платье. Его цвет оттеняет цвет кожи. Она словно светится. И глаза от цвета наряда неожиданно кажутся другими, более яркими и глубокими. Дана смотрит на меня, настороженно и изучающе. А я не могу отвести взгляда от ее глаз, таких бездонных, чистых, пронизывающих. Мне становится немного не по себе, смешанное чувство, как будто эти глаза несут опасность, но они так нужны, в них хочется смотреть, как будто ища там разгадку страшной тайны.

 Нина возвращается с куском серой ткани, отдает ее Дане, и они вместе с Антоном покидают дом. А я иду в столовую за коньяком. Надо ещё выпить, расслабиться. А то рядом с этой девушкой я напряжён. Чувствую себя не в своей тарелке, даже родные стены кажутся чужими.

 Вместе с бутылкой прохожу в гостиную, сажусь у камина и наливаю себе бокал. Выпиваю и думаю. 

 Интересно, всё-таки кем была Дана в прошлом, чем занималась? С диагнозом собаки она могла просто угадать. А могла и точно знать. Может, она правда ветеринар? А что, животное к ней прониклось, послушалось... диагноз правильный ставит, уколы колоть может, разбирается в медикаментах...

И все это вспоминается у нее само собой?

Или всё-таки эта девушка меня обманывает и помнит о себе гораздо больше, чем я думаю, а возможно, и все?

Твою ж!

Но для чего ей это?

 Когда Антон с Даной появляются на пороге гостиной, я пристально смотрю на девушку. Как будто ища ответа на вопрос... Но не нахожу. Не понимаю. Тупо пялюсь в ее лицо, зачем-то смотрю на прическу, вроде бы сделанную на скорую руку, но она ей так идет. Открывает изящную шею, и уши, сережки... Надо же, я скупил практически половину ювелирного магазина, а она выбирала те, самые простые,  которые мне вручили в качестве подарка. В этих гвоздиках вроде топазы, хотя я не особо разбираюсь в камнях.

– Все в порядке? – спрашиваю я. Дана кивает, прикрывает рот ладошкой, пряча за этим движением глубокий зев.

– Я устала, – говорит тихо. – Могу я пойти в свою комнату?

– Тебе незачем у меня спрашивать подобное, – заявляю я. И говорю это почему-то с напряжением, и в голосе, и в лице. Меня раздражает, что она просит у меня разрешения? 

– Спокойной ночи, – произносит Дана с улыбкой. Кивает Антону и идёт к лестнице. 

 Услышав, как хлопнула дверь на втором этаже, жестом подзываю к себе нового охранника новоиспечённой жены брата. Он подходит.

– Вы о чем-то разговаривали? – спрашиваю я.

– О собаке, – отвечает он. 

– Больше ни о чем?

– Больше ни о чем.

 С досадой машу рукой. Антон это понимает правильно и уходит.

 А я бросаю взгляд на часы – время детское. Но понять усталость Даны можно, столько событий у нее за сегодня. У меня, кстати, тоже. Думаю, что тоже надо идти, можно лечь спать пораньше. Это был длинный день. Странный.

А сколько их ещё впереди?

 Утром меня будит телефонный звонок. На экране высвечивается улыбающееся лицо Романа. Снимаю трубку:

– Алло.

– Привет, Рус, как дела?

 Голос брата звучит бодро и весело. И, к моему удивлению, в первый раз, звоня из больницы, он начинает разговор с приветствия. А не с вопроса про свою Дану.

– Да все нормально.

– А у меня сегодня последняя беседа с психологом. После нее разрешают ехать домой, – сообщает Рома.

– Отлично, – придавая голосу радости, отвечаю я. – Ждём тебя.

 Почему я сказал "ждём"? Имел в виду себя и Дану? О да, она, пожалуй, ждёт моего брата больше меня.
После этой мысли появляется сомнение – а что, если Дана все раскусит, увидев брата и поговорив с ним? Что, если он не удовлетворит всех ее желаний и ожиданий? Она предупреждена о болезни брата. И среагировала спокойно... А вот если Рома не ответит на ее вопросы о их прошлом? О ее прошлом?

– Я пришлю за тобой машину. Во сколько? – говорю я.

– Пусть приедет к трем часам, – отвечает брат, и, попрощавшись, мы кладём трубки.

 Сомнение не проходит. Продолжает давить, а с ним ещё приходит чуть запоздалое чувство вины. По отношению к Дане. 

Твою мать!

 Получается, что я обманом, насильно  женил ее на Ромке. Хотя она об этом не подозревает. Пока. Но... ведь если её не ищут – значит, она никому не нужна? А вот Ромке – да. Да и жить она будет как в шоколаде, у нее будет все самое лучшее: шмотки, рестораны, курорты. И Рома никогда ее не обидит. Уют, внимание... Этого ведь не мало? Этим ведь можно окупить липовый брак? Или я себе это внушаю, успокаиваю себя этим?

 Отгоняю эти мысли и резко встаю с кровати. Иду в ванную. Быстрый душ – и вот я уже одетый покидаю комнату.

Глава 11

 Проводив Руслана, я спешу в свою комнату, чтобы взять сумочку. В шкафу выбираю одну из самых маленьких, на длинном тонком ремешке, который я перекидываю через плечо. Убираю в сумку только карточку, которую вручил мне Руслан. Не знаю, правда, насколько это нормально, что брат мужа даёт мне деньги. Может, у них просто так принято, что деньгами их семейного бизнеса распоряжается более прагматичный Руслан?

 Напевая себе под нос, весело спускаюсь по лестнице. Антон, которому Руслан велел меня отвезти по магазинам, уже ждёт у входной двери. Он опять в очках, но темный костюм сменил на пусть тоже темные, но более лёгкие брюки и футболку.

 Мы покидаем дом, идём к машине, на которой Антон вчера отвозил Айшу. Проходя мимо будки, я заглядываю к собаке. Она при виде меня начинает вилять маленьким хвостом и настойчиво просит себя погладить. Я с радостью глажу собачью морду, холку. Айша все больше ластится, даже лижет мои коленки. Благодарность, собаки очень многое чувствуют и не меньше понимают. Да и отдача от них нереальная, заряжает энергией и позитивом. Я определенно люблю собак. И эта собака меня признает.

 Когда я покидаю огороженную вокруг будки территорию, Айша недовольно тявкает. Я извинительно на нее смотрю и отворачиваюсь. Спешно иду к машине.

 Антон открывает мне дверь, помогает сесть. А потом обходит автомобиль и занимает место водителя.

 Мы трогается, автоматические ворота открываются, выпуская нас на улицу. Едем молча, Антон вообще очень молчалив, если что-то и говорит, то конструктивно и по делу. Другой обитатель дома, Нина, наоборот, говорит много, очень много. Но это скорее просто женский трёп, не несущий зачастую никакой информации. Я ничего от нее толком и не узнала, кроме того, что Нина работает здесь уже очень давно. Про Рому и Руслана она тоже говорила, но в основном про их детство и юность. А все мои вопросы обо мне она тактично игнорировала. Или отвечала просто: не знаю.

 В этом доме никто не хочет мне помочь вспомнить прошлое. И я не понимаю, специально это или от неведения. Я была такой скрытной? Или им просто есть что скрывать от меня? Надеюсь, хотя бы Рома сможет помочь.

 Когда мне надоедает смотреть в окно, я начинаю пристально наблюдать за тем, как Антон управляет автомобилем: как плавно крутит руль, смотрит в зеркала.

– А я умею водить машину? – спрашиваю я.

– Не могу знать, Дана Александровна, – мотает он головой.

– При тебе я раньше ни разу не водила?

Антон хмурится. А потом выдает:

– Я раньше вас не знал.

– Как это?

– На Руслана Алексеевича я работаю всего лишь третий день.

 Меня эта информация почему-то беспокоит. Получается, Руслан нанял Антона перед моим возвращением. Именно для меня? 

– Что входит в твои обязанности?

– Не могу ответить вам на этот вопрос.

– Ясно, – говорю я, хотя мне далеко не ясно.

 Вскоре Антон въезжает на парковку большого торгового центра. Вывеска гласит, что здесь можно купить все. Что ж, проверим. 

 Первым делом я захожу в салон сотовой связи. Покупаю себе сим-карту вместе со смартфоном. Не самым дешёвым, но и не самым дорогим. Руслан сказал, что кредитка безлимитная, но это ещё не повод покупать все самое дорогое. Мне ни к чему. Ещё я рассматриваю стенд с ноутбуками, но решаю не брать его сейчас. Потом как-нибудь, выберем вместе с Ромой.

 После мы с Антоном идём в продуктовый магазин, занимающий в торговом центре половину первого этажа. Антон идёт рядом и послушно катит гремящую тележку. В магазине я беру только самое необходимое, ведь я уже знаю, что хочу приготовить. Обед из трех блюд, рецепты которых пришли мне в голову по наитию. Я уверена, что готовила подобное не раз и четко знаю последовательность приготовления.

 Расплатившись на кассе, мы идём к выходу. Антон молча несёт пакеты, загружает их в багажник. Домой едем тоже молча.

 По приезду я сразу приступаю к готовке. Нина пытается мне помочь, но я с улыбкой прошу позволить мне самой все сделать и отправляю ее отдыхать. Женщина удивляется, но послушно уходит.

 В два часа дня я начинаю нервничать. От ожидания и понимания, что встреча с мужем наконец-то состоится. Я так этого жду. Так хочу его увидеть. И узнать о нас, о себе. Что было? Как было? И почему все так?

 В полтретьего нервы шалят ещё больше, лицо горит, становится душно, я открываю окно, в надежде на уличную прохладу. Не помогает. За окном тоже жарко.

 А в три часа наступает уже апогей: руки трясутся, плохо слушаются. Я чуть не пересаливаю основное горячее блюдо, когда слышу хлопок входной двери. На трясущихся ногах выглядываю в холл и вижу Руслана. Он здоровается кивком и проходит в гостиную. Его появление не успокаивает. Деверь тоже почему-то нервничает. И это усиливает мои эмоции, заставляет нервничать ещё больше. Сердце бешено колотится в груди, а мое сознание почти готово покинуть бренное тело на несколько успокоительных минут. От нервного обморока спасает сосредоточенность на готовке.

 Я заканчиваю около четырех. Выключаю плиту, снимаю фартук. Хочу присесть и перевести дух, но здесь раздается лай. Айша надрывается, громко, взахлёб... но лает она радостно. В этот момент понимаю – приехал мой муж.

 Закрываю тяжёлые веки и считаю про себя секунды... Не знаю зачем, но мысленный пересчет времени помогает немного расслабиться.

 Слышу, как открывается входная дверь. Ведь в доме так страшно тихо... Но мне на удивление резко становится спокойно. Нервы отступили. Как будто натягивались до, а сейчас просто лопнули от напряжения.